Владимир Податев МЕЖ АЛТАРЕМ И ДЫБОЙ

Есть характеры, которые в юности отливаются раз и на всю жизнь, несгибаемые, подверженные только эрозии и коррозии. Вместе с собственной судьбой они создают и собственные, единичного изготовления нравственные ориентиры с центром в себе. Векторы добра и зла не совпадают с общепринятыми, выраженными в органах суда и следствия. Это люди своей правды.

Чаще всего они оказываются между дыбой и алтарем, в мучительной двойственности. По жизни их ведет и не Христова заповедь, и не закон тюремного "общака", а единственно русская звезда. Таков Владимир ПОДАТЕВ — бывший заключенный и теперь уже бывший удачливый хабаровский бизнесмен и политик.

Четыре года он писал книгу своей жизни, и вот, наконец, мы получили ее рукопись на пятистах страницах. В своем жанре эта книга сравнима разве что с "Русским тупиком" Галковского.

Предлагаем фрагменты.

“СВОБОДА” В НЕВОЛЕ

Когда в связи с переходом от социалистического пути развития к капиталистическому в нашей стране начались изменения, я как-то легко во все это вписался. По моей инициативе в Хабаровске было создано немало всевозможных коммерческих структур, включая и прогремевшую на весь Дальний Восток ассоциацию "Свобода", переросшую со временем в акционерное общество, практическим хозяином которого являлся я.

Идея о создании подобной структуры у меня зародилась еще в начале 1990 года. К тому времени я уже имел много знакомых коммерсантов, которых решил перезнакомить между собой и объединить. Для начала мы собирались раз в неделю, обычно по субботам, в сауне, где совместно с отдыхом обсуждали те или иные наболевшие вопросы. Потом стали собираться чаще, уже в рабочей обстановке.

Я помогал этим людям своим авторитетом и своими возможностями становиться на ноги. Они помогали мне в решении моих вопросов. Такое сотрудничество было выгодно всем. Это и послужило основанием для зарождения к концу 1990 года ассоциации "Свобода".

Многие тогда искали со мной встреч по поводу тех или иных возникавших у них вопросов. Поначалу меня находили дома. Потом я стал приезжать специально для этой цели каждый день в любую погоду к двум часам дня в бар "Факел". Весь город об этом знал. И если у кого-то возникали проблемы, то в любой день в одно и то же время я всегда был на месте.

В других местах в то время собираться было опасно. Сотрудники спецслужб не дремали и арестовывали по малейшему подозрению в организации сходок. В этот бар, который впоследствии стал моим собственным, я ездил формально для того, чтобы обедать. На самом же деле — чтобы быть в курсе всего, что происходило в городе и иметь возможность оперативного вмешательства в обстановку.

С возникновением "Свободы" у меня появился и свой офис. В результате все, кому я был нужен, могли найти меня теперь там. Таким образом, созданная мной ассоциация, в которой я формально числился референтом по межрегиональным связям, стала моей первой официальной штаб-квартирой, куда с утра до вечера шли люди со своими проблемами.

При появлении финансовых возможностей ассоциация по моей инициативе стала уделять внимание малообеспеченным людям, а для пресечения беспредела и поддержания порядка я создал при "Свободе" отдел безопасности, состоявший преимущественно из спортсменов.

Многие руководители коммерческих структур старались в то время заключить официальные договора об охране со "Свободой", так как автоматически под охрану попадали не только их фирмы и работавшие в них люди, но и их семьи. В результате выигрывали многие. Коммерсанты чувствовали себя под защитой, а спортсмены, осуществлявшие эту защиту на практике, имели стабильный заработок.

Лидеры спортивных и уличных группировок, которых в Хабаровске в то время было достаточно много, обходили коммерческие фирмы, находившиеся под охраной "Свободы", стороной, так как всем было известно, что за "Свободой" стою я. А ссориться со мной никому не хотелось.

Очень часто обращались со своими проблемами в "Свободу" и такие люди, которые не имели никакого отношения к коммерции. Кто-то просил о материальной помощи, кто-то о восстановлении справедливости, а кто-то о защите чести и достоинства. Свою политику я проводил в соответствии со своим общаковым прогоном.., о котором пишу в одной из предыдущих глав.

