"Возвращение астровитянки" - читать интересную книгу автора (Горькавый Ник)

Глава 12. ЛИСТЬЯ НА ВЕТРУ

Осень — тревожное жёлтое время. Оно полно холодных перемен. И ещё эти отчаянные листья…

Когда они падают с платанов на траву, это просто грустно. Но вот приходит ветер, и листья начинают, как живые, — ворочаться, скакать, катиться по дорожкам парка. И тогда сердце сжимается в тоске.

Осенний ветер смел и холоден, он выше правил и светофоров, он несет под брюхом стаю листьев и выгоняет их под колеса автомобилей. Стая, набравшись скорости у ветра, катится наискосок по асфальту — навстречу целеустремлённой железной лавине, которая сминает их, не притормаживая ни на секунду. Никто не спрашивает о желаниях листьев — они летят вперёд, послушные чужой воле. Пока их не раздавит мокрой и тяжёлой резиной.

Питер часто с ужасом смотрел на эти летящие под колеса листья. И даже стал сочинять про них песню. Он вообще любил сочинять. Подыгрывал себе сначала на гитаре, потом нашёл на помойке синтезатор — поцарапанный, две клавиши не работали, но Питер приспособился. Ничего, вот он скоро закончит школу и заработает на приличный инструмент…

Ты — просто лист, улетающий с ветром… Главное — успеть загадать желание. Вдруг тебя занесёт к Богу? И будешь стоять там, как дурак бессловесный.

Или так:

Ты — просто лист, улетающий с ветром… Сухим горлом шелестишь свои желания. Надеешься — вдруг тебя занесёт к Богу? И сделает он тебя целым зеленым деревом.

А может:

Я — просто лист и улетаю с ветром… И надеюсь — вдруг он занесёт меня к Богу? И сделает Бог меня человеком, Если я не забуду это странное желание. Я — просто лист на ветру… Прошу — не бросай меня под колеса, а унеси в страну, Где бабочка летает в горячем солнце, Где нет машин, людей и помоек.

Вот так он сидел и напевал на берегу Артемизии. Тут кругом полно домов миллионеров. А какая-то сумасшедшая богачка умерла и завещала все свои деньги на очистку озера, на дорожки и беседки. И сейчас здесь люди катаются на роликах и велосипедах. Или просто гуляют.

Питер приходит сюда петь вполголоса — в тихую беседку, почти скрытую ивовой кроной. Дома разве дадут посинтезировать — или мать заорет, или отчим.

—Здорово у тебя получается! — сказал кто-то восхищённо.

Питер обернулся как ужаленный. У беседки стояла девчонка на роликах, в короткой теннисной юбке и белой рубашке.

Парень нахмурился — он не любил, когда ему мешали.

—Я — Мари, а тебя как зовут? Спой ещё раз.

Девчонка была из симпатичных и не робких. Светлые волосы и голубые глаза. «Да просто красавица!» — решил Питер. Вот только слишком пышная — видно, из-за этого и катается на роликах.

Сам Питер был черноволос и худ. Немногословный, но интересный. И так проникновенно поёт. Мари практически сама назначила ему следующее свидание.

И — круто изменилась жизнь Питера.

Мари была из высшего общества, с которым Питер никогда не пересекался. Трёхэтажный дом её родителей стоял на берегу озера, окружённый огромным участком и садом. А после свидания Питер возвращался в свой бедняцкий район, в тесную квартирку в старом доме.

Питер влюбился. Но голову не потерял — понимал, что такую девушку нужно суметь и заинтересовать, и удержать, Он сочинял ей песни. Ей нравилось. Он старался приносить ей на каждое свидание какой-нибудь необычный подарочек.

Она была в восторге! И вслух гадала, что же он принесёт ей в следующий раз.

Они ходили в парк, в кино и далее в театр. Они рассказывали друг другу истории про свою жизнь. Девочка вспоминала, как этим летом она ездила с родителями на Карибские острова. Какие там пляжи, пальмы и птицы! Питер слушал с чувством бесконечной зависти. А тут так и закиснешь в этом гнилом дождливом холодном Ливерпуле, не выбравшись дальше Лондона, такого лее холодного и туманного, или Глазго — ещё промозглее и грязнее.

