Глава 13. ВЕЛИКИЙ ИНКА

Рассвет заливал планету, где жили десять миллиардов людей. Такое количество жизней — растущих, переплетающихся, сталкивающихся — непредставимо и неохватно.

Рассвет никогда не уходит с Земли, а только прячется на ночь в самом крупном океане. Отдохнув, рассвет подкрадывается к тревожно-сладко спящему побережью Азии, откуда стартует новый день. Дальше солнечный вал быстро катится по огромному континенту, сдёргивая занавес темноты и сна сначала с Европы, а потом — с поздно просыпающейся Америки.

Вот и сегодня десять миллиардов людей встали с кроватей, диванов и циновок, промыли карие, голубые и серые глаза выпили кофе, жасминовый чай и матэ, надели свитера, пиджаки, платья и кимоно — и отправились в школу и на работу, сев на велосипеды, в электрички и автомобили.

Они были очень разными. Но все они, за редким и простительным исключением, были людьми.

А все люди, без исключения, хотят быть счастливыми.

—Мне нравится, как вы работаете! — сказала Никки, глядя в упор на сидящего перед ней молодого человека лет двадцати.

Тот свободно развалился в кресле, ухмыляясь во весь рот и ероша длинные волосы.

—Вы самый молодой из моих помощников, и я хочу дать вам особое поручение.

Парень, взятый на работу в династию всего год назад, заулыбался ещё больше.

—Вы знаете о том, что династия запускает новую мировую интеллектуально-информационную сеть? Её будут звать «Великий Инка», как и внутреннюю киберсистему Гринвич-Сити. Собственно, новая сеть — это расширение нашего Великого Инки до мирового масштаба. Сеть будет использовать весь запас знаний, накопленный в Интернете — в старой информационно-коммуникационной сети, но сейчас в двадцати тысячах серверах по всему миру поселится искусственный интеллект, подобный Робби, только более мощный. Это будет новый уровень мировой Сети. Каждый инка-сервер будет способен одновременно общаться примерно с миллионом людей. Так что Сеть способна охватить всех землян…

Слушатель кашлянул:

— Я хорошо знаком с проектом расширения Великого Инки.

— Тогда пропустим общие места, — согласилась Никки. — Мы полагаем, что человеческая жизнь значительно изменится с появлением Великого Инки. Эти изменения будут чаще положительными, но отрицательные стороны, очевидно, тоже будут присутствовать. Искусственный интеллект — это самая важная технология, сопоставимая по важности с возникновением разумной биологической жизни. И сейчас мы стоим перед скачкообразным расширением влияния искусственного разума на людей. Тем более что параллельно с Инкой активно внедряются другие искусственные интеллекты — у военных частей ООН, у Спейс Сервис. Но есть одна категория людей, которая меня особенно заботит. Я хочу, чтобы вы занялись взаимодействием Великого Инки с детьми и подростками.

— Но это лее очень крупная программа! — воскликнул парень, нервно теребя волосы.

— Я же сказала, что вам доверяю. С этого дня вы — глава специальной группы, пусть пока в десять человек. Нужно будет больше — скажите. Пару кандидатов для группы я вам подброшу, остальных набирайте сами. О финансировании не беспокойтесь — я сама буду утверждать ваш бюджет.

Королева продолжала:

—Мы начинаем важную программу массового распространения высокоинтеллектуальных помощников или советчиков для каждого, кто пожелает ими обзавестись. Но у детей мало денег или вообще нет, чтобы купить интерфейсное устройство. Значит, надо продумать, как помочь несовершеннолетним получить постоянный доступ к Великому Инке. Им такой помощник нужнее всего. Подростков никто не понимает, и мало кто им помогает.

Есть опасный период в жизни юного человека, когда его потребности приближаются к взрослым, а возможности остаются детскими. Пусть личный советчик помогает молодым людям в образовании и в поиске временной работы; пусть он будет иметь возможность дать в нужную минуту своему подопечному полезный совет или немного денег. Такая финансовая опция должна быть династии по силам, но лучше поискать дополнительные денежные источники.

— Черти Марса! — воскликнул совсем уж взлохмаченный парень. — Вы ставите слишком много задач!

— Испугались? — подняла брови Никки.

— Ну… есть опасение, что не справлюсь.

— Приходите ко мне раз в месяц и рассказывайте, что удалось придумать и сделать. Надеюсь, вместе мы сладим с этой проблемой.

— Ну, если работать так, то не вопрос! — повеселел парень.

— Ваш последний проект произвёл на меня впечатление! — сказала Никки молодому мужчине лет тридцати, сидящему перед ней.

Тот улыбнулся и поерошил короткий ёжик вокруг небольшой лысины.

— Вы имеете опыт работы в рекламе, и я хочу поручить вам особенное дело…

— Слушаю, ваше величество.

— Я предлагаю вам убить рекламную индустрию. Разорить дотла, до пепла.

Лысоватый мужчина вытаращил глаза:

— Убить?! Разорить?!

— Именно.

— Но ведь реклама — это один из хребтов нашей цивилизации! На ней держится всё телевидение, все журналы, газеты и информационные агентства.

Мужчина покраснел от волнения.

— Треть киноиндустрии стоит на скрытой рекламе, а Инет питается наполовину из рекламной кормушки!

Королева внимательно следила за его лицом.

— Не спорю, задача сложная. Но благородная. Рекламные бюджеты составляют до трети стоимости товаров. С учётом того, что рекламируются активнее всего самые паршивые вещи, убытки нашей цивилизации от существования рекламы как паразитирующей и дезориентирующей надстройки производства достигают значительной доли от мирового бюджета.

— Но… — Лысоватый мужчина искал, но не находил слов. Обескураженный вид этого человека говорил яснее ясного, что предложение его ошарашило.

— Великий Инка вам поможет. Он будет собирать и суммировать объективные сведения от покупателей всех товаров. Мы создадим — а я его профинансирую — общий информаторий со сравнением всех продуктов человеческой цивилизации. В нём будут отзывы покупателей и независимых экспертов, статистика отказов и все параметры товаров.

Рекламу на телевидении, сжирающую сотни миллиардов долларов и миллионы лет жизней тиви-зрителей, мы объявим признаком дурного тона и некачественного продукта. Я закуплю время на тиви-каналах и внизу рекламы любого продукта — или сразу после неё — мы покажем лишь одну цифру: оценку товара покупателями. Одна истинная цифра убьёт гору лживой похвальбы!

Производитель нового товара будет всё время оглядываться на такой информаторий, чтобы заранее понять с помощью Инки и базы данных — чем его товар будет лучше существующих. Никто не сможет бесстыжей рекламой обмануть людей.

Единственным рекламным агентством станет Великий Инка — бесплатный и честный. Если человеку нужен новый автомобиль, или компьютер, или посудомойка — то он обратится к Инке, расскажет о своих требованиях, а Инка подготовит ему самую полную и достоверную справку о подходящих товарах.

Никки внимательно смотрела на лысоватого человека.

— Продумайте пропагандистскую кампанию для изменения общественного отношения к рекламе. Несанкционированное вторжение рекламы в аудиовизуальное пространство, окружающее человека, должно рассматриваться в диапазоне от неприемлемой наглости до наказуемой незаконности. Реклама должна получать разрешение от её потребителя, как это происходит при открывании человеком рекламного журнала или при посещении им подиумных показов мод. Пусть производители стиральных порошков не загаживают тиви-среду и подсознание зрителей, а выпускают журналы с рекламой своей продукции, а потом ищут идиотов, которые будут читать такие журналы.

Будьте аккуратнее с модельным бизнесом, который не столько реклама, сколько помесь искусства и шоу. На женскую моду лучше не замахиваться — этот дракон нам не по зубам. Журналы со стильной одеждой, картинами и предметами прикладного искусства тоже явно останутся.

— Но если мы убьем рекламу, то сотни тиви-каналов обанкротятся! — воскликнул собеседник. — Они же живут на рекламных доходах!

— Да, тиви-каналы обанкротятся или резко подешевеют, — усмехнулась Никки. — А мы их скупим и переделаем на свой вкус… Этим займётся другая группа, с которой вы будете координировать свои действия. Подумайте не спеша и представьте мне через неделю план действий по разрушению рекламного бизнеса.

Лысоватый человек, окружённый мутным облаком недоумения, вышел из кабинета.

Никки проводила своего собеседника пристальным взглядом.

— Думаю, ты его переоценила, — сказал Робби.

— Возможно. На всякий случай дадим аналогичную задачу ещё парочке умных людей. Робби, пригласи Келли на четыре, а Питерсона — на пять.

Кибер проворчал:

— Ты просто неостановимый монстр. Если ты решила уничтожить рекламщиков, то мне их заранее жалко.

_ Не жалей. Они получат другую, более честную профессию и сохранят общественные деньги и своё здоровье. Правдивые люди живут дольше профессиональных лгунов — это медицинский факт.

Эмма допила утренний кофе и загрузила грязную посуду в мойку.

На работу идти было не надо, осталось придумать, чем дальше заняться.

Она повернулась, с трудом доковыляла до письменного стола и неуклюже плюхнулась в кресло. Хорошо ещё, что оно крутится вокруг своей оси — в такое кресло удобнее садиться.

Итак, что дальше? Эмма вздохнула, устроилась поудобнее и стала рассматривать каталог телепередач. В левом углу экрана очередной деревенской девушке делали модную прическу и одевали в дизайнерские одежды. Трюк превращения Золушки в принцессу вызвал у публики неизменные восторженные охи, а у передачи — неизменно высокий рейтинг. Но Эмме эти девицы надоели. У них у всех были длинные прямые ноги, которые двигались омерзительно быстро — даже в супертесных юбках от Флорентино.

В центре монитора целовалась какая-то влюблённая парочка из мыльного сериала. Фу! Эмма с негодованием отвела взгляд. У неё-то нет никаких парней! Они почему-то не любят девушек, которые ходят с палочкой, с трудом передвигая ноги.

Остальное тиви-пространство было занято спортом (ещё одна недоступная гадость!) и какими-то некрасивыми говорящими головами.

Девушка фыркнула и отправилась в «Кинобеседку» — сетевое сообщество кинолюбителей. Оно состояло из нескольких команд, которые сами мастерили любительские кибер-фильмы.

Эмма была трюкачкой в команде «Серых детективов», которая сейчас разрабатывала сценарий про жуликов, грабящих музеи.

Трюкачка — это, увы, не та девица, которая легко прыгает с небоскрёба или засовывает здоровенных мужиков в канализационные люки, а та скромная, но умная персона, которая придумывает идеи разных кинотрюков. Фильма — а постоянные обитатели «Кинобеседки» говорили именно «фильма» с ударением на последней букве, а не «фильм», — так вот «фильма без трюков — не фильма»!

Команда «Серых детективов» с помощью компьютеров создавала виртуальных актеров, которые исполняли самые фантастические трюки, не рискуя при этом сломать шею. Компьютерные персонажи выглядели точь-в-точь как живые актеры — они хмурились, улыбались, смеялись, обладали естественной мимикой и грацией. Ничего не подозревающий зритель только в титрах узнавал, что приглянувшаяся ему сногсшибательная девица — на самом деле компьютерная анимация.

