"Кольцо нибелунгов" - читать интересную книгу автора (Хольбайн Вольфганг, Деви Торстен)

1 ЗИГЛИНДА И КОНЕЦ ВОЙНЫ

Этой ночью легко было обмануться в собственных ощущениях. Зиглинде не пришлось сильно утруждаться. Она улеглась на меха, сложенные в дальнем углу, и закрыла глаза. Дорога, которая могла спасти ее от безумия и страха, вела в царство сна.

Мерцающий отблеск пылающих стрел, бивших о шатер, словно жаркий огонь, казался ей мягким светом костра. Сернистый запах горящей человеческой плоти превратился в запах жарившегося на углях вепря. Жалобные голоса воинов, умирающих на поле боя, звучали для Зиглинды как постанывания страстных любовников, а суета кричавших и бегавших вокруг шатра солдат воспринималась королевой как радостный народный праздник.

Зиглинда дышала медленно, делая глубокие вдохи. Сердце уже не выпрыгивало из груди. Судорожно сжатые руки разжались. Она ждала окончания этой войны, этой битвы, этой ужасной бойни. Теперь уже никто не думал ни о победе, ни о поражении. Дело было совсем в другом. Главное — спокойствие, которое нужно было восстановить. Всем нужно было спокойствие. Спокойствие и мир. Мир — для того чтобы обработать поля вокруг Ксантена. Мир — для того чтобы обеспечить кормом скот, ведь иначе он не переживет приближающуюся зиму. Мир — для того чтобы зачать детей, которым суждено родиться на свет следующим летом.

Чья-то рука грубо отдернула в сторону полог, закрывающий вход в шатер. Зиглинда невольно сжала рукоять кинжала, спрятанного под мехами. Если это враг, решивший утвердить свою победу, обесчестив королеву… что ж, он найдет здесь лишь мертвое тело.

В шатер вошел богатырь. Кольчуга из металлических пластин была перевязана кожаным ремнем, изорванная рубаха так пропиталась кровью и грязью, что казалось, будто этот человек минуту назад вышел из Утгарда,[1] царства зла.

— О мой король! — Зиглинда резко вскочила и бросилась в объятия супруга.

Зигмунд крепко прижал жену к себе, опустив голову на ее обнаженное плечо. Его косы растрепались, и Зиглинда, уткнувшись лицом в его волосы, почувствовала, что он дрожит. Король Ксантена пах потом, кровью и несчастьем поля битвы, на котором его войска сошлись с войсками Хъялмара.

Зиглинда услышала, как за ее спиной из руки Зигмунда что-то упало на землю, но не решилась высвободиться из его объятий. Они не произнесли больше ни единого слова.

Раздался треск: пальцы Зигмунда впились в ткань платья на спине королевы, и тонкая материя разорвалась. Это по-прежнему был сон. Ее сон, благодаря которому она пыталась изгнать реальность, просто закрыв глаза и сделав вид, будто того, что не должно было случиться, так и не случилось.

А Зигмунд хотел разделить с ней этот сон в последний раз.

Зиглинда по-прежнему сжимала в руке кинжал, и, когда Зигмунд разорвал ее платье, разрезала ремень, удерживающий остатки его доспехов. Кольчуга с грохотом упала на землю к их ногам. Под платьем на женщине ничего не было: когда Зиглинда, несмотря на его приказ, поспешила из замка на поле боя в этой простой одежде, она помнила о последнем долге, который могла бы отдать своему возлюбленному.

Он грубо и в то же время устало бросил ее на меха. Его благородное лицо, поросшее давно не чесанной бородой, искривилось от боли, когда он стянул с себя рубаху. Королева увидела его раны. Следы от мечей, стрел, ножей, укусов диких собак, которых привели с собой войска Хъялмара. Раны никто не обрабатывал, и некоторые из них уже загноились.

Королева хотела встать, помочь ему… Однако выражение, появившееся на его лице, заставило ее замереть. Вид обнаженного женского тела, мерцающего в тусклом свете, успокаивал его, дарил ему иллюзию мира. Ему нужна была помощь ее души, а не ее рук. Зигмунд смотрел на жену с такой же любовью, как и в тот день, когда он попросил ее руки. Тогда ей только-только исполнилось семнадцать. Он мог бы завоевать сердце любой принцессы в любом соседнем королевстве: Ксантен был сильной и гордой страной и в Ксантене был сильный и гордый король. Однако этот король выбрал ее — дочь простого графа.

Зиглинда думала, что он хочет воспользоваться ее юным телом, а потом, как только найдет для себя подходящую королеву, бросит ее. Однако, даже зная об этом, она не могла отказать ему. И все же ей посчастливилось увидеть неописуемое выражение невероятной чистой любви на его лице. В тот же день они обручились, и в ту же ночь она стала его женщиной.

Когда Зигмунд склонился над Зиглиндой, она попыталась провести рукой по мускулистой груди мужа. Ей было трудно, потому что она боялась коснуться его открытых ран.

Наконец ее пальцы нашли родинку в углублении между ключицей и левым плечом.

— Моя королева, — хрипло прошептал Зигмунд.

Он говорил не о ее титуле, не о ее положении. Все это не имело для него никакого значения. Главным тут было слово моя. Она была его королевой.

А затем она впустила его в свой сон.

Просто поразительно, насколько быстро их тела нашли друг друга, насколько по-прежнему слаженными были их движения, словно ее здоровое тело исцелило раны короля. Зиглинда впитывала не только его любовь, она избавляла его от боли, страха и отчаяния. Она никогда не знала тела другого мужчины, и ей этого никогда не хотелось. Зигмунд был ее королем, ее мужем, ее жизнью. Они занимались любовью с отчаянием двух людей, которым оставался только такой способ попрощаться, людей, чье время истекало.

Их время действительно истекло.

Зигмунд едва успел достичь пика наслаждения и его мышцы еще не успели расслабиться, когда у шатра послышались удары рукоятью меча о щит. Король Ксантена встал, двигаясь осторожно, чтобы случайно не сделать больно своей возлюбленной. Он поцеловал ее соски, как всегда делал после занятий любовью.

Зигмунд надел штаны и, слегка прихрамывая, вышел из палатки.

Это был Лоренс, его верный военачальник. Левую руку, чуть ниже локтевого сустава, ему отрубило вражеским топором, но это лишь ненадолго заставило его покинуть поле боя. Лоренс тоже знал, о чем сейчас идет речь. О Ксантене.

