"Ущелье Алмасов" - читать интересную книгу автора (Розенфельд Михаил)Где кинооператор?С минуту длилось напряженное молчание. Двое пришельцев, заслонив руками лицо от света фар, стояли, не двигаясь с места, и Висковский успел разглядеть темные комбинезоны. К нему, как к самому ближнему, шагнул первый, огромного роста мужчина. Пораженные путешественники услышали немецкую речь. Guten Abend! Mit wem nab ich die Ehre in der Wuste Bekanntschaft zu machen? Flieger Krugcr, — представился он. — Das istmein Mechaniker Mayer[2] (Добрый вечер! С кем имею честь познакомиться в пустыне? Пилот Крюгер. А этой мой бортмеханик Майер.) — Милости прошу, — засуетившись, пригласил профессор, припоминая немецкие слова. — Какая приятная неожиданность! — Я вижу больше неприятностей в нашем происшествии, — сказал летчик, присаживаясь к огню. — Вынужденная посадка. Неделю мы сидели в песках и вчера доели последний бисквит. — Ли Чан! — взволнованно крикнул Джамбон. — Скорей, скорей неси свою чудесную антилопу! — Вы европейцы? — отворачиваясь от Джамбона, осведомился у Висковского пилот. — Осмелюсь спросить, откуда вы? — Из Ленинграда, — в один голос произнесли геолог и Телятников, — из СССР. Удивленно вскинув глаза, пилот потер маленькие усы и, как эхо, задумчиво повторил: — Из Ленинграда… из СССР… — Геноссен! — обычным своим тоном воскликнул Телятников (это было единственное известное ему немецкое слово). — Нажимайте, геноссен, на мясо. Китаец принес блюдо жареного мяса и, наклонившись к Джамбону, что-то прошептал. — Ночь, — пожал плечами ученый, — какая может быть охота? — Аргали… Близко горы, тут водятся аргали. — Но у нас гости. Нужно достойно принять. — Майхан я поставил. Чай горячий. Мясо подал. Я скоро вернусь. — Ступай, ступай, неистовый зверобой. — Кушайте, — пододвинул Висковский мясо гостям. — Позднее вы нам расскажете о своих приключениях. — Я это сделаю сейчас, — отрезая мясо, сказал Крюгер. — У нас нет времени задерживаться. Мы… туристы. Неделю назад вылетев из… (он назвал маньчжурский город), мы попали в бурю и, избегая урагана, потеряв ориентацию, сожгли все горючее. На этом кончается наша несложная история. Аппарат наш не более чем в полутора километрах отсюда. Из-за песчаных холмов вы не могли нас видеть, мы же слышали гул автомобиля и явились на огонь вашего костра. Сейчас меня главным образом интересует, сколько бензину вы сможете уделить нам для продолжения полета. Наш старый «BMW» будет превосходно работать даже на автомобильном бензине. Со вниманием выслушал Висковский короткий рассказ пилота, и с самого начала ему не понравился его холодный и несколько требовательный тон. — Не может быть сомнения, — поспешил заявить профессор, — мы поделимся с вами. — Но вряд ли, — обдумывая каждое слово, сказал Висковский, — вас устроит пара десятков литров. — Сколько у вас горючего? — отрывисто спросил Крюгер. — Каков ваш запас? — Ничтожно мал, — сдерживая накипающее раздражение, сказал Висковский и, к ужасу профессора, добавил: — Прошу простить, но меня удивляет ваша манера разговаривать: вы как будто приказываете… — Неделя в безвыходном положении… — пробормотал летчик, опуская глаза. — Извините меня… Поймите состояние… нервы… — Остается один выход, — заметил Телятников, когда Висковский перевел ему происшедший разговор: — геноссен поедут со мной. Полный газ — и через три-четыре дня мы на становище. Они закупают бензин, и машины доставляют им горючее к самолету. С душевной благодарностью Висковский принял совет кинооператора и перевел его предложения немцам. — Нет, это невозможно! — прежним тоном возразил пилот. — Есть другой выход. У вас, по-видимому, достаточно продовольствия. Вы одалживаете нам все свое горючее, мы улетаем и через сутки на самолетах вернем вам бензин. Джамбон растерянно молчал. Уклоняясь от дальнейшего разговора, Висковский сказал: — Отложим разрешение нашей задачи до утра. — Доброй ночи, — поднялся пилот и, вытянувшись по-военному, щелкнул каблуками. — Итак, до утра. Идемте, Майер. — Куда вы? — протянул руки ученый. — Отдохните на