Если ситуация была экстремальная и не терпела отлагательства, то на место происшествия выезжала группа быстрого реагирования. Виновных в беспределе привозили, если в этом возникала необходимость, в офис "Свободы", где в присутствии пострадавших и компетентных людей выясняли причины, по которым были допущены действия, выходящие за рамки допустимого.

При этом, как правило, никого, за исключением ярко выраженного проявления хамства, не трогали пальцем. Я запрещал своим людям распускать руки. Все вопросы в моем офисе решались не с позиции силы, а с позиции здравого смысла и моего авторитета. Тех, кто наперекор моей политике распускал руки, я возле себя не держал.

За услуги, связанные с пресечением беспредела и наведением в городе порядка, я ни с кого денег не брал и запрещал это делать своим людям. Отдел безопасности "Свободы" и группы быстрого реагирования, которые дежурили в офисе круглосуточно, содержались частично за счет денег, перечислявшихся из коммерческих структур, с которыми был заключен договор об охране. Остальные средства для этих целей выделялись мною из бюджета "Свободы" и из нескольких других моих собственных фирм.

Машины всех нужных мне людей были снабжены рациями, купленными почти задаром в расформированном таксопарке. В общей сложности нами было радиофицировано более тридцати машин, что позволяло в случае необходимости находить друг друга в считанные минуты.

Центральная радиостанция, радиус действия которой охватывал весь город, располагалась в офисе "Свободы" в дежурной комнате отдела безопасности. Сотрудники, находившиеся на круглосуточном дежурстве, обеспечивались всеми необходимыми на тот момент удобствами. У них имелись телевизор, видеомагнитофон, кухня с продуктами питания, несколько диванов, на которых они могли по очереди отдыхать, и легковая дежурная машина. А также была неплохая зарплата.

Дежурили в три смены, сутки через двое по пять человек. Помимо этого, имелось несколько групп оперативного и быстрого реагирования, которые собирались к моменту моего приезда в офис к одиннадцати часам дня в ожидании указаний напрямую от меня или через начальника отдела безопасности, после чего разъезжались по городу для выполнения тех или иных поручений.

Спортсмены рангом пониже были задействованы на охране офисов, ресторанов, магазинов, павильонов и складских помещений тех фирм, которые официально заключали договора со "Свободой". Сотрудникам отдела безопасности "Свободы" было запрещено участвовать в каких-либо уличных разборках. И дисциплина в этом отношении была жесткой.

Начальником отдела безопасности стал президент Дальневосточной Федерации по кекусинкай-каратэ Сергей Конкин. Он же являлся директором спортивного клуба "Тархан", в который помимо каратистов входили боксеры и представители некоторых других видов рукопашного боя.

Спорными вопросами, в которых затрагивались коммерческие интересы, в "Свободе" занимались люди технически и юридически грамотные. Условия оговаривались заранее, все строилось на взаимной честности и порядочности. Для разрешения конфликтных ситуаций между коммерческими структурами приглашались представители обеих конфликтующих сторон, изучались документы, выслушивались обе стороны, и только после этого выносились решения.

За основу ставилась справедливость. Прав был не тот, кто предлагал больше денег, а тот, на чьей стороне была правда. Деньги никогда не играли в моей жизни главной роли. Понятия чести и доброго имени для меня были дороже денег. Я запрещал своим людям для разрешения финансовых вопросов применять силовые методы. Да и не было в этом необходимости. Авторитет "Свободы", основанный на моем личном авторитете, был в то время очень высоким, и обычно никто не спорил. Я был в то время в городе для разрешения подобных вопросов высшей инстанцией, и идти после меня уже было не к кому.

В милицию с подобными вопросами коммерсанты обращались очень редко: во-первых, милиция, как правило, не занималась коммерческими спорами, во-вторых, есть такое понятие, как коммерческая тайна, а милиция все-таки структура государственная и не всегда им все можно было рассказывать, и, наконец, в-третьих, после того, как коммерсант обращался в милицию, он как бы становился стукачом, а стукачей у нас не любят.

