"Чёрная река" - читать интересную книгу автора (Локнит Олаф)Глава четвертая Безумный замыселУроженец Коменжа Фалькон не без оснований полагал себя самым несчастным человеком на свете. Во-первых, людей искусства никто не понимает — эта вечная истина неоспорима. Во-вторых, за упомянутое искусство плохо и нерегулярно платят, что Фалькон знал на собственном опыте. И в-третьих, ремесло Фалькона считалось наиболее презираемым: голиарды в королевствах Заката были последними отбросами, хуже рабов, грязнее золотарем… По большому счету, петь, плясать и кривляться в Аквилонии или Зингаре мог кто угодно, не исключая даже коронованных особ, но это являлось всего лишь оригинальным пристрастием, способом развлечь себя и других. И уж конечно, никто не требовал за это деньги — нельзя представить себе какого-нибудь герцога или маркграфа сочиняющих героические баллады или играющих на лютне ради презренного золота! Стыда не оберешься! Однако, по бесконечным дорогам от Тарантии до Шадизара и от Кордавы до Пайрогии бродило неисчислимое количество шутов, зарабатывающих на своем таланте. Актеры и мимы исполняющие фарсы и трюки, поющие чужие и собственные песни жонглеры и менестрели, ваганты — эти продавали не только свои дарования, но и интеллект, предлагая сочинить письмо или прошение, записать торговый договор… Представителя этой братии можно было встретить в любом городе или крупном селении, балаганы обычно располагались возле рынков или на главных площадях (если дозволяли власти), но в целом к мимам относились с недоверием: все они жулики и бездельники, воры, а то и похитители младенцев! Митрианство подобные развлечения открыто не одобряло: храмовые жрецы говорили, что для веселья существуют праздники, все остальные дни должны быть посвящены неустанным трудам. Эту же точку зрения разделяли дворяне — искусство благородных гонениям не подлежало в виду своей салонности и бесплатности, а так же благодаря высокому происхождению рыцарей, прекрасных дам и герольдов: они были трубадурами. Посему площадные мимы редко чувствовали себя уютно, а с благородными предпочитали вообще никогда не связываться — убьют и не заметят, особенно если зазвенел бубенчиком не вовремя… Но хуже всего жилось голиардам — это невиданное по своей абсурдности сообщество появилось именно в Пуантене, где нравы были посвободнее и люди терпимее. Голиард являл собой довольно сложный сплав бродячего жреца и шута. Провести митрианский или иштарийский обряд, принести в жертву барашка, соединить сердца влюбленных, устроить церемонию погребения? Пожалуйста! Ну а если услуги жреца не нужны, голиард будет развлекать почтеннейшую публику балаганными трюками. Впрочем, «почтеннейшей» публику голиардов можно было назвать только с большой натяжкой: на такое клевали исключительно безграмотные кметы живущие в отдаленных деревнях, да самые бедные торговцы. Настоящие жрецы голиардов гоняли беспощадно а люди образованные плевались едва заслышав само слово «голиард» — нельзя сочетать несочетаемое, служение богам, и презренное кривлячество! Если голиарда ловили на месте святотатства, лучшим исходом был позорный столб на седмицу, худшим — галеры или виселица. Фалькон был молод, ему и двадцати пяти не исполнилось, но эта недолгая жизнь была омрачена сплошной чередой бедствий, каковые начались с самого рождения: нежеланного младенца подбросили в митрианский монастырь Коменжа. Дитя взяли на воспитание, но Фалькон с детства исполнял в обители тяжелую и грязную работу — настоящим жрецом мог стать только благородный человек, а подкидыши находились на положении монастырских рабов. В семнадцать зим Фалькона из монастыря изгнали — за предосудительную связь с дочерью купца жившего по соседству и мелкое воровство (украл из трапезной полкувшина вина, сыр и хлеб). Фалькон прибился к бродячему балагану, где научился нескольким трюкам, но и здесь его постигла неудача: два года спустя корабль, на котором актеры плыли из Кордавы в Мессантию потерпел крушение у берегов Аргоса, кроме Фалькона никто не выжил, а его самого подобрали в море пираты с Барахас и недолго думая продали в рабство шемитам. Удалось бежать. Поймали, высекли. Новый побег — на этот раз удачный. Фалькон ухитрился вернуться в Пуантен и прибился к голиардам: за время пребывания в монастыре Коменжа он запомнил основные митрианские обряды и вполне мог сойти за жреца, да и балаганный опыт пригодился. С тех пор Фалькон, когда в одиночку, а когда вдвоем со старым Роберо из Карташены, бродил по Пуантену и Полуденным графствам Аквилонии да развлекал простецов, одновременно прикидываясь настоящим митрианским монахом. Последнее было категорически противозаконно — жреческого посвящения Фалькон не получал, да и получить не мог. Два раза попадался, но обошлось: сначала пожалел десятник стражи, а потом его всего лишь поставили к позорному столбу на три дня — обыватели швырялись гнилыми яблоками и капустой, но это можно было перетерпеть… В Безьер молодой человек в грязной хламиде монаха пришел третьего дня и сразу понял: заработать в городе не получится. Граф Безьерский строг, порядок поддерживается неукоснительный, стража исполняет обязанности ревностно. Денег у Фалькона было очень мало, всего-навсего полтора десятка медных двойных ассов и зингарская серебряная пассета с изображением Башни Кордавы. Это означало, что на ночлег можно остановиться лишь в самой, дешевой таверне за стенами города и не ждать па обед ничего существеннее разваренных овощей даже без соли и куска зачерствевшего хлеба. «Надо идти дальше, — решил Фалькон, — в горные деревни, может там удастся заработать…» В «Пестрой перепелице» к голиарду относились безразлично — жуликоватые посетители и постояльцы не обращали на него никакого внимания, все равно с бродячего монаха взять нечего, вон как трясется над каждой медяшкой! Общаться с Фальконом никто не хотел, поскольку обитавшие в «Перепелице» мошенники считали себя отдельной кастой, которая, несомненно, стоит на множество ступеней выше презренных шутов, прикидывающихся жрецами! Ночевал Фалькон в хлеву, на прелом сене, рядом с загоном для свиней, а в общую залу таверны заходил только для того, чтобы чуть перекусить. День он проводил в городе, пытаясь найти зрителей, но фокусы на рынке принесли всего два асса, самых мелких монетки… Тем утром Фалькон сидел за дальним столом, тосковал и с отвращением смотрел на