Эдвин Чарльз Табб Обычный колдун

Марк опоздал на вечеринку. Два пациента, поступивших в последнюю минуту, и срочный звонок от потенциального самоубийцы поломали его график, так что, когда он наконец приехал, только несколько человек сидели в гостиной посреди того, что несомненно оставит после себя след. Глория вспомнит об этом позднее, нет сомнений. Она и Билл были щедры, но одной щедрости недостаточно, чтобы привести все в порядок. Она сжала его руку, когда он вошел в квартиру.

— Марк! Рада тебя видеть. Я уж думала, ты не придешь.

— Прошу прощения, — извинился он. — Сандра еще здесь?

— Она разговаривает с доктором Лафаржем. — Глория снова сжала ему руку. — Когда же наконец это случится, Марк?

— Как только я смогу убедить ее в том, что, выйдя за меня замуж, она получит достаточную компенсацию за ту мишуру, которой, как она полагает, ей будет не хватать, если она согласится на этот шаг. — В голосе его чувствовалась горечь.

Он несколько смягчился, когда Билл сунул ему в руки бокал.

— Спасибо.

У Билла была хорошая память. Вермут и джин были в той пропорции, которую он любил, и которая ему требовалась. До них доносился приглушенный шум голосов из группы гостей в углу, неразборчивые обрывки фраз, затем голоса стали тише, словно разговор пошел о тайных и секретных вещах. Все замолчали, когда Марк направился к ним.

— Марк! — Сандра встала и пошла ему навстречу, подставляя щеку для поцелуя. Это была совсем молодая, очень привлекательная девушка, бледная кожа и черные густые волосы придавали ей сходство с итальянской Мадонной.

— Как я рада, что ты все-таки пришел, дорогой. Я хочу тебя познакомить с моими друзьями.

Марк стоял, чувствуя себя не совсем в своей тарелке, когда она присвоила ему титул, на который у него не было никаких прав. Похоже, она все никак не поймет, что психиатр и психолог — это не одно и то же, и что первое требует медицинской степени, которой у него не было.

— Джим Тейлор, инженер, — быстро говорила она. — Сэм Клейн, реклама. Лорна Ламбер, медиум. Рэм Рута продает антиквариат из Индии. А это… — она сделала многозначительную триумфальную паузу, — доктор Лафарж.

Марк невзлюбил его с первого взгляда — он слишком походил на Мефистофеля. Жидкие черные волосы, прилизанные к узкому черепу и нависающие над высоким лбом. Густые брови, слегка изогнутые вверх. Аккуратные усы и борода клинышком, смертельно-бледное лицо. Он — позер, угрюмо думал Марк, в его внешности больше искусственного, чем естественного.

— Доктор Конвей? — Его изящная рука оказалась неожиданно сильной при рукопожатии.

— Я не доктор. — Как обычно, когда Сандра его с кем-нибудь знакомила, Марк вынужден был объясняться. — Я обычный врач. У меня нет степени. Сандра всегда делает эту ошибку.

— Понятно. — У него были черные, глубоко посаженные глаза. — Обычная ошибка. Я-то сам доктор философии. — Его глаза сузились. — Мы ведь встречались раньше, мистер Конвей.

— Не припоминаю. — Марк напряг память. — Нет. Мне кажется, мы с вами не встречались.

— Уверяю вас, — настаивал Лафарж. — Возможно, вы обо мне все-таки вспомните, и очень скоро.

Группа образовалась вновь, кое-кто сидел, словно ученик, в ногах у Лафаржа, забыв о своих коктейлях за разговором, который вращался вокруг одной темы. Эту тему Марк нашел просто неприятной..

— Хотел бы я найти хоть одного человека, который извлек пользу из знаний в области таинственного, — сказал он. — Я не имею в виду тех, кто разбогател, потворствуя капризам любопытных. Относясь со всем должным уважением к подлинно мистическому, мне кажется, что они заплатили слишком высокую цену за спокойствие их разума.

— Какую, например? — поинтересовался Лафарж.

— Уход от реальности. Надо воспринимать мир таким, какой он есть. Бегство от него может иметь только один конец.

— По-вашему, стало быть, все мистики — сумасшедшие?

— Они — не нормальные. Это основание предположить ненормальность.

— Может быть, вначале следует определить, что же такое «ненормальность»? — мягко вмешался Рэм Рута.

Лафарж заговорил прежде, чем Марк мог ответить.

— Есть много дверей, в которые можно войти в поисках знаний. Нелегко определить, за какой из них находится истина.

— И вы, разумеется, нашли правильную дверь?

Если Лафарж и уловил иронию, то никак этого не показал. Он улыбнулся, открывая слишком белые, слишком острые зубы.

— Думаю, что да, мистер Конвей.

— Черная магия, вероятно?

Снова улыбка, но без намека веселости в ней. Марк почувствовал, как Сандра предупреждающе сжала ему руку. Ему было неприятно, что этот самодовольный осел произвел такое впечатление на Сандру.

— Черная магия, мистер Конвей? Могу я спросить, что дало вам повод прийти к такому заключению?

На мгновение Марк испытал искушение сказать ему правду. Лафарж не первый среди тех, кто пытается получить могущество с помощью имитации. Легенда о Фаусте на многое может ответить. Слишком много слабаков после демонстрации внешней силы пытались подражать небезызвестному принцу Тьмы.

— Я встречался с теми, кто делал подобные утверждения, — сказал он осторожно. — Многие из них — мои пациенты.

— Понятно.

В смягченном освещении глаза Лафаржа, казалось, горели внутренним огнем.

— Скажите мне, мистер Конвей, — сказал он, — если бы к вам пришел пациент, пострадавший при проведении химических экспериментов, стали бы вы высмеивать химию?

— Конечно, нет. — Марк разгадал ловушку. — Аналогия не корректна.

— Разве? — Лафарж пожал плечами. — Многие с вами не согласятся. Но, к вашему сведению, истинное знание имеет к черной магии такое же отношение, как медицина к кровопусканию. Не станете же вы возражать, что иногда полезно пустить кровь больному?

Вновь Марк обошел ловушку.

— Истина имеет много граней, — сказал он. — Несмотря на кажущиеся различия, они принадлежат целому. Утверждать, что существует только один путь к знанию, — явное заблуждение. Другими словами, неприкрытая ложь.

— Что есть истина? — поднял руки Рэм Рута. — Вещи, что мы видим, предметы, которые ощущаем, — это истина или иллюзия? Я могу закрыть глаза и они исчезнут. Можно ли говорить о них как о реальности?

— Если бы я взял нож и ударил бы им вас, думаю, ваши сомнения бы развеялись.

— Только потому, что мне еще нужно достичь уровня знаний, на котором я бы смог отрицать реальность вашего ножа.

Марк пожал плечами. Ему доводилось раньше участвовать в подобных спорах, и все они были похожи друг на друга. И всегда оставалось чувство бега по замкнутому кругу, когда кажется, что чем быстрее бежишь, тем медленнее движешься. Уже давно он пришел к выводу, что спорить против веры все равно, что спорить против натуры.

Коктейль согрелся в его руке. Он сделал глоток, поднялся и направился в сторону Глории, стоявшей рядом с коктейль-баром. Он смешал себе коктейль, выпил его и сделал другой. Глория коснулась его руки.

— Марк, не обращай внимания.

— Стараюсь. — Он кивнул головой в сторону группы. — Где ты его откопала? Я не думаю, что ты помешалась на шарлатанах.

— Его привела Сандра. — Она забрала у него пустой бокал, наполнила его и передала Марку. — Ничего серьезного, Марк, ты же ее знаешь.

