"Что я думаю о женщинах" - читать интересную книгу автора (Боукер Дэвид)

Сексуальный шовинист

Переночевав в доме Натали, утром я все на том же дамском велосипеде отправился к Бену собирать вещи. А после обеда сел изливать душу читательницам “Современницы”. Ариадна до сих пор ждала первые главы “Тайного шовининиста”, но я решил написать о том, что произошло со мной с того момента, как я получил премию памяти Эллен Куэрк.

Вышел не роман, а что-то вроде автобиографического очерка, я даже географические названия и имена действующих лиц решил не менять. Стоило забыть о том, что можно и нельзя “большому писателю”, мысли потекли как из крана, причем все до единого слова — правда. За два дня я написал тридцать страниц, рассказав примерно то же самое, что и вам. Получилось не слишком симпатично, зато откровенно.

Я показал очерк Натали. Она прочла его во время кормления и удовлетворенно кивнула.

— Отлично! Читательницам не понравится.

— Это конец моей журналистской карьеры.

— И ладно, больше времени останется на испытания.

Джозефина, глупенькая, радовалась, рассчитывая на романтический уик-энд. Договариваясь по телефону, я не стал сообщать, что буду рассказывать о феминизме и коренным образом менять ее жизнь.

Поймав такси, мы отправились в Хаммерсмит, чтобы я оставил вещи у нее в квартире. Джозефина жила на шумной, пропахшей выхлопными газами Шепедз-буш-роуд, над ремонтной мастерской телевизоров. Ее соседкой была девушка из Дублина по имени Мэри, которая училась на косметолога и одновременно проходила практику в салоне. Когда мы приехали, она в окружении неожиданно нагрянувших родственников (семерых, в том числе четверо маленьких детей) сидела в гостиной. Ирландцы хрипло смеялись и пили чай. О чем они говорили, я не слышал; предполагаю, беседа протекала следующим образом:

— Мэри, похоже, работенка у тебя непыльная, мать твою!

— Черт подери, Кон нор, выбирай выражения, старый пердун!

Захлопнув дверь Джозефининой спальни, я швырнул сумку на пол.

— Что за табор?

— Родственники Мэри из Ирландии, остановились у нас.

— Черт побери, Ирландия, наверное, вымерла! Все ее жители пьют чай в твоей гостиной!

Джо еще плотнее закрыла дверь, подошла ко мне и обняла за плечи.

— Гай, ну разве это важно? Здесь-то только мы с тобой!

Я осторожно выбрался из ее объятий.

— Джо, для начала я хочу кое-что тебе объяснить. Усадив ее на кровать, я рассказал про Натали, и с каждой секундой лицо девушки становилось все мрачнее и мрачнее. Пришлось признаться, что я люблю Нат, хотя Джо мне тоже очень нравится и заслуживает в жизни большего, чем сниматься с кольтом сорок пятого калибра в прямой кишке. Когда речь зашла о смерти моей жены, блондинка, считавшая сессию в “Красных щечках” вершиной фотоискусства, начала злиться. Боже, она ведь не знала, что Джина умерла: ни я, ни Террорист ей не сообщили. От таких вестей у нее даже язык начал заплетаться.

— Небось считаешь, это я виновата? Ну и пусть! Правда, я не стала бы винить тебя, если бы ты считал, что я виновата…

— Нет, — твердо сказал я, — ответственность за все случившееся лежит на мне, поэтому… именно поэтому прежних отношений между нами не будет.

— Угу, — кивнула Джозефина, гладя меня по коленке, — но ведь мы все равно можем заняться… ну, этим самым, правда?

— Нет, Джо.

— У-у-у, — протянула она, прижимаясь ко мне своей порнографической грудью, — правда?

— Нет, — повторил я, — Натали узнает.

— Не узнает! Она нас не видит!

— И что? Еще как узнает, можешь поверить мне, Джо! А даже если не узнает, я все равно буду ее любить.

