"Смерть и танцующий лакей" - читать интересную книгу автора (Марш Найо)

Глава 13 ОСМОТР

Аллейн вошел в курительную один. Сразу после приезда Мандрэг отправился на поиски Джонатана и вернулся с сообщением, что тот скоро придет.

— А тем временем, — сказал он, — мне поручено показать вам все, что вас интересует. Я полагаю… я хочу сказать, что ключи у меня.

Поблагодарив, Аллейн взял ключи и вошел в курительную. Он раздвинул занавески на окнах, и теперь холодный свет падал на тело Уильяма Комплайна. Топорик из нефрита лежал на полу, футах в двух от левого ботинка Уильяма. На острие остались темные пятна. К ручке был привязан короткий ремешок. Аллейн видел такие топорики народа маори в музеях Новой Зеландии. Еще тогда он размышлял о смертоносности этого оружия, о его превосходно рассчитанных формах и размерах.

— Подобную штуку можно сделать только из такого твердого камня, как новозеландский нефрит, — бормотал он, склоняясь над топориком. — Если это тип не сумасшедший, никаких отпечатков я не найду.

Он внимательно осмотрел приемник — всеволновый аппарат известной фирмы. Под шкалой было пять ручек настройки и ниже надписи: «Высокие частоты», «Низкие частоты», «Настройка», «Диапазоны», «Громкость». Головки винтов, которые крепили ручки, были утоплены в отверстиях. Регулятор настройки располагался выше других и представлял собой двойную ручку, меньшая центральная часть которой служила для тонкой подстройки. Выключатель был сбоку и обращен к двери в будуар. Аллейн мысленно отметил, на какую станцию настроен приемник. Если потребуется подтверждение времени, надо будет связаться с Би-би-си.

От приемника он перешел к письменному столу, стоящему по той же стене между окнами. Над столом висела коллекция оружия: малайский кинжал, бумеранг, китайский кинжал, японский нож — трофеи, приобретенные кем-то из Ройялов в путешествиях по Востоку и Океании. Слева на обоях виднелось невыгоревшее пятно. Должно быть, именно отсюда сняли топорик мери. Оружие висело так, что, сидя у приемника и поворачивая ручки настройки, Уильям должен был хорошо его видеть. Вот это-то и было странно. Не мог же он настолько увлечься радиопередачей, чтобы не заметить, как убийца снял со стены этот топорик. Это было маловероятно. А не мог ли убийца взять оружие заранее? Или Уильям видел, как снимали топорик, но нисколько не встревожился? В таком случае Харт вряд ли мог быть убийцей. Не таковы были их отношения, чтобы эти действия Харта не вызвали подозрений Уильяма. А если Харт взял оружие заранее? Но когда? Перед разговором с Мандрэгом в будуаре? Но не позже, так как Уильям был здесь с Николасом, и тот запер дверь перед носом Харта.

Аллейн перевел взгляд с ручки громкости на стену, где висел топорик, и задал себе вопрос, притворялся Харт или нет, когда говорил, что не разбирается в приемниках? Так, а если топорик все же взял Харт? Он ведь не обедал вместе со всеми. Может, в это время он его и взял? Аллейн повернулся к небольшому столику с двумя ящиками, один из которых не был до конца задвинут. Поддев ногтем, он открыл его. Внутри лежали маленькие блокнотики.

— Ага, игральные карточки, — пробормотал он.

Раскрыв сверток, присланный аптекарем, он переложил его содержимое в свой портфель. Потом пинцетом начал вынимать один за другим блоки карточек и раскладывать их перед собой на столе. К большинству из них прилагался карандаш. В глубине ящика он нашел несколько ластиков. «Этой нудной работой все же придется заняться, — подумал Аллейн — но попозже».