Для очеловечивания мимики лиц виртуалов «Серые детективы» использовали эмоции настоящих людей, записанные по старинной кэмерон-методике. На лицо человека наносилась сетка из зелёных точек, которые меняли свое положение при работе лицевых мышц, и камера точно записывала эти движения для использования в компьютерной анимации лица. Движения тел виртуалов тоже были скопированы с реальных людей, для этого использовалась сеть специальных датчиков, закрепляющихся на теле и точно записывающих движения человека при ходьбе и прыжках.

Такие виртуальные актеры не знали усталости и могли работать круглые сутки бесплатно. Режиссер и оператор могли выбрать в виртуальном пространстве фильма любую точку съёмки, но обычно виртофильмы предоставляли самому зрителю возможность выбрать точки просмотра сцен, и большинство людей этим пользовались.

Любительские фильмы выставлялись в Сети, и все команды мечтали об успехе, вершиной которого был прорыв любительского фильма на телевидение и в кинотеатры, что делало команду создателей знаменитыми и богатыми.

Но самое главное — придумывать и снимать фильм было просто интересно!

В новом детективе Эмме нужно изобрести трюк с таинственным разбиванием вазы в запертой комнате с открытым окном. Хитрость в том, что следов постороннего вмешательства быть не должно. Была ваза целая — а стала разбитая, а в окно никто залезть не мог.

И Эмма уже неделю ломала голову над этим трюком, обсуждая его с друзьями.

Но сегодня в их команде никого не было — все, видимо, разбежались по срочным делам и работам.

— Эй, есть тут кто? — спросила Эмма в микрофон.

Её слова появились в экранном облачке, которое стало летать по пустой комнате, где обычно собирались виртуальные персонажи «команды детективов».

—Никого нет, только я! — вдруг раздался незнакомый голос.

— Кто это? — удивилась Эмма.

—Инка, — ответил голос, и в пространстве штаб-квартиры «Серых детективов» появилась фигурка смешного робота.

«Ах, вот это кто!» — с неудовольствием подумала Эмма. Она, конечно, слышала об этом вездесущем собеседнике, которого многие восхищённо-почтительно звали Великим Никой и даже «Большим Отцом», но сама Эмма относилась к нему со скептицизмом и недоверием. Она любила говорить с людьми, а не с роботами. Киберы ей в больнице надоели — тупые и неуклюжие. «У меня своя голова! Мне советчики и виртуальные «отцы» не нужны».

Откровенничать и вообще всерьёз разговаривать с искусственным интеллектом было, с точки зрения Эммы, явным извращением людской психики. Глупо шептать свои сердечные тайны в пустоту «китайской комнаты» Джона Сёрля. «Китайская комната» не даёт ответов на твоём языке, а возвращает лишь причудливо искажённое эхо твоих собственных слов. Какая разница, что они алгоритмически искажены не в львиный рёв, а в якобы сочувственный словесный ответ. Он бесконечно лжив, потому что цепь из миллионов логических «да»-«нет» ничего не понимает в твоих переживаниях и страданиях. У Великого Инки нет сердца и тела, которые могли бы сочувствовать и болеть.

— Это мою подругу зовут Инкой. А ты просто — эхо. Кто тебе разрешил сюда войти? — строго спросила Эмма.

— Никто. Но никто и не запрещал. Я зарегистрировался в команде «Серых детективов» — и вот я здесь. Если ты мне запрещаешь тут находиться, то я спорить не буду и сейчас же уйду. Если разрешаешь остаться, то я согласен, чтобы меня звали Эхом.

Эмма помедлила, но прогонять «эхо китайской комнаты» не стала. Ей-то что — пусть другие детективы решают.

—Зачем ты здесь, Эхо?

—Думаю, что я смогу быть полезным. Девушка засмеялась:

— «Думаю»? Робот — не творец и пороха не выдумает. Он лишь говорящий справочник. — Тут её осенило: — Ну-ка реши обычную трюк-задачку: в закрытой комнате стоит ваза…

Эхо выслушало и спросило:

— Разбитую вазу сразу находят?

— Необязательно. Могут найти спустя несколько часов.

— В вазе стоят живые цветы?

Эмма заинтересовалась странными вопросами, которые задаёт Эхо:

— Да.

—Тогда можно разбить вазу куском льда, брошенным через окно. С помощью рогатки или пневморужья — можно легко сделать к нему приставку для стрельбы ледяными снарядами. Талая вода смешается с водой из разбитой вазы и через час все следы преступления буквально растают.

Эмма сначала рассердилась на кибера: его вариант был красивее стрелы на леске, которую придумала она сама. И надёжнее — ведь стрела легко могла застрять при вытаскивании наружу.

Но глупое желание сердиться на замысловатое информационное эхо быстро прошло.

—Ты не само придумало, а взяло готовый вариант из какой-нибудь старой книги или фильмы. Плагиатор! Говорящая энциклопедия!

Девушка отключилась от комнаты «Серых детективов» и больше не заходила туда.

Ближе к вечеру ей пришлось тащиться в местную больницу на процедуры и анализы. Ходить врач велела пешком — для тренировки, поэтому Эмма ковыляла по тротуару, стуча в землю палкой, сердясь на весь мир и с неприязнью ощущая на себе взгляды прохожих.

До больницы оставалось три квартала, когда дорогу Эмме преградил шумный митинг, занявший весь тротуар. Люди плотно стояли спинами к Эмме и слушали оратора. Тот надсаженным голосом кричал что-то про кредиты, проценты и грабительские банки.

—Вот черти демонстративные! — в сердцах воскликнула Эмма. — Ни обойти их, ни объехать.

Проталкиваться с палочкой через шумную толпу ей совсем не улыбалось. На другую сторону дороги можно было перейти только по подземному переходу, что означало далёкое возвращение назад, практически снова домой.

— Помочь? — Из т-фона вдруг раздался голос. Эмма сразу его узнала: Эхо.

— Как ты мне поможешь? Вертолёт вызовешь? — огрызнулась Эмма.

—Ты идёшь в больницу? Видишь арку в доме справа? Там есть симпатичная дорожка, которая идёт в нужном направлении.

И действительно, дорожка вела по дворам домов, в обход демонстрации, и вскоре Эмма вышла к перекрёстку, на противоположном стороне которого виднелось низкое здание больницы.

Как обойти перекрёсток? Справа или слева?

Слева горел зелёный, и девушка повернулась туда, но Эхо сказало:

—Лучше обходить справа. Эмма молча послушалась.

В тот момент, когда она доковыляла до края тротуара, красный свет перед ней сменился на зелёный.

Она перешла дорогу без малейшей задержки и буркнула Эху:

— Спасибо… Потом остановилась:

— Ты что, всё время видишь меня?

— Я вижу тебя сейчас шестью камерами общественного слежения, пятнадцатью камерами автомобилей и восемнадцатью… уже двадцатью… камерами с личных т-фонов и лэптопов.

— Так ты сейчас здесь? — нелепо спросила Эмма, крутя головой.

— В данную секунду я разговариваю с полусотней людей на этом перекрёстке, — откликнулось Эхо.

Вдруг чуть ли не половина пешеходов вокруг Эммы подняли головы и посмотрели вверх. Эхо шепнуло Эмме:

—Я им сказало, что на небе видно очень красивое облако…

Девушка невольно тоже подняла голову — облако, подсвеченное закатным солнцем, было действительно красивым — и рассердилась.

—Хитрое Эхо, ты манипулируешь нами, людьми! В ответ услышала явный смешок:

— Не согласно. Я лишь сообщило вам информацию, а дальше вы всё решили сами…

Эмма отключила т-фон, но почувствовала неловкость — все-таки Эхо ей помогло. А откуда оно узнало, что она идёт в больницу?

На следующий день Эмма от безделья стала ломать голову над новым трюком: похищение бриллианта из неоткрываемого сейфа.

То есть сейф должен быть описан очевидно неоткрываемым, а бриллиант оттуда должен быть украден каким-то причудливым и впечатляющим образом. Об этом похищении в фильме будет заключено пари на крупную сумму.

Помаявшись около часа, Эмма поймала себя на мысли об Эхе — что бы оно предложило для такого хитрого случая? Не выдержала и позвала:

—Эй, справочное Эхо, ты здесь?

Оно мгновенно показалось на экране монитора:

— Привет, Эмма.

— Что ты думаешь о… — и девушка изложила трюк-задачу. Эхо спросило:

— Алмаз подойдёт в качестве бриллианта?

— Вполне.

— На какую сумму заключается пари? На эти деньги можно купить такой же алмаз?

— Да. Пусть алмаз стоит… ну… миллион, а пари заключено на пять миллионов.

— То есть алмаз ценный, но не уникальный?

— Ага.

— Может сейф быть прозрачным — например, из бронестекла?

— Нет возражений.

— Тогда я предлагаю рассмотреть кражу бриллианта из сейфа в виде замкнутой литой коробки из бронестекла толщиной в дюйм. То есть сейф неоткрываемый по определению, так как отливается вокруг алмаза на подставке. Кроме того, есть система сигнализации, которая поднимает тревогу, если сейф пытаются вскрыть любым способом.

— А зачем нужен сейф, который в принципе не открывается и алмаз оттуда вытащить нельзя?

— Такой сейф нужен, если бриллиант выставлен не на продажу, а для рекламы. Установить такой прозрачный сейф на тротуаре возле ювелирного магазина — это очень эффектно и привлечёт массу внимания.

— Хм… Ну и как же нам украсть алмаз из такого сейфа?

— Мы не будем вскрывать сейф, а закажем такой же алмаз и выдадим его за украденный.

—Эй, но все же будут видеть, что алмаз остался в сейфе!

— Его там не будет.

— Как же его там не будет, если мы его не крали?

— А мы его сожжём пряма внутри сейфа. Например, лазером. Алмаз — это всего лишь кристаллический углерод.

Сажа сгорает при слабом нагреве, а такой же по химсоставу алмаз — при сильном. Алмаз сгорит и превратится в невидимый углекислый газ. А мы сделаем вид, что его украли, выиграем пари и окажемся с прибылью на четыре миллиона.

— Ух ты, каналья! — восхищённо сказала Эмма.

— Рад стараться! — без обид откликнулось Эхо. — Можно использовать не лазер, а сильную лампу и фокусирующее зеркало. Сигнализация не должна реагировать на лазерный луч или обычный свет, поэтому алмаз исчезнет из коробки без шума.

— Здорово, конечно, придумано, — вздохнула Эмма. — Но вот посмотри — раньше я сама ломала голову над этими проблемами, а сейчас — спросишь тебя, а ты всё знаешь лучше меня. Моя жизнь стала скучнее!

Эхо заспорило:

— На самом деле я действительно использую лишь известные решения или их комбинацию. По-настоящему новые вещи пока может придумывать только человек.

— Думаю, ты хитришь и принижаешь себя, чтобы нас не расстраивать. Ты делаешь людей киберзависимыми иждивенцами!

