"Когда город спит" - читать интересную книгу автора (Усыченко Юрий)

2. «Рекламный Ральф»

Для большинства официальных и неофициальных лиц, с которыми ему приходилось встречаться, он звался Ральфом Моро — журналистом. Редакция послала его в Энск написать книгу о первых послевоенных месяцах советского города, который прославился героическим сопротивлением врагу. Несколько отрывков из будущей книги Моро уже опубликовал в печати. Экземпляры газет со своими произведениями он постоянно носил в кармане, показывая их всем кстати и некстати, стараясь, чтобы его литературные труды стали широко известны в Энске. «У каждого своя слабая струнка, — посмеиваясь, объяснял Моро. — Я тщеславен, меня хлебом не корми, а похвали мои журналистские способности». Их хвалили — обо всем виденном в Энске Моро рассказывал добросовестно, объективно, тепло.

Друзей Моро не имел никогда, а немногие приятели называли его «Рекламный Ральф». Высокий, стройный, с густой шевелюрой каштановых волос, в которых приятно пробивалась седина, с узкими безмятежно веселыми глазами, улыбкой, обнажавшей ровные белые зубы, Моро в самом деле напоминал стандартного джентльмена рекламных плакатов.

Фамилия и прозвище Ральфа Моро были известны более или менее широко. А имя — агент «Д-35» — в Энске знал лишь один человек…

Глубокой ночью в гостиничном номере со спущенными шторами, оставшись наедине с самим собой, Ральф Моро сбрасывал маску, которую носил при людях. Исчезали его лицемерное добродушие, наигранная веселость. За столом в пустой комнате сидел не разбитной, немного ограниченный и пустоватый «рубаха-парень» — корреспондент, вместо него появлялся сосредоточенный, напряженный тайный сотрудник разведки — агент «Д-35». Методично, тщательно он просматривал отрывочные, не понятные никому, кроме него, записи в своем блокноте, сделанные за день, систематизировал их, вспоминал виденное и слышанное сегодня, сопоставлял с узнанным вчера. Так готовился рапорт.

Получал рапорты от «Д-35» некий Винтер. Среди дипломатических работников и представителей международных организаций в Энске он занимал едва ли не самый незначительный пост. Это, однако, не мешало ему давать своим начальникам «советы», ничем не отличающиеся от приказов, и распоряжаться капитанами некоторых кораблей, прибывающих в Энск. Шифрованные радиограммы или письма, которые сдавал Винтер, отправлялись без всякой очереди. В их число входили и рапорты «Д-35», самые разнообразные по содержанию.

«Д-35» берегли и до поры до времени не обременяли никакими определенными заданиями. Его интересовало все: вооружение советских кораблей и планы восстановления порта; цены на базаре и типы новых советских самолетов; настроение демобилизованных солдат и производственная мощность энского судостроительного завода. Добывались сведения с трудом, с большим трудом. Не то чтобы к Моро относились с предубеждением или подозрением, — человек, который стремился рассказать и рассказывал своим соотечественникам правду о Советском Союзе, везде встречал радушный прием, — но радушие не имело ничего общего с простодушием. Для большинства советских людей сдержанность, привычка не болтать лишнего стали второй натурой.

Больше всего бесило агента «Д-35» то, что ни одно из испытанных в других странах средств в этой стране не годилось. Например, деньги. В других государствах деньги открывали все двери, а здесь…

— Фанатики какие-то, — жаловался «Д-35» Винтеру в минуту откровенности. — Уборщица в конторе судостроительной верфи… Ну, что она там получает! А предложи я ей тысячи за ничтожный клочок бумаги, она помчится доносить. Приходится быть чертовски осторожным. Я еще ни с кем не входил в прямой контакт и довольствуюсь случайно собранными данными. Как долго это будет продолжаться, не знаю. Мне кажется, что вокруг меня воздвигнута какая-то стена.

С тем большей энергией, настойчивостью, хитростью стремился «Д-35» пролезть в любую брешь этой стены. Настоящей находкой были для него несколько слов, покровительственно оброненных хвастуном, который стремился блеснуть перед иностранным корреспондентом осведомленностью в государственных делах. Ценным порой был бесхитростный рассказ матроса или грузчика представителю дружественной СССР державы — «простому свойскому парню». Многое давали и подслушанные в трамвае обрывки разговора умников, считавших, что если назовут они спуск со стапелей нового корабля «вводом в строй коробочки», никто не поймет о чем идет речь. «Д-35» не пренебрегал ничем — неутомимо вертелся среди людей, слушал, запоминал, иногда очень осторожно сам задавал вопросы.

