Глава 5

Я стоял в зале для занятий рукопашным боем, полностью погрузившись в раздумья, ничего вокруг не видя, не слыша и не замечая. Только что Вассиан подал мне, как думается, великолепную идею. Ах, да. Вассиан — механик и мой одногруппник. Когда я четыре месяца назад, после зачисления лоперских гостей на учебу, заявился на первое занятие в схолу невидимок, то с удивлением узнал, что таких, как я, гражданских спецов, привлекаемых по договору для специальных операций и направленных для подготовки в эту схолу, набралось аж семь человек. К тому времени группа уже отзанималась больше месяца, и представляли собой довольно сплоченный коллектив. Меня приняли доброжелательно и приветливо. Мы перезнакомились и мне слаженным хором обещали помочь с занятиями. Оказывается и армия, и тайные службы нуждаются не только в воинах, но и в строителях, алхимиках, механиках и, разумеется, лекарях. Конечно же, были и свои, штатные, специалисты на службе КСОР, — хм, похоже теперь я тоже один из таких штатных-заштатных, — однако было их совсем немного. Услуги такого рода требовались от случая к случаю, да и в бою эти люди, как правило, участия не принимали. Вот и заключались договоры с гражданскими, согласно которым ежемесячно им выплачивалось что-то около 20 корон — это были очень приличные деньги, для многих больше даже, чем заработок по основному месту работы. Во время проведения операций дополнительно выплачивалось ещё столько же за каждую неделю, проведённую в рейде. Мне же не полагалось совсем ничего такого. Вот так. Всего лишь офицерский оклад — 75 корон в месяц… не считая трехсот пятидесяти за исполнение обязанностей помощника целителя в больнице. Официально-то я, после сдачи экзамена в академии, везде числился ассистентом знахаря, но в неофициальном табеле о рангах именно так — помощник целителя. Своим новым знакомым я не стал выкладывать подробности, кто я и что я. Назвал свой официальный ранг — ассистент знахаря — и этого, считаю, вполне достаточно. Со всеми у меня установились ровные дружеские отношения, но ближе всех я сошелся с упомянутым Вассианом. Тощий, немного нескладный, с каким-то ассиметричным лицом и торчащими в разные стороны рыжими вихрами — он выглядел бы некрасивым, если бы не обаятельная улыбка. Он улыбался часто, задорно и весело. Обожал смешные истории и байки, над которыми так заразительно и искренне смеялся, что рассказчик через некоторое время сам начинал смеяться до слез. Бывало, история так и оставалась недосказанной, но оба — и рассказчик и слушатель, все равно получали немалое удовольствие.

Всевозможные устройства и механизмы любил он трепетно, нежно и, думаю, не без взаимности. Живо интересовался всевозможными новинками, о которых мог рассказывать часами и взахлеб. Технические подробности он представлял настолько просто и доходчиво, что слушать его можно было, буквально раскрыв рот и забыв о времени. Пару раз я из-за этого даже опаздывал к учителю Лабриано, за что, естественно, получал по голове. Однако не очень больно.

— Ты представляешь, — с жаром рассказывал как-то Вассиан, — в халифатах построили механизм, который, используя силу пара, двигает по специальной дороге из чугуна огромный груз! Представляешь?! Никакой магии! Только сила пара. В топке сгорает каменный уголь, нагревает котел и пар толкает поршень. Ды-ы-ы-ыму… Ужас. Но ведь работает. А еще, говорят, у них же появились самодвижущиеся кареты. Там, правда, в качестве движителя используется магия, но зато такая карета совершенно не нуждается в лошадях, конюхах, конюшнях, овсе…

— Угу, — скептически отвечал я, — только в магах. Магам нужно жилье, которое будет несколько побольше стойла; еда-питье, которые и вовсе даже не овес с водой из колодца; плата за труд, которая лошадям почему-то не полагается… Что же обходится дороже в этом случае?

— Ты не понимаешь! Это лишь начало. Когда-нибудь механизмы станут настолько совершенны, что смогут обходиться совсем без магии…

— А чем тебе магия не угодила? Думаю, твои механизмы… Ну, хорошо-хорошо, не все, но большая их часть будет использовать магическую энергию.