Но Питер гордо говорил:

—Я люблю осень — это честное и быстрое время, когда все иллюзии спадают.

Мари ёжилась:

—Мне не нравится, когда много грустных мёртвых листьев. Они — будто разорванные письма.

Они гуляли по дорожкам вокруг ночного озера, и Питер показывал на молодой месяц:

—Он похож на натянутый лук, и стрела его всегда нацелена на солнце.

Мари не соглашалась:

—Месяц похож на сверкающий щит, обороняющий от солнца спящую луну.

Питер рассказал Мари про свою птицу. Он подобрал дикую голубку со сломанным крылом — видно, налетела на провод. Из крыла торчала косо срезанная трубчатая кость, в ране уже копошились белые черви, а птица была еле жива. Питер отнёс голубку к ветеринару — его клиника за углом. Но денег на сложную и дорогую операцию не было. Ветеринар махнул рукой и позаботился о птице бесплатно: попросту отрезал сломанное крыло лязгающими ножницами. Ножницы сочно чавкнули. Мальчик вздрогнул. Его пронзило острое ощущение необратимости совершённого.

Голубка уже никогда не полетит! Какая-то ось в мироустройстве сдвинулась, и уже никогда оно не пойдёт по старому пути.

Врач прижёг чём-то рану и сунул птицу в трясущиеся руки мальчика.

Голубка жила у него уже два года, сидела на краю цветочного горшка на подоконнике. Она часто расправляла, вытягивала единственное крыло, но никогда не пробовала взлететь. Клетка ей была не нужна. Зачем клетка для не летающего существа? Отсутствие крыльев и есть клетка.

Мари слушала с круглыми глазами, и Питер радовался, что умеет интересно рассказывать.

Субботним утром они поехали в Манчестер — на знаменитый аттракцион «Рогатка».

Питер и Мари уселись в двойное кресло в виде небольшого диванчика и пристегнулись ремнями. Питер ещё успел посмотреть на девушку, потом раздался предупреждающий, тревожный рокот барабана. Он напрягся и инстинктивно сжал поручни кресла. В следующую секунду могучая перегрузка вдавила Питера в кресло, которое, увлекаемое быстрым тросом, взмыло ввысь со скоростью ракеты.

—А-а! — Крик сам вырвался из груди.

Они промчались мимо вершины рогатки и полетели дальше.

Наконец, под визг и вопли, кресло замедлилось и остановилось в верхней точке своей траектории, на высоте почти двухсот метров. И тут началось самое страшное: кресло, замерев на мгновение, стало опрокидываться вперёд.

Щенят подбросили в корзинке, а потом перевернули коробочку и вытряхнули её содержимое.

Беззащитно падать головой вниз с высоты двухсот метров оказалось очень страшно.

В момент переворота Питер автоматически вцепился в поручни так, что заболели растянутые мышцы, но всё равно — опрокидывающееся кресло уронило его вниз головой. Началось захватывающее дух падение, а мир переворачивался снова и снова…

Питер и Мари, пока летели вниз, успели кувыркнуться раза четыре. Потом снова взлетели, но уже на меньшую высоту и, наконец, вдоволь поболтавшись в небе вверх ногами и вниз головами, опустились на стартовый помост.

— О боги, — простонал Питер, вылезая из пыточного летающего кресла. — Я растянул руку, хватаясь за соломинку…

— Здорово! — Глаза Мари горели. — Вот это ощущения! Никогда такого ужаса не испытывала.

«Она не трусиха!» — удивлённо подумал Питер, глядя на раскрасневшуюся Мари.

Денег Питеру стало не хватать катастрофически. Мать только расхохоталась в ответ на просьбу Питера купить ему костюм:

—Как только у меня появятся деньги, я сначала вставлю себе зуб! — Она показала на чёрную дыру во рту и с сомнением добавила: — А уж потом подумаем насчёт твоего костюма. А чем тебе джинсы стали плохи?

Отчим Вильям косо поглядел на Питера:

— Помоги покрасить хоть один дом, и я тебе заплачу.

