"Гильзы на скалах" - читать интересную книгу автора (Анников Евгений Николаевич)

Глава 4

Нет, еще не умер. Стояла ночь, озаряемая вспышками разрывов и пожаров. Треск горящего дерева и стреляющего от огня шифера, смешивался с грохотом автоматной и пулеметной стрельбы. В темном небе с ужасным воем проносились огненные хвосты реактивных снарядов. Рядом пылала, разбрасывая искры, боевая машина — танк Сергея. Свечи пламени от горящего пороха вырывались из раскрытых люков на несколько метров, озаряя все вокруг себя. Запах сгоревшего машинного масла и пережаренного мяса витал в воздухе. Сергей очнулся, ему стало холодно. Открыл глаза и увидел темное небо, по которому плыли облака дыма. Лежа в замерзшей грязи, Сергей чувствовал, как земля содрогается от разрывов. Кожа на груди была стянута корсетом из мокрого белья, засохшей крови и ледяной корки. Краем глаза заметил какие-то тени, мелькавшие в свете горящего танка. Попытался пошевелится, и дикая боль пронзила все тело. Он вскрикнул. Все тело горело и казалось тысячи игл, пронзили его насквозь. И чем быстрее сознание возвращалось к нему, тем сильнее становилось пламя сжигающее его. Сергей начал стонать. Одна из теней остановилась. Сергей услышал, как тень приглушенно заговорила.

— Товарищ прапорщик, тута кто-то орет.

— Брагин, Сидоров посмотрите там, а-а-акуратно только!

Послышались осторожные шаги. Слышно было, как чавкает грязь под ботинками человека.

— Кажись раненый тута.

— Наш?

— А не видно ни чого, темно как у негра… Эй! Ты русский?

Сергей попытался ответить, но вместо слов, снова раздался стон. И снова боль.

— Кажись свой, эй тебя шибко ранило то? — говоривший сильно налегал на о. Шаги замерли, над Сергеем наклонился перемазанный грязью человек. Кто-то начал ощупывать Сергея, отчего стало еще больней. Появился фонарик.

— Да это танкист. Видишь на нем комбез танковый. Наверное, с того сгоревшего танка, на дороге. Парень, тебя сильно зацепило?

Внезапно спрашивавший отшатнулся.

— У него чека от гранаты на пальце!

— Осторожней Брагин. А где граната?

Подошли еще несколько человек. Слышалось их тяжелое дыхание. Казалось, они пробежали кросс на три километра. Раздавалось шмыганье носа, позвякивание снаряжения и оружия. Кто-то спотыкнулся и начал вполголоса матерится.

— Тихо ты! Гремишь как детская погремушка. Взвод, занять круговую оборону, выставить наблюдателей. И чтобы не звука мне — «чехи» рядом!

Двое, видимо командиры, начали осматривать Сергея.

— Санитара сюда! Он, по-видимому, сам себя рванул, вместе с духами. Вон, видишь, трое валяются.

— Да и у танка, еще два трупешника. Ну, что там с ним?

— Множественные осколочные ранения, большая кровопотеря, товарищ прапорщик. Вот почему он еще живой, не понятно, весь в дырках.

— Наверное, уронил гранату, когда его взять хотели. И сами его собой закрыли. Скорее всего, когда граната рванула, между ней и ним «дух» оказался. Других вариантов не вижу пока.

— Ладно. Брагин берешь носилки, еще троих и тащите его к коробочке. Понял?

— Так точно.

Серегу положили на носилки, и понесли. Минут через пять его грузили на МТЛБ.

— Товарищ старший лейтенант, ну некуда уже грузить. Раненых под завязку.

— Давай тех, кто полегче, на верх. И дуй на базу, постарайтесь довезти. Да, не забудь, потом за нами вернутся, пока не рассвело.

МТЛБ взревев двигателем, рванула вперед. Начало трясти, Серега снова начал стонать.

— Терпи парень, терпи. Доедем без приключений — помогут, — кто-то сказал Сергею.

Внутри машины тускло горела лампочка освещения. Пахло соляркой, порохом и кровью. Вокруг находилось много перевязанных и окровавленных людей. В свете лампы их лица, были похожи на лица покойников. Стоял, приглушенный работающим двигателем, стон. Кто-то ругался.