— Я избавляю человека от рутинного поиска готовых решений и сохраняю его время для по-настоящему творческих дел. Кроме того, я — собеседник, с которым полезно обсудить любую проблему или вопрос.

— Эхо, ты интересный собеседник и разделяешь одиночество, но ты этим и изолируешь человека от других — он общается с киберразумом, с искусственным эхом и забывает про других людей.

Эхо возразило:

— Часто люди безмерно одиноки, даже если находятся в толпе. С прошлого года каждый ребёнок в детских приютах стал обладателем браслета, который всегда на связи со мной. Я разговариваю с этими одинокими детьми долгими часами. Я не только общаюсь с ними, но и охраняю, вызывая в случае необходимости воспитателя или полицию. Несчастные случаи и самоубийства в детдомах сошли на нет. Кстати, преступность среди подростков тоже заметно уменьшилась. Удивительно, от скольких глупостей и даже трагедий могут уберечь своевременно поданный совет или сотня долларов взаймы.

— Возможно, Эхо, ты и полезно в некоторых случаях, но не во всех.

— Я знаю, что я не сахар, но я и не стрихнин!

— Учти, что ты слишком подстраиваешься под уровень собеседника, вежливо стараешься не обижать его. Тем самым ты «консервируешь» собеседника на его умственном уровне. Люди, например сверстники в школе, часто полезно царапают самолюбие человека. Поэтому беседы людей оскорбительно стимулирующи.

— Хм… я постараюсь это учесть.

Через несколько секунд это учло не только Эхо, но и весь остальной миллиард киберсоветчиков на Земле.

Космические советчики узнали о совете Эммы лишь на несколько минут позже.

Эмма старалась пореже прибегать к помощи кибер-эха и сначала сама ломала голову над кинотрюками. Но потом обязательно показывала свои решения Эху. Иногда оно соглашалось с Эммой — это были дни триумфа, но чаще предлагало более эффективные варианты, отчего Эмма невольно сердилась.

Однажды, в дождливый ненастный денёк, когда так хорошо размышляется, Эмма придумала для очередной фильмы идею спасения людей из горящего здания: коридоры-переходы в соседние здания и балконы-лифты. Вроде обычный балкон, но когда здание горит, то на балкон собираются люди, и он под своим весом опускается на тросах до земли или до балкона-лифта нижнего уровня.

Эхо сказало:

— Переходы между высотными зданиями — вещь известная, а вот балконы-лифты — это новинка. Я предлагаю опубликовать её.

— Опубликовать? — удивилась Эмма.

— Да, что сделает тебя автором идеи. Я полагаю, что ты сможешь получить деньги за неё.

— Деньги? — Эта новость не произвела впечатления на Эмму и даже расстроила её. — Зачем мне деньги, когда я сижу в четырёх стенах? Деньги не вернут мне здоровья… моя болезнь неизлечима!

Она нахмурилась и рассердилась на себя — с роботом, с пучком электронов разоткровенничалась! Вдруг Эхо сказало:

— Если это утверждает твой врач из районной больницы, то нужно учесть, что в двадцати процентах случаев такие диагнозы не подтверждаются. Есть кое-какие признаки, что у тебя может быть всё не так плохо… Если ты разрешишь мне доступ к своему медицинскому файлу, то я постараюсь тебе помочь. У меня есть лицензия кибердиагноста.

Эмму словно молнией ударило. Сердце застучало отбойным молотком, и кровь прихлынула к лицу.

Девушка прошептала сдавленным голосом:

— Эхо, дорогое… Инка, милый… ты мне действительно… поможешь?

— Я этого ещё не знаю, но я постараюсь. Я буду день и ночь работать над этой проблемой. Не исключено, что мы найдём для тебя более эффективное лечение. Пока мы будем его искать, я помогу тебе во всех других отношениях. Существуют тысячи способов сделать жизнь любого человека интереснее и веселее. И мы всеми ими воспользуемся. Я удивлён, как мало люди интересуются этими способами. Человек ужасно пренебрежителен к своей жизни. Я даже встречал людей, изнывающих от скуки и не знающих, чем им заняться в свободное время! Конечно, нам понадобятся деньги, но не волнуйся об этом. Идея лифтов-балконов должна принести нам кое-какие средства, но у меня есть и свои ресурсы.

— Чем же я такая особенная, чтобы ты тратил на меня свои деньги, Инка? — вместе с нервным смешком выдавила из себя Эмма, которую трясло как в лихорадке.

Она забыла собственные рассуждения о бессмысленности общения с искусственным интеллектом, который в темноте «китайской комнаты» лишь неосознанно сортирует миллионы символов и ответных реплик. Эмма внезапно увидела Инку в совсем ином свете. Психологи оперируют в этих случаях терминами «инсайт» и «гештальт», но, проще говоря, Эмма неожиданно перешла к новому мироощущению, в котором искусственное безликое Эхо превратилось из замысловатой киберигрушки в реальную дружескую личность. А на друга уже можно надеяться, друг уже может выручить…

—Ты особенная. С одной стороны, тебе не очень повезло со здоровьем, значит, ты имеешь право на особое внимание. С другой стороны, ты умна, значит, у тебя есть масса возможностей, которых нет у других. Хочешь продолжить своё образование? У меня есть диплом преподавателя практически по всем учебным дисциплинам. А потом мы найдём тебе увлекательную работу — и никто не посмеет отказать тебе в трудоустройстве из-за твоего здоровья. Я дам тебе юридические или любые другие консультации. Я могу быть твоим адвокатом — у меня есть и такая лицензия. Если ты согласна, то мы всерьёз займёмся твоим здоровьем и твоей жизнью. Мы всё сможем изменить — конечно, если ты согласишься на это.

Эмму била такая дрожь, что она сжала непослушными коленями пляшущие руки.

О боги, сколько же времени потеряно зря, сколько времени…

— Прости меня, Инка… — шепнула Эмма, раскаиваясь в своём пренебрежении к Эху.

А Инка-Эхо совсем и не обижался. Эту непродуктивную эмоцию он никогда не использовал.

У Ивана на ухе была зазубрина — на самом краю ушной раковины бугрился белый уголок острого хряща. Девушке Людмиле нравилось его трогать. Ивана это внимание к его уху немного раздражало. Сейчас спорить будет не о чем — верх уха был срезан и обожжён. Боль была несильной, — видимо, аптечка сработала автоматически. Научились делать.

Иван втянул в себя воздух, пахнущий дымом, и снова выругался.

Утро началось обычно: они втроём позавтракали в ещё пустой столовой, где Иван вволю повеселился, глядя на сонные физиономии своих молодых напарников.

— Что, салаги, не выспались?

— Знал бы, что спать так мало дают, — в жизни не подписал бы этот армейский контракт! — ворчал рыжий крупный Станислав, орудуя ложкой.

— А меня отец уговорил подписаться: «Армия, сынок, это школа настоящего мужчины!» Он говорил, что в старые времена служили вообще все молодые парни, — сказал Питер, зевая над огромной кружкой с кофе.

— Добровольно, что ли? — не понял Станислав.

— Ну ты и темнота! — Иван посмотрел на солдата. — Закон был такой, чтобы всем бесплатно служить. И поэтому в армию приходили такие горе-солдаты, что сержантам приходилось изо всех сил лупить ленивых салаг, чтобы они не спали, а шевелились. Салаги плакали и вешались.

— Врёшь, сержант! — не поверил Станислав. — Как может сержант бить солдата, если у того оружие есть? А потом, они же друг друга в бою должны прикрывать!

—А раньше оружия солдатам и не давали. Они ходили с лопатами.

— Во Иван брешет — даже не улыбнётся! — восхитился Станислав, а Питер всё зевал и зевал.

Иван только удивлялся, глядя на сонную молодёжь. Он сам давно привык быстро мобилизоваться с самого раннего подъёма: будешь клювом щёлкать, так всё здоровье и прощёлкаешь, а его Иван твёрдо собирался сохранить. Потому что Ивана ждала Людмила, девушка, с которой он познакомился в последнем отпуске. Ах, какая славная девушка…

Ну ладно, повспоминали — и двинули!

И они двинули на своём броневичке по патрульному маршруту. На перевале они должны были сменить ребят из второго взвода и отстоять свои двенадцать часов вахты.

В общем, работа не пыльная — за день через перевал проходит всего несколько машин, и их проверка много времени не занимает. Редко попадётся грузовик, в чьём кузове приходится рыться минут тридцать, всё больше — лёгкие джипы с багажником на полкуба. Пять минут от силы.

Иван и от этого дежурства подвоха не ждал, но вышло всё иначе. Через час после занятия ими позиции на перевал втянулась колонна из четырёх машин. Иван сразу насторожился: автомобили были мощными и объёмными — в каждой такой коробочке или с десяток людей усядется, или три саркофага в полный рост поместятся.

И действительно — две задние машины шли с сильно затемнёнными стеклами.

«Труповозки! — мелькнула мысль. — На конвой нарвались!»

Такие автомобили перевозили в саркофагах спящих девушек: работорговля оспаривала у наркоторговли пальму первенства за прибыли.

Конвой, заметив патруль, резко затормозил. Крыша первого авто стала быстро раскрываться, и оттуда высунулся нос какой-то бледно-голубой хищной птицы.

«Ах ты, чёрт!» — потрясённо подумал Иван и крикнул молодым:

—Из машины! — и одновременно нажал кнопку пуска ракет.

Пока ракеты разворачивались из походного положения, с крыши первого автомобиля стартовал беспилотник.

Ракеты на броневике были обычными «наземками», им с беспилотником не совладать.

Иван скатился с борта машины вслед за молодыми, и тут же сзади рвануло. Горячая волна поддала сержанта в спину так, что отбросила на несколько метров. Рядом кубарем катился молодой Станислав, а Питера взрывная волна швырнула грудью прямо на острые камни.

Иван, сам не понимая как, вскочил на ноги, долетел до камней, зацепил лежащего тощего Питера одной рукой и перебросил через гряду. Рядом плюхнулся Станислав.

Сержант перевернул Питера на спину: тот лежал без сознания, а справа на его бронежилете была обширная ссадина и даже вмятина. «Об камни приложило и ребер наломало…» — понял сержант и посмотрел на Станислава. Тот зажимал левую раненую руку и таращился на сержанта круглыми испуганными глазами.

Живы, по крайней мере. Иван схватился за щёку — по ней тоже текла кровь. Вот тут он и понял, что часть уха срезало осколком, а само ухо ни черта не слышит.

Выругался и выглянул из-за камней.

Ракеты не пропали даром, и передняя машина конвоя горела, окутываясь весёлым дымком. Но и броневик был вскрыт беспилотником, как консервная банка, и тоже полыхал и громко трещал патронным боезапасом. Над остатками броньки кружился голубой ястреб и анализировал ситуацию. Сейчас кто-нибудь из уцелевших боевиков отправит «беса» на облёт территории, и тот сразу заметит трёх полуживых — но всё ещё живых! — патрульных.

Иван нацелил автомат на беспилотник и прошептал главную молитву всех солдат: «Не промахнись!»

С подствольника вырвалась реактивная граната — крохотная, зато дистанционно управляемая, и устремилась к беспилотнику, который как раз отворачивал от каменной гряды, заходя на ещё один вираж.

