"Интеллидженсер" - читать интересную книгу автора (Силберт Лесли)

6

ЛОНДОН — НОЧЬ, МАЙ 1593

Двадцатифутовая барка под тентом бесшумно скользила по Темзе. На реке царило спокойствие. Почти весь Лондон был погружен в сон. Прямо впереди — Тауэр. Толстые зубчатые каменные стены. Гладкие, но с прорезями амбразур. Сколько глаз, подумал шкипер, щурится сквозь эти зловещие щели? И могут ли они разглядеть его лицо? Он нахлобучил шляпу пониже на лоб.

Резко свернув влево, барка скользнула в узкий канал, прорезающий пристань Тауэра, и подплыла к решетчатым деревянным дверям внушающей ужас арки, известной повсюду под названием «Ворота изменников».

Вонь была удушающая. Плывущие по реке отбросы и содержимое клоак скапливались во рву и загнивали там. Поднеся к носу серебряный изысканно резной шар, шкипер сделал глубокий вдох, наполняя ноздри густым ароматом гвоздичного масла.

В мутной тьме под башней Св. Фомы барка причалила к мощеной дороге, тянущейся параллельно рву. На ее краю стоял грузный седовласый мужчина рядом со штабелем из шести больших деревянных ящиков. Старик кивнул шкиперу, и шкипер кивнул ему. Пока двое гребцов с помощью весел и чалок удерживали барку, остальные перетаскивали тяжелые ящики и укладывали их в один ряд под тентом.

Скрестив руки на груди, шкипер одобрительно следил за ними. Процедура эта, хотя в достаточной мере и освещалась лунным сиянием, была надежно укрыта от посторонних глаз башней Св. Фомы. Даже если кто-то хотел бы подсмотреть прибытие и отплытие его судна, задача оказалась бы почти невыполнимой: названия у барки не было, как и отличительных ливрей на гребцах.

Когда погрузка завершилась, он по очереди проверил содержимое каждого ящика. Вскрыв первый, он увидел трехствольную пушку времен Генриха VIII. Красавица! Он провел пальцем по гладкой холодной бронзе.

Во втором ящике лежали два фальконета, устанавливаемых на военных кораблях, в третьем был порох, в четвертом — свинцовые пули. И, наконец, в последних двух — его любимое оружие из Королевского арсенала в Белой башне — пистолеты с колесным замком, сделанные из орехового дерева, меди и оленьего рога. Эти старинные пистолеты были, несомненно, привезены из Германии. Он разглядел на стволах клейма городов — Дрездена и Нюрнберга. Вынул один и, молниеносно повернувшись на каблуках, прицелился в лицо одного из своих гребцов. Бедняга чуть не расстался с недавним ужином.

Шкипер со смехом положил пистолет на место и потянулся пожать руку седовласому.

— Ну, до следующего раза.

По кивку шкипера гребцы вывели барку кормой вперед в реку и поплыли дальше на восток, направляясь к Дептфорду.

Откинувшись на подушки, шкипер поигрывал кончиками усов. Он только что успешно завершил налет на арсенал королевы для своего нанимателя. А это значит, что его наниматель — не важно, насколько опосредованно, — обкрадывает королеву. Ну так он обокрадет своего нанимателя. Пока его люди будут выгружать первые ящики, он схоронит десяток пистолетов под подушками своего сиденья. Лги лжецам, обманывай обманщиков. Вот так играют в игры.

А на пристани Тауэра седовласый мужчина стоял и следил, как барка растворяется в ночи. Стиснутые в кулаки руки дрожали. Он не знал, ни кому принадлежит безымянная барка, ни куда она направляется со своим смертоносным грузом. Он знал только, что не может ее остановить, как бы сильно ему ни хотелось.