Он осторожно переложил все в пустую коробку, которую спрятал к себе в портфель. Потом подошел к двери. Перед ней стояла складная кожаная ширма, длиной футов в пять-шесть. Один конец ее упирался в стену. Аллейн обошел ширму и увидел дверь, находившуюся в самом углу комнаты. Ручка была справа. Аллейн отпер дверь, выглянул в библиотеку и закрыл ее снова. Нагнувшись к замку, он увидел на выкрашенном белой краской косяке маленькую дырочку, как будто подгнило дерево. Карманную лупу Аллейн всегда имел при себе. Он вытащил ее и внимательно осмотрел отверстие. Затем, сердито вздохнув, направился к камину, над которым висела старомодная удочка с катушкой и выцветшая фотография в рамке. На фото был представлен джентльмен викторианской эпохи, стоящий с надменным видом и одетый так, будто он вознамерился нарядиться под Шерлока Холмса, но передумал и вместо этого отправился на рыбную ловлю, которая, надо сказать, оказалась успешной, потому что в правой руке джентльмен держал крупную форель, а в левой — удочку. По его ногам выцветшими тонкими буквами была сделана надпись: «Губерт Сент-Джон В. Ройял, 1900 4 ¹/₂ фунта, Пенфелтон-Рич». Эта короткая, но непонятная информация дополнялась надписью на ярлычке, прикрепленном к удочке. «Этой удочкой, — гласили тусклые буквы, — и на эту красно-зеленую мушку я поймал форель весом в четыре с половиной фунта около Пенфелтон-Рич. Отныне удочка удостоена почетного отдыха. Г.Ст.-Дж.В.Р., 1900».

— Молодец, Г.Ст.-Дж.В.Р., — похвалил Аллейн. — Кто вы, папа или дедушка Джонатана? Дайте-ка я взгляну на вашу катушку.

Оказалось, что она у кого-то уже вызывала интерес. Горничные Джонатана внимания ей уделяли явно недостаточно, и поэтому и удилище и катушка были покрыты пылью. Но намотанная на катушке леска была неожиданно чистой, и хотя с одной стороны выцветшей, но с другой — почти свежей. Свободно висящий конец лески оканчивался недавним срезом. Аллейн захватил его пинцетом и, отрезав кусок ножницами, положил в конверт. Конечно, Мандрэг человек наблюдательный, отметил он, но леску для ловли форели он явно упустил из виду.

Потом настала очередь осмотреть камин. Глядя на холодные угли, Аллейн опять пожалел, что с ним нет его инструментов и обычной группы помощников. Два почерневших полена лежали, не сгорев, в стороне. Между ними образовалась кучка золы и были разбросаны угольки. Присев на корточки, Аллейн через лупу разглядывал золу, стараясь не повредить ее. На поверхности угадывался прерывистый, похожий на ниточку червячок из пепла — верный признак того, что накануне в потухающий огонь было брошено нечто постороннее. Решив пока не углубляться в изучение пепла, Аллейн продолжал осматривать комнату. На массивной, обитой фетром двери со стороны библиотеки были устроены полки с корешками книжных муляжей.

«Да, если даже приемник здесь будет вовсю вопить, в библиотеке никто этого не услышит. Хорошо бы попробовать, но нельзя, пока не снимут отпечатки пальцев».

Подсвечивая себе фонариком, он ощупал ковер у двери, но ничего интересного не нашел. Закончив осмотр комнаты, он подошел к телу Уильяма Комплайна.

У Аллейна был дорогой фотоаппарат. Он захватил его, чтобы запечатлеть разные стадии работы жены над портретом. И теперь он пригодился ему, чтобы сфотографировать тело Уильяма, отдельно его затылок, пол у ног, топорик, приемник, золу в камине и косяк двери.

— На случай, — бормотал он, — если Томпсон и К° не пробьются сегодня вечером. — Сержант сыскной полиции Томпсон был фотографом его подразделения.

Кончив делать снимки, он немного постоял, глядя на Уильяма. «Вряд ли ты сам что-то об этом знаешь. Наступит лето, и наши жизни страшно обесценятся, но ты уже проиграл свой блицкриг. Теперь Скотленд-Ярд позаботится обо всем. Ради тебя, бедняга, в действие приведен Его Величество Закон, а он не привык спешить, и поэтому твой убийца еще не скоро достигает последней пристани. К тому времени Бог знает сколько твоих товарищей уже дадут на небесах свои показания. Все это заставляет задуматься, но какой, черт возьми, сделать вывод, я пока не знаю».