Воин не осмелился взглянуть на покрытое потом обнаженное тело королевы, белевшее в полутьме. Он с удивительным спокойствием смотрел своему королю прямо в глаза.

— Они идут.

Зигмунд знал, что это значит. Это был не простой набег датских войск, которые в продолжение многих месяцев нападали на Ксантен, пытаясь завоевать королевство. Речь шла о решающей битве. Наверняка войско Хъялмара получило подмогу, о которой говорили разведчики.

Зигмунд устало протер руками глаза и перевел взгляд за спину Лоренса.

Диск солнца медленно поднимался над холмами. Самого солнца еще не было видно, но его лучи уже освещали горизонт.

И горизонт ожил.

Казалось, в их сторону движется черная волна. Волна из тел — люди и кони, железо и кожа. Крики приближающегося войска накатывались на поле боя, словно прибой. Кивнув, Зигмунд глубоко вздохнул, наполняя легкие утренним воздухом. Зиглинда никогда не видела, как король и его воины готовятся к битве. Она рассматривала карты, но даже не пыталась научиться их читать. Все, что королева узнала об этой длившейся уже три года войне с Данией, она прочитала по отметинам на теле своего супруга и теперь понимала, что ничего хорошего не происходит.

Хъялмар тайно собрал огромное войско, взяв себе в союзники племена фризов и наемников из южных королевств. Ходили слухи, что он заключил договор с древними богами. Возможно, его поддерживали даже исландцы. Хакан из Изенштайна всегда отличался непредсказуемостью. Соседние королевства не вмешивались в их войну. Таков был древний закон. Чтобы встать на сторону победителя, нужно дождаться конца войны. Саксы, бургунды, франки — все они закрыли свои границы и прислали своих шпионов.

Взгляд Зиглинды остановился на предмете, выпавшем из руки Зигмунда.

Это был Нотунг. Меч богов. И он был сломан!

С самого начала династии, когда предки Зигмунда заложили первые камни, основав Ксантен, Нотунг был символом королевства. Легенда гласила, что этот меч спустился в столбе огня прямо из Асгарда[2] и, сопровождаемый громом Тора, ударился о землю. Он был слишком большим и неудобным для человека, поэтому десять лучших кузнецов перековывали его десять дней. Десять дней он тлел, сохраняя жар огненного столба. А затем его принесли в дар королю Рутгеру.

Меч богов — сильный, непобедимый, гибкий — стал символом Ксантена. Вот уже три поколения он украшал герб королевства вместе с орлом, который расправил гордые крылья над великолепным клинком меча.

А теперь грозное оружие было сломано. Под рукоятью, приспособленной для двух больших мужских ладоней, треснуло лезвие. Оружие утратило свое величие, став тусклым и тупым. Если Зиглинде нужен был еще какой-то знак, то это был именно он.

Зигмунд снова взглянул на супругу. Любовь, которая могла удержать его рядом с ней, спряталась глубоко внутри.

— Время пришло.

Зиглинда не кинулась к мужу, умоляя его остаться. Со слезами на глазах она протянула руку к платью, лежавшему на земле.

— Ты станешь ее мечом и щитом, — приказал Зигмунд своему лучшему воину.

В другой ситуации Лоренс запротестовал бы и настоял на том, что он должен отдать жизнь, воюя плечом к плечу со своим королем. Но он знал, что Зигмунд просит его о высочайшей услуге — сохранении королевского рода Ксантена.

— Мы скроемся в замке и разошлем гонцов с просьбой о пристанище во все соседние королевства, — пообещал храбрый воин.

Зигмунд покачал головой.

— Замок падет, как только мы проиграем, а из королей никто не решится на то, чтобы укрыть законную королеву Ксантена от воинов Хъялмара. Вам нужно бежать — бежать в неизвестность. Никто не должен узнать ваши истинные имена. Спрячьтесь у Регина, кузнеца моего отца. Он живет в верховьях реки, в пяти днях езды на лошади.

— Что же теперь будет? — спросила Зиглинда, которая встала, прикрывшись платьем.

Зигмунд посмотрел на нее в последний раз.

— Если я сумел одарить тебя тем, в чем нам так долго отказывали боги, Хъялмару придется дорого заплатить. Возьмите сломанный меч и храните его до великого дня отмщения. Для этого ты должна жить.

Не дожидаясь ответа, король отвернулся и направился к своему разбитому войску, чтобы повести его в заранее проигранный бой. Склонившись над павшим воином, он взял меч из его руки и пошел навстречу смерти.

— Я не хочу жить без тебя, мой король, — прошептала Зиглинда.

Она научилась владеть своими чувствами. Трон был ценнее любви, и трон требовал сейчас, чтобы она рассталась с Зигмундом. Она боролась с собой. И проиграла.

— Зигмунд! — закричала Зиглинда и бросилась к выходу вслед за мужем. На поле боя, в смерть. Куда угодно, только чтобы еще хоть пару секунд побыть рядом с ним.

Лоренс поймал женщину здоровой рукой и удержал ее в шатре. Вскоре она прекратила сопротивляться. Ее сердце было разбито. Ноги у нее подкосились, а рыдания перешли в плач.

Спустя немного времени Лоренс отпустил королеву и заглянул ей в глаза, которые от слез утратили свой блеск.

— Я сделаю все, чтобы выполнить приказ моего короля. Если ваше горе столь невыносимо, разрешите мне ударить вас, чтобы лишить сознания. Когда вы придете в себя, мы будем уже далеко отсюда.

Его предложение было странным, но Лоренсу, к сожалению, не пришло в голову ничего лучше. Он от всей души хотел помочь королеве, но понимал, что ему сейчас не найти слов, дабы облегчить ее страдания.

Зиглинда вытерла слезы тыльной стороной ладони.

— Мой король никогда не осмеливался поднять на меня руку, и я не дам тебе такого права.

Лоренс пожал плечами. В его груди билось сердце простого солдата, и он готов был сделать все, чтобы выполнить приказ своего господина. Он завернул сломанный меч в кусок кожи и перевязал его ремнем, лежавшим на земле, а затем снял свою кольчугу и плащ с гербом Ксантена. Наконец, Лоренс сменил свой богато украшенный меч на простой меч воина. Несмотря на увечья и раны, он действовал ловко и сосредоточенно.

— Моя королева, за шатром стоят лошади. Нам нужно скакать к реке, чтобы по берегу направиться на юг. Вы готовы?

