ОТЕЦ

У отца — застарелая рана. Что ни дело — с натугой, с трудом. Но, от боли проснувшийся рано, он обходит стареющий дом. И обводит хозяйственным взглядом стены, крашеный пол, потолок: всё ли сделано, всё ли как надо? Что ещё он сработать не смог? Не умеет без дела. Собрался и, надев полушубок, с утра два часа у ворот "огребался" — снег валит, и всё дуют ветра…

Снег слепящий, колючий, сыпучий, чуть сгрёб — наметает опять, так и мысли нахлынули тучей — и работою не разогнать. Май придет — с огородом забота: и удобрить, и перекопать. Попросить на подмогу кого-то? Самому?.. Отвлечется опять.

Три броска — деревянной лопатой. От работы заноет спина… И другие припомнятся даты, и очнется под сердцем война. Госпитальные жесткие койки. Холодна белизна простыней!.. Нет, ничто не забыто. Нисколько! Все со временем стало видней. И опять — у замерзнувшей Камы — боль не скрыть, не сломить, не снести… Зарастают окопы, но шрамы — никогда им не зарасти. Вот и мысли о лете не лечат. Что-то медлят сегодня часы. Может, сын постучится под вечер, навестит… Хорошо, когда сын. Что ж, пожалуй, и время обеду. Он на стол собирает еду.

… Я сегодня опять не приеду. Снежной тропкой к отцу не пройду. Строгой жизни проста теорема: днём — работа, лишь заполночь — сон… Только в отпуск и выберу время попроведать, отвесить поклон… Он поймет. И простит. И беседу, не спеша, за столом заведет. "Вырос парень, — нагнется к соседу. — Ох, и рослый же нынче народ!" В огороде покажет клубнику, огурцы, парниковый уют. "Как, сыночек, живём? Погляди-ка!" И глаза голубые блеснут.

Ветер в окна с разлету стучится, словно хочет войти человек. Мне и заполночь нынче не спится. Дверь открою… На улице снег…