Нед Смит был смотрителем арсенала ее величества, хранителем Королевской оружейной палаты в Белой башне. Шкипер таинственной барки явился к нему шесть месяцев назад, объяснил, что выполняет поручение командующего одного из боевых отрядов королевы в Нидерландах. Затем предъявил письменный запрос на партию оружия. Запрос выглядел законным, а к тому времени, когда Смит понял, что его обвели вокруг пальца, что запрос был подложным и что названного в нем командующего не существует, — противозаконная партия была уже отправлена.

И Смит оказался в капкане. Он не мог доложить своей королеве о происшедшем, поскольку не мог доказать, что намерения у него были самые лучшие, — коварный шкипер барки забрал подложное письмо. Хуже того — гнусный пес предупредил: если Смит откажется идти ему навстречу и по первому требованию поставлять новые партии оружия, он пойдет прямо к королеве и обвинит Смита в том, что он продает оружие из Королевского арсенала ради собственного обогащения, и как Смит сможет это опровергнуть? Ведь недостача-то имеет место.

Смит гневно зашагал вдоль пристани. Его томило желание признаться во всем и молить о прощении, но было слишком поздно, и он это знал. Он как раз совершил свое третье предательство. К тому же, как он ни боялся, что его вероломство будет изобличено, шкипера барки он боялся куда больше. Без всяких сомнений негодяй убьет всякого, кто станет ему поперек дороги.

В этих неприятных размышлениях доверенный слуга королевы прошел через западные ворота Тауэра на пути домой.

Никто его не остановил и даже не окликнул. Все часовые знали Смита уже много лет и, веря, что он человек несгибаемой честности, никогда его не останавливали. Даже глубокой ночью.

Шкипер барки удачно выбрал своего невольного сообщника.

ГРИНВИЧ — НОЧЬ

Еще долго после того, как Томас Фелиппес скрылся из вида, Марло продолжал сидеть на деревянной скамье вблизи Гринвичского дворца. Если подозрения Фелиппеса были верны и некие купцы Московской компании действительно открыли потаенный морской путь на Дальний Восток, что они предлагают в обмен на драгоценные камни? В любом случае не английское серебро. На Дальнем Востоке оно не пользовалось никаким спросом. Он пришел к выводу, что они пускают на сторону обменные товары. Вероятнее всего, сукно. А возможно, и нет — возможно, они используют другой товар из другого источника.

Наше оружие остается куда более передовым в сравнении с тем, какое имеется на Дальнем Востоке, думал Марло. И заправилы «Московии» вновь поспособствуют резне в дальних пределах мира.

Марло принадлежал к тем немногим людям в Лондоне, кому было известно, что много лет назад некоторые директора компании наладили контрабанду излишков английского оружия на борту своих судов. Фелиппес не знал, что дальний родич Марло Энтони был управляющим лондонского склада компании — уже почти двадцать лет. Лояльный администратор, щедро оплачиваемый за молчание, Энтони однажды совершил роковую ошибку, похвастав, что причастен к сногсшибательному секрету компании, секрету, который он поклялся хранить от всех. Ошибка Энтони была роковой, потому что Марло просто не мог оставить такой камень не перевернутым, пусть и без всякой оплаты. С той секунды, как он услышал похвальбу Энтони, так называемый секрет имел ровно столько же шансов уцелеть, как кролик, загнанный в угол голодным псом.

Давая время своему родственнику забыть их разговор, Марло выждал более месяца, прежде чем вступить в бой с упорным молчанием Энтони. Затем с помощью простенького, но изящного плана, потребовалась всего одна ночь, одна умная шлюха и небольшая флотилия кружек эля, чтобы развязать язык его самодовольного родича.

Ночь эта имела место семь лет назад, когда Марло еще был студентом в Кембридже. Он отправился в Лондон в субботу и встретился с Энтони в саутуоркской таверне, где засыпал его вопросами о чем угодно, кроме Московской компании. К этой теме он проявлял полное, хотя и притворное отсутствие интереса. Затем, когда у Энтони начал заплетаться язык, Марло притворился, будто ушел, и спрятался за толстым деревянным столбом. Он уже заплатил красивой сметливой шлюхе, чтобы она подсела к его родичу и обольстительно прошептала несколько тщательно заученных фраз, а затем задавала бы вопросы, какие придут ей в голову.