Тут я и подбросил ему задачку, над которой безуспешно корпел все эти месяцы.

— Вот скажи, механик, как бы ты решил такую проблему. Есть некий артефакт, который способен передавать на большое расстояние сигнал. Принимает его другой артефакт и распознает переданную букву… одну за другой…

— А в чем проблема?

— Проблема в том, как проявить переданный текст. Допустим, есть магическая бумага, способная проявлять буквы, но как сделать так, чтобы они следовали одна за другой, находили свое место в строке, переходили на следующую и при этом не смешивались друг с другом…

— Но ведь есть же магические шкатулки для заключения договоров. Разве нельзя использовать тот же принцип?

— К сожалению, нельзя. Я уже подробно рассмотрел этот вариант. Ничего не получится. Дело в том, что их настраивают определенным образом на конкретный текст, в котором оставляется пустая строка, разбитая на ячейки, способные проявить ровно тридцать символов. В каждой ячейке магически прописываются все буквы алфавита. Специальный блок улавливает звуки речи и активирует нужную букву сначала в первой ячейке, потом следующий звук во второй… ну, и так далее. Как видишь, все это очень громоздко, магоемко и ненадежно. Я спросил: что будет, если имя договаривающейся стороны окажется длиннее тридцати символов. Мне ответили — проблема решается просто… берется бланк договора и заполняется вручную. Вот такие издержки прогресса.

Этот разговор надолго вогнал Вассиана в задумчивость и отрешил от повседневных мелочей наподобие занятий в схоле невидимок и, вероятно, работы на мануфактуре. Наставники пытались переключить его мозги на учебный процесс: угрожали всевозможными карами; орали ему в ухо, чтобы очнулся; выгоняли из аудитории, однако все было бесполезно. Как выяснилось, эта увлекающаяся натура забывала обо всем на свете, если попадалась интересная задачка. Гражданское его руководство знало о такой его особенности, и даже не пыталось перевоспитывать, поскольку результатом таких углубленных раздумий обычно бывали очень интересные технические решения, весьма способствующие процветанию предприятия. Единственными, кто не прощал ему, были представительницы прекраснейшей половины человечества. Попав в сети его обаяния, они при очередном уходе сознания в горные дали, где существовали только формулы, расчеты, шестеренки, валы, втулки, оси и прочие интереснейшие вещи, сначала пытались бороться, потом, обиженные невниманием, просто уходили, хлопнув дверью. А Вассиан, по его же собственному признанию, часто даже не замечал, что остался один, вспоминая, как бок о бок с ним некоторое время тому назад жила девушка, через месяц, а то и два.

Согласно расписанию, ближайшие четыре месяца были посвящены занятиям по самообороне. Мой робкий намек начальнику схолы, что я вроде как уже проходил такое обучение и сдал зачет, был проигнорирован, словно неинтересное жужжание пчелы на чьей-то пасеке в Гонмаре. Мне, как слабоумному, но безобидному больному, вежливо объяснили, что план подготовки для всех один и утвержден на самом верху, посему — это есть приказ, обсуждению и корректировке не подлежащий, но неукоснительного выполнения требующий.

Сегодня было первое, ознакомительное занятие. Мне выдали тренировочную форму, легкие защитные щитки, впрочем, укрепленные целительскими узорами таким образом, что не допускали смертельных исходов, но боль доставляли в случае пропуска ударов нешуточную.

В мужской раздевалке, сидя на скамейке и приплясывая от нетерпения — сам не понимаю, как он умудрился сидя приплясывать — меня дожидался Вассиан. В руках он теребил рулон чертежей.

— Вот, Филин, смотри, что я придумал, — стоило мне показаться на пороге, вскричал механик.

