"Недремлющий глаз бога Ра" - читать интересную книгу автора (Шаповалов Константин)Глава втораяВ назначенное время он явился, одетый в приличные ещё останки драпового пальто и сразу заполнил худосочной, почти двухметровой фигурой маломерную прихожую. На лошадином лице сияла врожденная дебильная улыбочка, стоившая ему изрядно попорченной крови и карьеры: мужчины среднего роста в присутствии Веника поневоле ощущали себя не совсем полноценными людьми и реагировали соответствующим образом. Чтобы избежать проблем, ему следовало либо ходить с прибитым, заискивающим видом, либо родиться государем вроде Петра Великого. Пожав мне руку, Липский деловито взглянул на часы. — Слушай, ты утреннюю "Дейли Телеграф" получаешь? — Нет, а что? Я и вечернюю не получаю. Там что-то важное? — Понятия не имею, — он с удовольствием оглядел свое отражение в покрытом спрессовавшимися слоями пыли трюмо. — Я просто так спросил. Для убедительности. — А, для значимости? Тогда подожди, сейчас мой дворецкий доставит "Глобал Идиотс Ревю". Веник повернулся к зеркалу боком и, по обыкновению, сильно ссутулился, отчего отражение превратилось в пыльный вопросительный знак. — Звучит органично, надо будет взять на ум. Дипломы и паспорта купил? — Я кивнул, надел выходной серый плащ, уже с год как ставший повседневным, и мы вышли из квартиры. Красный ушастый «Запорожец» Липского застонал под тяжестью наших тел, попытался взреветь, конвульсивно дернулся и затих. — Хорошие у него судороги! Скоротечные. Не иначе бруцеллез!? — О, ему нужен только дружеский пинок под глушитель! — заверил шофер и выполз наружу. Примерно со второго выхода машина вздрогнула, подумала и завелась. Выбрызгав стылую ноябрьскую лужу на троицу задумчивых утренних алкашей, мы выскочили на проспект и резво покатили в сторону Триумфальной арки. — Ну, ты великий шаман! — восхитился я. — И куда мы теперь? — Рядом. Одно уютное местечко — московская резиденция компании "Фарма Трейд Интернейшнл". Тебя будут лицезреть, а затем дадут валюту. — Стрипшоу? — Экс-пе-ди-ци-я, — пояснил он тоном учителя младших классов. — Но что-нибудь говорить мне нужно? Веник натужно заскрипел сидением — это означало, что он небрежно развалился: — Говорить буду я, а ты только улыбайся и делай вид, что всё понимаешь. Если правым глазом мигну, то подпишешь контракт, если левым — устроишь истерику. Смотри, не перепутай! — Понял. Может, при входе песню спеть? Партнер посмотрел на меня с сожалением: — Не комплексуй. Практически, вопрос решен — твоя кандидатура фирму устраивает. Откровенно говоря, когда мы коснулись выбора напарника, на тебя указали раньше, чем я успел предложить. Даже удивительно, что они так хорошо информированы. — В смысле? — О наших с тобой достижениях. Разумеется, фирма располагала только сухими анкетными данными, но я добавил ряд ярких эпизодов из совместной научной деятельности… — Представляю! — мне захотелось бежать. — Не иначе, как я трудился под твоим чутким руководством? — Не понимаю, что тут обидного? Кто-то же должен быть главным! Короче, твой послужной список им известен, в том числе с моих слов. Их всё устраивает, хотя и с оговоркой… Надо же — совсем как мою бывшую половину. — С какой? — Ну, они полностью доверяют моему выбору, потому что никого больше это не колышет. Возьму плохого напарника — мне же будет тяжелее. Взял бы жену, но негде! Веник тоже всех устраивал с оговорками. И то не надолго. Мы свернули, проскочили узкий дугообразный тоннель и вскоре припарковались напротив красивого трёхэтажного особняка с гипсовыми всадниками на циркульном фронтоне. Никакой вывески над входом не было, но у резных дубовых дверей дежурил хмурый охранник в пятнистой униформе. И откуда только берутся эти охранники? Вид у него был вовсе не грозный, а нелепый — как у пингвина в леопардовой шкуре. Тоже, наверное, замаскированный кандидат наук. Липский молча кивнул ему и, с решительностью налогового инспектора, проследовал внутрь. А я просочился следом, испытывая маловразумительное