— Зиглинда, — ровным голосом ответила королева, расправив плечи. — Я уже не королева. Называй меня Лина, как это делала моя няня.

Лоренс изумленно посмотрел на женщину. Он понимал, что сначала нужно привыкнуть к мысли о том, что ему придется обращаться к своей королеве как к равной. Помедлив, воин кивнул.

— Лина.

Крики с поля боя приближались, и воины Хъялмара вот-вот могли ворваться в лагерь. Лоренс разрезал мечом шатер и сказал, чтобы Зиглинда следовала за ним. Они нашли шесть лошадей с попонами и кожаными уздечками. Лоренс выбрал двух лошадей серо-коричневой, как разрыхленная земля, масти. Затем он подал Зиглинде правую руку, чтобы помочь ей забраться на спину лошади, но она покачала головой и сама вскочила в седло.

Им приходилось скакать очень быстро, чтобы датчане не заметили, что королева Ксантена сбежала. Направляясь к реке, они проехали еще несколько сотен шагов вдоль поля боя, а потом устремились прочь, на восток. Как только беглецы выехали из-за шатров, они погнали лошадей бешеным галопом. Королева видела, что никто из воинов Ксантена не пытался покинуть поле боя, не пожертвовав своей жизнью ради собственной страны.

В этот момент Зиглинда спросила себя: может, она тоже должна была умереть там, рядом с Зигмундом, выполняя свою клятву оставаться верной ему до смерти и после смерти? Нет! Ее смерть не имела бы никакого смысла. Она дала бы датским войскам лишь еще одну голову, которую насадили бы на копье. Королева Ксантена должна жить, пусть это будет жизнь ради мести.

Солнечный свет постепенно возвращал миру его краски. Зиглинда научилась ездить на лошади еще до того, как начала ходить. Несмотря на свою хрупкую фигуру, она управляла лошадью решительно и уверенно. Лоренсу тоже не мешала потеря руки. Правой рукой он вцепился в уздечку, а культей левой руки поддерживал равновесие.

Хотя Зиглинда пыталась вести себя хладнокровно, ей не удавалось сосредоточиться на предстоящей дороге. Все мысли королевы были только о Зигмунде. Она слышала, что некоторые женщины чувствуют укол в сердце, когда их супруг погибает в бою. Но это, по мнению Зиглинды, была пустая бабская болтовня, наивные речи придворных дам, которым вскружили головы любовные песни бардов.

Зиглинда знала, что Зигмунд уже мертв. Она не почувствовала этого скорбного мгновения, да и сама мысль о его гибели пришла к ней не в момент озарения. Она просто понимала, что остатки войска Ксантена безнадежно разбиты и что смерть короля для Хъялмара — это простейший выход из затянувшейся войны, наиболее удачный способ закончить вооруженное противостояние.

Порывистый ветер высушил слезы на щеках королевы. Она думала о том, чтобы призвать на помощь богов. Но где были боги последние месяцы? Похоже, Ксантен уже давно лишился их милости. Поражение не могло быть знаком справедливости Одина. Если боги знали об этой войне, но допустили ее, значит, они были подлыми и несправедливыми.

Может, Хэнна действительно права? Хэнна, одна из придворных дам Зиглинды, недавно была застигнута королевой за молитвой — перед крестом! Зиглинде, честно говоря, было все равно, каким богам молилась Хэнна, но в потоке слов, которыми та защищала свою новую веру, Зиглинда расслышала много удивительного.

Бог этих… христиан, так они себя называли, был всеблагим. И всепрощающим. Он не искал отмщения за пороки людей. Его милость была не произволом, а справедливостью. Его царство было царством мира, в котором мед и девы ждали не воинов, а справедливых.

Свист Лоренса отвлек Зиглинду от тягостных мыслей. Солдат кивком головы указал на юг. Они доехали до опушки леса, через который за полдня можно было добраться до Ксантена. Однако сейчас им придется покинуть изъезженные повозками дороги и двигаться к Рейну глухими тропами. Зиглинда была рада, что день уже начался. Сейчас они, по крайней мере, могли скакать достаточно быстро, в отличие от ночи, когда придется ехать с большой осторожностью.

Руки Зиглинды судорожно сжались на уздечке: она подумала о том, что жители замка, скорее всего, даже не узнают вовремя об исходе битвы и будут совершенно не готовы к тому, что воины Хъялмара прорвутся за городскую стену. Судя по рассказам с границы, войско Хъялмара не пощадит слуг короля. Таков был военный закон — убивай на своем пути каждого, чтобы боялись все. Ни у одного военачальника не хватало времени завоевать уважение побежденного народа. Ему нужно было править, держа народ в страхе, и делать это до тех пор, пока страх не утомит людей, а забота о полях и скоте станет для них более важной, чем забота о законной власти.

Сейчас лошади ехали уже довольно медленно, и Зиглинда могла поговорить с Лоренсом.

— Кто этот Регин, о котором говорил Зигмунд? — спросила она.

— Говорят, что он потомок одного из кузнецов, которые выковали Нотунг из дыхания Одина. Он долгое время делал оружие для отца Зигмунда, но когда Хендрик умер, Регин покинул Ксантен, и никто не знает, куда он направился.

Зиглинда немного пригнулась, уклоняясь от низко свисающих ветвей деревьев.

— И мы можем ему доверять?

Несмотря на опасность, подстерегавшую их в случае промедления, Лоренс остановил коня и посмотрел королеве прямо в глаза.

— С этого дня вы никому не должны доверять! Слышите? Ваша жизнь… осталась в прошлом. Вам придется выдумать красивую ложь и рассказывать ее как можно убедительнее. Любой благородный человек, который встретит вас, будет введен в искушение золотом, обещанным Хъялмаром за вашу голову. И у вас, кроме призыва быть благожелательным к вашей судьбе, нет ничего, что можно было бы противопоставить этим деньгам.

Зиглинда хотела было возразить, но Лоренс еще не закончил.

— Когда настанет день, — сурово продолжил воин, — и вы поймете, что можете жить без помощи Регина, вам придется той же ночью перерезать ему горло. Ценность жизни этого человека меньше опасности, которая будет таиться в его знании.

Не дожидаясь ее ответа, он развернул лошадь и поехал вперед.

Королева, которая уже не была королевой, последовала за ним. При этом она задумалась, а не знал ли слишком много сам Лоренс и не следовало ли убить и его тоже? Лоренс уже ответил для себя на этот вопрос.