Он накрыл тело простыней, окинул взглядом комнату, запер изнутри две двери, собрал свое имущество и вышел в холл. Запирая дверь в курительную, он услышал мужской голос, напевающий что-то, а обернувшись, увидел на лестнице маленького полного джентльмена в брюках гольф и очках с толстыми стеклами.

— Прошу извинить меня за то, что задержался, — проговорил джентльмен. — Мандрэг все сделал для вас?

— Да, все в порядке, спасибо.

— Он сказал мне, что вы здесь, — продолжал Джонатан. — Я просил его дать… дать вам ключи от этой ужасной комнаты. Сам я… сам я страшно расстроен. Просто даже стыдно за себя.

— Совершенно естественная реакция, сэр, — вежливо ответил Аллейн. — Можно мне поговорить с вами?

— А? Да. Да, конечно. Э-э, в гостиной? Сюда, пожалуйста.

— Кажется, в гостиной Мандрэг и мисс Уинн. Может, в библиотеке? Явно нервничая, Джонатан согласился на библиотеку. У Аллейна сложилось впечатление, что ему хотелось оказаться как можно дальше от курительной. Он заметил, как Джонатан, быстро взглянув на ведущую туда дверь, отвернулся и стал смотреть на огонь.

— Прежде всего, я хотел бы узнать, как миссис Комплайн? Мандрэг, наверное, сказал вам, что местная полиция старается разыскать врача, пока же, я надеюсь…

— Она в крайне тяжелом состоянии, — ответил Джонатан. — Вот почему еще я так огорчен. Она… они говорят, что она умирает.

Разговаривать с Джонатаном оказалось нелегко. Он был встревожен и мрачен, и Аллейну едва удавалось все время возвращать его к фактам. Минут пять пришлось слушать странную мешанину о привязанности Джонатана к Комплайнам, о его чувстве смятения, о святых законах гостеприимства и низости Харта. И только когда Аллейн заставил его просто отвечать на вопросы, Джонатан дал довольно связный отчет о своем разговоре с Николасом, особенно подчеркивая одно обстоятельство: ведь доктор Харт почти признался, что писал Комплайну угрожающие письма.

— И в моем доме, Аллейн, в моем доме он имел наглость во время игры… Аллейн вновь прервал причитания вопросом:

— Кто сейчас с миссис Комплайн?

— Харт! — воскликнул Джонатан.— В этом-то все и дело! Харт! Я прекрасно понимаю, насколько это неприлично, но что мы можем сделать?

— Уверяю вас, сэр, ничего. Он один?

— Нет. С ним моя кузина, леди Херси Эмблингтон. У нее есть опыт, она проходила подготовку в обществе Красного Креста. По пути сюда я говорил с ней. Я не входил. Она выглянула. Они… они пытаются что-то сделать. Как я понимаю, вы привезли… но Харт как будто думает, что все напрасно.

— В таком случае, — сказал Аллейн, — мне надо срочно увидеться с доктором Хартом. Сейчас же, если он может оставить пациентку.

— Думаю, что это невозможно. Есть еще одно обстоятельство, мистер Аллейн. — Джонатан вытащил из кармана пиджака длинный конверт. — Здесь, — объяснил он, — письмо, которое она оставила Николасу. Кроме сына, его никто не читал. Я убедил Ника запечатать письмо в конверт. При этом присутствовали моя кузина, леди Херси Эмблингтон, и я. На обратной стороне мы оба расписались. Теперь, — Джонатан отвесил Аллейну легкий поклон, — я вручаю его вам.

— Вы поступили правильно, сэр, — одобрил его действия Аллейн.

— Я ведь мировой судья, и, если бедная Сандра не поправится…

— Да, конечно. Думаю, что прежде, чем вскрывать конверт, я повидаюсь с мистером Комплайном. Но сейчас важнее поговорить с доктором Хартом. Давайте пройдем наверх. Доктор Харт может выйти на минутку. Проводите меня, пожалуйста.