плохо проваренную (и наверняка подгнившую) репу в треснутой глиняной миске. Очень хотелось есть, но эта гадость в рот не лезла! — Привет, — свет исходящий от затянутого бычьим пузырем оконца загородила внушительная фигура. На столе вдруг образовались две кружки с пивом и большое блюдо с бараниной и сыром. — Как тебя зовут? Лавку напротив Фалькона занял темноволосый незнакомец. Настоящий здоровяк, высоченный и очень широкоплечий. Голиард вовсе не считал себя слабаком — Фалькон был тощий, но жилистый, однако по сравнению с этим человеком он выглядел сущим заморышем. — Чего тебе? — неприязненно сказал Фалькон. Ничего кроме неприятностей от других людей он не ждал. — Выпей и поешь, — непринужденно ответил великан. — Я хочу тебя нанять. — Нанять? — не понял голиард. — Зачем? — Узнаешь. Вот половина оплаты. Неизвестный медленно выложил на стол десять крупных серебряных монет. Настоящих «леопардов», чеканящихся в Гайарде! — Я не убиваю и не ворую, — слабо сказал Фалькон, завороженный блеском серебра. На такую огромную сумму можно безбедно жить пять седмиц! Или десять, когда будет заплачена вторая половина! — Я… я… — Ты голиард, — подсказал черноволосый. — Видывал я вашу братию… Значит, язык хорошо подвешен? Верно? — Без этого в нашем ремесле делать нечего, — ответил Фалькон. — Заговаривать зубы я умею. — Вот и отлично. Язык и будет твоим главным оружием… Слушай очень внимательно и за поминай, что скажу. Второй раз повторять не буду. Да, и если надумаешь сбежать с деньгами — из-под земли достану. Фалькон кивнул и поежился. Этот точно достанет — у пиратов Барахас был похожий взгляд. Серебро свое дело сделало: предложение оказалось сколь необычным, столь и заманчивым. Голиард согласился почти не раздумывая. Удивительно, как может перемениться жизнь человека благодаря случайной встрече в грязной таверне! Впервые за много зим у Фалькона появилась чистая и добротная одежда, в кошеле приятно позванивали монеты, а поселили его на приличнейшем постоялом дворе «Два Леопарда» — комнатка была маленькой, но раньше голиард ни о чем подобном и мечтать не мог! Наниматель приказал при людях посторонних именовать его месьором Арсом из Шамара, а в разговорах наедине — Конаном Канах. Имя странное, чужеземное, месьор Конан на аквилонца походил мало: скорее, этот человек был выходцем из Темры или из Гандерланда. Фалькон только руками развел, узнав потом, что Конан происходит родом из Киммерии, страны варварской, почти сказочной и незнаемой. Чем именно занимался Конан для голиарда оставалось загадкой. Никаких сомнений, «ночным цирюльником» он не является, хотя переодевается по пять раз на дню и ведет себя странно. Киммериец выступает то в роли дворянина, то наемника, иногда превращается в жулика с окраин. Сопровождают его двое: угрюмый и неразговорчивый громила по имени Эмерт и смуглый молодой человек с благородными манерами — Фалькон слышал, как варвар назвал его «графом Риго». Неужто на самом деле граф?.. Перво-наперво Конан в точности узнал, что голиард умеет делать. Стихи сочиняешь? Отлично. Играешь на лютне? Еще лучше! С благородным обхождением знаком? Просто замечательно! (Фалькон запросто перенимал манеру общения разных людей и мог прикинуться хоть купцом, хоть герольдом его светлости Троцеро — без этого таланта миму или голиарду не обойтись). Одно плохо: оружием Фалькон вовсе не владел, только ножом, а потому следовало избегать даже намека на поединок! При чем здесь поединки? Да при том, что голиард отныне становился человеком с достойным происхождением и уважаемым родом занятий: сын обедневшего дворянина наделенный поэтическим даром, путешествующий по землям Пуантена — дело самое обычное. В этих местах любили трубадуров и ценили искусство стихосложения. Сразу возникла трудность: Фалькон привык к непритязательным нравам крестьян и не сочинял ничего сложнее грубоватых песенок. Могли возникнуть ненужные осложнения — дворяне ничего подобного слушать не будут! На помощь пришел Риго, прекрасно осведомленный о нравах царящих в дворянских замках и за ночь родились четыре вполне приличные баллады с соответствующими оборотами и куртуазными фразами. Теперь можно смело отправляться в гости к графу Безьера. — Прежде всего — будь скромен, — втолковывал Конан Фалькону. — Поменьше рассказывай о себе, граф отлично знает все генеалогии и гербы, может подловить на лжи. Ты приехал очень издалека, допустим — из Бритунии… У Фалькона была хорошая память и он быстро зазубрил имена дворян какого-то герцогства Райдорского находившегося в восходной части Бритунии — прошлым годом киммериец провел в Райдоре несколько лун и был хорошо знаком с тамошними благородными семействами. Вероятность того, что в Пуантене, на другом краю материка, обнаружится хоть один человек бывавший в Райдоре была крайне невелика. Таким образом вчерашний голиард превратился в Фалькона, младшего сына барона Остина — означенное баронство даже в Бритунии считалось невероятным захолустьем и находилось оно в предгорьях Граскааля, возле границы с Гипербореей. Тот факт, что род Остинов давно пресекся, варвара волновал мало: откуда об этом знать пуантенцам? Расходы на возрождение угасшего рода оказались изрядными: Фалькону купили одежду, хорошую кипарисовую лютню, серебряную баронскую цепь изготовил ювелир с улицы короля Атаульфа. Долго искали меч — в замке нельзя было показываться с оружием, выкованным в Пуантене, заподозрят неладное. По счастью, на рынке обнаружилась лавка немедийского оружейника, а Немедия, как известно, граничит с Бритунией. Там же купили спокойную кобылку зингарской породы, упряжь и седло. — Неплохо, — заключил Копан, оглядев полностью снаряженного Фалькона. — За день сделали из бродяги вполне достойного человека. Твой митрианский балахон, я сжег — давно не видел такой отвратной грязной тряпки! Если все сделаешь правильно, есть шанс, что ты начнешь новую жизнь. Последний раз спрашиваю: запомнил, что надо делать? Не испугаешься и не отступишься? — Не отступлюсь, — твердо ответил Фалькон начавший верить, что с прошлым действительно покончено. — Все сделаю как надо. — Отлично, тогда встречаемся вечером в «Двух Леопардах». — Грандиозная авантюра, — покачал головой Риго, когда Фалькон отбыл в замок графа Безьера. — Конан, я убежден, что ты умрешь в своей постели от старости только по недосмотру или нелепой случайности! Где ты научился так замечательно