Крупным своим успехом «Д-35» считал дело с минами «голубая смерть».

Моро не случайно занимал в гостинице номер, из окна которого открывался вид на весь порт. Каждое утро «корреспондент» осматривал гавань в бинокль, выясняя, какие суда ушли, какие прибыли, какие доставили грузы.

Появление пяти новых транспортов сразу привлекло внимание Моро. «Д-35» решил узнать, откуда они, и принялся за осуществление намерения очень энергично. В течение нескольких дней Моро безустали рыскал по клубам, летним садам и другим местам, где проводят свободное время возвратившиеся из рейса моряки. Наконец ему повезло. Сидя на танцевальной площадке, рассеянно наблюдая за танцующими парами, он услышал произнесенную неподалеку фразу: «У нас на «Орле». Имя «Орел», как уже было известно Моро, принадлежало одному из пяти транспортов, недавно бросивших якорь в Энске.

Моро осторожно поглядел в сторону говорившего — парня лет двадцати трех. Ладную фигуру молодого человека плотно облегала форменная морская рубаха. Говорил он с двумя девушками.

Не дожидаясь, пока кончит играть оркестр, Моро перешел на другой конец площадки. Когда музыка замолкла, он с толпой танцоров приблизился к скамейке, где сидел моряк, занял соседнее место и бесцеремонно, запросто обратился к нему:

— Простите, у вас нет ли спичек? В моей зажигалке кончился бензин… — Он вытащил зажигалку и крутнул колесико.

— Пожалуйста, — вежливо ответил моряк, протягивая коробок.

— Очень благодарен. Хотите? — Моро протянул моряку сигарету, но тот отрицательно покачал головой.

— Не люблю. Запах у них слишком сладкий, не натуральный.

— Да, — согласился Моро, — у русского табака совсем другой вкус, но знаете, кто к чему привык. Я предпочитаю эти сигареты даже вашей «Тройке», хотя знатоки уверяют, что «Тройка» выше любых похвал.

— Вполне возможно, — тон моряка был холодно вежлив. Видимо, он не испытывал желания продолжать разговор с незнакомым иностранцем.

Моро сделал несколько глубоких затяжек, пуская дым длинными тонкими струями, и после минутного молчания задумчиво произнес:

— Вот сижу здесь, наблюдаю, как веселится советская молодежь, и еще больше укрепляюсь в мысли, пришедшей ко мне давно: у вас умеют хорошо работать и хорошо отдыхать.

Молодой моряк ответил что-то неопределенное. Ему не терпелось рассказать девушкам о своих впечатлениях от рейса, но было бы невежливо не ответить на обращенные к нему слова. А еще — в чуткой душе парня шевельнулась жалость к немолодому уже иностранцу, наверно одинокому здесь, тоскующему по родной земле. Моряк хорошо понимал эту тоску — ведь и ему не раз приходилось подолгу бывать в чужих странах.

— Я журналист, — гак же медленно, задумчиво продолжал Моро. — Не подумайте, что какого-нибудь бульварного листка, нет. Наша газета — солидный, демократический, объективный орган.

Моро не соврал. Его газета действительно старалась прослыть «объективной» и «демократической». Это помогало посылать в другие государства «корреспондентов», подобных «Д-35». И это помогало «корреспондентам» втираться в доверие граждан этих стран.

— Так вот, — говорил Моро, — до войны мне приходилось посещать СССР, и организация отдыха населения у вас меня всегда восхищала. Эти грандиозные парки, эти дворцы культуры, эти санатории! Я, например, бывал до войны в санатории, который находится на вершине скалы на берегу Энского залива. Какое величественное здание!

— Нет того санатория, — грустно сказал молодой моряк. — Разрушили фашисты.

— Не может быть! — Моро даже подскочил на скамейке. — Такое огромное здание! Как жаль! Однако там есть еще немало санаториев и домов отдыха. Я не знаю их названий, но помню, что они тянутся вдоль всего побережья километров на двадцать.

