Евстафьев Константин

Ольховский Павел

Глава шестнадцатая

Утром, когда еще все шкидцы спали, do вторую группу пришел Викниксор. Ребят разбудили, велели одеться и построиться; после этого четверых вызвали из строя, а к остальным заведующий обратился, примерно, с такой речью:

— Выбирайте. Или эта четверка сейчас же, сию же минуту отправляется в Лавру, или вы принимаетесь за работу.

То же самое повторилось в первой группе: ребят поднимали, строили, вызывали наудачу нескольких человек, заставляя других "выбирать". И когда старшие в восемь часов проснулись, всё уже было кончено — младшие пошли работать.

Старших оставили одних, дверь к ним в спальню была закрыта, и ее караулил Палач. Ни умыванья на реке, ни общей переклички в этот день не было. Чай старшие пили после того, как напились и были заперты в спальне младшие. И здесь в первый раз в этот день в третью группу пришел Викниксор.

— Встать!

Встали.

— Сесть!

Сели.

— Ионин!.. Встать!..

— За што-с?

— Встать, тебе говорят!

— Ну и встану… Ну и ладно…

Иошка начал подниматься. Должно быть, это показалось медленным Викниксору — он подскочил к Иошке и дернул его за плечи…

— Драться?.. — закричал Иошка. — Драться, сволочь!..

Кружка пролетела мимо Викниксорова лица и, дребезжа, выкатилась на веранду, в сад. Ребята повскакали с мест, покачнулась и упала скамейка, рухнул стол; закричали… зашумели…

— Бить?..

— Не имеете права!..

— Жандармы!..

Викниксор вырвался из толпы. Сбитое пенсне упало ему на грудь. От неожиданности и гнева он ничего не видел.

— Бунтовать?.. — орал он. — Я вам покажу!.. Прекратить чай!.. В спальни!.. В изолятор Ионина!..

— Не пойду!..

— Пойдешь!..

И, шаря по воздуху руками, Викниксор выбежал в коридор.

Он протер пенсне и выглянул через окно во двор. Двор мостили.

— Работают?

— Да, Виктор Николаевич.

— Все?

— Нет-с.

— Это почему?

— Я уже докладывал вам, что восемь человек во главе с Иониным продолжают забастовку.

— Ах, эти… Ну да, я знаю… Пускай, пускай побастуют. Есть захотят — придут… Придут, не беспокойтесь… Больше им идти некуда… Да-с.

Эта восьмерка не была страшна ему… Наоборот, с ними так легко справиться, легко свалить на них всю ответственность и счесть за коноводов. То, что они придут, он знал отлично. То, что придут с повинной, знал ещё лучше… Он колебался лишь в выборе: устроить эту повинную публично перед строем или у себя на квартире, перед халдеями. Конечно, первое заманчиво и показательно, но все-таки как-никак их восемь человек, — могут поднять крик, вой и всё испортить. Другое дело, если бы был один человек, тогда публичную повинную можно бы осуществить легче и почти наверняка…

— Вам письмо, Виктор Николаевич! — крикнули из-за двери…

— Давай сюда…

Письмо было в большом деловом пакете без марки. Викниксор хотел было узнать, откуда его принесли, но шкидец, передавший письмо, успел уйти, ничего не сказав.

Заявление было подписано Иошкой, Сашкой, Голым Барином, Кубышкой, Адмиралом, Червонцем, Корницким и Федоркой.

Ответа ребята не получили, и голодовка началась.

Все знали, что пошли на крайнее средство, но не представляли всё-таки всех возможных его последствий. На Иошке первом отразилась голодовка. На второй её день этот болезненный и истощенный шкидец уже не решался вставать с кровати, лежал странно пожелтевший за одну ночь, с покрасневшим ртом и натянув на голову свое серое одеяло. К двум часам дня лежало ещё трое. Остальные тоже чувствовали слабость.

В дело вмешались халдеи. Обычно приструненные, покорно исполнявшие распоряжения своего зава, они начали волноваться. Они фрондировали не из человеколюбия, не из жалости к ребятам-голодовщикам, а просто из боязни уголовщины. Они отправились к Викниксору и потребовали принять меры к прекращению голодовки.

Викниксор посовещался немного с воспитателями и отправил к голодовщикам Палача.

— Виктор Николаевич велел передать, что он согласен обсудить ваши требования…

Когда голодовщики пообедали (а съели они, как это ни странно, очень немного) и пили чай, к ним опять пришел Палач и передал последнюю Викниксорову волю. Троим из голодовщиков ехать в город для переговоров в Губоно. Заведующий передал туда письмо и умывает руки.

Решено было ехать Иошке, Сашке и Кубышке. Перед отъездом, ещё раз собравшись, обсудили требования. Вечером уехали в город. На другой день рано утром уехал Викниксор. Шкида осталась ждать. Ждали весь день — ребята не возвращались, возвратился один Викниксор. Еще за час до его приезда приехавшие из города молочницы передали шкидцам письмо.

После трехдневного отсутствия Сашка вернулся в Павловск. Еще стоя в тамбуре вагона, он высматривал, нет ли где-нибудь шкидцев. Обычно они часто вертелись здесь, предлагая услуги пассажирам и перенося их багаж, — теперь шкидцев, как на зло, не было. Сашка медленно шел от вокзала и всё посматривал по сторонам.