желание извиниться и объяснить пингвину, что пришел по чистой случайности. Миновав короткий коридор и ещё одну дверь, мы оказались в большом прямоугольном зале, разделенном на две половины черной пластиковой стойкой. На противоположной стороне увлеченно болтали две высокомерные особы женского пола в индейской боевой раскраске, не удостоившие нас даже взглядом. Почему-то я сразу решил, что они лесбиянки и, утратив естественный интерес, осмотрелся. Безжизненный свет люминесцентных ламп резал глаза и проявлял погрешности декора, который, вместо подобающей солидности, придавал помещению вид вновь отремонтированного привокзального буфета. В лучших железнодорожных традициях пол здесь был покрыт уродливым рыжим ковролином, а стены убраны корзинками с искусственной зеленью и патологоанатомическими натюрмортами, изображавшими процесс гниения различной снеди. Нет, неубедительно как-то проникал на родную землю иностранный капитал. По всему чувствуется, что с оговорками. Липский, тем временем, деликатно кашлянул и постучал ключами по стойке, однако индейские жены не торопились заключать его в объятия. — И пошли они, солнцем палимы, повторяя: "Суди его Бог"! — припомнил я. — По-моему, тут явная натяжка, — возразил Веник. — Разве, отмахав тыщщу верст, крестьянин скажет: "Суди его Бог"? Нет, после такого перехода природный русский крестьянин должен сказать… — он призадумался. Под воздействием изуверского дизайна во мне начала нарастать тупая, беспричинная злоба. И я неожиданно рявкнул: — Девушки, пиво есть? Те разом обернулись и с удивлением уставились на нас. — Мы к господину Шривастава, — укоризненно глянув на меня, разрядил атмосферу партнер. — Наши фамилии Гвоздев и Липский. Особа с прической как у Большого Змея пошушукалась с переговорным устройством, после чего из бокового коридора вышел другой академик в хаки и повёл нас запутанными переходами в недра транснациональной компании "Фарма Трейд". Господин Шривастава ожидал нас в огромной, отделанной в стиле русского барокко комнате для приемов. Внешне он смахивал на молодого мангуста и за дело взялся с подобающей этому ловкому зверьку стремительностью: одним духом пожал нам руки, вручил визитку, предложил кресла и уселся сам. Говорил он легко, с едва ощутимым акцентом: — Hi, gentlemen! How are you doing, господин Гвоздев. Меня зовут Атэф. Мое краткое имя. Especially for friends. Зовите меня Атэф, хорошо? Меня не обрадовал такой быстрый переход из варяг в греки. Выждав, на случай если он соберётся поместить ноги на стол, я ответил: — ОК, господин Шривастава. А вы зовите меня просто «Гвоздь». It's my short name. Все близкие зовут меня "Гвоздь". Мангуст на глазах превратился в выскочившего из норки и удивившегося миру суслика, а Липский незаметно наступил мне на ногу. — Да, Атэф, у нас так принято. Меня тоже все называют «Веник». Для краткости. Шривастава с сомнением покачал головой: — Странные традиции. Кажется, вениками у вас подметают пол? Я собрался спросить, для чего у них применяются атэфы, но Липский снова надавил ботинком: — Мы не обижаемся. В русском языке даже слово «дурак» используется для поощрения. Например, когда я защитил диплом, в общаге все сказали: "Ну ты и дурак!" Это значит, что меня поздравили. Understand? Тот слегка развел руками: — У американцев тоже так принято. Слово «crazy» у них не несет негативной оценки. But come back to reality, gentlemen! — он потянулся к столу и открыл солидную, коричневую кожаную папку с золотым тиснением. — Господин Гвоздев, обычно мы проводим с кандидатами предварительное собеседование, но в вашем случае можно считать, что оно уже состоялось. Господин Липский достаточно проинформировал нас о ваших достоинствах, поэтому прошу ознакомиться с контрактом. Мною в этот момент владели два равных по силе, но абсолютно несовместимых желания: получить работу, которая разом решала все жизненные трудности, и послать в Африку Атэфа, а самому продолжить повышение сантехнической квалификации. Возобладало