— Но… в этом действительно есть необходимость?

— Боюсь, что состояние миссис Комплайн требует это сделать незамедлительно. Пойдемте!

Джонатан потянул себя за верхнюю губу, посмотрел на инспектора поверх очков, наконец куда-то бросился, бормоча:

— В вашем полном распоряжении. Пойдемте. — И повел Аллейна наверх. Они повернули налево и вошли на половину для гостей. На мгновение Аллейн задержался на площадке. Справа он увидел пустую нишу в стене. Припомнив план, нарисованный Мандрэгом в заметках, он понял, что именно здесь восседал медный Будда. Следовательно, комнаты мужчин дальше по коридору. На площадку выходит комната мадам Лисс, а следующая за ней налево — комната миссис Комплайн. И действительно, Джонатан, указав на дверь этой комнаты, жестами попросил подождать.

— Минуту, Аллейн, — прошептал он, — если не возражаете, лучше… трудно сказать…

Подойдя на цыпочках к двери и со страхом глядя на Аллейна, он осторожно постучал, подождал, покачал головой и постучал опять. Через минуту дверь открылась. Аллейн увидел высокую женщину, тщательно причесанную, искусно подкрашенную, но со встревоженным лицом. Джонатан прошептал ей что-то. Быстро взглянув на Аллейна, она сказала:

— Не сейчас, Джо, только не сейчас. Джонатан опять зашептал, но она его раздраженно перебила: — Ну что ты шепчешь? Она ведь, бедняжка, ничего не слышит.

Аллейн подошел к ним.

— Прошу меня извинить, но, боюсь, что я срочно должен увидеть доктора Харта.

Поспешные слова представления прозвучали здесь довольно нелепо:

— Ты не знакома с мистером Аллейном, Херси? Моя кузина, леди Херси Эмблингтон, мистер Аллейн.

— Если он еще… — начал Аллейн, но Херси его перебила:

— Он сделал все, что мог. Боюсь, это уже бесполезно. Мистер Аллейн, он удивительный человек.

Аллейн не успел ответить на это неожиданное заявление и оставил без внимания недовольное хмыканье Джонатана, потому что дверь вдруг распахнулась и на пороге появился грузный бледный мужчина с блестящим от пота лицом, без пиджака, в одной рубашке с закатанными рукавами.

— В чем дело? — спросил доктор Харт. — Что еще? Леди Херси, с какой стати вы болтаете тут, когда мне может потребоваться ваша помощь?

— Простите, — кротко произнесла Херси и исчезла в комнате. Харт посмотрел на Аллейна.

— Ну?

— Извините. Я офицер Скотленд-Ярда. Можно с вами поговорить, доктор Харт?

— Во имя всего святого, почему вы не привезли врача? Ладно, заходите!

Аллейн вошел в комнату, а Харт захлопнул дверь перед носом Джонатана.

Кровать была отодвинута от стены. Свет от большого окна ярко освещал лицо лежащей на ней женщины, ее полуприкрытые глаза и искривленный, как бы стянутый невидимым шнуром в одну сторону, рот. После сумрака коридора свет ослепил Аллейна, и вся сцена представилась ему в виде пятен резкого белого и расплывчато-зеленого цвета. Через мгновение, когда глаза привыкли, он заметил, что в тени вокруг кровати в беспорядке разбросаны предметы ухода за больными, которые Херси стала поспешно собирать. Было слышно редкое, затрудненное дыхание умирающей.

— Она без сознания? — спросил Аллейн.

— Глубокая кома, — ответил Харт. — Думаю, я сделал все возможное. Мистер Мандрэг передал мне записку с рекомендациями, как я понял, хирурга из Скотленд-Ярда. Они подтверждают, что я действовал правильно. Очень жаль, что вы не привезли врача. Хотя не думаю, что он помог бы. Просто я хочу себя обезопасить.