У Вильяма был грузовичок, набитый банками с краской. Отчима нанимали красить дома, он отмывал вековую пыль и грязь со стен портативным водомётом, а потом заряжал пульверизатор краской и красил дом от основания до крыши, карабкаясь по раскладной алюминиевой лестнице. Приходил домой усталый, злой и забрызганный разноцветным. Вильям был скаред: его машина ездила на лысых шинах, пока они не лопались.

«Много ли у него заработаешь?» — с досадой подумал Питер.

Друзья Питера были не богаче его.

Надо было что-то предпринимать! Знакомство с Мари — это редкостная удача. Теперь удачу надо превратить в успех. А успех требует платы.

Денёк выпал сухим и даже немного солнечным. Но Алан Мак-Дрим мрачно крутил баранку полицейской машины, забирающейся по извилистой дороге, и молча ругался. Рядом с ним сидел напарник, толстый Симеон Нижгорски с сонными коричневыми глазами и мягким пухом на практически лысой голове.

Напарники плохо подходили друг другу. Голубоглазый Алан был отчаянно молод, поджар и шустр. А Симеон уже стал безнадёжно пожилым, ленивым и неповоротливым. Но за опыт Симеона сделали старшим, а Алан ходил лишь в стажёрах, что его немало раздражало и даже возмущало. Чему учиться у этого Симеона — игре в шахматы, в которые тот режется с компьютером всё свободное время? Как Алан уже убедился, старик ничего не знал ни о нейродопросах, ни об интегральном методе расследования, чему учили в полицейской академии высшего уровня. Старые собаки не успевают за новыми фокусами! Ладно, жизнь покажет, кто тут больше понимает в детективном деле. Стоит Алану проявить себя на паре расследований — и роли быстро поменяются.

Плохо, что у Симеона не было никаких карьерных устремлений: он не гнался за громкими делами, а покорно брался за расследование любой дряни. Вот и сегодня: лейтенант Грэхем, начальник детективного отдела, взял и послал их на расследование автодорожного происшествия. Ладно бы две машины столкнулись — есть что расследовать: определять виновных, опрашивать свидетелей и так далее. А тут машина просто слетела с дороги на повороте. Дело века! Тьфу!

Алан предложил сначала изучить известные данные: ведь экспертиза происшествия уже проведена. Но упрямый Симеон встал и сказал:

—Едем на место. Моя голова — не помойка, я закладываю туда только полезные и надёжные вещи. Чужую труху молоть смысла нет. Заодно подышим свежим воздухом…

Алан яростно закрутил баранку влево — они взяли последний поворот и, наконец, приехали на место происшествия.

Напарники вышли и осмотрелись.

Узкая асфальтовая дорога спускалась с холма, где стоял красивый особняк, делала здесь зигзаг среди кустарников и через несколько сот метров вливалась в шоссе, пересекающее реку.

Машина не вписалась в извилину дороги, пробила кустарник — он был густой на вид, но слишком хлипкий, чтобы удержать «порш-карреру» от кувыркания по склону. Машина упала в реку вверх колесами.

Алан вытянул шею и отследил путь машины по склону. Машину из реки уже выловили, но Алану хотелось посмотреть на место крушения.

— Симеон, давай спустимся?

— Зачем ноги ломать? — буркнул Симеон. — Машина улетела отсюда, и если есть причина аварии, то она здесь, а в реке можно найти только результаты.

— Ты что, не видел раньше аварий? Такой крутой поворот и есть причина.

— Парень ездил по этой дороге пятнадцать лет. Почему он вдруг взял и слетел с неё? Он был не пьян, и даже дождь в тот день не шёл.

Молодой полицейский сокрушённо покачал головой на такое упрямство и незаметно протёр на мундире свеженький значок академии. Был бы на месте убившегося водителя обычный смертный — дело было бы закрыто сразу как совершенно ясное. Но погибший был большим человеком. Это ему принадлежит — принадлежал! — особняк на холме. Юрист в возрасте, дорогая машина, хороший дом в престижном районе, молодая жена. Работал в мэрии, был вовлечен в конфликт с землевладельцами, поэтому друзья юриста, включая самого мэра, уверены, что дело нечисто, и потребовали от полицейских досконального разбирательства. Вот и болтаются тут два детектива, изображая бойскаутов в поисках оленьих следов, а на самом деле — имитируя расследование. Алан фыркнул, глядя на Симеона, который внимательно осматривал дорогу:

— Тут же ничего нет! Совершенно чистый обычный асфальт. Эксперты всё обшарили и ничего не нашли.

