Алесь Якимович Сказка про смелого ёжика

Сидит зайка Русачок под зелёной ёлочкой и горько плачет. Лапками слезы вытирает. А слезы так и сыплются, как град, так и сыплются. Сильно, видно, загоревал зайка. Плачет он, бедный, да всё приговаривает:

— Как же мне теперь жить-то на белом свете? У-у-у-у-у… Если так, что и воробья уже бойся… Эх, — говорит, — пойти разве да утопиться с горя…

Плакал зайка, плакал, наконец побежал топиться. Прибегает на речку. И только хотел бултыхнуться с высокого берега в воду, как слышит:

— Эй, косоглазый, куда разогнался? — кричит ему родственница лисица-хитрица. — Плохо всё-таки, скажу тебе честно, иметь косые глаза. Так и утопиться можно…

— Вот это мне как раз и надо, — говорит сквозь слезы зайка Русачок. — Только в воду, только утопиться…

— Что ты, братец, что ты? Опомнись, что говоришь? Зачем тебе топиться?

— Как это зачем? И ты бы не лучше сделала, если бы тебя так побил и обидел… у-у-у… — зайка захлебнулся и не мог дальше говорить.

— Кто побил? Кто обидел? Ничего не понимаю.

— Кто? Да кривоногий топотун этот — ёжик. И хоть бы кто людской, — при последних словах зайка вытер лапкой самую большую слезу.

— Ай, ай, — ещё больше заинтересовалась лисица-хитрица, — ёжик тебя побил и обидел! Не думала, братец, не думала услыхать такие новости. Как же это случилось?!

Зайка присел на задние лапки и стал рассказывать.

— Пошёл я, — говорит, — недавно под Берёзовую горку сладкого клевера пощипать. А тут и ёжик притащился — ползун этот кривоногий — и давай по клеверу кататься. Так и мнёт его, так и топчет. Ну, разве могло выдержать моё заячье сердце такую обиду? Набрался я храбрости да как закричу на него!.. А он вместо того, чтобы убегать, подбежал ко мне и давай дубасить и давай иголками колоть. Я чуть живой вырвался. У-у-у… — опять расплакался зайка Русачок.

И он не в шутку собрался прыгнуть в воду. Жаль стало лисице-хитрице зайки. Как-никак, свой человек. И если каждая там букашка начнёт его обижать, тогда и вправду лучше утопиться.

— Стой, погоди, — говорит лисица, — не топись, братец. Я за тебя заступлюсь. Уж я покажу ему, ползуну этому несчастному! Как только увижу, сразу съем его… Будет он знать! Будет он век меня помнить!

— Заступись, сестрица, заступись… Зайка обрадовался и перестал плакать.

Прибежала лисица-хитрица к Берёзовой горе, стала в ложбинке и выглядывает, где тот ёжик, который так безжалостно обидел её приятеля зайку Русачка. Вдруг какой-то тяжёлый колючий клубок камнем упал ей на спину.

— Фф-р-р-р! Пы-ы-ых! — зафыркало и запыхкало над самой её головою. Фф-р-р! Пы-ы-ых!

Лисица, долго не думая, как подпрыгнет, как побежит: по пням да по корчам, по кустам да по зарослям… Только хвост пушистый мелькает, следы заметает.

Ёжик только что перед этим возвращался домой с Берёзовой горы и, как обычно, чтобы сократить дорогу, катился клубком, — где подскоком, а где боком.

Вот во время такого забавного путешествия он и не заметил, как очутился на спине у лисицы: она стояла как раз под самою горою.

Ёжик, бедный, так перепугался, что вцепился лапами в густую шерсть да только фыркает, да только пыхкает. И оторваться боится, чтобы о дерево или пень какой-нибудь не убиться, и на лисице ехать страшно.

Лисица же в этот миг думала, что уже смерть её пришла. Примчалась домой и — в нору. Нора была узкая, только ей самой пролезть, и ёжик сорвался. Обрадовался он и без оглядки покатился назад.

Сидит лисица-хитрица в тёмной норе и не дышит. «Вот это зверь так зверь!.. — думает она. — Ну и отчаянный! Не успела оглянуться, а он уже — и на спину, и душит, и колет. Нет, век не буду сама с ним связываться. За версту обойду, если где-нибудь встречу».

Сидит лисица, а вылезть боится. «Хитрый, — думает, — небось, притаился, ждёт, но нет, не дождаться тебе, топо-тун несчастный: умру, а не вылезу…»

Сидит она так день, сидит второй. А на третий слышит знакомый голос:

— Эй, кумушка-голубушка, жива ли ты, здорова ли? Что это не видно тебя совсем? Я уже, признаться, заскучал без тебя…

Обрадовалась лисица волку зубастому и вылезла. Вылезла и расплакалась.

— Что с тобой, кумушка-голубушка? — спрашивает волк. — Какое такое горе у тебя?