— Почти все разрушены. В сорок первом году фашисты, высаживая десант, подвергли долгому артиллерийскому обстрелу весь прибрежный участок.

— Простите, — Моро со смущенным видом посмотрел на парня, — я не сомневаюсь в ваших словах, но мне кажется, вы немного преувеличиваете. Разве можно одним артиллерийским налетом уничтожить сразу столько зданий? Вероятно, вам рассказывал кто-нибудь, кто не совсем точно знает это.

— Я видел сам, — обиделся моряк. — На прошлой неделе наш «Орел» шел тем районом милях в семи от берега. Войдя в залив, мы приблизились к скалам мили на три. Я без бинокля рассмотрел остатки санатория, который вам так понравился.

— Ай-ай-ай, — сокрушенно покачал головой Моро. — Какое варварство! Я обязательно включу этот факт в свою книгу. Человечество никогда не простит нацистам их злодеяний… Ну, мне надо итти. Попрошу у вас еще спичку и распрощаюсь.

«Д-35» узнал ошеломляющую новость. Из рассказанного парнем было ясно, что транспорты прошли через минное поле с «голубой смертью» и ни один из кораблей не погиб, иначе моряк не говорил бы о рейсе столь спокойно. Значит, русские сумели справиться со сверхмощными минами в Энском заливе. А ведь «голубая смерть» — последнее достижение гитлеровской военно-морской техники. Эти мины не мог уничтожить ни один из существующих тралов.

«Человек есть человек, — самодовольно рассуждал сам с собой «Д-35» по дороге в гостиницу, — к нему важно найти свой подход. Допустим, я предложил бы этому парню за деньги подробно рассказать о рейсе, — он немедленно поволок бы меня в милицию. Или затащил бы я его в надежное место и стал резать на куски, требуя сведений, — тоже пустое занятие. А я без хлопот в три, минуты узнал то, на что другому потребовался бы месяц. Узнал, ничем не рискуя».

О полученных сведениях «Д-35» срочно доложил Винтеру, а тот — своему начальству.

Молодой моряк скоро забыл короткую незначительную беседу с незнакомым иностранцем о санаториях Энска. Не помнит о ней и сейчас. Ведь ему этот разговор казался таким незначительным, пустым! Но этот разговор, став известным за рубежом нашей страны, послужил одной из причин важных и трагических событий в жизни многих людей.

Матрос с «Орла» не знал капитана первого ранга Марченко, никогда не встречался с ним. Но Марченко и его товарищам пришлось приложить немало сил и даже рисковать собой из-за коротенького разговора, о котором молодой моряк быстро забыл…

Вскоре после описанных событий Винтер пригласил к себе Моро. В кабинете, кроме них двоих, не было никого. Большая комната казалась неуютной, хотя на полу был ковер, на стенах картины, на столе безделушки из бронзы и слоновой кости. Хрустальная многоламповая люстра освещала каждый уголок кабинета.

— К чорту иллюминацию! — не поздоровавшись, сказал Моро, войдя в кабинет. Он не любил яркого освещения.

— Как хотите, Ральф, — любезно ответил Винтер. — Готов исполнить ваше желание.

В обращении с Моро Винтер держался независимо. Однако в манерах, голосе невольно проскальзывали признаки страха. Опасный человек — так Винтер оценил «Рекламного Ральфа». Осторожность, добрые отношения с ним никогда не помешают.

В противоположность Винтеру Моро чувствовал себя свободно.

— Виски у вас есть? — спросил он, когда хозяин выключил верхний свет и зажег лампу, стоящую возле покойных кресел, в которых расположились собеседники.

Винтер молча открыл ящик письменного стола, извлек оттуда бутылку. Не ожидая приглашения, гость налил себе виски и жадно выпил. Винтер последовал его примеру.

— Целый день бегаешь по городу, к вечеру так пересыхает в глотке, что готов пить любую мерзость, — пробормотал Моро, снова потянувшись к бутылке.

— Это вовсе не мерзость, — обиженно возразил Винтер. — Вполне приличное виски.

— Не сердитесь. Я говорю вообще, а не по поводу вашего угощения… Ну, зачем я вам нужен?

