"Яванская роза" - читать интересную книгу автора (Кессель Жозеф)IXЯ последовал за Бобом без приглашения. Мы сидели перед баром. Боб пил. Я смотрел на свой стакан. Не было никакой внутренней связи между нами, и я знал, что ее и не могло быть. Боб благодаря своему алкогольному лечению жил в мире, открытом только для спекуляций, пророчеств, которых я не понимал. Я же, напротив, слитком бурно пережил своей кровью события, происшедшие в течение последнего получаса, чтобы так просто от них отделаться. Я все еще дрожал от лихорадки, которую возбуждала во мне кожа Флоранс, от страха и стыда, которые заставил меня пережить Ван Бек. Так близко быть у цели, чувствовать благоухающее тело, упругое и гладкое, уже слившееся с моим, и вдруг оказаться подвешенным, встряхиваемым за шиворот, как паршивый щенок! Как я мог размышлять, находить объяснения, проникать в тайники души, предвидеть будущее? Горечь, отвращение к самому себе, угрызения совести — вот что составляло пищу моего ума. Я злился на Ван Бека, на судьбу, на Боба, а также на Флоранс. „Еще несколько минут, — говорил я себе, — и я бы добился своего!" Ибо на самом деле я пришел к выводу, что подвиг насилия над женщиной, которая даже не сопротивлялась, обелил бы меня в глазах других, и прежде всего в собственных, за унижение, которое Ван Бек заставил меня испытать. „У каждого свой черед!" — смеялся Боб, обращаясь к колоссу. Но не мне ли был адресован этот сарказм? А теперь никакой надежды! Желтокожий дикарь сторожил дверь Флоранс. Дикарь, которого ничто не заставит уйти. Если бы у меня было много денег… Но в качестве состояния на „Яванской розе" у меня был лишь долг сэру Арчибальду. Воспоминание об этом шуте гороховом принесло мне некоторое облегчение. Облегчение, надо сказать, того же свойства, что и мое страдание. По меньшей мере, его-то я одурачил, высмеял, оставил в дураках (я не хотел думать о том, что это произошло с помощью Боба). Я, по крайней мере, отыгрался на нем. Что я мог поделать, если он использовал ярмарочного борца, чтобы защищать предмет своей старческой страсти? Он не рискнул прийти один потребовать у меня объяснений. Я мог бы смести его одним махом руки, я мог бы… В то время как я успокаивал себя таким образом, сэр Арчибальд вошел в обеденный зал и направился прямо ко мне. — Лейтенант, — сказал он, — вы должны дать мне некоторые объяснения. В манере, тоне сэра Арчибальда было что-то серьезное, похожее на достоинство, отчего я какое-то мгновение не мог вымолвить ни слова. Даже Боб с любопытством взглянул на нас. — К вашим услугам, сэр Арчибальд! — ответил я наконец. — Мне необходимо быть с вами наедине! — Само собой! Мы вышли на палубу. Случаю было угодно, чтобы сэр Арчибальд остановился в том самом месте, где Ван Бек крутил меня как петрушку. Вновь я ощутил прилив горечи. — Ну, вы желаете удовлетворения? — грубо спросил я. — Выбирайте оружие! Сэр Арчибальд, казалось, не слышал меня. Он смотрел на перевернутую спасательную шлюпку. Вдруг он схватил меня за рукав, я снова почувствовал дрожание алкоголика, и снова мне показался смешным его голос, когда он взвизгнул: — Как далеко вы зашли с Флоранс? Резким рывком я высвободился из его слабых рук и воскликнул: — Спросите об этом у нее! — Нет, нет. Она ничего не скажет. Я должен узнать это у вас. — Что узнать? — Все ваши… жесты… да… все гнусности! Сэр Арчибальд с минуту помолчал, а потом тихим голосом произнес: — Я хочу… хочу знать, что вы с ней делали. Его неожиданный шепот, то, как он приблизил свое лицо к моему, дрожание губ, нездоровый блеск в глазах — все заставляло меня думать, что сэр Арчибальд страдал от ревности меньше, чем от мук