— Это-то и настораживает, — охотно откликнулся Симеон — Почему асфальт тут такой чистый? Метров двадцать в сторону — на обочине валяются листочки, окурки шалопайские, колечки от банок колы, кипарисные шишки. А в этом месте чистота, как будто в квартире.

— Наверное, помыл кто-то… — серьёзно сказал Алан, веселясь про себя.

— Отличная идея! — с интересом посмотрел на него старик-напарник. — Может, из тебя и выйдет толк.

Алан прикусил язык от неожиданности.

—Итак, принимаем твою версию — кто-то помыл дорогу от чего-то скользкого, на чём машину и занесло. Но от масла дорогу быстро не отмоешь… — бормотал Симеон.

Молодой напарник взялся за дело всерьёз. Кусок чистого асфальта они исследовали вдоль и поперек. Он ничем не отличался от другой дороги — разве только своей чистотой. Если и было какое-нибудь подозрительное вещество на асфальте, то его давно смыло в водосточное отверстие на краю шоссе и унесло в канализацию. Но Алан был уверен: масла на асфальте не было — его так просто не уберёшь. Никакой химией тоже не пахло.

Они перешли к обочинам, густо покрытым прошлогодними листьями. Симеон нашёл сухой лист с белой капелькой. Потом ещё один. Соскрёб капли в пробирку из своего саквояжа. Попросил Алана сделать несколько снимков дороги — чистой и грязной, чтобы было видно отличие.

— Думаешь, убийство? — с надеждой спросил молодой напарник.

— Думаю — да, — вздохнул Симеон. Он ещё раз оглядел склоны горы, нахмурился и посмотрел в такое же мрачное небо.

Экспертиза подтвердила вывод старика. Кто-то намазал дорогу скользкой белой глиной. Водитель не ожидал подвоха, спускался в обычном режиме. Машина слетела с обрыва, и через десять минут полицейские были на месте происшествия. Но кто-то уже успел замести следы преступления.

Симеон прочитал заключение экспертизы и вздохнул:

—Что за времена пошли, даже глиной стали убивать… Он, не обращая внимания на горящие охотничьим азартом глаза напарника, развернулся и уткнулся в какие-то новости на экране.

Алан не выдержал:

—Симеон, что дальше будем делать? Главные подозреваемые из числа многочисленных врагов убитого проверены — они чисты как ангелы. У всех алиби крепче алмаза — в начале рабочего дня они все сидели по своим офисам со своими секретаршами, чёрт их дери!

Симеон вздохнул, оглянулся и сказал:

— Ищи переносной водомёт, каким моют старые каменные стены и деревянные патио.

— Но таких водомётов слишком много! — воскликнул Алан.

— Сынок, а тебе разве не говорили в академии, что полицейская работа трудна и опасна? — язвительно фыркнул старик и отвернулся к экрану.

Алан копался с водомётами неделю, но тут пришла новость от главного эксперта управления. Он позвонил самолично и заявил:

— Мы проанализировали химический состав глины, которую вы нам принесли, и выделили водную компоненту. При спектральном анализе мы нашли в ней заметное количество хлора!

— А попроще, профессор? — поморщился Симеон. — На что указывает этот хлор?

— На устаревший способ обработки питьевой воды, который применяется только в районе старых ливерпульских доков.

— Отлично! — обрадовался Алан. — Значит, наш водомёт набирал воду в том районе, и там же его надо искать. Это упрощает дело!

— Странное орудие убийства, — добавил от себя эксперт. — Всего лишь глина.

Симеон философски сказал:

—Человек убивает мыслью. Это его главное орудие. А уж чем он оснастит своё намерение — не так важно.

— Ты зарыл свой талант мыслителя в полицейском участке! — поддел его эксперт.

— Отчего же, — возразил старик, — именно здесь мышление приносит самые конкретные результаты.

Молодой напарник ускакал в район доков, а Симеон снова уткнулся в экран.