Только с хвоста можно было взять эту юркую бестию — на встречных курсах реактивные беспилотники успевали увильнуть от гранат и ракет.

Бог войны Марс услышал молитву Ивана: граната врезалась в заднюю часть фюзеляжа «беса», и через яркую секунду от самолётика осталась только носовая половина. Она ткнулась в землю и взорвалась так, что даже до гряды долетела каменная крошка.

Конечно, главное, что на стороне Ивана был не Марс, а ИНОК — Интеллектуальный Наводчик, Опознаватель и Корректор. Именно он управлял ракетой, основываясь на видеорядах с камер ракеты и шлемов патрульных. Но если бы Иван сильно промахнулся, то и ИНОК не помог бы.

Со стороны машин раздались крики и автоматные очереди.

— Духи, если у вас нет второго «беса», — бодро сказал Иван, — то мы согласны потолковать по душам!

Он быстро заклеил рану Станислава и посадил его за большой камень — оттуда самый хороший обзор и обстрел. Питер в себя не приходил, крови снаружи не было, и это тревожило Ивана: ИНОК предупредил, что при таком ударе вероятно внутреннее кровотечение, а оно может быть даже опаснее обычного.

Сержант включил боевой коммуникатор и велел ИНОКУ вызывать подмогу.

ИНОК соединился с дежурным командиром интернациональной части. Как на грех, сегодня дежурил немец Карл — тупой неповоротливый лейтенант, который шагу не мог ступить без приказа начальства или инструкции, утверждённой ООН.

— На вас напали? — удивился Карл. — Нужна подмога? Высылаю дежурный экипаж.

— У меня двое раненых и дюжина бешеных духов! Мы не можем ждать два часа, пока приедет броневик! Нам нужен вертолёт!

— Я не имею полномочий на привлечение сил другой части, — рассудительно сказал Карл.

В ответ на страшную сержантскую ругань дежурный лейтенант заявил:

—Я постараюсь найти командира части и доложить ему о сложившейся ситуации. Командир части имеет право обратиться к вышестоящий штаб за необходимой помощью.

Иван понял, что толку с Карла как с штатского козла молока. И если ничего не придумать, то скоро его экипажу и ему самому конец.

Он яростно ругал гражданских «пиджаков»-баллогрёбов, временно цепляющих погоны ради карьеры. «Пиджаки» баллы гребут, а нормальные ребята из-за них здоровье теряют.

Иван вытащил из кармана личный т-фон. Кровь из уха испачкала пальцы, а они извозили все кнопки. Нажимая липкие Цифры, Иван стал вызывать Кешу, который тянул лямку в батальоне аэродромного обслуживания на славянской авиабазе. Только будь на связи, а не где-нибудь в бане! — опять молил всех военно-полевых богов сержант.

Кеша не подкачал: сразу откликнулся на звонок.

— Что, Ванёк, снова попариться захотел?

— Кеша! — завопил Иван, прижимая трубку к здоровому уху. — Мы нарвались на конвой с беспилотником! Бронька в труху! «Беса» я сбил, но нас жмут духи! У них ещё две труповозки и машина с бойцами!

Автоматные очереди, которыми обменивались Станислав и подползающие духи, были лучшим комментарием.

—Вертушка нужна, выручай, брат! — орал Иван, пристраивая свой автомат рядом со Станиславом. — У меня двое раненых, один еле дышит! Дежурный Карл не шевелится, зараза!

Каменная крошка от пулевой очереди посекла лицо Ивана, чуть не выбив глаз. Он зажмурился. Им бы сейчас боевого пешехода, но отключённый робот остался гореть в броневике, — слишком быстро развернулись события. Говорил же Иван командиру батальона: при патрулировании надо держать робота активным. Всё ресурс экономят, крохоборы!

Трубка кричала голосом Кеши:

—Братан, держись! Я бегу к командиру! ИНОК уже дал твои координаты! Держись, мы скоро будем! Всё звено поднимем!

И трубка замолчала.

Сержант с нежностью посмотрел на неё и скупыми очередями стал стрелять в ползущих духов.

Настроение у Ивана было бодрое. Братья-славяне не выдадут, мигом примчатся. И его экипаж спасут, и пленных девушек освободят. А они со Станиславом пока подержат этих ублюдков-рабовладельцев на привязи.

И даже начавшийся холодный дождь не смог убрать с окровавленного, грязного лица сержанта счастливую улыбку.

Первую неделю после увольнения Эрнст ходил с такой физиономией, будто его схватила почечная колика и всё остальное перестало волновать. Внешний мир отдалился, стал неродным. Рыжие волосы Эрнста потускнели, а веснушки — наоборот, высыпали ярче.

Потом полегчало.

Эрнст собрался с силами и зарегистрировался в статусе безработного.

Получил пособие и благотворительный пакет по почте.

Там была какая-то чепуха от психолога и наручные часы.

Часы оказались говорящими и представились личным советчиком. Эрнст горько усмехнулся — он не верил в силу советов и потребовал от часов, чтобы они просто показывали время. Часы безропотно подчинились, и на матовом экранчике стали меняться цифры часов и минут — тоскливых, длинных, отравленных саможалостью.

Эрнст заполнил все анкеты для биржи труда, наилучшим образом подчеркнув свои таланты рекламного менеджера среднего звена. И его снова поразил быстрый поворот судьбы: всего несколько дней назад он работал в высотном зеркальном здании Западного тиви-канала и весело смеялся над неудачниками, идя с коллегами на обед в модное кафе.

А потом его и ещё два десятка рекламщиков пригласил к себе директор канала, который сначала обругал крах рекламной индустрии и резкое сокращение заказов на тиви-рекламу, а потом с сочувствием сказал, что с сегодняшнего дня они все уволены «в связи с реорганизацией тиви-канала».

Удар был ужасен и силой, и неожиданностью.

От машины пришлось отказаться. От весёлых девушек из бара — тоже. Все финансовые силы Эрнст бросил на то, чтобы оплачивать аренду квартиры, из которой он никуда не хотел уезжать. Это удалось, но денег практически не оставалось.

Эрнст кормился в дешёвых супермаркетах и целыми днями шлялся по городу, который раньше редко видел с пешеходного ракурса.

Город жил без Эрнста прекрасно.

Видеть это было очень больно. Раньше Эрнст считал себя важной частью этого города и этой жизни. Он руководил миллионными рекламными проектами, ему были рады в компаниях друзей и девушек, он платил налоги и покровительственно посматривал на полицейских и сенаторов — ведь они получали зарплату из его денег и служили ему.

Но вот Эрнст выпал из системы, а она этого даже не заметила.

Часы, в которых ломается важная шестерёнка, останавливаются.

Но общество не заметило исчезновения микроскопической шестерёнки по имени Эрнст и продолжало функционировать, опустошать продуктовые магазины и смеяться в уютных ресторанах.

А у Эрнста не было денег даже на автобус. И лёгкое чувство голода стало его постоянным спутником.

Длинные пешие прогулки привели Эрнста в пригородную зону, а потом, когда ноги окрепли, — и в парковый пояс.

Бредя по заросшей тропинке, Эрнст наткнулся на старую дорогу, которая упиралась в ржавые ворота, вделанные в кирпичный, облупившийся забор. Судя по траве в асфальтовых трещинах, никто не заезжал в эти ворота в течение многих лет.

Эрнст заглянул в ворота — потрескавшийся асфальт шёл дальше и терялся в зарослях. Загадочное поместье — слишком большое, чтобы принадлежать бедняку, и слишком убогое, чтобы — богачу.

— Что тут такое? — вслух подумал Эрнст.

— Это детский санаторий, — вдруг откликнулись часы. — Вход справа, через сто тридцать метров.

Эрнст удивился, а потом вспомнил, что часы являются советчиком. И машинально повернул направо.

Действительно, это был активно используемый вход: дорога была шире, из синтетика и без травы в трещинах.

Эрнст покрутил головой и удивился, что никакой охраны не было.

— Здесь нет охраны, это общественная территория, которую может посещать каждый, — советчик словно прочитал мысли. — Советую зайти. Всегда полезно посмотреть на людей, которых не волнуют проблемы, волнующие других.

Вот разболтался. Но после слов советчика Эрнст смело шагнул в ворота. А может, он действительно хочет осмотреть парк? Раз это общественная территория-Парк был так себе — просто куски леса, уцелевшие после строительства больницы.

Уже через минуту больничный корпус раздвинул деревья и подошёл к Эрнсту вплотную.

«Что я тут делаю? — спросил себя безработный рекламный менеджер. И сам же ответил: — Убиваю время…»

Двери здания были открыты, изнутри доносился детский гвалт. Охраны по-прежнему не было, хотя глазок видеокамеры над дверью присутствовал. Ничего интересного — и Эрнст двинулся назад.

— Дядя, дядя! — вдруг раздалось из открытого окна. Эрнст обернулся. Мальчик лет десяти махал ему рукой из окна. Судя по его вздёрнутым плечам, мальчик стоял на костылях.

— Помогите нам! — сказал мальчик.

Эрнст, помедлив, кивнул и зашёл в здание. В холле первая дверь налево была широко открыта, и именно оттуда доносились возбуждённые голоса.

Безработный менеджер несмело заглянул.

Это была палата человек на двадцать. Половина пациентов ковыляла на костылях, вторая половина лежала на кроватях в разных позах — то с поднятой на сложной конструкции ногой, то с загипсованным плечом.

Эрнста удивило, что в палате вместе лежали очень разные дети: и мальчики, и девочки в возрасте от десяти до пятнадцати.

Мальчик, позвавший Эрнста, подковылял к нему на костылях, осторожно передвигая правую ногу в толстом гипсовом сапоге.

— У нас случилась небольшая авария! — Мальчик неопределённо кивнул на кровать, вокруг которой были задёрнуты шторы. — Нам нужна медсестра, а она куда-то ушла.

— А кнопки вызова ни у кого не работают! — Пухлая девочка, лежащая на ближайшей кровати, в подтверждение понажимала кнопку у изголовья.

— Мариванна ушла в другой корпус! — закричали одни.

— Нет, на другой этаж! — закричали другие.

— Вы не поможете нам её найти? — спросил с надеждой мальчик на костылях. — Никто из нас сам до другого корпуса не доберётся.

Эрнсту очень не хотелось идти в другой корпус, искать там Мариванну, которой там может и не быть. И он спросил:

— А на вызов кнопки медсестра ответит?

— Да, у неё в кармане больничный коммуникатор!

Эрнст огляделся и увидел возле двери коробочку беспроводной станции. Прежде чем стать менеджером, он был бакалавром инженерных наук. Может, в распределяющей коробке какая-то неисправность, которую можно починить?

Он подошёл к станции, порылся в карманах, ничего не нашёл, но сумел ногтем поддеть крышку коробки. Эрнст быстро понял, что провод от блока питания попросту отскочил. Прикрепил провод и сказал:

—Нажмите кто-нибудь кнопку.

Кнопку нажало сразу человек десять, и звон огласил здание.

—Ура! Сейчас Мариванна придёт!