Если непорядочному коммерсанту, вина которого была доказана, вдруг вздумалось не подчиниться моему решению, то я не применял к нему через своих людей мер физического воздействия, но и не запрещал тем коммерсантам, которые от него пострадали, добиваться справедливости через других людей, более в этом отношении жестких. Тот, кто обманул и ограбил своего партнера, не должен остаться безнаказанным, ибо дурной пример заразителен.

Единственное, что являлось неприкосновенным для всех без исключения, — это семья. Я запрещал устраивать разборки в присутствии членов семьи, а тем более какие-либо в этом отношении угрозы. Об этом в городе знали все. И тех, кто через это переступал, ждало серьезное наказание. Неприкосновенной также в моем понятии является и жизнь человеческая. Ибо она Богом дана, и только Бог вправе ею распорядиться.

Авторитет и сила "Свободы" с каждым днем становились все больше, и руководству краевой милиции это очень сильно не нравилось. В отделе безопасности "Свободы" они увидели для себя не помощника, а конкурента. За те же услуги по охране магазинов, коммерческих структур, предприятий и складских помещений "Свобода" брала денег намного меньше, чем официальная милиция или созданные по ее инициативе коммерческие охранные структуры, а гарантий было больше.

Вследствие этого "Свобода" находилась под постоянным колпаком и очень жестким контролем милиции. Провокации и обыски как у меня дома, так и в офисе, были не исключением, а скорее правилом. Сотрудники 6-го отдела неоднократно пыталась найти против меня зацепку, но каждый раз у них что-то не получалось.

Я не только сам старался не допускать ничего криминального, но и удерживал от этого все свое окружение, уча зарабатывать деньги грамотно и не во вред другим. После распада СССР большинство национальных богатств страны оказалось на фоне всеобщего разложения и хаоса ничьими и валялось, как говорится в таких случаях, под ногами. И надо было только не лениться, а, приложив немного труда, подбирать их.

Повышенное внимание со стороны официальных властей к моей деятельности имело и свои положительные стороны. Многие сотрудники милиции, вникнув в ход событий более глубоко и серьезно, после многочисленных проверок и разговоров с разными людьми, в том числе и со мной лично, убеждались в том, что деятельность "Свободы", и моя в частности, не во вред городу, а во благо.

Наиболее показательными в этом отношении являются высказывания одного из заместителей начальника городской милиции в интервью, данном им газете "Молодой дальневосточник" в ноябре 1992 года, которые и привожу ниже.

"ПЯТЬДЕСЯТ НА ПЯТЬДЕСЯТ"

На вопросы отвечает зам. начальника УВД г. Хабаровска Анатолий КАЗАКОВ

“ — Одни этим возмущены, другие не могут понять, третьи — напротив, выражают по этому поводу удовлетворение. Но мало кто сомневается: специфика Хабаровска в том, что в городе ситуацию с преступностью контролируют одновременно две структуры. Одна — правоохранительные органы. А другая — небезызвестная вам и нам ассоциация "Свобода". А вам по душе этот компромисс?

— Ну, как сказать, компромисс... Компромисс — это когда есть какие-то явные нарушения закона, а мы закрываем на это глаза. Не хотел бы кривить душой, но таких случаев, когда эта ассоциация и ее лидер — Податев — явно бы противопоставила себя нам, — я не помню. В деятельности "Свободы" я бы выделил две стороны. Они делают, и немало, хорошего — там, благотворительность... Но с другой стороны, это все-таки мощная теневая структура, которая набирает силу, и в какой-то момент она может стать непредсказуемой. И дело даже не в том, что ее поведение выйдет из-под нашего контроля (нам-то как раз есть, чем ответить)... Где гарантия, что структура не выйдет из-под контроля своего лидера?

— Хотя, насколько я знаю, сыщики во всех странах, чтобы свои проблемы решать, пользуются такими структурами, и закон не всегда все нюансы может учесть. Если это вы называете "компромисс", тогда — да. Я могу по-разному к этому отнестись как юрист и как человек. Помните ту историю зимой, когда "крутые ребята" пытались регулировать цены на рынке? Мы тогда вызывали Податева, объясняли, что так делать нельзя...

— Те города, где милиция не идет на такой контакт, больше страдают?

— Больше”.