— Ну во-о-от, — заканючила Джозефина. — Теперь ты говоришь, что она лучше меня…

— Ничего подобного! — заверил я, чисто по-братски чмокнув ее в щеку.

Джозефина дулась, как маленькая девочка.

— Ты все мои планы нарушил!

— Какие планы?

— Мы должны были покувыркаться, а потом я бы сделала горячий бутерброд с сыром!

— Ничего страшного.

— И чего-то еще… Я вроде сюрприз какой-то приготовила, только вот теперь все из головы вылетело!

— Не расстраивайся, еще вспомнишь! А сейчас… не хочешь сходить погулять?

— Куда?

— Куда угодно! — Тут меня осенило: — В Кенсинг-тон-Гардеиз! Точно, пойдем в Кенсингтон-Гарденз!

— Это вроде просто парк?

— Не просто, а очень красивый парк, пойдем!

— Там же одни деревья. Я по телику видела: чертова уйма деревьев!

(Прошу прощения, но Джо действительно говорила, как чертова Элиза Дулитл. У меня самого уши вяли!)

День выдался жаркий, и в Кенсингтон-Гарденз было полно народу: кто лежал на траве, кто играл в мяч, а кто просто прогуливался под ручку, как мы с Джозефиной. Невероятно: всю жизнь прожив в Лондоне, она ни разу не была ни в Кенсингтон-Гарденз, ни в Тауэре, ни в Букингемском дворце, ни в соборе Святого Павла.

Я показал ей статую Питера Пзна. Джозефина с сомнением на нее посмотрела и наморщила лоб.

— Похож на гомика! Никогда не думала, что Питер Пзн — гомик.

— Возможно, Барри бы с тобой согласился!

— А кто такой Барри?

Пока мы гуляли, я пытатся говорить с ней об этике “гламурной порнографии”. К примеру, сознает ли она, что большинство мужчин воспринимают ее как сексуальный объект?

— Да, конечно, — сказала Джозефина, — мужчины всю жизнь меня так воспринимают.

Я обрадовался: по крайней мере она знает, что такое “сексуальный объект”.

— А тебе не приходило в голову, что женщины рождаются совершенными существами?

— Я и есть совершенное существо, — улыбнулась Джозефина, кивая на свою высокую грудь.

— Да я не об этом… У тебя же не только тело, но и душа! А мужчины, которые дрочат на твои фотографии, о душе не думают…

— Прекрати!

— Что прекратить?

— Не употребляй такие слова! — упрекнула она.

— Какие? “Душа”?

— Нет, другое слово…

— “Дрочить”?

Она хлопнула меня по руке.

— Прекрати, Гай, не надо так со мной разговаривать!

— Но Террорист-то все время ругается!

— Он иначе просто не может, а ты совсем другое дело, ты для журнала пишешь! У тебя другой разговор должен быть!

— Ладно, согласен… Скажем по-другому: что ты чувствуешь, глядя на свои фотографии?

— Не знаю, смотря как я получилась, ну, хорошо меня сделали или нет.

— А-а… Думаешь, когда в попу втыкают револьвер, это хорошо?

— Перестань! — воскликнула она скорее обиженно, чем зло. — Пожалуйста, Гай, не говори со мной таким тоном!

— Прости… Я просто пытаюсь объяснить.

— Я леди и хочу, чтобы со мной обращались соответственно!

Оставалось только вздохнуть. Мы дошли до Круглого пруда. Из-за жары на поверхности воды плясали крошечные звездочки. Неожиданно поднявшийся ветерок разметал волосы Джо, сделав ее похожей на резную фигуру, украшающую норвежское судно.

Я нежно взял ее за руку.

— Знаешь, что в этом пруду пускал кораблики Шелли? Разве не здорово? Только представь: он мог стоять на этом самом месте…

— Не понимаю, о ком ты говоришь.

