"В третью стражу [СИ]" - читать интересную книгу автора (Намор И А)(1)"Шуми Марица" — национальный гимн Болгарии в период с 1886 по 1944 год "Hurensohn[3]! — От возмущения ее била нервная дрожь, но она этого, разумеется, себе позволить не могла. Не здесь, не с ним, не сейчас. — Wärmling[4]! Pisser[5] гребаный!" — Скажи, Петер, — она знала: сейчас ее лицо безмятежно, как небо апреля где-нибудь близ Видина, там у них с мужем было маленькое поместье, или к примеру в Старой Загоре, там она любила бывать как раз весной. — Скажи, Петер, я тебе кто? — Ты? — Петр Таблиц, которого она звала на немецкий манер Петером, был обескуражен. — Ты... — ну, не сказать же, что она просто подстилка, в данный момент – его? — Ты самая красивая женщина, которую я знаю. — Нашелся он. — Вот как? — Кейт достала из портсигара длинную сигарету, дождалась, пока этот Pappnase[6] даст ей прикурить, выдохнула сладковатый дым, и только тогда задала следующий вопрос: — Так ты извращенец, Петер? — Ее голос не дрожал, а на губах — Кейт знала это наверняка – блуждала сейчас рассеянная улыбка. — Извращенец? — Опешил Таблиц. — Ну, если я тебе не уличная шлюха и не сожительница, — она употребила уличное французское словечко "régulière[7]". — И по твоим же собственным словам писаная красавица, ведь так? — Так... — Остается одно – ты извращенец. — Я тебя не понимаю, — улыбнулся ей Питер. Этот, nabus[8] славянский, знал, не мог не знать: ей нравится его улыбка. "Нравилась, — поправила себя Кейт. — Но больше не нравится!" — Я тебя... — А что здесь понимать? — Сделала удивленные глаза Кейт. Обычно это ей удавалось как мало кому. Хотелось думать, что способность эта не оставила ее и сейчас, когда от злости и обиды разрывается сердце. — Ты завел себе грязную Luder[9], и смеешь спрашивать, почему я называю тебя извращенцем? — Взлет бровей, ирония в глазах, полуулыбка, скользящая по полным губам. — Тут уж одно из двух, Питер. — Назидательное движение руки с дымящейся сигаретой. — Или я для тебя недостаточно хороша, или ты извращенец... – Nique ta mere[10]! "Даже так? О-ля-ля! Да что за день сегодня такой?! Пятница тринадцатое?" — Что ты сказал? – — Вот ты как со мной заговорил... — Задумчиво, чуть обиженно... "Но каков подлец!" — И почему же ты решил, мой сладкий, что имеешь право со мной так говорить? — Да потому что я деру тебя уже месяц, милая, — оскалился Петр. — Ты шлюха, Кейт, красивая шлюха, и я тебя имел, как хотел... — Стоп! Он даже вздрогнул, ошалело глядя на женщину, словно она, как в сказке, превратилась вдруг в волка или еще в какое чудовище, что, в некотором смысле, недалеко от истины. Только-только перед ним была его любовница, красивая, взбалмошная, но, в общем-то, хорошо понятная женщина. а тут... "Баронесса!" Да таких "баронесс" в Европе... рыщущих денег и выгодных связей... Но много ли из них умеет так говорить и так — Что? — попытался огрызнутся Таблиц. — То, что слышал. — Кейт встала со стула, на котором до сих пор сидела, и сделала шаг по направлению к Петру. — Ты, — ее палец уперся ему куда-то между глаз, словно она выцеливала своего – теперь уже точно бывшего – любовника из охотничьего ружья. — Думал, — второй шаг. — Что я, — еще шаг, заставивший Петра попятиться. — Из этих? Глупышка... Я Кайзерина Эдле фон Лангенфельд Кински баронесса Альбедиль-Николова! — А ты, Петр Таблиц, — сейчас она произнесла его имя почти правильно, что было несложно для женщины, говорящей помимо немецкого и французского, еще и на венгерском и на паре славянских языков: словенском и сербско-хорватском. — Ты грязная славянская свинья! И труп. — Что? — уже побледнев, выдавил Таблиц. — Ты мертвец, crapaud[12]. — Улыбнулась Кейт. — Мой муж, барон Альбедиль-Николов, старик, и ему нет дела, перед кем я раздвигаю ноги. Но мои гайдуки... Ты слышал о болгарских гайдуках, Петр? Если я отдам приказ, а я его отдам, ты будешь умирать долго и некрасиво. Именно это с тобой и случиться, милый. — Создавалось впечатление, что ее слова обладают физической силой, так его сейчас корежило и мотало. "Не обделался бы со страху...", мелькнула у Кейт мысль, но факт остается фактом, она умудрилась сломать этого гонористого мужичка, быстрее чем такое вот дерьмо справилось бы с сопротивляющейся девушкой. — Какой стыд... Господи, и с этим ничтожеством я трахалась?!" — Ты знаешь, мы болгары... — это она продолжала "нагнетать", с таким же основанием Кейт могла причислить себя к зулусам, она и говорить-то по-болгарски как следует не умела, но что с того? — Мы болгары, многому научились у турков – наших исконных врагов, а гайдуки... Честно говоря, она смутно представляла, кто это – гайдуки. Что-то такое, кажется, было в Венгрии, и, может быть, даже в России. Но по поводу России Кайзерина уверена не была. А у них в болгарском имении – что к северу от Софии – действительно жил дедок, который когда-то, вроде бы, был гайдуком. Но и тут она вовсе не была уверена, что говорит о том, в чем разбирается. — Я... "Господи Иисусе! " - Пшел вон... И это мужчина, с которым она... Впрочем, все было совсем не страшно. Во всяком случае, теперь. Злость вдруг исчезла, и Кайзерина посмотрела на ситуацию другими глазами. В конце концов, получилось даже хорошо, хотя, видит бог, она этого не планировала. Но что сложилось, то сложилось: свою порцию удовольствий она от этого кобелишки все-таки получила, а остальное... Ну что ж, его бумаги наверняка стоят не пару грошей, и Кайзерина будет последней, кого заподозрит чешская контрразведка, если даже когда-нибудь и выяснится, что со Зброевки[13] на сторону утекла строго конфиденциальная и крайне интересная информация. "Ну и кто кого поимел?!" Из газет: |
||
|