Насколько я знаю, у этого зам. начальника городской милиции были после этого интервью серьезные неприятности со стороны руководства краевого УВД. И по этой ли причине или по другой, но через какое-то время, по моим сведениям, он ушел из органов внутренних дел совсем.

Подобное мнение в то время было присуще не только вышеупомянутому Анатолию Казакову, но и многим другим офицерам милиции и чиновникам разного уровня, не говоря уже о простых людях, которые убедились на практике, что "Свобода" не враг им, а друг и защитник против уличного хулиганства, беспредела и хамства. Но у руководства краевой милиции, привыкшего работать по старинке, согласно инструкциям и установкам сверху, на этот счет было совершенно иное мнение.

ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ

Со своей будущей женой Ириной я познакомился недели через полторы после того, как освободился из тюрьмы и приехал в Хабаровск. Мне в тот момент было 35 лет, ей 23, но судьба ее тоже не баловала, и плохого она видела в своей жизни намного больше, чем хорошего.

В первые же дни после освобождения я встретился в городе с парнем, которому передал записку от его друга из Тобольской спецтюрьмы. Игорь, так звали этого парня, встречался в тот момент с девушкой Леной, у которой была подруга Ира, незадолго перед этим приехавшая из Одессы, куда уезжала около года назад. Так мы и познакомились.

Встречались в течение года. Моя мать была категорически против, считая, что она для меня молодая и ей нужен не я, а наша двухкомнатная квартира, находившаяся в центре города.

Так как у меня был надзор и после восьми вечера я должен быть или дома или в больнице, когда там лежал, то мы с Ириной в течении целого года урывками и только днем. Иногда встречались у кого-либо из знакомых, но чаще всего на квартире у ее матери, где она в то время проживала.

Когда с меня был снят надзор, моя мать осталась непреклонной и не захотела видеть Ирину в нашем доме. Она пообещала мне купить подержанную машину, если я от нее откажусь. В то время для меня это было пределом мечтаний, но я сказал матери: " Не надо мне машины, я признателен тебе за все, что ты для меня сделала, благодаря тебе и твоей помощи я до сих пор жив и нахожусь на свободе, но в этом вопросе позволь мне разобраться самому". Мать спорить не стала, сказала: "Иди, время покажет, если что-то у тебя не получится, знай, что дом твой здесь".

В конце августа 1987 года, через две-три недели после окончания надзора сыграли свадьбу. Первое время жили у матери Иры. Потом переехали в малосемейное общежитие, в котором ей дали маленькую комнатку от завода железобетонных изделий, где она работала до своего отъезда в Одессу и куда вновь пошла работать после возвращения в Хабаровск ради комнаты, которую ей там пообещали.

Работала Ира оператором в растворном узле. Дышать без респиратора там было невозможно из-за сплошной стоящей в воздухе цементной пыли. Я был категорически против того, чтобы она там работала, но держала комната в общежитии, где мы в то время жили вместе с маленьким ребенком.

Летом 88-го года мне все же удалось уговорить Иру бросить эту тяжелую и пыльную работу в связи с ухудшением ее здоровья. После чего мы переехали на квартиру к моей матери. Пожив чуть более двух месяцев вместе, я понял, что надо разъезжаться. Близости, на которую я рассчитывал, между моей матерью и Ириной не получилось.

Мы сняли комнату у знакомой женщины, которая жила одна в двухкомнатной квартире. Все были довольны. Недовольны были только сотрудники краевого отдела по борьбе с организованной преступностью (или как их впоследствии стали называть — 6-го отдела).

Они были очень на меня обижены за то, что я организовал на свободе общак. На хозяйку квартиры стали давить, чтобы она выгнала нас на улицу, несмотря на то, что на руках у нас был маленький ребенок. Та долго сопротивлялась, условия ее устраивали, да и скучно было жить одной. Но в конце концов ее додавили, и она сказала нам, чтобы мы себе искали другое жилье, так как не хочет иметь неприятности со стороны официальных властей и, в первую очередь, милиции.

Положение было критическим. В те времена квартиры сдавались очень редко. Но нам все же повезло. Один мой знакомый уезжал на все лето в тайгу. У него была в центре города однокомнатная квартира, которую он согласился сдать нам на время своего отсутствия.

