"Чудовище" - читать интересную книгу автора (Финн Алекс)

Глава 4 Незваный гость в саду

7 месяцев спустя.

Я достал из комода один лепесток, выкинул его в окно и смотрел, как он падает. Остался один год. С той ночи Хэллоуина я разговаривал только с Уиллом и Магдой. Я ни разу не выходил из дому. Не видел солнечного света, кроме как в розовом саду.

Первого ноября я сказал Уиллу, что хочу построить оранжерею. Я никогда ничего не строил, даже скворечников или салфетниц в лагере. Но теперь у меня не было ничего, кроме времени и отцовской кредитной карты Amex. Так что я купил книги о теплицах, планы теплиц и материалы для постройки теплицы. Мне не хотелось собирать пластиковую дешёвку, и ещё стены должны были быть почти непроницаемыми, чтобы скрывать меня из виду. Я строил оранжерею сам на своем первом этаже, за моей квартирой, она была не меньше ярда по площади. Магда и Уилл помогали во всем, что касалось работы снаружи. Я работал в дневное время, когда соседи в основном были на работе.

К декабрю оранжерея была закончена. Несколько недель спустя, потрясенные внезапной весной, на ветвях начали расти желтоватые листья, потом появились зеленые бутоны. К первому снегу все уже расцвело, и под зимним солнцем красовались алые розы.

Розы стали моей жизнью. Я продолжал добавлять дополнительные грядки и цветочные горшки до тех пор, пока там не оказались сотни растений десятков цветов и различных форм — гибридные сорта чайных и вьющихся роз, фиолетовая роза центифолия величиной с мою вытянутую руку, и миниатюрные крошки едва ли размером с мой ноготь. Я любил их. Я даже не обращал внимания на шипы. Всем живым существам нужна защита.

Я перестал играть в видеоигры, перестал наблюдать за жизнью других через зеркало. Я никогда не открывал окно, никогда не выглядывал наружу. Перетерпев время, отведённое для моих занятий с Уиллом (я больше не называл их репетиторством, так как знал, что никогда не вернусь в школу), я потом проводил оставшуюся часть дня в саду, читая или глядя на мои розы. Книги по садоводству я тоже читал. Чтение оказалось отличным решением для меня, и я изучал лучшие подкормки, подбирал идеальный грунт. Я не проводил опрыскиваний пестицидами, а смывал вредителей с роз мыльной водой, после чего оберегал их от повторного заражения. Но, даже располагая сотнями цветов, я осознавал, что каждое новое утро принесёт ещё одну маленькую смерть — мои розы увядали одна за другой. Конечно, на смену им появлялись другие, но это было не то же самое. Каждая крошечная, расцветавшая навстречу свету жизнь будет существовать только в теплице, а затем погибнет.

В этом смысле мы были похожи.

Однажды, когда я обрезал у вьющейся розы несколько погибших своих дружочков, вошла Магда.

— Я так и думала, что найду тебя здесь, — сказала она. Она принесла с собой метлу и начала подметать опавшие листья.

— Нет, не надо, — сказал я. — Мне нравится это делать. Это часть моей повседневной работы.

— Но мне просто нечего делать. Ты больше не живёшь в своих комнатах, так что нечего убирать.

— Ты готовишь для меня. Ты ходишь в магазин. Ты покупаешь удобрения для цветов. Стираешь мне одежду. Без тебя я не смог бы жить так, как живу.

— Ты перестал жить.

Я срезал с лозы белую розу: — Как-то раз ты мне сказала, что тебе страшно за меня. Тогда я не понял, что ты имела в виду, но теперь понимаю. Ты боялась, что я никогда не буду способен оценить красоту, такую, как эта роза. — Я протянул ей цветок. Мне было трудно делать это — срезать своих любимчиков, зная, что таким образом цветы погибнут быстрее, чем обычно. Но я учился отпускать. Я так многое уже отпустил. — Тем вечером на танцах была девушка. Я подарил ей розу. Она была так счастлива. Я не понимал, откуда столько радости по поводу розы, дурацкой розы, у которой не хватало лепестков. Сейчас я понимаю. Теперь, когда вся красота моей прежней жизни исчезла, я молю о ней, как о пище. Такое прекрасное творение, как эта роза — я почти хочу съесть её, проглотить целиком, чтобы возместить потерянную для меня красоту. Вот такой была и та девушка.

— Но ты не… ты не будешь пытаться разрушить чары?

— Здесь у меня есть всё, что нужно. Мне никогда не снять проклятие. — Я жестом попросил ее дать мне метлу.

Она кивнула мне немного грустно и протянула метлу.

— Почему ты здесь, Магда? — спросил я, подметая. Я уже не раз задавался этим вопросом. — Что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке, прибираясь за невежами вроде меня? Разве у тебя нет семьи?

Я мог спрашивать об этом, потому что она знала всё о моей семье, которой у меня больше не было. Она знала, что они меня бросили.

— У меня есть семья в моей стране. Мой муж и я — мы приехали сюда, чтобы заработать денег. Раньше я была учительницей, но такой работы не было. Так что мы приехали сюда. Но мой муж, он не смог получить свою зеленую карту, поэтому ему пришлось вернуться обратно. Я много работаю, чтобы посылать им деньги.

Я наклонился, чтобы собрать листья на совок. — У тебя есть дети?

— Да.

— Где они?

— Растут. Без меня. Теперь они уже старше тебя, и у них есть собственные дети, которых я никогда не видела.

Я поднял опавшие листья. — Тогда тебе известно, каково это — быть одиноким?

Она кивнула головой. — Да. — Она взяла у меня метлу и совок. — Но теперь я уже немолода, и прожила долгую жизнь. Когда я сделала выбор, который сделала, я не думала, что это навсегда. А вот сдаваться, когда ты так молод, это совсем другое дело.

— Я не сдался, — сказал я. — Просто я решил жить ради моих роз.

Тем вечером я разыскал зеркало. Оно было наверху, в одной из комнат пятого этажа, куда я отнёс его и оставил на старинном гардеробе.

— Я хочу увидеть Кендру, — сказал я.

На это потребовалось несколько мгновений, но когда она, наконец, появилась, то казалось, что она счастлива видеть меня. — Давненько не виделись, — сказала она.

— Почему зеркалу надо так много времени, чтобы показать мне тебя, когда других я вижу сразу?

— Потому что иногда я занята тем, что тебе видеть не следует.

— Например? Когда ты в ванной?

Она нахмурилась: — Ведьмовские дела.

— Точно. Понял. — Но на одном дыхании я пропел: — А Кендра на горшке.

— Неправда!

— Тогда что ты делаешь, когда я тебя не вижу? Превращаешь людей в лягушек?

— Нет. В основном я путешествую.

— Американскими Авиалиниями или в астральной проекции?

— С коммерческими авиакомпаниями не всё так просто. У меня нет кредитной карточки. А оплата наличными вызывает подозрения у службы безопасности.

— А тебя есть в чем заподозрить, не так ли? Я так думаю, что, просто пошевелив носом, ты могла бы взорвать самолет или что-нибудь в этом роде.

— Это не приветствуется. Кроме того, я могу путешествовать во времени, если путешествую по-своему.

— Неужели?

— Так и есть. Вот ты говоришь, что хочешь поехать в Париж, чтобы увидеть Нотр-Дам. А как насчёт возможности увидеть его строительство? Или Рим времён Юлия Цезаря?

— Ты можешь делать такое, но не в состоянии отменить заклинание? Эй, а меня ты можешь взять с собой?

— Ответ отрицательный. Если бы я околачивалась там с чудовищем, они бы поняли, что я ведьма. А в те дни ведьм сжигали. Вот почему я предпочитаю этот век. Он безопасней. Люди могут творить всевозможные странные безумства, особенно в Нью-Йорке.

— А ты смогла бы сотворить какое-нибудь другое волшебство? Ты говорила, что сожалеешь о проклятии. Ну, так не могла бы ты сделать мне одолжение в качестве своего рода компенсации за это?

Она нахмурилась. — Например?

— Мои друзья, Магда и Уилл.

— Твои друзья? — она выглядела удивлённой. — А что насчёт твоих друзей?

— Уилл великолепный учитель, но он не может получить хорошую работу по учебной части — в смысле не такую, чтобы вот так, сидеть на одном месте и заниматься со мной — потому что никто не хочет нанимать слепого парня. А Магда по-настоящему тяжко трудится, чтобы посылать деньги своим детям и внукам, которых никогда не сможет увидеть. Это несправедливо.

— Да весь мир просто погряз в несправедливости, — сказала Кендра. — Когда это ты успел стать таким филантропом, Кайл?

— Адриан, а не Кайл. И они мои друзья, мои единственные друзья. Я знаю, что их пребывание здесь оплачивается, но они хорошо ко мне относятся. Ты не можешь отменить то, что сделала со мной, но не могла бы ты сделать кое-что для них — помочь Уиллу снова обрести зрение, и перенести семью Магды сюда, или отправить ее туда, по крайней мере, на каникулы?

Секунду она пристально смотрела на меня, а потом покачала головой. — Это было бы невозможно.