— Да, знаю. — Он наполовину опустошил бокал. — Ничто нормальное ее не удовлетворяет. Ей хочется чувствовать себя значимой, пупом земли, и потому собирает шайку чудаков и позеров. — Он допил коктейль. — Не может понять, что они попросту ее используют.

— Она это скоро поймет, Марк.

— Что-то не верится.

Он не скрывал своей горечи, раздражения и, нельзя не признать, доли ревности. Чертов Лафарж — кем бы он ни был и кем бы ни хотел казаться. Театральные жесты, поток туманных фраз — столь банальные средства давали ему власть над всеми неврастениками, сломленными обстоятельствами и желающими дойти до цели прямой дорогой. И он использовал их, держа за дураков, которыми они, в общем-то, и были.

— Не вини Сандру, — сказала участливо Глория.

Марк передал ей пустой бокал.

— Да я и не виню. Просто я ее люблю.

— Тогда почему ты ничего не делаешь?

— А что я могу? Я предлагаю ей выйти за меня замуж. Она попросила подождать. Может, мне ее украсть? Загипнотизировать? Подсыпать наркотик? Проклятье, я хочу ее больше всего на свете, но что из этого, если она не хочет меня?

— Ты ведь психолог, Марк. — Глория наполнила его бокал практически чистым джином. — Знаешь, — задумчиво сказала она, — ни одной женщине не понравится мысль, что из нее делают дурочку.

— И что же?

— Поэтому просто сказать ей об этом ни к чему не приведет. Чем больше она думает о тебе, тем меньше у нее желания признаться в своей неправоте.

— Элементарная психология, — усмехнулся он и снова помрачнел. — Извини, ты права, конечно, но что я могу сделать? Присоединиться к этой компании? Начать практиковать черную магию? Надеть на себя маску дьявола? Глория, я на это просто не способен.

— Нет, конечно, — согласилась Глория.

Она посмотрела на группу гостей, сблизивших свои головы и уже перешедших едва ли не на шепот. Билл ушел на кухню, наверное, варить кофе. Марк допил свой коктейль, и Глория налила ему новый.

— Лафарж, как будто, тебя знает, — сказала она. — Это правда?

— Нет.

— Но…

— Дешевый прием, — отрезал он. — Сделать вид, будто помнишь то, что другой не помнит, и тем поставить другого в невыгодное положение. Либо он думает, что ты лжешь, либо начинает сомневаться в своей памяти. Если вам нет причин лгать, то остается сомневаться в своей памяти.

— И Лафарж?

— Он лжет. Я никогда его раньше не встречал. — Он посмотрел на Глорию. — Вы думаете иначе?

— Не знаю, — она прикусила нижнюю губу. — Просто перед самым твоим приходом он объявил о нем и довольно точно тебя описал. Как бы он смог это сделать, если никогда тебя раньше не видел?

— Хорошие глаза. Лифт в конце коридора. Он мог услыхать, как он останавливается, и высказать предположение. Он знал, что я должен прийти.

— Но он описал тебя. Как это объяснить?

— Он знаком с Сандрой, так ведь? — Марк чувствовал, как гнев заполняет его. — У нее есть моя фотография, рядом с постелью.

— Марк!

— Извини, забудь это! — Он залпом осушил бокал.

Голова у него слегка кружилась. Он не обедал сегодня, весь день напряженно работал, и алкоголь на него действовал быстро.

Подойдя к компании гостей, он услышал тот разговор, который и ожидал. Он не был удивлен. Присутствие человека, подобного Лафаржу, предопределяло обсуждаемые темы. Магия, колдовство, заклинания и ритуалы, которыми сопровождается вся эта ерунда.

— Мы говорили о значении истины, — сказал Лафарж присоединившемуся к ним Марку. — Если предположить, что истина есть мнение, которого придерживается большинство, то магию следует признать реальной вещью. Ведь даже законы принимаются против нее. Не будут же приниматься законы против того, чего нет.

— Может быть, — сказал Марк. — Помните: закон это задница?

— С начала своей истории люди верили в магию, — указал Тейлор. — Как долго они верили в другие науки?

— Долгое время люди верили в то, что Солнце вращается вокруг Земли. Должно быть, космос изрядно перестроился в последние годы.

— Вы высмеиваете подлинную науку, — сказала Лорна и закрыла глаза, словно не желая участвовать в этом разговоре.

— Я высмеиваю только то, что достойно насмешки. — Марк почувствовал нарастание раздражения. Оно было даже не личным: подобные глупцы приносили вреда больше, чем думали. — Вы хотите сказать, что колдовство — вещь, достойная уважения?

Лафарж поднял брови.

— Да, слышал я об этих аборигенах в Африке, смертях без видимых причин и все такое прочее. Хорошо, я согласен, что подобное может случаться и случается. Я согласен, что в культурах, допускающих веру в эти силы, они могут существовать. Но не в нашей культуре. Никогда.

— В Ланкастере ведьм сжигали на костре, — заметила Сандра.

— А также собак и куриц. Они что, тоже были ведьмами? Страх служил причиной. Страх и отвращение. Ведьмы! — смех Марка был неприятен. — Омерзительные старухи, густо намазанные белилами, со своими нелепыми церемониями. Весь этот козлиный букет секретных обществ: ведьмы, эксперты, посвященные и прочие. Видали вы химиков, говорящих на работе шепотом, обменивающихся двусмысленными фразами? Нет. Они извлекают факты и имеют доказательства на руках. А ведьмы? Спросите — и вы получите массу плохо прикрытого вздора, кучу нелепиц и пошлятины.

— Вы дадите ребенку в качестве игрушки пистолет? Научите его изготавливать нитроглицерин? — Лафарж улыбался, задавая вопросы. Он полностью владел собой, вывести его из себя Марку не удалось.

— Я ждал этого, — сказал Марк с горечью. — Но почему бы вам не вспомнить о силах Тьмы? Или об опасности играть с силами, которые не понимаешь?

— Пожалуйста, Марк! — Сандра рассердилась. — Это уже обсуждалось. Ты просто выставляешь себя в глупом виде.

— Разве? — Он кинул взгляд на нее, ненавидя то, как она смотрела на Лафаржа. Он посмотрел на остальных и возненавидел их всех. Ярость опаляла его изнутри. — Мы говорили о черной магии, — сказал он сдержанно. — И упомянули о заклинаниях. Вы верите в силу заклинаний?

— Разумеется, — спокойно ответил Лафарж. — Точно так же, как и вы верите в лечебную силу медицинских предписаний.

— У вас всегда готов ответ? — Марк старался не дать своему раздражению затуманить разум.

Это было нелегко — из-за антагонизма, возникшего сразу между ним и Лафаржем, все, что говорил последний, казалось Марку подозрительным.

— Да, — сказал Лафарж, улыбаясь. — У меня всегда готов ответ, как вам известно.

— С какой стати? Мы не знакомы.

— Вы ошибаетесь. — Слишком белые, слишком острые зубы сверкнули между тонких губ. — Безусловно, ошибаетесь. — Он нагнулся вперед, впиваясь взглядом в лицо Марка. — Вы все еще не вспомнили?

— Нет.

— Вы уверены?

— Да, уверен.

Марк прищурился, ощущая скорее эффект от слишком быстро и в чрезмерном количестве выпитого алкоголя, чем странное воздействие черных глаз. Он встряхнул головой. Лафарж — обычный человек, пытающийся произвести впечатление за счет внешних данных. Остальные для него — простофили, подчиняющиеся более сильной личности. Он посмотрел на девушку, сидевшую рядом. Сандра была такой теплой, привлекательной и была так очарована этим самодовольным ослом с театральными манерами. И Марк подумал о том, как положить конец этому безрассудному увлечению.