первое, поскольку на его стороне оказался голос рассудка — тихий, но убедительный. Я взял две прозрачные папки с разноцветными документами, отыскал нужные листы, подписал и вернул новому боссу. Не вышло из меня честного золотаря! Шривастава быстро скользнул по мне цепкими карими бусинками и отдал одну обратно: — Take it back. Это ваш экземпляр. Но не оставляйте дома, а возьмите с собой — документы вам потребуются. Теперь о деле: технические детали поездки мы уже обговаривали с господином Липским, поэтому повторяться не буду. Напомню только, что вы не должны разглашать информацию, связанную с работой на компанию. Это понятно? Пришлось изобразить понимание с одновременной готовностью броситься на амбразуру. Сложная, на самом деле, эмоция — чуть скулы не вывихнул! — Путешествие продлится месяцев пять-шесть. Как вы намерены объяснить друзьям и близким свое отсутствие? — Некому объяснять. Соседка, которой я на время оставляю кошку, не интересуется причинами, а общаюсь я мало с кем. — Ничего, — пришел на выручку партнер, — разбогатеешь, так и друзья появятся! — А женщины? — не поведя бровью, уточнил Атэф. — Любовь, как это у вас принято? — Теперь и у нас это принято делать за деньги. Чем мы хуже других? В ответ босс старательно изобразил улыбку. Взяв мой выездной паспорт, он нажал клавишу переговорного устройства и произнес несколько слов на неизвестном языке. Тут же к нам зашел облезлый пожилой мангуст с пачкой долларовых банкнот. При виде кассира биолог-наводчик ехидно заулыбался. Я расписался ещё раз, и деньги перекочевали в боковой карман, который едва не лопнул от неожиданности. Шривастава поднялся. — Мы должны получить необходимые въездные визы, поэтому паспорт пока останется у меня. Его вернут перед вылетом, вместе с билетами. Трёх дней на сборы вам достаточно? Я кивнул. Мной овладели чувства, которые могут возникнуть у добропорядочной дамы при первом выходе на панель, и говорить с клиентом по душам не хотелось. — Good. Если проблем с визами не возникнет, через два дня вылетаете в Лондон. В аэропорту Хитроу вас встретит наш представитель и передаст дальнейшие инструкции. Перед уходом оставьте секретарю телефон, чтобы вам организовали сопровождение в день отлета. Кроме того, не забудьте заполнить страховой полис. Желаю удачи! — он снова пожал нам руки и проводил до двери. Как только мы оказались в коридоре, Липский обнял меня за плечи. — А ты, оказывается, душка! Очаровал! Умеешь, хитрец, располагать людей. Я собрался произнести что-нибудь многозначительное, типа "суди меня Бог" в развернутом виде, но тут появился запятнанный учеными степенями охранник и отконвоировал нас в вигвам с раскрашенными секретаршами. — Девушки! У нас проблема! — радостно сообщил им Липский. — Этот джентльмен не знает, как ему лучше употребить три тысячи долларов. Можете чем-нибудь помочь? Проявить участие в судьбе внезапно разбогатевшего ближнего? Девицы стыдливо потупили глазки, и стало ясно, что помочь они очень даже могут. — Запишите его телефончик на случай внезапной идеи, — он продиктовал номер. — И, пожалуй, застрахуйте как следует. Всё-таки Москва! Столько сейчас венерических заболеваний… Демонстрируя новое мышление, те вежливо хихикнули в ответ и рассыпали передо мной ворох цветных бумажек. Под управлением поднаторевшего в юриспруденции товарища я быстро заполнил страховой полис и направился к выходу. Не нравился я себе! Сказать, что чувствовал себя идиотом, значит ничего не сказать; однако, по мере удаления от офиса, уколы совести заметно ослабевали. Веник догнал меня у машины, когда зловредная химера почти успокоилась. — По какому поводу сотворили гнев? Ковровая дорожка у дверей не лежала? Отсутствовал духовой оркестр? Можно подумать, я нарочно там выделывался! Просто характер такой. — Вам этого не понять! — Напротив, очень даже знакомые конвульсии. Картина называется "Бедный, но гордый русский презирает этово-тово". Ну, грузитесь в таксо или я ошибаюсь? Почуяв наличные, автомобиль завёлся с