— О Шелли, он был выдающимся поэтом.

— Никогда про него не слышала, — грустно посмотрела на меня Джозефина. — Наверное, ты считаешь меня совсем тупой…

— Что ты, — заверил ее я — конечно, нет.

— Не-е, считаешь. По-твоему, я тупая. И ты прав, я действительно тупая.

— Джо, ум бывает разный.

— Угу, и у меня он тупой.

Мы поели в дурной пиццерии, где за пятерку можно было съесть столько разлагающегося салата, сколько душе угодно. Еда отвратительная, однако большего в тот момент я позволить себе не мог. Премиальные за самую паршивую статью года таяли как снег, а гонорара за колонку едва хватало Эрику на памперсы.

Но Джо не возражала, очевидно, ей просто нравилось быть со мной.

— К чему я веду, — начал я, отправляя в рот порцию слизкой пасты, — ты когда-нибудь пробовала найти другую работу? Что-нибудь кроме, ну, э-э…

— Модельного бизнеса? — предложила Джозефина.

— Ну да, — я чуть не задыхался от собственного лицемерия, — именно.

— Конечно, — попыталась съязвить девушка, — настроила кучу планов, даже собиралась окончить школу и поступить в универ…

— Серьезно, ты что-нибудь еще умеешь? В голубых глазах мелькнуло сомнение.

— Пробовалась официанткой и даже отработала несколько вечеров, но не выдержала.

— Почему?

— Нужно было запомнить все, что есть в меню. Одни французские названия. Например, какой-то “пиковый соус”, что это?

Я был готов признать поражение, затем догадался, что соус скорее всего пикантный.

— Потом я устроилась в бар. Начиналось неплохо, давали кучу чаевых, но я все запорола.

— Что запорола?

— Клиенты заказывали напитки, одновременно и все разные. Ну, ты представляешь… Так вот, я и половину запомнить не могла…

— Джо, а тебе хоть что-нибудь интересно? — вздохнул я. — Должно же быть…

Бледные щеки стали пунцовыми.

— Да, да! — возликовала Джозефина. — С самых ранних лет моей мечтой было стать актрисой и играть в голливудских фильмах.

— Правда? — воскликнул я с поддельным энтузиазмом.

— Угу… Погоди, я вспомнила свой сюрприз!.. Так вот, я уже актриса, в кино снялась!

У меня появилось дурное предчувствие.

— Случайно, не с Террористом вместе?

— Нет, — расхохоталась Джо, — он играть не умеет! Но ты послушай, когда вернемся, покажу свой фильм. У меня самая настоящая роль со словами. За нее пять сотен заплатили, наличными! И макияж, и освещение — все жутко профессионально!

— А название у этого фильма есть? — заранее опасаясь худшего, спросил я.

— Угу, — скромно потупилась блондинка, — он называется “Протарань мне киску”.

Вечером, когда Джо, толкаясь на кухне с дружелюбными ирландцами, варила кофе, я включил переносной телевизор, вставил в допотопный видеомагнитофон “Протарань мне киску” и лег па кровать оценивать драматическое мастерство девушки.

В первой сцене мы заставали Джо с сексапильной молодой брюнеткой в гостиной. Обе красотки были в полупрозрачном белье, и брюнетка с гнусавым американским акцентом без остановки бормотала: “Эй, да ты чудо, уверена, киска у тебя — чистый мед!” И так далее и тому подобное.

“Героиня” Джо молча разделась, легла на пол и развела ноги, а в следующей сцене брюнетка уже вовсю шуровала в ее святая святых. Неожиданно появилась решительного вида рыжая девица и начала таким же образом “осматривать” внутренности брюнетки. Под конец в сцене были задействованы шесть бесстыдниц, каждая из которых одновременно играла активную и пассивную роль. А в сердце этой кучи малы была прелестная Джо, разрабатывающая вагину светловолосой женщины средних лет, по виду похожей на школьную буфетчицу.