Винтер пододвинул свое кресло ближе к Моро и заговорил вполголоса:

— По поводу мин «голубая смерть». Там, — Винтер махнул рукой в неопределенном направлении, куда-то в угол комнаты, — очень встревожены вашими сведениями о том, что русские раскрыли их секрет и выработали меры борьбы с ними.

— Есть отчего встревожиться, — ухмыльнулся Moро. — На «голубую смерть» возлагались большие надежды еще Гитлером.

— Прибыл приказ достать сведения о трале, которым их подрывают. Там, — Винтер опять показал рукой в угол комнаты, — считают, что, зная его конструкцию, можно внести изменения в мину, и «голубая смерть» станет опять эффективной.

— Смысл в этом есть, — кивнул Моро.

— Советским инженером Василием Борисовым сконструирован трал. Сейчас Борисов возглавляет специальное конструкторское бюро, которое продолжает совершенствовать трал. Находится это бюро на Пушкинской улице. Вот все, что пока удалось мне узнать, — закончил Винтер.

— Иными словами, почти ничего. Вы не слишком утруждаете себя. — Моро помолчал, устремив на собеседника острый взгляд узких зеленоватых глаз. От этого взгляда Винтеру стало не по себе. — А послушайте, не пытаетесь ли вы взвалить на меня порученное вам?

— Ральф, Ральф! — с негодованием воскликнул Винтер. В голосе его звучал глубокий пафос. Такой пафос особенно присущ продажным адвокатам. — Мы не первый год знаем друг друга. Ну, могу ли я вас обманывать?

Лицо Моро сохраняло непроницаемое выражение. Он ждал, что скажет Винтер дальше, не выказывая, верит ему или нет.

— В конце концов, доказательством, что «голубая смерть» поручена именно вам, служит присылка сюда специального человека, который вам поможет. Вы же знаете, я не имею права связываться ни с кем из секретных агентов, кроме вас.

— Очень хорошо знаю. Вы работаете в белых перчатках. Туда, где трудно, опасно, суют Ральфа Моро. Он ломовой конь, он вывезет. Везде Моро. В спокойные места едут маменькины сынки, имеющие протекцию, а с проклятой русской контрразведкой имеет дело Ральф Моро.

— Возглавляет морскую контрразведку в Энске капитан первого ранга Марченко, — вставил Винтер. — Вы не знакомы с ним?

— Я пытался познакомиться с ним в сорок третьем году, — злобно ответил Моро. — И только его совершенно необычайная хитрость и настороженность помешали мне стать последним его знакомым на этом свете.

— Обладив дело с «голубой смертью», вы заодно отомстите Марченко. Его обязанность — охранять инженера Борисова и секреты морского конструкторского бюро.

— Слабая компенсация за риск, связанный со всей затеей.

— Не сомневаюсь, что данные о «голубой смерти» оплатят особо. Мне говорили, что в них заинтересован Биллингс. Знаете? Фирма «Биллингс, Рибейро и сыновья».

— Слышал. Выпускает морские мины и торпеды. Надо сперва достать сведения. А что за человек будет помогать мне?

— Русский… Вернее, бывший русский, — поправился Винтер. — Фамилия Дынник. Прибыл сюда как беженец из фашистского лагеря. Ждет вас каждую среду в пять тридцать вечера на углу Черниговской и Белинского. Наденьте серый костюм с красным цветком в петлице, серую шляпу с лентой стального цвета и пройдите мимо не останавливаясь. Он последует за вами. Возле парикмахерской, что на улице Белинского, задержитесь, оботрите голубым платком лоб.

— Тогда он заговорит со мной?

— Надо соблюсти максимальную осторожность. Он попрежнему останется в отдалении. Поведете его за собой в Шевченковский парк, в нелюдном месте швырнете окурок. Вечером явитесь туда, он будет вас ждать.

— А насколько ему можно верить? Не испортит ли он нам все дело?

— Как я могу вам ответить? Мы с вами хорошо знаем, что вообще никому нельзя верить. Раз его послали, значит он в наших руках. По некоторым данным я склонен думать, что от него со временем нужно будет отделаться.

Моро и в голову не пришло уточнить слово «отделаться». И Винтер и Моро превосходно знали его смысл.

— Понимаю. — Моро встал, еще раз наполнил свой стакан. — Будем действовать. За успех!

«Д-35» и Винтер чокнулись.