— Я слышала, ты вершишь очень важные дела, — начала она, кокетливо хлопая ресницами.

— Ну, я бы не сказал… — пробормотал Энтони, краснея.

— Говорят, ты имеешь дело с могущественнейшими людьми, людьми, которые вхожи к королеве. Это правда?

— Ну, я… э…

Она положила ладонь ему на колено.

— Да я… нуда.

— Ах как это воспламеняет мою фантазию! Наверное, очень опасно? — спросила она, скользя ладонью вверх по ноге Энтони.

— Чистая правда. Ты не поверишь… ух!

Она поглаживала внутреннюю сторону его бедра.

— Хм-м-м?

— Ты не поверишь, к каким делам я причастен.

— Ах как рада я была бы узнать! — Наклонившись, чтобы облизать ушную мочку Энтони, шлюха быстро взглянула на Марло, и он кивнул, очень довольный.

Энтони — теперь, когда пальцы принялись расстегивать перед его штанов, — казалось, тоже был очень доволен.

— Ну, ты можешь сказать, ну, что… — Он умолк, подыскивая нужные слова. Поглядел вниз и нашел их: — Ты можешь сказать, что я держал в своих руках судьбы целых городов.

Шлюха драматически ахнула, а затем зашептала:

— Но так ли твои руки искусны, как мои? — Она потянула его за тяжело свисающее запястье и прижала его ладонь к своим грудям.

Он неуклюже пошарил, пытаясь ущипнуть ее.

— М-м-м-м… расскажи мне, — вздохнула она, будто на грани экстаза. — Расскажи мне все.

Энтони рыгнул и потряс головой.

— Я бы и рад, но не могу. Видишь ли, я…

— Нет-нет, обязательно! Могучие мужчины, мужчины, идущие навстречу опасности… как они заставляют биться мое сердце! У меня дрожат колени.

С зазывным мурлыканьем она забралась на колени к Энтони, обхватив ногами его талию, и наглядно показала, как она способна дрожать.

— Прости меня, но…

— Если я увижу, что ты такой мужчина, бесстрашный, опасный, так я и пенни не возьму с тебя за…

A! Coup de grace.[5] Энтони был не только скуп на откровенность, но и отличался величайшей скаредностью. Уж конечно, это его доконает.

Предчувствие Марло оправдалось. В ту ночь Энтони рассказал шлюхе все, что знал о секретных махинациях Московской компании, и она, радуясь возможности заработать серебро, оставаясь одетой, пересказала все Марло, едва Энтони захрапел.

Десятки лет, сообщила она, компания втайне снабжала Ивана, тогдашнего русского царя, оружием, которое он использовал для своих страшных побоищ.

— Кто в этом участвовал? — спросил Марло.

Она назвала богатого купца и высокопоставленного сановника, уже давно скончавшихся. Марло даже не моргнул. Но когда она назвала третьего — человека, который был еще жив, — он разинул рот. Фрэнсис Уолсингем, его досточтимый ментор. Марло, читавший сообщения очевидцев о зверствах Ивана, не имевших равных, как утверждалось, по размаху и жестокости, помотал головой от отвращения.

Из пьяных излияний Энтони следовало, что поставки оружия Ивану были единственным способом обеспечить Компании монополию торговли с Россией, монополию, считавшуюся слишком важной, чтобы ее потерять. А у Англии имелся огромный избыточный запас оружия, так почему бы и нет? Главы балтийских государств, понятно, метали молнии в королеву Елизавету за то, что она вооружала их кровожадного соседа. Она отвергла это обвинение, но для умиротворения своих союзников издала указ, запрещающий такую торговлю. Однако поставки продолжались бесперебойно, и Энтони, хотя и задавал умелые вопросы кое-кому, так и не сумел решить, не давала ли королева дозволение на них с самого начала.