В последние недели Рейн переполнился. Широкая река медленно несла свои воды на северо-запад, к морю. От мелких проток с застоявшейся водой исходил гнилостный запах, который, казалось, навис легкой дымкой над поверхностью реки.

В стране больше не было рек, которые бы имели такое большое значение, как Рейн, и столько бы сделали для укрепления королевства. Товары из Рима и Византии плыли по Рейну до самого моря, откуда на кораблях перевозились в северные земли. На его берегах разрослись пышные виноградники, и их забродившие плоды давали вино не хуже, чем у франков. Рейн служил королевству водным путем, который никто не мог преградить ни войной, ни интригами. Блокируя Рейн, любой король остановил бы приток крови в собственную страну, и именно поэтому между Ксантеном и Бургундией уже много поколений не было войны.

Рейн наполнял не только страну водой, но и долгие зимние вечера легендами. Этим историям не было числа, и многие из них Зиглинда слышала от матери. Ходили слухи о прекрасной девушке, сидевшей на скале рядом с изгибом реки. Красота этой девушки привела к смерти многих моряков. Говорили также о сокровищах, охраняемых русалками Рейна. Иногда торговцы, которым казалось, что они чувствуют присутствие рядом с ними нимф Рейна, бросали за борт приношения. Мальчишки из окрестных деревень, проявляя чудеса ловкости, вытаскивали эти приношения на поверхность, как только корабли скрывались из виду.

И конечно же, легенды о нибелунгах, которым принадлежали леса Одина севернее Вормса и западнее Майнца. Естественно, нельзя утверждать, что нибелунги действительно ими владели. Боги щедро одарили Зиглинду здравым рассудком, и она знала, что истории о нибелунгах, этих необыкновенных карликах из древних времен, были лишь жутковатыми сказками, сюжет которых звучал иначе с каждым новым рассказчиком.

Впрочем, в появлении этих легенд не было ничего удивительного. Леса Одина, густые и непроходимые, таили в себе опасность. Еще римляне много столетий назад, пытаясь завоевать германские племена и распространить свое влияние до самого побережья, предпочитали водный путь. В этих краях водилось много волков и рысей, и когда кто-то не возвращался из путешествия, о нем говорили, что он «остался в лесах Одина». Паутина мифов плелась многими поколениями, и люди боялись низкорослых лесных жителей, встреча с которыми предвещала несчастье.

Зиглинде нравился Рейн. Как только копыта лошади коснулись воды, женщина, несмотря на все горе и смерть, окружавшие ее в последние дни, ощутила в душе некие проблески спокойствия и надежды.

Рейн, могучий и полноводный, внушал мысль об устойчивости бытия. Ни война, ни смерть не могли заставить его изменить течение, и даже во времена грозных перемен он гордо нес свои воды.

Всадникам действительно удалось проскакать через лес к реке, оставшись незамеченными наемниками Хъялмара. Они дважды сделали привал, вслушиваясь в лесные звуки. До них доносились чьи-то голоса, неясный шум, но они так никого и не встретили. Теперь, добравшись до берега, они надеялись, что им удастся скрыться на юге и не оставить за собой следов.

Лоренс соскочил с лошади и, стоя по колено в воде, нагнулся и окунул голову в воду. Когда он выпрямился, капли, оставшиеся на волосах, засияли в солнечных лучах. Зиглинде это показалось не только освежением, но и крещением. Пристально посмотрев на Зиглинду, Лоренс сказал:

— Теперь война для нас закончена. Ни победы, ни славы…

— Да, закончена, — задумчиво произнесла королева.

Лоренс скептическим взглядом окинул склон у берега реки.

— Вы не хотите немного отдохнуть?

Женщина покачала головой.

— И пойти на риск, зная, что датчане могут нас поймать? Ну уж нет, лучше я буду скакать, пока мертвой не выпаду из седла.

Лоренс с искренним изумлением уставился на нее, а затем вскочил на лошадь.

— Вы — сильная королева. Должен признаться, когда Зигмунд вас выбрал, я думал…

— Ты думал то же, что и народ, — прервала его Зиглинда. — Как и все остальные, ты ошибался. Однако я еще раз должна напомнить тебе: сейчас я всего лишь сильная женщина. Сильная королева умерла сегодня на рассвете, возле своего мужа.

— Лина, — пробормотал Лоренс, с трудом выговаривая это имя. — Лина…

И они поскакали дальше. Под копытами лошадей вода разлеталась брызгами, щекоча ступни Зиглинды и одновременно охлаждая ее усталые ноги.

Регин всегда рано ложился спать. Когда темнело, в лесу Одина уже нечего было искать. Проведя в одиночестве долгие годы, он привык, что рядом с ним никого не было, — никого, с кем бы он мог поговорить перед сном.

Но сегодня вечером все было по-другому. Угли в кузнице успели истлеть, и Регин, поужинав, давно вымыл в ручье деревянную посуду.

Сейчас кузнец стоял на небольшой полянке, на которой много лет назад выкорчевал все деревья, освободив место для будущего дома и поселившись здесь. Вокруг была непроглядная тьма, сквозь кроны деревьев с трудом пробивался слабый свет луны, и даже звезды, казалось, светили не так ярко, как обычно. Регин слышал, что ночные звери вышли на охоту, но среди них не было никого, кто мог бы представлять для него опасность, да он их и не боялся. В сущности, он вообще никого и ничего не боялся. Он давно стал частью этого леса. А лес, в свою очередь, не захотел бы жить без Регина и его кузницы.

Регин принюхался. Затем прислушался.

Одолевавшее его беспокойство шло не снаружи, не от ощущения внешней опасности — оно исходило изнутри. Что-то в его душе вышло из равновесия. Казалось, что боги заново расставили фигуры в своей вечной игре, и все в мире переменилось. Регин сел на землю и прижал ладонь к почве, стараясь почувствовать эти нежданные перемены.

— Зигмунд, — прошептал он.

И земля ему ответила. Земля рассказала кузнецу о новых задачах, которые поставит перед ним жизнь.

Дни тянулись в подозрительном спокойствии, и требовались огромные усилия воли, чтобы соблюдать осторожность. Лоренс подумал, что гонцы Хъялмара, охотившиеся на королеву, успели сообщить об огромной награде за голову Зиглинды. Во всяком случае жители всех крупных городов уже наверняка знали о ее побеге. Верному воину приходилось надеяться только на то, что датский король был слишком занят укреплением своей хрупкой победы. Но Лоренс прекрасно понимал, что рано или поздно тот начнет искать их в окрестностях Ксантена.