дурить людям головы? — Когда-нибудь потом, когда война кончится, съезди в славный городок Шадизар, — усмехнулся варвар. — Я провел там несколько зим и ничуть об этом не жалею. Бьюсь об заклад, это самый лучший город Восхода и Заката! Одно то, что Шадизар находится под покровительством такого божества как Бел-Обманщик, говорит о многом. — Не сомневаюсь, — согласился Риго. — Полагаешь, Биркарт клюнет? — Разумеется. Подожди, пройдет дней десять… Мы ведь только начали! За несколько дней проведенных в Безьере киммериец перевернул тихую жизнь города с ног на голову. Внешне ничего необычного не замечалось — на рынке торговали, стража скучала и гоняла карманных воришек, дворяне ездили охотиться в горы. Однако дно Безьера, «темная половина» города оказалась переполошена. Там очень быстро поняли, что нежданный гость с Полуночи — человек очень серьезный. Настолько серьезный, что даже «ночной король» пошел с ним на весьма любопытное соглашение. Конан с юности знал, что «цирюльники» понимают и уважат только силу и гонор, а того и другого варвару было не занимать. Своими вывертами в «Перепелице» киммериец вначале озадачил безьерских воров, потом заставил себя опасаться, ну а вскоре по городу поползли слухи о том, что трон под «королем» закачался — якобы у него появился соперник: наглый, сильный и невероятно самоуверенный, действующий фактически в одиночку. Опасения «короля» варвар рассеял при личной встрече: никто не собирается покушаться на его сомнительный трон. Больше того, Конан готов хорошо заплатить за некоторые услуги. На кого именно придется работать? Э-э… На Полуденном побережье этот человек известен как Амра-лев. Его величество был человеком тертым и решил проверить слова незнакомца, благо раньше про Амру-льва ровным счетом ничего не слышал. Снесся голубиной почтой с зингарскими соратниками, па следующий день получил ответ и призадумался: оказывается, этот знаменитый пират был на Побережье весьма заметной фигурой. Сейчас он вроде бы отошел от дел, но купцы Шема и Аргоса вспоминая Амру-льва доселе вздрагивают и поминают разнообразных богов. Описание прославленного пирата было таково: роста высокого, волосы темные, глаза голубые, обликом напоминает варвара с Полуночи. Невероятно силен и столь же хитер. Связываться с ним опасно, а если ты попал в список врагов Амры-льва — умрешь страшной смертью. Приехавший в Безьер чужеземец подходил под описание один в один, единственным отличием была темная окладистая бородка. Так-так… И что же теперь делать? Принес Бел-Обманщик несчастье на нашу голову! Конан рассчитывал именно на такой результат и, как всегда, не ошибся. «Ночной король» памятуя о депеше присланной друзьями из Зингары решил, что если этот человек действительно Амра-лев, будет дешевле и выгоднее оказать ему помощь. Ну а когда он услышал, что именно задумал перебравшийся на сушу пират, у повелителя безьерских воров отвисла челюсть. Поймать Биркарта из Абсема? Невероятно! Амра пообещал пятидесятую часть — огромную сумму. Безьер город маленький, нет здесь размаха великих столиц и крупных торговых городов, а посему выручка могла перекрыть годовой доход «ночного короля» раз эдак в десять. Не надо жадничать — в ремесле «цирюльника» жадность губительна и выводит на прямую дорожку к эшафоту! Пятидесятой части вполне хватит! — Что надо делать? — напрямую вопросил ихнее жульническое величество и киммериец понял, что одержал скорую и уверенную победу. «Ночные цирюльники» везде одинаковы, будь они родом из Шадизара или Пуантена! … С того дня Конан стал в Безьере человеком уважаемым: жулики старались не попадаться на его пути и делали вид, будто гость, дважды в день забредающий в «Перепелицу» им совершенно неинтересен. Некоторых воров киммериец зазывал на короткий разговор, совал в ладонь серебро и отпускал восвояси. С другим разговаривал «король» и настрого приказывал блюсти тайну — если проболтаешься, тебя найдут в реке Арье с перерезанным горлом. Всем понятно? Понятнее некуда! Про самого Биркарта в Безьере мало что знали кроме, понятное дело, всем известной легенды — барон Абсемский был хоть и разбойником, но благороднорожденным, и с жульем из числа простецов почти никогда не связывался. Исключением были скупщики: к ним Биркарт или его сыновья обращались для того, чтобы сбыть ненужные вещи. (Услышав это, Риго мысленно попрощался с фамильными мечом и перстнем). В остальном Биркарт оставался неуловимым — его мало кто видел, о логове разбойника не знал вообще ни один человек. Киммериец в разговоре с «ночным королем» особенно заинтересовался скупщиками краденого, способными рассказать о бароне Абсемском, однако с разочарованием узнал, что придется ехать в Гайард или Толозу. Все-таки Безьер маленький городок, где нет больших денег. Но если уважаемый Амра-лев желает… Амра-лев не желал. Он вообще отказался объяснять, почему центром охоты на Биркарта выбрал сравнительно захолустный Безьер, который находится в самой середине Пуантена. Ведь рыцарь-разбойник предпочитает искать добычу именно возле больших городов, на крупных торговых дорогах… Непонятно! Конан не торопится, расставлял сеть аккуратно и вдумчиво, понимая, что играет с умным противником и малейшая ошибка может привести к неудаче. Второй раз такая крупная рыба на крючок не попадется. Задумка же попахивала откровенным безумием: под видом Биркарта из Абсема ограбить замок его милости графа Безьера, самого графа с семьей, а так же и гостей, съезжающихся на восемнадцатилетние его достойнейшей дочери, каковое будет праздноваться через седмицу. — Ты спятил, — прямо высказался Эмерт, когда варвар объяснил что к чему. Риго лишь возвел очи горе: пуантенец считал замысел решительно невозможным, а кроме того предосудительным. Впрочем, мнением Риго Конан мало интересовался. Рассудительный Эмерт предпочел здравые возражения: — Сколько стражи? Пятьдесят человек? Гости его милости почти поголовно дворяне, отлично владеющие оружием, а это еще полсотни мечей! Если не больше! Замок стоит на неприступной скале! Как ты себе это представляешь? — Очень хорошо представляю, — невозмутимо ответил Конан. — Эмерт, мы вместе с тобой раздобыли Книгу Бытия, подавили мятеж оборотней Пограничья и посадили на трон Бритунии Альбиорикса! Ты все еще во мне сомневаешься? — Ничуть не сомневаюсь, — флегматично сказал Эмерт не покривив душой. — Но хотел бы знать подробности. — Потерпи. — Кажется, я