В ту ночь, возвращаясь к себе, Марло сыпал вслух проклятиями. Пусть жестокие убийства и массовая резня ни в чем не повинных людей и привлекали в театры толпы зрителей, но желания способствовать им в реальной жизни у него не было ни малейшего. Разочаровавшись в Уолсингеме, он было подумал, не уйти ли ему от Уолсингема. Однако в конце концов решил остаться, намереваясь выполнять поручения на собственный лад и делать то, что считал правильным. Поддерживать равновесие было нелегко — ублаготворять своих манипуляторов, поступая в согласии с собственными принципами, — но каким-то образом он ухитрялся держаться на плаву. Все ради королевы и родины, которых он сознательно романтизировал. Что было бессмысленным и опасным, как он прекрасно понимал. Обрекало тяжкому концу. Но такова жизнь.

И вот теперь, возможно, некоторые члены «Московии» взялись за осуществление какого-то нового преступного плана. Но кто? Марло насчитал десятки возможностей. Вполне вероятно, что большинство, если и не все самые богатые и самые влиятельные люди в Лондоне, были так или иначе повязаны с Компанией, одни как вкладчики, другие как директора. И если горстка избранных действительно возродила противозаконную торговлю оружием для приобретения товаров Востока, как их опознать? Все былые игроки успели умереть.

Марло знал, что выведать снова сведения у его родича надежды нет никакой. Прошло семь лет, но Энтони все еще хмурился при виде Марло, а порой хватался за эфес шпаги. Быть может, если бы я на следующее утро не посмеялся над ним, объяснив с восхитительными подробностями, как именно он был с такой полнотой одурачен…

И тут Марло пришло в голову, что Эссекс, вкладчик Компании, вполне может участвовать в операциях. И Фелиппес, пожалуй, нанял его, чтобы установить, насколько успешно Эссекс и его помощники маскируют свой план.

Он все еще обдумывал эту возможность, но тут вечернюю тишь нарушили отдаленные крики. Заинтересовавшись, он встал и направился в ту сторону, двигаясь под густым покровом деревьев быстро, но бесшумно.

Крики неслись с верхнего этажа южного фасада дворца. С крыши конюшни он мог бы заглянуть в те окна. Но как взобраться по высокой гладкой стене? Тут он заметил оконце прямо под крышей конюшни. Проскользнув мимо спящего конюха, он приставил лестницу к стене под оконцем. Влез по перекладинам к оконцу, протиснулся в него и, подтянувшись, оказался на крыше.

Тут же его взгляд метнулся вверх и увидел два силуэта в башенке в верхней точке южной стены. Мужчина и женщина. Оба высокие — мужчина широкоплечий, массивно сложен, женщина худая, сгорбленная, в пышных юбках. Ее густые змеиные локоны вихрились, пока она осыпала мужчину пощечинами и молотила кулаками по груди. Он гневно выбежал вон.

— Роберт! Роберт, вернись сейчас же! — закричала она.

Вздрогнув, Марло сообразил, кто они такие. Елизавета и Эссекс. Королева и ее молодой красавец-любовник. На мгновение она исчезла из поля зрения Марло, но его взгляд остался прикованным кокну. Внезапно одна задругой последовали две серебряные вспышки. Муслиновая занавеска спланировала на землю, превращенная в лохмотья, и Марло увидел, что перед окном стоит королева, стискивая шпагу. Ее инкрустированный драгоценными камнями воротник переливался в лучах луны.

Белое лицо Елизаветы было искажено яростью. Темно-рыжий парик слегка сбился набок, приоткрыв жидкие седые волосы. Марло вытащил свою магическую монету второй раз за этот день и подставил ее лунному лучу.

— На своих деньгах ты величавее, чем в своей спальне, не так ли, моя королева?