полуоборота. Мы попытались перестроиться в левый ряд, но там с пулевым свистом проносились сверкающие тела престижных машин и двигаться пришлось у тротуара. — Босс сказал, что в Лондоне нас встретит педераст. Зачем это, как ты думаешь? — озадачил я Веника. — Зря радуешься. Он сказал «передаст». Представитель встретит нас в аэропорту и передаст инструкции. А тебе послышалось родное… — Ничего подобного. Если встретит, как положено, то передаст. А если нет? Ну, кто он в тогда? Масон? — Ерунда. Нас командирует не межрайонное аптечное объединение, а фирма с мировым именем! Соответственно статусу Сеньки прилагается головной… — он вдруг замолчал и, отвесив челюсть, уставился куда-то. Я проследил за его взглядом и обнаружил впереди, у самого края дороги, двух симпатичных молоденьких путан. Вероятно, они только что вышли из ночного клуба, погасшие зеркальные витрины которого блестели неподалёку. Темноволосая стояла чуть поодаль, спиной к нам, зябко кутаясь в воротник, а белокурая, то и дело уворачиваясь от ледяных брызг, с поднятой рукой пританцовывала на каменной бровке. Стройные фигуры и свободно увлекаемые ветром волосы девушек издали делали их похожими на молодые придорожные деревья, наперекор природе не сбросившие листву. — Берём? — пересохшим голосом спросил начальник экспедиции. — А как? Электрошокера-то нет у нас! Но Веник меня уже не слышал. Он подрулил к путанкам, остановился так, что обтянутые колготками коленки блондинки почти упёрлись в боковое стекло, и закудахтал: — Цып, цып, цып… Однако, ни эффектный маневр, ни куртуазное приветствие массового выброса чепчиков не вызвали — девушка продолжала махать проезжающим автомобилям. — Цып, цып, цып… — Видишь ли, бройлер, с бордюра наш автомобиль плохо различим. Сливается с трассой, — объяснил я. Липский потянулся вбок, приоткрыл правую дверь и, почти лёжа на мне, заорал: — Девчата! Давайте к нам! Дело есть! Те дружно расхохотались. — Девчата! Серьёзно! Идите сюда! — продолжал надрываться Веник, пока над дверью не появилось улыбающееся личико белокурой путаны. — Вас подтолкнуть? — вежливо спросила она и прыснула. Тут же в машину заглянула её темноволосая спутница: — Кончился бензин, господа? Нимало не смутившись, Липский предложил: — Девчата, поехали к нам. Дело на сто миллионов: мой друг, известный художник, лепит для Русского музея скульптурную композицию “Ужин на чердаке”, а наших штатных моделей сманил один бездарный выскочка. Представляете, нам осталось доваять какую-то ерунду, какие-то незначительные места, и такой удар! Маэстро в полном недоумении, а он, заметьте, просто сказочно богат. Просто фантастически богат этот живописец, этот Моня Клодельман. В семействе Моне он самый состоятельный. Едем! — Так все же сказочно или фантастически? — уточнила брюнетка. — И чем именно мы можем ему помочь? — Ну, ваять вас будем. В глине пока. Ярко накрашенные губки брюнетки искривились в презрительной улыбке. — Замечательно! Вам нужно доехать до Пушкинской площади. Возле метро найдёте девушек, дадите сто баксов и вас обслужат прямо в машине. Всего доброго! Захлопнув дверь, она громко спросила: — Катя, ты когда-нибудь видела таких малолитражных плейбоев? Беленькая Катя рассмеялась, а я с удовлетворением повторил: — Плейбой малолитражный! Картина под названием "Бедный, но гордый русский отвергает домогательства этово-тово". — Обожди, щас мы их пленим богатством внутреннего мира. Дай-ка мне свою коллекцию монет! — напрягся Веник. — Странно ты выбираешь спонсора! У меня, между прочим, из всего движимого имущества не продана только кошка. — Не рыдай, люмпен, беру с возвратом. Как выразился известный камбоджийский миротворец Пол Пот, в жизни всегда должно быть место празднику. Закусив губу, я протянул доллары. — Веник, моя признательность тебе безгранична, но ты, наверное, не чистый бройлер, а какая-то помесь со страусом. — Ты просто плохо меня знаешь. Ты видно думал обо мне одно, а на самом деле я — совсем другое. Просто раньше у меня никогда валюты