"Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»" - читать интересную книгу автора (Шэффнер Николас)

Глава 8. Параноидальные глаза

К началу лета 1967 завоевание Америки занимало все больше и больше места в стратегических планах Дженнера и Кинга. С тех пор как THE BEATLES учинили британское нашествие (the British Invasion), для каждой английской группы хотя бы с минимально раскрученным именем обязательным условием стала попытка повторить (если не превзойти) на гораздо более обширном рынке США свой успех на родине. «Английские группы, — говорит Питер Дженнер, — либо расцветают, либо прозаически распадаются после первого турне по Штатам». Если говорить о ПИНК ФЛОЙД, то, конечно же, их репутация ведущей группы британского андеграунда могла только способствовать успешным выступлениям в дни, когда их американские близнецы — типа JEFFERSON AIRPLANE — по-настоящему взламывали отечественный Тор 10.

Дженнер отправился в Нью-Йорк, чтобы подготовить почву для прорыва ФЛОЙД. Благодаря связям Джо Бойда, ему был оказан Полом Ротшильдом (Paul Rothchild) теплый прием в офисе Electra Records. «Если хотите увидеть представителей андеграунда, — увещевал его Ротшильд, — вы должны поехать в Сан-Франциско». Когда Дженнер признался, что такое путешествие ему не по карману, продюсер настоял на перелете через континент первым классом за счет фирмы. «Это было очень мило с его стороны, — говорит Дженнер, — но в большой степени являлось как бы данью отношениям, царившим в то время. Я был вроде брата-хиппана, приехавшего из старушки-Англии».

В Fillmore West, однако, Дженнер был поражен тем, «насколько все было примитивно и насколько выступавшие там группы уступали английским психоделическим коллективам». В Лос-Анджелесе Дженнер присутствовал на сеансе звукозаписи самой выдающейся (и самой горячей!) новой команды Ротшильда — THE DOORS.

Несмотря на подобные жесты, босс Elektra Records Джек Хольцман не обратил внимания на ПИНК ФЛОЙД, когда они хотели получить контракт с EMI. По недосмотру группа попала на дочернее отделение EMI — Capitol, которое, в свою очередь, отправило их на свой захудалый лейбл Tower Records, где распоряжался Майк Керб (Mike Curb) (Керб впоследствии выступил инициатором громкой кампании по очистке звукозаписывающей индустрии от «исполнителей, ориентированных на темы, связанные с наркотиками», благодаря чему и попал в кресло вице-губернатора штата Калифорния). После звуковых дорожек к дешевым фильмам о байкерах и оркестрованных самим Кербом тем из бродвейских мюзиклов фирма выпустила американский вариант «The Piper At The Gates Of Dawn», время выхода которого совпало с первым выступлением группы в США. Это счастье случилось 26 октября в зале Fillmor West. Capitol (как это часто случается) представляла собой компанию, стремившуюся возместить все сполна, вложив минимум, и не нянчившуюся со своими клиентами. К тому времени фирма во всю выдаивала свою самую упитанную денежную коровку по имени THE BEATLES, вплоть до 1966 года вырезая, по меньшей мере, по три композиции с каждого британского альбома, чтобы, собрав их на новый диск вместе с хит-синглами и песнями со вторых сторон сорокопяток, получить вдвое больше альбомного «продукта». «Сержант Пеппер», правда, избежал подобной участи, но такое гуманное отношение не распространялось на малоизвестных тогда ПИНК ФЛОЙД. Учитывая, что этим британским хиппи каким-то образом УДАЛОСЬ стать очередной молодежной сенсацией, руководство фирмы Capitol решило «сократить» «Волынщика» на три песни, чтобы потом, включив несколько номеров с синглов, немедленно выпустить ВТОРОЙ альбом группы!

В итоге первая и последняя композиции британской версии альбома — «Astronomy Domine» и «Bike» с пластинки исчезли, и «Flaming» убрали, расценив ее как потенциальный материал для сингла. Остаток песен перетасовали, нимало не заботясь о сохранении авторской идеи органичного развития повествования. Позже Рик Райт жаловался, что никто с Capitol даже и не удосужился сообщить группе о внесенных изменениях.