На какое-то время сотрудники 6-го отдела нас потеряли из виду, но недели через две снова вычислили. Однажды, придя домой после обеда, я не обнаружил дома ни жены, ни ребенка. На столе лежала записка, в которой Ира написала, что ее забрали сотрудники 6-го отдела и будут держать в краевом УВД пока не приду туда я. В записке был указан телефон, куда мне следовало позвонить.

Когда я позвонил, мне сказали, что жена и ребенок у них и, как только я появлюсь, их сразу же отпустят. В краевой милиции меня стали заставлять, чтобы написал объяснение по поводу того, на каком основании я оказался вместе с женой и ребенком в чужой квартире. Заявив при этом, что привлекут к ответственности за нарушение паспортного режима исходя из того, что мы живем не по месту прописки.

В своей объяснительной я пояснил, что живу у своей матери по месту прописки, а жена моя у — своей и что на этой квартире мы встречаемся с ней, потому что отношения с родителями не позволяют нам этого сделать ни у ее матери, ни у моей. А также и то, что мой знакомый попросил меня присмотреть за его квартирой на время его отсутствия. И мы не живем в этой квартире, а присматриваем за ней и поливаем цветы, чтобы они не засохли. Ирина в своей объяснительной написала то же самое.

Не сумев нас зацепить за нарушение паспортного режима, сотрудники 6-го отдела натравили на меня и мою семью бабушек из ближайших подъездов, воспитанных с раннего детства в духе строителей коммунизма, Павлика Морозова и других ему подобных. Бабушкам сказали, что я — бандит, жена бандитка и все, кто к нам приходит, — тоже бандиты. Бабульки быстро сообразили, что от них требуется и стали строчить на нас доносы: якобы в этой квартире притон, пьянки, гулянки и дебоши.

Ко мне действительно приходило много людей со своими всевозможными проблемами, но пьянок не было, потому что я в то время не употреблял алкоголя вообще, а исходя из этого, не употребляла его и Ирина. И тем более не могло быть никаких дебошей, так как все, кто ко мне приходил, прекрасно знали, с кем они имеют дело.

Через некоторое время сотрудникам 6-го отдела удалось вычислить хозяина этой квартиры и надавить на него, в результате чего мы вновь оказались на улице. После этого я делал еще несколько попыток снять подходящую квартиру, но повторялось то же самое.

Только в начале 89-го года мне удалось найти однокомнатную квартиру, хозяин которой не побоялся милиции, да и время уже было не то. В этой однокомнатной квартире я, жена, ребенок, а несколько позднее щенок королевского пуделя, два попугая и кот Васька прожили до конца 1990 года.

Людей со своими проблемами и вопросами приходило ко мне и на эту квартиру немало. В то время у меня еще не было своего офиса, и все, кому я был нужен, обычно находили меня дома. А бабушки и на новом месте, как всегда, были на своем боевом посту: все видели, слышали, записывали и докладывали. Благодаря их бдительности и ярко выраженному патриотизму сотрудники 6-го отдела нам не давали никакого житья. Обыски, провокации, проверки документов у моих гостей были в то время не исключением, а скорее правилом.

На пятом году своей жизни на свободе, когда кооперативное движение уже было в полном разгаре, мне удалось собрать немного денег и купить в конце 1990 года двухкомнатную кооперативную квартиру. Квартира была в плохом состоянии, но мы были и этому рады. Впервые за все время у нас появилась своя собственная крыша над головой.

Сделав капитальный ремонт, отметили новоселье одновременно с наступившим 1991 годом. Радости нашей не было границ, но продолжалась она недолго.

В начале февраля через месяц с небольшим после новоселья, когда я в связи с эпидемией гриппа лежал пластом дома с очень большей температурой, к нам нагрянули с обыском сотрудники 6-го отдела и нашли в ванной комнате на трубе под умывальником одиннадцать мелкокалиберных патронов, завернутых в тряпочку, которых до их прихода там не было. После чего я, несмотря на болезнь и повышенную температуру, оказался в КПЗ и против меня было заведено уголовное дело.