Алан вернулся, грязно и изобретательно ругаясь: вляпался в этих трущобах в собачье дерьмо. Еле выковырял его из рубчатой подошвы ботинка.

Но молодой полицейский сразу заткнулся, когда Симеон показал в бесплатной газетке на неприметное объявление о предложении временной работы с годовым окладом в сто тысяч фунтов в год.

— Знаешь, что это такое?

— Ну, работу предлагают. Какого-то менеджера по управлению проблемным производством ищут.

— Эх, академия… Это объявление о поиске наёмного убийцы, попросту контракт. И речь в нём идёт именно о нашем юристе. Вот смотри…

Симеон пустился в объяснения тайного кода объявления. Алан, наконец, уразумел, и ошарашено сказал:

— Значит, это объявление дал кто-то из врагов убитого?

— Да. Причём здесь поставлено условие «незаметного» убийства — его легко списать на несчастный случай. Именно такое убийство и было совершено.

— Но ведь ни одна группа наёмных киллеров ранее не использовала такой метод, как белая глина.

— Да, поэтому я полагаю, что быстрее всех откликнулась на объявление и решила заработать сто тысяч фунтов какая-то молодёжная начинающая группа, стеснённая в средствах и ещё не умеющая доставать хитроумные штучки вроде не обнаружимых ядов, вызывающих инфаркт.

— Молодёжная банда любителей из районов старых доков, без денег, но имеющая доступ к водомёту… И ещё кто-то из них получит банковский перевод на сто тысяч, — задумался Алан. — Да я их за пару дней вычислю!

— Вот и действуй, — кивнул напарник, — и будет тебе медаль на молодецкую грудь.

И открыл незаконченную шахматную партию.

Питер и Мари ехали в лондонском поезде. Пропустить футбольный матч Бразилия — Англия никто из ливерпульских фанатов не может.

Питер уговорил Мари поехать с ним. Ему очень хотелось показать свою красотку приятелям с родной улицы, которые шумной компанией ехали в конце вагона, то и дело бросая на Питера с Мари красноречивые взгляды.

Но когда Трупер Браун подмигнул и поднял вверх большой палец, то Питеру стало неприятно. Вид Брауна напомнил ему о том, о чём он хотел бы как можно быстрее забыть.

Несколько дней назад Трупер Браун с Головастым и Упырём прикатили к нему на велосипедах для важного разговора.

— Мы собираемся провернуть одно дело, и нам нужна твоя помощь, — сказал Трупер Браун, когда они уединились в старом гараже, чтобы покурить и помозговать.

— Что за дело? Денежное? — поинтересовался Питер.

— О, сразу быка за рога берёт! — заржал Упырь. — Наш парень!

— Тихо! — одернул подчинённого Трупер. — Да, денежное. Ты можешь заработать десять тысяч фунтов, если пойдёшь с нами и захватишь водомёт своего отчима.

—Для чего? — удивился Питер. И Трупер объяснил.

Убить человека за деньги?! Питер был ошарашен. Толкнуть травку или грабануть банкомат — это ещё было в рамках его понимания. Но убить?!

—Тебе ничего не надо будет делать, — сказал Трупер. — Мы привезём на багажниках глину, а после… ты её смоешь с асфальта водомётом.

Питер замотал головой:

— Нет, это не по мне.

— Десять тысяч тебя не устраивают?! — яростно взвизгнул Трупер Браун.

— Деньги хорошие, спору нет, но если нас кто-нибудь заметит? — стал обосновывать свой отказ Питер.

— Ты не можешь отказаться! Нам позарез нужно выиграть в первый раз, а дальше у нас будут деньги, дальше всё пойдёт легче! — приговаривал Трупер Браун, методично ударяя кулаком в ладонь, загоняя сомнения куда-то далеко, откуда их не будет слышно.

Но Питер упорствовал. Тогда Трупер сплюнул:

—Чёрт с тобой, не ходи сам, но дай водомёт. Я с ним справлюсь.

Питер заколебался.

—Я тебе ничего не говорил про наши планы, а просто прошу водомёт на один день. За пять тысяч.

Пять тысяч за один день аренды водомёта?! И Питер сдался.