Такова была звукозаписывающая компания, которая в контролируемом мафией ночном клубе устроила «английским королям света» (как их рекламировали) что-то вроде показательного (или показного) приема. Но — в середине дня. Пока руководство Capitol пыталось поддерживать с Сидом и остальными непринужденную беседу, им подавали напитки несчастные девушки в колготках и чулках-паутинках, чьи усталые глаза говорили, что их подняли с постели специально по такому случаю.

Такую сюрреалистическую сцену можно было считать прелюдией к последовавшему затем монументальному фиаско. «В американском турне Сид стал серьезно осложнять нам жизнь своей эксцентричностью, — говорит Дженнер, который милостиво позволил Эндрю Кингу пожинать плоды этого турне. — Именно тогда стало совершенно ясно, что у нас возникла нешуточная проблема».

В Сан-Франциско ФЛОЙД выступали не только в Fillmofe West, но и дали несколько концертов в зале Winterland, где они играли перед BIG BROTHER AND THE HOLDING COMPANY — протеже их старого знакомого Чета Хелмза. Несколько разочарованный тем, что BIG BROTHER и другие хейт-эшберийские команды оказались «менее необычными», «отрывными» и «улетными», чем он ожидал, Уотерс — а с ним и Мейсон — был приглашен за кулисы певицей Дженис Джоплин для дружеского общения за рюмкой «Southern Comfort». Что же касается Хелмза, у него имелось несколько замечаний по поводу шоу ПИНК ФЛОЙД, «в котором царил сплошной «фидбэк», что для того времени было очень ново и прогрессивно. Уверен, Джими Хендрикс взял этот эффект «обратной связи» на вооружение именно после ПИНК ФЛОЙД.

«В Winterland Сид был в порядке, — говорит Питер Уинн Уилсон, отправившийся в США вместе с Дженнером и Кингом. — Но когда мы приехали в Лос-Анджелес, чтобы выступить в маленьком клубе, Сид впал в прострацию. Частично это произошло из-за того, что мы мало спали. Нас одолевали восхищенные калифорнийские девушки, которые требовали у нас наши «звездные» автографы, а потом предоставляли нам все, о чем только можно мечтать. Очень соблазнительно для человека из Англии, особенно при таком солнечном великолепии.

Не знаю, принимал ли там Сид «кислоту». Всеми выкуривалось огромное количество «травки», которой Роджер и Ник предпочитали такое же огромное количество виски «Southern Comfort».

Атмосфера беспечности развеялась после провального концерта в клубе Cheetah, где молчание гитары Барретта дало толчок к началу всяких разговоров. Держась за гриф, он стоял, уставившись в никуда, его правая рука висела плетью. После того как Сид не смог выдавить из себя ни звука, Уотерс и Райт решили сами заступить на вокальную вахту.

«Нет ничего странного в том, что Роджер так завелся, — говорит Питер Уинн Уилсон. — Мне кажется, я помню, как он требовал от Эндрю немедленно избавиться от Сида». Десять лет спустя Ник Мейсон открыто рассказал о своей реакции на поведение Сида: «Сегодня легко оглядываться назад, на прошлое, и пытаться придать ему какие-то определенные черты и очертания. Но когда ты находишься в полном смятении, когда у тебя в голове царит полнейшая неразбериха, ибо ты пытаешься остаться в группе, добиться успеха и заставить весь механизм работать — а ничего не вытанцовывается. Непонятно, почему все так получается, ты не можешь поверить в то, что кто-то умышленно пытается завалить все дело. При этом твой внутренний голос, твой двойник, сидящий внутри тебя, говорит: «Этот человек — сумасшедший, он пытается уничтожить меня!». Разрушить МЕНЯ, знаете, — это очень личное. Заводишься до такого состояния, что ярость твоя никакому контролю не поддается.

Думаю, существовали некоторые необычайно ясные моменты, как это было в потрясающем американском турне, о котором мы будем вспоминать всю жизнь. Сид, расстраивающий свою гитару на протяжении всей композиции, ударяющий по струнам и опять расстраивающий инструмент, что очень современно (смех), но группе-то практически невозможно ему подыграть! Во время других выступлений он — так или иначе — прекращал играть, но оставался стоять на сцене, заставляя нас выкручиваться из ситуации изо всех сил. В таких случаях думаешь: «Нам позарез нужен кто-нибудь еще или, по крайней мере, пусть хоть кто-нибудь поможет!».