начинаю понимать, на что ты рассчитываешь, — нахмурившись, сказал Риго. — В прежние времена Биркарт из Абсема разбойничал только на дорогах. Если твой замысел удастся, все решат, что барон смертельно оскорбил большую часть дворян Пуантена. Торжество проводится в день Весеннего Солнцестояния, то есть освящено Митрой, это первое. Непременно возмутятся жрецы! Второе: благородный человек никогда не посмеет испортить праздник высокородной девице, молодой графине Безьер. Это повод для кровной мести. И третье: в Пуантене на Биркарта начнется бешеная охота. — Тебе его жалко? — участливо осведомился Конан. — Ничуть. Биркарт может сколько угодно называть себя дворянином, но… То, что он делает недостойно титула и звания человека чести! — Вот видишь? По-моему барона Абсема следует хорошенько наказать. — Но не таким же способом! — Если у тебя есть другие предложения — готов выслушать. И не забудь о главном: ты наемник армии Черной реки, а я твой сотник. Сотник, исполняющий приказ его светлости Великого герцога Пуантена. Понятно? — Понятно, — вздохнул Риго. — Можно спросить, зачем ты нанял голиарда? Фалькон, конечно, неплохой парень, но его ремесло не вызывает ничего, кроме отвращения… — Увидишь, — многозначительно сказал Копай. — Даже самые никчемные бродяги могут пригодиться. Кроме того, Фалькон из Коменжа не «никчемный» — ему просто надо поверить в себя! Ты ведь поверил? — Поверил, — нехотя согласился Риго. — Тогда помалкивай! Думаешь Конан Канах нанялся к Троцеро нарочно для того, чтобы помогать молодым бездельникам находить свою дорогу в жизни? Риго не нашелся с ответом. Хотел было сказать, что каким-то невероятным образом удачливость Копана передается другим людям, выступающим на стороне варвара, но… Но промолчал. Боялся сглазить. — Как доложить? — седой десятник гвардии его милости графа Безьерского строго взглянул па молодого дворянина явившегося к воротам зайка. — С какой целью прибыли, почтенный? Фалькон, барон Остин, из Бритунии, — голиард изобразил пренебрежительную усмешку присущую всем захолустным дворянам, вынужденным говорить с низшими. — Желаю выразить свое почтение графу и развлечь его достойную наследницу куртуазными балладами. Ибо по всему Пуантену идет молва, будто владыка Безьера привечает у себя всех, кто славно поет или слагает стихи или владеет еще каким-нибудь дивным искусством. Десятник приметил лютню, притороченную к седлу. Вздохнул. Понял, что явился еще один нахлебник — по дворянским обычаям трубадуров следовало кормить и дозволять им жить в замке, взамен получая исключительно песенки! Алиенор, графская дочка, без музыки жить не может, а их милость потворствует… Замок графа Безьерского был невелик, но совершенно неприступен: три башни словно бы вырастали из желтоватой скалы, господствовавшей над городом. Замок-страж, замок-хранитель, под его сенью жить было легко и безопасно. Подданные графа знали, что никакой враг никогда не сможет захватить эту твердыню и желтое знамя с двумя леопардами не будет опозорено! Конан настрого указал Фалькону подмечать и запоминать любые мелочи: расположение лестниц и проходов, где стоит стража, как выглядят пристройки во дворе. Как выяснилось, охранялся замок не слишком ревностно: кого бояться в благополучном и безопасном Пуантене? Месьор граф произвел на Фалькона сильное впечатление: крепкий сорокалетний мужчина с обветренным лицом, цепким взглядом и узловатыми руками. Сразу видно — хозяин, повелитель, прирожденный господин. Такого наскоком не возьмешь, зря Конан надеялся на легкую добычу! — … Из Бритунии? — его милость был изрядно удивлен. — Редкий гость. Я — Альгейс, граф Безьер, владетель окрестных земель. Фалькон выдал наикуртуазнейший поклон — в балагане насобачился. Старательно копируя акцент уроженца Полуночи (Конан показал как надо говорить) сообщил, что путешествует. И вообще, очень рад встрече с таким знатным и благородным месьором. Так же Фалькон прослышал о торжестве, устраиваемом в честь молодой графини и… — Барон Остин, значит? — перебил Альгейс. — Любопытно. Позволь узнать, каков герб твоего рода? — Серебряный боевой молот в червленом иоле с геральдической розой в верхнем правом углу, — заученно ответил Фалькон. Граф тем временем выложил на стол громаднейший старинный фолиант и пояснил: — Общий гербовник королевств Заката. Редкая и очень дорогая книга. Фалькон похолодел: киммериец говорил, будто наследников семьи Остинов не осталось, а земли давно перешли во владения маркграфа Карндона. Сейчас поймают на горячем! В лучшем случае — выгонят! Геральдический свод, однако, был составлен зим сто назад — Фалькону несказанно повезло. Граф отыскал раздел с изображениями гербов бритунийских дворян, просмотрел страницы посвященные Великому герцогству Райдорскому и наконец узрел искомое. — Очень уважаемая семья, — сказал Альгейс, — Вы, оказывается, в родстве с немедийскими и аквилонскими монархами… Судя по твоему возрасту, ты должен быть семнадцатым или восемнадцатым бароном Остин? — Восемнадцатый, — осмелел Фалькон. — Выходит, твоя пра-прабабка приходилась племянницей королю Сигиберта Великого! — было заметно, что граф относится к благородной крови со всей серьезностью. — Вот откуда роза в гербе! Ты младший сын? — Да, ваша милость. Третий, ненаследный. — Что ж, я рад приветствовать барона Остина в моем доме. Ты остановился в городе? — Разумеется. — Что — значит, «разумеется»? Я буду оскорблен, если родич самого короля Сигиберта пренебрежет гостеприимством графа Безьера! «Вот так влип, — подумал Фалькон. — Но если подумать, оно и к лучшему». — Ты один, или со слугой? — Один, ваша милость. Наша семья небогата и я не могу себе позволить содержать слугу. — Бедность для дворянина неприятна, но грехом отнюдь не является, — твердо сказал граф. — В моем замке ты найдешь приют и понимание. Надо же, родственник Сигиберта Завоевателя!.. На зов его милости примчался стражник и отвел Фалькона в предназначенную для гостя комнату, расположенную в Полуденной башне. Голиард обомлел, увидев постель под балдахином, мраморную купальню и мебель красного дерева. Граф Безьерский считался очень богатым человеком. Забрав лютню Фалькон отправился представляться наследнице. Молодая Алиенор вышивала, расположившись в маленьком садике одного из внутренних дворов. Графиня оказалась некрасивой и грустной девушкой. Волосы убраны под драгоценную