Им пришлось нелегко. Зиглинда и Лоренс старались избегать широких дорог, городов и поселений. Такое продвижение замедляло их путь. Рейн, вдоль которого они ехали, казался Лоренсу скользкой змеей в руке охотника. Заметив корабль или суденышко, беглецы прятались, укрываясь в ветвях деревьев, и ждали. Вряд ли, конечно, их искали повсюду, но само воспоминание о странной паре в сознании любого человека, случайно увидевшего их, могло представлять опасность.

Лошади, крепкие, выносливые, держались хорошо. Учитывая неровное илистое дно из камня и гальки, животные двигались медленно, и поэтому им редко требовался отдых. Когда наступал вечер, Зиглинда и Лоренс привязывали лошадей так, чтобы их не было видно с реки, и искали место для ночлега. Лоренс добывал пищу; несмотря на свои увечья, он всегда очень быстро умудрялся поймать куропатку или кролика. Костер они разводили небольшой, чтобы не привлекать ненужного внимания. Едва успев доесть, Лоренс поспешно забрасывал пылающие угли землей.

Зиглинда изо всех сил старалась помогать Лоренсу в этом нелегком путешествии. Она собирала дрова для костра, подготавливала кол, на котором жарила добычу, и выравнивала землю для ночлега. Понимая, что воину неприятно смотреть, как его королева занимается физическим трудом, она старалась делать все это, когда Лоренс охотился. К чести Зиглинды, ей удавалось держать себя в руках.

Единственное, с чем она не могла смириться, так это решимость Лоренса ни на минуту не выпускать ее из поля зрения. Воин осознавал, конечно, что его телу тоже требуется отдых, однако не позволял себе снимать кожаные сапоги, постоянно держал под рукой меч и никогда не засыпал, не услышав спокойное дыхание Зиглинды.

На четвертый день путешествия Лоренс проснулся рано утром и обнаружил, что рядом никого нет. Схватившись за оружие, он вскочил. Собственно говоря, никакой причины беспокоиться у него не было: скорее всего, Зиглинда отошла на пару шагов, чтобы закопать кости зайца, которого они вчера зажарили и съели за ужином.

Он искал ее повсюду, пока не дошел до склона, спускавшегося к реке. В этом месте корни деревьев подмыло течением и некоторые из стволов повалились набок, так что теперь кроны нависли прямо над Рейном. Сквозь густую листву Лоренс разглядел фигуру Зиглинды. Спрятавшись в переплетении ветвей, она стояла в воде обнаженная и стирала свое платье.

Это было странное зрелище. До сего момента Лоренс и не думал о том, что рядом с ним женщина. Зиглинда была для него прежде всего королевой. Даже когда она лежала обнаженной в шатре короля, он не смотрел на нее, поскольку это не приличествовало его рангу.

Когда под его ногой хрустнула ветка, Зиглинда подняла голову. Она смотрела на него спокойно, без стыда и раздражения.

— Доброе утро.

В ответ Лоренс кивнул и повернулся к ней спиной. Нельзя сказать, что он вожделел Зиглинду. Но она была женщиной, причем голой. Стараясь отвлечься, он задумался о том, что нужно бы убрать следы их ночлега, но в этот момент она позвала его.

— Отдай мне свою одежду, я ее тоже постираю, — сказала Зиглинда.

— В этом нет необходимости, — выдавил Лоренс сквозь стиснутые зубы.

— Лоренс, — строго произнесла Зиглинда, — в этом есть необходимость. Если нас не выдадут наши кони, то нас выдаст наша вонь. Кроме того, когда мы доберемся до кузницы Регина, я не хочу, чтобы он убил меня своим молотом, словно старую ведьму!

Лоренс вздохнул. Ему было стыдно, что он упустил это из виду. Он знал, что Зиглинда права. Этой ночью запах, исходивший от его тела, не давал ему уснуть. К тому же все чесалось. Пот, кровь и грязь покрыли ткань темной коркой, которая немилосердно натирала ноги и раздражала кожу.

Лоренс спустился к берегу. Развязав ремешки своих кожаных сапог, он отложил их в сторону и погрузился в Рейн. Когда вода поднялась до бедер, он снял штаны и протянул их Зиглинде.

— Вам не следует этого делать, — не удержавшись, заметил он.

Не обращая внимания на его слова, Зиглинда расправила платье на свесившейся к воде ветке и принялась полоскать штаны Лоренса с такой силой, что вода забурлила.

— Теперь мне придется многим заниматься, — сказала она. — Заниматься тем, что я делала, когда была молодой. К счастью, я ничего не забыла. Возможно, это покажется тебе странным, Лоренс, но иногда королева завидует работе своих слуг.

Лоренс снял свою рубаху грубой вязки и намочил ее в воде.

— А воин завидует крестьянину, — пробормотал он.

Внезапно Зиглинда замерла и предостерегающе подняла руку. Лоренс тут же затаил дыхание. Королева услышала всплеск, удары весел о воду. Звуки доносились сверху по течению реки.

— Мы должны спрятаться? — шепотом спросила Зиглинда.

Сложно было сказать, насколько далеко находился корабль, ведь река постоянно изгибалась. Мрачно оглядевшись по сторонам, Лоренс покачал головой.

— Крона дерева скроет нас, но нам нужно как можно глубже погрузиться в воду.

Воин и королева присели на дно реки, устроившись на гладких округлых камнях, устилавших берега Рейна. Вода доходила им до подбородка, и в ее холоде явно чувствовалось предвестие зимы. Лоренс уже и не помнил, когда он в последний раз так купался. Он был воином и обычно обмывал свое тело в лохани, из которой пили воду лошади. Иногда он позволял девушке, ухаживающей за ним, облить себя водой из кувшина. И вот теперь он сидел здесь — обнаженный, рядом со своей госпожой — и надеялся, что его никто не увидит. Лоренс проклинал все на свете, жалея, что ему пришлось оставить поле боя. Во всяком случае на войне не приходится прятаться. И всегда знаешь своего противника.

Минуты тянулись невыносимо медленно. Наконец из-за поворота реки показалась голова волка, бестии с оскаленной пастью, черными глазами и серым телом. Зиглинда глубоко вдохнула и вдруг испуганно вздрогнула. Лоренс оглянулся, стараясь убедиться, что они хорошо спрятались.