кошмах. Располагайте нами… — Нет, нам нужно быть у машины. — Я с вами, — вскочил Телятников. — Скажите им, Висковский, я хочу посмотреть самолет. Завтра я сниму замечательную встречу автомобиля с аэропланом в пустыне. — В высшей степени рад, — вновь щелкнул каблуками пилот, — самолет близко. — Русалка, неси кассеты, — приказал оператор сестре, — завтра генеральный съемочный день. Пилоты ушли с Телятниковым и Граней, в это же время возвратился Ли Чан и незаметно присел к огню. — Ну, что тебе дала ночь? — укоризненно сказал профессор. — Я отпустил тебя, надеясь, что ты действительно принесешь аргали для туристов. — Они не туристы… — еле слышно промолвил китаец. — Я был у самолета. Они фотографируют… для карты… — Ты был у самолета! — поразился Висковский. — Ты видел?.. — Я был… Я видел… — Как ты посмел? — возмутился профессор. — Ли Чан, я не узнаю тебя! Разгневанный профессор ушел в майхан. Висковский остался у костра записывать в дневник необычайную встречу. Он писал около двух часов, и уже рассветало, когда он вдруг оторвался от тетради, вспомнив про Телятникова. Отчего он так долго не возвращается? Продолжительное отсутствие кинооператора встревожило геолога. Он, сам себе не признаваясь, успел полюбить весельчака. Висковский положил дневник и поднялся на бугор. Два летчика со свертками в руках шли к нему навстречу. — Где кинооператор? — с тяжелым предчувствием, едва не закричав, спросил Висковский. — Почему он не с вами? Где девушка? — Он… видите ли… — подходя вплотную, сказал Крюгер, — он пожелал остаться… — Где Телятников? — крикнул геолог. Но в ту же минуту летчик ударом кулака сбил его с ног. Схватив за руки, он навалился на него всем телом. Бортмеханик завязал ему рот платком и, вытянув из-за пазухи веревки, скрутил геологу руки за спину. Огромный Крюгер, не выпуская Висковского, шепотом командовал: — Ноги… Держи ноги. Новый удар по голове, и Висковский потерял сознание. В забытьи он услыхал, как мимо проехал автомобиль. Неизвестно, сколько времени прошло с момента нападения. Когда же Висковский открыл глаза и перевернулся на спину, высоко в солнечном небе к востоку летел сверкающий «юнкерс». Не задерживая внимания читателя на первом приключении экспедиции Висковского и Джамбона, мы сразу расскажем, как Ли Чан освободил профессора, потом геолога и Телятникова. Оглушив и связав геолога, летчики, подкравшись к палатке, накинулись на спящего ученого и, угрожая револьвером прибежавшему на помощь Ли Чану, связали обоих и уехали на «бьюике» к самолету. Джамбон, лежа на опрокинутом майхане, стонал, наблюдая, как Ли Чан, переворачиваясь с боку на бок, силится развязать руки. Но это ему не удавалось, и китаец оставил тщетные и безнадежные попытки. Вставало солнце. Ли Чан затих. Джамбону показалась подозрительной тишина; напрягая силы, он чуть приподнялся и увидел китайца уже в другом месте — он переполз к пеплу костра. Ли Чан сидел, откинувшись назад; он широко раскрыл глаза и закусил губы. Лицо его сильно побледнело, напряглись скулы и подергивался подбородок. Прошло немного времени, и растянувшийся на полотне Джамбон ощутил на своем лице чье-то прикосновение. Ли Чан стаскивал с его губ платок, затем развязал руки и ноги. — Каким чудом ты сумел скинуть путы, Ли Чан? Кому мы обязаны… Китаец, печально улыбаясь, показал Джамбону обожженные руки с обрывками перегоревших веревок. Ли Чан с Джамбоном нашли и освободили Висковского, и трое измученных людей отправились отыскивать кинооператора. Им очень быстро удалось обнаружить Телятникова: он лежал возле пустого «бьюика», среди разбросанных жестяных банок. Но где Граня? Висковский первый заметил отсутствие сестры кинооператора. Связанный Телятников с платком на губах яростно замычал при виде Джамбона и геолога. Он попытался приподняться, но тотчас лишился чувств. Пятно засохшей крови покрывало его лицо. Опустившийся на колени Ли Чан показал Джамбону рану на голове оператора. Очевидно, его ударили тупым предметом или рукояткой револьвера. Полчаса ушло на то, чтобы привести Телятникова в сознание. Придя в себя, Андрей