"Стадия серых карликов" - читать интересную книгу автора (Ольшанский Александр Андреевич)

Глава тридцать третья

Богатейший опыт имения дела с различными Куда следует свидетельствовал: ехать туда надо при письме. Жалоба или заявление были в любом Куда следует главным действующим лицом, поскольку являлись документом, а заявитель, пусть даже это будет такой гигант жалобного дела, как Аэроплан Леонидович Около-Бричко, фактически никем. С документом на Руси всегда были шутки плохи, а после принятия пулеметной очереди постановлений по улучшению работы с жалобами и письмами трудящихся, каждый из них теперь регистрировался, получал номер и ровно месяц для рассмотрения. Заявитель как бы состоял при своем документе, без бумажки он — ноль, без нее с ним поговорят, посочувствуют, успокоят, даже что-то могут пометить в записной книжке или в перекидном календаре и пообещать, но на том вопросу конец — гуляй, Вася!

Все Куда следует работали по этому методу, а их развелось великое множество не только по территориальному, но и по отраслевому принципу, не только по вертикали, но и по горизонтали, с учетом якобы разных интересов. Какой же это Куда, если он вовсе не туда? Раньше Куда следует было ГПУ или НКВД — и никакой путаницы, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Теперь же выбор был богатейшим, но ни один Куда следует не был окончательным, потому что над каждым стоял вышестоящий, над ним еще выше, и еще, что сообщало системе стройность, а в сочетании с общественными новообразованиями возникло вообще ощущение беспредельной перспективы и демократичности. Причем из любого Куда следует жалоба непременно спускалась-пересылалась в более компетентный, из него — в еще более компетентный, пока, наконец, не поступала на рассмотрение тому лицу, как наиболее компетентному, на чьи действия и была написана. Сколько раз в высоких постановлениях осуждалась подобная практика, но…

Аэроплан Леонидович как-то задумался над всем этим со всей серьезностью и ответственностью, на которую был способен.

Неразрешимой до него проблеме упорядочивания работы с жалобами и предложениями гражданин Около-Бричко посвятил весь 47-й «Параграф бытия». Надо ли сомневаться в том, что он ее решил? Просто и, как всегда, оригинально: каждому гражданину по достижении возраста 16 лет выдавать личную книгу жалоб и предложений, то есть жалопред, который надлежало всегда иметь при себе и предъявлять для внесения соответствующих записей всем любым гражданам, а также должностным лицам. Предлагалось также широко развернуть всенародное социалистическое соревнование за звание «Гражданин образцового содержания», создать сеть штабов-комиссий по дальнейшему его разворачиванию, для подведения итогов и принятию должных мер. Граждане образцового содержания имели право на ношение соответствующей бляхи с личным номером и поощрялись правом внеочередного обслуживания во всех органах управления. Десять лет непрерывной образцовости, по замыслу великого перестройщика, должны были давать право на внеочередную очередь для получения квартиры, а двадцать пять лет — право на десятипроцентную прибавку к пенсии, а также на внеочередное обслуживание во всех торговых точках, включая и спекулянтов.

Демократия, рифмовал Аэроплан Леонидович в 47-м параграфе, сиречь власть народа. Очередная, как ей и положено, высшая стадия, а не мера, где демос вовсю властвует. А демос-то над кем властвует? Неужто над самим собой? Да и в слове самом: демо и кратия — что корень, а что приставка? А в бюро и кратия?

Иногда у Аэроплана Леонидовича случался какой-то сбой программы, и он начинал мыслить и поступать довольно здраво, что являлось исключениями в его яркой деятельности. Так происходило и теперь, быть может, не без интриги Великого Дедки. Вообще-то рядового генералиссимуса давно интересовало то обстоятельство, что по демократической схеме большинству положено диктовать волю меньшинству. Так повелось с Древней Греции, где, все помнят, за исключением некоторых американских президентов, была изобретена демократия, которая не распространялась на рабов. А их, рабов, было гораздо больше, чем демократов-рабовладельцев. Не потому ли демократия — это нечто другое, чем плебсократия? Не поэтому ли, не взирая на тысячелетия борьбы большинства против меньшинства, оно, коварное и подлое меньшинство, неизменно брало власть в свои руки, и чем крепче держало ее, чем беспощаднее было руководящее меньшинство, чем утонченнее олигархия, тем громче раздавались восклицания, что сие и есть истинная демократия и высшие пределы всякой справедливости? Да известны ли вообще подлинно демократические общества во всей истории человечества?

Сбой в программе Великий Дедка устранил, и рядовой генералиссимус задумался над тем, что тезис об отсутствии в истории человечества подлинно демократических обществ едва не затащил его в стан врагов перестройки. Он безжалостно вымарал его и подходы к нему из 47-го параграфа, поскольку такие рассуждения лишали всякой перспективы наше передовое общество и заодно все прогрессивное человечество. Только жалопред мог спасти и одемократить нас и все ретивое-прогрессивное. Только с его помощью можно было бы поставить все дело демократии на подлинно научную основу, избавив ее от митинговости и неорганизованности, от гласности ради гласности, то есть от многогласия взамен многоделанья. С жалопредом никакого бюрократизма, указание в момент своего рождения поступает исполнителю. Каждый является начальником, не каким-то там рядовым генералиссимусом пера, а как бы генеральным секретарем всего человечества, и в то же время — подчиненным каждого. И учет полнейший, как и положено, при истинном социализме. Чтоб с демократией не происходило никакой усушки, утруски или так называемой естественной убыли, план по которой постоянно перевыполняется на любой товарной базе от Москвы до самых до окраин.