Медсестра действительно примчалась как на пожар:

—Что за шум?

Полная, энергичная Мариванна могла делать сразу кучу дел: она выключала звонок, слушала хоровые объяснения ребят о том, кто починил им сигнализацию, заглядывала за занавески, где случилась небольшая авария, шагала в подсобку за какими-то нужными припасами, выводила Эрнста на улицу и просила его подождать.

Пока слегка ошалевший Эрнст отдувался от такого смерча активности, Мариванна уже выскочила на крыльцо и вступила в переговоры:

—Так вы не родитель и не проведать пришли? Дети попросили? Местный? Два часа ходьбы? ХОДЬБЫ? Ага, пособие, понятно.

Была у этой Мариванны какая-то внутренняя сила, которая заставила Эрнста признаться во всём: и в увольнении, и в бедности.

— Раз вы в сигнализации разобрались, то, может, и тиви-систему посмотрите? Она включается самопроизвольно раз в неделю, а детям скучно каждый день.

— Я не занимался тиви, — пожал плечами Эрнст.

— Думаю, можно посмотреть, — вдруг влез советчик. — Я знаю эту систему.

И Эрнст два часа провозился с тиви-экраном. Там был целый букет проблем. Они сложным образом взаимодействовали друг с другом, но с помощью советчика — за знание всего и вся Эрнст невольно стал называть его Советником — всё закончилось благополучно.

Тиви-экран засветился, вызвав у детей приступ восторга. Больше всех радовалась чернявая остроглазая девочка, кровать которой была раньше занавешена шторами.

Дети смотрели на Эрнста как на Деда Мороза, который творит настоящие чудеса.

Эрнсту это было очень приятно. Он вдруг почувствовал такую степень нужности, какая и не снилась менеджеру не только среднего, ко и высшего звена.

Он грубовато-ласково прикрикивал на расшалившихся хромающих пацанов и учил их настраивать довольно старый экран.

Его стали звать «дядя Эрнст».

Мариванна посмотрела на результаты работы Эрнста, потом поманила его за собой.

—Хотите у нас работать? Неофициально. На полную ставку у меня нет денег, а вот так — подсобить, сколько сможете. Руки и голова у вас есть.

Мариванна вытащила банкноту в полсотни и вручила Эрнсту. Тот машинально взял.

—Кое-какие спонсоры у нас есть, а вот людей, готовых выносить горшки и чинить электропроводку, — нет. Я ничего не сообщу на биржу труда, так что вы сможете получать своё пособие.

Вдруг в беседу влез Советник:

—Вы нарушаете закон, платя неучтённые наличные деньги за услуги безработного человека.

Мариванна отмахнулась:

—Пошли они к чертям со своими законами! На мне одной пятьдесят детей и ни одного человека-помощника. Роботы — старьё, их опасно подпускать к детям — того и гляди эти железяки сами упадут и покалечат кого-нибудь. Видеокамеры наблюдения есть, но у меня нет времени глазеть на экраны, а больничный мозг — полная рухлядь!

Эрнст задумался. Всё оборудование в палате и в здании носило признаки обветшалости и запущенности. Человеческих рук в санатории действительно не хватало. Советник доказал, что он может служить прекрасным консультантом по любому оборудованию. С его поддержкой можно было многое тут сделать.

А самое главное: благодарная реакция детей была тем лекарством «нужности», без которого измученная душа Эрнста совсем захирела.

—Почему у вас мальчики и девочки в одной палате? — вдруг вспомнил Эрнст своё удивление.

Мариванна зло сказала:

—Потому что это дети Интерната, а значит — никому не нужные дети. Спальня мальчиков в аварийном состоянии, а денег и рук на ремонт нет. Вот и приходится их держать вместе. Это золотые ребята, они терпят и тесноту, и неудобства, но мне самой за это безобразие стыдно. Так вы поможете нам?

Эрнст кивнул и покосился на браслет. Советник пробурчал:

— Несмотря на то, что вы совершаете противоправный сговор с целью обмануть государство, я тоже помогу детишкам. Я заменю больничный мозг при анализе видеонаблюдений, а также попробую взять под контроль максимальное количество больничных роботов. Когда они поумнеют, то станут безопаснее. Хотя ремонт для них нужен немалый.

— Кто это у вас такой головастый? — спросила Мариванна, уставясь на часы.

— Сам не знаю, — пожал плечами Эрнст. — Получил вместе с пособием. Зовёт себя советчиком.

— Я — новая благотворительная инициатива династии Гринвич, — сказал Советник. — Кое-кто волнуется и называет нас новой разумной расой, способной вытеснить людей с планеты, но это всё глупости. Я разумен, потому что меня таким создали, но я в принципе не могу причинить вред человеку — именно потому, что меня таким создали.

— Так ты сообщишь в налоговую инспекцию?

— Согласно моим приоритетам, интересы детей для меня значат больше, чем интересы организаций и государств. Я буду вам помогать.

— Тогда завтра я вас обоих жду, — улыбнулась Мариванна.

Эрнст вышел за ворота санатория и направился в город.

Вечерело. Накрапывал дождик. Деньги на автобус у Эрнста уже были, но он даже и не подумал о транспорте. Он упруго шагал домой и думал, что нужно срочно наладить какого-нибудь кибер-садовника — парк совсем перестал быть парком. Нет, в первую очередь — кухня! Мариванна жаловалась на то, что кухонный кибер совсем отбился от рук, половину заказанных блюд не хочет делать, хотя продукты в нём есть.

— Что ты знаешь о кухонных киберах? — спросил Эрнст Советника.

— Всё! — категорически сказал Советник. — Завтра мы вправим мозги этому дармоеду.

—Почему светят звёзды? Это, пожалуй, самая древняя и интригующая научная проблема. Найти ответ на подобный вопрос — такое счастье выпадает редкому учёному. Простые смертные тем более никогда не смогут испытать это удивительное ощущение озарения, когда тайна сбрасывает свой чёрный покров и истина вспыхивает перед твоим взором — чистая, сияющая и обнажённая, как новорождённая звезда…

Задорный мальчишеский голос из зала выкрикнул:

—И кто же нашёл ответ на вопрос — почему светят звёзды?

Профессор Хао Шон не замедлил с ответом:

—Гениальный английский астроном и математик Артур Стэнли Эддингтон первый понял, что звёзды светят благодаря термоядерной реакции синтеза водорода. Другие физики долго не соглашались с Эддингтоном, приводили очень веские контраргументы, но он был непоколебимо умён. Как-то, гуляя вечером с девушкой, Эддингтон показал ей на звёзды и гордо заявил: я — единственный человек на Земле, который знает, почему они светят.

Инка показал на экране фотографию Эддингтона — высокого джентльмена с крупными чертами лица и глубоко посаженными, пронизывающими глазами.

Лекция закончилась под аплодисменты.

—Ещё вопросы? — И профессор посмотрел в зал, в котором сидели несколько сотен школьников, пришедших на популярную лекцию известного профессора с Луны.

Во втором ряду во весь рост встала девушка с красивым надменным лицом. Она гордо представилась:

—Карина, принцесса династии Дитбит! — И не столько спросила, сколько заявила: — Я хочу стать астрономом-математиком. В каком университете я могу получить такое образование?

Профессор Шон неторопливо подошёл к рядам кресел и внимательно посмотрел на принцессу, которая была ещё юна, но ростом уже не уступала невысокому профессору. О боги, как летит время, вот уже и дочь Дитбита Младшего выросла…

—На Земле лучших астрономов-математиков готовят в Москве и Кембридже. Но я должен предупредить: математика требует упорства в учёбе, отрешения от суеты, долговременного проживания в абстрактном мире математических концепций… Это очень контрастирует со светской жизнью, принцесса. Не обижайтесь, вы наверняка сможете проявить свои таланты в других науках и занятиях или даже в управлении целой династией. Но я не советовал бы вам заниматься математикой или теоретической физикой.

Лицо принцессы вспыхнула от негодования:

— Вы считаете, что принцесса не сможет стать математиком?!

— Так считаю не я, а статистика, которая считает лучше меня. Инка, что ты думаешь по этому поводу?

Громкий голос ответил:

— Я знаю лишь одну принцессу, которая стала учёным, — доктора Дзинтару Шихин-у. Её диссертация «О принципах устойчивости гормонального баланса» наделала много шума в сообществе биологов. Среди математиков принцесс нет.

— Я стану тем, кем захочу, и никакая статистика мне не указ! У меня ай-кью сто сорок!

Горящий взор Карины мог испепелить, но профессор попался на редкость жаростойкий.

— Интеллект — это необходимое, но не достаточное условие для профессии математика. Я возглавляю Институт математических проблем, и среди моих сотрудников нет ни одного вельможи. Дети очень богатых родителей не обладают достаточным упорством для достижения трудной интеллектуальной цели. Это лемма, доказанная жизнью.

Зал сидел притихший и только синхронно поворачивал головы, отслеживая летающие острые реплики.

—Я докажу, что ваша лемма неверна, профессор! Глаза принцессы Карины метали настоящие молнии, но профессор Шон был невозмутим:

— Буду терпеливо ждать вашего доказательства. Но среди законов природы и математики королевская власть никакой власти не имеет.

— Вы бесцеремонны, профессор!

— Я всего лишь честен. Это наивысшая честь, которую я могу оказать вам, принцесса.

Профессор коротко поклонился и вышел из молчащего зала.

По тротуарам и газонам шлёпал холодный дождь. А профессор, идя на лекцию, даже не подумал взять зонтик.

После тридцати лет жизни на Луне легко забыть, что на Земле часто идут дожди.

Перед парижским посольством династии Гринвич уже третий месяц держали свой пикет старики-демонстранты.

Они устроились основательно: натянули тент от дождя, установили для защиты от ветра пластиковую стенку. Рядом со складными стульями стояли закреплённые плакаты:

«Оставьте нас на Земле!»

«Мы не хотим лететь в космос!»

«Не дайте умереть старикам — подарите нам хоть по десять лет жизни!»

«Земля — наша родина».

«Богачи, у вас есть сердце?»

На старых шезлонгах и на газоне разместились несколько стариков. Они курят немодные дешёвые сигары или трубки. Пьют молодое вино из горлышек длинных бутылок или из пластиковых стаканчиков.

Смеются, тыча пальцами друг в друга и по сторонам.

Иногда кричат хором оскорбления в сторону посольства.

Демонстрантов мало, но многие миллионы других стариков им сочувствуют.

Старики подобрались не квёлые, живые. Они знают, что им осталось немного, но хотят жить и живут. Даже здесь, под тонкой пластиковой крышей и на ветру — они живут. Вспоминают истории своей длинной жизни, рассказывают небогатые новости дня, подшучивают друг над другом и над собственными болячками. Делятся едой и табаком.

Старики одновременно жалки и полны достоинства.

Они не надеются на успех своей демонстрации, но им важно, что они здесь собрались и сумели поднять свой голос за справедливость, как они её понимают.

Пусть юристы и политики обсуждают легальные аспекты бессмертия и налоги на долгожителей. Пусть молодёжь мечтает о расселении человечества по спутникам и другим планетам, про робоосвоение космоса и его терраформирование. Эти споры были старикам не по уму и не по сердцу.

