"Чужая в чужом море" - читать интересную книгу автора (Александрович Розов Александр)26 - РЕТРОСПЕКТИВА. Дата/Время: 7 ноября 20 года Хартии. Вечер и ночь. Место: Транс-Экваториальная Африка. Мпулу Охотничья территория прайда львов вокруг Макасо.С террасы fare-duro, выходившей в сторону рыночной площади Макасо, праздник можно было наблюдать во всей красе. С заходом солнца никто не собирался расходиться – ведь завтра, с рассветом, сбор урожая продолжится. Похоже, он будет длиться еще неделю, а может – и две. Несмотря на то, что были приглашены жители пяти соседних деревень и мобилизован практически весь транспорт (вело- и мото- тележки, тракторы с прицепами, гражданские и армейские грузовики, и даже немногие легковые автомобили) собрать и перевезти такое количество плодов «трифи» (как здесь сокращенно назвали триффиды), казалось невозможным. Десятки гектаров были покрыты зарослями древовидной травы, каждый стебель-ствол которой усеивали гроздья бурых плодов, похожих на гигантские бананы. Взвешивание урожая с контрольных участков 10x10 метров давало от тонны до полутора, иначе говоря – общее количество плодов уже исчислялось тысячами тонн, а на участках, где триффиды были высажены на неделю-две позже, скоро тоже надо будет собирать урожай. В этих местах никогда не видели столько еды сразу. Некоторые из вновь прибывших щипали себя за ляжки, чтобы убедиться: эти горы пищи им не снятся, а существуют наяву, в объективной реальности. Обожравшиеся свиньи (и местные, и те, которых пригнали из соседних деревень), уже не в состоянии были подняться на ноги, и валялись где попало, обиженно хрюкая, когда люди пинали их, чтобы освободить дорогу. Восемь крупных «львиных собак» - риджбеков (привезенных три недели назад лично президентом в подарок «авангарду народной агрокультуры») тоже обожрались – но, разумеется, не плодами трифи, а мясом диких свиней и обезьян, в массовом порядке покушавшихся на невиданный урожай. Такие псы были для жителей Макасо в новинку, так что, несмотря на их явную полезность, относились к ним с некоторым недоверием. Методом проб и ошибок, умные псы нашли-таки себе хозяев: двое обосновались при меганезийском военном контингенте, трое - при народной милиции, а трое нашли себе приют в fare-duro. Две сейчас были на охоте, а одна собака дремала у ног Наллэ Шуанга, положив массивную вислоухую голову на мощные лапы. Гулкий перестук барабанов и гортанные выкрики нескольких сотен танцующих на площади людей ее не беспокоил, а разговор за столом – тем более. С ее собачьей точки зрения, собравшиеся здесь люди занимались какой-то ерундой. Нет бы им пройтись с ружьями вокруг зарослей трифи – там точно можно было бы подстрелить льва, который ночью выйдет на охоту за дикими свиньями. Впрочем (подумала собака), сейчас еще только закат. Может, хозяину и его гостям, все-таки надоест издавать эти монотонные звуки, и они займутся делом? На самом деле, это были не собачьи мысли. Это была гипотеза о ее мыслях, родившаяся в голове Наллэ Шуанга, хозяина fare-duro (т.е. каторжной тюрьмы, на лингва-франко). Он всерьез подумывал о том, чтобы пройтись по округе, и пристрелить этого сраного царя зверей, который уже четвертую ночь подряд мешал ему спать своим громовым рычанием. Наллэ не очень разбирался в охотничьих делах, но можно взять в кампанию кого-нибудь из местных парней. Хотя, вряд ли это реально – они, похоже, настроены всю ночь плясать и флиртовать (назовем это так) с девушками. Еще вариант: вытащить на охоту кого-то из своих вояк. Проще всего уговорить Рона. Пума поддержит, и Рон не сможет ей отказать. Правда, тогда сам Наллэ толком не поохотится. Вероятно, это будет как соревнование с двумя роботами – терминаторами. Ты еще только думаешь, что надо бы поднять ружье и прицелиться, а они уже поубивали все живое крупнее кролика на 200 метров вокруг… - Вы меня слушаете, Наллэ? – настойчиво поинтересовалась мисс Ренселлер. - Да, Мэрлин. Просто у меня привычка слушать и параллельно думать над ответом. - Тогда я продолжу. Это растение, триффид или трифи, способно нравственно испортить любой недостаточно цивилизованный народ. Незаслуженное изобилие искушает. Зачем трудиться, если достаточно найти сырое место, воткнуть саженец или зарыть клубень, и подождать несколько недель? В библии не зря написано, что человек должен в поте лица добывать хлеб. Если хлеб достается даром, человек деградирует. Лейтенант Нонг Вэнфан, который на протяжении ее монолога, казалось медитировал над маленькой чашечкой с текилой (рюмок в этих краях не встречалось – они вымерли после ухода проклятых колонизаторов, в 60-х годах прошлого века), сделал микроскопический глоток, и спокойно поинтересовался: - Каждый человек должен обрабатывать землю? - Разве я сказала обязательно про фермерство? Я имела в виду труд вообще. - Физический труд, - уточнил он, - Пот выделяется при физических нагрузках. - В библии имеется в виду пот в переносном смысле, - сказала она, - Как символ усилий, которые сознательно совершаются для получения чего-то. - Чего-то – это чего угодно? - Конечно, не чего угодно. Чего-то полезного. - Товарной продукции? – снова уточнил он. - Вы по-солдатски прямолинейны, - с некоторым неудовольствием сообщила она, - Нет, конечно. Например, композитор может трудиться, создавая музыкальные произведения. - Тоже товар, - сказал лейтенант, - Композитору за это платят. - Вы, меганезийцы, ужасно меркантильны, - заметила Эстер, - представьте себе, Нонг, что композитор может делать свой труд из любви к искусству. - Это понятно, - согласился он, - Вот, Уфти тоже сочиняет песенки и мелодии из любви к искусству, хотя он удивится, если вы назовете это трудом. Эстер улыбнулась и кивнула. - Ну, да. Он, наверное, не пробовал выступать за деньги со своими песенками, но у него могло бы получиться. То, что он, поет, все-таки лучше вульгарной pop-music. - Это - развлечение, а не труд, - вмешалась мисс Ренселлер. - Почему? - спросил лейтенант, - Раз это можно продать, а Эстер считает, что можно… - Да нет же! – перебила она, - Труд это усилие, а не развлечение. Усилие над собой. - Покупателю-то какая разница, делал он усилия, или нет? - Мэрлин, позвольте, я попробую объяснить вашу мысль иначе, - сказал викарий. - Разумеется, Джо. - Спасибо, Мэрлин. Я объясню на примере. Представим себе двух людей. Первый из них сплел сеть, сделал лодку, вышел на ней в море и наловил сетью сто фунтов рыбы. Второй просто прошел по берегу и собрал сто фунтов рыбы, выброшеной штормом. На рынке они оба получат одинаковые деньги, но одинаков ли результат их деятельности? - Нет, - ответил лейтенант, - у первого осталась лодка и сеть, они тоже стоят денег. Священник покачал головой: - Есть кое-что поважнее лодки и сети. Первый человек приобрел привычку к труду. Он почувствовал, что труд вознаграждается. А второй человек приобрел дурную привычку получать деньги без усилий. - Самое важное получил наблюдатель на рынке, - вмешался Наллэ, - Наблюдатель узнал, что оплачивается не труд, а результат. Продукция, а не пот. Пот – не товар, а издержки, поэтому технико-экономический прогресс - это сокращение доли живого труда в товаре. Отличный пример привела Мэрлин: триффиды. Технологичная агрокультура, которая создает товар почти без трудозатрат: эффект, известный в теории научно-технической революции, как science direct-production. Научно-прикладной результат создает товар, минуя индустриальную фазу. Грубо говоря, если наука придумывает дерево, на котором растет одежда, то нам не нужна швейная фабрика. Соответственно нам не нужна ткацкая фабрика, и не нужны фабрики, которые производят ткацкие станки и швейные машины. Не нужна куча фабрик, которые делают детали для этих машин, не нужен комбинат, на котором