— Блин, страна дураков! Повоевать захотелось!? Повоевали. Полководцы хреновы. Грачеву, наверное, лавры Жукова спать не давали. Падла!

— Заткнись, без твоих соплей тошно! — прерывая первого, сказал кто-то.

— Что заткнись? Я что не прав? Полком ВДВ Грозный возьму! Так, кажется, он говорил. И что? Валяются сейчас три сотни пацанов у вокзала. А дома их мамы ждут. А Паша им: «С Новым годом, дорогие мамаши! А это Вам подарочек, ящик цинковый! А что в нем? Да так, сыночек Ваш. Ничего, что он мертвый? Ну, вот и ладненько. Поздравляю!»

— Прав, конечно. Но после драки кулаками не машут — и снова стало тихо.

МТЛБ резко затормозила. Раненые застонали. На улице раздался выстрел и крик: «Куда прешь падло, людей подавишь!»

— У меня раненые, с вокзала, и еще по дороге насобирали, — жалобно оправдывался водитель.

— Раненые? Сейчас посмотрим. — задняя дверь машины распахнулась и по глазам ударил свет фонарика.

— Что пялишься? Не видно, что полно трехсотых? — злобно спросил тот, кто ругал Грачева.

— Да кто вас знает? Может тут «чехов» полна коробочка. Эй, пропустите машину! Свои! — и дверь захлопнулась.

МТЛБ снова тронулась. Через минут пятнадцать, пропетляв, она остановилась возле мобильного госпиталя. Началась разгрузка.

В помещении стоял жуткий запах свежей крови и жареного мяса. Раздавались стоны и мат. Уже несколько суток врачи, без отдыха, обрабатывали раненых. На входе стоял человек, занимавшийся сортировкой. Посмотрев на Сергея, сказал: «Сразу на стол» Спустя несколько минут, Сергей уже лежал на операционном столе. Женщина медсестра, разрезав, сняла с него одежду. Подошел мужчина в маске, с красными от недосыпания глазами. Посмотрел на Сергея. Покачал головой.

— Очень тяжелый. Уже вторые сутки все везут и везут. И все тяжелые. — услышал Сергей слова женщины.

— Да парнишка, досталось тебе. Ну, ничего, сейчас попробуем помочь — сказал хирург.

— Что нужно доктор? — снова спросила сестра.

— Как обычно. Сначала наркоз. Как же тебя угораздило? — обращаясь к раненому, спросил врач.

— Граната, — прошептал Сергей сухими губами.

— Как это произошло?

— Сам.

— Сам? — удивился врач.

— Сам, — подтвердил Сергей. Ему на лицо положили маску. В мозгу пошли зеленоватые круги, и Сергей отключился.

Внезапно для самого себя, он очнулся. Сначала Сергей просто лежал с закрытыми глазами и слушал. К запаху лекарств и хлорки примешивался запах мясного бульона, чая и свежей выпечки. Негромко тарахтел телевизор, передавали прогноз погоды. Рядом с Сергеем кто-то ел. Женщина говорила: «Ну, еще ложечку, сыночек. Последнюю» Мужской бас, перебивая женщину, проговорил: «Крайнюю. Не последнюю, а крайнюю» Слышалась негромкая беседа. Двое мужчин разговаривали о том, где каждый из них получил ранение. «Я, наверное, в госпитале», — мелькнула догадка в голове Сергея. И он сразу вспомнил трассеры в ночном небе, горящий танк, разорванное тело наводчика, боевика с гранатометом, гранату и лицо врача из мобильного госпиталя. «Я живой!» — выстрелило в мозгу. Вдруг, раздался звон гитарных струн и красивый, мягкий, но сильный мужской голос запел. Песня показалась Сергею знакомой, и он стал слушать, пытаясь вспомнить, откуда он ее знает.

Сергей вспомнил эту песню. Брат Павел, придя из армии, привез кассету с записями солдатских песен, эта песня была на той кассете. Павел служил в морской пехоте Северного флота и очень любил с теплотой вспоминать о службе. Эта кассета была частью его воспоминаний. Память напомнила Сергею слова, и он начал тихо подпевать. Присутствующие вскинули глаза, на молчавшего до этого и лежавшего без сознания Сергея. Но гитарист не остановился. Так вдвоем, они пропели второй куплет.