— Вы верите в силу заклинаний, — резко спросил он Лафаржа. — В это и в прочую ерунду, о которой вы здесь говорили. Очень хорошо, я предлагаю вам это доказать.

— Вот как?

— Попробуйте свои силы на мне и, когда вам это не удастся, сознайтесь в своем шарлатанстве.

— Успокойся, Марк, — Глория стояла рядом с ним. — Не надо переходить на личности.

— Прошу прощенья. — Марк вспомнил, что он гость, и что Лафарж — тоже. Правила вежливости заставляли его сдерживать свои эмоции. — Но я хочу расставить все точки над i.

— Вы выразились с предельной откровенностью. — Лафарж бросил взгляд на Сандру, как показалось Марку, с триумфом. — Вы уверены в том, что хотите того, что предлагаете?

— Совершенно уверен. Приступайте или заткнитесь. Я понятно выразился?

— О да. — Лафарж улыбнулся и Марку захотелось ударить его по лицу.

В этот момент вошел Билл с кофе и напряжение ослабло.

Марк проснулся с головной болью и смутным ощущением беспокойства. Он застонал, приподнялся, ища сигареты, и втянул в себя кислый дым. Затем зажал голову руками в ожидании, пока стихнет боль.

Она не прекратилась, а, наоборот, усиливалась, пока ему не стало казаться, будто он бьется головой об стенку. Он выбрался из постели, добрел до ванной комнаты, наполнил раковину водой и погрузил в нее голову. Это помогло, но не сильно. Он выпрямился, не обращая внимания на воду, стекающую на грудь и пропитывающую его пижаму. Разделся, нашел аспирин и проглотил дюжину таблеток, после чего в изнеможении уставился в зеркало.

Марк Конвей, тридцать пять лет, практикующий психолог, не верящий ни во что сверхъестественное, глядел на него в упор.

И что-то выглядывало у него через плечо.

Он резко повернулся. Боль, пронзившая его, была столь сильной, что он бы упал, если бы не схватился за раковину. Сзади никого и ничего не было. Медленно поворачиваясь, он осмотрел каждый дюйм ванной комнаты. Ничего, кроме того, что он ожидал увидеть. Он снова посмотрел в зеркало и подавил ощущение, будто вновь что-то спряталось у него за спиной.

Затем он начал тщательно бриться.

Вчерашняя вечеринка вспомнилась ему. Он вспомнил и другое. Лафарж, обожание его Сандрой, собственный нелепый вызов. Он застыл с зубной щеткой на полпути, обдумывая этот вызов. Что придумает Лафарж? Возможно, он уже начал. Если так, то что из этого следует?

Ничего, если не считать все усиливающееся ощущение постороннего присутствия. Дважды при одевании ему мерещилось что-то в зеркале гардероба. Трижды он внезапно делал полный поворот в поисках того, чего не было. На пути в офис ему приходилось подавлять в себе желание посмотреть через плечо. Мира, его секретарша, посмотрела на него как-то странно, когда он вошел.

— Доброе утро, мистер Марк.

Она смотрела в точку над и за его правым плечом, щурилась, словно пытаясь что-то разглядеть.

— Что-нибудь не так?

— Нет, мистер Марк. Почему вы спрашиваете?

— У вас такой вид, будто вы только что увидели привидение. — Он взял вскрытую почту. — Так, увидели?

— Увидела что, мистер Марк?

— Увидели вы что-нибудь, когда я вошел? Что-нибудь необычное?

— Конечно, нет. Ничего.

Он положил почту на место. Обычная коллекция счетов, циркуляров и умилительных писем от желающих помочь людей, но только на своих условиях. Он посмотрел на свои часы — вот-вот должна состояться первая назначенная встреча.

— Что-нибудь не так, мистер Марк?

Он посмотрел на Миру.

— Почему вы спрашиваете?

— Так. — Ее глаза опять уставились в ту же точку над его правым плечом. — Просто вы выглядите не совсем здоровым.

— Похмелье.

Он потер правый глаз, словно что-то попало туда и мешало ему смотреть. Он подавил в себе желание повернуться.

— Да и печенка что-то барахлит. — С этими словами он прошел к себе в кабинет.

Марк любил свою работу. Ему нравилось чувство ответственности, тот факт, что каждый новый случай представлял собой вызов его знаниям и умению. Собственными руками, голосом, гипнозом и советами, мягкостью и сочувствием, лекарствами, если необходимо, с участием доктора Чандлера, он лечил разбитые сердца, восстанавливал уверенность в себе, разбивал иллюзии и фантазии, за стенами которых прятались от реальности многие его пациенты.

Клиентура его была неоднородной. Тут были и здоровые неврастеники, воображавшие, что очень умно тратить свое и его время на бесконечный анализ. Он их терпел, поскольку они платили и потому, что искренне верили, что им необходима помощь. Он обеспечивал их психологическим эквивалентом безвредного лекарства, прописываемого доктором Чандлером для успокоения мнимых больных.

Но были и другие случаи, которые оправдывали его работу. Домашняя хозяйка на грани того, чтобы воспользоваться газовой плитой в целях, отличных от приготовления пищи. Мужчина, страшившийся собственной семьи. Ребенок с недержанием мочи. Импотент — мужчина. Фригидная женщина. Временная потеря памяти. Маниакальная депрессия. Мужчина, который боялся голосов.

Он вошел, сел и посмотрел на Марка испуганными глазами. Утомленный и мрачный, он имел вызывающий, но и полупристыженный вид, ожидая насмешек над собой.

— Они заставили меня прийти, — сказал он без выражения.

Под «ними» он подразумевал судью и офицера-инспектора суда, в который его привели после оскорбительных выкриков в церкви.

— Они сказали, что вы должны со мной поговорить.

— Понятно, — Марк подавил желание обернуться. Пятно в глазу раздражало его все больше. — Итак, расскажите мне все о том, что случилось.

Это была старая избитая история. Голоса в ушах. Сновидения. Усиливающийся страх от происходящего. И в финале — отчаянный призыв совершить обряд экзорцизма. И гнев, и оскорбления, когда священник отказался. Марк уже все это слышал, в той или иной форме, неоднократно.

— Вы верите, что я смогу вам помочь?

— Мне сказали, что вы поможете мне. — Посетитель еще более помрачнел.

— Но вы в это верите? — Марк излучал дружелюбие.

Если этот бедняга не верит в его силы, то остальное окажется пустой тратой времени для обоих.

— Вы не священник, — ответил тот. — Как вы можете мне помочь?

— Я могу помочь вам преодолеть ваши затруднения.

— Но если вы не священник, то как?..

— Они направили вас ко мне, — мягко напомнил Марк. — Поступили бы они так, если бы я не мог вам помочь?

Пациент неохотно согласился. Сила Власти противостояла ему, и он остался беззащитным. Человек поумнее, наверно, поспорил бы еще, но затем понял бы, что голоса являлись всего лишь продуктом его разума, его воображения.

Убедить этого пациента потребует долгого времени и огромного терпения.

Сандра позвонила ближе к вечеру.

— Марк! С тобой все в порядке? — спросила она.

— Разумеется. — Он расслабился, услышав ее голос. — Дорогая, выходи за меня замуж!

— Ну, пожалуйста, Марк, я говорю серьезно.

— Я тоже.

— Я так беспокоюсь о тебе. — Она, как он отметил, избегала говорить напрямую. — Ты хорошо спал?