не было! Он вытряхнулся из машины и, размахивая купюрами, направился к путанкам. Наблюдать за исчезновением внезапно появившихся денег не было сил. Отвернувшись, я стал придумывать теорию, согласно которой девицы послали бы Клодельмана во второй раз, но деньги сработали без осечки — через некоторое время мы уже ехали вчетвером. — Вот, а ты говоришь — бомжей развозить…, - самодовольно бубнил Веник, пытаясь перестроиться под носом у солидного «Мерседеса» с затемненными стеклами и мигалкой на крыше. — Это же конверсионный автомобиль, последняя разработка ракетно-баллистического завода. Известный авиаконструктор Сухой заимствовал отсюда расположение лонжеронов и тупо перенёс на свой истребитель. К чему это привело? Увидите сами! Мы выедем на Садовое и взлетим! "Мерседес" шарахнулся как от прокаженного, наддал и умчался, а Катя вежливо спросила: — Скажите, вы не состоите на учёте у психиатра? Я засмеялся и объяснил: — Врачи от нас давно отказались. Но вы не волнуйтесь, Вениамин Моисеевич не агрессивен. Просто ему требуется финансовая разгрузка. — Ха! И это говорит человек, у которого на уме только секс и деньги! — возмутился Клодельман. — Катюша, верите, у него на уме только секс и деньги! Та повернулась к подруге: — Маша, может, вернём им доллары и выйдем? Мне кажется, они какие-то не совсем нормальные типы. Зря мы со всем этим связались! — Не волнуйся, Катя. Я уверена, они не опасны. Кроме того, в пятницу, не забудь, приезжает махарадж, — Маша зажгла тонкую чёрную сигарету, отчего салон тут же напитался странным запахом — терпким, пряным, притягательным и отталкивающим одновременно. Пожалуй, это был не табак вовсе, а смесь каких-то экзотических трав. Новомодный наркотик, что ли? — Не переживайте из-за ерунды, Катюша, — встрял скульптор-живописец, — вернуть всегда успеете. В крайнем случае, это можно сделать после банкета. — А если мы немножко своих добавим, не будете возражать? — Маша отправила нам легкое облачко ароматного дыма. Подъезжая к дому, Веник нагло подрезал путь белому лимузину, набитому клювастыми кавказцами в высоких каракулевых папахах. Тот резко затормозил и взвыл всеми сигналами и пассажирами одновременно. — Нет, вы посмотрите: дипломатический корпус, а орут, как простые пожарные! — удивлялся Липский, выруливая на стоянку. — Чего же, в таком случае, ожидать от простых пожарных? Неужели этому обучают в медресе? Пока он откидывал сидения и учтиво выковыривал длинные ноги девиц из обивки, мне удалось подняться в квартиру и собрать разбросанные по комнатам вещи. Когда прихожая наполнилась голосами, я заталкивал под диван последнюю грязную рубашку. Не нравилось мне начало нашего путешествия, но деваться было некуда: кто девушке платит, тот её и танцует. — Сергей Сергеевич! Народ требует хлеба и зрелищ! — легкий на помине, ввалился в комнату Веник. — В меню только макароны и вид из окна. — А вот мы сходим, проверим закрома, — он обернулся к дамам. — Машенька, вы под водку что больше предпочитаете? Килечку или же солёные огурчики? — Под водку? А вы разве не одеколон пить будете? — оглядев обстановку, высокомерно спросила Маша. Но смутить скульптора на моей памяти ещё никому не удавалось: — Так, а что скажет Катюша? — Спасибо. Я вообще не пью спиртного, — встряхнула та белой чёлкой. — Вот и славно! Значит, мы с Сергеем Сергеевичем отправляемся в поход за кефиром и квашеной капустой, а вы приводите в порядок наше скромное ристалище. — Никакое это не скромное ристалище, а самая настоящая конюшня. И как вам не стыдно в такой грязи кошек держать? — Катя поймала Бациллу, замурчавшую от прикосновения нежных женских пальцев, и стала её укачивать как младенца. Тем временем Маша закончила осмотр квартиры и с некоторым сомнением заявила: — Конечно, мы приберём ваши апартаменты, но это займёт не меньше часа. Если хотите, то становитесь в самую большую очередь, чтобы до двенадцати не возвращаться и нам не мешать. Мы согласно выкатились из квартиры, но на лестнице я задержал Липского. — Ну, почём