"Черный клинок" - читать интересную книгу автора (Ластбадер Э.)

– Проклятие висит на мне.

– Почему ты называешь свое видение жизни проклятием?

– Разве не так? – горячо произнес он. – Я не думал, что мой сын... умрет, что умрет моя жена. Я не могу ни предвидеть будущее, ни предсказывать его. Лишь изредка я могу предугадывать возможности, пути, исходящие из единичного явления. Разве можно вообразить что-либо подобное, от чего нетрудно и умом тронуться?

– Если ты сможешь мысленно прокрутить свою жизнь в обратном направлении и проследить за ней от смерти до рождения, то тоже вполне можешь с ума сойти, – заметила сестра. – Но представь только: что, если ты неверно понял свои способности?

– Что ты имеешь в виду?

– Вообрази, что настоящее не «единичное явление», как ты его назвал, а многообразие хаоса, вроде взрыва каждой производной частицы. В этом случае, прослеживая множество путей, возникших в результате таких взрывов, неизбежно придешь к своеобразному логическому выводу, а поскольку этот вывод понятен тебе, начинаешь понимать значение этих взрывов и путей.

– Ну ничегошеньки не понимаю, что ты сказала.

– Возможно, пока не понимаешь.

Что бы Юджи делал без сестры? Он протер глаза и посмотрел на часы. Затем, схватив пальто, выскочил из здания. Сел в поджидавшую его «БМВ» и скомандовал шоферу: «К Хане!»


* * *

Уже совсем стемнело, когда Вулф подъехал к разукрашенному кирпичному дому, стоящему поблизости от пересечения Восточной 6-й улицы и авеню Си. Снег сменился дождем, потом опять пошел снег. Внизу здания размещался магазин готовой одежды под вывеской на французском языке: «Смерть – это я». Ничего себе названьице! Вулф пристально посмотрел на дом за железными воротами – все предметы, видимые за окнами, казались черными и изготовленными для удовлетворения прихотей чудовища Франкенштейна. Может, выставка и не работает, потому что едва ли кто захочет приобретать такие фигуры, но, может, все-таки и открыта?

Он завернул за угол и прибавил скорости, затем свернул на Восточную 5-ю улицу и подъехал опять к углу Восточной 6-й. Тут он остановился и выключил мотор и фары. Потом вышел из машины и осторожно пошел назад по улице.

В квартире, где, как сказала Маун, жила Чика, горел свет, но Вулф не разглядел, что делается внутри, из-за зашторенных окон. Держась теневой стороны, он подошел к входной двери и, громко хлопнув ею, вошел внутрь.

В вестибюле дома горела малюсенькая пятнадцативаттная лампочка, подвешенная к потолку. Жиденький свет, рассеивающий темноту, скорее затемнял углы, чем освещал их. Жуткий запах мочи и экскрементов выворачивал наизнанку все внутренности. У ступенек лестницы, свернувшись калачиком, лежала огромная старая немецкая овчарка и облизывала розовые проплешины на своих боках. Она подняла голову и уставилась на Вулфа желтыми глазами. Он заметил, что у собаки дрогнули ноздри, и она стала принюхиваться в нему. Затем голова ее поникла, язык вывалился, и она вновь принялась за прерванное занятие. Ритмические лакающие и рыкающие звуки, издаваемые собакой, действовали на нервы.

Переступив через пса, он стал подниматься по лестнице. Перила были скользкими от грязи и жира, и уже на первой лестничной площадке он точно знал, что темно-бурые пятна – это следы засохшей крови. Интересно, промелькнула у него мысль, чью башку проломили здесь и кто это сделал?

Странно как-то, но на лестничную площадку второго этажа выходили две двери – одна из квартиры с окнами, смотрящими на улицу, а другая – из квартиры с окнами во двор. Вулф заметил лишь одно-единственное грязное окно с выходом на пожарную лестницу. Ощупав кое-как оштукатуренные стены, он обнаружил места, где некогда были двери в другие квартиры. Кто-то, не обращая внимания на вонь и грязь в парадном, отремонтировал и переделал на свой вкус квартиру здесь, наверху. Некоторое время он постоял, прислушиваясь к глухо доносящимся из квартир звукам. Важно было уловить смысл естественных шумов, чтобы, когда вклинится какой-нибудь посторонний звук, сразу услышать его.

Подойдя поближе к двери, ведущей в апартаменты Чики, он приложил к ней ухо, но ничего не расслышал. Он мог бы просто постучать к ней под тем же предлогом, что к Маун. Но теперь он не мог так поступить, побывав в Вашингтоне и мысленно представив Чику на фотографии рядом с Сумой, этим Водяным Пауком, и, конечно же, после того как нашел клочок ткани в черном «Файерберде-87».

Если она помогла Суме скрыться на этой машине или, что еще хуже, участвовала в убийстве Джуниора Руиза и Аркуилло, то ему очень не хотелось бы просто так прийти к ней и представиться под вымышленным именем. Ей, конечно, уже известно, кто он такой, и если на ней лежит двойное убийство, то он не сможет, в чем вынужден был признаться себе, определить ее ауру. Он отошел от квартиры Чики – туда ему просто так хода нет.

Он приложил ухо к двери, ведущей в квартиру с окнами во двор, и услышал голос Скинни Паппи, вымучивающего на стереофоническом проигрывателе монотонную песенку, от которой внутренности выворачивало наизнанку.

«И сюда тоже для меня хода нет», – подумал Вулф.

Вдруг он насторожился, присел и, вынув револьвер, направил его вниз на лестничную клетку. Он услышал, как кто-то тихо поднимается, по лестнице. Он попытался уловить ауру, но не смог. Кто это? Неужели Сума?

Вулф пригнулся пониже, мысленно представил лицо Сумы – глаза у Водяного Паука бездонные, смотрящие в бесконечность. Он прищурился, вглядываясь в черное полотно лестницы, ведущей на первый этаж, и держа палец на спусковом крючке. Ну что же, встретить Суму он готов во всеоружии.

«Иди же, сукин сын, – подумал он. – Иди сюда и получай свою пулю».

Через секунду-другую он увидел, как по лестнице тяжело поднимается старая овчарка. Задняя нога у нее, должно быть, была сломана, и собака сильно хромала. Поравнявшись с Вулфом, она пристально посмотрела на него и принялась лизать его кольт.