— У меня была ужасная ночь. Вернувшись с вечеринки, я с горя выпил целую бутылку вина.

У нее перехватило дыхание, и он поспешно объяснился.

— Больше ничего?

— Ничего. Никаких привидений, демонов и прочей ерунды. Я не оправдал твоих надежд?

— Ты уверен, Марк? — спросила она. — Ты уверен, что тебе нечего больше мне рассказать?

— Абсолютно, — он рефлекторно дернул головой, поскольку пятно в поле его зрения стало более отчетливым. — Похоже, заклинания Лафаржа оказались напрасны. Может быть, он забыл добавить палец младенца или кровь девственницы.

— Пожалуйста, Марк, не говори так.

— Почему? — он опять поймал себя на желании обернуться* — К чему, собственно я должен отнестись с уважением? Фокус-покус не удался. И вообще, по-моему мнению, он просто болван.

— Он может быть опасен, дорогой.

— Это он-то? — Марк испытывал ревность и не заблуждался на этот счет. Он заставил себя сохранять спокойствие. — Послушай, Сандра, его театральные штучки, может быть, на кого-то и действуют, но не на меня. Считается, как известно, только результат. До сих пор я ничего такого не видел и, полагаю, не увижу. Скажи своему ручному колдунчику, что он зря теряет время.

На секунду ему показалось, что он зашел слишком далеко, и мысленно обругал себя. Ведь он хорошо — профессия! — знал человеческую психологию, чтобы не сердить и не раздражать людей. Сандра сейчас выглядит глупо, но это ее внешняя сторона. Какая-то внутренняя причина заставила ее поверить в этого жулика. Что у него есть и что он может дать такого, чего недостает ему самому?

— Марк! — Его насторожил ее тон. — Я хочу, чтобы ты извинился перед доктором Лaфаржем.

— Что?!

— Я хочу, чтобы ты перед ним извинился. Пожалуйста, Марк, сделай это для меня.

— Ты сошла с ума! — сама мысль показалась ему дикой. — Ты должна знать, что я на такое не способен.

— Ради меня, Марк! Сделай это ради меня!

— Признать себя побежденным? — Ему стало не по себе при мысли о том, что означает ее просьба. — Неужели он столько для тебя значит? Я должен перед ним пресмыкаться, чтобы заслужить его прощение? Проклятье!

Сандра, ты что, влюбилась в него?

Пауза затягивалась, и он подумал, уж не бросила ли она трубку. Но тут она вновь заговорила.

— Я боюсь за тебя, Марк. Очень боюсь.

— Ответь на мой вопрос. Ты его любишь?

— Будь осторожен, милый, — прошептала она. — Будь осторожен.

Раздался щелчок, и связь разорвалась. Он медленно положил трубку, сознавая, что Сандра любит этого кретина!

Он моргнул, но размытость в углу глаза не желала исчезать. Он моргнул еще раз, а затем резко повернул голову вправо.

И увидел то, что стояло за ним.

Доктор Чандлер положил оптометр и сел, глядя на Марка.

— Ну а теперь расскажите мне об этом.

— Нечего рассказывать.

Марк застегнул пуговицы на рубашке и завязал галстук. Он находился в операционной Чандлера. Это его не смущало, поскольку здесь он чувствовал себя как дома. В комнате все было разумно и здраво организовано, и царивший здесь порядок действовал на него успокаивающе. Все в ней носило отпечаток логического, научного мышления ее хозяина.

— Нечего? — Чандлер поднял вверх мохнатые брови. — Ваш вопль был слышен во всем здании. Мира примчалась сюда с криком, что вы умерли. Я нашел вас в кабинете в глубоком обмороке. Придя в себя, вы попросили меня вас обследовать, а также проверить глаза. И сейчас вы говорите мне, что вам нечего сказать.

Он выглядел оскорбленным. Они были друзьями долгое время, с тех пор как Марк занял офис в конце коридора и договорился с ним по поводу лекарств и уколов, которые, по закону, Марк не мог ни выписывать, ни делать. Дружбу эту Марк ценил и попытался ее сохранить.

— Переутомился, я полагаю. — Он надел свитер. — Я был вчера на вечеринке и дома выпил еще целую бутылку. Проснулся с дикой головной болью и за весь день так и не вошел в норму. Полагаю, что закричал при падении.

— Вы полагаете?

— Я не помню, что со мной случилось, — сказал Марк. — У меня что-то с глазами. Ничего серьезного, но мне показалось, что лучше все-таки проконсультироваться с вами.

Чандлер что-то пробурчал недовольно, затем открыл буфет и вынул оттуда бутылку с двумя бокалами. Он наполнил оба, передал один Марку, и сам поднял другой.

— За ваше здоровье, — сказал он. — Чем вы напуганы, Марк?

— Я? Напуган?

— Вы упали в обморок. Хотя физически вы в полном порядке. — Чандлер отхлебнул виски. — Я видел ваше лицо, — сказал он нейтральным тоном. — Что вас так напугало?

— Ничто.

— Вы ведь психолог. — Чандлер встряхнул головой. — Зачем обманывать себя самого? Каждый из нас чего-то боится. Может быть, змей, насекомых, — у каждого из нас свои, глубоко спрятанные страхи. — Он посмотрел на жидкость в бокале. — Вы посмотрели на меня взглядом человека, встретившегося внезапно со своим страхом лицом к лицу.

— Да, — Марк почувствовал, как капли пота выступили у него на лбу.

— Вы сами знаете свое ремесло, — сказал Чандлер, — и не мне выписывать вам рецепт. Но одно я вам все-таки посоветую. Идите домой, ложитесь в постель и немного отдохните.

— Неплохая идея. — Марк допил виски и едва не выпустил бокал из рук, когда что-то вновь заслонило ему поле зрения. Не дожидаясь новых вопросов Чандлера, Марк торопливо вышел из его кабинета.

Итак, оно не исчезло, оно осталось с ним, хоронясь на самом краю поля зрения, но на этот раз Марк не стал резко поворачивать голову, чтобы увидеть это нечто целиком. Он попробовал раз и увидел то, что сейчас хотел забыть.

Виски должно ему помочь. Он купил бутылку и поднялся к себе. Телефон зазвонил сразу, как он закрыл дверь. — Да?

Ответа не последовало. Затем раздался щелчок и послышался ровный гудок свободной линии.

Он уже выпил полбутылки, когда внезапно ощутил холод.

Это был настоящий физический холод, от которого мурашки побежали по телу и зубы начали отбивать дробь. Он выпил полный бокал виски, но теплее внутри не стало. Марк встал и посмотрел в окно.

Время близилось к полуночи, на улице виднелись редкие по-летнему одетые прохожие. Марк подошел к буфету и включил электрический камин. Когда его элементы покраснели, он протянул к ним руки. Это помогло, но не очень. Вначале нечто в его глазу. Теперь этот странный холод.

Неужели — Лафарж?

Марку хотелось не думать об этом нечто на краю его поля зрения. Он пытался забыть, сидя прижавшись к стене спиной, потягивая виски и думая о том, что само приходит в голову. Неплохая терапия, сказал он себе. Не надо стараться забыть. Забыть нельзя. Просто не надо вспоминать. Он давал себе этот совет уже в тысячный раз. Ему так хотелось последовать ему.

Он отвернул голову в сторону от пятна на границе его поля зрения, затем закрыл глаза и повернул голову обратно. Открыв глаза, он испытал облегчение, увидев только ненавистно знакомое пятно. Странное ощущение, но все же лучше, чтобы эта вещь оставалась пятном.

Он задрожал, и не только от холода.