— Почему? Ты же владеешь невероятными силами, разве нет? Или что, есть какой-то ведьмовской кодекс, который говорит, что ты можешь превращать людей в чудовищ, но не можешь помогать людям?

Я думал, что на это ей будет нечего ответить, но вместо этого она сказала: — Ну, да. В некотором роде. Дело в том, что я не могу исполнять желания просто потому, что кто-то о чём-то попросил. Я не джинн. Если я попытаюсь действовать по образу джинна, то в конечном итоге я могу застрять в лампе, как один из них.

— О! Я не знал, что там так много правил.

Она пожала плечами. — Да. Дерьмово.

— Значит, в первый же раз, когда я хочу чего-то для кого-то другого, я не могу это получить.

— Я же согласилась уже, что это паршиво. Подожди минутку. — Она потянулась и достала толстую книгу. Пролистала несколько страниц. — Здесь говорится, что я могу оказать тебе услугу, только если это связано с тем, что ты должен сделать.

— Например?

— Ну, скажем, если ты разрушишь наложенное мной заклятие, то я тоже помогу Магде и Уиллу. Так прокатит.

— Это все равно, что сказать «нет». Мне никогда не снять проклятие.

— А ты хочешь?

— Нет. Я хочу быть уродом всю свою жизнь.

— Урод с прекрасным розарием …

— …всё равно урод, — закончил я. — Да, мне нравится садоводство. Но если бы я нормально выглядел, я бы точно так же занимался садом.

Кендра не ответила. Она снова просматривала свою книгу. Потом приподняла бровь.

— Теперь-то что?

— Может, всё не так безнадежно, — сказала она.

— Нет, всё именно так.

— Я так не думаю, — сказала она. — Иногда могут происходить неожиданные вещи.

Той ночью лёжа в постели и почти засыпая, я услышал шум взлома. Я зажал руками уши, не желая просыпаться. Но потом я услышал звук бьющегося стекла и проснулся.

Оранжерея. Кто-то вторгся в мою оранжерею, мое единственное убежище. Даже не одеваясь, я побежал в гостиную и распахнул дверь, ведущую наружу.

— Кто посмел тревожить мои розы?

Ну и фраза.

Оранжерея купалась в свете луны и уличных фонарей, из-за чего дыра в одной из стеклянных панелей была особенно заметна. В углу притаилась темная фигура. Он выбрал неудачное место, чтобы вломиться — рядом со шпалерой. Она рухнула и теперь лежала на полу, переломанные ветви плетущейся розы валялись в грязи.

— Мои розы! — я бросился на него, и в это же время он бросился к дыре в стене. Но мои ноги зверя были для него слишком быстрыми, слишком сильными. Я вцепился когтями в его бедро. Он завизжал.

— Отпусти меня! — кричал он. — У меня пистолет! Я выстрелю!

— Давай! — Я не знал, был ли я неуязвим для выстрелов. Но меня это не волновало — мой гнев, пульсируя, жидким огнём бился в моих венах, делая меня сильным. Я уже потерял все, что можно было потерять. Если бы я лишился ещё и моих роз, я бы, пожалуй, умер. Я сбросил его на пол, а потом кинулся на него, с силой прижав его руки к земле и вглядываясь в предмет в его руках.

— И вот этим ты собирался меня застрелить? — рыкнул я, взмахнув отобранным у него ломом. Я наставил лом на него. — Ба-бах!

— Пожалуйста, отпусти меня! — вопил он. — Пожалуйста, не ешь меня. Я сделаю всё, что угодно!

И только тогда я вспомнил, как я выглядел. Он думал, что я монстр. Он думал, что мука из его перемолотых костей пойдёт мне на хлеб. А может, я и монстр, может, и пойдёт. Я расхохотался и, кинувшись, схватил отбивающегося от меня человека. Придерживая его руки свободной лапой, я поволок его вверх по лестнице — один пролет, потом второй, направляясь на пятый этаж, к окну. Я выставил его голову наружу. В лунном свете, я мог разглядеть его лицо. Оно показалось мне знакомым. Возможно, я просто видел его на улице.

— Что ты собираешься делать? — ахнул мужчина.

Без понятия. Но я сказал: — Я собираюсь сбросить тебя, подонок.

— Пожалуйста! Пожалуйста, не надо! Я не хочу умирать!

— Как будто мне есть дело до того, что ты хочешь. — На самом деле я не собирался сбрасывать его. Из-за этого сюда приехала бы полиция со всеми их вопросами, а я не мог этого допустить. Я не мог даже позвонить в полицию, чтобы его арестовали. Но я хотел, чтобы он боялся, боялся за свою жизнь. Он повредил мои розы, единственное, что у меня осталось. Я хотел, чтобы он штаны намочил от страха.

— Я знаю, что тебе плевать! — Мужик дрожал, но не только от ужаса, я понял, что у него началась ломка. Наркоман. Я сунул руку в его карман, уже зная, что найду там наркотики. Я вытащил их вместе с его водительскими правами.

— Пожалуйста! — он по-прежнему умолял. — Позволь мне жить! Я отдам тебе все, что угодно!

— Что у тебя есть такого, что бы я захотел?

Он корчился и думал. — Наркота. Ты можешь оставить себе это всё! Я могу достать тебе ещё — всё, что хочешь! У меня много клиентов.

Ах. Мелкий предприниматель. — Я не употребляю наркотики, скотина. — Это была правда. Я слишком боялся того, что под кайфом могу сотворить нечто безумное, например, выйти на улицу. Я чуть дальше выставил его в окно. Он заорал: — Тогда деньги.

Я крепко держал его за шею. — И что мне делать с деньгами?

Он задыхался и кричал. — Пожалуйста… должно же быть что-то.

Хватка стала жёстче. — У тебя нет ничего, что мне нужно.

Он попытался лягнуть меня, чтобы вырваться. — А подружка не нужна? — из-за крика он задыхался сильнее.

— Что? — Я почти разжал хватку, но сильнее вонзил когти. Он завопил.

— Подружка? Девчонка нужна?

— Не пытайся меня наколоть. Предупреждаю …

Но он видел, что я заинтересовался. Он попытался вползти внутрь, и я не стал ему мешать. — У меня есть дочь.

— И что насчёт неё? — Я ещё немного ослабил свою хватку, и он опять оказался в комнате.

— Моя дочь. Ты можешь забрать ее. Только отпусти меня.

— Я могу что? — я уставился на него.

— Забрать ее. Я приведу её тебе.

Он врал. Врал, чтобы я отпустил его. Какой отец отдаст дочь? Отдаст чудовищу? Но всё же… — Я тебе не верю.

— Это правда. Дочь. Она красивая …

— Расскажи мне о ней. Скажи мне что-нибудь, чтобы я понял, что ты говоришь правду. Сколько ей лет? Как ее зовут?

Он засмеялся, так как знал, что зацепил меня. — Ей шестнадцать, кажется. Зовут Линди. Она любит… книги, чтение, глупости. Пожалуйста, просто забирай её и делай с ней, что захочешь. Возьми мою дочь, но отпусти меня.

Это становилось явью. Девушка! Шестнадцатилетняя! Он действительно приведёт ее сюда? Могла ли она оказаться той самой девушкой, которая мне нужна? Я вспомнил голос Кендры. «Иногда могут происходить неожиданные вещи».

— Наверняка ей будет лучше без тебя, — сказал я. Тогда я понял, что поверил. Кому угодно будет лучше без такого отца. Я помогу ей. По крайней мере, так я себе говорил.

— Ты прав. — Он плакал и смеялся. — Ей будет лучше. Так что забирай её.

Я решился. — Через неделю ты приведёшь сюда свою дочь. Она останется со мной.

Теперь он смеялся. — Конечно. Обязательно. Сейчас я пойду, а потом приведу ее.

Я знал, что он затеял. — Но не думай, что если этого не сделаешь — это сойдёт тебе с рук. — Я снова перевесил его через подоконник, дальше, чем прежде. Он закричал, думая, что я собираюсь столкнуть его, но я показал ему вниз на камеры около оранжереи. — У меня камеры по всему дому, запись докажет все, что ты сделал. У меня твои водительские права и твоя наркота. И у меня есть кое-что ещё. — У него были длинные и жирные волосы. Ухватившись за них, я подтащил его к старинному гардеробу, где хранил зеркало. — Я хочу увидеть его дочь. Линди.

Зеркальное отражение изменилось — вместо моей гротескной физиономии появилась кровать, на которой спала девушка. Изображение приблизилось. Я увидел длинную рыжую косу. Потом ее лицо. Линда. Линда Оуэнс из школы, та самая с розой, именно её я увидел в зеркале. Линда. Неужели она — та самая девушка?

Я сунул зеркало в лицо подонку. — Это она?

— Как ты…?

Теперь, обращаясь к зеркалу, я сказал: — Я хочу увидеть адрес, по которому она находится.

В зеркале появилась дверь квартиры, а потом табличка с номером дома и названием улицы.

— Ты не сможешь сбежать. Я показал ему зеркало. — Куда бы ты ни отправился, я буду точно знать, где ты. — Я посмотрел на его водительские права. — Дэниэл Оуэнс, если ты не вернешься, я найду тебя, и последствия будут ужасны.

Последствия будут ужасны? Тьфу, ну кто так говорит?