оглянулся и мучительно прсн стонал. — Где ваша сестра? — вскричал Висковский, Что здесь произошло? Граня… где она? Лицо Телятникова стало неузнаваемым. Слезы ярости потекли из глаз, и он протянул руку к небу. — Они оглушили меня, — задыхаясь, сказал он, — я ничего не видел… Они похитили ее… — Разбойники! — вскричал профессор, вздымая руки. Он вытянулся на носках, точно намереваясь кого-то схватить, и затрясся от негодования. — Подлые пираты пустыни! — едва не рыдая, воскликнул он. — Похитить юную, беззащитную девушку! О-о-о, нет такой кары… — «Геноссен», вероятно, фашисты, — глухо произнес Телятников. — Это фашистские трюки. — Фашисты? — переспросил Джамбон. — Скажите, Висковский, это те субъекты, про которых вы мне рассказывали? Но ведь они хунхузы? — Профессор, — горестно усмехнулся Телятников, — вероятно, первый раз в жизни вы делаете запоздалое открытие. — Надо признаться, — рассматривая свои руки со следами веревок, сказал Джамбон, — на старости лег мне довольно тяжело дается курс политических наук. Спеша закончить первый эпизод, мы опускаем многие подробности этого дня, переживания и разговоры путешественников, очутившихся в отчаянном положении. Пилоты забрали весь бензин, и взамен горючего на песке валялись тюки ненужного хлама. Летчики бросили и свои парашюты. В «бьюике» остались ящики с продовольствием, но состояние людей, застрявших в глубине пустыни, не могло считаться благополучным. Приведем короткую запись из походного дневника Висковского, которую он сделал в этот день: «Положение отчаянное. Мне даже не хочется думать о том, что мы остались без воды и лишены возможности продолжать путь или вернуться обратно. Наша маленькая экспедиция обречена на гибель, если не случится какого-либо чуда. Однако нужно идти вперед. Пешком, но вперед, вперед! Алмасские горы близко. Возможно, там есть вода, и мы получим возможность… Но Граня, Граня!.. Бедная девушка! С какими целями увезли ее воздушные бандиты? Как нам спасти ее? Я сейчас ничего не соображаю… Как я был суров с ней, и как я сейчас в этом раскаиваюсь! Виноват этот экспансивный Телятников. Зачем он поехал за нами? Но время ли сейчас осуждать его? Бедняга тяжко переживает несчастье. Надо поддержать его… Нет, лучше не писать. Я чувствую, что теряю последнюю выдержку…» В «додже» Телятникова, откуда пилоты также забрали почти весь запас, сохранилось еще полбака горючего, и путешественникам приходилось решать неразрешимое: как спастись. В полдень, несколько остыв от гнева и возмущения, занявшись остатками вчерашней антилопы, друзья не заметили, как Ли Чан с забинтованными руками взял свое ружье и отправился на охоту. Но он немедленно явился из-за бархана и громко объявил: — Горы! Пятьдесят километров — горы! Джамбон порывисто обнял Висковского: — Горы! Наши горы! — Пятьдесят километров?.. — В таком случае, едем, — подхватил Телятников.. — У гор, наверно, есть вода и звери. Полбака нам вполне хватит. С горестью друзья покинули «бьюик». Ли Чан перегрузил на «додж» продовольствие и захватил оставленные немецкими пилотами мешки. Экспедиция тронулась в путь. Алмасские горы черными скалами поднимались к облакам. Переваливая через бугры, к закату солнца «додж», не доехав ста метров до пропасти, сжег весь бензин, и путники, стараясь не глядеть друг на друга, сошли с машины и уселись на камнях. Ли Чан, против обыкновения, не притронулся к ящикам; он не стал разводить костра и не снимал с машины майхана. Китаец, не выходя из-за руля, выпрямившись, сидел в автомобиле и не отрываясь глядел на горы. Очнувшись от раздумья, Висковский посмотрел в ту сторону, куда глядел Ли Чан, и невольно закрыл глаза. Он не верил, он боялся, что сейчас мираж растет в воздухе. Легкая рука профессора легла на его плечо, и проникновенным, тихим голосом, словно сдерживая рыдание, Джамбон спросил: — Отчего, отчего вы молчите, мой молодой друг Висковский? Вы же видите… Видите дым на горе… Висковский, там горят костры… Раскрыв глаза, Висковский вновь убедился: из ущелий Алмасских гор к гаснувшему небу тянулся дым. |
||||
|