Платье! Зиглинда повесила его на ветку, но, несмотря на серый цвет, его могли заметить среди листвы. Стараясь не шуметь, Лоренс медленно поднял правую руку и, вцепившись пальцами в мокрую ткань, рывком сдернул платье с ветки и потянул его под воду. За фигурой волка, скользившего мертвым взглядом по воде, выступил нос корабля. Это был исландский лангбот: маленькая осадка, но широкое основание для большой грузоподъемности, двенадцать гребцов с каждой стороны и повисшие на безветрии паруса. На мачте красовался знак королевства Изенштайн: волк, в спину которого вцепился ворон.

Зиглинда вопросительно посмотрела на Лоренса, но тот лишь молча покачал головой.

Он тоже не знал, что привело исландцев в столь далекие края. История этого народа была окутана легендами. Дикие соплеменники Хакана, жившие на далеком острове с неплодородной почвой, мало общались с племенами, осевшими севернее Альп и подвергшимися влиянию римской цивилизации. Об исландцах говорили, что они такие же варвары, как и гунны. Они не знали ни письменности, ни музыки, ни законов природы; единственное, что их интересовало, — это добыча.

Говорили также, что исландцы живут за счет грабежей северных земель, никогда не вступая в открытую войну. То, что сейчас видели Зиглинда и Лоренс, могло лишь подтвердить эти истории. Воины с хмурыми лицами, стоявшие у поручней, были высокими, а медвежьи шкуры, укрывавшие их тела, делали их плечи еще более широкими. В отличие от датчан они не украшали головы шлемами, их волосы были неаккуратно заплетены в косы.

На большинстве исландцев не было привычной для других северян одежды. Они были просто прикрыты полотнами кожи, закрепленными на их мускулистых телах ремнями. У некоторых на спине висели боевые топоры. Какой-то воин мочился в воду, пожирая при этом обуглившийся кусок мяса. Эти люди не производили впечатления отряда странствующих воинов. Они больше напоминали стаю крыс, несущих чуму и готовых заразить все, что повстречается на их пути.

За первым кораблем последовал другой, затем третий. По подсчетам Лоренса, их было человек сто. Возможно, исландцы, узнав о падении Ксантена, решили разведать, что здесь происходит. Вряд ли они занимались бы грабежами по дороге — падение Ксантена могло бы позволить этим дикарям дорваться до сокровищниц короля Зигмунда.

Лоренс был рад, что свои сапоги и меч спрятал на берегу. В то же время он чувствовал поднимавшуюся в нем ярость, оттого что не мог сейчас сжимать свое оружие в руке. С его стороны это было неосторожно и глупо. Он пообещал себе никогда больше не повторять такой досадной ошибки.

Полчаса Лоренс и Зиглинда сидели в воде, пока исландские корабли не скрылись из виду. Казалось, минуты тянулись бесконечно. Лоренс взглянул на женщину. Она дрожала от холода, губы у нее посинели.

— Вы должны выбраться из воды. Я разведу костер. Тогда мы сможем согреться и высушить одежду.

Зиглинда кивнула.

Пять дней езды, о которых говорил Зигмунд, превратились в неделю. Последний день Зиглинда и Лоренс скакали по тропам густого и темного леса Одина. Время от времени им приходилось вести лошадей под уздцы, чтобы пробраться сквозь густые заросли.

В лесу им казалось, что древние боги своими ладонями сдвинули величественные кроны деревьев, образовав плотный навес, не пропускавший солнечного света. Стволы деревьев переплелись друг с другом, земля была сухой и прохладной, а из-под земли торчали узловатые корни деревьев.

Лоренс и Зиглинда соскочили с лошадей, чтобы собрать дрова.

— Откуда ты знаешь, где живет Регин? — спросила Зиглинда.

— Король часто говорил об этом, когда рассказывал мне, как спрятать вас от Хъялмара, — ответил Лоренс, слегка замявшись.

Зиглинда была поражена до глубины души.

— Он что, все это планировал? Зигмунд знал заранее, что война с Хъялмаром проиграна?

Судя по угрюмому выражению лица, Лоренсу не хотелось говорить об этом.

— Королю не нужно было объяснять, что нас ожидает. Все военачальники знали, что эта война была проиграна до того, как началась.

— Но зачем же тогда проливать кровь? Почему Зигмунд не отдал Ксантен Хъялмару, не спас жизнь тысячам воинов? Женщины стали вдовами, а дети сиротами!

Она запнулась, но Лоренсу легко было понять ход ее мыслей.

— А мужчины превратились в калек… — продолжил он.

— Я не это имела в виду, — тихо сказала Зиглинда.

— Нет, вы именно это имели в виду, — буркнул Лоренс. — Но вы не поняли. Вы ничего не поняли. Каким королем был бы Зигмунд, если бы отдал свое королевство без борьбы такому чудовищу, как Хъялмар? Защищать Ксантен! Такова была его задача. И эта задача не становилась менее важной, даже если ее невозможно было выполнить. Что можно сказать о мужчине, который стремится лишь к победе? Он — трус! Король Зигмунд мог быть кем угодно, только не трусом! Сожалею ли я, что отдал свою руку в проигрышном сражении? Нет! Я сожалею о том, что отдал всего лишь одну руку!

Говоря эти слова, Лоренс все больше распалялся, но, поймав себя на том, что он кричит на свою королеву, внезапно замолчал.

Зиглинда не ответила. Политика, какой бы она ни казалась, всегда была уделом мужчин и неизбежно вела к войне. Историю писали от битвы к битве, а короткие времена перемирий отмечались хронистами двумя-тремя скупыми строками, не больше. Лоренс — воин, а значит, ожидать, что он когда-нибудь изменится, — глупая затея.

Солдат остановился.

— Туда. — Он указал на проблеск света в лесу.

Зиглинда прищурилась. Там действительно что-то было. Что-то, напоминавшее темный, с пологими склонами холм, прижимавшийся к краю леса. Было бы легко принять его за естественную возвышенность, если бы над ним не поднималась тонкая струйка дыма. Вероятно, это и была кузница Регина. Зиглинда решила не задумываться о бессмысленности существования кузницы в столь уединенном месте. Иногда ей казалось, что предназначение многих вещей специально скрыто кем-то от человека.

Когда они приблизились, очертания кузницы стали отчетливее. Полусфера, плавно переходившая в землю, была сделана из деревянных срубов. Срубы практически не выделялись, так как лес за многие годы — или десятилетия, Зиглинда не могла этого определить, — укрепил это сооружение, покрыв его толстым слоем мха и трав. Строение действительно напоминало холм, а вход в него — нору, похожую на черную пасть под зеленым хохолком.