производится металл для этих деталей, не нужна шахта, где добывается руда… - А что в итоге? – перебила мисс Ренселлер. - В итоге – экономия самого ценного ресурса: человеческого. Этот ресурс может быть применен для гораздо более продуктивных целей, чем стояние за ткацким станком. - В основном этот ресурс применяется для безделья, - заметила она, - для идиотских развлечений, пьянства, разврата и других видов порочного поведения. - Не буду придираться к словам, - ответил Наллэ, - Да, 90 процентов высвобожденного ресурса используется на всякую всячину, которая доставляет человеку удовольствие, и только. Но тех 10 процентов, которые используются продуктивно, более, чем досточно для экспоненциального прогресса. Я думаю, это разумное распределение времени. Тем более, не надо забывать: какой бы ерундой человек не занимался, его мозг непрерывно работает, и в любой момент может породить мысль, стоящую миллионы фунтов. - Ваш мозг, возможно, - согласился викарий, - а вот их мозг (он кивнул головой в сторону публики, развлекающейся у костров на площади) вряд ли. Лейтенант Вэнфан со стуком поставил на стол свою чашечку. - Я не хочу быть грубым, мистер Джордан, но там двое моих парней, которые спасли больше человеческих жизней, чем вы съели гамбургеров. - Простите, я совершенно не имел в виду ваших солдат. Я говорю о туземцах. - Африканцы уж точно не глупее, чем юро или янки, - заметил Наллэ, - Им не хватает образования, но это дело поправимое. - Я говорю не об интеллекте, а о личных качествах, - уточнил священник. - А если говорить о личных качествах, - ответил лейтенант, - то лучше, если мою спину защищает простой туземец, а не выпускник католического колледжа из вашей страны, у которого мозги завалены всяким мусором так, что мысли буксуют в извилинах. Викарий поднял руки в примирительном жесте. - Еще раз простите, я говорил не о таких качествах, как решительность и верность в ее солдатском смысле, а о тех социальных качествах, которые отличают цивилизованного человека от, извините, дикаря. Поверьте, я очень хорошо отношусь к туземцам. Именно поэтому меня беспокоит, что вы дали им то, что по выражению мистера Шуанга, создает продукты практически без трудозатрат. Лейтенант пожал плечами, закурил сигарету и сообщил: - Что-то у вас странное с логикой. Если вы хорошо относитесь к местным ребятам, то почему вы недовольны тем, что они будут есть досыта? - Я рад, что они не голодают, но меня беспокоит вот что. Они получили от вас изобилие, как готовый продукт цивилизации. При этом, вы не дали им пройти путь по которому к этому изобилию пришли цивилизованные народы. - А зачем по второму разу изобретать электричество? – удивился Нонг, - Какой смысл давать этим ребятам кремневое ружье, если есть автоматическая винтовка? Лейтенант хлопнул ладонью по своему оружию, лежащему на табуретке справа от него. Эстер всегда испытывала чувство тревоги, когда кто-то апеллировал к оружию, как к аргументу. Она понимала, что Вэнфан не имел в виду угрозу (ясно, что оружие было в данном случае просто самым близким ему примером современной технологии), но все равно ей стало как-то неуютно на террасе. «Я пойду, сделаю чай», - сказала она, и чуть-чуть слишком быстро отправилась в дом… Fare-duro. На меганезийском лингва-франко это значит «каторжная тюрьма». Такое название было одной из странных шуток Наллэ Шуанга, а сам Наллэ - самым странным из всех меганезийцев (при том, что на ее взгляд, они все были несколько странными). Когда улетели команданте Хена и Ллаки, а Эстер, чувствуя себя уже более-менее здоровой, вернулась из медицинской палатки в миссию, что-то пошло не так. Отношения с мисс Ренселлер и с викарием Джорданом почему-то стали натянутыми. С другой стороны, четверка военных инструкторов, прилетевшая на смену команданте, наоборот демонстрировала прямо-таки дружеское участие. Видимо, Хена что-то такое сказал лейтенанту Вэнфану, и на следующий же день военфельдшер Керк (колоритный верзила скандинавского типа) и сержант Уфти (чернокожий и гибкий, как профессиональный танцор) затормозили рядом с ней на армейском трицикле, и без предисловий предложили: «Поедем в Кумбва, развеетесь, заодно и купите что-нибудь». Она засомневалась – после той жуткой истории, она испытывала страх оказаться вне деревни, одной с мужчинами, - но тут появилась Мзини, местная девчонка, ровесница Ллаки, и со словами «А мне тоже в город», полезла в машину. И Эстер последовала ее примеру. Чутью местных жителей на опасность она научилась доверять. После возвращении из Кумбва, ее ждал Очень Серьезный Разговор с мисс Ренселлер и викарием Джорданом. «Меганезийские солдаты - те же дикари, что и туземные негры, - сказала Мэрлин, - Ты и так неделю жила в солдатском борделе, а сейчас тебе бы лучше использовать шанс вернуться к цивилизации». От стыда, Эстер чуть сквозь землю не провалилась. Обстановка в шатре для выздоравливающих раненых была, конечно же, далека от норм нравственности - местные молодые женщины появлялись там каждый вечер и происходили откровенные сцены, от которых, впрочем, Эстер была отгорожена занавеской (этот суррогат приватности сделал команданте Хена, в тот день, когда Эстер стала «клиенткой» дока Нги). Отсутствие воспитания и безответственность отношений между полами – да, было, но при чем тут «солдатский бордель»? Приехавшие военспецы сразу же, едва выйдя из самолета, начали вести себя в этом смысле точно так же. Но при всей откровенности этих шлепков по ягодицам и тому подобных выходок, здесь трудно было усмотреть что-то кроме отсутствия элементарной культуры. Эстер пыталась найти поддержку у викария: «Джо, может быть, меганезийцы просто отличаются от нас, но не плохие? Вы же сами всегда говорили о туземцах, что некоторые вещи они делают не со зла, а от непонимания …». Джордан перебил: «Понимаешь, Эстер, туземцы – это одно, а меганезийцы – другое. То, что простительно дикарю, непростительно выходцу из страны, где уровень образования и благосостояния, почти такой же, как в цивилизованном мире». Вот и поговорили… В миссии к этому времени уже оставались только викарий Джордан, старшая сестра Ренселлер и Эстер. Фельдшер миссии как-то незаметно уехал. Электрик Виллем переселился к даме сердца (35-летней тете Онго - толстой, веселой и умевшей хорошо готовить). Он с удовольствием возился с троими ее детьми и просто с местной детворой - учил их основам математики, механики и информатики. Он попросил – и военные инструкторы привезли три десятка дешевых ноутбуков «Taete» (производства скандально-знаменитой фирмы «Fiji-Drive»), и еще всякую всячину для базовых школ англоязычных секторов Меганезии. Виллем в разговоре с Эстер как-то раз обмолвился: «Их лейтенант сразу вынимает блокнот, записывает, говорит: «E orua au sen orome», и через 5 дней привозит все, что я сказал. У них там какая-то инструкция на счет детей». Фраза лейтенанта, как выяснили позже, значит просто: «да, я сделаю, мистер учитель». Само собой получилось, что Эстер время от времени помогала доктору Нги, а теперь и военфельдшеру Керку (как до того помогала фельдшеру миссии). Потом появились три «осколка войны» - подростки, которых военспецы притащили из очередного полевого рейда (Эстер старалась не думать о том, что еще происходило в этих рейдах). Пытаясь спасти жизнь трех сломанных голодом и морфином человеческих существ, она впервые подумала, что с ней судьба обошлась еще сравнительно мягко… От этих троих остались только холмики, накрытые тяжелыми камнями (чтобы гиены не добрались до тел). С этого момента она стала проводить большую часть времени в кампании меганезийских военспецов и туземных волонтеров из народной милиции, а в Миссии только ночевала. Эта грубоватая кампания оказалась комфортнее, чем цивилизованное