Он вздрогнул, услышав звонок в дверь. На секунду он заколебался, думая, какие еще сюрпризы его ожидают, но затем, когда звонок повторился, встал, пересек комнату и открыл дверь. Перед ним стоял Рэм Рута.

— Добрый вечер, мистер Конвей, — его английский был безупречен. — Я должен извиниться за столь поздний визит. Могу я войти?

— Конечно. — Марк подождал, пока он войдет, а затем показал на бутылку в своей руке. — Хотите выпить?

— Нет, спасибо. — Индиец посмотрел бесстрастно на камин, затем повернулся, осматривая комнату, и наконец его глаза нацелились на точку над правым плечом Марка. Затем он перевел взгляд на бутылку, которую Марк подсознательно взял в качестве оружия.

— Мистер Конвей, — сказал он резко. — Я пришел предупредить вас. Доктор Лафарж очень опасный человек.

— И вы тоже? — Марк вернулся к своему бокалу, который и осушил залпом. — Предупреждения сегодня становятся в порядке вещей. Может быть, вы мне скажете, чем этот шарлатан опасен?

— Этот человек одержим желанием власти, — сказал индиец. — Такие люди всегда опасны. — Он придвинул стул и сел без приглашения — Мистер Конвей, вы ведь психолог, и потому не можете недооценивать возможности человеческого разума.

— Естественно.

— У Лафаржа сильный ум.

— И что?

— Я бы не хотел видеть, как такой человек, как вы, сжигает себя в пламени того, что он не понимает.

— Интересно. — Марк выпил еще виски, клацая зубами по стеклу.

Ставя бокал на место, он едва его не уронил. Холод все усиливался, казалось, лед сковывал его тело.

— Скажите, вы приятель Лафаржа?

— Нет.

— Значит, вы не берете меня на пушку? То есть не пытаетесь меня запугать?

— Я хочу вас предостеречь.

— От чего? От чар, мумбо-юмбо, колдовских напитков? Пытаетесь предостеречь от чертовщины, которой не существует?

Марк мерял шагами комнату. Он не мог стоять на месте. Холод стал слишком сильным, но движения помогали мало. Автоматически он поворачивал влево, в сторону от пятна.

— Они существуют, мистер Конвей, не заблуждайтесь на этот счет. То, что вы называете магией, вещь реальная. Глупо этого не признавать.

— Пытаетесь обратить меня в вашу веру?

— Нет, просто хочу, чтобы вы поняли серьезность своего положения. Вы в опасности, мистер Конвей, и я думаю, вы об этом знаете.

— Вздор!

— Вздор? — Индиец нагнулся вперед. — Тогда скажите мне, мистер Конвей, почему вы так боитесь того, что стоит у вас за спиной?

Ночь уходила, уже появились первые признаки рассвета. Марк шел по пустынным улицам с редкими огнями, кутаясь в плащ и глядя прямо перед собой. Пятно в глазу стало четче, словно то, что его порождало, было уже не сзади, а сбоку. То самое нечто, которое он увидел в зеркале. Причина его обморока в офисе. Намек, который Рэм Рута уловил, по его словам, своим мистическим взором.

И этот мучительный холод.

Холод и нечто ужасное у него за спиной. Мог ли Лафарж быть тому причиной?

Могла ли магия?..

Рэм Рута сказал, что да, могла. Он сказал еще много чего на своем безупречном английском, заставляя нелепое казаться нормальным. И потому, что у него не было собственной заинтересованности, Марк слушал и, в конечном счете, понял.

Магия — это реальность.

Но магией было то, что вы сами соглашались считать магией. Произнести заклинание, щелкнуть выключателем и… демоны света вызывают сияние. Электрический свет был бы магией для прошлых поколений. Взбейте проросшую плесень, присыпьте смесью рану и призовите духов врачевания — об остальном позаботится пенициллин. Раздавите жабу и получите адреналин, все еще используемый вместе с наперстянкой при лечении болезней сердца. Магия или фармакопея?

Алхимики варили свои смеси под аккомпанемент заклинаний — и из алхимии возникла химия.

Колдуны рисовали пентаграммы, а математики составляли уравнения. И те и другие пользовались своим жаргоном.

Магия или наука?

Науку Марк понимал, использовал и уважал. Магию он всегда высмеивал как сущий вздор и чепуху.

Но не все были учеными. Ребенок может играть с проволокой, электронными лампами, но так и не создать радиоприемник. Человек может смешивать химикалии, но так и не найти нужную комбинацию, не получить искомый результат. Они будут работать с правильными инструментами, но без достаточных знаний.

И ребенок может убить себя электрическим током, и человека может разорвать на части. Но отсюда не следует, что электроника и химия достойны осмеяния.

Или из-за отсутствия конкретных результатов.

Марк ступал по твердому бетону, но сейчас ему нужна была эта твердость. Она говорила о реальности, о вещах, которые он знал и понимал.

Не как тот холод, который пронизывал его до мозга костей.

И не то нечто, что таилось за его спиной. Могла ли магия быть тому причиной?

Или наука?

Он остановился и посмотрел вверх на дом, где жила Сандра, девушка, которую он любил до безумия и которая признавалась в любви к нему, но сейчас, возможно, любящая Лафаржа. Сандра, верящая в магию и, в какой-то степени, ответственная за холод и страх.

Наружная дверь была открыта, ночной привратник спал. Марк проскользнул мимо него и поднялся по лестнице. Бесшумно ступая по толстому ковру, он прошел, никого не потревожив, вдоль по коридору и остановился перед дверью ее квартиры. Дверь была заперта, что, впрочем, его не удивило. Он вынул из кармана связку ключей, нашел нужный и вставил его в замочную скважину. Она когда-то сама дала ему ключ, и он забыл его вернуть. Дверь тихо открылась вовнутрь.

В темной прихожей воздух был пропитан фимиамом. Он осторожно открыл дверь ее спальни и увидел пустую постель. Слабый свет горел на ночном столике. Он перевел глаза опять на постель. Она была застелена, подушка не помята. Ночная рубашка лежала на стеганом покрывале.

Он нашел ее в комнате, которую она называла студией, где он ни разу не был. Пестрые гобелены украшали стены, пародия на алтарь стояла напротив каминного экрана, меловыми знаками был изрисован весь пол. Дым от курений затруднял дыхание, единственным освещением служило неровное пламя свечей.

В этом судорожном свете Сандра была похожа на труп.

Но она была жива. Она лежала, распростершись на полу, и либо спала, либо потеряла сознание. Тяжелые занавеси закрывали окна, и Марк раздвинул их, впуская слабый свет сумерек. Рывком он открыл оконные рамы. Пламя свечей заколыхалось под порывом холодного утреннего воздуха, потоки которого закружили по комнате, очищая ее от тошнотворных воскурений.

Марк нагнулся над девушкой. Под ночной рубашкой у нее ничего не было, и шелк подчеркивал ровные и плавные очертания ее тела. Волосы лежали в беспорядке, черные густые пряди блестели на фоне ее бледного лица. Глаза были закрыты, и ресницы выглядели как черные бабочки на лице. Красота ее была столь совершенной, что казалась невозможной.

Он поднял руку и шлепнул ее по щеке.

— Сандра!

Она пошевелилась, слегка хныкая от боли. Он шлепнул ее еще раз, оставляя красные отметины от удара на ее белой щеке.

— Сандра! Проснись!

— Марк! — Она посмотрела на него с испугом, одной рукой касаясь своей щеки. — Что случилось?

— Вставай, — сказал он хрипло. — И одевайся.

— Но…

— Делай, как я сказал.