Коротко говоря, это был механизм, который с шагом в одну букву прокручивал бумажную… ленту, накрученную на бобину. Движителем должна была служить магическая энергия. При этом он предлагал закладывать алфавит не в ячейки бумаги, а в специальный блок на самом устройстве, дополнив его стальным типографским шрифтом. Устройство принимает сигнал, а блок, определив, какая буква или знак переданы, выберет нужную из набора и просто отпечатает ее обычной краской на ленте. Лента тут же передвигается на один шаг, и следующая буква отпечатается на ней после предыдущей. То есть бумага для этого устройства нужна была самая обычная. НЕМАГИЧЕСКАЯ. Это настолько удешевляло использование подобных устройств, что делало их доступными для самого широкого распространения в королевстве.

— Вассиан! Тебе не говорили, что ты гений? Это же так здорово! Молодец! Благодарю тебя от всей души и от имени мирового прогресса. Твое имя будет вписано на скрижали Славы… Оно прозвучит в веках! Юные механики всего мира будут чтить его, как святыню…

— Филин! Хватит уже. Что ты раскричался? Ну, придумал и придумал. Что тут такого?

— Ты еще сам не понимаешь, что придумал… Скажи, а на вашей мануфактуре могут сделать такой прибор… а лучше два?

— Могут, но… — замялся Вассиан.

— Я оплачу. Скажи, сколько это будет стоить и, пожалуйста, сделай как можно быстрее.

— Хорошо. Сделаем, — пообещал механик, несколько смущенный от моих, как он считал, неумеренных восторгов по пустякам.

Я, все еще витая в облаках открывшихся перспектив, бессознательно переоделся и вошел в зал. К реальности меня вернул полурык-полувопль обиженного медведя, которому наглый лесоруб наступил на лапу и, не извинившись, пошел дальше, как ни в чем не бывало.

— Эй, вы!! Стадо обожравшихся обезьян! А ну, живо построились! Хлюпики! Задохлики разжиревшие! Я вас живо научу службу уважать! — надрывал свое горло незнакомый мне надкапитан.

Инструктор, наверное. Или начальник местный. С чего он так разоряется, я не понял, но послушно встал в подобие нормального строя, надев на лицо внимательное выражение — слушаю, дескать, и повинуюсь, о, повелитель.

Тот, прохаживаясь и насквозь просверливая злобным взглядом наш кривой строй в целом и каждый элемент персонально, долго распинался на тему разжиревших боровов и задохликов, забывших, что такое служба.

— Ну, ничего, — злорадно проговорил он в конце своей пламенной речи, — мы всем составом наставников центра постараемся доставить вам массу непередаваемых ощущений. За эти четыре месяца вы значительно пополните свои коллекции самых диких и страшных ночных кошмаров. Повезло извращенцам, обожающим собственную боль — сладчайшие воспоминания о наших курсах гарантируют им неземное блаженство. Это я вам обещаю твердо!

За его спиной в зал, подмигивая и тихонько хихикая, втянулась публика, состоящая из курсантов этой схолы. Они с предвкушающими лицами удобно располагались кто где. Прямо, как в балагане на представлении заезжих паяцев. Среди старшекурсников я увидел и Свенту. Она подмигнула мне, и сделала вид, будто мы не знакомы. Я решил ей подыграть и тоже не стал афишировать наши близкие — очень близкие — отношения. Чувствую, есть здесь какой-то подвох, но не понимаю, в чем он заключается.

Офицер повернулся к двери, увидел народ и приказал.

— Курсант Свентаниана.

— Да, господин надкапитан — вытянулась в струнку жена.

— Выберите среди этих клоунов противника и проведите тренировочный бой.

— Исполняю, господин надкапитан.

Начальник повернулся к нам, злорадно ухмыльнулся и сказал.

— Сегодня вас любая девчонка может, походя, превратить в отбивную. С помощью этой милой курсантки мы вам наглядно продемонстрируем правильность моего утверждения.

— Я выбираю этого толстячка, — приняла нелегкое решение Свента.

И ничего я не толстяк. Я уже давно привел свой живот в норму… почти. Тут вот какое дело. Использование капельниц, доработанных Лабриано и Греллианой, сделало ненужным хранение запасов непосредственно в самом целителе, однако на тот случай, когда нужных зелий может не оказаться под рукой, я оставил себе небольшой курдюк, где в закапсулированном виде разместил набор нужных веществ.