общество мисс Ренселлер и викария Джордана. Вечерами Виллем и Эстер засиживались у армейских шатров, болтая с инструкторами и слушая их музыкальную самодеятельность (Уфти и Керк неплохо играли на гавайской гитаре). А дальше появилась Пума. Ее принесли из рейда точно так же, как тех. Эстер с ужасом думала, что и финал будет таким же: после нескольких дней надежд и отчаянных усилий, все закончится четвертым холмиком, но… Как позже говорил Керк (то ли в шутку, то ли всерьез): «Это магия: Рон дал ей удачное имя, и она не умерла». Эстер была, в какой-то мере, согласна, но с оговоркой: случайно дав девчонке имя, сержант Рон оказался под влиянием каких-то своих странных обычаев, которые требовали, чтобы он из кожи вон лез, только бы Пума выжила. Через две недели этот живой скелетик стал едва заметно обрастать мясом. Разумеется, дело было не только в Роне. Керк, доктор Нги, и Эстер тоже сделали все, что от них зависело. Сейчас Эстер казалось, что от этих двух недель она получила не меньше, чем Пума. Чувство победы в сложном, почти невыполнимом деле, вернули ей необходимый уровень уважения к себе. Был и другой зигзаг судьбы: появление шеф-инженера Наллэ Шуанга. Он прибыл на очередном грузовом дирижабле и, едва ступив на землю, произнес загадочную фразу: «Местечко, конечно, пока еще не курорт, но тут уже тепло - не то, что в Антарктиде». Внешность у этого персонажа была не особенно приметная. Рост чуть выше среднего, возраст несколько меньше 40 лет, раса – метис, телосложение – обычное для тех, кто ведет не очень спортивный, но подвижный образ жизни. Шуанг был бы неотличим от миллионов жителей Шанхая или Мехико если бы не глаза и губы – как будто, живой компьютерный смайлик, излучающий гигаватты веселой жизненной энергии. - Кто он? – спросила Эстер у оказавшегося рядом Нонга Вэнфана. - Парень, который переворачивает мир, - ответил меганезийский лейтенант, - это его работа: переворачивать мир. Говорят, он неплохо с ней справляется. В тот же вечер она нашла в интернете краткое досье этого человека. ********************************* Stringer net journal. Who is who at Hawaiika? Наллэ Шуанг, активист «Humanifesto» ********************************* Наллэ Шуанг, 38 лет, сын этнической китаянки из Сиэтла (США) и валлийца из Южно-Африканской Республики, родился на маленьком атолле Нукуфетау, расположенном в регионе Тувалу, примерно на равном расстоянии от Новой Зеландии, Папуа, Таити и Гавайев, в религиозной общине «Humanifesto» (в Океании ее название сокращали до «Humi»). Удивительная игра природы построила атолл Нукуфетау в виде правильного квадрата из 40 крошечных «motu» вокруг лагуны, диагональ которой составляет 10 миль. Говорят, что именно эта геометрическая экзотика побудила совет общины Humi выбрать Нукуфетау из других альтернатив, когда в 70-е годы XX века суд города Ки-Уэст, штат Флорида, признал деятельность «Humanifesto» экстремистской, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Религия Хуми была некой причудливой смесью секулярного гуманизма эпохи ранней НТР с палеолитическим культом Матери-Прародительницы, и доктрины «Jedi Knight» (созданной фантастом Джорджем Лукасом, автором «Звездных войн»). От тысяч других синкретических религий New Age, хумианство отличалось радикализмом его адептов, действовавших в стиле «джедайских рыцарей» при защите т.н. «реальных ценностей человеческой жизни, свободы и счастья». Принципы «Meganezia Magna Carta» (ставшей основным законом этих мест после Алюминиевой революции) показались хуми недопустимо мягкими, и они регулярно пытались их «исправлять». Меганезийские суды, в свою очередь, пытались «исправлять» хуми, вкатывая им за каждую экстремистскую выходку внушительные сроки каторжных работ. Тем не менее, суды ни разу не прибегали к «фирменному меганезийскому блюду»: ВМГС. Слишком близко лежали принципы хуми к принципам самой Великой Хартии и слишком много волонтеров-хуми участвовали в Алюминиевой революции и войне за Хартию. Наллэ Шуанг ушел волонтером в инженерно-саперный корпус прямо из Tuvalu Mari-Tec School, участвовал в диверсионных действиях на линии Соломоновы острова - Новые Гебриды (операция «Вечерний боулинг»), затем в мобильном морском минировании на стратегически-важных тихоокеанских трассах (операция «Северный тропик»), а затем в работах по прототипам летающих мин «Арго» (операция «Падающие звезды»). После «Атомного инцидента» в секторе Йап демобилизовался в звании мастер-сержанта флота, вернулся на Нукуфетау и был избран на 1111 дней олдерменом сообщества Муа-и-Лало. С 6 по 10 год Хартии, Наллэ Шуанг занимал должность шеф-инженера финальной фазы программы транс-меганезийской логистики «Морской караван-сарай». Им полностью разработана и реализована концепция постоянно-обитаемых поселков на «washing-reef» (коралловых рифах, выступающих над водой только при отливе). Эти объекты известны, как «Shuangero». На момент составления досье, в акватории Меганезии функционируют более двухсот «Shuangero» с суммарным постоянным населением около 10.000 жителей. 9 лет назад Наллэ Шуанг стал лидером ассоциации волонтеров центра «Планирование семейного счастья» в Порт-Морсби (Папуа). Центр проводил программы биологически-ориентированного сексуального просвещения, включая и методы раннего прерывания нежелательной беременности, что вызвало конфликт с католическими и англиканскими миссионерами. Правительство Папуа сохраняло нейтралитет, пока Христианский Фонд «Life Protection» не предложил двум крупным чиновникам серьезные суммы «in cash, without taxes». План коррупционной сделки никто не скрывал. Наоборот, ей придавалось торжественность, которая, по ряду христианских доктрин, должна сопутствовать победе «Добра» над «Злом». К берегам Папуа из Сиднея двинулся специально зафрахтованный фондом лайнер «Bethany», на котором проходил симпозиум «За жизнь нерожденных». В финале симпозиума, в Папуа предполагалось закрытие центра «Планирование семейного счастья», с произнесением надлежащих слов в телевизионную камеру. Так бы и было, но в точке 13 ЮШ, 148 ВД, в 200 милях от ближайшего берега, около 2 часов после полуночи, внезапно был дан аварийный сигнал (тревожная сирена, мигание красных ламп и т.д.). Бортовой компьютер сообщил: «Пожар в машинном отделении, быстрое распространение пламени». Автоматически отключились двигатели и основная электросеть, а в аварийные отсеки начал поступать фреон из системы пожаротушения. Толковый и инициативный капитан сообразил бы, что это какой-то сбой, и вернул бы ситуацию на судне в норму, но на капитане сэкономили. То был тупой исполнитель еще более тупых инструкций. Увидев на дисплее компьютера, что почти четверть нижних кормовых отсеков судна охвачена огнем, он отдал приказ на эвакуацию пассажиров и экипажа. Будь на «Bethany» хороший экипаж, ничего страшного бы не произошло и в этом случае. 