— Я мог бы пойти в полицию, — сказал он.

— Но не пойдёшь.

Я потащил его обратно вниз, к оранжерее. — Мы поняли друг друга?

Он кивнул головой. — Я приведу её. — Он протянул руку, и я понял, что он пытался получить назад свой пакетик с наркотой и водительское удостоверение. — Завтра.

— Через неделю, — сказал я. — Мне нужно время, чтобы подготовиться. И я пока придержу это у себя, чтобы убедиться, что ты вернешься.

Потом я отпустил его, и он метнулся в ночь, как вор, которым и был.

Проследив его уход, я спустился вниз. Я почти подпрыгивал. Линда.

Уилла я увидел на лестничной площадке третьего этажа. — Я услышал шум, — сказал он. — Но подумал, что лучше не вмешиваться.

— Ты подумал правильно. — Я улыбался. — Скоро у нас будут посетители. Ты будешь нужен мне — надо сходить и купить кое-какие вещи, чтобы ей было удобней.

— Ей?

— Да, Уилл. Это девушка. Девушка, которая, возможно, разрушит чары, которая могла бы … полюбить меня. — Я почти подавился словами, так они были безнадежны. — Это мой единственный шанс.

Он кивнул. — Откуда ты знаешь, что она та самая?

— Потому что она должна быть ею. — Я подумал о её отце, готовом торговать собственной дочерью за свои наркотики и свободу. Настоящий отец ответил бы «нет», даже если бы его арестовали. Мой отец поступил бы так же, как её. — И потому что она тоже никому не нужна.

— Понимаю, — сказал Уилл. — И когда она приедет?

— Через неделю, не больше. — Я вспомнил о наркотиках, которые всё еще оставались в моей руке. — Возможно, раньше. Нам нужно работать быстро. Но все должно быть идеально.

— Я знаю, что это означает, — сказал Уилл.

— Ага. Отцовскую кредитку.

В последующие дни, украшая пустующие на третьем этаже апартаменты, я трудился усерднее, чем вообще когда-либо работал над чем-нибудь. Комнаты Линды. Мебель там была для гостиной, и пустые книжные полки только напоминали мне, что мой отец не планирует визитов. Теперь я переделал всё это в идеальную девичью спальню и библиотеку, посылая Уилла за мебельными каталогами, красками, обоями — всем необходимым.

— Ты думаешь, это правильно? — сказал Уилл. — Заставлять её прийти сюда? Я не знаю, могу ли принять участие в…

— Похищении?

— Ну, да.

— Ты не видел того мужика, Уилл. Он вломился, наверно, чтобы украсть что-то на продажу для наркоты. А потом, чтобы выбраться из неприятностей, он предложил мне свою дочь. Может быть, он делал это раньше — ты не думал об этом? Так что я сказал «да». Ты же знаешь, что я не собираюсь обижать её. Я хочу полюбить ее. — Боже, я выражался как Призрак оперы.

— Я всё ещё не думаю, что это правильно. Просто потому, что тебе это выгодно. А ей?

— Ей? Если отец отдаёт её мне, кто скажет, что он не отдал бы её кому-нибудь еще? Продал бы в рабство? Или что-нибудь похуже, чтобы купить наркоту? Я знаю, что не причиню ей боли. Ты сможешь также поручиться за следующего парня, с которым он попытается это провернуть?

Уилл кивал, так что я знал, что, по крайней мере, он задумался об этом. — А откуда ты знаешь, что она подходит тебе, чтобы влюбиться? — спросил Уилл. — Если папаша такая сволочь?

Потому что я наблюдал за ней. — Это мой единственный шанс. Я должен полюбить ее, — сказал я Уиллу. — И она должна полюбить меня в ответ, или для меня всё кончено. И если она в состоянии любить такого неудачника, как отец, то, быть может, она сможет увидеть меня сквозь мою внешность и тоже полюбит.

Прошло три дня. Я выбрал одеяла и подушки, набитые пухом. Я представлял себе, как она утонет в такой постели, приятней которой у неё никогда не было. Я подобрал великолепнейшие восточные ковры, хрустальные люстры. В те дни мне с трудом удавалось заснуть, так что я работал с четырех утра до самой ночи. Кабинет, превращённый в библиотеку, я покрасил в теплый желтый с белой отделкой. Для её спальни я выбрал обои с вьющимися розами. Уилл и Магда мне тоже помогали, но только я работал всю ночь. Наконец-то комнаты выглядели безупречно. Почти не веря, что она приедет, я сделал кое-что ещё. Заглянув к ней домой с помощью зеркала, я изучил содержимое её шкафов, а потом зашёл в Интернет-магазин Macy's Juniors и скупил всё, что подходило по размеру. Всё это я разместил во встроенном шкафу в её новых комнатах. И я купил книги — сотни книг — и расставил их на полках до самого потолка. Я скупил все, что было в книжных Интернет-магазинах, включая все мои любимые книги, заголовки которых мне попадались. Мы могли бы говорить о них. Было бы так здорово поговорить с кем-то моего возраста, пусть даже только лишь о книгах.

Каждый день после обеда приходили новые срочные доставки от UPS, а каждое утро заставало меня долго и упорно работающим — красящим, шлифующим, отделывающим. Я должен был сделать все идеальным, просто должен был, чтобы, быть может, она посмотрела бы сквозь моё уродство и нашла бы здесь счастье, нашла бы способ полюбить меня. Я даже не начинал обдумывать то, что может произойти — что она, вероятно, возненавидит меня за то, что забрал ее от отца. Я должен был сделать так, чтобы это всё сработало.

В ночь на шестой день я стоял в её будущих апартаментах. Мне все еще надо было починить мою оранжерею, мою прекрасную оранжерею. Но, к счастью, на улице было потеплело. Я починю её потом. А сейчас я изучал комнату. Полы, до совершенства натёртые воском, блестели рядом с коврами в зелено-золотых тонах. Пахло лимонной чистотой и десятками роз. Я выбрал желтые, которые, как я прочитал, символизировали веселье и радость, дружбу и надежды на новое начало, и расставил их по всем её комнатам в вазах из Уотерфордского хрусталя. В её честь я посадил новую розу — миниатюрную жёлтую и назвал «Маленькая Линда». Ни один из цветов с этой розы я не срезал, но покажу ей их, когда она впервые посетит оранжерею. Скоро. Я надеялся, что они ей понравятся. Я знал, что понравятся.

Я подошел к двери её комнаты и с помощью трафарета и маленькой кисточки, смоченной в золотой краске, добавил последний штрих на дверь. Я никогда не был аккуратным в моей прежней жизни, но это было очень важно. Идеальным почерком на двери было написано: «Комната Линди» [6].

Когда я вернулся в свою комнату, то проверил зеркало, которое снова держал возле моей кровати. — Я хочу увидеть Линди, — попробовал я.

Оно показало её. Она спала, потому что был уже второй час ночи. Небольшой ветхий чемодан стоял рядом с дверью. Она действительно приедет.

Я лег и провалился в крепкий сон, впервые, более чем за год, это был не сон от скуки, чувства поражения или усталости, но сон в предвкушении. Завтра она будет здесь. Все изменится.

Кто-то стучит. Кто-то стучит! Я не мог ответить на стук. Я не хочу перепугать её до смерти с первого же взгляда. Я остался в своей комнате, наблюдая в зеркале, как Уилл впускает её.

— Где он? — Это был папаша-подонок. Но где же девушка?

— Где кто? — спросил Уилл, являя собой образец корректности.

Парень колебался, и в этот момент я в первый раз увидел, что она была с ним, стояла в тени за его спиной. И хотя она была в тени, я заметил, что она плачет.

Это действительно была она. Я понял, что до сих пор не верил в это.

Линди. Линда. Она и правда была здесь!

Она полюбит розы. В самом деле, это же она первая научила меня ценить их. Может быть, мне надо подняться и встретить её, в конце концов, показать ей комнату и оранжерею.

Потом я услышал ее голос. — У моего отца безумная идея, что здесь живет монстр, и что меня надо заточить в подземелье.

Монстр. Именно таким она увидит меня, если я поднимусь наверх. Нет, сначала я дам ей осмотреться, увидеть красивые комнаты и розы, прежде чем ей придётся ужаснуться от моего вида.

— Монстра нет, мисс. По крайней мере, я ни одного не видел, — Уилл усмехнулся. — Мой работодатель — молодой человек, и, как мне говорили, — не самой удачной наружности. Из-за этого он не выходит на улицу. Вот и все.

— Тогда я могу уехать отсюда? — спросила Линди.

— Конечно. Но мой работодатель заключил сделку с вашим отцом; я полагаю, ваше присутствие здесь в обмен на его молчание о некоторых преступных деяниях, которые были засняты на пленку. Что напоминает мне …

Он сунул руку в карман и вытащил пакетик, который я забрал у взломщика. — Ваши наркотики, сэр?

Линди выхватила у него пакет. — Так вот что это значит? Ты заставляешь меня приехать сюда, чтобы ты смог получить назад свои наркотики?

— Он поймал меня на плёнку, девочка. Взлом и проникновение.