— С оружием или без оного? — спросила Свента начальника.

— Без оружия. Не хватало еще, чтобы он упал на свою шпагу и поранился. Думаю, больше минуты у вас это выступление не займет?

— Как получится, господин надкапитан, — браво ответила Свента.

— Действуйте.

Мы поклонились друг другу и начали показательное выступление. Выкладывались в полную силу, как на обычной утренней разминке. Минут через десять нас остановил надкапитан.

— Свентаниана, отойдите-ка. Что-то я ничего не понимаю. Что происходит? А ну-ка со мной…

Начальник скинул мундир и сапоги, оставшись в форменных брюках и рубашке, встал напротив меня и скомандовал.

— Бой.

Это был настоящий мастер. В первую же минуту я получил пару чувствительных плюх и перешел на ускоренное восприятие, в свою очередь пару раз достав партнера. Но тот моментально перешел в боевой транс и в скорости почти не уступал мне. Другое дело, что, в отличие от офицера, я мог держать себя в подобном состоянии очень долго. Однако в реальном бою ему много времени и не потребовалось бы. Быть бы мне покойником через пару-тройку минут, а то и меньше, но здесь щитки не допускали смертоубийства, лишь сильной болью указывая на мои промахи. Впрочем, долго заниматься избиением надкапитан не стал. Прекратив бой, даже с каким-то удовольствием сказал.

— А неплохо. Очень неплохо, я бы сказал. Не ожидал от штабного такой прыти. Принимаю судьбоносное решение: все эти месяцы ты будешь заниматься лично со мной, — плотоядно облизнувшись, добавил, — люблю я это дело — педагогику!

— Простите, господин надкапитан, — поинтересовался я, — а почему вы нас штабными называете?

— А кто же вы? — удивился офицер. — Мне доложили, что группа офицеров штаба направлена ко мне в центр на переподготовку, изучать основы рукопашного боя.

— Но мы гражданские специалисты, а не офицеры штаба, — недоумевая, ответил я. — Мы знахари, строители, механики…

Несколько секунд пристального разглядывания нашей группы справа налево и обратно, после чего трубный рев слона, наступившего себе на хобот, заглушил все звуки в этом зале.

— Что-о-о-о?! Крассилон!! Где этот?!…дайте только добраться до него! Найдите мне этого… обалдуя! Живо! Я ему покажу, как надо мной шутить! Шутилку вырву и в з…цу засуну!!

Курсанты привычно и ловко попрятались по углам и затихли. Меня искренне восхитило, как им это удалось в практически пустом зале. Настоящие невидимки.

Надкапитан выдохнул, немного успокоился и официальным тоном попросил извинения. Потом я узнал у жены, что господин надкапитан на дух не переносил штабных и когда ему доложили о том, что целая группа ненавистных личностей поступает в его центр, решил выжать из ситуации максимум удовольствия. А тут вдруг такая незадача…

После высокой оценки "неплохо", поставленной мне самим господином большим начальником, мне потихоньку стала греть душу мысль, что эти занятия для меня, скорее всего, отменяются. Не потому, что я такой уж лентяй, но четыре месяца непрерывной работы без отдыха, без свободных дней и даже часов, изрядно меня утомили. Вспоминая свой график до лоперских приключений, я понял, насколько тогда было легко и просто, хотя как раз в то время я думал, что каторжник в каменоломнях работает и устает много меньше меня. Эти два свободных часа были бы для меня огромным подарком. Предвкушающие размышления на тему: вернуться домой и поспать, или поспешить с чертежами прибора к Лабриано — были жестоко прерваны начальником центра.

— Свое обещание — лично заняться вами — я не отменяю. Прямо сегодня и начнем.