900 пассажиров были бы организованно посажены в шлюпки и спокойно спущены на воду. Но на экипаже тоже сэкономили. Бравые матросы, с воплем: «Жопа! Сейчас все взорвется на хрен!», метнулись к шлюпкам, и стали спускать их на воду с явным намерением отплыть, бросив пассажиров. Когда капитан пытался их урезонить, возникла драка, в которой сам капитан, два матроса и четверо пассажиров, получили удары топорами и баграми, и больше их никто никогда не видел. Остальные члены экипажа, крикнув пассажирам на прощание: «Попробуйте спустить на воду остальные шлюпки, это не очень сложно», отошли от «Bethany» в сторону Австралии. Бортовой компьютер, следуя программе, продолжал неравную борьбу с виртуальным пожаром. Исчерпав запасы фреона, он стал качать забортную воду в левые кормовые отсеки, и нарушил баланс судна. Опасаться пассажирам даже и теперь было нечего: «SOS», автоматически поданный компьютером при обнаружении пожара, был принят австралийской береговой охраной и меганезийским морским патрулем. На помощь лайнеру вылетели с запада, из Айрон Рейндж, австралийские «Sea wolf», а с востока, с Луизиады - меганезийские «Estra mar». Меньше часа отделяло пассажиров «Bethany» от неизбежного спасения, но они успели оказаться в воде гораздо раньше, и не на шлюпках (их не смогли спустить на воду), и не в спасательных жилетах (их не нашли в темноте), а просто с чем попало. Когда над морем вспыхнули яркие осветительные ракеты, картина, открывшаясь пилотам с заходящих на посадку самолетов, напоминала кульминационные кадры фильма-катастрофы «Титаник». Будь температура воды плюс 5 по Цельсию, как в Северной Атлантике, спасать было бы уже просто некого, но в Коралловом море она не опускается ниже плюс 23 - замерзнуть невозможно. Остается только утонуть – и многим это удалось. К утру нарисовался итог: жертвами эвакуации стали 3 члена экипажа и 76 пассажиров. Вполне исправный «Bethany», после отключения спятившего компьютера откачки воды из кормовых отсеков, был отбуксирован в австралийский порт Кернс. Примерно тогда же инженер Наллэ Шуанг, в сопровождении теле-репортеров, явился в управление окружной полиции Тувалу, на Фунафути, и дал исчерпывающие показания о том, каким образом он вышел через интернет на бортовой компьютер «Bethany», и как именно организовал «виртуальный пожар». Наллэ намеревался только дезорганизовать акцию по закрытию центра «Планирование семейного счастья», предполагая, что экипаж лайнера имеет хоть каплю мозгов, и либо повернет в ближайший порт (предварительно отключив неадекватную автоматику), либо, в худшем случае, эвакуирует пассажиров. Он и представить себе не мог, что лайнер управлялся такими идиотами и засранцами. Дело дошло до Верховного суда, который сначала занялся злополучным конгрессом на «Bethany». Деятельность Фонда «Life Protection» в Меганезии была запрещена 4 года назад, а теперь суд изучил программу конгресса, и наложил запрет на деятельность еще полусотни организаций-участников. Затем суд постановил, что Шуанг виновен только в выведении из стороя компьютера на гражданском судне в море, а гибель людей была «техническим эксцессом». Шуанг бы легко отделался, если бы не был рецидивистом. В прошлый раз он сделал что-то с логистикой аэропорта Паго-Паго, и багаж транзитного пассажира – некого кардинала, летевшего из Мехико в Канберру - был выгружен и исчез. Поселки центрального Папуа получили лекарственные препараты на сумму 6 миллионов долларов. Говорят, в багаже кардинала был кейс-сейф с золотой утварью, но этого никто не мог доказать, и Шуанг сел на год за дезорганизацию служб транспорта… В случае с «Bethany» все было серьезнее. «Суд приговаривает вас к 10 годам каторжных работ, - объявил председатель, - Вы отправитесь на объекты, актуальность которых для общества наиболее высока. Первые 2 года - это городок Хоррор в Антарктиде, а следующий объект будет назван позже. В интересах дела, суд оставляет вам свободу передвижения, если вы обещаете использовать эту свободу только для работы. Вам понятнен приговор?». Наллэ ответил, что приговор-то ему понятен, но кто теперь защитит созданный с таким трудом центр «Планирование счастливой семьи» в Папуа. Тут председатель суда изрек афоризм: «Жизнь держится не на Робин Гудах, а на социальных институтах», и зачитал дополнительное постановление. Суд предписывал правительству Меганезии: Во-первых, провести консультации с правительством Папуа о сохранении центра «ПСС». Во-вторых, считать третьи силы, стремящиеся закрыть центра «ПСС», потенциально враждебными. Постановление возмутило т.н. «мировую общественность» сильнее, чем сама история с «Bethany». Это было в анонсах прессы: «Меганезийский суд вынес де-факто условный приговор» и «Власти Меганезии приняли у палача эстафету по опеке фабрики смерти». История каторжных работ Наллэ Шуанга на момент составления досье: 1-2 год – управление строительством т.н. «экспериментального термического купола» на Земле Мэри Бэрд (Меганезийская Антарктида). Купол завершен, город Хоррор заселен. 3 год – управление доставкой и монтажом комплекса мини-ГЭС на реке Пурари (Папуа). Комплекс работает. Шуанг внесен в список почетных граждан муниципалитета Кинанту. 4 год – Работа шеф-инструктором штаба по восстановлению поселков на островах Фукуо (Вьетнам) после тайфуна Борн. Шуанг награжден орденом Дружбы Народов. 5 год – Формирование авиа-логистики в регионе Антарктический полуостров - Южные Шетландские острова (Чили). Система работает. Шуанг награжден орденом Бернардо. 6 год – Управление монтажом системы автономного жизнеобеспечения базы Муспелл (Меганезийская Антарктида, Трансантарктический хребет). Система тестируется. ********************************* Шеф-инженер Наллэ Шуанг, рецидивист и каторжник, умел объединять людей в систему, не подстраивая их под проект, а соединяя с проектом так, что каждый занимался именно тем делом, которое у него лучше всего получалось. Проекты Шуанга вростали в местную социальную среду мгновенно, и начинали работать, как бы, сами собой. Через несколько дней после того, как в Макасо был построен «fare-duro» (точнее - собран, поскольку это была модульная экспедиционно-техническая база), стало казаться, что этот трехэтажный дом был здесь всегда - как рыночная площадь, как слоновые деревья, как красная земля под ногами… 200 лет назад британские инженеры строили в Африке плотины и железные дороги, каждый день совершая подвиг и ломая через колено неподатливую социальную среду. Шуанг терпеть не мог подвигов, и поэтому его проекты прорастали, как трава… Или, скорее, как трифи. Это началось с его первого шага. Он не сказал: «я буду строить дом вот здесь и вот так». Он сказал: «ребята, как вам кажется, где будет лучше поставить вот такой дом, чтобы…». После «чтобы» следовал список того полезного, что получится конкретно для каждого из людей, с которыми он советовался. Создавалось впечатление, что Шуанг ничего толком не делает, а только болтает с людьми, участвуя в той или иной работе просто за кампанию – чтобы найти повод поболтать. Фаре-дюро стал эпицентром болтовни о всякой всячине. Дневной темой были текущие проблемы, а вечерней – какие-то общие вопросы, иногда почти философские, но все равно, каким-то образом имеющие отношение к проекту. Веселая, шумная и бесшабашная обстановка, которую создавали в фаре-дюро прибывающие и убывающие одна за другой бригады вахтовых монтажников и горных инженеров, как будто возвращала Эстер на 5 лет в прошлое, в кампус колледжа в городке Финикс, штат Аризона… Настал день, когда она собрала свои немногочисленные вещи в две сумки и перетащила их из Миссии в одну из кают на втором этаже фаре-дюро (каютами здесь назывались жилые комнаты, по комфортности примерно на уровне отеля полторы звездочки). Какими соображениями она при этом руководствовалась – вопрос сложный, и она вряд ли могла бы вразумительно ответить на него даже самой себе… Эстер энергично покрутила головой, отгоняя хаос воспоминаний и детских фантазий, и возвращаясь в настоящее время. Минут через десять, когда она вернулась на террасу с чайником, крекерами и кружками (ох уж эта дурная меганезийская манера пить чай из металлических кружек), разговор за столом уже успел принять новый оборот. Наллэ темпераментно говорил, жестикулируя чашечкой с остатками текилы. - ... Что цивилизованный человек непременно должен быть похож на вас. Одеваться, как вы, верить, как вы, руководствоваться теми же мотивами, что и вы. Но это же смешно! - О чем спор? – спросила Эстер, ставя чайник и прочее на стол. - Мисс Ренселлер строит определение цивилизованности, - сообщил он. - Я уже сказала, - заметила Мэрлин, - цивилизованный