«В то время, — говорит Уинн Уилсон, — нас не покидало ощущение, что он вот-вот «соскочит». Я был очень близок к Сиду, и в определенной степени чувствую за него личную ответственность . Иногда ситуация складывалась, прямо скажем, мало приятная».

«На Сида было страшно смотреть — и страшно находиться рядом. Ты говоришь что-то, так, как обычно общаешься с другими, а в ответ получаешь пустой, абсолютно параноидальный взгляд». «Такая мрачная картина усугублялась новой, совершенно дурацкой, прической Сида.«Мы все отправились к «Видал Сассун» (Vidal Sassoon) и сделали перманент, — вспоминает Уинн Уилсон. — Сид был совсем плох. На нем была цветастая рубашка с обшитым тесьмой воротником и широкими рукавами, которая, если бы все было в порядке, выглядела забавной. Но в сочетании с его напряженностью и паранойей эта одежда производила отвратительное впечатление». Capitol тем временем продолжала расточать щедроты. Покатав ФЛОЙД по Беверли-хиллз, чтобы они поглазели на дома звезд, представитель фирмы торжественно провозгласил: «Да, вот мы и в самом центре всего этого — Голливуд и Вайн!». При этих словах Барретт моментально вышел из транса и воскликнул: «Как здорово оказаться в Лас-Вегасе!».

Другим желанным гостем в Лос-Анджелесе был Элис Купер, пригласивший Сида и остальных отобедать вместе с его группой. Таким образом, рокеры, являющие собой некий суррогат-заменитель психоделии, получили прекрасную возможность встретиться лицом к лицу с настоящими представителями этого направления. Гитарист Купера Глен Бакстон (Glen Buxton) ушел с обеда, будучи твердо уверенным, что «Сид определенно явился с Марса». Хотя Барретт едва ли произнес пару слов за весь вечер, Бакстон не считает, что он был уж таким стопроцентно некоммуникабельным. «Ни с того ни с сего я взял сигару и передал ему, — вспоминает он, — а он кивнул головой, как бы говоря: «Да, спасибо…». Очень странно. Произошел как бы сеанс телепатической связи, настоящий сеанс! Совершенно неожиданно оказываешься вовлеченным в какое-нибудь действие. Например, передаешь сахар или что-то еще и думаешь: «Черт возьми! Я не слышал, чтобы кто-нибудь что-то сказал». Первый раз в жизни я встретил человека, который свободно владел таким даром. А этот парнишка «выпадал» и возвращался постоянно».

Теледебаты в Tinseltown с Пэтом Буном (Pat Boone) 5 ноября и Диком Кларком (Dick Clark) 6-го соответственно должны были стать самым примечательным событием турне. Но они закончились полным провалом. В ответ на дурацкие вопросы Буна Сид хранил молчание, глядя в лицо ведущему пустым, немигающим взглядом, как зомби. Когда же пришло время пропеть (надо думать, под фонограмму) «See Emily Play» в передаче «American Bandstand», он, вообще, не разжимал губ — образно говоря, «на устах его лежала печать». В самый разгар наслоения столь ужасных эпизодов Эндрю Кинг решает сказать «стоп!» столь убыточному развлечению: отправить компанию следующим самолетом домой — по хатам! — вынудив телешоу «Beach Party» подыскать замену. Кроме того , 12 ноября ФЛОЙД должны были выступить в нью-йоркском клубе Cheetah. Однако обстоятельства складывались так, что и Нью-Йорку, называемому на слэнге «Большим яблоком», приходилось ждать лучших флойдовских времен. Во время незапланированного недельного отпуска неожиданно обнаружилось, что почти у всех (после того, что они натворили) есть неотложные дела в Лондоне. «Они вернулись из Штатов с гонореей, — вспоминает одна из подружек. — Они с остервенением подставляли свои мягкие места под уколы».