Нетерпеливо он поднял ее и толкнул к двери. Оставшись один, он осмотрел комнату, чувствуя отвращение и жалость от того, что эта комната говорила.

Сандра была ведьмой.

Может быть, не из самых опытных и умелых практиков избранного ремесла, но она стремилась совершенствовать свое мастерство и, спрятавшись ото всех, выполняла предписанные обряды и ритуалы. В этой комнате она унижала себя, дышала воздухом, насыщенным наркотиками, до тех пор, пока эмоциональная истерия в сочетании с ядовитой атмосферой не приводили ее в полубессознательное состояние, в котором она видела сны и мучилась кошмарами.

Но для нее эти сны и кошмары казались реальным опытом. Она испытывала чувство власти, осознания сущности вещей, неизвестной в обычной жизни.

Она обманывала себя. Была ребенком, пытающимся строить из того, из чего, как ее убедили, можно строить, но не знала элементарных вещей о том, что строила.

Она искала тропу, ведущую к могуществу, и не смела признать, что тропа, выбранная ею, может и не вести к цели. Но вера таила в себе и опасность.

При отсутствии конкретных результатов она будет вынуждена жить в мире иллюзий, отрицающих реальность.

И тогда шизофрения неизбежна.

Марк обошел комнату. Он подобрал несколько увядших веточек, какую-то траву и бросил все это в угол. Затем взял бутылку, наполовину наполненную жидкостью, похожей на чернила, и отложил ее в сторону, увидев инкрустированный кинжал с медной рукояткой и тонким, как у бритвы, лезвием. Он долго смотрел на него, прежде чем сунуть в карман.

Он задул оплывшие свечи и ногами растер каблограммы на полу. Он загасил тлеющие курения и широко открыл дверь, впуская утренний воздух.

Сандра ждала его в спальне.

Она оделась, причесала волосы и даже слегка накрасила губы, которые, как теперь стало казаться, только недавно попробовали крови. Она сидела на краю постели, с сигаретой между пальцев, глазами уставившись в пол. Он взял рукой ее за подбородок и поднял голову.

— Почему, Сандра?

— Я пыталась помочь тебе, — сказала она почти шепотом. — Я призывала силы, чтобы защитить тебя от…

— Лафаржа?

Она кивнула.

— Спасибо за помощь. — Он был почти нежен. — Но я не об этом. Почему все это?

Она не отвечала, но он догадывался. Одинокая, без семьи и защиты, желающая чувствовать себя нужной, в погоне за ложной исключительностью. Быть ведьмой — волнующее приключение. Романтично и увлекательно, и дает чувство превосходства над друзьями. Отсюда комфортное ощущение тайного знания, разговоров на жаргоне, понятном только посвященным.

И внешне такая безобидная вещь. Кто сегодня воспринимает колдовство всерьез? Каждый знает, что оно совсем безвредно.

Безвредно?

Холод пронизал его до мозга костей, и он ощутил леденящий ужас при виде пятна, медленно выплывающего в поле зрения.

Он сморгнул, и пятно так же медленно поползло назад. Он взял Сандру за руки и впился глазами в ее глаза.

— Ты давно знаешь Лафаржа, не так ли?

— Да, Марк, очень давно.

— Ты говорила с ним. Рассказывала ему о нас. Рассказала ему все обо мне?

Она кивнула.

— Зачем ты дала ему мою фотографию?

Взгляд ее переместился на пустую рамку, лежащую на ночном столике. В глазах ее была вина, когда она вновь посмотрела на него. Он сильно сжал ее руки.

— Разве ты не знала, какую давала ему власть?

— Он сам взял ее, Марк. Он потребовал ее, и я не могла отказать. Он…

— Он угрожал тебе… чем?

Картина прояснялась. Исповедуйте веру в могущество заклинаний, и угроза их свершения будет устрашать. Сандра верила в колдовство и потому стала беззащитной против тех, кого она считала более искусными в мистике. Но здесь может быть что-то еще. Он продолжал выпытывать, задавал осторожные вопросы и используя весь свой опыт, в чем тут дело. Лафарж, вероятно, однажды представил ей доказательство своей силы. Но то, что он узнал, потрясло его.

— Он кое-что сделал для меня. — Как и другие, Сандра нашла облегчение в признании. — Он…

Она высвободилась из его рук, встала и подошла к небольшому шкафчику. Затем вернулась, держа что-то в руках.

— Он сделал это.

Сандра передала Марку связку тонких прутиков, скрепленных на концах человеческими волосами и запечатанных черным воском. Прутиками обертывались различные предметы: галстук, запачканный кровью носовой платок, волосы и обрезки ногтей в прозрачных пакетиках, нити костюмной ткани. Он держал эту связку в руках и смотрел на нее. Марк знал, что это такое. Он, учась в колледже, написал трактат о таких вещах — психологическое исследование отдельных аспектов различных суеверий.

Это был любовный амулет.

Марк тщательно изучил содержимое связки. Галстук он узнал, на платке были его монограмма и кровь. Он вспомнил даже, как порезал палец и обмотал его платком. Сандра тогда пообещала его постирать. Волосы? Наверняка его. Нитки из одного его костюма. Ногти? Сандра однажды делала ему маникюр.

Но здесь была только половина галстука. Он был порван по центру.

— Лафарж сделал это для тебя? Почему?

— Я хотела тебя, — сказала она просто. — Ты, казалось, не был во мне заинтересован и…

— И ты обратилась к нему за помощью, — сказал он с горечью. — Ты действительно думаешь, что это было необходимо? Что это сработает?

— Ты любишь меня. Ты хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, и сказал мне это после того, как был сделан амулет.

— Я бы просил тебя об этом в любом случае, — сказал он угрюмо. — Почему ты не согласилась?

— Потому что… — она прикусила губу, и на ее глазах появились слезы. — О, Марк, разве ты не понимаешь?

Держа амулет в руках, трудно было этого не понять. Сожги амулет, и чары, и любовь, которую, предполагается, он возбуждает, умрут вместе с ним. Но Сандра не уничтожила амулет, хотя она и получила желаемое или то, что она выдавала за желаемое. А не отказалась ли она выйти за него замуж из страха, что в действительности он не любит ее, что он увлекся ею только благодаря амулету? Может быть, для нее как для истинной женщины было достаточно возбуждать любовь? Был ли амулет, который, как она верила, притягивая его к ней, тем, что удерживало их на расстоянии?

Марк надеялся, что это так и есть.

Он сунул амулет в карман, поднялся и посмотрел на нее вниз.

— Надень пальто, — приказал он, — и отведи меня к Лафаржу.

— Но…

— Отведи меня к Лафаржу.

Это был долгий путь по узким улочкам и извилистым аллеям к небольшому домику с проседающей крышей и дверью, густо исписанной мистическими письменами.

За время их похода почти рассвело, и городские птицы приветствовали утро так же радостно, как и их деревенские собратья. Марк внимательно осмотрел дом. Дверь между двух окон. Еще три окна под низкой крышей — и все они плотно закрыты.

— Сандра, у тебя есть ключ?

— Нет. Постучать?

— И предупредить Лафаржа?

Марк подошел к одному из окон и попытался заглянуть в комнату. Тяжелые занавески сделали его попытку безнадежной. Он вынул из кармана кинжал и просунул его под раму. Дерево было старое, гнилое и уступило стали. Марк напрягся и поднял кинжал вверх.

Защелка отскочила.

Комната была маленькой, пахло плесенью и сыростью, по стенам на полках стояли книги. Марк закрыл окно, задернул занавески и, по пламени зажигалки, нашел дорогу к двери. Сандра, неровно дыша, была рядом с его плечом.