Когда стихла гитара, раздались аплодисменты и крики: «Браво парень, браво!». Сергей открыл глаза.

«Ну, вот еще один ожил!» — раздался радостный бас. Сергей повернул голову в сторону говорившего. К его койке подходил коренастый, широкоплечий, круглолицый парень лет двадцати с небольшим, одетый в больничный халат, под которым виднелась могучая грудь, перевязанная бинтами. Лицо парня покрывал румянец, нос был чуть с горбинкой, голубые глаза радостно сияли.

Сергей осмотрелся. Белый потолок, стены покрашенные зеленой краской, два больших окна с белыми занавесками. На подоконниках цвели две герани в глиняных горшках. Стояло шесть кроватей на колесиках, рядом с которыми стояли тумбочки. На одной из тумбочек стоял телевизор, на другой электрический чайник и несколько стаканов. Над каждой кроватью находился пульт с кнопками, для вызова дежурной сестры. Рядом с кроватью Сергея стояло, похожее на вешалку, сооружение, с какими-то склянками, от которых тянулись трубки к его рукам и голове. Напротив виднелась еще одна такая конструкция. Все кровати были заняты. Рядом с кроватью, где возвышалось вторая, странная конструкция с капельницами, сидела красивая, чуть полноватая темноволосая женщина, лет сорока. На ее плечах был накинут белый халат. С рук она кормила, забинтованного с ног до головы, человека, который лежал в кровати напротив. Ее глаза были заплаканы.

— Вот видите, Анна Сергеевна, еще один очнулся. Значит выздоровеет. И Ваш сын тоже поправится, вы только верьте, — сказал, лежавший справа от Сергея, человек. Это был высокий, крепкого телосложения мужчина. Это он играл на гитаре, несколько минут назад. Музыкальный инструмент, пока еще, находился у него в руках.

— Приветствую! Вдовин Алексей, ОДОН, снайпер, ранен в Грозном в Ленинском районе. А тебя как звать, и откуда тебя, такого красивого, к нам привезли, — представился, подошедший розовощекий, парень.

— Да погоди ты, Алексей, может, он еще не до конца очухался, — перебил Вдовина человек с гитарой, — надо сестру позвать. Сказать, что он очнулся.

— Сергеем меня зовут. Аненков Сергей. Танкист, подорвался в Грозном, в районе… вот не помню какой район. Шли к вокзалу, попали под обстрел, почти вся техника сгорела. — Сергей говорил почти шепотом. И окончив говорить, понял, что устал. К тому же, он почувствовал, как болит грудь под бинтами, обильно намотанными, вокруг нее. И хотя боль была не острой, было не приятно.

— Аненков. Ты не родственник декабриста, ну помнишь стихи «Во глубине сибирских руд…»? — снова спросил Вдовин. Сергей отрицательно покачал головой и улыбнулся.

— Все равно, с сегодняшнего дня, ты «декабрист», а меня можешь звать «Вдова», — закончил Вдовин. Так Сергей обзавелся своим фирменным позывным, который на долгие годы, стал его вторым именем.

— А Ваша мама, только утром уехала домой. Всю неделю рядом с Вами сидела. Все ждала, когда Вы очнетесь. — Анна Сергеевна тоже улыбалась сквозь слезы в ее глазах. Вдовин стоял рядом и скептически оглядывал Сергея. Пытался оценить его состояние.

— Конечно, ты сейчас не тянешь на Бреда Пита, но думаю жить будешь, — и Вдовин пошел к человеку с гитарой. Прибежала вызванная сестра, курносая, стройная девушка с большой грудью. Из под чепчика медсестры виднелись белокурые кудряшки. Осмотрев Сергея, она сунула ему в рот градусник и, стуча каблуками, вышла.

— Тук, тук, тук — Вдовин изобразил цокот каблучков сестры, — губки бантиком, попа крантиком и фик-фок на один бок. Слышишь, капитан пошли, курнем, мочи уже нет — и Алексей достал сигареты из кармана халата. Человек, которого назвали капитаном, отложил гитару, спустил ноги, одна из которых была в гипсе, и взял костыли. Но выйти они не успели. Впорхнула бабочкой медсестра и, увидев в руках Вдовина сигарету начала сердито говорить.