Если бы все шло по плану, после Нью-Йорка группа выступала бы в Голландии, в Роттердаме, а потом начала бы еще одно изматывающее турне по Великобритании. В подобном беличьем колесе вертелись тогда жаждущие славы поп-звезды: «Добро пожаловать, сынок, добро пожаловать… в Машину!». К такой гонке Барретт оказался совершенно неприспособлен и с психологической, и с творческой точек зрения. Теперь, когда машина шоу-бизнеса была запущена полным ходом, ее едва ли можно было остановить, сбавить ход или попридержать. Нужно было платить по бесконечным счетам, которые набегали из-за многомерных шоу ФЛОЙД. Музпечать жаждала интервью, фэнзины требовали фотографий, а фирмы грамзаписи бредили новым синглом. И остальные флойдовцы не собирались расставаться со своим шансом стать звездами только из-за того, что здоровье Сида было ни к черту. The show must go on… Шоу должно продолжаться.

ФЛОЙД сразу же отправились в путь как разогревающий состав у THE JIMI HENDRIX EXPERIENCE, в старомодном «сборном турне» а-ля 50-е годы, где выступали семь команд, игравших по два раза за вечер, и каждый раз — в другом городе. Однако исполняемая музыка представляла собой бескомпромиссный прогрессивный рок образца 1967 года. Премьера шоу 14 ноября в лондонском Ройял Альберт-холле даже получила название в лучших традициях андеграунда — «Алхимическая свадьба» («The Alchemical Wedding»).

Именно на этом концерте Питер Уинн Уилсон применил ультрановый эффект, позволявший мгновенно менять цвет. «Я разгонял две установки на полную скорость, затем убавлял освещение и получал неверно мерцающий белый свет. Но когда я потом сбавлял скорость, от любого быстрого движения музыкантов на сцене получались радужные тени. Первое, что вы видели, — как расцвечивались руки Ника, потому что он двигался быстрее остальных. А затем спадала скорость — и радуги расширялись до тех пор, пока вся площадка не начинала пульсировать лучами. Но нельзя было понять, какого именно цвета были лучи, потому что все менялось так быстро».

«Это был потрясающий эффект. Он обладал всеми свойствами вводящего в транс стробоскопа, но без резких вспышек, из-за которых возникают неприятные ощущения. Я редко использовал стробоскопы в шоу ФЛОЙД, поскольку они, с моей точки зрения, по своему воздействию были чересчур агрессивны для той музыки, в которой мы купались». Уинн Уилсон мог радоваться тому, что только один фэн «откинулся» из-за придуманного им эффекта — «неплохой результат по сравнению с массовой дурнотой, которая охватывала при включении стробоскопов зрителей-торчков и превращалась в настоящую эпидемию.

В Ройял Альберт-холле насыщенное световыми эскападами шоу и чувство чего-то грандиозного, переживаемое зрителями, позволили ФЛОЙД спокойно прокатить свое короткое выступление третьими по счету. Старания Барретта поучаствовать в шоу были весьма похвальны, хотя и не очень ощутимы, и являлись всего лишь короткой ремиссией болезни.

Помимо жесткого расписания, турне в одной связке с Хендриксом включало все те приемы шоу-бизнеса, против которых возражал Сид. И это неминуемо обострило отношения в группе. Выступавший хедлайнером Хендрикс на каждом концерте работал по 40 минут, THE MOVE — 30, а ФЛОЙД должны были вывернуться наизнанку и показать, что ОНИ за штучки такие, — всего за 17 минут. С точки зрения Уотерса и Мейсона, это вынуждало группу исполнять набор проверенных хитов, подаваемых в усеченной и удобоваримой форме.

Для Барретта же музыка служила актом спонтанного самовозгорания, и какое-либо повторение было лишним. Когда он воспротивился попытке своих коллег прибавить чуточку профессионализма, они, в свою очередь, с еще большей нетерпимостью стали относиться к его выходкам. «Похоже, они не отдавали себе отчета в том, что Сид был в состоянии глубочайшего психоза, — говорит Сюзи Уинн Уилсон, — они этого не чувствовали. Барретт же был сверхчувствителен к окружающей его обстановке. Он не мог даже войти в комнату, если там чувствовалось хоть малейшее напряжение или раздражение».