сеть, платье из лучшего бархата с отделкой золотой нитью. Начисто отмытый и приодетый Фалькон рядом с Алиенор казался писаным красавцем — голиард был симпатичным парнем, оказалось вполне достаточно обрезать длинные волосы, подбрить затылок по рыцарскому обычаю и как следует покупаться в водах реки Арье, чтобы перестать выглядеть грязным оборвышем. Теперь у Фалькона во взгляде появилась уверенность, осанка самая что ни на есть дворянская. А то, что худощав и щеки впалые, можно списать на меланхолический склад характера. «Ты должен стать в замке графа своим человеком» — приказал Конан поутру. Значит, следует завоевать расположение хозяев. Его милости Альгейсу Безьерскому Фалькон понравился только благодаря мнимому родству с величайшим из государей Аквилонии. Но как добиться благосклонности унылой Алиенор? Вроде бы судьба подарила девушке все: богатство, блестящее происхождение, могучего и уважаемого отца… Внешность не самое важное, да и по большому счету графиня вовсе не уродлива, а просто не слишком красива. Лицо с невыразительными чертами, маленький курносый носик, слишком близко поставленные глаза. Теперь понятно, почему ее милость так любит музыку и прекрасные лэ — она живет в мире грез! Фалькон сбросил с плеча ремешок лютни и пробежался пальцами по струнам. Получалось очень неплохо. Алиенор подняла взгляд. Что ж, посмотрим, насколько удачна баллада сочиненная вместе с Риго прошлой ночью! Графиня отложила вышивание и встала. Подошла ближе. Красивый голос, роскошный: то как скользкий атлас, то как прохладный шелк, то как мягкий бархат, то жемчугами рассыплется, то медью зазвенит, а то вдруг прольется, точно ручей на перекате… — Кто вы, сударь? — тихо спросила Алиенор, когда песня была закончена. — Я раньше вас не видела. — Я — ваш нижайший и преданнейший слуга, госпожа, — поклонился голиард. — Фалькон, барон Остин. По приглашению вашего благородного отца гощу в замке Безьер. Счастлив, что сумел усладить слух вашей милости недостойными строчками… — Отчего же недостойными? Милая баллада. Нашего сочинения? — Да, — почти не покривил душой Фалькон. — Вам поправилось, госпожа? — Очень… Голиард провел с Алиенор время до вечерних сумерек и вдруг вспомнил, что в «Двух Леопардах» его ждет Конан. Пришлось извиниться и спешно уйти. Алиенор проводила нового знакомца мечтательным взглядом. — Графиня — добрая и умная девушка, — говорил Фалькон варвару, Эмерту и Риго собравшимся за столом в обеденной зале постоялого двора. — Она очень тяготится непримечательной внешностью и думает, что отец навяжет ей старого и нелюбимого жениха. Кто еще такую возьмет? Династический брак… — Смотри, не влюбись, — серьезно сказал Конан. — Нежные чувства в таком деле как наше только помеха. Закончим — влюбляйся сколько угодно, но сейчас постарайся воздержаться. — Как скажешь. — С графом все прошло гладко? — Вполне. Месьор Альгейс настоящий рыцарь, суровый и тяжелый на руку. Из-за него могут возникнуть трудности… Без боя он не сдастся. — Ни о каком «бое» и речи быть не может! В таком деле работать надо головой, а не острыми железяками. Мне нужен подробный план замка, расположение сокровищницы и винного погреба… — Зачем тебе винный погреб? — удивился Риго. — Какие вы торопливые, месьоры! Давайте договоримся: подробности вы узнаете в самый последний вечер. Это не от недоверия к вам, просто я не хочу, чтобы все сорвалось из-за нелепой случайности. Ну а пока каждый будет заниматься своим делом. Фалькон, отправляйся в замок, увидимся завтра. Смотри в четыре глаза, слушай в шесть ушей! Эмерт, можешь отдыхать. Риго, ты прогуляешься со мной — будут нужны твои советы. Времени у нас осталось довольно мало, давайте проведем его с пользой. — Особенно я, — усмехнулся Эмерт. — И так все бока отлежал! — Ты вступишь в игру в самый последний момент, можешь не беспокоится… Как уже говорилось, Риго замысел варвара втихую не одобрял — мол, неблагородно. Идея, однако, завораживала своей грандиозностью, да и сам киммериец отлично понимал, что прежние шадизарские приключения рядом с грядущей авантюрой покажутся сущей мелочью. Очень жаль, что славу придется отдать Биркарту из Абсема… Безьер, конечно, не мог сравниться с огромным городом вроде Тарантии, где за деньги можно было отыскать любой, даже самый запретный товар, но столица графства все-таки стояла на одной из торговых дорог. Следовательно, проявив некоторую настойчивость, Конан запросто узнал где и у кого найдутся требующиеся ему снадобья. Начинало темнеть, когда варвар и Риго подошли к дверям аккуратного двухэтажного домика с вывеской «Магические принадлежности. Торговля Рамалеса из Карташены. Добро пожаловать». — Меня заверили, что месьор Рамалес настоящий алхимик, и, возможно, колдун, — сказал киммериец и стукнул в дверь специальным молоточком на цепочке. — Зайдем, взглянем. Глядишь, купим что-нибудь полезное… Дверь отперла неприятная усатая старуха, настоящая ведьма. Проворчала недовольно: — Седьмой послеполуденный колокол отбили. Завтра приходите. — Дело спешное, отлагательств не терпит, — безапелляционно заявил Конан, сразу оттеснив старицу в узкий коридорчик. Хмурый Риго держался позади. — Веди к хозяину. — Месьор Рамалес ужинать изволят, — воспротивилась старуха. — Сказала же: завтра! Сейчас стражу позову! — Кто там, домна Аэлис? — послышался звучный высокий голос. В коридор выглянул сам владелец лавки, сравнительно молодой господин с острой бородкой, торчащими как острия пик усиками и черными глазами уроженца Побережья. — Пропусти их. — Тебе поклон от месьора Гиальберта, — назвал Копан имя «ночного короля», который и посоветовал обратиться к алхимику. — Можно поговорить наедине? — Пройдите в лавку, — посмурнел Рамалес. Вытер губы шелковым платочком. — Аэлис, проводи! Старуха махнула покрытой коричневатыми пятнами ладонью и бурча что-то наподобие «ни днем, ни ночью житья нет», отвела Конана и пуантенца в обширное темное помещение. Почиркала огнивом, затеплила несколько толстенных свечей дававших света больше, чем масляные лампы. Риго едва сдержался от удивленного возгласа. Никаких сомнений, Рамалес знал свое дело. Это Риго понял, как только прочитал названия книг лежавших на широких полках. Уникальные и весьма дорогие сочинения, списки с них можно встретить лишь в крупнейших книгохранилищах Заката! На столах ровные ряды склянок с декоктами и порошками, пучки высушенных трав, пузатые