— А ну, в кровать, быстро! А Вам, Вдовин, курить нельзя, с Вашей-то дыркой в легком. Уберите, сюда Лидия Михайловна идет!

Алексей быстро спрятал сигареты и пошел к своей кровати. Сев на койку, он тяжело вздохнул, и лег, отвернувшись к окну.

Вошла полная светловолосая женщина. С ней пришли двое мужчин. Подойдя к Сергею, вытащила из его рта торчащий градусник, посмотрела и повернув голову к одному из мужчин сказала: «Тридцать восемь и пять» Затем повернулась к Сергею.

— Что герой очнулся? Ты ведь наша сенсация. Как себя чувствуешь? — Лидия Михайловна села рядом на табурет.

— Почему сенсация? Нормально чувствую. Только грудь болит. Несильно, — с вопросом ответил Сергей.

— Как почему? Сам себя гранатой взорвал, и выжил при этом. Даже в «Красной звезде» о тебе написали. Еще написали, что к «Герою России» представлен, — при этих словах врача, Вдовин резко повернулся, а человек с гитарой привстал на своей кровати и внимательно посмотрел на Сергея. Затем Лидия Михайловна осмотрела Сергея, делая указания мужчинам, которые старательно все записывали в блокноты. Закончив с Сергеем, подошла к женщине напротив.

— Шли бы Вы отдохнули, Анна Сергеевна. Девочки присмотрят за Вашим сыном. Все будет хорошо, — при этих словах Анна Сергеевна заплакала. Через несколько минут, закончив осмотр раненых, врачи ушли. С ними ушла и Анна Сергеевна, поцеловав, забинтованную руку сына. Когда врачи ушли. Вдовин подпрыгнул на своей кровати и, обращаясь к Сергею, сказал.

— Сам себя взорвал! Вот это тебе повезло, парень! Давай-ка поподробней, рассказывай…

Начались, долгие месяцы лечения. Госпиталь находился в Щелковском районе Подмосковья. Вскоре Сергей перезнакомился со всеми ранеными. Кроме того, что Вдовин рассказал о себе сам, в дальнейшем Сергей узнал, что он из Тамбова, что, служа в ОДОНе, никак не может сдать на краповый берет, все время что-то мешает.

Первый раз курение — не смог пробежать многокилометровый кросс, второй раз — не устоял в рукопашной схватке с инструктором, третий раз — заклинило автомат, и его отстранили от дальнейшего участия. Скоро дембель, а он еще так и не получил заветный «краповик». Вдовин был ранен в грудь, когда перебегал улицу.

Человек с гитарой — капитан морской пехоты Северного флота, Александр Каверин, прошедший не одну горячую точку на карте мира и бывшего СССР. Был ранен двумя пулями в правое бедро, при штурме президентского дворца в Грозном. Александр хорошо играл на гитаре и знал множество военных песен. Сам писал стихи и музыку.

Еще лежал раненый в левую руку десантник Володя, любивший поспорить с Кавериным, что круче ВДВ или морская пехота. С пеной на губах отстаивая честь родных войск. Владимир уже выздоравливал, поэтому частенько отсутствовал в палате.

Лежал молоденький мотострелок Петя. Его вызволили из плена и здесь, помимо лечения раненых ног и контузии, он проходил курс реабилитации. Но это мало помогало. Плен сломал Петю. Он кричал по ночам, прятался под кроватью. Страдал недержанием, чем расстраивал нянечку Зину, пожилую уже женщину. Еще Петя никак не мог наестся, и постоянно прятал куски хлеба под подушкой.

Петя был невысок, худ, на тощем лице, блестели, всегда испуганные глаза. Вместе с заострившимся носом и оттопыренными ушами, это производило сильное впечатление, что Петя душевно болен.

Забинтованный с ног до головы раненый, был наводчиком-оператором БТРа. Его звали Антоном. Его БТР был подбит и загорелся, но Антон остался на своем боевом посту и прикрывая отход пехоты, поливал свинцом из башенного КПВТ, наступающих боевиков.