Он миновал уже людные места и свернул на улицу брошенных и развалившихся дач. Он прошел её почти до самого конца, как вдруг сзади в одном из домов зашумели и оттуда вылезли двое. Первый лез Голый Барин; обычно чистенький и миловидный шкидец весь облохматился и оброс грязью. За ним следом показался Адмирал — в рваном пальто и с мешком в руках… Они завалили выход и, отряхнувшись от приставшего мусора, быстро пошли по улице…

— Эй!.. Эй, ребята! — закричал Сашка.

Те рванулись было вперед, бежать, но, разобрав, что кричит свой, остановились.

— Здорово! — запыхавшись, подбежал Сашка. — Что это с вами? Чего вы бежали?..

Голый посмотрел в сторону и грубовато ответил:

— Так… Привычка… Приходится… Ну, а ты что расскажешь?

— Нечего говорить. Вы и без меня все знаете… Помолчали…

— А вас? — опять заговорил Сашка. — Викниксор, что… уже вышиб?

— Факт… Как приехали, первым делом за нас как за голодовщиков…

— И куда же вы сейчас идете!..

— На рынок.

— Покупать — продавать?.. Голый засмеялся…

— Покупать — продавать? Нет, Сашенька, продавать нам нечего, а покупать не на что. Ну, мы и устроились без денег, по тихой…

— Дело клёвое! — поддержал, встряхивая мешком Адмирал. — Вчера хорошей жратвы насажали. Вот такой круг колбасы краковской тиснули…

— Тиснули?

— Факт, тиснули… А что ж еще делать, — жрать ведь надо. Викниксор, правда, жратвы нам на неделю дал, вроде выходного пособия, так там крупа одна, да и та гнилая… Голубям дать совестно. Да, Сашка, а Викниксор твоего приезда ждет, мне ребята говорили…

— А зачем я ему?

— А затем, зачем и мы… Тоже голодовшик… Голый заторопился и сунул Сашке руку:

— Ну, прощай… Завтра в город уезжаем с Адмиралом — не увидимся больше…

Подойдя к Шкиде, Сашка остановился, подумал и решил пробраться в спальню незаметно.

В спальне, в задней комнате, сидело несколько человек. Услышав шорох в окне, они обернулись.

— А, Сашка!..

— Тише вы! — огрызнулся шкидец, спрыгивая с подоконника. — Не орите!

— А что?

— Да так… Вы лучше расскажите, что у вас тут хорошего?

Ребята замолчали. Сашка почувствовал недоброе.

— Ты в пятом разряде, знаешь? — осторожно начал Червонец.

— Знаю, — ответил Сашка. — Наплевать!

— Потом… это самое главное… Видишь, Викниксор хочет отправить в Лавру Федорку, — Корницкий убежал, — а тебя как раз Викниксор хочет…

— Вместо, Корницкого отправить, что ли?

— Нет… Он, видишь ли, хочет, чтобы ты сам отвез в Лавру Федорку. Верно, верно… Он так и сказал про тебя… "Он заварил кашу, пусть ее и расхлебывает. Пусть отвезет своего товарища". Это Федорку…

— Да… Я, значит, должен отвезти Федорку?.. Не повезу!..

— Ей-богу, заставит… может, это он нарочно?.. Хочет тебя разначить и вышибить?..

— Это уж наверняка, — согласился Сашка. — Только как же я Федорку поведу? Вот сволочь!.. Ловко придумал.

— И ждет тебя… Говорил, как только ты приедешь ему сказать.

— Это я знаю… А Федорка где?..

— В Шкиде еще… Двор мостит… Он бы давно убежал, только его стерегут… "А Сашке, — говорит, — скажите: если он меня повезет, не друг мне больше будет…"

— Да я и не повезу! — всполошился Сашка. — Честное слово, не повезу… Пусть что хотят, то и делают…

Химик, до того молчавший и внимательно слушавший Сашку, задумался. Потом ободряюще хлопнул его по плечу и исчез…

Через полчаса в Шкиде стало известно, что Сашка вернулся. Узнали об этом и халдеи, узнал Викниксор. Сам он в спальню не пошел — послал Палача. Сашка уже лежал на кровати, до самого подбородка натянув одеяло.

— Тебе Виктор Николаевич велел собираться, — сказал Палач. — И не охай, не притворяйся… Одевайся скорей…

— Не могу, — замогильным голосом ответил в одеяло Сашка.

— Почему?…

— У меня фурункулы на ноге… Ходить невозможно! — при этом он высунул из-под одеяла забинтованную ногу.

— Не фокусничай! — забеспокоился Палач. — Где у тебя там фурункулы?.. Думаешь, навертел бинтов, значит и болен?

— Не верите? Пожалуйста? — Сашка весьма натурально кряхтя, развязал бинт. Вся нога — колено и голень — была дочерна залита иодом. Палач поморщился, отвернулся и, махнув рукой пошел.

— Очень болен! — закричал ему вслед Сашка. — И Викниксору вашему так и скажите…

Химик вылез из шкафа и, хотя на этот раз всё прошло удачно, тревожился:

— А как Витя лекпома пошлет? Тогда что?..

— Ничего, — успокоил его Сашка: — лекпом свой парень, не выдаст… А в крайнем случае ножичком коленку подковыряю и сойдет…

Федорку в лавру вести не пришлось — он убежал.