Сторм Торгесон, друг Сида, более сочувственно относится к коллегам Барретта в тот период. «Он взял ноту, отличную от остальных в прямом и переносном смысле. С ним стало невозможно работать. Сегодня, оглядываясь назад, я могу сказать, что они должны были лучше позаботиться о нем, но это очень трудно, когда ты так молод и нет никакого опыта в решении проблем. Слишком много сил уходит на это».

«Возможно, Роджер и Ник лучше просчитывали коммерческую сторону дела, но в музыкальном плане Сид был на голову выше остальных. И, если мне не изменяет память, БАЛЛАСТОМ он не был. Нужно воздавать должное людям за их самостоятельность — или же за отсутствие таковой».

Турне Хендрикса продолжалось, а Барретт становился все мрачнее и подавленнее. «Сид стал угрюмым, у него появились темные круги под глазами, — говорит Сюзи, — но все равно он был очень, очень красив. Он накладывал на лицо много грима, и ему это шло».

Однако, несмотря на мистический вид, который придавал Сиду карандаш для подводки глаз, и яркие румяна, превращающие его в настоящего актера, этот глэм-рокер до кончиков ногтей иногда не мог заставить себя выйти на сцену. Тогда подменял Дейв О'Лист (Dave O'List) — соло-гитарист из THE NICE (которые выступали в концерте пятыми). В водовороте психоделического светошоу Уинни Уилсона поклонники с трудом могли заметить подмену. «Девушки в первых рядах с распростертыми объятьями, умываясь слезами, вопили: «Сид! Сид!». По крайней мере, один раз, как вспоминает Сюзи, Сид в это время уже ехал… Бедному Питеру Дженнеру пришлось бросить все, ринуться за ним и везти обратно (четвертыми выступали AMEN CORNER — группа модов, чей певец Энди Фэйруэзер-Лоу (Andy Fairweather-Low) двадцать лет спустя станет гитаристом Роджера Уотерса).

Джими Хендрикс, как и все остальные, не подозревавший о серьезном расстройстве здоровья Барретта, с иронией называл его не иначе как «смеющийся Сид Барретт». У него самого была причина для веселья: он стал всемирно известным, а его гитарные поистине взрывные импровизации во время турне принимались «на ура». «Девушки с остервенением вешались на него, как будто этот день в их жизни был последним, — говорит Сюзи Уинн Уилсон, — помню, как две трясущиеся девушки вышли из его комнаты. Одна из них имела с Хендриксом, как это говорят, «ошеломляющую физическую близость», и ее подружке пришлось вести жертву близости в уборную, чтобы та привела себя в порядок и ликвидировала следы причиненного ущерба». В какой-то степени количество зрителей на гастролях Джими Хендрикса увеличилось за счет живописного клана девушек-группиз, называвшихся PLASTER CASTERS (что-то вроде «мастерицы по гипсовым маскам»). Их задачей по жизни была отливка слепков с членов самых крутых рок-н-ролльщиков. Увенчав свою легендарную коллекцию точной копией «малыша» Джими Хендрикса, они устроили выставку трофеев на полке за кулисами, Для услады взоров участников всей гастрольной тусовки. Идея оставить гипсовые фаллосы ПИНК ФЛОЙД для будущих поколений не очень-то грела души THE CASTERS. «Потому что: а) они были недостаточно известны, — говорит Сюзи Уинн Уилсон, — и б) они не были сексуальны. Считалось, что они — это Искусство».

Кроме того, трое участников группы были женаты или обручены. Если говорить о Роджере, то его помолвка с Джуди Трим была как бы ответной реакцией на поведение роджеровской матери, которая отличалась своим собственническим инстинктом и все время подначивала сына пойти и поискать «грязных девчонок», втайне надеясь, что он не станет связываться надолго с какой-нибудь порядочной, «честной», девушкой. Однако у новой миссис Уотерс было с матушкой мужа немало общего: обе они были школьными учительницами, левыми радикалками и не выносили рок-н-ролл (Джульетта Рика Райта и Линда Ника Мейсона, наоборот, сами музицировали).