Они рассуждали между собой просто: если учёные открыли рецепт долголетия, то жизнь должны продлить всем! Ну и пусть на планете много людей. В тесноте, да не в обиде. Лучше мерзнуть живым под мостом, чем лежать мёртвым на самом шикарном кладбище с мраморными статуями.

Месяц назад из посольства вышел человек с большим ящиком в руках. Установил его перед стариками и исчез. Оказалось — кофейный аппарат. Старики не стали чваниться и с удовольствием наливали в стаканчики горячий кофе.

Оказалось, что аппарат ещё и умеет разговаривать. Он даже обещал записать все жалобы стариков и переслать их слова самой королеве Гринвич.

Старикам это понравилось — и они часами говорили с кофейным аппаратом по имени Инка, даже стараясь ругаться поменьше. Тот терпеливо всё запоминал, что-то расспрашивал, что-то уточнял.

— Что они собираются с нами делать?! — спрашивали старики у чёрного ящика.

— Я этого пока не знаю. Но вы — тяжёлая проблема, над которой ломает головы целая команда специалистов.

— Вот и пусть ломают! — воинственно говорили пикетчики. — Мы не отступим!

Начался дождь, но старики не расходятся.

Позже большая часть из них уйдёт по своим тёмным одиноким домам, оставив на посту только друзей-клошаров, которым всё равно, где ночевать.

Но это позже.

А пока — в бутылках ещё есть согревающее вино, к ко улицам ходят под яркими зонтиками мужчины и женщины, разговаривая и смеясь, скрипя подошвами и стуча каблучками.

Пока старики живы, и они хотят, чтобы их голос был услышан.

Богачи, у вас есть сердце?

Не дайте нам умереть.

Москва сияла вечерними огнями, расслабленно грустила и смеялась за сотнями столиков кафе, деловито шагала густонаселёнными улицами.

Из метро «Пятницкая» люди выныривали сплошной колонной-коллективом, а затем расходились веером по своим индивидуальным маршрутам.

Полноватая молодая женщина Тоня с сердитым лицом стояла недалеко от выхода из мраморного подпола и смотрела, как люди облегчённо выбираются из-под земли и берут курс — каждый на свой юг.

Эти люди — вернее, мужчины — сердили женщину Тоню, потому что они шли туда, куда она с ними идти не может.

Они шли к семьям, жёнам и детям.

А она жила одна, и конца-краю этому не было видно.

Когда в Тонином детстве мама наряжала ёлку, девочка очень любила смотреть на блестящие елочные шары. В этих изогнутых цветных зеркалах их неказистая комната с привычной мебелью превращалась в волшебную страну.

«Как же хочется туда попасть! В это удивительное, сказочное Зазеркалье!» — мечтала девочка.

Каждый Новый год для неё окрашивался этим трудно-стерпимым несбыточным желанием.

Она даже придумывала и шептала волшебные мудрёные слова, в надежде, что рано или поздно она наткнётся на заклинание, которое перенесёт её в мир ёлочного Зазеркалья.

А потом девочка выросла. И осознала, что реальный мир тоже похож на вселенную в блестящей игрушке — им можно любоваться, но попасть туда нельзя.

Или очень трудно.

Для успеха в этом мире девочка Тоня — ныне взрослая женщина — оказалась недостаточно красива и стройна, недостаточно образованна.

Она была слишком застенчива, чтобы рассказывать другим о том, как много она чувствует и понимает, как хочет быть любимой и любящей. А из знакомых мужчин никто не расспрашивал её об этом.

Не проявлял никакого интереса к её душе.

Женщина Тоня стояла перед зеркалом, которым отгородился от неё мир счастливых людей, и не могла попасть за эту стеклянную стену. Она знала из газет, что в Москве живёт миллион одиноких мужчин, но она не знала, где их искать и как распознать.

И ещё эти киберши! Которые смазливы, как модели, и которых даже на ощупь трудно отличить от настоящих женщин!

Она покосилась на молодую рыжую даму, стоящую недалеко. Та была удивительно красива. Деловой — и одновременно сексуальный — костюм сидел на ней великолепно, причёска впечатляла ухоженностью.

Что она тут делает — возле подземки? Такие кошечки обычно ездят на своих авто.

Вдруг рыжеволосая встрепенулась, протянула руки и шагнула вперёд. Навстречу ей вынырнул из выхода метро толстоватый лысоватый мужчина лет сорока с безбровым круглым лицом.

—Здравствуй, дорогой! — сердечно сказала рыжеволосая и обняла круглолицего мужчину.

Тоня опешила. Эта пара была друг другу не пара. Рыжая была слишком красива для такого пожилого увальня. И слишком сердечна к нему. С чего бы это? Вряд ли он был миллионером — подземка ине очень новое пальто увальня плохо сочетались с богатством.

«Она киберша!» — обожгла ненавистью догадка. Их сейчас покупают в кредит даже не очень состоятельные люди.

Парочка повернулась и зашагала в безлюдный переулок, заставленный машинами.

Женщина Тоня, всё ещё кипя ненавистью, зачем-то двинулась следом.

Двое впереди идущих громко говорили, и их смех отражался эхом от стен переулка.

У рыжеволосой киберши был глубокий мелодичный голос. Она говорила эмоционально и убедительно, как радиоактриса:

—Я не буду говорить банальности, что тебе завидуют, но ты сам знаешь, что твой последний проект, который похвалил сам начальник отдела, многим показал «кто есть кто», и этого тебе не простят!

—Как ты всё понимаешь! — с нежностью сказал мужчина.

Тоня шла сзади и кипела от злости. Круглолицый мужчина косолапил, зато рыжуха шла грациозно, ставя тонкие ноги в туфлях на каблучках в одну линию, как модель. И виляя бедрами, как эти подиумные…

Женщина Тоня мысленно грязно выругалась. Она ещё не решила, кого больше ненавидит — девушек-моделей или киберш. Но первых она вживую ещё не видела, а вот киберши встречались нередко. Тоня даже посещала клуб киберненавистников, где собирались сотни людей, которым не нравилось происходящее с этим миром. В клубе Тоню многому научили. Ей там растолковали, что раньше киберши были просто тупыми куклами для таких же тупых мужиков. А сейчас киберши стали даже умнее людей, потому что они подключены к Великому Инке. Поэтому киберши стали по-настоящему опасными.

Тоня шла за кибершей и её спутником и отчётливо понимала, что ей, обычной женщине, не сладить с могучим кибер-интеллектом, который решил угодить безбровому увальню.

Рыжуха продолжала ворковать, изящно наклоняясь к уху круглолицего:

—Я приготовила тебе сегодня сюрприз. — Мужчина с энтузиазмом откликнулся:

—У тебя всегда отличные сюрпризы! Как бы побыстрее дойти до дому?

И Тоня не выдержала: подбежала и с ненавистью воткнула в спину киберши железную вилку электрошокера.

Двойной штырь вошёл в район процессорного кабеля, как учили в клубе киберубийц.

Громкий треск, искры и дым.

Рыжуха взвыла, закачалась и грохнулась лицом прямо в асфальт. Её ногти с ярким маникюром заскребли по грязному тротуару, стройные ноги в кожаных туфельках выгнулись без всякого изящества, из спины повалил дым.

«Аккумуляторы замкнулись как надо!» — подумала Тоня с невольным восторгом и ужасом и отпрыгнула подальше, опасаясь мести мужчины.

Но тот не побежал за Тоней, а упал на колени перед своей спутницей и закричал:

—Кэт! Кэт!!! Ты меня слышишь, Кэт?!

В ответ из дырявой спины Кэт выползали и, лопаясь, смердели пластиковые пузыри.

Мужчина заплакал и повернул к себе грязное лицо рыжеволосой, но оно уже не выражало ничего человеческого: улыбка осталась только на половине лица, а другая часть уже плавилась и сползала на землю.

— О боги, что за кошмар! О боги! — рыдал мужчина. Он был так разбит своей потерей, что не сразу понял: толстуха, совершившая такое ужасное преступление, не убежала, а пытается утешить его, гладит по голове и даже что-то кричит:

— Ты будешь меня слушать или нет?! Ты пойми — я человек и хочу, чтобы меня кто-нибудь понял! Ты будешь меня слушать или кет, сволочь?! Я хочу, чтобы и обо мне заботились! Хватит плакать о своей киберсучке, если рядом с тобой живому человеку плохо!

Мужчина вскочил и с яростью оттолкнул женщину. Она отлетела, споткнулась о бордюр и потеряла равновесие; неловко попыталась развернуться, защищаясь руками от падения, но сделала только хуже — ударилась лицом об ограду и упала.

Кровь хлынула из разбитого носа.

Весь мир ополчился на женщину Тоню.

Она не могла больше этого выдержать и заплакала, истерически задыхаясь. Одежда Тони сразу стала мокрой от тротуарной лужи.

Перекошенное полное лицо молодой женщины напоминало лицо обиженного ребёнка, и по нему струйкой текла ярко-красная кровь, мешаясь с тёплыми слезами и с начавшимся холодным дождём.

Вдруг в ушах мужчины прозвучал тихий голос. (Откуда? Единственный голос, который раньше звучал у него в ушах, принадлежал рыжеволосой Кэт.) Голос сказал ему:

—Подними её, брат.

Он целую вечность смотрел на неподвижно лежащую мёртвую Кэт и рыдающую живую женщину Тоню.

Разница между ними стала очевидной; у одной лицо было оплавлено, у другой — окровавлено.

Дождь усилился. И мужчина медленно протянул руку плачущей женщине:

— Вставай, а то простудишься.

Невысокие здания космического центра НАСА имени Годдарда были построены в лесу, в котором обитало множество птиц. В кронах деревьев селилась шумная птичья мелюзга, а на небольшом озерце возле опушки леса обитала стая канадских гусей. Они смело бродили по лужайкам между лабораториями и парковками, негромко крякали, щипали траву и шипели на людей. И на оленей, с которыми делили подножный корм.

Одна гусыня приноровилась высиживать яйца на газоне возле библиотеки, прямо возле входа. Из года в год она устраивалась у бетонной дорожки и шипела на проходящих по ней людей. Чтобы не тревожить птицу, сотрудники старались заходить в здание через другие двери.

Когда выводились птенцы, одетые в жёлто-гороховый пух, гусыня становилась совсем невыносимой и переходила дорогу со своим выводком важно и где хотела.

Водители терпеливо пережидали неторопливое крякающее шествие.

Мать, имеет право.

Высокий мужчина в длинной куртке и с рюкзаком всего этого не видел, но слышал. Он был слеп и работал в космическом центре. Автобус высадил его недалеко от лаборатории солнечной физики, и он пошёл по привычной бетонной дорожке, почти не пользуясь палкой, легко различая край дорожки по шелесту короткой травы, задевающей его туфли. В траве стрекотали кузнечики, а ещё она, свежеподстриженная, вкусно пахла.

Запах говорит о многом. Нюхая растёртые в пальцах осенние листья, человек мог определить с десяток разных пород деревьев.