Диаметр сооружения составлял шагов двадцать. Зиглинда заметила за этой постройкой еще один холм, поменьше, который, скорее всего, служил местом для сна. Хотя Зиглинде еще никогда не приходилось видеть таких построек, она сразу же поняла их преимущество: травы защищали дом от ветра и дождя, а зимой удерживали тепло внутри. Дом был незаметным и идеально подходил для человека, который не хотел, чтобы сюда забрел какой-нибудь случайный путник.

Королева услышала сильные, но достаточно приглушенные удары металла по металлу. Очевидно, стены обеспечивали еще и звукоизоляцию.

— Откуда мы вообще можем знать, что он нас примет? — спросила Зиглинда. — В конце концов, он уже не на службе у короля.

— Регин у короля не на службе, но он у него в долгу, — возразил Лоренс.

Он хотел проехать дальше, но удары в кузнице внезапно прекратились. Лоренс начал успокаивать себя тем, что Регин никак не мог слышать их тихий разговор, но в темном проеме, ведущем в хижину, появилась фигура кузнеца.

Зиглинда не знала, чего она ждала. Возможно, пожилого жилистого мужчину с сильными руками и загрубевшей кожей — ведь именно так выглядит кузнец, достигший старости. Но Регин нисколько не соответствовал привычному для всех образу. Он был маленького роста, с неестественно широкими плечами и мускулистыми руками, свисавшими вдоль туловища. Его руки были настолько длинными, что небольшой молот, который Регин сжимал в правой руке, волочился по земле. Курчавые черные волосы выбились из-под косынки, а синие глаза, оттененные черными бровями, ярко сверкали. На груди у него висел кожаный передник, а ноги были перевязаны кожаными ремешками, доходившими до края коротких штанов. На вид ему было лет тридцать, максимум сорок.

Но больше всего Зиглинду поразили руки Регина. Они были грязными, что никого, конечно, не удивляло, но даже на расстоянии двадцати шагов, разделявших их и Регина, она разглядела гладкие, не загрубевшие от тяжелой работы пальцы, которые могли бы принадлежать барду, но не кузнецу. Никаких шрамов, никаких мозолей, и даже ногти, казалось, были отполированы.

Не говоря ни слова, Регин продолжал спокойно стоять у входа в хижину, пока Зиглинда и Лоренс медленно приближались к нему. Кузнец узнал Лоренса и сразу понял, почему тот оказался здесь, тем более что лес уже рассказал ему и о войне, и о смерти Зигмунда. Он без труда догадался, кто приказал привезти сюда верную спутницу короля Ксантена. А поскольку причина визита была ясна, кузнецу не понадобилось выслушивать просьбу, выполнить которую он все равно был обязан.

Лоренс тоже понимал, что Регин узнал его и успел сделать необходимые выводы. Зиглинда засмущалась и глубоко вздохнула, словно собиралась прервать молчание. Лоренс взял королеву за руку и слегка сжал, чтобы удержать ее от этого.

Регин отпустил молот и стал на колени. Он склонил голову, коснувшись подбородком грязной груди.

— Моя жизнь — ваша жизнь, ваше величество, и я готов отдать ее за вас.

— Хотел бы я пообещать тебе, что до этого не дойдет, — сказал Лоренс. — Вставай.

Регин немного приподнял голову и посмотрел на Зиглинду. Она жестом разрешила ему встать, и Регин повиновался ей.

— Я больше уже не королева, — сказала Зиглинда. — Теперь мое имя Лина, и на то время, которое мне удастся предугадать, я стану твоей помощницей и буду делать все, что в моих силах. Если Ксантен не освободят, так будет продолжаться до конца моих дней.

Регину, похоже, намного легче было свыкнуться с этой мыслью, чем Лоренсу. Итак, Зиглинда уже не королева Ксантена.

— Ну хорошо, — сдержанно произнес хозяин лесной хижины. — Лина так Лина. — Внезапно он оглянулся и испуганно воскликнул: — Ой, моя работа! Минутку.

Кузнец поспешил в мастерскую, а Лоренс с Зиглиндой привязали лошадей к дереву и последовали за ним. В этом сферообразном помещении, не разделенном стенами, царила жара. Повсюду можно было увидеть приспособления и инструменты, которые нужны любому уважающему себя кузнецу: металлические щипцы, молоты, огромные меха, наковальня и множество ведер. В двух деревянных ящиках были сложены изделия, выкованные Регином.

Низкорослый кузнец снял щипцами раскаленное металлическое изделие с наковальни и поспешно опустил его в ведро. Послышалось шипение. Зиглинде стало любопытно. В то же время она была удивлена: эта мастерская совершенно не походила на придворные кузницы. Она была какой-то грубой, простой и неубранной, однако в ней чувствовалась атмосфера покоя и тепла, так что на душе сразу же становилось легче. Казалось, эта кузница — часть самого леса, природы.

— А что ты делаешь? — спросила она.

— Серп, — пробормотал Регин, вытирая остывший металл куском кожи. — Хорошие серпы всегда нужны.

Только сейчас Лоренс заметил, что в ящиках лежали одни инструменты. Там не было ничего из оружия.

— Ты что, больше не делаешь ни мечей, ни наконечников для стрел?

Регин взглянул на него с презрением.

— Война окончена. Разлагающиеся трупы, голод… этого сейчас у нас предостаточно. Да и оружия тоже. Цена на него падает, когда царит мир и… разруха.

Зачерпнув немного воды из ведра, Регин обмыл лицо, а потом вытерся грубой тряпкой. Когда кузнец частично смыл грязь и пот, стало очевидно, что он выглядит еще моложе, чем казалось вначале. Зиглинда поразилась, увидев, что у Регина на лице не росла борода и не было ни малейших признаков щетины.

— Мне говорили, что ты был кузнецом еще у Хендрика, отца Зигмунда.

Регин криво улыбнулся:

— Боги подарили мне долгую жизнь.

Было понятно, что он больше не хочет об этом говорить, и бывшая королева, которая явилась к нему в роли просительницы, перестала настаивать.

Зиглинда и Лоренс с аппетитом ели. Нельзя сказать, что у них было физическое ощущение голода, скорее они наслаждались возможностью вкусить настоящий обед с соусом и приправами после того, как им столько дней пришлось питаться одним полусырым мясом. Но лучше всего был хлеб. Зиглинда была глубоко убеждена, что еще никогда в жизни не ела такого изумительного хлеба.