Унылое, наводящее тоску действо, хотя мой чертов пенис явно считал по-другому.

Джо принесла кофе и глянула на экран.

— Эту часть можно пропустить. Лучше посмотри там, где я играю.

— А разве здесь не играешь? — в ужасе спросил я, глядя на стонущую, извивающуюся в экстазе группу.

— Не-а, — Джозефина вырвала у меня пульт, — сейчас увидишь, где у меня слова!

Она перемотала фильм, протекавший примерно в том же ключе, до места, где ее героиня осталась в комнате один на один с полуголым индейцем, из травяной юбки которого в полной боевой готовности торчал пенис.

— Мумбо-юмбо, белая женщина! — взревел дикарь.

— Молчи! — велела киношная девушка, снимая трусики. — Лучше делом займись!

— Ну как? — гордо спросила Джо, остановив пленку. — Что скажешь?

— Это все твои слова?

— Да, — кивнула она, — понравилось?

— Конечно! Ты играла очень убедительно!

— Правда? — Счастливая Джозефина обняла себя за плечи. — Они хотели, чтобы я сказала: “Займись делом, ублюдок краснорожий”, но я уперлась: мол, не буду, даже если шесть сотен заплатите!

— Потому что леди так не говорят? — предположил я.

— Нет, это было бы некрасиво по отношению к индейцам!

Спал я на полу в комнате Джо, точнее, ворочался, слушая, как все население Ирландии строем идет сначала в ванную, потом обратно. А еще тяжелее было знать, что рядом лежит красивая молодая девушка, которой не терпится заняться со мной сексом. Но я не уступил. Возможно, помастурбировал, чтобы снять напряжение, но не уступил.

Объясняется мое воздержание скорее осторожностью, чем благородством. Если поддамся, Натали обязательно узнает, и вовсе не потому, что она, подобно Джине, обладает телепатией, а скорее просто бестолковая Джозефина проболтается.

Утром после завтрака я устроил девушке экспресс-курс по основам взаимоотношений между полами: выписав из словаря несколько простейших утверждений, попытался ей их растолковать. Мы сидели на кровати и вместе изучали мой список. Увы, блондинка оказалась страшно невнимательной.

— Еще раз, Джо, половая дискриминация — это убеждение, что один пол лучше и выше другого.

— Чё? Еще раз, не поняла!

— Половая дискриминация — это когда мужчины считают, что у женщин нет ни мозгов, ни души, а женщины думают так же о мужчинах.

— И?..

— Что значит “и”?

— Я не смогу найти другую работу! Ну че ты пристал, а?

— Джо, пожалуйста, перестань ерзать! Я с тобой разговариваю!

— Можешь говорить сколько хочешь: ничего не изменится!

— Хорошо, пусть так… Но хотя бы для проформы, если спросят про половую дискриминацию, что ты ответишь?

— Что мне надо в супермаркет. — А?

— Мне надо в супермаркет. В доме жрать нечего.

— И это твое определение половой дискриминации: “надо в супермаркет, потому что дома жрать нечего”?

— Да, а что? — хрипло рассмеялась блондинка.

Я оставил Джо кассету, на которую записал примеры из словаря с подробным объяснением. Получилось нечто вроде аудиокурса по основам половых отношений для начинающих. Попросив девушку хоть несколько раз прослушать кассету, я сел на поезд до Манчестера.

Вернувшись в Хейзл-Гроув, я хотел рассказать Натали о своих достижениях. Увы, она гладила белье на первом этаже и слушать отказалась. Пришлось подняться в спальню и подождать, пока она задернет шторы и зажжет свечи в “Храме Джины”. Затем мучительница придвинула поближе к “Храму” старое плетеное кресло своей матери и, как никогда похожая на Верховную жрицу, объявила:

— Ну, рассказывай.

Не упустив ни малейшей детали, я описал свою поездку к Джо.