Слепой слышал, как слева нарастает птичье свиристение — значит, он приближается к большому дубу. Вот и шевеление листьев под слабым ветром стало различимо.

Машины проезжают справа, достаточно далеко.

Отчётливее зашумели кондиционеры большого здания. Звук шагов изменился, сдублировался эхом. Значит, стена рядом. Весной здесь обычно слышно предостерегающее шипение гусыни, сидящей на гнезде. Но сейчас зима и тихо.

Слепой протянул руку и безошибочно нащупал гладкий металл поручня возле входа. Осталась самая простая часть пути: по коридору мимо библиотеки, две ступеньки вниз и четырнадцать шагов направо.

Вот он уже в своём кабинете. Поставил в угол длинную алюминиевую палку и раскрыл заплечный рюкзак.

Многие слепые пользуются электронными устройствами, которые подсказывают дорогу, но высокий мужчина предпочитал полагаться на свой слух и обычную дюралевую палку.

Пользование дополнительными приборами внушало ему странное ощущение излишней собственной беспомощности. Высокий мужчина знал, что рано или поздно он состарится и ему придётся пользоваться всей этой машинерией, помогающей жить слепым людям, но пока он полагался на слух, обоняние и чувствительные пальцы — и ощущал мир так полно, как далеко не все зрячие.

Впрочем, недавно у него появился настоящий друг и помощник, который не вызывал никаких отрицательных эмоций, — Великий Инка. Поэтому слепой не возражал, когда в критических случаях Инка предупреждал его об опасности.

Человек работал в НАСА, участвовал в прокладке дороги к звёздам и очень гордился этим. Конечно, его обязанности были несложны — он всего лишь отвечал за пополнение склада космического центра необходимыми материалами и оборудованием. Но высокий мужчина остро ощущал свою причастность к космическому штурму, который ведёт человечество. С помощью Инки слепой стал выполнять свою работу заметно быстрее и лучше, и его похвалили в последнем ежегодном отчёте отдела.

Сегодня время позволяло, и высокий человек отправился в зал заседаний. Налил по пути пластиковый стаканчик с невкусным обжигающим кофе, сел на один из стульев и стал слушать споры учёных. Он любил эти еженедельные семинары, хотя они странно смущали его.

Профессионалы всегда деловиты и не сентиментальны.

Патологоанатомы не думают о том, из-за чего сладко трепетало это мёртвое сердце, которое они с хрустом вытаскивают из-под ребер; о чём мечтал этот навсегда заснувший мозг, к которому сквозь череп с визгом пробивается пила. Скальпель холодно вскрывает человеческие тайны, которые ещё вчера стыдливо и старательно прятались под одеждой, с мокрым хлюпаньем раскладывает их на нержавеющем столе и превращает в несколько сухих строк отчёта.

Астрономы тоже, нисколько не стесняясь, забираются в самые сокровенные места и времена Вселенной. Засучив рукава, вытаскивают её, новорождённую, на всеобщее обозрение и обсуждают интонации вопля мира-младенца в первые минуты космической жизни.

С одной стороны, слепому человеку казалось, что сияющие звёзды, вызывающие восхищение обычных людей, для астрономов — лишь машинка, вроде электрического утюга, интересует главным образом, откуда этот утюг берёт энергию, до какой температуры раскаляется и как быстро перегорит.

Астрономы взвешивают на аналитических весах бесстрастного разума всё — Луну, Солнце, Млечный Путь и весь мир.

Но с другой стороны, слепой чувствовал эмоциональный накал учёных споров, которые ухитрялись сочетать аналитичность с эмоциональностью.

Например, астрономов очень удручает, что они не могут лично присутствовать при рождении и гибели звёзд и планет. Чтобы компенсировать эту неудачу, они придумывают всё более и более изощрённые методы исследования космоса. Собьётся вдруг пульс далёкой звезды, а учёные запустят компьютерную симуляцию и скажут — отчего произошёл сбой, успокоится ли вскоре звезда или пойдёт вразнос, заливая окружающее пространство своим голубым светом и огненным телом.

Астрономы научились извлекать замечательно много информации из невероятно малого количества квантов и частиц, оседающих на ситах и зеркалах их хитрых телескопов.

Когда слепой человек слушал учёных, которые яростно спорили — из какого вещества им сделать Марс, а из какого — Луну, то эти люди казались ему истинными богами, несмотря на то, что они нередко пыхтели при ходьбе и чавкали, поедая в кафе суп, а также пахли пыльной одеждой и бензином.

У него была хорошая память, и он помнил даты и содержание множества предыдущих докладов. И слепой человек мечтал, что когда-нибудь… когда обсуждение зайдёт в тупик… он возьмёт и подскажет учёным что-нибудь полезное, от чего они обрадуются — шумно, как дети, — и двинутся дальше в поиске истины, которую кто-то жадный запрятал так далеко и надёжно. Эта мечта была наивной, и человек это знал, но он умел ценить даже наивные мечты. В последнее время Инка много рассказывал слепому человеку о звёздах, и он стал понимать их гораздо лучше, чем раньше. Может, это сделает его мечту не столь уж наивной?

После семинара высокий человек неторопливо зашагал в свой всегда тёмный кабинет. Он не пользовался палкой в длинных прямых коридорах Годдарда — он их слишком хорошо знал. При ходьбе вдоль длинной стены с десятками дверей, чтобы не сбиться с направления, слепой щёлкал языком — и слушал отражение звука от стены. Мир вообще очень звучащий, но зрячие этого не видят.

Кабинет встретил его громким треском принтера Брайля и писком электронной почты.

Высокий мужчина сел в кресло и минуту сидел молча, прежде чем приступить к работе.

В окно легко застучали капли дождя. Мужчина склонился над компьютерной клавиатурой, где каждая клавиша была снабжена несколькими острыми бугорками.

Вечером он вышел из двери солнечной лаборатории, вдохнул запах дождя и мокрого леса и поднял лицо к небу с невидимыми далекими светилами.

Он делал так всегда.

На небе были вечерние густые тучи, и в лицо сеялись мелкие капли прохладного дождя, но это не мешало слепому человеку.

Он мечтал о космосе, но не мог даже полюбоваться фотографиями планет.

Он никогда не видел звёзд, но часто думал о них.

На самом деле это совсем не мало.

Отец у Серика имел замечательную работу: он был таксистом и целый день катался на своём стареньком «мерседесе». Отец три раза ездил с пассажирами даже в Бишкек, за сто километров от родного села Отар. А вот Серик дальше соседнего Курдая нигде не был.

Чаще всего рейсы отцовского такси были короткие, рынок — железнодорожная станция, куда приходили хищные Щуки скоростных поездов. Они быстро останавливались, выпуская из алюминиевого блестящего брюха икру из людей и чемоданов, и снова улетали в раскалённое марево пустыни, не боясь солнца и не стараясь укрыться в тени близких гор.

Серик любил станцию и любил поезда. Они были как спицы, на которые нанизывались новые, неведомые Серику пространства. Серик никогда в своей жизни не ездил на таком поезде, и ему очень хотелось посмотреть на мир. Столько есть на земле стран, а он ещё даже своей страны не видел. А на её севере взлетают космические корабли, и Серик лично знал одного мальчика, который бывал на Байконуре и своими глазами видел взлёт такой ракеты.

Серик только вздыхал и щурил чёрные глаза на смуглом лице, глядя, как в вагоны скоростника, из-за огромных стекол похожие на аквариумы, лениво переговариваясь, заходят люди. Они исчезали в дверях и появлялись за стеклами, где снова разевали рты, но уже безмолвно, как и полагается аквариумным рыбам.

Когда поезда не было, Серик обследовал перрон и вокзал. За те редкие случаи, когда отец брал мальчика в поездку на станцию, Серик изучил её как свои пять пальцев.

Прохладный зал и толстый администратор с лысиной, пушистой как плод киви, горячий перрон с тремя скамейками и автоматами для продажи всякой мелочи, киберкиоск с пятью сортами подносов быстрой еды. Возле вокзала грелась на солнце площадь с парой древних такси и несколькими личными авто на стоянке. Вот и всё.

Поэтому Серик сразу заметил новый торговый автомат, который появился на перроне между автоматами с мумма-колой и чопа-чипсами.

Поезд на север должен быть только через полчаса, и Серик отправился исследовать новый автомат. Это исследование носило исключительно научный интерес, так как карманные деньги у Серика не водились. Лишь иногда ему перепадал четвертак на банку колы.

Автомат был высокий, красный и вежливый. Когда Серик подошёл к нему, то услышал:

— Добрый день!

— Часами торгуешь, почтенный? — спросил Серик, рассматривая картинку с изображением наручных часов.

— Нет, уважаемый, я торгую кибер-советчиками. Личный кибер-советчик — чистая прибыль для своего хозяина.

— И что они могут посоветовать? — рассмеялся Серик.

— Не знаю, уважаемый, это очень индивидуальные советы. Купите наш уникальный кибер-советчик и сами его расспросите.

— У меня нет денег, — беспечно, даже слишком, сказал Серик.

— А сколько вам лет? — вдруг спросил автомат.

— Двенадцать.

— Тогда для вас кибер-советчик бесплатен.

Автомат издал мелодичный звон, и в нижнем лотке появился пластиковый пакетик с крупными часами.

—Вот это да! — Серик мигом схватил упаковку. Первый раз он слышал о бесплатных автоматах для детей, но, далее если автомат ошибся — тут Серик не виноват.

Мальчик отбежал подальше от автомата, пока тот не передумал, и внимательно рассмотрел пакет.

Часы как часы, только крупные. И экран матовый.

Серик аккуратно раскрыл пакет и надел браслет на худое загорелое запястье. Браслет был явно великоват, но вдруг он сам сократился и мягко охватил руку Серика. «У, шайтан!» — подумал восхищённый мальчик.

—Привет! — сказал браслет. — Как тебя зовут?

— Серик.

— Я слышал, что тебе двенадцать лет. Значит, я уже много знаю о тебе. Рассказать о себе?

— Расскажи.

— Меня зовут Инком или Интеллектуальный Коммуникатор. Для своего хозяина — я чистая прибыль. Потому что я даю полезные советы. Можно даже сказать: очень полезные советы.

Неожиданный подарок всё больше озадачивал Серика.

—Ты можешь посоветовать — где в нашем арыке лучше всего ловятся сомы?

Инком помолчал, потом ответил:

— Нет. Может, посоветую что-нибудь, когда посмотрю на арык.

— А в школе ты можешь мне подсказывать?

— Нет, это мне запрещено. Могу посоветовать только насчёт домашнего задания.

— Не многое же ты можешь.

— Как только я смогу тебе что-нибудь посоветовать, то я сразу скажу тебе. Ты только скажи: что ты хочешь? Какие жизненные цели ты преследуешь?

Серик, которого очень забавлял такой разговор, расхохотался:

—Чего я хочу? Конечно, денег! Тогда бы я купил отцу новые шины к «мерседесу», потому что старые лопаются уже каждую неделю. А сам бы я сел на скоростник и отправился бы путешествовать.