колбы, погасший атанор. В углу чучело какого-то ужасного зверя, настоящего монстра напоминающего огромного черного волка с красными глазами. — Подделка, — шепнул Конан, перехватив заинтересованный взгляд Риго. — Использовано несколько волчьих шкур выкрашенных в черный цвет, цветные стекляшки вместо глаз и зубы крупной кошки, наверное льва или тигра… На впечатлительных посетителей действует безотказно. — …ты совершенно прав, — у Рамалеса, оказывается было очень острый слух. Хозяин стоял в дверях. — Такие чучела делают в Хоршемише, нарочно заказывал. Итак, чем могу служить? Вы не похожи на жителей Безьера, приезжие… Хотя молодой человек выглядит как пуантенец или даже мой соотечественник. — Называй меня Амра, — сказал Конан. — Гиальберт заверил меня, что почтенный алхимик сумеет составить один эликсирчик… Рамалес сдвинул брови и посмотрел выжидательно. Киммериец хлопнул себя ладонью по лбу, вспомнил: — Конечно же! — Конан вынул из пояса старинный немедийский аурей с дырочкой, пробитой как раз там, где на профиле короля Хагена II находилось ухо. Опознавательный знак «ночных цирюльников». — Вот, возьми. — С этого и надо было начинать, — сказал алхимик. — Откуда я знаю, кто вас послал на самом деле, Гиальберт или тайная служба короля? Рамалес лукавил: едва гости переступили порог, Риго почувствовал как по вискам словно провели кисточкой их кроличьего хвостика. «Заклинание ключа», позволяющее распознать опасность. Сейчас алхимик использовал другое заклятье, отличающее правду от лжи. Значит, на самом деле маг, пускай и не очень сильный. — Меня интересует золотой лотос, — без обиняков сказал Конан. — Желательно, в смеси с лотосом синим, пропорция один к семи. — Очень интересно… — Рамалес только руками развел. — Месьор Амра, ты хоть представляешь сколько стоит подобная смесь? И насколько редки указанные ингредиенты? Достать их невероятно сложно, почти невозможно! Риго сразу использовал простенькое контрзаклинание и понял: Рамалес просто цену себе набивает. Лотос у него есть, и в нужном количестве! Алхимик вздрогнул, будто от укуса овода. Заинтересованно взглянул на Риго. — Вот даже как?.. — протянул месьор Рамалес. — Что же вы сразу не сказали? Давненько не видел в Безьере заезжего мага! Наша отдаленная провинция так скучна и сонна, здесь редко встретишь интересных людей! Целиком к вашим услугам, месьоры. Лотос я разумеется найду и окажу любую возможную помощь. Плата умеренная, я не собираюсь наживаться на собратьях по магическому ремеслу. Конан покосился на Риго, пуантенец мелко кивнул. Алхимик говорил правду, его можно было не опасаться. — Возьми, — киммериец передал Рамалесу кошелек с деньгами. — Здесь достаточно серебра для того, чтобы оплатить твои услуги и купить молчание. Последнее особенно важно — когда мы уедем, ты навсегда выбросишь из головы любые воспоминания об этом визите. Договорились? — По рукам, — не раздумывая согласился алхимик, оценив тяжесть кошеля. — Сколько нужно лотоса? — Много, — вздохнул Конан. — Если я ничего не путаю, смесь золотого и синего лотоса в надлежащей пропорции вызывает у человека не слишком длительный, но глубокий сон не вредящий здоровью. Усыпить надо примерно сто-пятьдесят-двести человек. — Двести? — у Рамалеса глаза округлились. — Хорошо, допустим… Нужен очень тонкий расчет, в противном случае люди могут заснуть и не проснуться. Пусть нас Митра от этого убережет!.. — К сожалению, нас следует надеяться не столько на помощь богов, сколько на свои знания и ловкость, — сказал варвар. — Из порошка лотоса следует приготовить сонное зелье, которое можно подлить в вино. Четыре тридцативедерные бочки. Конан знал о чем говорил: через людей «ночного короля» ему удалось подкупить одного из младших графских виночерпиев, который и рассказал, какие напитки и в каком количестве будут использованы на торжестве. Одну бочку, с вином поплоше, выкатывали страже и слугам, еще три предназначались гостям в самый первый вечер, когда его милость устроит для окрестных дворян праздничный ужин. Этот же виночерпий и должен будет плеснуть декокт в бочки… — Задачка интересная, — согласился Рамалес. — Но еще интереснее тот факт, что зелье начнет действовать только когда будет произнесено надлежащее заклинание, обычная смесь золотoro и синего лотоса безвредна. Моя помощь потребуется или сами управитесь? — Сами, — буркнул Риго, уяснив наконец, что именно придумал варвар. — Заклятия управляющие силой лотоса известны любому, даже начинающему магу. Месьор Рамалес киммерийцу понравился: алхимик не задавал лишних вопросов. Никаких «почему» или «зачем». Возможно, он догадывался, что именно должно произойти — тридцативедерные бочки использовались для хранения вина только в дворянских замках, да и предстоящее совершеннолетие молодой Алиенор наводило на размышления, — однако Рамалес взялся за дело молча. Если потребуется, странные заказчики сами все объяснят. Среди нескольких разновидностей лотоса наиболее дорогим считался золотой — эти цветы, пыльца которых употреблялась магами для создания множества волшебных снадобий, росли только на болотах в сердце Вендии, неподалеку от городов Бодей и Айодхья, в долине реки Мхета. Синий лотос был более распространен: он произрастал в Стигии и Туране, иногда такие цветы можно было отыскать даже в Пуще Пиктов. Синий и золотой лотос, в отличие от лотоса серого, использовались только в магии и изредка в лекарском искусстве, кроме того они не вызывали привыкания и не считались смертельно ядовитыми. Рамалес полагал, что запаса золотого лотоса ему хватит на несколько зим вперед: несколько щепоток драгоценного порошка он приобрел за бешеные деньги у перекупщиков в Кордаве, за них пришлось выложить маленькое состояние. Чтобы приготовить обычный магический декокт (например приворотное зелье) обычно хватало двух-трех пылинок, однако для усыпления двух сотен людей придется использовать почти весь наличный запас! Поздно вечером, когда гости ушли, алхимик пересчитал полученные от месьора Амры деньги и успокоился: серебра оказалось вполне достаточно для покупки новой склянки с лотосом, достаточно съездить в Зингару и отыскать нужных людей. Синего порошка у Рамалеса хватало с избытком — привозили купцы-шемиты, направлявшиеся по торговому пути из Мессантии через Толозу на Полночь… Вначале пыльцу предстояло смешать в нужном соотношении, затем бросить в разбавленное