человек ставит свои обязанности, свой долг перед обществом, выше собственного брюха. Это - человек, способный чем-то жертвовать ради общества. Человек с идеалами, которые выше животных потребностей. - Конфуцианская доктрина, - сказал Наллэ, - Личность – ничто, ритуал – все. Тогда самые цивилизованные существа на планете – это не люди, а муравьи. - У муравьев нет свободы воли, - возразил викарий, - Они исполняют общественный долг бессознательно, а человеку следует сознательно совершить выбор между своим личным благом и благом ближних. - И выбрать то, что вы назвали «благом ближних»? – уточнил шеф-инженер. - Да, если это по-настоящему цивилизованный человек. - Тогда вы сами себе противоречите. Свобода воли оказывается дефектом, из-за которого человек может совершить неправильный выбор. Значит, муравей лучше человека. - При чем тут ритуал? – вмешалась Мэрлин, - я говорю о благе людей, а не о ритуале. Наллэ допил текилу и погрозил чашечкой, как полицейским жезлом. - Стоп! Давайте определимся: благо людей, благо ближних, или долг перед обществом. Я не понимаю этой терминологии. Кто такие «ближние»? Это то же, что «люди», или нет? - Конечно, то же самое, - сказала Эстер. - Отлично! Уже проще. А общество – это то же, что и люди? - Разумеется. - Замечательно! – обрадовался он, - У нас за столом пятеро людей. Небольшое общество. Допустим, мы все цивилизованные. Каждый пытается пожертвовать своими интересами ради остальных четверых, но ничего не выходит, поскольку те четверо жертвуют своими интересами ради него. Как вы предлагаете выбраться из этого заколдованного круга? - Если бы все были цивилизованными, - произнесла мисс Ренселлер, - тогда ваш софизм имел бы право на существование. Увы, на свете много нецивилизованных людей. - Я понял. Меняем модель. Пусть в нашем обществе четверо будут цивилизованными, а один – нецивилизованным. Пусть это буду я. Вы будете жертвовать своими интересами ради меня, а я сяду вам на шею и буду цинично юзать вашу цивилизованность. - Вы очень упрощенно понимаете благо ближнего, - заметил Джордан, - позвольте, я вам объясню некоторые вещи, которые вообще-то достаточно просты и очевидны. Шеф-инженер утвердительно кивнул, и начал скручивать самокрутку (он курил только собственноручно изготовленные самокрутки, желательно – с местными сортами табака, считая, что это помогает встроиться в местную среду и местный быт). - Жертвовать собой ради блага ближнего, - начал викарий, - это вовсе не значит потакать любым его желаниям, в т.ч. неразумным или порочным. Если вы потакаете пьянице в его желании выпить, то приносите ему вред, способствуя разрушению его здоровья. Отбирая у него спиртное, вы действуете против его желания, но приносите ему благо. - Давайте не рассматривать клинические случаи, - предложил Наллэ, - Возьмем обычного наглого лентяя, который хочет богато жить за чужой счет. Это совершенно безвредно для его здоровья, так что цивилизованным людям придется отдать ему свои денежки. - Лень - это нравственный порок, - возразил Джордан, - Надо не потакать ему, а наоборот, перевоспитывать такого человека. Это будет для него благом, как и в случае с пьяницей. - Вы сказали «перевоспитывать», я не ослышался? – негромко спросил Нонг Вэнфан. Эстер умела чувствовать настроение людей, и сейчас, несмотря на внешнее спокойствие меганезийского лейтенанта, она видела, что этот человек здорово разозлен. Только что он был вполне доброжелательно настроен по отношению к викарию Джордану, а тут в одну секунду все изменилось после одной-единственной фразы священника. Джордан ничего не заметил и, слегка покровительственным «профессорским» тоном, подтвердил: - Вы не ослышались. Лень, или по-латыни: «Acedia», – это седьмой из смертных грехов. - А остальные шесть? – поинтересовался Наллэ, прикуривая свое изделие. Викарий начал перечислять, загибая пальцы: - Первый смертный грех - это superbia, или чрезмерная гордость. Второй - luxuria, или половая распущенность. Третий – invidia, или зависть, Четвертый - gula, или излишнее увлечение радостями желудка. Пятый – ira, или рассерженность. Шестой – avarinia, или жадность, состоящая в собирании материальных сокровищ вместо духовных. - Насколько я понимаю, - заметил шеф-инженер, - вы сейчас привели архаичный реестр, приблизительно 15-вековой давности. Сегодня ситуация несколько иная, не так ли? - Вы правы, - согласился Джордан, - Погоня за техническими новшествами, порождает новые формы старых пороков. В 2001 – 2010 годах об этом было несколько разъясний Святого Престола. В частности, генная инженерия – т.е. искажение заданного Творцом облика живых существ, и контроль над рождаемостью – т.е. нарушение предписанного Творцом предназначения женщины – являются суммами нескольких смертных грехов. - Людей, которые это делают, надо перевоспитывать для их же блага? – уточнил Нонг. - В общем, да, - подтвердил викарий, - Разумеется, делать это надо с любовью. - И с самопожертвованием? – поинтересовался Наллэ. Теперь и Мэрлин почувствовала неладное. Настолько неладное, что от страха впала в какое-то оцепенение. Эстер хотела было предостеречь Джордана, что его заманивают в ловушку. Если он ответит «да» на последний вопрос, то… В этот момент чьи-то руки обняли ее сзади за шею. От неожиданности она чуть не взвизгнула. Конечно, это была Пума. Рон стоял рядом с худенькой африканкой и ухмылялся: мол, шутка опять удалась. - В идеале, христианин должен быть готов пожертвовать собой для спасения ближнего от впадения в смертный грех, - произнес, тем временем, викарий, - Но, практически, человек слаб, и многие христиане мирятся с грехом, процветающим рядом с ними, из страха, что их подвергнут гонениям и казням. - А лично вы готовы, Джо? – с показным равнодушием спросил лейтенант. - Это сложный вопрос, - тут викарий вздохнул, - Но, если бы господь поставил меня перед таким выбором, я бы молился о том, чтобы он даровал мне достаточную твердость духа. - Командир, Наллэ честно выиграл обе двадцатки, - вмешался Рон. - Да, - неохотно согласился Вэнфан, извлек из нагрудного кармана две меганезийские 20-фунтовые купюры с портретом королевы Лаонируа и бросил их на стол перед Шуангом. - Это пари имело какое-то отношение ко мне? – нерешительно спросил Джордан. - Два пари, - уточнил Наллэ, потягиваясь, как сытый кот. - Удружили вы мне, Джо, - буркнул Нонг, - 40 фунтов как селедка хвостом смахнула. Эстер облегченно вздохнула. Оказывается, это было всего лишь пари, а она-то всерьез испугалась, что беднягу Джо сейчас просто застрелят. - Можно узнать, что за пари? – спросил викарий. - Нет проблем, - сказал Рон, - вам известно имя Салот Сар, он же - Пол Пот? - Разумеется. Это был безумный марксистский диктатор Камбоджи. По его приказам т.н. «красные кхмеры» запретили жизнь в городах, посадили в концлагеря всех образованных людей, закрыли все школы и уничтожили 3 миллиона людей. - Так вот, - продолжал Рон, - первый пункт пари: доктрина, которой придерживается ваша церковь неотличима от программы планомерного истязания людей в ходе их исправления и трудового перевоспитания для их же блага, выполненной Пол Потом… - Но это неправда! - Правда, - ответил Наллэ, и бросил на стол распечатку статьи в Globes «Красные кхмеры: механика геноцида». Отдельные абзацы были выделены желтым маркером. - … Второй пункт, - невозмутимо продолжал Рон, - Вы согласны с тем, что проводников этой доктрины, в т.