"Стадия серых карликов" - читать интересную книгу автора (Ольшанский Александр Андреевич)Глава седьмаяОбстоятельства, непосредственно предшествующие величайшему открытию, как убедился читатель, были совершенно обычными. Совершив почтовое отправление в 75-м отделении связи, Аэроплан Леонидович повлекся к Останкинской телебашне, которая серым шприцем воткнулась в вечернее небо. Красные габаритные огни башни почему-то напоминали Аэроплану Леонидовичу ягоды малины, светящиеся изнутри. Будущие исследователи и биографы жизни, деяний и творчества товарища Около-Бричко обратят, естественно, должное внимание на то место в «Параграфах бытия», где описывается умильное состояние духа героя героев, на лирически-любовное отношение к телересторанному сооружению, хотя он еще недавно возмущался в письме Куда следует по поводу того, что над всей Москвой парит ресторан, что выше него в столичном небе нет никакого учреждения, ни государственного, ни общественного, ни колхозно-кооперативного. Да еще название какое — «Седьмое небо»! Не станем широко разглашать секрет: Аэроплан Леонидович возмущался столь принципиально из-за полной невозможности достать билет в указанное выше небо. Теперь же, бродя в окрестностях башни, между дубами со спиленными вершинами, он с присущим ему творческим азартом подумал: а не предложить ли Христине Элитовне и Галине Драмовне в искупление, так сказать, печалей юности организовать встречу одноклассников, посвященную полувековому юбилею их последнего школьного звонка, в телересторане? C парадной улицы Королева он имел неосторожность свернуть направо, надеясь пробраться напрямик через Аргуновскую и Звездный бульвар на проспект Мира. Замечтавшись о «Седьмом небе», Аэроплан Леонидович немного размяк в привычках и принципах, потому и попал в район траншей и канав, отчасти, как он потом отразит этот факт на бумаге, Аэроплан Леонидович понял: он оказался на знаменитой 2-ой Новоостанкинской улице. Он слышал, что 1-я Новоостанкинская улица будет сооружаться в районе Черкизово-Богородского, а недостающие дома четной стороны 2-ой Новоостанкинской улицы — то ли в Теплом Стане, то ли в Мытищах. Он давно заметил здесь чрезвычайную активность по части рытья канав. Возможно, этому способствовало сильное электромагнитное поле вокруг телебашни, во всяком случае канавы здесь рылись и закапывались в одном и том же месте ежеквартально в период летне-строительных каникул, а с наступлением зимнего периода, когда новоостанкинский грунт переходил в более трудную и более высокооплачиваемую категорию, — ежемесячно. Здесь живал, как упоминалось раньше, Иван Где-то, и Аэроплан Леонидович для поддержки враждебных отношений ходил к нему чуть ли не каждую неделю, причем всякий раз каким-то новым окольным путем. В минуты почти дружеской приязни поэт, редактор и литконсультант признавался рядовому генералиссимусу пера о своих подозрениях насчет существования новоостанкинской черной дыры, которая парадоксальным образом придерживалась закона сохранения вещества и стиля дорожно-строительных работ, а по причине близости вышки — даже временами и телевизионного изображения. Почти каждую неделю рядовой генералиссимус пера направлял очередное описание здешней местности в отделение милиции, заканчивая свои картографические и геодезические изыскания вопросом: а на какие средства так копают? Не с целью личного обогащения? Аэроплан Леонидович высказывал соображения на всю мощь необузданной фантазии, которую участковый инспектор старший лейтенант Василий Филимонович Триконь должен был ставить на почву фактов и существующих законов или же доказывать, что утверждения не соответствуют действительности. Товарищ Триконь еженедельно извещал товарища Около-Бричко о том, что копают в соответствии с генеральным планом перекопок, фактов присвоения канав не установлено, что финансируются работы коммунально-жилищной службой, а не подпольным миллионером, личность которого в настоящее время не установлена и вызывает весомые подозрения в существовании, как и личность миллиардера, что клады графа Шереметева не известны исторической науке, что на общественных началах никто не строит новую ветку метро от станции Щербаковская под телебашню и тому подобное. Публикатор от