— И, если честно, не могу представить, чем еще может заняться эта девушка. Ей ничего не интересно. Сама Джозефина говорит, что хочет быть актрисой. А что до взаимоотношений между полами, я лучше во время “часа вопросов” премьер-министра изнасилую, чем буду ее учить.

— Ладно, — без всякого выражения проговорила Натали.

— Что “ладно”? Мне изнасиловать премьер-министра?

— Нет, то, что не хочется, делать не нужно. Уф-ф, слава богу, даже дышать стало легче!

— Я по крайней мере пытался.

— Да, Гай, пытался, но неудачно. Думаю, недели на выезд тебе вполне хватит.

— На выезд? — неожиданным фальцетом переспросил я. — Зачем?

— Я устроила тебе испытание, и что ты? На четвертый же день опустил руки! Результат не слишком впечатляющий! …..

— Натали, будь справедлива! Пройти твое испытание абсолютно невозможно!

— Неправда. Трудно — да, но возможно. Я вздохнул: ну что тут скажешь?

— Людям помогать нелегко, — с бесконечным терпением произнесла Натали. — И любить их далеко не всегда просто. Но придется стараться: иначе мое расположение не вернешь.

Я отправился в гости к Чарльзу: судя по всему, он один мог меня выручить. Приятель жил в городке Сейл графства Чешир на втором этаже большого дома, первый этаж которого занимал его сварливый отец. Давно перестав изображать нормальные отношения, они с Чарльзом теперь каждый жили отдельной жизнью и пользовались отдельным входом.

Ну и порядки в этой семье! Сыну позволялось бесплатно проживать в доме, потому что отец ни за что не хотел оставаться один и потому что сын ни за что не хотел платить за аренду. При этом они друг друга на дух не выносили и общались при помощи сложной системы постукиваний и в чрезвычайных ситуациях — максимально сжатых фраз. Трудно сказать, чего в этом разрыве было больше: редкой мудрости или исключительной тупости.

Чарльз жил среди художественного беспорядка. На его этаже все безумно дорогое, но либо стоит не на своем месте, либо покрыто толстым слоем пыли. Сегодня он казался слегка раздраженным и не в своей тарелке. Такое, я и раньше замечал, неизменно происходило, когда наступал его черед принимать у себя клуб. В большинстве случаев Чарльз был нашим придворным клоуном: что бы ни стряслось, никогда не падап духом и нас тормошил. Но здесь, на своей территории, ему было труднее притворяться, что жизнь — большая шутка, наверное, потому что вокруг были обломки собственного одинокого, совершенно несмешного существования.

Тем не менее он принес мне кофе и убрал на пол стопку новых книг в бумажных обложках, чтобы я мог сесть. Пригубив кофе, я выложил оранжевый файл формата А4. Время от времени Чарльз беспокойно на него поглядывал, возможно, предполагая, что внутри скрывается его судьба.

— Переходи к делу, парень, — не вытерпел он. — Чем могу помочь?

Я рассказал, как Натали отреагировала на признание в любви, как потребовала выполнить целый ряд заданий, начиная с перевоспитания Джозефины.

— Боже мой! — мрачно пробормотал Чарльз, — Эта девка сумасшедшая!

— Знаю, но я все равно ее люблю.

— Нет, нет, так не пойдет! Парень, разве можно вешать на себя сумасшедшую? Она же до конца жизни будет то слона из-за пазухи требовать, то еще что-нибудь. А в первую брачную ночь заявит: “Обрати Папу Римского в буддизм, тогда покажу свои прелести, причем издалека!” Да кем она себя возомнила? Принцессой из сказки гребаных братьев Гримм? Пошли ее королевское высочество куда подальше вместе со всеми выкрутасами!

— Не могу, Чарльз, я ведь люблю ее! К тому же нельзя забывать об Эрике…

— Ну, совет ты получил, — вздохнул приятель, — остальное, как сказал бы любой циничный ублюдок, твое дело.