ч., лично вас, следовало бы за это изгнать из современного общества, или физически ликвидировать. Вы считаете правильным, если с вами так поступят. - О, боже! – тихо сказала мисс Ренселлер, - Боже... Лейтенант махнул рукой. - Не переживайте, Мэрлин. Я не обеднею от этих 40 фунтов. Обидно, конечно, остаться в дураках, но с кем не бывает. Давайте лучше пить чай. Я обожаю цветочный чай, который заваривает Эстер. Так по-домашнему… Очень похоже на тот, который готовит моя Тхай. - Гибискус, жасмин, немного имбиря и капелька меда, - сообщила Эстер, - Меня научила этому вьетнамка, с которой мы вместе учились в колледже. Викарий откашлялся - Послушайте, вы неправильно поняли. - А чего тут понимать? – удивился Нонг, - Наллэ пропьет две мои двадцатки, вот и все. - Ничего подобного, - возразил шеф-инженер, - Я куплю на них самосад у тети Онго, чем поддержу местную табачную промышленность. - Я же не зря сказал, что все надо делать с любовью, - не унимался Джордан. - Пол Пот это знал, - сообщил Наллэ, - Не зря же он получил классическое образование в римско-католической школе. Между прочим, режим «красных кмеров» ни капли не был марксистским. Это была калька с трактата Аврелия Августина «О Граде Божьем», как и Третий Рейх, и кошмарный режим Дювалье на Гаити… Хотите пари, Джо? Берем статью Пол Пота «Монархия или демократия», кладем рядом книгу Августина, и сравниваем. Мисс Ренселлер решительно встала. - Пойдем, Джо. Уже поздно, и вообще… Разговор зашел куда-то не туда. - Да, наверное, - согласился священник, - Приятно было поговорить… Но время… Пума уселась на бордюре террасы, как маленький черный сфинкс, проводила уходящих миссионеров презрительным взглядом, и сообщила: - Смешно. Лейтенант такой умный, а не знал, что у всех говнюков общий бог. - Сейчас я встану и дам одной нахальной девчонке по заднице, - пригрозил Нонг. - По-моему, вы зря их обидели, - заметила Эстер, - Они не виноваты в том, что какие-то негодяи так мерзко извратили христианство. Иисус этому не учил. - Ты имеешь в виду того парня, который, как говорят, приехал в ютайскую столицу на осле приблизительно 2000 лет назад? – уточнил Наллэ, - Забудь про него. Даже если в этой сказке есть хоть капля правды, то все равно всем давно плевать, чему он там учил. - Тебе, может и плевать, - возразила она, - а мне - нет. Между прочим, оскорбляя чужую религию, ты не доказываешь, что твоя религия лучше. Скорее, наоборот. - Да я вообще не имел в виду религию, - сказал он, - Авраамизм с самого начала был не религией, а рэкетом. У древних ютаев поп отбирал десятую часть выручки общины, как бы, для своего бога, а за обращение к другим богам жреческая стража убивала. В первой католической общине св. Петра, поп отбирал вообще все. Общинники работали за корм и хлев, как скоты, а кто пытался сберечь хоть сантим - того убивали. А мусульмане всегда жили воровством. Украл – долю отнес в мечеть. Они ничего другого толком и не умеют. - Тем не менее, основу вашей меганезийской Хартии придумал Томас Джефферсон, а он был христианин, не так ли? - Только очень условно, - отрезал шеф-инженер, - На базе классического христианства, в котором все всем жертвуют, а поп все это заребает, ничего толкового не придумывается. - Как быть с тем, что все современные науки и технологии, которые ты так почитаешь, придуманы в христинском мире? – поинтересовалась Эстер. - Ты забыла про одну мелочь: это произошло только тогда, когда он начал переставать быть христианским. Науки появились во время ренессанса дохристианских религий, а техника - во времена энциклопедистов. До того, Европа была гнездом тупых варваров. - Тем не менее, Ньютон и Эйнштейн верили в бога. - Да, только не в того, в которого призывает верить Папа Римский… Лейтенант, с досадой, хлопнул ладонью по колену. - Жаль, саперы утром улетели, а то бы я еще раз устроил тотализатор. - Да ну тебя, - слегка обиделась Эстер, - из серьезных вещей делаешь балаган... В этот момент раздался приглушенный расстоянием громовой рев льва. - Joder, conio! – воскликнул Наллэ, - до чего задолбала эта сраная кошка! - …А если за столом будут ругаться, то я вообще уйду в свою комнату. - Давайте пойдем и его застрелим, - предложила Пума, - тогда он не будет шуметь. - Верно, - поддержал Рон, - Не дело, что он тут ползает. Еще покусает кого-нибудь. - Да, - согласился Наллэ (которому эта идея уже приходила в голову), - Эстер, как на счет того, чтобы размять ножки перед сном? - Лучше мы вдвоем с Роном, – сказал Нонг. - А я? – возмутилась Пума, спрыгивая со своего насеста. - Ну, куда же без тебя, - вздохнул лейтенант. - По-моему, вместе веселее, - подвел итог шеф-инженер, - Эстер, ты как? - Только погулять, - уточнила она, - Стрелять я не буду. - Ладно, Наллэ, - со вздохом согласился лейтенант (ему очень не хотелось брать с собой ночью в саванну охраняемое лицо), - но только возьмешь «kinetiko», а не эту помповую ерунду, и поставишь на автоматический огонь. - Но это уже не охота, а расстрел, - запротестовал Наллэ. - А идти на льва с твоей помповой игрушкой, это не прогулка, а суицид, - отрезал Нонг, повернулся к Рону и добавил, - тащи еще три пушки и пять ноктовизоров с токерами. - Две, - поправила Эстер, - Я не хочу ни в кого стрелять, и я все равно не умею. - Две пушки, - со вздохом, продублировал лейтенант. Собака вскочила из-под стола и радостно завиляла хвостом: люди занялись-таки делом! … Разумеется, собаку взяли с собой - она же львиная по породе (решили люди) - и собака счастлива. Не каждый день выпадает поохотиться в такой сильной стае. На сотню миль вокруг простирается их охотничья территория. Они не позволят, чтобы тут шумела по ночам какая-то блохастая кошка, вообразившая себя царем зверей. Вообще, люди как-то странно охотятся. Пристегнули на поводок к хозяину, от которого сейчас ни малейшего толка. Он занят не кошкой, которую надо выслеживать, а особью женского пола, идущей рядом. Особь ему нравится. Стройная, но не хрупкая, ноги длинные, но не тонкие, бедра не широкие, но и не слишком узкие. Грудь маловата, но это не главное. Лицо круглое, в смешных веснушках особо устойчивой модели – даже экваториальный загар их не берет. Носик - кнопочка, зато глаза большие и умные. Губы немного капризные, но подбородок скругленный, не острый. Значит, капризничает в разумных пределах. Всем хороша особь, кроме одного: она другой породы, у нее все не как у нормальных особей - монтажниц или геологинь. Если им нравишься – то поехали, а если не нравишься – то проехали. А тут все как-то криво – ни два, ни полтора. Может, дело и не в породе, а в том, что жизнь у этой особи с детства поломатая. Первая стая – моральные уроды, первые половые партнеры – дегенераты, а ближайшая соседка – просто сука. В плохом смысле слова. И бедная особь совершенно дезориентирована в сексуальном смысле. Ей и хочется, и страшно, и она не знает, как это правильно делать, и раздирают ее на части всякие фрейдистские демоны. А хозяин выглядит дебил – дебилом, потому что с такой особью непонятно как себя вести. И носится с ней хозяин уже которую неделю, как с чемоданом без ручки: ухватить не за что, а бросить жалко. Дурак-человек, хозяин: монтажниц и геологинь, что ли, не хватает? Или туземных девчонок - они тоже ничего себе… И тут мысли Наллэ за собаку пресекаются голосом лейтенанта, раздавшимся из токера, закрепленного на очках-ноктовизоре. … - E foa! Тут, оказывается, не одна кошка, а целая стая. Прайд, если по-научному. - Я вижу пять голов, - отозвался Рон, - две львицы по флангам, думаю, они караулят вон ту группу свиней. Один лев впереди, он этих свиней будет загонять, как я понимаю. И пара львов неопределенного пола на дистанции полтараста метрах за ним. Типа, резерв. - Девять, - поправила Пума, - там еще четыре пятна дальше, лежат в траве. - Действительно, - согласился Вэнфан, после некоторой паузы, - Значит, я так понимаю, что первые три охотятся, следующие два – резерв, остальные пока пассивны. Слушайте команду. Оружие – к бою. Плотной группой проходим в треугольник, образованный первыми тремя целями, и рассыпаемся. Пума, по