Через два дня парни приехали снова. Когда Трупер Браун взвалил ранец с полным водомётом на спину, Питер похолодел. Ему захотелось обругать Брауна и отобрать у него аппарат. Но он молча стоял и смотрел, как парни на велосипедах выезжают из переулка.

В эту секунду мир замер на развилке, и его дальнейшую дорогу должно было определить решение Питера. Если кто-то из взрослых и более умных сказал бы сейчас Питеру какое-нибудь отрезвляющее слово, то всё могло пойти по-другому. Или если Питер мог бы сам заработать приличные деньги, то предложение Трупера Брауна его не прельстило бы.

Но у Питера не было ни денег в кармане, ни разумного совета под рукой.

И в тот момент, когда последний из банды скрылся за поворотом, раздался какой-то лязг и сытое чавкание невидимых ножниц. Случилось что-то необратимое, перевелись железнодорожные стрелки, и мир покатился по новым рельсам.

Вечером парни вернули водомёт. Взвинченные, довольные.

—Господи, когда снизу по дороге стал подниматься какой-то идиот, у меня от ужаса задницу свело оскоминой. Хорошо, что болван быстро понял, что не туда заехал, и развернулся.

«Я не убивал, я только дал водомёт!» — мысленно бормотал Питер.

Через три дня Питера вызвали в заброшенное здание, где банда обустроила одну квартиру под свой штаб.

Все были в сборе, и у всех горели глаза.

—Это грандиозный успех, парни! Отныне мы короли! — визжал от восторга Трупер Браун, потрясая пачками денег. — Теперь мы развернёмся, теперь они у нас попляшут!

Кто такие эти «они» и почему «они» должны плясать, Питера не интересовало. Он настороженно следил за делёжкой денег, опасаясь обмана. Но всё было честно. Он получил на руки пятьдесят новеньких хрустящих сотен! Никогда он не держал в руках таких деньжищ. Да что там в руках не держал… Глазами не видел!

Благодаря этим сотням они с Мари сейчас ехали в лондонском поезде с двумя дорогущими билетами на футбол. Рубашка на Питере была новая, и номер в лондонской гостинице на двоих ему уже был по карману. Будущее переливалось радужными красками, и Питер старался не вспоминать газетные заголовки, из которых ему стало ясно, кто погиб из-за белой глины и старого водомёта.

Мари не смотрела в окно поезда, а читала книгу про историю Никки и Джерри.

Питер покосился на знакомую всем обложку и усмехнулся:

—Слушай, ведь это враньё для наивных. Так в жизни не бывает.

Мари укоризненно посмотрела на Питера, но потом улыбнулась, прижалась к его плечу и заглянула в лицо:

—Я хотела сказать тебе потом, когда… ну, когда мы будем вместе, но я не выдержу до вечера! — Она сделала многозначительную паузу и выпалила: — Мы уезжаем из Англии!

Папа получил должность атташе в Доминиканской Республике, и мы через месяц улетаем!

Питера как громом ударило.

— В Доминиканской Республике? — бессмысленно переспросил он.

— Да, это в Карибском море, там замечательно, я тебе рассказывала…

Питер знал, что там замечательно. Остров райской мечты, там было нескончаемое солнце и не было смога, перемешанного с холодным дождём. А Мари была его надеждой попасть в этот рай, в мир богатых, путешествующих на самолётах и яхтах. И вот она уезжает…

—А как же я? — спросил потерянно Питер, пытаясь сдержаться и не завыть от тоски.

Мари торжествующе улыбнулась:

—Ты поедешь с нами! Я всё рассказала про тебя папе — какой ты хороший, не дразнишь меня толстухой и что ты песни сочиняешь. Он сначала смеялся, но когда я сказала, что люблю тебя и вскрою себе вены, если он тебя не возьмёт, то папа сразу согласился. Он знает, что я не шучу! Папа найдёт тебе работу, и ты будешь жить если не в доме, то совсем рядом. И мы будем встречаться каждый день. А станем совершеннолетними — поженимся.

Питер не мог говорить. Новость обрушилась на него, как тропический ураган. Он слизывал солёные капли с губ, вдыхал одуряющие цветочные запахи. Лицо его горело под лучами южного солнца и охлаждалось морским бризом.

—Господибожемой, я не могу в это поверить, — сказал Питер сдавленным голосом. А Мари счастливо засмеялась.