извращенности. — Обычно за такие подробности платят, — сказал я ему. — О! Замолчите! О! Бог вас накажет! Никогда не думал, что этот шут способен на такой рвущий душу искренний крик, такой жалобный и детский от горя. Я осознавал, что совершил проступок, который мне не удавалось охарактеризовать. И меня занимала только одна мысль — отделаться от сэра Арчибальда как можно быстрее. Я заговорил, как скотина. — Вам хочется это знать! — крикнул я. — Пожалуйста! Я целовал, ласкал Флоранс, как хотел, как мне нравилось, а она все позволяла и говорила, что любит меня, что я — ее жизнь… — Потом, потом? — лихорадочно шептал сэр Арчибальд. — Вам этого недостаточно? Чего вы хотите еще? — Вы с ней?.. Вы с ней?.. — Переспал ли я с ней? Это не дает вам покоя? Ну, так нет, успокойтесь! Ваш дорогой друг прибыл как раз вовремя. Сэр Арчибальд прислонился к релингу, пропустил пальцы за ворот, будто задыхался. Я повернулся к нему спиной и сделал лишь шаг к коридору. Рывком, в который он, вероятно, вложил все свои силы, сэр Арчибальд ухватил меня за рукав. — Если вы еще не все сказали мне, говорите быстро, — процедил я сквозь зубы, теряя терпение и готовясь к новой истерике. Но сэр Арчибальд прошептал виноватым голосом: — Вы очень на меня сердитесь? От удивления я ничего не мог выговорить, а немыслимый человек продолжал: — Вы не правы! Однажды, когда вы все узнаете, вы поблагодарите меня. Для вас это каприз, фантазия, развлечение в скучной поездке. Но вам осталось недолго скучать. Завтра мы будем в Шанхае. Вы тут же забудете Флоранс. Все, что говорил этот человек, ни одного слова которого я не принимал всерьез, было правдой. Я хорошо знал и без него, что незнакомый огромный город немедленно заставит меня забыть Флоранс. Я это слишком хорошо знал, и это было одной из основных причин, по которой я торопился добиться своего. Но я не желал, чтобы мне об этом говорили, я не желал, чтобы мне дали еще больше почувствовать мучительную горечь поражения. Я наклонился к сэру Арчибальду и холодно заявил: — Флоранс меня любит и, клянусь, будет моей в Шанхае! Мои слова были лишь проявлением тщеславия. На самом деле, как только мы сойдем с судна, метиска станет мне безразлична. Но сэр Арчибальд не сомневался в моей настойчивости. Он шепнул: — Я думал, вы родились под более счастливой звездой! — Говорите, пожалуйста, яснее, тогда я, возможно, смогу вам ответить. — Вы не должны иметь связь с Флоранс. — Сэр Арчибальд с отчаянием подчеркнул свою просьбу. В его голосе не было больше ничего комического. Однако я попытался еще раз грубо пошутить. — Это так огорчит вас? — О! Речь не обо мне. О вас. — Прошу вас, позвольте мне самому заботиться о себе. — Но вы же ничего не знаете, вы не можете этого знать! — Ну, так скажите, только без выходок, потому что, клянусь, с меня хватит! Сэр Арчибальд вздохнул с хриплым шумом. — Даете ли вы мне слово, слово офицера, — промямлил он, — что никому на свете, ни на земле, ни, разумеется, в море, вы не скажете о том, что узнаете сейчас от меня? Итак, ваше слово? — Слово! — Офицера? — Офицера. — Тогда сейчас я вам скажу… подождите… подождите… Не торопитесь, во имя неба… пожалейте же меня… нет, нет… я хочу рассказать о Флоранс. Сэр Арчибальд снова замолчал, вобрал в себя воздух с тем же странным звуком, затем медленно произнес: — Вы не должны прикасаться к Флоранс: она больна. Наступила продолжительная пауза, но на этот раз у меня не было желания нарушить ее или уйти. Молчание длилось долго. Наконец я очень тихо спросил: — Вы так и не скажете… Сэр Арчибальд сделал утвердительный знак головой, и я услышал, как зловещий свист, три с трудом произнесенных слога: си-фи-лис. |
||
|