— Как же мне не плакать, — говорит она, — как не горевать? Не только плакать, а пойти разве и в воду броситься. Всё равно — смерть. Он же меня в другой раз живой не отпустит. — И она рассказала куму, как едва не задушил её ёжик. Ещё бы чуточку, и конец бы ей был.

Но волк вместо сочувствия давай хохотать, давай со смеху кататься. Смешно ему, чтобы ёжик лисицу задушил.

— Чего смеёшься? — говорит лисица обиженно. — Он и тебя может задушить. Ты только попадись ему на глаза.

Говорит она так, а сама себе и думает: «Вот подзадорю волка, покажет он тому кривоногому ползуну… И духу-то от него не останется. Будет он знать».

— Ладно, кумушка, — говорит наконец волк зубастый, — я за тебя заступлюсь.

— Заступись, куманёк, заступись, — просит лисица.

— Я его в один миг разорву! — хвалится волк.

Сказал он так и побежал искать ёжика.

Бежит волк, бежит, только сучья под ногами трещат. Зубами заранее щёлкает, ёжика смакует.

Прибегает к Берёзовой горе. Видит — какая-то копёнка травы навстречу едет: без коня и без телеги — сама едет.

Присмотрелся волк получше — а это и есть ёжик: понацепил на себя он листьев и везёт в нору.

— Эй, ёжик, ты что же это мою куму обижаешь? — завыл волк зубастый и злобно щёлкнул зубами.

— Я… я… — у ёжика с перепугу язык отняло.

— Вот я тебе «наякаю»! — ещё злее щёлкнул зубами волк, и даже слюнки у него потекли. Волк в это время был голоден и не мог больше терпеть. Он подскочил к ёжику и цапнул его в свою широченную пасть.

Но тут случилось что-то такое, от чего у волка прямо искры из глаз посыпались. Выплюнул он ёжика и ходу подальше от беды. Бежит, а за ним вслед кровавая стёжка: понятно, весь рот исколол ему ёжик.

Прибежал волк домой сердитый, сердитый, сидит и кровью плюётся. Идёт вскорости сосед его, Михаиле Иванович. Увидел он, что волк кровью плюётся.

— Что это, — говорит, — сосед, с тобою: не у зубного ли был?

— Ай, Михайло Иванович, — говорит волк зубастый, — хуже.

И он рассказал соседу про свою беду: как ёжик резал его острыми иглами.

— Хоть ты в лесу теперь не живи, хоть ты топиться иди…

— Ладно, брат, — утешил его Михайло Иванович. — Я, брат, за тебя заступлюсь. Как встречу его — убью. Уж я не позволю, чтобы он мне горло резал. Лапой как стукну, так и конец ему будет. Ишь, какой ловкий: ножами режет! Погоди же, я тебе покажу!

И Михайло Иванович давай топать и горячиться. Так разгорячился, что готов тут же идти ёжика бить. Но вспомнил, что собирался рыбу ловить, потому что очень проголодался за долгий день.

— Пока, брат, — говорит он, — не волнуйся. Всё будет, как я сказал.

И Михайло Иванович пошёл. А волк остался дома. Страшно и нос показать, чтобы опять не нарваться на того ёжика. Пришёл Михайло Иванович на речку, сел на бережку и занялся рыбной ловлей. Увидит с берега рыбу, схватит её лапою и бросит за куст. А то засадит лапу под корягу или в нору и вытащит усатого рака.

Вот ловил он так, ловил, а под конец решил и закусить. «Много уже, наверное, рыбки набралось, — подумал он. — Ну и закушу на славу!»

И у Михаила Ивановича заранее потекли слюнки.

Пришёл он за куст, а там — ни одной рыбки, ни одного рака. «Что за чудеса, — ворчит Михайло Иванович, — куда же рыба подевалась? Будто сквозь землю провалилась…»

Вдруг видит — неподалёку лисица-хитрица вертится.

— Эй, рыжуха, — окликнул её Михайло Иванович, — как тебе не стыдно! Да я… Да я же сейчас тебя саму съем за такие штучки!

— Что ты, Михайло Иванович, — ласково заговорила лисица, — разве же можно, чтобы я да твою рыбку съела…

— А кто же, если не ты? — заревел Михайло Иванович.

— Знаю кто, — шепчет ему издали лисица, — да только сказать боюсь. Разве что на ушко, чтобы хоть не услыхал он. А то не жить мне тогда.

Подошла лисица близёхонько к Михайлу Ивановичу и шепнула ему на ухо:

— Ежик, чтобы мне так жить, сама видела… Ещё пуще расходился Михайло Иванович, ещё больше на ёжика озлился. Даже на месте не устоит… Так и горят от злости его когти.

— Где он, лисонька, покажи мне, — просит Михаиле Иванович.

А лисица только этого и ждала: Михайло Иванович уж наверняка за всех ёжику отомстит. Она охотно согласилась показать ёжикову хату.