— Ты знаешь, где его рабочая комната?

— Наверху. — Она поймала его за руку. — Марк, ты понимаешь, что ты делаешь?

— Я делаю то, что должен.

Он не преувеличивал. Холод достиг остроты зубной боли, а ненавистное пятно напрягало нервы до предела.

Сандра была напугана. Он определил это по тому, как цепко она держала его за руку, когда они поднимались по лестнице. Ее дыхание было хриплым, и рука покрылась испариной. Возможно, ее страх был обоснован. Она верила в терминологию, которая ему казалась нелепой, но измени терминологию и…

Он открыл дверь и ступил в прошлое.

Большая комната во всю длину дома, декорированная символическими изображениями и рисунками, масками и идолами, знававшими, может быть, дым жертвенных костров в темных углах цивилизации. Пародия на алтарь в одном углу, черные свечи под изображением козла со спиленными рогами, чьи красные глаза мерцали словно горением внутреннего пламени. Пентаграммы и эзотерические символы метили голый деревянный пол. Лампы горели перед безымянными храмами.

В сравнении с этой комнатой студия Сандры казалась безвредным притворством, игрой. Это место было отвратительным. Противно пахло животными отбросами и дымом ядовитых трав. Воняло сожженными жертвами и тлеющим фимиамом. Того, что совершалось в этой комнате, не допустил бы ни один, даже самый терпимый, закон.

Другая половина комнаты напоминала старинную аптекарскую лабораторию. Банки, ящики, контейнеры, заполненные истолченными в порошок травами, семена, мумифицированные останки животных, странные жидкости и странные пасты. Лафарж, предположил Марк, был занят процветающим бизнесом, поставляя необычные ингредиенты, считавшиеся необходимыми для правильного выполнения магических ритуалов.

Он обследовал комнату, пока Сандра стояла, широко раскрыв глаза, рядом с дверью, затем остановился в недоумении. Того, что он искал, не было в этой комнате. Оно может быть где-то в другом месте. На кухне, возможно?

Они спустились по ступенькам с задней стороны дома, где должна находиться кухня. Лафарж их ждал.

Он выглядел так же, каким его запомнил Марк. Те же редкие черные волосы, те же борода и усы. Те же глубоко посаженные глаза. На нем был халат, крепко схваченный на поясе ремнем. Вышитые тапочки на ногах. Он курил длинную тонкую сигару.

— Сандра! — он слегка поклонился. — И мистер Конвей! Рад вас видеть.

— Разве?

— Конечно. — Лафарж стряхнул пепел с сигары и посмотрел на Сандру. — Признаюсь, вас увидеть я не ожидал, но вам всегда рады в этом доме. — Его взгляд обратился на Марка. — Вас, конечно, я жду уже некоторое время.

— Стало быть, вы не удивлены?

— Разумеется, нет. Но это не подходящее место для дискуссий. Предлагаю встретиться еще раз этим вечером в том же месте и в той же компании, как и в прошлый раз.

— Чтобы я смог признать свое поражение? — Марк покачал головой. — Извините, но я не могу пойти на это.

— Вот как? — кончиком языка Лафарж аккуратно увлажнил уголки рта. — Знаете, мистер Конвей, не думаю, что у вас есть выбор в сложившейся ситуации. — Он осмотрел кончик сигары. — Не кажется ли вам, что становится слишком холодно? Холоднее чем, скажем, прошлой ночью?

Марк задрожал. Проклятье, он был прав.

Ему было холодно раньше, но сейчас стало еще хуже. Стоило труда не стучать зубами. Сандра заметила это и схватила его за руку.

— Марк, почему не сделать так, как он хочет?

— Нет. — Раздраженно он выдернул руку. — Я привел тебя сюда с определенной целью, — сказал он грубо. — Я хочу показать тебе, насколько глупо верить в магию. — Он посмотрел на Лафаржа. — Весь этот мусор наверху. Вы действительно верите в то, что его использование существенно для получения результатов?

Лафарж пожал плечами. Он прислонился к большому холодильнику, стоящему в углу кухни. Дым от сигары почти скрыл его лицо. Из незанавешенного окна послышались звуки пробуждающегося мира. Прозаичные звуки. Умиротворяющие.

— Выскажу свою мысль по-другому, — выпалил Марк. — Как, по-вашему, нужно ли радиоинженеру произносить заклинание всякий раз, когда он спаивает провода?

— Разные вещи, — запротестовала Сандра. — Марк, ты…

— Я отказываюсь пасовать перед эзотерическим жаргоном. — Он не смотрел на нее. — Если вещь не играет полезной роли при достижении цели, то эта вещь просто прикрытие. Наука есть метод разоблачения таких прикрытий. Магия останется чушью, пока магические эксперименты не смогут быть повторены при желании с предсказанными результатами — и это, это будет не магия, а наука.

— Вы дрожите от холода, мистер Конвей. — Голос Лафаржа походил на похоронное мурлыканье. — Вы все еще настаиваете, что магия — это чепуха?

— Да.

— А в вашем поле зрения не находится ничего такого, на что вы боитесь смотреть? Чепуха, да?

— Вы не сделали ничего такого, чего я не мог бы сделать сам, Лафарж. Возможно, наши методы отличаются, но результаты одинаковы.

— Намекаете на гипноз?

— Это и наркотики и намек. Я могу так заговорить человека, что он не будет отличать теплое от холодного, день от ночи. Я могу убедить его, что он слеп, глух и увечен. Я могу заставить его сомневаться в собственном существовании и внушить ему такое, что он уйдет из этого мира. Магия это, ответьте мне Лафарж, или наука?

— Вы упрямый человек, мистер Конвей. Как далеко должен я зайти, чтобы вы признали, что в этом мире есть вещи, которых вы не понимаете? — Лафарж нагнулся вперед. — Я могу убить вас. Вы знаете это?

— Да, я знаю это.

— И все равно отрицаете мои силы?

— Я отрицаю только существование магии. Я знаю точно, что вы делаете, и как вы это делаете. Я могу разрушить ваш заговор, Лафарж. И сделаю это без заклинаний, без смешивания зелий, свершения обрядов или вызова злых духов. Я могу сделать это сейчас.

— Невозможно! — вскричал Лафарж, и капли пота засверкали на его высоком лбу. — Моя сила слишком велика, чтобы ее можно было так легко разрушить. Я связал себя с ужасными тварями, и их сила — моя сила. Смири гордыню, человек, пока не поздно!

Он действительно верил в каждое сказанное им слово. Марк вслушивался в голос, полный убеждения, и думал, насколько близок этот человек к сумасшествию. Он сунул руку в карман.

— Вы не можете разрушить чары, связавшие вас, — настаивал Лафарж. — Только я могу сделать это с должными предосторожностями, необходимыми, если темные силы не отступят.

— Вы заблуждаетесь. — Медленно Марк вынул свою руку из кармана. Свет из окна заиграл на гладком лезвии, медной рукоятке кинжала. — Магией называется то, что вы хотите называть так. Я пришел сюда вооруженный собственной магией холодной стали. Прочь от холодильника, Лафарж!

— Нет!

— Прочь!

Терпение Марка кончилось, время вышло. Он грубо оттолкнул Лафаржа в сторону и открыл большую, покрытую белой эмалью дверцу. Зубы его обнажились в недоброй ухмылке от того, что было внутри.

Он увидел плоскую доску, покрытую линиями, знаками, символами, ни один из которых ему не был понятен. Он поднял ее с покрытой снегом полки и положил на стол. Что-то медленно двигалось по доске, и он раздавил это большим пальцем. Марк вспотел, несмотря на ослабевающий озноб. Пятно исчезло.