— Лекарства, которые мы привезли, ничего не дали?

— Они просто позволили мне закончить то, что нужно было сделать, но положение не улучшилось. У вас есть бумага и карандаш? — добавил он неожиданно.

— Да. — Аллейн сунул руку в карман.

— Я хочу, чтобы вы записали, какие меры я предпринял. Положение у меня опасное. Я хочу себя оградить. Леди Херси засвидетельствует мое заявление. Я сделал инъекции соляного раствора и кротонового масла. Все попытки очистить… но вы не записываете, — укоризненно произнес доктор Харт.

— Я все запишу немного позже, доктор Харт, а у вас еще будет возможность сделать любые заявления. Сейчас же меня больше интересует состояние вашей больной. Есть какая-нибудь надежда, что она придет в себя?

— По-моему, ни малейшей. Вот почему…

— Я вас хорошо понимаю. За то время, пока вы здесь находитесь, приходила она в сознание?

Доктор Харт опустил рукава рубашки и поискал глазами пиджак. Херси тотчас принесла его и помогла надеть. Доктор Харт привычно машинально принял ее помощь.

— Сначала она слегка морщилась, когда мы похлопывали ее по лицу. Два раза открывала глаза. Последний раз, когда сын пытался ее разбудить. Кроме этого — ничего.

Херси сделала резкое движение, и Аллейн спросил:

— Да, леди Херси? Вы хотели что-то сказать?

— Только то, что она произнесла одно слово. Доктор Харт был в это время в другом конце комнаты и, думаю, не слышал.

— Что такое? — резко спросил Харт. — Вам следовало немедленно мне об этом сообщить. Когда пациентка говорила?

— Когда здесь был Николас. Помните, он кричал? Как вы велели. И тряс ее за плечи. Ответа не было, она снова закрыла глаза, тогда вы махнули рукой и отошли. Помните?

— Конечно, помню.

— Николас наклонился и прижал руку к ее щеке. К этой, изуродованной. Прижал так нежно, но, казалось, это ее разбудило. Она открыла глаза и произнесла одно слово. Слабым шепотом. Вы не могли слышать.

— Ну хорошо, хорошо, а что это было за слово? — спросил Харт. — Почему вы меня не позвали? Что это было?

— Ваше имя. — Последовало короткое молчание, а потом Херси добавила: — Больше она не говорила.

— Как вы думаете, она произнесла это осознанно? — задал вопрос Аллейн.

— Я… нет, не думаю. Может, она поняла, что доктор Харт лечит ее, — сказала Херси, а Аллейн подумал: «Ты и сама в это не веришь». Приблизившись к кровати, он спросил:

— Сколько еще?

— Пожалуй, недолго, — ответил подошедший Харт.

— Позвать Николаса? — спросила Херси.

— А он сам этого хочет? — сухо проговорил Харт.

Сомневаюсь. Если только… я обещала позвать его, когда…

— Думаю, еще не сейчас.

— Может, лучше его предупредить. Он у себя. Если понадобится, я буду в его комнате.

Аллейн открыл ей дверь. Потом опять подошел к Харту, который стоял, нагнувшись над умирающей. Не поворачивая головы, доктор произнес глухим голосом:

— Многое я отдал бы, чтобы спасти ее. Вы знаете почему?

— Думаю, да.

— Подойдите поближе, инспектор. Взгляните на это изуродованное лицо. В течение многих лет оно мне снилось. Я даже боялся засыпать от страха, что снова увижу этот кошмар. Кошмар, в котором я вновь совершу ту страшную ошибку и вновь буду свидетелем жуткой сцены, которую она устроила, увидев себя в зеркале после операции. Вы слышали, конечно, что она меня узнала и что старший сын, тот, который теперь убит, ужасно рассвирепел после ее рассказа.

— Да, мне кое-что об этом говорили, — без всякого выражения произнес Аллейн.