Снова обратив взгляд на окно, он увидел, что ее черты разгладились. Королева выглядела спокойной. Только темные полоски в густом слое белил напоминали о недавних муках. Она снова скрылась из вида, и почти сразу из ее покоев полились звуки нежной мелодии.

Значит, там где-то в углу стоят музыканты, подумал Марло, наблюдая, как силуэт скользит под прелестную музыку лютен. Движения переходили из чарующей плавности в почти бешеную резкость. Лицо силуэта промелькнуло мимо окна. Королева! И танцевала она одна.

Марло взглянул себе под ноги на пологий скат крыши конюшни. Он стоял у самого ее конька. Раскинув руки, выпятив грудь и слегка наклонив голову, он начал спускаться. Ловко ступая по неровностям кровли, он выделывал опасные и все-таки грациозные па паваны вместе со своей государыней.

Внезапно в комнату влетел Эссекс, схватил королеву за плечи и грубо поцеловал.

— Прошу прощения, но вступать в танец тебе не следует, — негромко сказал Марло с притворной суровостью.

Елизавета оттолкнула Эссекса и указала пальцем на дверь. Когда ее упавший духом любовник понуро сбежал из комнаты, она застыла в неподвижности. Музыканты прекратили играть.

Ниже, на крыше конюшни, Марло протянул руку и поклонился.

— Начнем? — сказал он.

Выше, в комнате, королева живо задвигалась под вновь зазвучавшую музыку, сама того не зная, присоединившись к Марло в бойкой гальярде.

Распахнув тяжелые парадные двери Гринвичского дворца, Роберт Деверё, второй граф Эссекс, сбежал по омываемым рекой ступеням к своей барке и растолкал спящих гребцов.

Хорошо зная переменчивый нрав своего хозяина и неустойчивость его отношений с королевой, они благоразумно предпочитали спать на барке, а не во дворце. Пошатываясь, они поднялись, расселись по скамьям и налегли на весла.

Эссекс, вне себя от возбуждения, не опустился на сиденье, а мерил шагами длину барки.

— Будь прокляты ее лживые обещания! — бормотал он. — Чума на Сесиля, чума на жалкого урода!

Проплывая мимо спящего городка Дептфорд, Эссекс увидел, как другая барка, примерно таких же размеров, как его собственная, причаливает к маленькой заброшенной пристани. Она была нагружена большими деревянными ящиками. Богатый лондонец спасается бегством от недавней вспышки чумы? Перевозит свои главные ценности на лето в загородный дом? Прикидывая эти возможности, Эссекс заметил, что у барки нет названия, и еще он заметил, что ливреи на гребцах ему неизвестны, а вернее, на них вовсе не ливреи, но обычная одежда, причем не одинаковая. Эссекс прищурился. Разве всякий, кому по средствам купить такую барку, не хочет оповещать об этом весь свет? Очень, очень странно!

Когда Дептфорд скрылся из вида, мысли Эссекса вернулись к королеве и похвалам, которыми она осыпала в этот вечер его врага. Вновь отказалась назначить его статс-секретарем, напомнив, что прежде он должен доказать свое превосходство над Робертом Сесилем. Ну почему она не хочет понять, что человек действия, человек, который сражался с врагами на поле брани, подходит для этого поста несравненно больше трусливого писаки?

Эссекс снова заметался по барке, сыпля проклятиями.

Двадцать минут спустя он стоял в большом зале своего лондонского дома в нескольких шагах от деревянной доски с прибитым к ней рисунком. Схватив нож за кончик лезвия, он занес его над плечом и метнул. Изо всей мочи. Рукоятка ударилась о порванное лицо, и нож со стуком покатился по полу.

— Горбатый сын блудни! Да сгноит Бог твою душу!

Переведя дух, он попробовал еще раз. Второй нож задел ухо Роберта Сесиля, вонзился в доску и завибрировал.

Плохо! Минуту-другую Эссекс вглядывался в ненавистные глаза, в темные полумесяцы под ними.

Затем метнул третий нож. Безупречно. И скоро…