бело вино и кипятить на атаноре не меньше шести колоколов, постоянно подливая жидкость и помешивая стеклянной палочкой. Нос и рот следует повязать шарфом, пропитанным отваром листьев рабирийского папоротника — испарения были безопасны, по лучше не рисковать, всяко случается. На памяти Рамалеса совершенно посторонний человек из любопытства забредшей в его лавку сумел пробудить старинный магический предмет сказав несколько обычных слов в определенной последовательности: дремлющая магия среагировала не на саму фразу, а на очередность звуков. В результате алхимику пришлось два дня бегать по городу и ловить выскочившего демоненка призванного создателем следить за честностью торговых сделок — несколько купцов за это время едва не разорились… К утру декокт был готов, причем жидкости вполне хватило бы для того, чтобы усыпить не двести, а пятьсот человек. Рамалес оставил половину для себя (мало ли пригодится в будущем?), остальное перелил в прозрачный флакон и запечатал его воском. Коснулся жидкости кончиком иглы, размешал крошечную капельку в плошке с водой и отправился во двор. Заставил выпить смесь цепного пса. Прошептал заклятье. Как и ожидалось, собака беспробудно дрыхла до полудня, причем дыхание было столь незаметным, что домоправительница, госпожа Аэлис, решила что пес издох. Что ж, теперь можно свистнуть уличного мальчишку, бросить ему несколько медяков и попросить отнести па постоялый двор «Два Леонарда» короткую записку в которой было лишь три слова: «Состав действует, приходите». Оставшиеся до праздника Весеннего Солнцестояния дни киммериец улаживал десятки мелких дел — искал повозки и лошадей, отдавал последние распоряжения жуликам находившихся под командой «ночного короля», ездил в горы в поисках подходящей пещеры, где можно будет спрятать сокровища казны его милости. Словом, забот было предостаточно. Граф Безьерский, совершенно не подозревая о том, что над его родовым гнездом сгустились тучи и вскоре разразится гроза, тоже был занят. Прибывали гости, благородных дворян следовало разметить, накормить и развлечь. Наиболее знатные устроились в замке, другие на постоялых дворах — в «Двух Леопардах» стало неожиданно тесно. Киммериец принял решение не мозолить глаза месьорам и дамам, после чего договорился с алхимиком Рамалесом и вместе с остальными переехал в его дом, где хватало свободных комнат. Зингарец не был женат, единственным обитателем дома кроме него самого являлась старая управительница совмещавшая роли кухарки и прислуги. Фалькон навещал варвара раз в день: привозил доклады с поля предстоящей битвы. Теперь Конан мог ходить по крепости графа Безьера с закрытыми глазами, хотя ни разу в крепости не бывал, только снаружи внимательно осмотрел и подъезды изучил. Память Фалькона оказалась феноменальной, он запоминал любые мелочи, включая скрипящую ступеньку на лестнице в донжон или выщербленный камень в винном подвале, о который можно было споткнуться! — Кстати, возьми эти пергаменты, — сказал киммериец Фалькону во время окончательного сбора накануне Солнцеворота. — В будущем пригодятся. — Что это? — не понял голиард, разворачивая внушительные листы, кажущиеся довольно старинными. — Ничего себе, королевская печать… Но чья? — Бритунийского государя Альбиорикса Первого, — фыркнул варвар. — Это твои дворянские грамоты. Фальшивка, конечно, но подкопаться невозможно. Если не ошибешься и будешь играть роль до конца — навсегда останешься бароном из рода Остинов. Видишь ли, король Альбиорикс мне кое-чем обязан… — Троном, к примеру, — дополнил Эмерт. — Неважно, — варвар отмахнулся. — Фалькон, слушай очень внимательно: «ночной король», месьор Гиальберт, отправил по моей просьбе в Пайрогию депешу. Голубиной почтой. Альбиорикс человек честный и благодарный, он мне не откажет. Если когда-нибудь у тебя возникнут трудности, обратись к Альбиориксу, он подтвердит твое происхождение и права па титул. Сошлись на меня, король знает, кто такой Конан из Канахов… В самом крайнем случае ты всегда сможешь укрыться в Бритунии. Далековато, конечно, но вполне достижимо. — Благодарю, — выдавил Фалькон, не зная, что еще сказать. — Зачем ты все это делаешь для меня? — А просто так. Ради удовольствия. Просто в один прекрасный день я попрошу у тебя помочь, и ты не сумеешь оказать. Верно ведь?.. Когда диспозиция была расписана в точности и каждый твердо знал, что ему делать, Конан потянулся, зевнул и сказал устало: — Ложимся спать, месьоры. Завтра у нас очень трудный, но и очень интересный день. Желаю каждому удачи. Собираемся в полдень, возле ристалищного поля, за стенами… Праздник должен был запомниться как благородным гостям графа, так и обычным горожанам, весьма надолго. Давненько в Безьере не было таких грандиозных торжеств, с того дня как двадцать два года назад юный Альгейс принял наследственную корону предков, унаследовав земли и титул. День Солнцестояния начался с торжественнейшего обряда жертвоприношения на восходе солнца — вставать пришлось затемно. Храм Митры стоял на холме в четверти лиги от города, недовольно мычали жертвенные быки, над взгорьем разносились песнопения жрецов, полоскались на ветру знамена и штандарты Пуантенских дворян. Граф Толозы прислал сына Раймона, главы семейств Коменж, Марсалья, Фуа, Бельджок и многих других прибыли лично, с женами и наследниками, светлейший Великий герцог Пуантена Троцеро отправил в Безьер легата своего войска и письмо с извинениями — война, приехать никак не получится. Что ж, причина более чем уважительная! Война — дело священное! После затянувшегося на два колокола обряда кортеж всадников отправился вниз по дороге, к городу. Там, неподалеку от Восходных ворот, прямиком на зеленом поле, уже были расставлены столы с угощением. Поодаль — сколоченные из досок и задрапированные порчей и шелком трибуны для дам и девиц, которые будут наблюдать за конными и пешими поединками. Кого именно победитель выберет наипрекраснейшей сомнений не было: праздник был посвящен графине Алиенор. Кстати, бок о бок с ее милостью ехал ничем не примечательный месьор, вроде бы родом из Бритунии. Граф Коменж почему-то решил, что он какой-то отдаленный родственник хозяина и этот слух моментально распространился среди гостей. Алиенор, что бывало редко, выглядела счастливой и даже немножко кокетничала с незнакомцем, хотя слыла девушкой скромной и меланхоличной. Граф поглядывал на парочку