— Откуда вы узнали, что я боюсь пауков? — Его взгляд переместился с Лафаржа на Сандру. — Ах да, конечно, ты рассказала ему об этом.

Он задумчиво стал рассматривать доску.

Его фотография смотрела на него, окаймленная тающим снегом, полуприкрытая обрывком запачканного кровью платка и лоскутами половинки галстука. Здесь же были его волосы и обрезки ногтей. Вокруг фотографии на различных символах лежали камешки странной формы, высушенные семена какого-то растения, фрагменты тканей животных, которых он не мог определить.

Амулет Лафаржа.

Он сработал, Марк не мог этого отрицать. Каким-то образом, но не магическим, поскольку магия — это только имя, данное необъяснимому неизвестному, была установлена связь между ним и этой доской. Связь столь близкая, что он чувствовал холод от холодильника, ощущал ужас от паука, приклеенного за лапки к его глазу на фотографии.

Паука он видел в огромном увеличении, когда Лафарж проносил того перед его портретом.

Некоторые назвали бы это симпатической магией, но Марку было лучше знать. Это не имело ничего общего с демонами, заклинаниями, ритуалами, эзотерическими зельями, колдунами и ведьмами. Никаких мистических сил с непроизносимыми именами. Здесь было не более магии, чем в гипнозе или нахождении подземных вод с помощью ивовых прутьев. Это была чистая наука, довольно древняя, плохо понятная, но наука.

— Ты знаешь, что это такое? — он посмотрел на Сандру, игнорируя Лафаржа, стоявшего рядом с открытым холодильником. — Это относится к науке, к изучению которой люди только приступают. Парапсихологическая наука. Нам уже известно о том, что связь определенных символов и объектов имеет специальное значение. Ничего странного, если вспомнить, например, печатные схемы в радиоприемниках. Что это, если не связь специальных символов? Но разве можно назвать радиоприемник магическим, Сандра?

— Нет… — обронила она.

— Тогда почему мы должны считать эту вещь, просто еще не изученную, магической? — Марк протянул руку к доске и услышал резкое шипение от втягиваемого воздуха. Лафарж с широко открытыми от страха глазами напряженно застыл на месте. Марк жестом показал на него.

— Посмотри на него, своего мага и волшебника! Смотри, как он дрожит. Будет ли человек, обладающий бесконечной властью, бояться разрисованной доски, если он может то, в чем убеждает других?

Лафарж издал нечленораздельный звук.

— Чего вы боитесь?

Марк смотрел ему в лицо. Глубоко посаженные глаза с ненавистью смотрели на него, и пена выступила в уголках рта. Этот человек почти потерял разум от ненависти. Или это был страх?

Марк улыбнулся и с подчеркнутой неторопливостью срезал острый клинышек бороды Лафаржа. Немного помедлил с острием кинжала, нацеленным на мочку уха мага.

— Может, мне взять у вас немножко крови, Лафарж? Она мне может понадобиться в будущем. Не взять ли мне с вас пример запасливости? Значит ли Сандра для вас столь много, чтобы вы хотели произвести на нее впечатление?

Острие ножа коснулось мочки, на которой появилось пятнышко крови. Марк вытер его мягкой кисточкой из волос.

— Держитесь от меня подальше, Лафарж, — предупредил он. — Если вы не хотите, чтобы я вам показал настоящее колдовство.

Он сделал шаг назад и засмеялся при виде стремительного бегства Лафаржа. Звук захлопнутой двери гулким эхом прозвучал в доме. Колдун теперь займется защитными заклинаниями, подумал Марк, и сказал об этом вслух. Сандре все это не показалось забавным.

— Что ты собираешься делать со всем этим, Марк? — она указала на доску.

— Сохраню ее. Буду изучать. Попытаюсь понять, как она устроена. Если Лафарж мог ее использовать, то смогу и я.

— Ты уверен?

— Не совсем. — Он вынул из кармана лист бумаги и начал на ней отмечать точное расположение на доске всех предметов. — Ивовый прутик дается не каждому, но все-таки метод работает. Их даже продают в качестве инструмента для поиска подземных источников воды. — Он закончил с записями и отложил бумагу в сторону. — Лафарж сможет наказать меня, если захочет. Но мне почему-то кажется, что он не будет этого делать.

— Да, Марк, он не пойдет в суд.

— Особенно с учетом того, что у него находится наверху.

Он потянулся, в первый раз с той вечеринки чувствуя себя в полном порядке. Какое блаженство чувствовать тепло, без проклятого пятна в поле зрения! Приятно также было сознавать, что он оказался прав, и что магия не существовала вне убеждения ее приверженцев. Лафарж натолкнулся на что-то, на фрагмент науки, которую не понял, отдав на откуп неизвестным демонам, а не законам природы. Он сказал об этом Сандре, но на ее лице появилось странное выражение.

— Что-нибудь не так?

— Нет, Марк, все в порядке. Просто… — Она беспомощно посмотрела на него. — Просто ты не доказал ничего. Вовсе ничего.

Ему бы следовало это предвидеть. Его опыт должен был подсказать ему, но он как слепой дурак просмотрел очевидное. Он пытался убедить ее в том, что магии просто не существует, что колдовство есть не что иное, как времяпрепровождение дураков.

И он забыл о том, что она была ведьмой.

Нельзя говорить человеку, что то, во что он верит, — нелепость. Нельзя отобрать у человека веру, не предложив ничего взамен. Любая попытка кончится неудачей. Сандра стала ведьмой по вполне определенным причинам, и эти причины не изменились. Она по-прежнему оставалась той, кем всегда была. Сейчас, возможно, она потеряла свою веру в Лафаржа — и только. Главное оставалось. И он не сделал ничего, чтобы разрушить ее веру в это.

Он может спорить, но аргументы сработают и в ту, и в другую сторону. Изменение терминологии не изменило фактов. Она верила в определенные силы, странные вещи типа заклинаний и заговоров, любовных амулетов и…

Он хлопнул себя по карману. Вещь все еще была там. Он вынул ее и улыбнулся.

— Ты веришь в колдовство, — сказал он, — это значит, что ты должна верить в силу этого амулета. Верно?

Она кивнула.

— И если я сожгу это, моя любовь к тебе исчезнет?

Она снова кивнула.

— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, Сандра, — сказал он с расстановкой. — Я просил тебя раньше и прошу сейчас, и буду просить тебя снова и снова — даже когда сожгу это.

— Марк! Пожалуйста!

— Ты действительно думаешь, что я бы сделал это, будучи не уверен в успехе?

Он посмотрел на нее и почувствовал ее привлекательность почти как физическую боль. Он не изменится. Как можно измениться, если он желает ее до такой степени?

Газовая плита стояла в кухне. Марк зажег основную горелку, подождал немного, а затем бросил амулет прямо в центр пламени. Мгновение он сохранял свою форму, затем сухое дерево вспыхнуло и сгорело во вспышке. Через минуту остался только пепел.

Марк выключил газ и посмотрел на часы. Надо торопиться домой, помыться, побриться и позавтракать, прежде чем идти в офис. У него мало времени. Он направился к выходу.

— Марк!

Он совсем забыл о Сандре. Она смотрела на него, широко открыв глаза. Приятная девушка, гладкая кожа, красивые волосы и совсем неплохая фигура.

Кому-нибудь она станет хорошей женой.

Он снова посмотрел на часы и торопливо выбежал из комнаты. Обычный современный колдун, спешащий лечить души.