себя может добавить, что товарищ Триконь по всей вероятности весьма активно способствовал переезду поэта и литконсультанта в противоположный конец Москвы, так как в этом случае становились бессмысленными новоостанкинские прогулки рядового генералиссимуса пера, следовательно, на более спокойную жизнь могли рассчитывать работники здешнего отделения милиции. Опыт новоостанкинских путешествий у Аэроплана Леонидовича был солиден и богат, очередные разрытия его не опешили. Но все же грустно ему стало, когда он оказался перед бульдозерно-экскаваторным морем, огороженным высоким забором из новой шпунтовой доски, оказался без лоции и каких-либо лоцманских указаний. Посреди моря плавно покачивался одним боком полузатопленный диван, на берегах, как нынче на всяких берегах, валялись всевозможные пластмассовые флаконы и пузырьки, изготовленные на пяти континентах. Неверный свет дрожащего фонаря на далеком столбе придавал как бы интим буйству хозяйственной широты и размаха. Аэроплан Леонидович взял влево, перебрался по гибкому горбылю через очередной канал, миновал две минисвалки и одни кусты, выбрался к огромному, невероятно длинному дому. Многосерийному, а не многоподъездному — в нем в основном жили телевизионных передач мастера. Места эти были известны ему по прежним путешествиям, более того, о них шла молва. Дескать, телевизионщики задумывали построить дом в девятьсот серий в пятнадцати частях, то бишь фильмах, по сто восемьдесят подъездов каждый, по маршруту от Останкинской башни мимо ВДНХ, через Бабушкино-Медведково до окружной автомобильной дороги, по Ярославскому шоссе, а далее — везде. Миновал час, может, и полтора, когда слева мелькнул просвет. «Арка!» — обрадовался Аэроплан Леонидович. Замечательное сооружение в форме прямоугольной дыры давало возможность проникнуть под домом на Нет, Аэроплан Леонидович не стряхивал мурашек со спины, выбираясь из канавы, вообще он не испугался, а только очень захотел есть. Оставив производство комикса, фантазия подсовывала его воображению куски прекрасно поджаренного мяса в окружении сложного, непосильной сложности для общепита, овощного гарнира, мясо источало такой аппетитный аромат, что рядовой генералиссимус пера прибавил шагу, совсем забыв о полном отсутствии такого блюда в собственной холостяцкой квартире. Аэроплан Леонидович уже выбрался из канавы, придерживаясь за камни, щедро разбросанные вокруг. Ему оставалось сделать еще один шаг, который он сам по значению приравнивал к первому шагу на Луне астронавта Нейла Армстронга. Сразу за канавой начиналась яма, единственная во всем районе бесхозная и не запроектированная, своего рода лунный кратер, быть может, предназначенный для извлечения нетрудовых доходов, и Аэроплана Леонидовича прямо-таки повлекло туда, потянуло прокатиться по скользкому глинистому склону. Само провидение, сама судьба тащили его к бессмертию. Он зацепился за толстую стальную арматурину, выступающую из склона в виде вопросительного знака, неуклюже взмахнул руками, всего этого, видимо, стало достаточно, чтобы оторваться от глины и продолжать дальше свободное движение — вниз головой. Рядовой генералиссимус пера воистину напоминал в данной ситуации пикирующий аэроплан, правда, без надлежащего воя, потому как все произошло мгновенно… Под Аэропланом Леонидовичем замелькали, серея в ночной темноте, какие-то продолговатые цели, некоторые из них он благополучно миновал, однако, на самом донышке ямы тоже ведь торчало что-то, и рядовой генералиссимус пера врезался темечком творческой головы в него. Траектория падения завершилась, энергия полета перешла отчасти в звон. Причем звенело не в ушах, а звенел железобетонный бордюрный камень, который обеспокоил товарищ Около-Бричко. Будущие около-бричковеды со временем построят Музей Ямы, до мельчайших подробностей смоделируют события, предшествующие великому открытию, но вряд ли им когда-нибудь удастся воспроизвести малиновый (в импортном исполнении!) звон бордюрного камня обычного стандарта. Вместе с возникновением звука была вспышка, возможно, по природе своей какая-нибудь аннигиляция, и в ярком свете совершенно отчетливо и предметно Аэроплан Леонидович увидел свое изобретение. Всплеск гигантской мыслительной энергии, |
||
|