Они сидели в маленькой пристройке, служившей одновременно спальней и кухней. Судя по всему, за последние годы кузнец тут неплохо устроился.

— А почему ты построил себе кузницу в лесной чаще? — поинтересовался Лоренс, отщипывая кусочки хлеба и макая их в темный соус.

— Мне нравится быть одному, — ответил Регин, коротко взглянув на Зиглинду, чтобы та поняла, на что он намекает. — А еще я никогда не работаю на заказ. Один раз в году я собираю все свои товары и продаю, поднимаясь вверх по реке. Прибыль у меня неплохая.

— Но королю Ксантена могла понадобиться твоя помощь! — прорычал Лоренс.

— Даже боги не сумели спасти Ксантен, — возразил Регин.

Это было оскорбление. Оскорбление, направленное против каждого солдата, служившего Зигмунду. Рука Лоренса судорожно сжала рукоять меча, и солдат вскочил, уронив на пол шлем.

— Да как ты смеешь насмехаться над нами?! — в ярости воскликнул он.

Регин, продолжая спокойно сидеть, сказал:

— Убери меч, а не то я убью тебя.

Он оставался совершенно невозмутимым, и даже Зиглинда не сомневалась в том, что Регин в состоянии защитить себя.

Она поняла, что Лоренс не может замять этот конфликт, не ударив в грязь лицом, и поэтому решила вмешаться:

— Пожалуйста, Лоренс, сядь. Даже если каждый из нас по-своему расценивает эту войну, она ведь все равно уже закончилась. Наш взор должен быть устремлен в будущее.

Лоренс сел и поднял кубок:

— За будущее! Пускай в Ксантене вновь развевается наше знамя, а дети играют черепом Хъялмара.

Регин тоже поднял свой кубок и чокнулся с солдатом. Кузнец не был злопамятен.

Регин и Лоренс устроились на ночь в кузнице, чтобы Зиглинда могла спать в пристройке. Сперва она не хотела об этом даже слышать, но мужчинам удалось настоять на своем.

— Завтра же, — сказал Регин, — я начну валить деревья, и до прихода зимы мы соорудим вам отдельное жилище. Где-то в сундуке у меня лежат ткани, и если вы умеете шить, то эта материя только и ждет, чтобы превратиться в новое платье.

Зиглинда с благодарностью кивнула, и мужчины вышли из пристройки. Раздевшись, она села на деревянный лежак, служивший Регину кроватью. В камине еще дымились угли, и Зиглинда укрылась лишь тонким льняным покрывалом. Она вспомнила о том, что говорил Лоренс. Несомненно, этот испытанный солдат отдал бы последнюю каплю крови за освобождение Ксантена от ига Хъялмара. Кроме того, было очевидно, что это освобождение не произойдет без новой войны. Войны, которую может объявить только тот, кто станет наследником трона Ксантена.

Зиглинда осторожно провела рукой по животу. Пройдет еще несколько недель, прежде чем она узнает, сумел ли Зигмунд сделать ей на прощание драгоценный дар. Все это время она будет мучиться мыслью о том, как скоро воплотится в реальность мечта Лоренса о будущем и станет ли это ее будущим. И будущим ее ребенка. К тому же Зиглинда не очень доверяла Регину. По ее мнению, он был странным человеком. За неказистой внешностью явно скрывался острый ум.

Женщина успокаивала себя тем, что у нее пока еще есть время. Пройдет девять месяцев, и она узнает, суждено ли ей родить принцессу, которой придется выйти замуж за принца и завоевать Ксантен с помощью войск свекра, или же ее ребенок станет воином, чье наследное право приведет к восстанию против Хъялмара. Зиглинде не хотелось этого, но таков был долг королевы. Ее ребенок будет наследником Ксантена.

Лоренс остался еще на три дня, помогая Регину валить деревья для нового дома. Затем он сообщил, что ему пора возвращаться в свою страну.

— Я должен посмотреть, что осталось от Ксантена и кого из наших заточили в тюрьму, — объяснил он, вскакивая на лошадь. — Сейчас врага не победить силой меча, но, возможно, его власть удастся ослабить изнутри.

Зиглинда протянула ему мешок с провизией и новую рубашку, которую она сшила для него.

— Да пребудут с тобой боги. С тобой и Ксантеном.

Лоренс благодарно кивнул. Он знал, что Зиглинда не попросит его возвращаться. Сейчас их пути расходились. В этот самый момент, в этот самый час. Верный солдат указал на части Нотунга, лежавшие у входа в кузницу.

— Закопайте меч у того бука, чтобы сохранить его, пока не найдется его законный хозяин, — напоследок попросил он. — До того времени я буду бороться за свободу Ксантена, проливая кровь и не щадя своей жизни.

Лоренс произнес это так, как будто полностью смирился со своей судьбой, как будто жизнь воина превратилась в ожидание смерти, которая могла избавить от позора, павшего на его голову из-за того, что он не сражался в этой войне до ее горького конца.

Регин протянул Лоренсу меч.

— Я еще раз его отполировал, — сказал кузнец. — Конечно, это не лучший меч в мире, но его будет вполне достаточно, чтобы отрезать уши любому нахалу, с которым ты столкнешься по дороге.

Лоренс еще раз кивнул.

— Береги ко… береги Лину как зеницу ока.

Это была не только просьба. Это было еще и предупреждение. Не дожидаясь ответа, он развернулся и пришпорил лошадь.

За кузницей, в стороне, противоположной той, откуда приехали Зиглинда и Лоренс, вилась узкая тропка. По словам Регина, вскоре она переходила в более широкую тропу, а затем и в проезжую дорогу. Этот путь должен был привести Лоренса к людям.

Они смотрели солдату вслед, пока он не скрылся в лесу.

— Я закопаю меч, — сказал Регин. — Если хочешь, можешь пока приготовить обед.

Зиглинду поразила легкость, с какой Регин перешел к фамильярному тону сразу же после отъезда Лоренса. Она кивнула.

— А потом я подмету твою кузницу. Там столько щепок, что любая искра может превратиться в пожар.

Рассмеявшись, Регин нагнулся за Нотунгом, завернутым в кусок кожи.

— Да, это ты хорошо придумала. Только не перетрудись. У тебя под сердцем не просто первый наследник Зигмунда. Это единственный наследник короля.

С этими словами он пошел к буку закапывать Нотунг.