В качающемся вагоне Трупер встал и вышел в тамбур, поманив за собой Питера.

Питер вернулся на землю, поморщился, но последовал за главарём.

—Слушай, тут ещё одно аналогичное дельце наклевывается, — властно сказал тот, вскинув рыжую голову. — Даю тебе пять минут на решение — ты с нами или нет.

«Как заговорил Трупер Браун, как большой босс!» — удивился Питер.

—Нет, я не с вами, — ответил громко Питер, не сумев спрятать счастливой улыбки. — Плевал я на вас. Я уезжаю на Карибы со своей девушкой. Навсегда. Я буду сидеть на берегу океана и сочинять песни. Понял?

Трупера злобно перекосило. Он сверкнул глазами и прошипел:

—Вот как ты заговорил! Ну и катись на свои острова. А нам и тут клёво. У нас сейчас есть деньги, мы можем купить столько всяких штук, что закачаешься. На стадионе увидишь, как мы умеем веселиться. Мы — сила! Понял, бренчалка?

И Трупер Браун, надувшись от гордости, отбыл к своим подчинённым.

Питер плохо помнил, кто кому забивал голы. Он кричал вместе со всеми, но цепко держал Мари за руку. Она была его спасательным кругом. Она вытащит его из зловонных тёмных глубин к свету и воздуху. Он был так счастлив, как никогда в своей недолгой жизни.

Только закончился матч — ещё футболисты не ушли с поля, как Питер увидел невдалеке голову вскочившего Трупера Брауна. Он что-то бросил в воздух и заорал:

—Бомба! Спасайся, кто может!

Пакет взлетел, и грохнуло так, что заложило уши. Вонючее чёрное облако окутало трибуны. Раздались истошные крики:

—Ядовитый газ! Помогите!

Крики перебивались взрывами на других трибунах.

—А-а! — закричала толпа и рванулась к недалёкому выходу.

Питера и Мари подхватило, как две пушинки. И понесло.

«Нас ничто не сможет разлучить!» — отчаянно подумал Питер, вцепившись в руку девушки. Но толпа мгновенно оторвала их друг от друга. Только что Питер сжимал потную ладошку испуганной Мари — и вот уже в руке влажная пустота.

Паника на стадионе нарастала. Ребра Питера трещали, он даже не мог позвать Мари. Его внесло в проход, и он увидел девушку: давлением толпы её прижало к стеклу, отгораживающему проход от трибун. Питер уже был с этой стороны стекла — и его по тёмному проходу уносило наружу. Мари смотрела на Питера круглыми от ужаса глазами. Её лицо было расплющено о стекло, обойти которое было невозможно.

Рядом с ней кричали люди, прибитые к преграде людским прибоем, и прочное бронестекло уже окрасилось кровью.

Питера вынесло людской рекой на площадь перед стадионом. Наконец Питеру удалось остановиться, и он стал отчаянно оглядываться в поисках Мари. Но её нигде не было. Да Питер и сам понимал, что Мари из-за натиска человеческой массы выйти не могла.

Он выбрался из толчеи и, обогнув поток, попытался вернуться на стадион. Но это было невозможно: из ворот валила плотная толпа растерзанных окровавленных болельщиков. Несколько человек упали, уже выйдя из ворот, и их затоптали. О них спотыкались, но никто далее не смотрел под ноги.

Питера снова отбросило к краю ворот, где стоял ряд мусорных баков. Питер обессилено опустился на асфальт, упираясь спиной в бак, и стал ждать, когда этот кошмар кончится.

Где-то бормотал динамик радио. Диктор дрожащим голосом говорил о погибших в давке на стадионе.

— Особенно много пострадавших возле выходов, нам сообщают о десятках растоптанных тел и сотнях раненых людей!

Питер сидел несчастный, бессловесный, беспомощный. Сухое горло не могло произнести ни крика, ни плача.

Вдруг налетел холодный порыв.

Листья, подхваченные ветром, неслись беззвучно — их шелест не был слышен сквозь вой и стоны толпы. Вместе с листьями летели конфетные обёртки и бумажные стаканчики — обычный людской мусор.

И тут Питер обрёл голос и завыл.