— Это правда. Я — доктор Франц Хартц из Вены. Тот самый, который сделал роковую операцию. Если бы мне удалось сейчас ее спасти, это было бы искуплением. Я всегда знал, — продолжил Харт, выпрямляясь и глядя Аллейну в лицо, — всегда знал, что встречусь с этой женщиной. Я ничего не скрываю от вас, инспектор. Пусть все эти дураки прибегут к вам со своими обвинениями. С ними я не собираюсь ничего обсуждать. Но с вами готов быть вполне откровенным.

Такое заявление из уст главного подозреваемого даже слегка развеселило Аллейна. Он одобрил решение Харта, и они отошли от кровати к окну, где все еще стоял составленный Джонатаном букет бессмертников — маленькие, тонкие, как бумага, мумии цветов, шелестящих в изящной вазе. Аллейн вынул из кармана записную книжку.

— Прежде чем мы начнем, — проговорил он, — хочу спросить, есть ли вероятность, что миссис Комплайн придет в сознание?

— Я бы сказал, ни малейшей. Могут быть перемены. Я их жду, и ваш полицейский хирург говорил о том же. Изменится дыхание. Поэтому я бы предпочел остаться, если можно, здесь.

Аллейн приступил к допросу. Между тем свет за стеклом, покрытым каплями дождя, незаметно тускнел. Лицо больной становилось все более и более неживым. Уже много лет Аллейн сталкивался по службе с иностранцами. С возникновением в Европе нацизма он научился узнавать беженцев по одному общему и трагическому признаку: глубоко запрятанному страху перед одетыми в штатское полицейскими. Поэтому спокойствие Харта, без сомнения понимающего, в каком рискованном положении он оказался, немного удивило инспектора. Тщательнее обычного Аллейн разъяснил собеседнику, что значат слова официального предупреждения. Харт выслушал его, уважительно и серьезно кивая головой, но не стал в своих показаниях более осмотрительным. На вопросы Аллейна отвечал с готовностью и даже некоторым нетерпением. Если доктор был невиновен, то представлял из себя идеального свидетеля, хотя его уверенность в собственной безопасности немного настораживала. Если же был виновен, то преступником он был весьма хладнокровным. Аллейн решил прощупать его еще немного.

— Таким образом, — сказал он, — вы не можете объяснить, как эта вторая игральная карточка попала к капитану Комплайну. Вы также не представляете, кто мог столкнуть мистера Мандрэга в пруд. Но вы признаете, что видели, как мистер Комплайн выходил из дома в точно таком же плаще, как у вас. Так?

— Я действительно не знаю, кто столкнул Мандрэга в пруд, — медленно начал Харт. — Что касается игральной карточки, то я предположил, что случайно оторвал две и что на нижней кто-то писал до меня.

— Подделываясь под ваш почерк?

— Я не видел карточку и не знаю, что там написано.

— Пять слов. «Убирайся к черту. Иначе берегись».

Полные щеки Харта стали покрываться красными пятнами. В первый раз он, казалось, забеспокоился. В первый раз Аллейн увидел тик у его губ.

— Доктор Харт, — спросил Аллейн, — у кого из присутствовавших в комнате были основания написать такое послание Николасу Комплайну?

— У двоих. У его брата и меня. У брата была тоже причина. Николас вьюном вился около его невесты.

— Только около нее? — Харт молчал. — Это правда, — продолжал Аллейн, — что вы писали Николасу Комплайну письма, в которых грозились предпринять некие шаги, если не прекратятся его дружеские отношения с вашей женой?

— Это он вам сказал об этом?

— Я его еще не видел. Но если было так, не думаю, что он сохранит это в тайне.

— Я не отрицаю, что писал. Я отрицаю, что написал эту нелепую угрозу на карточке. И я протестую против вмешательства в мою личную жизнь.

— Если будет доказано, что письма не имеют к делу никакого отношения, о них никто не узнает. Доктор Харт, вы заявили, что вам нечего бояться и нечего от меня скрывать. В то же самое время вы не отрицаете, что угрожали Николасу Комплайну. Должен сказать, что у меня есть очень подробное описание всего, что произошло здесь в этот уик-энд. Это сделал один из гостей. Я уже предупредил вас, что ваши показания могут быть использованы в дальнейшем расследовании. Я собираюсь задать вам несколько вопросов и тщательно проверю ваши ответы. Прошу вас или прямо отвечать на вопрос, или официально отказываться от ответа. Так дела у нас пойдут быстрее.