— Я полагаю, это было не первое преступление, — произнёс Уилл, и, судя по его лицу, он уже просканировал парня своим особым шестым чувством слепого и нашел его именно таким, как я и говорил. — И я уверен, что одни только наркотики повлекут серьезный приговор.

Он кивнул. — Минимальный срок заключения — от пятнадцати лет до пожизненного.

— Пожизненного? — Линди повернулась к Уиллу. — И вы согласились на это… моё лишение свободы? — Я задержал дыхание, ожидая ответа Уилла. — У моего работодателя есть свои причины. — Уилл выглядел так, как будто он хотел положить руку на плечо Линди или что-то в этом роде, но не стал. Возможно, он чувствовал, что если попробует, то она сбросит её. — И он будет хорошо к вам относиться, уж, наверное, лучше, чем… Послушайте, если вы хотите уйти, вы можете это сделать, но у моего работодателя взлом записан на пленку, и он отнесет её в полицию.

Девушка посмотрела на отца. В её глазах была мольба.

— Так лучше. — Он вырвал пакетик у нее из рук. — Вот это я заберу.

И, не простившись, он ушел, хлопнув за собой дверью.

Линди стояла, глядя на пустое место, на котором он только что стоял. Она выглядела так, словно сейчас рухнет без сознания. Уилл сказал: — Пожалуйста, мисс. Я могу сказать, что у вас сегодня был трудный день, хотя сейчас всего лишь десять часов. Пойдёмте. Я покажу вам ваши комнаты?

— Комнаты? Во множественном числе?

— Да, мисс. Это красивые комнаты. Мистер Адриан — молодой человек, на которого я работаю — очень усердно трудился, чтобы сделать их точно по вашему вкусу. Он попросил меня сказать вам, что если вам что-нибудь потребуется — что угодно, кроме телефона или Интернет-соединения — обязательно попросите. Он хочет, чтобы вы были счастливы здесь.

— Счастлива? — голос Линди был мертвым. — Мой тюремщик думает, что я буду счастлива? Здесь? Он что, сумасшедший?

В своей комнате я сжался от слова «тюремщик».

— Нет, мисс. — Уилл протянул руку и запер дверь на ключ. Просто формальность. Я рассчитывал на то, что она останется, чтобы защитить отца. Звук запираемой двери был для меня ужасен. Я был похитителем. Я не хотел похищать ее, но это был единственный способ заставить ее остаться. — Я — Уилл. Я тоже к вашим услугам. И Магда, горничная, с которой вы познакомитесь наверху. Пойдем?

Он предложил ей руку. Она не приняла её, но последовала за ним наверх по лестнице, бросив на дверь один последний непокорный взгляд.

Я наблюдал, как Уилл привел ее по лестнице наверх и открыл дверь. Её щеки и глаза покраснели от слез. Она ахнула, когда вошла, окидывая взглядом мебель, произведения искусства, стены, цвет которых в точности совпадал с жёлтым оттенком роз в хрустальных вазах. Как зачарованная она уставилась на двуспальную кровать, застеленную дизайнерскими простынями. Потом подошла к окну.

— Прыгать здесь высоковато, не так ли? — дотронулась она до толстого стекла.

За её спиной Уилл произнёс: — Да, так и есть. И окна настолько широко не открываются. Возможно, если вы решитесь попробовать, то обнаружите, что жить здесь не так уж страшно.

— Не так страшно? Вы когда-нибудь были в плену? Вы и сейчас пленник?

— Нет.

Я изучал ее. Я помнил её с того дня танцев. Тогда я подумал, что с ее рыжими волосами, веснушками и неровными зубами она невзрачна. Зубы не изменились, но на самом деле ее внешность нельзя было назвать однозначно невзрачной. Я был рад, что она не была красавицей, как сказал её отец. Кто-то безусловно красивый никогда не смог бы ничего разглядеть за моим уродством.

Быть может, у этой девушки получится.

— А я была, — сказала она. — В течение шестнадцати лет я была пленницей. Но я сама рыла себе туннель. Совершенно самостоятельно я подала заявление и получила стипендию в одной из лучших частных школ города. Я ездила туда на электричке каждый день. А там богатенькие детки игнорировали меня, потому что я не была одной из них. Они думали, что я ничтожество. Может, они и были правы. Но я училась изо всех своих сил, получая наивысшие баллы. Я знала, что это единственный путь, чтобы выбраться из моей жизни, чтобы получить стипендию, поступить в колледж и уехать отсюда. Но вместо этого, чтобы уберечь моего отца от тюрьмы, теперь я должна быть пленницей здесь. Это нечестно.

— Понимаю, — сказал Уилл. Я знал, что он, должно быть, впечатлен ею, тем, как она говорила. Она даже использовал метафору — о тоннеле. Она действительно была очень умна.

— Что ему надо от меня? — плакала девушка. — Заставить меня работать на него? Или для сексуальных развлечений?

— Нет, если бы это было так, я бы не участвовал в этом.

— Правда? — она выглядела немного успокоившейся, но спросила: — Тогда что?

— Я думаю… — Уилл запнулся. — Я знаю, что он одинок.

Она пристально посмотрела на него, но ничего не сказала.

Наконец, он сказал: — Я дам вам возможность отдохнуть и осмотреться в своём новом доме. В полдень Магда принесёт ланч. Тогда вы сможете с ней познакомиться. Если вам нужно что-нибудь — попросите, и это ваше.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Я наблюдал, как Линда ходила по комнате, дотрагиваясь до разных предметов. Дольше всего её глаза задержались на одной из ваз с розами. Она вытянула желтый цветок, который, по моему мнению, был самым красивым. На мгновение она поднесла его к лицу, вдыхая аромат, потом прижала его к своей щеке. Наконец, она вернула его в вазу.

Она шла по комнатам, открывая двери и выдвигая ящики. Тщательно продуманный гардероб не возымел успеха, но в дверях библиотеки она ахнула и остановилась. Она подняла голову, оглядывая ряды книг, протянувшиеся до потолка. Я обратил внимание на её домашнюю работу и постарался купить книги, которые бы ей понравились — не только романы, но и книги по физике, религии, философии, и продублировал весь этот объём для себя, чтобы я мог прочесть все, что привлечёт её внимание. Я начал работу по созданию базы данных по всем книгам, перечисленным по названию, автору и теме — как в настоящей библиотеке, но ещё не закончил её.

Она взобралась по лесенке и выбрала книгу, потом вторую. Она прижала их к себе, как гарантию безопасности, как щит. Ну вот, по крайней мере, это уже успех. Она принесла книги обратно в спальню, положила их на ночной столик, а потом, всхлипывая, рухнула на кровать.

Мне хотелось ее успокоить, но я знал, что не смогу, не сейчас. Я надеялся, что когда-нибудь она поймет.

В полдень Магда принесла Линди ланч. Я наблюдал через зеркало. В течение нескольких дней Магда покупала еду на вынос, потому что я скучал по фаст-фуду. Но сегодня я попросил ее приготовить нечто такое, что понравилось бы девушке, например, сэндвичи без корочек и изысканный девичий суп. Края фарфоровой посуды были оформлены кантом из розовых роз. Вода была в хрустальном бокале на высокой ножке. Нож и вилка были из лучшего серебра. Еда выглядела вкусной.

Я наблюдал. Она не съела ничего и вернула поднос Магде, когда та вернулась. Читая книгу, взятую на полке, она опустилась на кровать. Я глянул на заголовок. Сонеты Шекспира.

Я боялся постучать в дверь. Когда-нибудь я должен буду сделать шаг вперёд, но я не знал, как его сделать, не пугая её. Вопить: «Пожалуйста, впусти меня, обещаю, что не съем тебя» — было бы слишком?

Возможно. Вероятно, её напугает даже звук моего голоса. Но я хотел, чтобы она знала, что если она просто выйдет из комнаты, я буду очень хорошо вести себя с ней.

В конце концов, я написал ей записку.

«Дорогая Линди,

Добро пожаловать! Не бойся. Я надеюсь, тебе будет комфортно в твоём новом доме. Чего бы ты ни захотела — только попроси. Я прослежу, чтобы ты получила это незамедлительно.

Я с нетерпением жду встречи с тобой на ужине сегодня вечером. Я хочу понравиться тебе.

С уважением, Адриан Кинг».

Я удалил последнюю фразу, распечатал текст, а затем принес письмо к её комнате и незаметно просунул его под дверь. Я ждал, боясь пошевелиться, чтобы не наделать шуму.

Через минуту записка вернулась.

Слово «НЕТ» было написано большими буквами поперек страницы.

Я долго просидел там в раздумьях. Смогу ли я писать ей письма, как какой-то романтический герой, таким способом пробуждая в ней влюблённость ко мне? Без вариантов. Я не был писателем. А как я сам смогу полюбить, если вижу её исключительно в зеркале? Мне придётся заставить ее разговаривать со мной. Я подошел к двери, тихо и неуверенно постучал. Когда она не ответила, я попытался снова, но уже громче.

— Пожалуйста, — донёсся ее ответ. — Мне ничего не нужно. Просто уходите!

— Я должен поговорить с тобой, — сказал я.

— Кто… кто это?