— Чарльз, мне не совет нужен, а помощь.

— Если ты о деньгах, то с наличностью у меня сейчас туго.

— Нет, речь не о деньгах, а о Джозефине. Она хочет стать актрисой, а ты режиссер.

Чарльз поежился.

— Позволь мне закончить! — попросил я. — Если бы ты устроил ее статисткой или дал хотя бы одну строчку, я бы показал Натали, что по крайней мере пытался. А для Джо это будет лучше, чем сниматься в “Задолбай меня до полусмерти”.

— Гай, похоже, ты недопонимаешь, — вкрадчиво начал Чарльз, — что телевидение работает по несколько иной схеме. У нас есть менеджеры по подбору актеров, так что компетенция не совсем моя.

Без лишних слов я достал из оранжевого файла номер “Красных щечек”, который купила Натали. Раскрыв на соответствующей странице, передал журнал Чарльзу. Ему тут же стало не до кофе, тяжелая челюсть отвисла; жмурясь от удовольствия, он рассматривал картинки.

— Джо в черной шляпе, — уточнил я.

— Боже милостивый! — наконец воскликнул он. — У нее сенсационная грудь! Не хуже, чем у чертовых Спасательниц Малибу… Совершенно потрясающая!

— Да, фигурка класс!

— И ты утверждаешь, что неоднократно сливался с такой девушкой в экстазе?

— Да не с такой, а с этой самой! С этой самой девушкой, Чарльз. Послушай, я хочу, чтобы она не просто сверкала титьками, а сказала хотя бы пару слов.

Понимаешь? Нужна крошечная, но ролька, иначе Натали скажет, что я перекидываю Джо из одного порнофильма в другой.

Поведение приятеля изменилось до неузнаваемости: теперь он из кожи вон лез, стараясь помочь.

— Конечно, конечно, идея ясна. В любом случае телекомпания “Гранада” титьки крупным планом и откровенный разврат не показывает. Лично я с удовольствием рассмотрел бы некоторых девиц из “Улицы Коронации” поближе, а ты? В любом случае, парень, скажи, как связаться с этой девушкой, и я сделаю, что могу.

Мы еще немного поболтали, я черкнул на листочке телефон и адрес Джозефины и дал Чарльзу. Затем хотел забрать “Красные щечки”, однако приятель буквально вырвал журнал из рук.

— М-м, а это лучше оставь! Естественно, для чисто ознакомительных целей, понимаешь?

Я понимал.

На следующее утро, когда Нат играла в саду с Эриком, а я чистил унитаз, зазвонил телефон. Я бросился вниз, надеясь, что это Чарльз, но вместо этого услышал голос пожилой представительницы среднего класса.

— Гай? Гай Локарт?

— Да, — отозвался я, не догадываясь, кто звонит.

— Это Ариадна.

— Ой… — Я набрал в легкие побольше воздуха.

— Что ты делаешь? — с бесконечной усталостью спросила она. — Вернее, чего добиваешься?

— А-а, — протянул я, — вы читали мою статью?

— Ерунда, гребаная ерунда! — воскликнула она, демонстрируя сдержанность и рассудительность впавшей в климакс инспекторши дорожного движения. — Что я тебе сделала? Чем заслужила, чтобы меня описывали… где же это? (Шелест страниц.) Вот… “скрипучий, как у лошади голос”… “толстая золотисто-коричневая корка на лице”… “ничего не знает о жизни, любви или приличном оргазме”. За что, Гай? За что?

— Других я тоже оскорбил… Вы еще легко отделались.

— Да неужели? По-моему, ты больше всех себя пожалел…

— Нет, я такое же ничтожество, как остальные, но по крайней мере я знаю об этом. Или, другими словами, в стране говнюков человек с туалетной бумагой — король.

— Ты что несешь? Да у тебя язык заплетается! Гай, ты наркотики принимаешь?