Нетушки, демократия должна быть железная, иначе опять взятки — по чину и не по чину, опять бюрократия, опять несоциальная справедливость и социальная несправедливость, опять привилегии — словцо-то с туманно-секретным при… Вот это самое при надобно укоренить в жэке, точнее при жэке, независимо от того, как нынче контора называется — жэкэу, дэз или мэз. И поскольку и первый, и второй граждане-демократы должны будут вне всякого сомнения свои дела по развитию подлинной демократии ставить на учет и в конце каждого квартала отчитываться об отданных и полученных указаниях перед специальной авторитетной комиссией (желательно из старболов, лучше них никто в комиссиях не сработает), то все привилегии следует незамедлительно и адресно-целевым назначением направить в их распоряжение — для пущей демократизации процесса, который пошел, и для максимального приближения его к месту жительства.

Поэма «Товарищи граждане образцового содержания» одним лишь своим названием искорежила лицо Ивана Где-то — можно было подумать, что не поэтическое произведение принес ему рядовой генералиссимус, а стал сверлить бормашиной челюсть. «Не по литературному ведомству, — сказал этот привереда. — Может, министерство коммунального хозяйства заинтересуется или внутренних дел для работы с особо опасными рецидивистами в порядке, так сказать, общественного надзора, или в институте животноводства усмотрят тут что-то родное — ищите и обрящете, авось кому и пригодится… Но к литературе это не имеет ни малейшего отношения». А рифман какой, хотел спросить Аэроплан Леонидович, но не счел нужным мелочиться в глобальной войне против Ивана Где-то.

Разумеется, он написал жалобу-фельетон в известную центральную газету для принятия, мягко выражаясь, зубодробительных мер к литконсультанту. Но в газете вместо него выступил известный публицист на тему о трудовых традициях и династиях, упомянул об интересном предложении товарищей Около и Бричко из Кзыл-Орды и Чернигова соответственно все-таки учредить трудовой паспорт, взять под контроль всех летунов, наносящих народному хозяйству огромный вред. По мнению публициста нравственным был только труд — вероятно в нем жил отзвук тоски крепостников, не приветствовавших освобождение крестьян в 1861 году, и он был одним из их последователей, которые отыгрывались в последние десятилетия на так называемом закреплении молодежи на селе. Самая нравственная форма организация труда для таких — каторга, самая высоконравственная общественная формация — рабовладельческий строй.

Обновительно-перестроечная идея насчет личной книги жалоб и предложений, с доходом гласности и демократии до каждого, до неузнаваемости испохабленная знаменитым публицистом, совершенно не заинтересовала современников — никто не догадался о бездне тотального демократизма в предлагаемом новшестве. И тогда Аэроплан Леонидович решил доказать эффективность жалопреда, поставив процесс создания кляуз на глубоко научную основу.

Пытливым умом он давно заметил: каждой жалобе и многим предложениям предшествует бурная стычка с каким-нибудь форменным безобразием. Человек находится под таким сильным впечатлением, так возмущается, что соображает мало, если соображает вообще, и вот в таком состоянии приступает к творческому процессу. А Около-Бричко нашел способ, чтобы бурная эмоциональная энергия превращалась сразу в интеллектуальную. Для этого он составил списочек наиболее несомненных сентенций, метких выражений, выдержек из знаменитых фельетонов, цитат из классиков и теоретиков, а также из докладов и речей всемирно-исторического значения, вплоть до притч и анекдотов. Варьируя все это, можно было накатать лихую, неотвратимую «телегу» на любого бюрократического (демократического) деятеля.

По расчетам новатора емкость этого варианта жалопреда была чудовищной — с его помощью можно было составить что-то около 150 в 149 степени доносов, то есть этого количества хватало и на все разумные существа еще неоткрытых и не присоединившихся к нам инопланетных цивилизаций.

Но и это не оценило общество, в котором пишется больше кляуз, чем во всех остальных государствах, вместе взятых? Опомнится ли когда-нибудь это общество? Ведь с помощью метода рядового генералиссимуса пера можно было жаловаться на кого угодно и на что угодно, почти не задумываясь, чтобы все сэкономленные умственные и нервные ресурсы бросить на ускорение и перестройку!

В этой истории Аэроплан Леонидович, между прочим, смотрелся не только как заядлый прораб, рационализатор и перестройщик самой перестройки, но и как возрождатель забытых народных традиций. Он возвращал народным массам способ писания по трафарету прошений, любовных посланий, которыми кормились грамотеи на ярмарках — оттуда дошли до нас «во-первых строках своего письма» в качестве зачина и «жду ответа как соловей лета» в качестве концовки и прочая эпистолярная лепота.

Надо ли распространяться о том, насколько достойно Иван Где-то был разоблачен с помощью жалопреда? Ограничимся лишь голым перечислением: ему вменялось в вину злостное сопротивление демократизации в издательском деле, нежелание предавать гласности произведения замалчиваемых народных талантов, административно-командный стиль, бюрократизм, черствость, хулиганство, использование служебного положения в этих целях. Высказывалось обвинение в том, что он явно против хозрасчета, арендного подряда, строя цивилизованных кооператоров и, что особенно возмутительно, против повышения цен на продовольствие, одежду, обувь, книги, лекарства, горюче-смазочные материалы, электроэнергию, лекарства, транспортные услуги, стройматериалы, на что угодно, и даже на спиртные напитки — и вообще!