"Встреча с границей" - читать интересную книгу автора (Романов Николай Александрович)

СВИДАНИЕ

— Куда ты все уходишь? — ревниво спросил Янис.

У меня не хватило духу сказать, куда. Сослался, что разыскиваю приятеля по учебному пункту Иванова-третьего. На самом деле, как только стемнело, я вновь был около дома начальника отряда. Знал, что опять не решусь нажать на кнопку звонка, зайти в квартиру, и все-таки тянуло туда.

Сегодня свет, подсиненный абажуром настольной лампы, горел только в одном окне. Возможно, это Люба готовила уроки. Ноги сами перенесли меня через низенький штакетник палисадника. В узенькую щелочку между занавесками я увидел открытые выше локтя руки. Это были ее руки. Я вспомнил, как они искрились росинками в то чудесное солнечное утро в лесу. Люба что-то записывала в общую тетрадь. Перо торопливо бегало по невидимым линейкам, словно гналось и не могло угнаться за быстрыми мыслями. Но вот авторучка будто споткнулась, остановилась и выпала из пальцев. О чем ты задумалась, Люба? Ну, наклонись, дай мне увидеть твое лицо...

В двери с внутренней стороны щелкнул замок. Я испуганно перемахнул через заборчик и побежал в клуб...

Янис сидел в библиотеке и подбирал книги для передвижной библиотечки. Я, не зная, как убить время, лениво рассматривал стенды в фойе клуба. Они не изменились со времени нашего пребывания на учебном пункте.

Гулко хлопнула входная дверь. За моей спиной послышались легкие шаги и замерли. Я перешел к щиту с фотографиями офицеров отличных застав.

— Ну как, твоего портрета еще нет здесь?

Мне почудилось, что подо мной проваливается пол. Но когда понял, что с полом ничего не случилось, повернулся и глупо заулыбался:

— Здравствуй, Люба!..

Люба стояла на почтительном расстоянии, не делая попытки подойти ближе. Робко, неуверенно я приблизился к ней, протянул руку, повторил:

— Здравствуй, Люба!

— Ты очень занят?

— Да нет, торчу здесь от нечего делать.

— Походим немного по парку?

— Конечно, конечно, — торопливо согласился я, пытаясь сладить со своей дурацкой улыбкой.

Почерневшие кроны тополей почти упирались в низко провисшие облака. Воздух был промозглый, густо настоянный на прелых листьях. И то ли от сырости, то ли еще от чего, я почувствовал озноб. Вот всегда так. Мечтаю о встрече, мысленно произношу необыкновенно красивые, возвышенные слова, а увижу — и меня словно парализует.

Люба не выдержала тягостного молчания.

— Я знаю, ты уже четвертые сутки здесь. Первый день я думала о тебе, второй — ждала, третий — нервничала, на четвертый — побежала искать. Коля, ты не человек, ты загадка. Я когда-нибудь разгадаю ее?

— Я только что был у твоего окна.

— И постеснялся зайти?

— Да.

— Я страшнее нарушителей?

— Не то, Люба...

— А что «то»? Ну, что «то»?! — Она подошла ближе, властно взяла меня за локоть. — Ой, да ты дрожишь. Заболел?

— Нет.

— Заболел!

— Да нет же, Люба,

— Скажи, что заболел. Мне будет легче. — Она снова отодвинулась. — Я только и делаю, что ищу тебя. Но ведь так в жизни не бывает? — Даже в темноте было видно, как сверкнули Любины глаза. — Я напрасно потревожила тебя. Может быть, вернемся обратно?

— Нет, нет, здесь такая прелесть, такая красота! — молол я, не решаясь взглянуть на девушку.

Действительно, красота была неописуемой. Мы удалялись от одиноко горевшей лампочки. Наши тени вытягивались, становились смешными, уродливыми. А моя удлиненная голова с заваленной набок фуражкой — подлинная находка для Кукрыниксов.

В конце аллеи стояла скамейка. Люба машинально опустилась на нее. Я сел рядом. Снова молчим. Что это за пытка!

— Коля, страшно было, когда столкнулся с нарушителями?

— Нет.

— Хоть чуточку?

— Не знаю. Не заметил. Очевидно, потому, что был занят другим. Ведь надо было не только задержать, но и доставить нарушителей. А в горах это не так просто.

— Ты даже не представляешь, как я волновалась за тебя! И как назло, папу вызвали в Москву. У кого узнать подробности?..

— Хорошо, что не узнала.

— Опять загадки?

— Да нет, Люба. Не помню, кто-то сказал: от героического до смешного всего один шаг... На заставе из меня начали лепить героя, а вышло чучело.

— Ну вот что, чучело, расскажи все по порядку! — приказала Люба.

И опять как бы заново я пережил все, чем полны были последние дни: усталость, тревогу, радостное волнение и, наконец, разочарование.

— Ну что за человек! — перебила меня Люба. — Словно нарочно, терзает себя. Разве ты не должен был задерживать этих нарушителей? Или обижаешься, что они не оказались матерыми шпионами? А папа радуется, что стало меньше этих матерых. Значит, лучше охраняется граница, бдительнее пограничники. Пойми: ты храбрый, сильный, хороший!

Люба прижалась ко мне. Я осторожно, словно боясь обжечься, нащупал пальчики ее руки. Они были нежными, мягкими и словно таяли в моей жесткой ладони. Было слышно, как в них пульсирует горячая кровь. Мне стало удивительно тепло и уютно. И все тревоги, волнения были уже далекими и нереальными, как сон.

На дорожку неслышно планировали черные, сгоревшие за лето тополиные листья. И мне вдруг почудилось, что мы не в парке военного городка, а в нашем лесу. Где-то неподалеку приветливо журчит ручеек, нежно позванивает своими прозрачными родниковыми водами. Это он зовет нас пройти по его расточенным берегам, заглянуть в чистые глубокие омуты, по которым растеклись густые тени ольховника. А недалеко от опушки леса живет одинокая старушка, которая так смутила нас напутственными словами: «Ну дай вам бог породниться!»

— Люба, дорогая моя! — неожиданно проговорил я вслух.

— Не слышу. Повтори, — шептала Люба. — Повтори!.. — Она обняла меня, коснулась губами моей щеки, потом легонько оттолкнулась, сорвалась со скамейки и, как привидение, растаяла в темноте.