готовности, зачищает льва, Рон, сразу после ее выстрела, зачищает львицу справа и страхует, если Пума не дочистила льва. Я зачищаю львицу слева, и страхую гражданских. Если все ОК, Пума по команде чистит дальше, вглубь. Наллэ страхует свою девчонку, но аккуратно, чтобы не зацепить нас. Короче, Наллэ, стреляешь, только если кошка на вас выскочит. Длинной очередью. Ну, погнали. Пума, не выделывайся. Твоя дистанция: 250 ровно. Короткими очередями. … Эстер немного обижена. «Страхуешь свою девчонку». Надо же, она уже «его девчонка». Вот так, запросто… Хотя, что должны думать эти молодые, уверенные в себе мужчины? Для них жизнь – простая штука. Отношения между полами, в частности. Наллэ не такой. Или хочется думать, что он не такой. Скорее всего, у него тут бывают женщины, но, по крайней мере, он не кувыркается с ними после танцулек, за ближайшим кустом, как это запросто делают Уфти и Керк. Так или иначе, Эстер была благодарна Наллэ за те знаки внимания, которые можно было принимать в шутку или всерьез – как больше нравится. Например, огромный яркий веник из оглушительно-душистых цветов, по-хулигански заброшенный ночью в открытое окно ее каюты. А однажды, поздно вечером, он нашел где-то гитару-укулеле и спел под ее окнами «Oh, lovely Ester! Oh, Ester my love! What a wonderful Ester you are!». В другой раз, он прокатил ее на маленьком самолетике вокруг потрясающе-красивой горы Нгве - ему надо было что-то там посмотреть. На обратном пути он небрежно приобнял ее правой рукой за плечи. Наверное, ее это слегка напугало, она вздрогнула от неожиданности и облегченно вздохнула, когда он убрал руку. Может быть, она поступила глупо? Потом она несколько раз думала, каким мог быть тот вечер, поведи она себя иначе, и даже пыталась представить, как все могло бы происходить, но коварная фантазия все время подбрасывала ей какие-то гадкие аналогии. Черт, неужели это навсегда? Занятая этими мыслями она совершенно забыла о том, что они, вообще-то, гуляют не по ночному парку, а по саванне, в окружении охотящегося львиного прайда. Когда громовой рык льва всего в нескольких сотнях метров, внезапно напомнил об этом, она, не задумываясь, рефлекторно прижалась к идущему справа от нее Наллэ… … Симба рычит. Симба думает, что он самый страшный в саванне. Он зря так думает. Он - просто шкура, которая пока еще натянута на мясо. Когда-то он мог сожрать маленького солдатика, который едва передвигал ноги от голода и нехватки главных таблеток. Сейчас маленький голодный солдатик стал сильной и сытой женщиной, которая легко бежит по саванне и легко держит оружие. Да! Сильная женщина возьмет твою шкуру и твои зубы, Симба. Она продаст их на рынке и купит своему мужчине подарки. Еще она съест твою печень. Это очень сильное средство, после него она скоро сможет по-настоящему любить своего мужчину. Да! Пока что, ее мужчину любят разные другие женщины, это не имеет значения. Сама Ориши Йемайя подарила ей этого мужчину вместе с новым именем. Да! Сильная женщина опускается на одно колено. Она мягко прижимает к плечу приклад и перестает дышать на несколько секунд, пока палец плавно давит на спусковой крючок. Трр… - короткая очередь взорвала тишину. Лев упал мгновенно – три пули прошили его грудь, разорвав аорту и сердце. Тут же ударила вторая очередь - это лейтенант Вэнфан с кажущейся небрежностью, разнес череп львице, которая пряталась среди высокой травы в полутора сотнях метров слева. Рон Батчер задержался примерно на секунду, отслеживая результат выстрела Пумы, и львица справа успела сделать один огромный скачок. Ствол автомата отследил верхнюю точку ее траектории… Тррр… С такого расстояния Рон не промахивался никогда. Четыре пули точно в цель. На землю львица упала уже мертвой. Остальной прайд, почуяв неладное, снялся с места и двинулся прочь от деревни. - Здесь чисто, - констатировал Вэнфан, сдвинул на лоб очки-ноктовизор и приложил к глазам ноктовизорный бинокль, - Так, ближайшие двое - это львица и еще один лев. Та, дальняя группа - львица и трое львят. Львят они не бросят, значит, их можно догнать. Я остаюсь с гражданскими. Рон и Пума зачищают львов в следующем порядке… - Стоп! – перебил Наллэ, - Они же уходят. Это будет бессмысленное убийство. Лейтенант почесал в затылке и кивнул. - Логично. Прекращаем это дело, ребята. - ОК, - отозвался Рон, - Пума, ты умеешь снимать шкуры с львов? - Да, - ответила она, - Но это трудно. Я начну, но надо позвать кого-нибудь еще. - Я позвоню Керку, чтоб подогнал сюда местных парней, - заключил Нонг, вынимая из кармана woki-toki, - Какую долю от цены шкур принято обещать? - Обычно - пятую часть, но великие охотники отдают четверть, - сообщил шеф-инженер. - Ясно… Алло, Керк, мы сегодня играем в великих охотников. Здесь лев и две львицы… Да, уже зачищены, осталось снять шкуры. Скажи местным, что есть шанс заработать… Пума бросила короткий взгляд на Эстер, которая так и стояла, прижавшись к Наллэ, а он обнимал ее левой рукой за плечи. - У! Тебе нужен мужчина. Как раз такой, - африканка задумалась на секунду, и уточнила для совсем тупых, - …for make-love. А я пойду есть печень льва, пока она горячая. … Когда они с Наллэ добрались до фаре-дюре, главным желанием Эстер было побыстрее забраться под горячий душ. Ей казалось, что она пропахла собственным страхом. Вроде бы (как она теперь понимала) причин бояться не было, и все-таки… Кроме того, после финальной реплики Пумы, у нее горели щеки. В общем, она проторчала под горячими струями воды почти полчаса, а шеф-инженер за это время успел не только помыться и переодеться в лава-лава, но и сварить какао, и даже разлить его по двум кружкам. - Забавно устроен человек, - сообщил он, когда Эстер появилась на террасе, - Сначала я испугался за тебя, потом испугался за львов, а потом выяснилось, что единственные мои полезные знания о львах - это обычаи дележки их шкуры. Называется: сходил на охоту. - Очень хорошо, что ты пошел. Иначе они перебили бы всех львов. - В этом смысле, да. Оборотная сторона армейской привычки забивать любой гвоздь по шляпку. Понятно, почему Пума легко вписалась в эту команду. Она от природы такая. - Надеюсь, она пошутила на счет печени льва, - сказала девушка. - Конечно, нет. Печень льва считается средством продуцирования сексуальной силы, как для мужчин, так и для женщин. А Пума мечтает понравиться Рону в этом смысле. Эстер почувствовала, что у нее снова начинают гореть щеки и уши. Чтобы как-то с этим справиться, она чуть ли не уткнулась носом в кружку с какао. - Ты слишком нервничаешь из-за той реплики Пумы - заметил Наллэ, - Она высказала свое мнение, не добавив в начале привычный для нас оборот: «мне кажется, что…». - А тебе как кажется? – перебила Эстер. - Ты действительно хочешь знать мое мнение? - Если бы я не хотела знать твое мнение, я бы, наверное, не спрашивала. - Тогда, я бы посмотрел на это немного со стороны. Давай представим себе двух людей, которые похожи на нас, но не мы. Девушка, такая же красивая, как ты, а парень… Ну, конечно, не такой красивый… В общем, смотря на чей вкус. Девушка ему нравится, это совершенно точно, а вот нравится ли он ей - это вопрос. Если бы эти двое были с моей родины, из Гавайики, то девушка или хотела бы заняться любовью с этим паренем, или нет. И, можешь мне поверить, она бы сделала ровно то, что хотела. - Знаешь, Наллэ… Только не подумай, что я хочу начать очередной длинный разговор о том, чьи обычаи лучше… Просто я не могу так просто, как кошка. В любом случае, не могу. Хочется или не хочется – это... Это не так просто, как пирожное с кремом. - Пирожное с кремом, - задумчиво произнес Наллэ, - Это не такая простая штука, как ты пытаешься сейчас представить. Его можно съесть сейчас, можно – после чая, а можно – положить в