Что же касается Сида, то как бы возмещением за тяжести звездной поп-жизни ему служило постоянное присутствие тел спящих или просто лежащих в его комнате девиц, достигших совершеннолетия. Как и в своих романах с наркотиками, едва ли Сид ограничивался здесь обычным выслушиванием исповедей и отпущением грехов. Сторм Торгесон считает, что это «распутство» могло повлиять на его срыв, поскольку то, что он был «привлекательным и располагающим к себе парнем и нравился девушкам, совсем не обязательно положительно сказывалось на восприятии Сидом окружающей его реальности. Часто это чувство просто испаряется. Думаю, что и из-за этого он приходил в замешательство, ведь это тоже было своего рода перегрузкой. Вот вам еще одна причина».

Несмотря на подобные обстоятельства, Сиду пришлось пережить мгновение идиллического спокойствия в водовороте турне Хендрикса. Когда они были вблизи Манчестера, Сид, Сюзи и Питер Уинн Уилсон приняли решение отдать дань уважения и навестить поэта Нила Орэма (Neil Oram), автора «Прогулки» («The Walk»), недавно осевшего в нескольких милях от Хаворта. В этой продуваемой всеми ветрами горной деревушке, более известной как место проживания сестер Бронте, был написан роман «Грозовой перевал» («Wuthering Heights»). Co времен Свободной школы и визитов в дом номер два по Ирлхэм-стрит Орэм приобрел статус легенды андеграунда среди его бывших коллег. С симпатией описываемый Уинном Уилсоном как «один из самых нездорово выглядевших людей из тех, с кем вы могли встретиться, — возникало ощущение, что, несмотря на его удивительные стихи, он повсюду стряхивает своих вшей», — Орэм уехал изучать фермерское дело в особой коммуне на болотах, где, по слухам, овощи сообщали о восходе солнца всем, кто духовно находился с ними на одной волне».

«Думаю, капуста подсказала Нилу, куда идти и где остановиться, — смеется Сюзи, — он прошел несколько миль, обнаружил пустующий коттедж с террасой, расположенный на склоне холма, — замечательный маленький коттедж без электричества — и с тех пор там и живет, следя за неприкосновенностью границ участков». Хотя у Роджера и Ника не было времени на подобную ерунду, «улетный» контингент ФЛОЙД, конечно же, должен был посетить Нила.

Похоже, домик поэта действительно обладал какими-то сверхъестественными свойствами, так как Барретт, по словам Сюзи, «на самом деле расслабился, почувствовал себя в домашней обстановке, оказывавшей на него благотворное влияние». Вдали от дорог и нервного напряжения, свойственного гастрольной жизни, Сид опять был прежним Сидом, пока они сидели у потрескивающего огня и Нил угощал их гречневыми оладьями.

Чары волшебства для музыкантов исчезли без следа, когда выяснилось, что остальные участники группы низложили Уинна Уилсона, заменив Питера его заместителем Джоном Маршем, со знанием дела принявшим на себя командование световым шоу ансамбля. С тех пор как концертные гонорары ФЛОЙД выросли до трех- и четырехзначных цифр, Роджер и Ник с ревностью относились к 5 процентам от сумм за выступления, которые, вместе с 20 фунтами аванса в неделю, получал Уинн Уилсон. Если учитывать накладные расходы на установку, получалось, что он приносил домой больше, чем любой из четырех музыкантов. Марш с радостью согласился получать в неделю всего лишь 15 фунтов стерлингов.

Такой поворот дел устраивал и Дженнера с Кингом, в доме Которого долгое время жил Марш. Кроме того, эти самые 5 процентов могли улучшить показатели финансового отчета Blackhill Enterprises.

Уинну Уилсону ничего не оставалось делать, как собирать вещички: «Вероятно, распад личности Сида и отношение к нему остальных участников группы было, помимо прочего, способом вынудить уйти меня и Сюзи». Что касается имевшего смутное представление о «кислотной» тусовке Марша, то он был представителем сословия модов и не пытался притворяться, будто он настроен на одну «специальную» волну с Сидом.

Принимая во внимание напряженный ритм гастрольной жизни и уход двух близких друзей и коллег, а также влияние «кислотного» окружения в доме Барретта в южном Кенсингтоне, жизнь Сида теперь могла изменяться только от плохого к худшему.