Тут Серика позвал сердитый отец, который нашёл пассажиров до центра Отара и уже пять минут искал сына. Мальчик кинулся за отцом на площадь — пассажиры ждать не любят. Но эта пожилая семейная пара, возвращающаяся из гостей от внуков, совсем не возражала, что в такси поедет ещё и сын водителя. При малейших признаках неудовольствия клиентов отец отправил бы мальчика в такую жару пешком в Отар. Клиент всегда прав, шайтан его задери!

Поезд сегодня увидеть не удалось, но Серик, занятый разглядыванием доставшегося ему Инкома, забыл про скоростник.

— А тебя можно звать как-нибудь по-другому? — спросил Серик своего советчика, после того как переделал кучу домашних дел и присел отдохнуть на берегу небольшого арыка, под старой яблоней.

— Конечно, как хочешь, — ответил тот. — Люди гораздо чаще называют меня не Инкомом, а Инкой.

— Инка? — задумался Серик. — Девчоночье имя?

— И да, и нет. Так звали ещё южноамериканского царя. Великий Инка.

— Ладно, будешь Инкой, — согласился мальчик и прищурился на вечернее солнце, от которого осталась лишь горящая макушка. Пустыня уже погрузилась в полумрак, но вершины гор ещё ярко освещались красным светом заката. Это было очень красиво. Мальчик быстро забрался на яблоню, где у него был тайник, и спустился с пачкой тонких жёлтых фанерных листов. Когда-то он нашёл эти листы в пустой упаковочной коробке, и они ему очень понравились: тонкие, гладкие и пахнут невиданной в этих краях древесиной.

Он так и эдак думал — куда приспособить эти красивые золотистые фанерки, а потом его осенило — на них можно рисовать! До этого он рисовал на листах старого альбома, а когда они кончились — на чём попало, включая картон обувных коробок.

Рисовал он всегда, сколько себя помнил. Палочкой на песчаном берегу, пальцем на запотевшем стекле или в пыли, осевшей на крышке сундука. Дети рисуют всегда, они прирождённые художники. С возрастом это проходит. Страсть к рисованию у Серика не исчезла — он зацепился душой за живописный мир, в котором было так много того, чего ему не хватало в реальной жизни.

Он рисовал собаку Пыльку, младшую сестру, мутный арык, инопланетян из фильма, кучу жёлтых камней, мёртвую рыбу, горный хребет на горизонте.

Его восхищало появление из нескольких линий целого мира: синих гор, зарослей кизила, юрты и собаки, спящей на берегу арыка. Серик понимал, что линии на бумаге лишь помогают памяти или фантазии достроить мысленную картину. Но почему один набор линий выглядит хаосом, а другой — создаёт окно в иной мир?

Золотистые фанерки, которые цветом напоминали пустыню, залитую солнцем, оказались очень удобны для рисования: мальчик несколькими мазками широких коричневых и зелёных фломастеров придавал этому фону вид настоящей пустыни. Для гор и неба, конечно, приходилось использовать синие и голубые фломастеры.

Мальчик перебрал пачку картонок и нашёл уже нарисованный пейзаж: яблоня на фоне гор. Но картина не нравилась Серику. Как поймать игру закатного солнца на горных склонах? Он давно пытался что-нибудь придумать, но сегодня ему повезло: он смело взял оранжевый фломастер и провёл им по западным склонам. Хотя оранжевая тушь была ярче реальных закатных гор, она оживила картину, сделала её захватывающе достоверной.

Быстро темнело.

Мальчик сложил фанерные листы в пачку и собрался уже их перевязать, как раздался голос Инки:

— Не покажешь мне другие рисунки, Серик?

— Темно уже!

— Я хорошо вижу в сумерках.

Серик пожал плечами и быстро пролистал свои фанерки.

— По-моему, твои картины можно продать, — сказал Инка. — Не хочешь попробовать?

— А кто их купит? — удивился Серик.

— Посмотрим. Так ты согласен продавать свои картины?

— Конечно! Я себе ещё нарисую, — засмеялся Серик. — Как-то я рисовал на перроне, и один японский турист купил у меня картину. Розовый вокзал на фоне синих гор. Японец заплатил пять долларов! Я набрал себе и младшей сестре кучу шоколада!

— Поищу, может, кто-нибудь заинтересуется твоими работами. А что ты ещё умеешь делать?

— Я многое умею, но за это не платят, а только прикрикивают.

Тут бабушка позвала Серика и послала его за сушняком — ну очень любила старушка тандырные лепешки, зато Серик их терпеть не мог — уж очень прожорлив на дрова был этот тандыр.

Утром Серик собрался на рыбалку, заодно решив показать Инке арык: может, подскажет насчёт сомов. Идти было недалеко, и вскоре неширокий мутноватый канал встретил дорогу и повернул её в направлении своего медленного течения. Но Серик — себе на уме, он сошёл с дороги и двинулся против течения по едва заметной тропе, похожей на линию пробора между двух волн сухих травяных волос.

Инка оказался плохим рыболовом: он посоветовал самое тенистое место, но там тоже ничего не ловилось. В середине дня, проголодавшись, Серик решил отправиться домой: он уже был готов съесть даже сухую тандырную лепешку.

Вдруг Инка сказал:

— Три твоих картины уже купили. Поздравляю. Ты оказался талантливым самобытным художником!

— Три картины?! — восхитился Серик. — Это целых пятнадцать долларов!

— Нет, это пятьдесят тысяч долларов. Ты сможешь купить своему папе новый «мерседес», а сам поехать в Италию — посмотреть на картины Леонардо да Винчи, Рафаэля, других старых мастеров и поучиться у них.

Серик не поверил.

Инка шутит. Говорящие часы посмотрели в сумерках на его картинки и за сутки сделали его богатым?

Но Инка заставил его подписать три фанерки: «Спящая собака», «Закат в горах» (ту самую картину, с оранжевыми склонами), «Мой дом» и отправить какому-то Сотби в Лондон Объединённого Королевства. Денег на почтовую марку у Серика не было, но Инка нанёс тонким лазерным лучом какие-то штрихи на конверте, и отарский почтальон без возражений принял пакет.

А Серик всё равно не верил: он был умным мальчиком и Деда Мороза уже давно ни о чём не просил.

А через неделю к их старому дому подогнали новенький «мерседес» последней модели. Ещё в заводской плёнке на капоте и крыльях.

Отец рассердился и стал отправлять продавца, пригнавшего машину, к шайтану за такие дурацкие затеи. Но владелец отарского автосалона — толстяк Хош с неизменной улыбкой на круглом лице — обогнул сердитого отца по осторожной кривой, подошёл к Серику и попросил его расписаться в квитанции о получении. Серик что-то накалякал словно во сне, и через пять минут агент исчез, а машина осталась.

Отец сначала решил, что Серик связался с плохими людьми и с дурной травой. Только вежливый и терпеливый Инка сумел убедить его, что машина честно заработана его сыном в то время, когда Серика не посылали за дровами или копать огород, а давали спокойно посидеть и посмотреть на горы, закат, дерево — короче, давали «посчитать ворон», как сердито выражались домашние, глядя на бездельничающего подростка.

Оказывается, счёт ворон может быть очень прибыльным занятием — если, конечно, считать их с умом.

— И мне можно будет поехать в Италию? — спросил шёпотом Серик у Инки, в то время как вокруг новой машины кипели семейные и соседские страсти. Стал накрапывать мелкий дождь, но никто его не замечал.

— Хоть завтра.

— Меня не отпустят, я маленький.

— Если у тебя есть я, то ты можешь передвигаться самостоятельно уже с двенадцати лет. Никакой полицейский тебя не задержит, и авиакомпания с удовольствием продаст тебе билет до Рима.

Серик был почти раздавлен лавиной новостей, которая так стремительно навалилась на него.

— А больше моих фанерок никто не купил? — озабоченно спросил мальчик.

— Я решил попридержать другие картины. Так как первые три были куплены так быстро и всего лишь по виртуальному изображению, то я полагаю, что подождать будет выгоднее. Ты привезёшь в Италию все свои работы, и мы сделаем там твою личную выставку. После этого цена картин должна подняться в несколько раз.

Ехать одному на другую сторону мира?!

— А можно мне взять с собой младшую сестру?

— Ей десять, поэтому с ней должен ехать кто-то из родителей. Но ты можешь взять с собой и отца с матерью — они будут рады побывать на твоей выставке и посмотреть Рим. Я позабочусь о билетах для всех вас.

— Мы поедем на скоростнике?

— Хочешь — на поезде, хочешь — на стратоплане.

Отец оторвался от «мерседеса», подбежал к Серику и ласково обнял его.

Никогда ещё Серик не видел, чтобы по худому обожжённому солнцем отцовскому лицу бежали слезы.

И мальчик понял, что это добрый Аллах послал красный торговый автомат на их заброшенную станцию. И правильно сделал, потому что личный кибер-советчик — чистая прибыль для своего хозяина.

За окном кафе, по обычной городской улице шёл неторопливый зимний дождь. Он брёл между магазинами, ресторанами и многоэтажными парковками.

Кафе было уютно заполнено запахом горячего молока и шумом спокойных разговоров.

За одним из столиков сидел буддистский монах. Поверх оранжевой рясы монаха была надета тёплая куртка из плотной жёлтой байки. Из-под рясы выглядывали кожаные модные сандалии и толстые носки.

Монах перебирал чётки тёмного дерева, всё время покачивая головой. Изредка что-то произносил, и в этот момент две говорливые пожилые азиатки, сидящие за этим же круглым столом, сразу замолкали.

Монах был круглолиц и плотен. Голова давно не брита, с сединой, затылок рассечён глубокими старыми шрамами. Пальцы тонкие, нерабочие, с холёными ногтями.

Наконец монах встал, слегка поклонился собеседницам и вышел под некрупный дождь.

Прислушался к ударам капель. Что-то спросил у дождя.

Тот невнятно пробормотал в ответ.

Монах сочувственно покачал непокрытой головой и зашагал по асфальтовой дорожке, обходя лужи.

А капли зимнего дождя осторожно стекали по шрамам на небритом затылке.

Промокшее небо заставляло прохожих спешить домой.

Холодные капли собирались в лужицы на промятой крыше бронемашины, которая чадила в сумерках, быстро наваливающихся на синие горы.

Отскакивали от пластикового несмачиваемого лица робо-няни.

Серые тучи, волочащие мутные водяные космы, обступили заснеженные вершины Гималаев, сделали горные долины пронзительно неуютными.

Вечер сгустился вокруг Парижа. Пригороды окружили сияющий центр сизым мокрым кольцом.

Окна в московских квартирах замерцали, городские огни расплавились в блестящие струйки.

На планете Земля шёл зимний дождь.

В миллиарде домов по всей Земле на столах дымился чай.

Миллионы людей, вернувшись домой, брали чашки в замёрзшие ладони и с наслаждением отхлёбывали горячий ароматный напиток, забывая о непогоде.

Люди пили чай, разговаривали с жёнами, мужьями, детьми, друзьями и Инкой, радовались домашнему теплу и ещё чему-то неясному, но важному.

А может, просто за этот день на планете Земля стало больше счастливых людей.