— Адриан… — Кайл… хозяин этого дома… зверь, обитающий здесь. — Меня зовут Адриан. Я тот… — Тот, кто держит тебя в плену. — Я хотел познакомиться с тобой.

— Я не хочу с тобой знакомиться! Я тебя ненавижу!

— Но… тебе понравились твои комнаты? Я старался сделать так, чтобы у тебя всё было красивым.

— Ты с ума сошел? Ты похитил меня! Ты похититель.

— Я не похищал тебя. Твой отец отдал мне тебя.

— Он был вынужден.

Это меня взбесило. — Да, верно. Он ворвался в мой дом. Он рассказал тебе это? Он пытался ограбить меня. Но у меня установлены камеры. И тогда, вместо того, чтобы принять своё наказание как мужчина, он привел сюда тебя, чтобы ты расплачивалась за него. Он пожелал продать тебя, чтобы спасти себя. Я не собираюсь причинять тебе боль, но он этого не знал. Я мог бы запереть тебя в клетке, и он должен был об этом подумать.

Она ничего не сказала. Мне было интересно, что за историю он ей наплёл, если мои слова были первыми правдивыми из всех.

— Кусок дерьма, — пробормотал я, собравшись уходить.

— Замолчи! Ты не имеешь права! — она сильно ударила в дверь, может быть, своим кулачком, а может, чем-то еще, например, туфелькой.

Боже, я болван. Конечно же, было не самым умным ляпнуть такое. Будто вернулся в свою прошлую жизнь. Я, что, всегда раньше говорил такие предельно бредовые глупости? Может, и так, но это сходило мне с рук. До Кендры.

— Послушай, прости. Я не это имел в виду. — Дурак, дурак, дурак!

Она ничего не ответила.

— Ты меня слышала? Я сказал, что мне жаль.

Всё равно тишина. Я постучал в дверь и позвал ее по имени. В конце концов, я ушел.

Спустя час она была всё еще в комнате, а я мерил шагами пол, думая о том, что мне надо было бы сказать.

И что из того, что я похитил ее? У нее ведь все равно ничего не было. Этот дом — лучшее, что она когда-либо видела, даже лучше, чем могла себе представить, но вот была ли она благодарна этому? Нет, конечно, нет. Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не этого.

Я пошел к Уиллу. — Я хочу, чтобы она вышла! Ты можешь ее заставить?

— И как ты предлагаешь мне это сделать? — спросил Уилл.

— Скажи, что я этого хочу! Что она должна!

— Ты ей приказываешь? Так же, как приказал ее отцу привезти ее сюда? Вышло просто… замечательно.

Это было не то, о чем я думал, но, это именно то, чего мне хотелось.

— Да.

— И как, ты думаешь, она это воспримет?

— Как она воспримет? А как насчет меня? Я трудился всю неделю, чтобы ей было комфортно, уютно, я сделал для нее все! а она… неблагодарная девчонка!.. она даже не вышла, чтобы увидеть меня.

— Увидеть тебя? Она не хочет видеть человека, который забрал ее из дома от родного отца. Адриан, ты же держишь ее в заложниках!

— Ее отец — подонок. — Я не сказал Уиллу про зеркало, о том, как наблюдал за ней и видел, как отец бил ее. — Ей лучше без него. И я вовсе не хочу, чтобы она была заложницей. Я хочу…

— Я знаю, чего ты хочешь, но она не знает. Она не замечает розы в вазах, или то, как ты покрасил стены в комнате. Она видит лишь монстра, и это притом, что она еще не видела тебя.

Моя рука машинально дернулась к лицу, но я знал, что Уилл имел ввиду мое поведение.

— Монстра, — продолжил он, — который привез ее сюда, Бог знает для чего — убить, пока она будет спать или же держать ее, как рабыню. Она боится, Адриан.

— Хорошо, я понял. Но как же мне объяснить ей, что она здесь не как рабыня или жертва?

— Ты действительно просишь у меня совета?

— А ты видишь тут кого-то другого?

Уилл сгримасничал: — Нет. Не вижу.

Затем он повернулся ко мне, пытаясь найти мое плечо и, наконец, положил на него руку: — Не заставляй ее. Если хочет оставаться в комнате, пусть остается. Дай ей свободу, дай понять, что ты уважаешь ее выбор.

— Если она будет оставаться в своей комнате, она никогда не проявит ко мне интереса.

Уилл похлопал меня по плечу: — Просто попытайся.

— Ага, спасибо, это точно поможет. — Я уже начал уходить, но голос Уилла меня остановил: — Адриан. — Я повернулся. — А еще иногда полезно умерить гордыню.

— Это не про меня, — ответил я. — В этом вопросе у меня вообще нет гордости.

Но час спустя я вновь постучал в дверь Линди. Я руководствовался не гордыней, а только лишь раскаянием. Это было сложно, потому что я не собирался ее выпускать. Не мог.

— Уходи! — крикнула она. — Если я здесь, это еще не значит, что я буду делать…

— Я знаю, — перебил ее я. — Но могу я… можешь выслушать меня хотя бы минуту?

— Разве у меня есть выбор? — возразила она.

— Да! Да, у тебя есть выбор. У тебя есть масса вариантов. Ты можешь послушать меня или послать подальше. Ты можешь вечно меня игнорировать. Ты права. Ты совершила подвиг, придя сюда. Я не заставляю тебя дружить.

— Дружить? Ты это так называешь?

— Это то, что я… — я остановился. Я показался бы ей жалким, сказав, на что я надеюсь. Что у меня нет друзей, что я хочу, чертовски хочу, чтобы она была рядом, говорила и шутила, и, наконец, вернула бы меня к реальной жизни, и этого было бы достаточно. Каким неудачником я выглядел бы, если бы сказал это.

Я вспомнил слова Уилла о гордости: — Я надеюсь, мы когда-нибудь сможем стать друзьями. Я пойму, если ты не захочешь, если ты… — Я подавился словами «отвернешься, испугаешься меня, сморщишься от отвращения». - Послушай, ты должна знать, что я не каннибал, и тебе нечего бояться. Я человек, хоть и не выгляжу таковым. И я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь, ну разве что, уйти ты не можешь. Надеюсь, когда-нибудь ты все-таки решишь выйти.

— Я тебя ненавижу!

— Да, это ты уже говорила. — Каждое ее слово было словно удар хлыста, но я продолжил. — Уилл и Магда, они работают здесь. Если захочешь, Уилл может учить тебя. Магда будет готовить тебе, убирать твою комнату, покупать все необходимое, стирать твои вещи, делать все, что ты захочешь.

— Я… я ничего не хочу. Я хочу вернуться в свою прежнюю жизнь.

— Я понимаю, — сказал я, вспоминая слова Уилла о ее чувствах. Я около часа думал о ее переживаниях, о том, что ей не безразличен ее ужасный отец настолько же, — я готов был проклинать себя за это, — насколько мне был не безразличен мой. — Надеюсь… — Я замолчал, думая об этом и, наконец, решил, что Уилл прав. — Надеюсь, ты когда-нибудь выйдешь, потому что… — Я не мог выдавить из себя продолжение.

— Потому что, что?

Я уловил свое отражение в стекле одной из картин, висящих в коридоре и не смог договорить. Просто не смог.

— Ничего.

Час спустя, ужин был готов. Магда приготовила цыпленка с рисом, источавшего дивный аромат. По моей просьбе она поднялась к Линде с подносом и постучала в дверь ее комнаты.

— Я не собираюсь выходить ни на какой ужин, — крикнула она. — Издеваетесь что ли?

— Я принесла тебе поднос, — сказала Магда, — поешь у себя?

Пауза. И ответ: — Да. Да, пожалуйста, оставьте. Спасибо.

Я поужинал, как обычно, с Магдой и Уиллом, после чего сказал, что отправляюсь спать. Я одарил Уилла взглядом, говорившим, что я попытался, но это не сработало.

И хотя он не мог его видеть, он сказал: — Терпение.

Но я не мог спать, зная, что она была двумя этажами ниже, чувствуя, как ее ненависть распространялась по всему дому, протекая сквозь стены и этажи. Это было не то, чего я хотел. Ничего не выйдет. Я чудовищем был, чудовищем и умру.

— Я тут кое о чем подумал, — сказал Уилл на следующий день после ее приезда.

— О чем? — поинтересовался я.

— Молчание. Думаю, если ты оставишь ее в покое, возможно, она передумает.

— Именно поэтому, похоже, у тебя нет девушки, — съязвил я.

— Разговор-то с ней не сработал.

Пришлось признать его правоту, поэтому я последовал его совету. Меня пугало, что она еще не видела меня. Что она скажет, увидев?

Несколько следующих дней я хранил молчание. Линди оставалась в своей комнате, а я наблюдал за ней в зеркало. Книги и розы были тем немногим, что ей здесь нравилось. Я читал каждую книгу, которую читала она. Я тратил практически все свое свободное время на чтение книг, чтобы быть на одном уровне с ней. Я не пытался вновь заговорить с девушкой. И каждую ночь, настолько уставший, что книга выпадала у меня из рук, я лежал в кровати и чувствовал, что ее ненависть, как призрак, бродит по коридорам. Возможно, это была плохая идея, но разве у меня были другие варианты?

— Я недооценивал ее, — сказал я Уиллу.