Ежик только что вернулся с охоты и теперь сладко дремал на мягкой постели. Ему сегодня повезло: он словил с десяток лягушек и мышей, под конец набрёл на птичьи яйца, да и запил ими свой богатый обед. Вот почему он был в хорошем настроении и дремал, думая о недавних приключениях с лисицей и волком. После этих приключений он не на шутку стал бояться жить на свете. Но, судя по всему, не только он, ёжик, испугался лисицы и волка, а наоборот, — скорее они испугались его. Ведь если бы не так, то почему же дали стрекача от него и лисица, и волк, не говоря уже про зайку. Это последнее наводило ёжика на мысль, что, наверное, он и есть самый сильный и грозный зверь в лесу. От этой мысли ему становилось весело и приятно. Как-никак — это не хаханьки! Но тут вдруг вспомнил он, что есть ещё в их лесу зверь Михайло Иванович — не ровня ни лисице, ни волку, а про зайку даже и речи нет. Эти неприятные воспоминания немного остудили геройское настроение воинственного ёжика. Но, как говорится: волка помяни, а он и тут. Так было на этот раз и с медведем. Только ёжик подумал про него, а он шасть сюда, и даже не один.

Как увидел их ёжик, так и окаменел со страху. Свернул в клубочек свою щетину и приготовился к смерти.

Подошёл Михайло Иванович ближе к ёжику, поглядел, а потом как заревёт на весь лес:

— Ах ты, обжора, сам с клопа, а вишь, сколько рыбы моей слопал! Я ведь целую ночь ловил. И как тебя, обжора, не разорвало на части!..

Лисица же тем временем просто давится со смеху: известно, рыбку-то она сама съела.

Ругал Михайло Иванович ёжика, ругал, а он хоть бы что. Даже не шевельнётся. Тут Михайло Иванович ещё пуще расходился: он же в своём лесу зверь над всеми зверями, и каждый должен не только слушаться его, но и дрожать перед ним! А ёжик не считает нужным даже взглянуть на его грозную особу: слопал всю рыбу и всё тут. Хотел Михайло Иванович схватить ёжика и разорвать его, но вспомнил горькую волчью практику. Тогда он со всего маху хватил ёжика лапой. Ёжик откатился в сторону — только и всего. А медведь так и заскакал на трёх ногах: вся лапа его была изранена и утыкана иголками. Взвыл он от боли и — подальше от беды на трёх ногах. Лисица за ним.

Вытащил ёжик голову из колючек на свет и видит: Михайло Иванович даёт стрекача на трёх ногах и лисица-хитрица за ним едва поспевает. Тут он расхрабрился уже как следует.

— Держи их, держи разбойников! — закричал он вдогонку.

Медведю показалось, что ёжик догоняет их. Он опустился на все четыре лапы и, не обращая внимания на страшную боль, так помчался — только лес трещит.

Вот прибежали Михайло Иванович с лисицей к волку и зайке.

— Ну как, задушил ёжика? — спрашивает волк.

— Задушил, задушил, — передразнил его злой Михайло Иванович. — Видишь, как он меня искалечил, — и выставил свою окровавленную лапу. — Так полоснул, — говорит, — меня по лапе этот зверюга, что я чуть не помер от боли. Ах, зайка, возьми щипцы, повытаскивай из лапы иголки. Просто нет больше мочи.

Взял зайка щипцы, повытаскивал из лапы иголки и перевязал её бинтом.

Вот уселись звери в ряд и стали горевать, думу думать, как им ёжика одолеть. Но что они ни придумают, всё не так. Наконец лисица и говорит:

— Пойти разве всем вместе. Быть не может, чтобы не управились.

Предложение лисицы было умное, и все охотно с нею согласились.

Выстроились звери друг за дружкой и пошли. Впереди шёл самый главный зверь — Михайло Иванович, за ним — волк зубастый, за волком — лисица-хитрица, а за лисицею — зайка Русачок. Идут и рассуждают потихоньку, как им ёжика одолеть.

Лисица и говорит:

— Лучше всего разорвать его в клочки. Ты, Михайло Иванович, как самый сильный, будешь тянуть за голову, ты, волк зубастый, и ты, зайка Русачок, за хвост, — вот у вас и равные силы будут. А я буду команду подавать. Как крикну: «Раз-два-три-рви!» — так вы и разрывайте его.

Все опять согласились с Лисицыным предложением. И вправду, лучше, чем она, не придумаешь.

Пришли они к Берёзовой горе, смотрят и глазам не верят: на полянке под горою ёжик душит страшную ядовитую змею. И так смело и решительно расправляется с нею.

Зайка тут же и обомлел: он не мог видеть такой страшной сцены. У лисицы с перепугу схватило живот, и она скорей побежала в кусты. Даже у Михайла Ивановича затряслись поджилки.

— Нет, — говорит Михайло Иванович, — с таким страшным зверем шутки плохи. Он даже ядовитой змеи не боится, не то что нас.

Повернулся он и ходу, а за ним и все звери. С того времени все они боятся ёжика и не трогают его.

Только одна лисица-хитрица придумала способ, как ёжика одолеть, но никому об этом не сказала. Да и самой ей не всегда этот способ удаётся.