— Но… господин надкапитан, вы человек очень занятой… может не стоит тратить на меня ваше драгоценное время? Тем более, я не воин…

— Вы эти разговоры прекратите, — строго нахмурился офицер. — Я знаю несколько случаев, когда навыки самообороны помогали таким, как вы, продержаться некоторое время до подхода помощи. Как вас ни оберегай, но рейд есть рейд — случается и в бою поучаствовать. А там всякое может быть. Да и бойцам не очень хотелось бы оказаться вдруг без помощи знахаря или механика только потому, что тот поленился овладеть рукопашным боем в должной мере. Так что, хотите вы того или нет, но каждый из вас выложится! и наизнанку вывернется! чтобы научиться защищаться. А мы в этом благородном деле окажем вам всемерную помощь и поддержку. Ясно?! В бою незачет — это смерть… Вам ясно?!

— Ясно! — бодро ответил я, простившись с мечтами немного передохнуть.

— Пойду быстро переоденусь, а вы пока готовьтесь.

За оставшееся до конца занятий время я много нового узнал о себе: двигаюсь, оказывается, как беременный таракан, нанюхавшийся зелья против насекомых; прыгаю, как трехногий козлик инвалид, загибающийся от старости и запутавшийся в собственной бороде; бью, как салонная барышня, отгоняющая муху от эклера… а также много других приятных и ласковых слов. Даже приуныл от таких комментариев. Сами слова — это еще ладно. Но КАК он их подавал. Настоящий лицедей. Гора ехидства и море сарказма. Одним тоном своих высказываний он мог повергнуть самооценку человека в пыль и прах.

Закончив, он чуть заметно поклонился, и порекомендовал завтра не опаздывать, ибо чревато будет дополнительной нагрузкой и столь легкой разминкой, как сегодня, я уже не отделаюсь. Страшно представить, что такое в его понимании средняя разминка, если после этой я минут пять восстанавливался, используя свои целительские способности и тщательно настроенную бессознательную саморегуляцию. Я уныло продолжал стоять в том же углу зала, где мы тренировались, не торопясь уходить в раздевалку. Вдруг мне на плечо опустилась рука и незнакомый голос произнес.

— Не переживай, парень. Все будет отлично.

Курсант, высокий, белокурый и голубоглазый — типичный гонмарец — сказал эти слова с сочувствием и долей зависти. Увидев, что уровень счастья в моем организме остался на прежнем уровне, добавил.

— Верный признак. Чем сильнее он втаптывает ученика в грязь, тем больше доволен его успехами. С безнадежно тупыми он предельно вежлив и чуток. Эх! Меня бы он хоть разок назвал беременным тараканом, я бы ходил гордый и счастливый…

— Что? И козлом трехногим?

— Да пусть и козой без вымени!.. О, смотри. Свентаниана уже заканчивает со своей группой. Говорят, в первый год занятий он специально для нее придумал несколько особо пакостных прозвищ… — он завистливо вздохнул и резюмировал, — …счастливая! Теперь видишь? Доверяет ей проводить занятия вместо себя. Вот так вот.

Я залюбовался своей женой. Какая же она красивая. Даже вот такая — взъерошенная и пропотевшая. Она что-то показывала курсантам, поправляла, снова демонстрировала правильные движения, заставляла повторять. И все это она делала с нескрываемым удовольствием и азартом. Может в этом кроется причина моих неудач? Я потерял этот самый азарт познания нового и удовольствие от процесса. Я стремился к результату, а важен, вероятнее всего, именно процесс — результат появится сам собой, как следствие. Это относится, в равной степени, как к изучению магии, так и к шлифовке навыков рукопашного боя. Надо будет эту мысль хорошенько обдумать и попробовать настроиться на нужный лад. В конце концов, то, чем я занимаюсь — интереснейшие вещи.

— Любуешься? — вывел меня из созерцательного состояния мой утешитель. — Я вот тоже… Только бесполезно все. Она замужем.

— Ну, — усмехнулся я, — муж не стенка — можно и подвинуть.

— Угу. Пробовали уже… подвинуть.

— И что? — насторожился я. Какое-то пакостное чувство кольнуло прямо в сердце.