— Да, именно.

Я удивленно посмотрел на него: — Ты тоже так думаешь?

— Я всегда так думал, Но скажи мне, Адриан, почему так думаешь ты сам?

— Я надеялся, что ей понравится все, что я купил: красивая мебель и вещи. Она бедная и я думал, что если я куплю ей драгоценности и милые штучки, она даст мне шанс. Но ей это все не нужно.

Уилл улыбнулся: — Нет, не хотела. Все, что ей нужно — ее свобода. Так же, как и тебе, верно?

— Да… — Я вспомнил про школу, про танцы, о том, как я сказал Трею, что школьный бал напоминает легализованную проституцию. Казалось, это было так давно.

— Я никогда не встречал людей, которых нельзя купить. Мне это вроде как нравится в ней.

— Жаль, что этого понимания недостаточно, чтобы снять заклятие. Я горжусь тобой.

«Горжусь тобой». Никто раньше не говорил мне такого, и на долю секунды мне захотелось обнять Уилла, просто чтобы почувствовать прикосновение человека. Но это было бы очень странно.

Той ночью, гораздо позже обычного, я лежал, прислушиваясь к звукам старого дома. Кое-кто счел бы такую ситуацию отстойной. Но мне казалось, что я слышал шаги наверху. Может это Линди?

Невозможно, она же через два этажа. Но я все равно не мог заснуть.

В конце концов, я встал с кровати и поднялся в гостиную на втором этаже. Включил еле слышно спортивный канал, чтобы телевизор ей не помешал. Я надел джинсы и рубашку, хотя раньше то же самое я проделал бы в боксерах. Хотя Линди и поклялась никогда не выходить из комнаты, я не хотел допускать и малейшего шанса, что она увидит больше, чем только мое лицо. И лица будет более чем достаточно.

Я уже начал засыпать, как вдруг услышал звук открывающейся двери. Это она? В коридоре? Возможно, это всего лишь Магда или это бродит Пилот. Но, похоже, что это было на третьем этаже, там, где была Линди. Приложив все усилия, чтобы не смотреть, я пытался не отрывать взгляд от телевизора, так, в темноте она бы не испугалась моего лица. Я ждал… Это была она. Я слышал, как она на кухне гремела тарелкой и вилкой, споласкивала их и ставила в посудомоечную машину. Мне хотелось сказать, что она не должна этого делать, что это выполнит Магда, которой мы за это платим. Но я продолжал молчать. Когда я услышал шаги в гостиной, так близко, что она могла меня заметить, я не смог заставить себя молчать.

— Я сижу здесь, — сказал я тихо. — Просто хочу, чтобы ты знала и не испугалась.

Она не ответила, но посмотрела на меня. Освещение в комнате, исходившее лишь от телевизора, было тусклым. Как же мне хотелось закрыть лицо подушкой, чтобы спрятаться. Но я этого не сделал. Она должна меня когда-то увидеть. Кендра ясно дала это понять.

— Ты спустилась, — заинтересовано сказал я.

Она повернулась ко мне, и я увидел, как ее глаза скользнули по моему лицу, потом в сторону, потом она снова посмотрела на меня: — Ты чудовище. Мой отец…он говорил… Я думала, что это его галлюцинации. Он часто говорит безумные вещи. Я думала… А ты и правда такой. О, Господи, — она отвернулась. — О, Господи.

— Пожалуйста, я не причиню тебе вреда, — сказал я. — Я знаю, по мне не скажешь, но я правда не стану… пожалуйста. Я не сделаю тебе больно, Линди.

— Я и представить себе не могла. Я думала ты какой-то извращенец, который… а потом, когда ты не выломал дверь в комнату или еще чего-нибудь… Но как такое возможно?

— Я рад, что ты вышла, Линди, — я старался, чтобы мой голос звучал спокойно. — Я очень волновался о том, как мы с тобой встретимся. Но теперь все хорошо, и возможно когда-нибудь ты ко мне привыкнешь. Я боялся, что ты не выйдешь… никогда.

— Мне пришлось, — она сделала глубокий вдох, затем выдохнула. — Я выходила по ночам. Я не могу сидеть в этих комнатах, чувствую себя, словно животное в клетке, — она одернула себя. — Боже…

Я не обращал внимания на ее нервозность. Может, если я буду вести себя как человек, покажу ей, что им и являюсь. Я сказал: — Не правда ли, Пикадилло, которое Магда приготовила на ужин, было великолепным? — Я не смотрел на нее. Может, если она не будет видеть моего лица, то и бояться не станет.

— Да, согласна, оно было чудесным. — Она меня не поблагодарила. Я и не ждал, что она это сделает. Теперь я лучше понимал ее.

— Магда прекрасно готовит, — сказал я, стараясь поддерживать разговор, раз уж мы начали разговаривать, даже если сказать мне было нечего. — Когда я жил с отцом, он никогда не разрешал ей готовить латиноамериканские блюда. Она делала все самое стандартное — мясо и картошку. Но когда он бросил нас здесь, мне было все равно, что есть, поэтому она начала готовить вот это. Думаю, для нее это проще, да и вкуснее, — я замолчал, раздумывая, о чем бы еще поболтать.

Но она заговорила: — Что ты имел в виду, сказав, что он бросил вас здесь? Где твой отец сейчас?

— Я живу с Магдой и Уиллом, — по-прежнему, стараясь не смотреть на нее, ответил я. — Уилл — мой репетитор. Если ты хочешь, он может заниматься и с тобой.

— Репетитор?

— Учитель, точнее. С тех пор, как я не могу ходить в школу из-за… в общем, он обучает меня на дому.

— Школа? Но тогда ты… сколько тебе лет?

— Шестнадцать. Так же, как и тебе.

По ее лицу было заметно, что она очень удивлена, видимо, все это время она думала, что я старый извращенец.

Наконец, после долгого молчания она поинтересовалась: — Шестнадцать. И где же тогда твои родители?

А твои где? Мы с тобой в одной лодке, брошенные нашими дорогими предками — подумал я, но промолчал. «Молчание» — как говорил Уилл. Вместо этого я ответил: — Мама ушла от нас очень давно. А отец… ну, он не смог смириться с тем, как я теперь выгляжу. Он нормальный.

Она кивнула, и в ее глазах была жалость. Жалость мне была не нужна. Если она жалеет меня, то может подумать, что я жалкое, ничтожное создание, поймавшее ее и желающее сделать ее своей, как Призрак Оперы. Но жалость все-таки лучше ненависти.

— Ты скучаешь по своему отцу? — спросила Линди.

Я ответил честно: — Пытаюсь не скучать. Я имею в виду, что не стоит скучать по людям, которые не скучают по тебе, верно?

Она кивнула: — Когда отец окончательно стал наркоманом, мои сестры переехали к своим парням. Знаешь, я злилась на них за то, что они не остались, чтобы, ну, знаешь, помочь мне с ним. Но я скучаю.

— Мне жаль, — говорить про ее отца было довольно рискованно. — Ты бы хотела, чтобы Уилл учил тебя? Я занимаюсь с ним каждый день. Ты, вероятно, умнее меня. Я не очень прилежный ученик, но в твоей прежней школе наверняка были такие ученики, не так ли?

Она не ответила, и тогда я добавил: — Он может обучать тебя отдельно от меня, если захочешь. Я знаю, ты злишься и у тебя есть все причины для этого.

— Да, злюсь.

— Знаешь, есть кое-что, что я хотел бы тебе показать.

— Показать мне? — в ее голосе послышалось беспокойство, будто штора начала медленно опускаться.

Я быстро добавил: — Нет, ты не то подумала. Ты не поняла. Это оранжерея. Я сам построил ее, чтобы выращивать там растения. Там растут только розы. Тебе нравятся розы? — Я знал, что это так. — Уилл подкинул мне идею.

Я думаю, он рассчитывал на то, что это станет моим хобби. Мои любимые — розы флорибунда — плетущиеся розы. Они не такие пышные, как гибридные чайные розы. То есть, у них лепестков меньше. Зато, если их у них правильная опора, они могут вырасти до десяти футов. А я уверен, что все делаю правильно.

Я замолчал, понимая, что говорю, словно какой-то школьный ботаник, который сыпет данными статистики баскетбольных матчей или может перечислить по именам всех дальних родственников хоббита Фродо из Властелина колец.

— Эти розы в моей комнате, — сказала она — Они твои? Ты их вырастил?

— Да. — В один из дней ее пребывания здесь, я попросил Магду заменить желтые розы, которые уже завяли, на белые, символизирующие чистоту. Когда-нибудь я надеялся заменить их на красные, соответствующие романтике: — Мне нравится, что ты можешь любоваться моими розами. Раньше мне некому было их дарить, кроме Магды. У меня их много. Если захочешь спуститься посмотреть на них, или заниматься там… я могу попросить Магду или Уилла, чтобы они всегда были рядом с тобой, чтобы ты не боялась, что я причиню тебе вред.

Я не указал ей на очевидные факты: что сейчас она была здесь со мной наедине, что все эти дни она была в доме под охраной всего лишь слепого мужчины и пожилой женщины, да и дверь была неубедительной. И я до сих пор ничего ей не сделал. Все же я надеялся, что она это заметила.