сейчас размножение? Сколько ты им заплатил? — По двести долларов, в соответствии с действующими тарифными ставками. — Маловато. Пожалуй, я отваливаю к другому клиенту. Он покровительственно похлопал меня по плечу. — Не бойся, в обиде не будешь. — Дело не в обиде. Просто я не одобряю твою затею. Не забудь дверь захлопнуть! Я развернулся и хотел идти, но он поймал меня за локоть. — Послушай, их двое, а я один. Ты не можешь бросить меня в такой аварийно-пикантной ситуации. — Ещё как могу! Ты, когда звал их в машину, меня разве спрашивал? Веник прямо зашелся от возмущения. — Конечно! Я конкретно спросил: "Берём?", а ты начал умничать и пускать слюни. Взял бы и сказал: "Нет, не берём!". А ты что? Сначала науськивал и подначивал, а теперь в кусты? — Ничего не в кусты! Просто мне неохота строить из себя этово-тово! — Ну, знаешь, это будет натуральное свинство, если ты не останешься. Можешь не размножаться, если менталитет не позволяет, но поддержать компанию ты обязан, суди тебя Бог! — А вот — не обязан! В ответ длинные худые пальцы уцепились за мою пуговицу: — Не придуривайся, ничего особенного от тебя не требуется! Развлечешь дам светским разговором, расскажешь что-нибудь смешное и поучительное. Например, тему своей докторской диссертации. Не думаю, что после этого кто-нибудь покусится на твою невинность. — При чём тут невинность? Мне денег жалко! — А, жалко, да? Я знал, что у тебя на уме только секс и деньги. — Не секс а идиотизм. Корчишь из себя, я не знаю, султана Брунея, а за душой одни долги. Скажи честно, ты сигареты давно стрелять перестал? — Чем это ты меня попрекаешь? Между прочим, я учёный, а не новый русский! — Тогда носи табличку, а то тебя за кого угодно могут принять. Тут его ушибло по-настоящему — даже пена в уголках рта выступила. А мне плевать! Между прочим, я сознательно решил не гоняться за выгодами, а посвятить себя науке. Да, сейчас я стал нищим, но разве дело во мне? Не моя вина, что общество не может достойно обеспечить свой интеллектуальный потенциал, — войдя в раж, он стал сильно жестикулировать и сделался похож на горбатую ветряную мельницу. От частых взмахов рук раритетное пальто — предмет его гордости уже лет десять — распахнулось и явило свету выбившуюся из штанов гипюровую рубашку, которую я подарил ему на день рождения. Тоже лет сколько-то назад, когда гипюровые рубашки были в моде. Я попытался припомнить это время, но не смог. — Вот и вёл бы себя соответственно, а не как директор платного туалета. Девочки, водочка… это что? Словно защищаясь, он снова вскинул длинные руки. — Это просто попытка выжить в дерьме. Глупая — согласен. Но, скажи, ты разве не чувствуешь, что это дерьмо нам всучили насильно? Взамен прежнего, которое нагло — среди бела дня и с участием спецназа — отобрали! Надо же, в одной фразе уместил всю новейшую историю. — Правду рёк, Козьма! Дурят народ! — Нет, ты не увиливай! Скажи, кто сейчас раскатывает на иномарках? Или бандиты, или бандитские депутаты. А порядочные люди где? Расширяют метрополитен! Это факт или не факт? — Это не факт, а всего лишь данность. И к тому же, ты теперь свободен. Вали куда хочешь! Куда душа пожелает. — А на чём «валить»? Троллейбус, он тоже не бесплатный. И душа у меня желает не «валить», а поужинать в ресторане. С женой, между прочим. Душа у меня хочет жениться, завести детей, попугая и вот такую маленькую собаку! — пальцами он продемонстрировал желаемый размер собаки. Из солидарности я тоже махнул рукой: — Ладно, пусть будет маленькая собака, если ты решил начать именно с неё. Составлю тебе компанию. Но только не обольщайся насчет праздника, потому что он не наш. Чужой, поал?! Мои слова оказали на начальника экспедиции сильное воздействие, но противоположное ожидаемому. В магазине, который считался одним из самых дорогих и престижных в Москве, мы провели значительно больше часа, и всё это время он разыгрывал взыскательного начальника тыла, инспектирующего подведомственную продовольственную базу. |
||
|