— Нет, но раз мы заговорили о лекарствах, как продвигается гормонозаместительная терапия? Есть надежда наконец-то превратиться в женщину?

Ариадна тяжело вздохнула.

— Думаю, разговор стоит перенести на более поздний срок, когда ты будешь отвечать за свои слова.

— Я отвечаю за свои слова! — в изнеможении заорал я. — Таков настоящий Гай Локарт — мерзкий, циничный ублюдок.

— Милый, после всех испытаний ты стараешься сорвать злость на других. Но меня не обманешь… Это же я, твоя Ариадна!

Нет ничего ужаснее, чем жечь за собой мосты, а потом слышать за спиной бодрую сирену пожарных машин.

— Ариадна, увольте меня! Я лгун и обманщик.

— Уволить? С какой радости я должна тебя увольнять?

— Потому что я ничтожество! Обманщик и воинственный шовинист.

— Даже если бы эта очевидная ложь была правдой, ты мой лучший писатель.

— Я шарлатан, Ариадна, я обманывал вас и ваших дегенераток читательниц.

— Уверена, ты поправишься. Не принимай так близко к сердцу, милый! Это же просто журнал, который продает рекламную площадь! Расслабься, Гай! Ты мой навсегда! Позвони через пару дней, когда придешь в себя…

Ариадна спокойно повесила трубку, оставив меня в полном смятении. Я-то ожидал собачины и обливания друг друга потоками черной желчи, на крайний случай даже две шпаргалки приготовил:

1) Ты старая кошелка, а задница, как вяленый помидор.

2) Когда кладешь ногу на ногу, твоя промежность скрипит, как несмазанная дверь.

Теперь из-за неожиданной учтивости начальницы оба оскорбления пропадут впустую. Не использовать же их для мамы, которая никогда не видела вяленых помидоров и не употребляет слово “промежность”.

Через девять дней позвонила взволнованная Джо: Чарльз предложил маленькую роль в новом драматическом сериале телекомпании “Гранада”. Отличная новость, я буквально пел от радости!

— Роль не особенно большая, — пояснила блондинка. — Но Чарльз говорит, она важна для моего артистического… как же его…

— Развития?

— Не-а, на “с” начинается.

— Становления?

— Угу, стоновления.

— И что именно делает твоя героиня?

— Ну, пока не знаю.

— Джо, он ведь не просил тебя раздеваться перед камерой?

— Говорю же тебе, не знаю. Сценарий такой толстый, я еще не нашла свою роль.

Не па шутку встревожившись, я потратил последние деньги на спасательную миссию в Лондон и встретился с Джо. Она так и сияла, окрыленная своим последним успехом. Девушка принесла сценарий, и мы просмотрели его, сидя в вокзальном буфете над двумя порциями сыроватых яиц, тепловатых бобов и анемичных, сто раз пережаренных чипсов.

В сериале описывались злоключения женщины — члена парламента, весьма неразборчивой в связях. Назывался он “Сексополитика”, а автором сценария был некто с мучительно знакомым именем Дадли Фингерман.

— Как зовут твою героиню?

— Синди, — гордо сказала девушка, — как куклу.

Пусть и не сразу, я все же шипел слова Джозефины. В длинном на двести страниц тексте сцена с ее участием занимала треть листочка. Наверное, неудивительно, что Синди была девицей легкого поведения. Она появлялась в загородном доме сексуальной “миссис Парламент” в качестве подарка надень рождения, который та сделала своему мужу Рэндольфу.

“Ночь. Спальня Рэндольфа.

Входит Рэндольф, веселый и хмельной, и начинает раздеваться. Глянув в зеркало, замечает лежащую па кровати Синди. Количество одежды на девушке минимальное.

Рэндольф: Боже милостивый! Откуда ты взялась? Синд и (похотливо облизывая губы): Молчи! Лучше делом займись!”