Но Бог и на этот раз не оставил меня без своей помощи, и через трое суток я оказался вновь на свободе. Вышеупомянутая акция была проделана настолько грубо, что почти всем, кто был хоть немного в курсе этих событий, стало очевидно, что патроны эти мог подложить только тот, кто их нашел. Прокол получился из-за неудачно подобранного для этой цели места.

Во-первых, в квартире постоянно находился пятилетний ребенок, от которого шкафы приходилось закрывать на ключ в силу того, что в этом возрасте дети очень любознательны. И лежащие в открытую патроны никак в эту схему не вписывались.

Во-вторых, повторюсь, у нас был щенок, который, как мы его ни учили, все равно оправлялся там, где ему хотелось, а тряпка, которой Ира убирала после него по несколько раз на день, постоянно висела как раз на той самой трубе, где буквально в нескольких сантиметрах от нее и были найдены лежащие прямо на поверхности патроны.

В-третьих, кусок марли, в который были завернуты патроны, был предусмотрительно кем-то пропитан ржавчиной для видимости, что их не только что подложили, а они лежали под умывальником давно. Но на беду тех, кто планировал эту акцию, все трубы в ванной комнате, да и вообще во всей квартире, оказались свежеокрашенными, и вышеупомянутая покрытая ржавчиной тряпочка не вписалась ни в одну из выдвинутых против меня версий.

Если бы патроны прятал я, то нашел бы для этого место более потаенное. Тем более, что почти всем, кто меня знал, и в первую очередь сотрудникам 6-го отдела ,было известно, что я никогда не держу у себя дома ничего запрещенного, зная о том, что ко мне могут прийти с обыском в любой момент.

От прошлых хозяев они остаться не могли, так как перед самым нашим въездом в квартиру был сделан, как я уже упоминал выше, капитальный ремонт и все трубы были покрашены заново.

Маловероятно было и то, что эти патроны были подбросил кто-то из предыдущих гостей, так как Ира их обязательно бы заметила в связи с тем, что по многу раз на день из-за щенка, который оправлялся там, где ему вздумается, вешала на эту трубу тряпку.

В общем, сотрудники краевого отдела по борьбе с организованной преступностью оказались тогда в связи со всей этой историей в дерьме по самые уши. Хотели наказать меня, а получилось, что сами себя. Многим после этого случая стало ясно, какие методы они используют в своей работе.

Через два месяца, несмотря на огромное противодействие со стороны 6-го отдела, дело было закрыто полностью. Ко мне эти патроны не клеились ни с какой стороны. Во-первых, их нашли не у меня в кармане, а в месте свободного для очень многих доступа. А во-вторых, квартира, на которой были найдены эти патроны, была оформлена на жену и я в ней даже не был прописан.

После вышеупомянутого случая обыски в этой квартире проводились в период с 91-го года по конец 92-го еще четыре раза. Расслабиться не давали. Но в связи с перестроечными изменениями произошла, тем не менее, определенная переоценка ценностей. Многие сотрудники краевой и городской милиции, присмотревшись к моей деятельности повнимательней, стали относиться ко мне более уважительно.

Те из них, с кем мне удавалось поговорить на эту тему без свидетелей, говорили в порыве откровения, что знают о том, что я не занимаюсь ничем плохим и, наоборот, делаю очень много хорошего, но помочь мне ничем не могут, так как на них сверху давит начальство.

После того памятного дня, когда всем стало очевидно, что патроны мне были подкинуты, я во всех последующих случаях, когда ко мне приходили с очередным обыском, звонил в свой офис и вызывал оттуда своих сотрудников, которых приставлял в качестве понятых к каждому из работников милиции.

Те не спорили, ибо времена изменились, да и ссориться со мной не хотелось никому в открытую, так как к тому времени я уже обладал в городе достаточно большим авторитетом и влиянием.

В январе 92-го года у меня родился второй сын. В 93-м году, будучи единоличным хозяином нескольких фирм и соучредителем ряда других коммерческих предприятий, я стал одним из наиболее влиятельных и богатых людей на Дальнем Востоке.

Это позволило мне не только уделить больше внимания своей собственной семье, но и оказать существенную помощь инвалидам, ветеранам, представителям культуры, искусства, спорта и многим другим людям, нуждающимся в той или поддержке.

Продолжение следует

Лучший спирограф портативный 7 от итальянского производителя.