— Ты действительно так выглядишь? То есть, это не маска, чтобы скрыть твое собственное лицо? Как делают похитители? — она нервно усмехнулась.

— Хотелось бы. Я обойду диван, чтобы ты сама могла увидеть, — ответил я.

Я встал, чтобы дать ей шанс рассмотреть меня. Я был рад, что почти все мое тело скрывалось под одеждой. Я вспомнил об Эсмеральде, не осмеливавшейся взглянуть на Квазимодо. Я монстр. Чудовище.

— Ты можешь дотронуться до него, до моего лица, если хочешь убедиться, — сказал я.

Она помотала головой: — Я тебе верю. — Теперь, когда я стоял ближе, она рассматривала меня с ног до головы, задержав взгляд на руках с когтями. Линди склонила голову. По ее глазам было видно, что ей меня жаль.

— Я думаю, будет здорово, если Уилл будет учить меня. Мы можем попробовать учиться с тобой вместе, чтобы не занимать у него много времени. Но если ты окажешься совсем тупым и не будешь справляться, нам придется изменить способ обучения. Я привыкла к классам для отличников.

Я понял, что она шутит, хотя была в этом и доля правды. Я хотел спросить ее про оранжерею снова. Мне было интересно, спустится ли она завтра, чтобы присоединиться к завтраку с Уиллом, Магдой и мной. Но я боялся напугать ее и все испортить, поэтому сказал: — Мы проводим занятия в комнатах с выходом на сад. Это на первом этаже. Обычно мы начинаем в девять. Читаем сонеты Шекспира.

— Сонеты?

— Да. — Я пытался вспомнить лучшие строфы, чтобы процитировать. Я выучил множество стихотворений во время своего затворничества. Это был мой шанс, чтобы поразить ее. Но затянувшееся молчание выглядело глупо. В результате я сдался: — Шекспир классный.

Да, блин. Шекспир — это круто, чувак.

Но она улыбнулась: — Да. Мне нравятся его пьесы и поэмы. — И еще одна нервная улыбка. Хотелось бы знать, почувствовала ли она то же облегчение, что испытал я от нашей первой встречи. — Ну, я должна идти спать, чтобы быть готовой завтра.

— Хорошо.

Она развернулась и направилась к лестнице. Я наблюдал за ней, как она поднимается, потом слушал ее шаги, доносившиеся уже с этажа выше.

Только когда я услышал, как открылась и закрылась дверь в ее комнату, я поддался своему животному порыву и исполнил дикую звериную пляску по комнате.

Проснулся я еще до рассвета, чтобы убрать пожухлые листочки с роз, подмести пол в оранжерее и полить цветы. Я хотел сделать это до начала наших занятий, чтобы все успело подсохнуть, и нигде не было грязи. Я даже промыл кованую мебель в оранжерее, чтобы она тоже была чистой и успела нагреться к нашему приходу. Хотел, чтобы ей все понравилось.

К шести все было готово. Я даже поправил некоторые плетущиеся ветви, чтобы они тянулись выше, будто собирались удрать. Потом я разбудил Уилла громким стуком в дверь.

— Она придет, — сказал я ему.

— Кто она? — голос Уилла был хриплым ото сна.

— Тссс, — прошептал я. — Она услышит тебя. Линди придет на занятия.

— Потрясающе, — сказал Уилл. — Это через… сколько… через пять часов?

— Три. Я сказал ей приходить к девяти. Я не выдержу ждать еще дольше. Но до этого ты должен мне помочь.

— С чем помочь, Адриан?

— Ты должен объяснить мне все заранее.

— Что… с чего бы мне делать это вместо того, чтобы спать?

Я снова постучал: — Может откроешь? Я не могу стоять тут и разговаривать с тобой. Она может услышать.

— У меня есть идея — топай обратно в кровать.

— Пожалуйста, Уилл, — прошептал я. — Это важно.

Наконец, я услышал его шаги в комнате. Он появился в дверях: — Что же такого важного?

В комнате Пилот зарылся носом в лапы.

— Мне нужно, чтобы ты подготовил меня к занятию, сейчас.

— Зачем?

— Ты меня вообще слышал? Она придет на наши занятия.

— Да. В девять часов. Сейчас-то она еще спит, наверно.

— Но я не хочу, чтобы она подумала, что я еще и дурак. Будто уродливости недостаточно. Ты должен научить меня заранее, чтобы при встрече я не выглядел идиотом.

— Адриан, будь собой. Этого хватит.

— Быть собой? Ты что забыл, что я — это чудовище? — Это слово вырвалось ужасным рыком, хоть я и пытался оставаться спокойным. — В первый раз, спустя неделю, она увидит меня в дневном свете. И мне хочется показаться хотя бы умным.

— Ты и так умен, и она тоже, кстати, а ты ведь хочешь суметь поддержать разговор, а не повторять мои слова.

— Она была членом всех почетных обществ, получала стипендию. А я невежа с папочкиными деньгами.

— Ты изменился с тех пор, Адриан. Я подкину тебе парочку подсказок, если тебе понадобится моя помощь, но я верю, что ты и сам справишься. Ты смышленый парень.

— Ага, ты всего лишь хочешь снова улечься спать.

— Да. Я хочу снова лечь спать. Но не «всего лишь». Я тебе уже ответил, — он начал закрывать дверь.

— Знаешь, а ведьма сказала, что к тебе вернется зрение, если я разрушу свое проклятие.

Он остановился: — Ты попросил ее?

— Да, я хотел сделать что-нибудь для тебя, потому что ты хорошо ко мне относишься.

— Спасибо, — с улыбкой ответил Уилл.

— Вот видишь как важно, чтобы у меня все вышло хорошо? Поэтому придумай что-нибудь, дай подсказку. Она сказала, что если я окажусь глупым, она будет заниматься отдельно. А это, Уилл, двойная работа для тебя.

Скорее всего, он обдумал мои слова, потому что сказал: — Ладно, прочитай 54-ый сонет. Думаю, тебе он понравится.

— Спасибо.

— Но, Адриан, иногда надо и ей давать возможность показать себя.

И закрыл дверь.

До прихода Линди я поставил свой стул перед стеклянными дверями, ведущими в сад с розами. Я долго пытался решить, буду ли я выглядеть лучше на фоне роз или они наоборот, привлекут внимание к моей уродливости. Но, в конце концов, я решил, что что-то в комнате должно быть красивым, и это определенно не я. Не смотря на июль, я был в рубашке от Ральфа Лорана на пуговицах и с длинным рукавом, в джинсах и в кроссовках с носками. Чудовище-ученик элитного колледжа. С книгой сонетов Шекспира в руках, я сидел и перечитывал 54-ый сонет уже, наверно, в двадцатый раз. На заднем фоне играла музыка из «Времен года» Вивальди.

Вся эта постановочная картинка разрушилась, когда она постучала. Уилл еще не пришел, и мне пришлось встать, разрушив тем самым свое красочное (или — не стоит лукавить — чуть менее отталкивающее) представление. Но я не мог вынуждать ее стоять там, так что бросился к двери, чтобы открыть ее. Открыть очень, очень медленно, чтобы не шокировать ее.

В утреннем свете было еще заметнее, чем прошлой ночью, что она избегает прямых взглядов на меня. То ли она вела себя так, потому что я вызывал у нее тот же ужас, что фотография с места преступления, то ли она пыталась быть тактичной и не рассматривать меня напрямую. Я верил, что ее ненависть ко мне сменилась жалостью. Но как же мне превратить это в любовь?

— Спасибо, что пришла, — сказал я, жестом приглашая ее в комнату, но не прикасаясь. — Я решил разместиться рядом с оранжереей. — Я переставил темный деревянный стол ближе к дверям и пододвинул стул для Линди, приглашая ее сесть. В жизни раньше не делал ничего подобного для девушки.

Но она уже была у дверей в оранжерею: — Как же тут красиво! Можно войти?

— Да. — Я уже стоял позади нее и тянулся к замку. — Пожалуйста. Мой сад никогда не посещал кто-либо еще, кроме Уилла и Магды. Я надеюсь…

Я замолчал. Она уже вышла из комнаты. Едва она вошла внутрь оранжереи, мелодия «Весны» Вивальди окутала ее, стоящую среди цветов.

— Это восхитительно! Такой аромат… это же целое богатство у тебя дома!

— Это и твой дом. Пожалуйста, приходи, когда пожелаешь.

— Я люблю сады. Мне нравилось бывать после школы на Земляничных полях в Центральном парке. Я сидела там, читая, часами. Я не любила возвращаться домой.

— Я понимаю. Хотелось бы мне пойти в этот сад. Я видел его изображения в Интернете. — И проходил там тысячу раз в прошлой жизни, едва ли замечая это. Теперь же я жаждал пойти туда, но не мог.

Она опустилась на колени у миниатюрных розочек: — Они просто очаровательны.

— Похоже, девушкам всегда нравится все крохотное. Я больше люблю плетущиеся. Они всегда тянутся к солнцу.

— Они тоже красивые.

— Но вот эта… — я тоже опустился на колени, чтобы показать миниатюрную светло-желтую розочку, которую я посадил около недели назад. — Эта роза называется Маленькая Линда.