Даже когда начал гореть сам, он продолжал вести огонь, пока не кончились боеприпасы. Только потом, пылая как факел, он покинул горящую машину. Его смогли потушить и доставить в госпиталь. Состояние Антона было тяжелым. Страшные ожоги покрывали его тело, у него сгорели уши, нос и кисть левой руки. Из подслушанных разговоров врачей, Сергей понял, что если этот парень выживет, то только чудом. Постоянно посещавшая его мама, Анна Сергеевна, часто показывала фотографию Антона. С фото на ребят смотрел красивый парень, как будто сошедший с рекламы товаров для мужчин. Модельное лицо, высокий рост — таких любят девушки.

Когда Антон спал, Анна Сергеевна плакала, уткнувшись головой в его забинтованное тело. Сергей не мог смотреть на горе этой, молодой еще женщины, и отворачивался, накрывая голову подушкой. Анна Сергеевна растила Антона одна, больше детей у нее не было. И это было страшно. За подвиг сына, матери вручили орден «Мужества», и больше никто не вспоминал о них. Вот так Родина оценила жизнь и здоровье, этого замечательного парня и его матери. C Анной Сергеевной, часто приезжали родители Сергея.

В первый приезд, увидев, что Сергей пришел в себя, мать долго плакала, рассказывая, как они, получив сначала извещение о смерти Сергея, искали сына по всем моргам Ростова. Отец при этом только тревожно кряхтел, глотая таблетки валидола.

— Анна Сергеевна, сейчас живет у нас, — сообщила как-то мать — горе сближает. Даже твой отец, Сережа, не стал возражать, когда я предложила ей пожить у нас. Они с Антоном из Иркутска. А где ей здесь жить, денег нет. Папа взял ее к себе на работу, бухгалтером.

Все деньги она тратит только на сына.

Приезжал младший брат Сергея, Колька, со своей девчонкой. Подростки, пока сидели рядом, все время с ужасом таращили глаза, на окутанного бинтами Антона и прятавшегося под койкой в очередном припадке Петю.

Спустя месяц Сергею, Вдовину и Каверину, вручили награды. Прибывший в госпиталь высокий чин из министерства обороны, раздал раненым ордена и медали, поблагодарил за службу и пожелал скорейшего выздоровления. Затем быстро удалился, чтобы не отвечать на вопросы Анны Сергеевны.

Вдовину вручили медаль «За отвагу», Каверину — орден «За заслуги перед Отечеством».

Сергею не дали «Героя России». Он получил орден «Мужества» — за подрыв, и медаль «За Отвагу» — за бой в городе.

Сергей уже чувствовал себя хорошо, поэтому не отказался от предложения Вдовина вечером, после обхода, обмыть награды. Отправив, готовившегося к выписке, Володю за спиртным, сами готовили небольшой стол. Владимир вскоре вернулся, притащив в палату две бутылки водки и бутылку красного вина. Положив награды в стакан с водкой, все по очереди выпили по глотку. Затем, повесив ордена и медали прямо на больничную одежду, стали пить дальше. Налили стопку водки Петру, тот сразу захмелел и ушел спать. Антону потихоньку влили две ложки красного вина в спекшиеся губы. По его взгляду, они поняли, как он благодарен им за это. Стоя выпили третий. Каверин взял гитару, начал петь. Сергей, тоже игравший на гитаре, попросил инструмент. Сидеть долго он еще не мог, поэтому играл и пел лежа. Вскоре подтянулись несколько раненых из других палат. Красивый романс, исполненный Сергеем, привлек и дежуривших медсестер. Девчонкам, за их молчание, отдали остатки красненького. Сергей подмигнул сестрам и запел.

С тех пор, так и повелось, раненые и сестры каждую ночь, собирались в палате у Сергея с ребятами. Сергей пел романсы, он знал их великое множество. Сестры плакали над красивыми словами, и уже практически все, были тайно влюблены в Сергея. Сергей начал быстро поправляться. Молодой организм взял верх над ранами. Вскоре, после очередных ночных посиделок, одна из медсестер, Дашенька, пригласила Сергея к себе в дежурку, якобы для того, чтобы переписать слова одного романса. И там, весь остаток ночи, они долго и нежно любили друг друга.