Наступило молчание. Потом Харт поспешно сказал:

— Хорошо, согласен. Я не хотел вам мешать. Просто вы затронули очень мучительную тему. Невыносимо мучительную.

— Ничего не поделаешь. Вы признаете, что питали вражду к Комплайну?

— Мне не нравились его отношения с моей женой.

— Он знал, что она ваша жена?

— Я хотел ему сказать.

— Почему вы этого не сделали?

— Моя жена не хотела.

— Вы ссорились с ним во время пребывания в Хайфолде?

— Да. Открыто. Я не скрывал своих подозрений и неприязни к нему. Разве человек, замышляющий убийство, будет себя так вести? Напротив, он будет притворяться любезным.

Аллейн взглянул на бледное с дергающейся губой лицо.

— Да, но только если он хорошо владеет собой. — Харт не нашелся, что ответить, и инспектор продолжал: — Вы встретили кого-нибудь по дороге из дома к бассейну?

— Нет.

— Я не осматривал еще эту часть парка. Вы прошли по тропинке, огибающей павильон сзади?

— Да.

— Что вы увидели, когда вышли из-за павильона?

— Я услышал крики и увидел братьев Комплайнов, мисс Уинн и мистера Ройяла, размахивающих руками на краю бассейна.

— Вчера вечером, после того, как поднялись к себе переодеться, вы видели кого-нибудь?

— Нет.

— Вы когда-нибудь дотрагивались до медного Будды, который упал на Николаса Комплайна?

— Никогда; впрочем, подождите… да… Господи, я ведь дотрагивался до него!

— Когда?

— В тот вечер, когда мы приехали. Мы поднимались в свои комнаты. Я немного отстал, потому что не хотел идти вместе с Николасом Комплайном. Мистер Ройял показал мне Будду. Он спросил, понимаю ли я что-нибудь в восточном искусстве. Чтобы оправдать свою задержку, я притворился заинтересованным, протянул руку и потрогал идола. Комплайн что-то сказал об ожирении Будды. Это был намек на меня. Он не упускал случая, чтобы меня оскорбить. Так что я трогал Будду.

— Теперь о ваших передвижениях вчера вечером. Расскажите все подробно с того момента, как вы вошли в зеленый будуар, и до того, как поднялись по лестнице в последний раз.

Харт ответил. Его рассказ ничем не отличался от записей Мандрэга.

— Я чувствовал, что просто не могу обедать с ними. Они меня подозревали. Невыносимое положение. Я поговорил с мистером Ройялом, и он предложил мне занять будуар, откуда я не выходил до тех пор, пока не отправился к себе. По дороге меня видел лакей.

— Вы заходили вчера в курительную?

— Не припоминаю. Там ведь этот жуткий приемник. Утром он чуть не свел меня с ума. Один ужасающий рев сменяется другим, а эти помехи! Я не выношу радио. У меня радиофобия. Нет, я не входил вчера в ту комнату.

— Но до этого вы туда входили?

— Да, в первый вечер, когда мы играли там.

— Опишите ее, пожалуйста.

— Описать? Но ведь вы там были. Зачем?

— Мне бы хотелось услышать это от вас.

Харт посмотрел на Аллейна как на ненормального и с трудом начал перечислять:

— Во-первых, уж если вам так надо, там рядом с дверью в будуар этот отвратительный приемник, который портит всю комнату. Потом там кожаные кресла. Какие-то фотографии, старые и выцветшие. Над камином фотография старика с рыбой, одетого в абсолютно нелепый костюм. На стене висит удочка. Инспектор, по-моему, мы теряем время, а?

— Вы рыбак?