Она покосилась на меня: — Ты всем своим цветам даешь имена?

Я рассмеялся: — Я не называл ее. Селекционеры при получении нового сорта роз дают ему название. Так уж вышло, что этот называется «Маленькая Линда».

— Она совершенна, такая хрупкая. — Она потянулась к розе, и ее рука коснулась моей, пустив по моему телу разряд тока.

— Но сильная. — Я убрал руку, прежде, чем она сама отдернет ее в отвращении. — Некоторые миниатюрные сорта намного сильнее чайных роз. Хочешь, я срежу несколько, чтобы поставить в твоей комнате, раз уж это твои тёзки?

— Было бы жестоко их срезать. Может… — Она замолчала, держа маленький цветочек на двух пальцах.

— Что?

— Может быть, я вернусь, чтобы навестить их.

Она сказала, что вернется. Не может быть!

В этот момент вошел Уилл.

— Угадай, кто здесь, Уилл? — сказал я, словно не предупреждал его заранее. — Линди.

— Замечательно, — ответил он. — Добро пожаловать, Линди. Надеюсь, ты оживишь обстановку, потому что с одним только Адрианом было ужасно скучно.

— Оба скучали, — отозвался я.

Затем, как я уже знал, он сказал: — Сегодня мы собираемся обсуждать сонеты Шекспира. Думаю, начнем с пятьдесят четвертого.

— Ты взяла книгу? — я спросил у Линди. Она помотала головой. — Мы можем подождать, пока ты сходишь за ней. Верно, Уилл? Или могу поделиться своей?

Ее глаза блуждали по оранжерее: — Эмм, думаю, мы можем заниматься по одной книге. Я принесу свою завтра.

Она сказала «завтра».

— Хорошо. — Я подвинул книгу, чтобы она была ближе к ней. Не хотелось, чтобы она подумала, будто я пытаюсь придвинуться к ней ближе. Но все же, сейчас я был с ней так близко, как никогда прежде. Я мог так легко дотронуться до нее, словно случайно.

— Адриан, ты хочешь прочесть вслух? — спросил Уилл.

Вот и подсказка. Учителя всегда хвалили мое чтение, а я уже прочитал этот сонет десятки раз.

— Конечно, — согласился я.

Красивое — красивей во сто раз,

Когда красу венчает благородство.

Так роза восхитит не только глаз:

Есть в нежном аромате превосходство.

Естественно, сидя так близко к Линди, я облажался, проглотив половину букв на «красивое — красивей во сто раз», но продолжил читать.

Шиповник с ароматной розой схож,

Когда бутон раскрыт дыханьем лета:

Колючки — те же, так же он хорош,

Порой такого же, как роза, цвета.

Но он красив и — только: пустоту

Красавец после смерти оставляет,

А роза, умирая, красоту

В нежнейшие духи переливает.

И ты, как роза: услаждая слух,

В стих перельется благостный твой дух.

Я замолчал и поднял глаза. Линди не смотрела на меня. Проследив за ее взглядом, я увидел, что она смотрит через стеклянные двери на розы. Мои розы. Неужто красота моих роз скрыла мое уродство?

— Адриан? — Уилл повторял что-то уже второй или третий раз.

— Прости, что?

— Я спросил, что розы символизируют в этом сонете.

После прочтения сонета на двадцатый раз я был уверен, что знаю ответ. Но решил промолчать, я дать Линди возможность показать себя: — Как ты думаешь, Линди?

— Я думаю, это символ истины, — сказала она. — Шекспир говорит о том, что аромат розы, который делает ее прекрасной, скрыт внутри. И даже когда роза вянет, ее запах еще остается.

— Разве шиповник не пахнет, Уилл?

— Дикий или собачий шиповник. Он выглядит, как роза, но аромата не имеет.

— Значит, красивый, но лишь с одной стороны? — спросил я и продолжил: — Как сказала Линди. Одна красота сама по себе содержания не имеет. В этом суть.

Линди посмотрела на меня как на умного парня, а не просто уродливого.

— А внутренняя красота может быть вечной, как аромат розы.

— Но будет ли запах розы вечным? — спросил Уилл у Линди.

Линди пожала плечами: — Однажды кое-кто дал мне розу, которую я вложила в книгу. Ее аромат не сохранился.

Я уставился на нее, прекрасно зная, какую розу она имела в виду.

Утро пролетело быстро, и не смотря на то, что к другим предметам я заранее не готовился, мне удалось не выглядеть полным идиотом. И я позволял Линди быть умнее меня, тем более, что это было совсем не сложно.

В половину первого Уилл спросил, присоединится ли к нам Линди на ланче.

Я был рад, что ее спросил Уилл. Я затаил дыхание, думаю, мы оба с ним замерли.

— Вроде как в школьной столовой? — сказала Линди. — Да, было бы неплохо.

Если кто-то подумал, что я не предупредил Магду о ланче, он ошибается. Ее я тоже поднял в шесть утра, правда она была приветливее, чем Уилл. Мы обсудили с ней возможное меню, исключив супы, салаты и прочие блюда, которые я мог пролить из-за своих неловких когтистых рук. Я ненавидел, что, будучи превращенным в зверя, я был вынужден есть, как зверь. Но к счастью, все обошлось, и позже мы вновь продолжили занятия.

Той ночью я лежал в кровати, вспоминая момент, когда ее рука коснулась моей. Хотелось бы знать, каково это, почувствовать ее не случайное прикосновение или самому коснуться ее.

Мистер Андерсон: Спасибо, что пришли. На этой неделе мы поговорим о трансформации и еде.

Чудовище Нью-Йорка: Я бы хотел поговорить про эту девушку. У меня есть девушка. Мы друзья, но я думаю, мы сможем быть больше, чем просто друзья.

Медведь присоединяется к чату.

Лягушонок: Првет Медвед

Медведь: У меня хорошие новости! Я человек! Я больше не медведь.

Чудовище Нью-Йорка: Человек?

Лягушонок: Пздравляю

Чудовище Нью-Йорка: *страшно завидует Медведю*

Медведь: Та девушка, Беляночка, она пошла за мной в лес, когда они переезжали в свой летний домик. Она заметила этого злобного карлика, который заколдовал меня, и помогла мне его убить.

Лягушонок: Вы убли крлика?

Медведь: ЗЛОГО карлика.

Лягушонок: все ж

Медведь: Я убил его, как медведь, так что это не преступление.

Молчунья присоединяется к чату.

Молчунья: Боюсь, у меня плохие новости.

Лягушонок: Медвдь снова чловк! (Медведь снова человек)

Молчунья: Великолепно! Но боюсь, со мной такого не случится.

Чудовище Нью-Йорка: Что случилось, Молчунья?

Молчунья: Я думала, все действительно хорошо. Он сказал, что я напоминаю ему девушку, которая его спасла (это была я). И не смотря на то, что его родители хотели, чтобы он встретился с другой девушкой, у которой богатые родители, он сказал, что останется со мной.

Медведь: Это здорово, Молчунья. Я думаю, все получится.

Чудовище Нью-Йорка: Ага, она ему не нужна.

Молчунья: В том-то и проблема. Нужна. Его родители сказали: «Ну, по крайней мере, ОНА может говорить» и отправили его на свидание вслепую. И можете поверить, теперь он думает, что она ТА, которая спасла его жизнь. А так как я не могу говорить, я не могу все объяснить ему.

Мистер Андерсон: Мне так жаль, Молчунья.

Молчунья: Я видела, как они целуются. Он с ней. Я проиграла.

Чудовище Нью-Йорка: #@*ь!!!

Чудовище Нью-Йорка: Простите. А есть ли другой способ избавиться от заклятия, Молчунья?

Молчунья: Мои сестры пытались уговорить Морскую ведьму снять с меня проклятие. Они отдали ей свои волосы и все, что у них было, но она сказала, что единственный способ снять заклятие — убить его.

Лягушонок: Ты собрашся сдлать эт?

Чудовище Нью-Йорка: Попроси Медведя помочь тебе. Он и его девушка убили карлика.

Медведь: Это не смешно, Чудовище.

Чудовище Нью-Йорка: Прости, Медведь. Я саркастичен, когда расстроен.

Молчунья: Я понимаю, Чудовище. Вы все были очень хорошими друзьями.

Лягушонок: Были? Эт знчит, чт ты не сбирашься длать этго?

Молчунья: Я не могу, Лягушонок. Я не могу убить его. Я слишком сильно его люблю. Это была моя ошибка.

Чудовище Нью-Йорка: Так, хочу уточнить — ты станешь морской пеной?

Молчунья: Мне сказали, что если я проживу, будучи морской пеной, триста лет, я попаду на небеса.

Лягушонок: 300 лет! Эт — ничто!

Медведь: Лягушонок прав. Тебе будет казаться, словно прошел день или два. Вот увидишь.

Молчунья: Я думаю, мне пора. Спасибо за все. Пока.

Молчунья покинула чат.

Чудовище Нью-Йорка: Не могу поверить.

Лягушонок: Яяя тож

Медведь: *не хочет больше разговаривать сегодня*

Мистер Андерсон: Думаю, стоит отложить разговор до следующего раза.