— И ничего. Двое в больнице неделю отлеживались, и услуги лекаря сами оплачивали. Так что и не пытайся. Наш Капер один из сильнейших бойцов Элмории, а она совсем немного ему уступает. Станешь клинья к ней подбивать — так она их обратно повышибает. Если жив останешься, будешь радоваться, что всего лишь детей иметь не сможешь… никогда.

— Это точно!

— И к бабке не ходи…

— Проверено.

— Так что, гражданский, не светит тебе ничегошеньки.

Оглянувшись на голоса, обнаружил еще несколько курсантов, присоединившихся к нашему обществу ценителей женской красоты.

Свента закончила занятия, поклонилась группе и направилась в нашу сторону. Общество заволновалось, взволнованно гадая, к кому, и с какой целью приближается объект нашего внимания. А та не торопилась, явно наслаждаясь нашим восхищенным вниманием. В ее глазах я разглядел знакомых демонят, готовых к проказам. Что же она задумала?

— Вот что, ребята, — промурлыкала Свента и хищным взором окинула каждого из присутствующих, — что-то тоскливо стало мне без мужской ласки. Думаю, не выбрать ли мне одного из вас?

Все непроизвольно подтянулись и распушили хвосты. Так мне показалось — на самом деле хвостов, разумеется, ни у кого не было. Ни пышных, ни гладких.

— Все красавцы, — подвела итог Свента. — Все стройные, мускулистые… за исключением этого очаровательного толстячка. Ах! Как это должно быть интересно…

Она подошла ко мне, взъерошила волосы и поцеловала.

— Пойдем. Поговорим… — томным голосом, наполненным вожделением, произнесла жена и потянула меня в сторону выхода из зала.

Мы сделали всего два шага и оглянулись. Группа курсантов в шоке смотрела на нас застывшими взглядами. У всех без исключения на лице крупными буквами было написано: на их глазах свершается ужасное деяние — низвержение Богини. Обида. Разочарование. Возмущение. Еще немного и вся эта гамма пополнится горьким презрением. Однако Свента не стала доводить ситуацию до такой крайности. Она вместе со мной повернулась к парням, прижалась ко мне и положила голову на плечо. Я обнял ее за талию и весело посмотрел на курсантов.

— Да, ребята, — как бы между прочим сказала она, — позвольте представить вам Филлиниана деи Брасеро, ассистента знахаря, выпускника королевской академии магических искусств, лучшего в мире мужчину, для меня во всяком случае, и… моего мужа.

Челюсти у всех одномоментно отвисли, пряди волос на голове сделали стойку, а глаза так широко распахнулись, что каждый стал похож на сову в нежных объятиях пойманной мыши.

Моя загребущая лапа собственнически обнимала любимую женщину за талию, ни в коем случае не желая отпускать. Инстинктивно я демонстрировал стае красавцев-самцов, что это МОЯ и только моя женщина. Никому не отдам. Р-р-р-р!! Видимо в моих глазах это столь явственно отразилось, что челюсти с лязгом захлопнулись, глаза вернулись в орбиты и парни с видом — нас здесь не было — тихо рассеялись по залу.

Боги! Как же я соскучился по жене. Вижу ее только утром на разминке, иногда вечером за ужином, а ночью не вижу, но чувствую, что она рядом и спит. Однако будить усталую женщину у меня не поднимается… рука. Вот и сейчас мгновения нашей встречи истекли. Мне пора к Лабриано. Я и так уже опаздываю. Выйдя в пустой коридор перед раздевалками, я нежно прижал ее к себе, поцеловал и… столько ласковых слов хотел сказать, что не мог решить с какого начать. В результате, сказал совсем не то:

— Какое странное имя у вашего начальника — Капер.

— Это не имя, а прозвище, — все поняв по моим глазам, улыбнулась жена. — Когда-то, очень давно, курсанты за виртуозную ругань прозвали его "боцманом с капера" или "каперским боцманом". Со временем прозвище сократилось до простого Капера. Он, кстати, о нем знает и даже гордится.

Мы поцеловались на прощание и разошлись по своим раздевалкам. Х-ха! Пусть только попробует учитель возмутиться моим опозданием — покажу чертежи дальнописца… издалека… и спрячу! Пусть мучается!