холодильник и съесть на зватрак. Его можно полить вишневым сиропом, или клубничным, или еще каким-нибудь. Но главное (он сделал многозначительную паузу) главное в том, что ты сама решаешь, есть тебе его или не есть, а если есть - то когда и как именно. Это зависит только от тебя. Ты это контролируешь. Ты – хозяйка своей жизни. Она отрицательно покачала головой. - Ничего от меня не зависит. Знаешь, Наллэ, какая самая короткая в мире сказка? Жила-была девочка. Сама виновата. Все. Действительно, все, понимаешь? Жила девочка - дура, поехала по свету искать прекрасного принца, а нашла банду вонючих наркоманов. Если теперь девочка вернется домой, люди скажут: наверное, за этим и ехала. А если торчать здесь – то кончится тем, что я или начну пить виски стаканами, или буду отдаваться всем подряд, просто потому, что какая разница? И какая я, после этого, хозяйка своей жизни? - Ужас, - сказал шеф-инженер, успевший скрутить и прикурить самокрутку, - Кошмар. Знаешь что? А пошли ко мне в каюту. Я тебе покажу мою каторжную видео-коллекцию. «National Geographic» по сравнению с этим – просто фигня. Они таких мест и не видели. - Спасибо, Наллэ, - она грустно улыбнулась, - Попытка найти повод… Это очень мило с твоей стороны, но, во-первых, у тебя это не очень убедительно получается, а во-вторых, это не для моего случая, понимаешь? Наллэ вздохнул и встал из-за стола, держа в одной руке кружку, а в другой – самокрутку и, жестикулируя обоими этими предметами, начал объяснять. - Давай вернемся к тем двум ребятам с моей родины. Если бы парень приглашал девушку заняться любовью, он просто сказал бы «пошли ко мне», или «пошли к тебе», или... Ну, мало ли есть удобных мест. Я знаю, что у янки и юро есть обычай, приглашать девушку в кино, имея в виду заняться любовью, но я – не юро и не янки. Так что, когда я приглашаю тебя посмотреть кино, я имею в виду именно кино. В смысле: я покажу тебе кино, а потом ты пойдешь в свою каюту, и будешь смотреть хорошие сны без всякого меня. А если тебе вдруг захочется заняться любовью, то это ничему не противоречит. Но это зависит только от твоего желания. Как в случае с пирожным, понимаешь? - Сейчас я бы просто посмотрела кино, - сообщила она, - В смысле, без пирожных. Я не уверена, что мне сейчас хочется пирожных, крема и… Как ты думаешь, это нормально? - Это нормально, - подтвердил он, - Сейчас допьем какао, и пойдем смотреть. … Можно ли устроить уютное жилище в 20-футовом пластиковом контейнере? Не EHM (expeditio habitable modulo), который даже произносить неуютно, а «home», или «domi». Домашний очаг. Эстер стало немного стыдно за то, что EHM, где обитала она сама, так и остался чем-то вроде технически модернизированной кельи геолога-аскета. В модуле у Наллэ аскетизм было не найти даже в маленьком санузле (где роль светильника играла золотая маска Тутанхамона - не настоящая, конечно, а из тонированного плекса, но все равно). Примитивное прямоугольное лежбище из вспененного пластика превратилось в кресла кинозала, путем перемещения нескольких разноцветных надувных крабов, среди которых Эстер устроилась не без некоторого комфорта, а что касается самого кино… Да, «National Geographic» отдыхал. Там могли показать суровое великолепие гор в 300 милях от Южного Полюса, или яркое буйство зелени в экваториальных джунглях Папуа - но не людей, которые встроились в дикий природный ландшафт, невероятным образом сделав его ухоженными окрестностями своего дома. Говоря о городке Ван-Кок, построенном на месте снесенных тайфуном деревень на вьетнамских островах Фукуо, Наллэ веселился: - Представляешь, приезжает их директор компартии, товарищ Диен Кин, смотрит на все это, и спрашивает: «Товарищ Шуанг, а почему все получилось так дешево?». Я объясняю ему, что мы в Меганезии привыкли экономить, поэтому мы ничего не разрушаем просто так, ничего не строим просто так, и всегда используем то, что под рукой. Он удивился: «Вы - богатая страна, откуда у вас привычка экономить?». Я ему говорю: «Мы потому и богатая страна, что у нас такая привычка. Мы не делаем, как на Западе, где покупают в кредит машину за 50.000 долларов, а потом экономят воду в умывальнике, чтобы платить проценты банку». Когда до него и до его ребят дошло, они так ржали! Дальше Диен Кин спрашивает «Товарищ Шуанг, а где вы учились экономить»? Я, не задумываясь, отвечаю, что в TMTS, «Tuvalu Mari-Tec School», на Фунафути. И знаешь, что из этого вышло? - Агитационная статья против капиталистической экономики, - предположила Эстер. - Если бы! – вздохнул он, - Проходит месяц. Я уже в Эсперанса, в Чилийской Антарктиде. Мне звонит директор TMTS, мы с ним хорошо знакомы, он тоже с Нукуфетау, и женат на моей соседке. Вместо «привет, как дела», он заявляет, что я маньяк, что он пожалуется на меня моей маме, и набьет мне морду, когда меня выпустят с каторги. Ему пришло письмо из Ханоя: Диен Кин просит сообщить цену и условия обучения в TMTS. Компартия, по рекомендации товарища Шуанга, решила направить туда полторы тысячи вьетнамских студентов. Отказывать неприлично, но на Фунафути 5000 жителей, а суши там всего 2,5 квадратных километра. Длинные островки метров по 300 шириной - выступающие над водой фрагменты барьерного рифа вокруг лагуны. - И как там вышли из положения? – спросила она. - Обыкновенно. Построили фанерный кампус в лагуне, на ножках-сваях. Вьетнамцы – неприхотливые ребята, а их компартия платит, так что, получилось даже выгодно. Мне прислали полсотни фото и видео. Могу показать, как все это выглядит. Она задумалась на несколько секунд, а потом покачала головой. - Нет. Наверное, я уже сплю… Выгоняй меня отсюда, Наллэ, иначе я не уйду. - Моя религия запрещает в таких обстоятельствах выгонять женщину из дома, - сообщил он, - Того, кто так поступит, ждет в потустороннем мире вечное потоптание слонами. - Ну тебя к черту с твоими шутками! – возмутилась она, - Я же серьезно говорю! Если ты меня не выгонишь, будет очень плохо! - Ложись спать, - сказал он, - Я даже отвернусь. Все равно, мне надо проверить e-mail. - Я лягу, и что дальше? – спросила она. - И будешь спать, если хочешь. А если не хочешь – то не будешь. Я объявляю перерыв в этой дискуссии. Мне действительно надо проверить почту. Через четверть часа я лягу, и ты можешь задать любые вопросы по этой теме. Эти четверть часа (за вычетом первой пары минут) Эстер провела, лежа под простыней, натянутой до самого подбородка, и глядя в потолок, разрисованный синими драконами. Когда Наллэ выключил компьютер, погасил свет, бросил лава-лава на полку и улегся на спину, заложив руки за голову, она негромко спросила: - Ты всегда так ведешь себя с женщинами? - Нет. Обычно я набрасываюсь на них, как зверь и разрываю на мелкие кусочки, а если мне попадаются мелкие экземпляры, то глотаю их целиком. Одних я перед этим солю и перчу, а других - поливаю соевым соусом. К женщинам нужен индивидуальный подход. - Я ведь серьезно спросила. - Если серьезно, то я просто не знаю, как себя вести. У тебя искаженное представление о сексе и твои реакции... Могу показать на 2-секундном эксперименте, что это значит. Но только без обид, договорились? - Да, - решительно сказала она… И через мгновение взвизгнула, сжавшись в комочек. - Спокойно, спокойно, я уже убрал руку. Видишь, с какой ситуацией мы столкнулись? - Мы? – переспросила Эстер. - Ну, да. Нас же здесь двое, верно? И это наша общая проблема. Нам понятно, в чем она состоит и мы ее спокойно, методично решим. Но это не сегодня и, может быть, даже не завтра. Так что, просто попробуй заснуть. Я думаю, это не такое сложное упражнение. - Просто заснуть? – переспросила она. - Да. Ты же не хочешь завтра быть сонной, как летучая мышка? - А что будет завтра? - Завтра… - он зевнул, - …будет завтра. |
|
|