— Господь всемогущий! Какое это имеет значение? Нет, не рыбак. Ничего в этом не понимаю. — Он раздраженно посмотрел на Аллейна, а потом добавил: — Извините меня. Я много слышал об оперативности Скотленд-Ярда. Без сомнения, у вас есть причина для подобных вопросов, но я действительно немногое могу добавить. Я не очень обращал внимание.

— Какого цвета стены?

— Какие-то светлые. Почти белые.

— А ковер?

— Точно не помню. Темный, кажется, зеленый. Темно-зеленый. Там три двери. Одну, в будуар, Николас Комплайн запер, когда я попросил его выключить эту адскую машину.

— А что еще вы заметили на стенах?

— Что еще? А, ну, конечно, коллекцию оружия. Мистер Ройял показывал нам в пятницу вечером перед обедом. Я вспомнил. Он рассказывал, как его отец ездил по тем местам и кое-что собрал. Он показал мне…

— Да, доктор Харт?

Доктор Харт замолчал с открытым ртом. Потом отвернулся.

— Я только что вспомнил, — забормотал он. — Мистер Ройял снял со стены каменный топорик… сказал, что это оружие туземцев, не помню откуда. Полинезия или Новая Зеландия. Он дал мне его посмотреть. Мне было интересно. И я его взял в руки.

— Так вы касались и Будды и топорика? — сказал Аллейн без всякого выражения. — Понятно.

Когда Аллейн закончил разговор с доктором Хартом, было без двадцати четыре. Харт, еще раз осмотрев больную, заявил, что ее состояние стало еще «менее удовлетворительным». Температура поднялась, дыхание казалось все более затрудненным. Аллейн был бы рад уйти из этой комнаты, не слышать редких судорожных вздохов, между которыми наступала тягостная тишина. Вернулась Херси Эмблингтон. Харт попросил се предупредить Николаса об ухудшении состояния матери, и Херси вышла позвать его. Доктор, очевидно, ожидал, что Аллейн уйдет. Он уверял инспектора, что миссис Комплайн не придет перед смертью в сознание. Но Аллейн все же остался. Он стоял в дальнем конце комнаты, и постепенно Харт перестал обращать на него внимание. Порывы ветра обрушивали в стекла потоки дождя. Одно из окон было приоткрыто, и, стоя рядом, Аллейн ощущал на лице заносимую внутрь водяную пыль. Всепоглощающая безысходность постепенно наполняла комнату, а с кровати все еще слышалось: глубокий вздох, неглубокий, тишина и снова: глубокий, неглубокий… Открылась дверь, и вошла Херси с Николасом.

Аллейн увидел высокого молодого человека в военной форме с рукой на перевязи. Заметил белокурые волосы, равнодушно-красивое лицо, светлые усы, едва заметные, говорящие о порочной жизни морщинки, и спросил себя, всегда ли он так бледен. Инспектор наблюдал, как Николас медленно, с остановившимся взглядом, шел к кровати, правой рукой комкая галстук. Херси подвинула стул. Он молча присел рядом с матерью. Херси нагнулась, и Аллейн увидел, что она вытащила из-под простыни руку миссис Комплайн и положила ее рядом с рукой Николаса. Рука больной была безжизненна, почти мертва. Николас накрыл ее своей, и это движение, казалось, сломило его. Припав лицом к подушке, он мучительно зарыдал. Несколько минут сквозь шум ветра и дождя были слышны неровное дыхание миссис Комплайн и громкие всхлипывания Николаса. Потом дыхание стало замирать. Харт подошел к изголовью кровати, взглянул на Херси и кивнул. Она положила руку на плечо Николаса. И только тогда Аллейн незаметно выскользнул из комнаты.

В коридоре теперь было темно, и он чуть не столкнулся с Джонатаном Ройялом, который, прижав к губам палец, топтался у самой двери. Стоя друг против друга, они услышали, как в комнате громко крикнул Николас:

— Не трогай ее, ты!… Не смей! Если бы не ты, она никогда бы этого не сделала.

— Господи! — прошептал Джонатан. — Что же это еще? Что он еще делает?

— Ничего, что могло бы ей повредить, — ответил Аллейн.