благосклонно, пускай и знал, что за душой барона Остина нет ни единого асса, а женихов и в Пуантене хоть отбавляй: немыслимо богатых, владеющих плодородными землями и роскошными замками. Богатых, но не столь родовитых! Прежде всего — благородная кровь, кровь Первых Королей! А золота у Безьерского графа в достатке, его любимая дочь никогда не останется нищей… Кушали и пили обильно и вкусно, па длинных шестах развевались гирлянды из цветов и разноцветных лент. Воины, которым предстояло выйти на битву (согласно древнему правилу праздничных поединков — «до крови, но не до смерти») предпочитали воздерживаться, употребляя лишь разбавленное мускатное вино: если поранят в полное брюхо, вылечить такую рану будет очень сложно, только с помощью магии. Придворных колдунов с собой привезли только графы Коменж и Фуа — далеко не каждый дворянин имел достаточно средств, чтобы содержать настоящего мага. Риго и месьор Рамалес сразу определили обоих, хватило примитивного «прощупывающего» заклинания. — Во-он тот, с седой бородой, в алой хламиде, — указал Риго варвару. Простецов за кольцо гвардейцев не пропускали, горожане могли наблюдать за праздником издалека, но рассмотреть лица и костюмы было вполне возможно. — Если в алом, значит состоит в Конклаве Равновесия, а маги Великих Красок довольно сильны, как бы чего не почувствовал… — Принесла нелегкая на нашу голову, — сплюнул киммериец. — Кто второй? — Его нашел Рамалес. Видишь цвета барона Виварэ? Синие с желтым? Рядом с его милостью — у него еще жена толстая, в голубом платье, — человек в круглой бархатной шапке с белым пером? Никаких сомнений, самоучка вроде меня, даже послабее… Этого можно не опасаться. — Отлично, — слегка успокоившись, кивнул варвар. — Но гильдейский маг, и Алого Конклава — это опасно. Увидишь Юка — гони ко мне! Юком звали самого шустрого и сообразительного мальчишку, состоявшего при «ночном короле» Безьера. Его Конан выбрал в качестве командира гонцов — таких же быстроногих юнцов, обязанных сообщать киммерийцу о любых изменениях в городе и расположении «передовых отрядов» местного жулья, призванного варваром под свои знамена. Ристалищное поле было расположено очень удобно, в пологой ложбинке между двумя возвышенностями, на которых и разместились явившиеся посмотреть на пышные дворянские забавы горожане. «Простецами» считались все, кто не носил титула и не был отпрыском благородных семейств, даже самые богатые купцы в закрытое общество не допускались. Смотреть — смотри, но если соберешься преодолеть запретную границу, обозначенную пиками графской гвардии, тебе не жить. В отличие от Черной реки, где существовало «братство меча» и любой варвар из Нордхейма (или Киммерии…) мог запросто пить пиво с графским отпрыском, здесь полагали, что люди изначально не равны и никакой простец не может сравниться с потомком знатнейшей семьи. Такова воля богов. Кстати, именно поэтому Биркарт из Абсема среди дворян считался вовсе не разбойником, а «искателем приключений», о котором слагали баллады. Ничего, сегодня этот куртуазный миф рассеется как дым. — Господин Амра! — задумавшийся Конан поморщился, услышав юношеский фальцет. Рядом с варваром стоял улыбающийся оборвыш, которого явно радовало участие в большом предприятии устроенном «ночным королем». Тем более, что ему обещали целых две серебряных монеты и пять медяков в качестве вознаграждения за легкую работу: бегай туда-сюда и сообщения разноси! — Ну? — рыкнул варвар, напустив на лицо строгости. — Месьор Эмерт сообщает, что все готово. Повозки с стоят на боковых улицах, рядом с въездом в замок. Люди готовы, ждут сигнала! — Передай Эмерту: рановато. И еще, если кто-нибудь посмеет выпить хоть одну кружку вина до вечера — убью. Чтоб были трезвее святого Эпимитриуса! Ясно? — Ясно, — согласился Юк и тотчас растворился в шумливой толпе. Внизу как раз начиналось самое интересное: облаченные в доспехи с цветными накидками дворяне выстраивались для начала поединков. Сначала пеший: стенка не стенку, как говорят в Немедии «бугурт». Затем начнутся конные бои один на один и два на два. В перерывах будут петь трубадуры. Победитель будет объявлен не раньше пятого полуденного колокола, значит развлечений хватит надолго! Фалькон не бился — не умел, хотя и осознавал, что рано или поздно придется учиться. Зато в запасе имелся отличный голос, добрая лютня и несколько баллад. Полдесятка сочинений других поэтов, и три написанных вместе с Риго за последние дни. Как хорошо, что здесь куртуазный Пуантен, а не суровая Немедия, где за людей признают исключительно тупых дуболомов закованных в железо и с мечами наперевес! Победить в состязании трубадуров, и даже просто участвовать в нем, не менее почетно, чем размахивать клинком! А Фалькон, похоже, побеждал — не только дурнушка Алиенор (она вовсе не дурнушка, а просто необычная девушка! Не всем же рождаться писаными красавицами!) но и дочери иных дворян бросали ему розы и платочки. Последним соперником остался молодой барон Адемар, смазливый и тонкоголосый, но… Впервые в жизни Фалькон понял, что им искренне, неподдельно восхищаются. И баллада-то вроде оказалась простенькой: Риго тогда устал и не выдал ничего оригинальнее плохо рифмованного рассказа о победе Сигиберта Завоевателя над кофийцами в битве при Кершабете! Однако, прекрасные дамы и благородные девицы избрали именно Фалькона. Почему? Да потому, что душу надо вкладывать, самому представлять себя на месте Сигиберта и его оруженосца поведших конницу Аквилонию в последнюю отчаянную атаку решившую исход сражения! Победителя увенчали венком из лилий. Сам граф Безьер подошел, чтобы его поздравить и подарил перстень с черным алмазом — голиард, продав такое кольцо, мог бы жить безбедно зим триста… Фалькону было стыдно, что ему придется обмануть этих достойных людей и помогать Конану в вечернем разграблении замка, принадлежавшего девушке, в которую он почти влюбился. Настолько стыдно, что ему захотелось рассказать обо всем его милости графу Альгейсу, но… Но он не мог предать Конана. Никак. «Магия, что ли? — подумал Фалькон. — Почему одна мысль об измене этому варвару становится мне противной?!» Ответ лежал на поверхности: никто и никогда не делал для презренного голиарда столько хорошего. И это хорошее получалось у Конана просто так, неосознанно и само собой. Такие люди встречаются редко. Этого человека нельзя подвести! |
||
|