"Павлик Морозов" - читать интересную книгу автора (Губарев Виталий Георгиевич)

Глава IV ТРЕВОЖНЫЙ ВЕЧЕР

Василий Потупчик вышел на крыльцо. Щуря глаз, взглянул на небо.

На крыльце сидела Мотя. Рядом с ней - на корточках Павел и Яков. Все трое что-то горячо обсуждали. Увидев Потупчика, они замолчали.

- Папанька, ты чего смотришь? - спросила Мотя.

- Снова дождь собирается. - Он почесал рыжую бороду. - Хотел на ночь к озеру идти - не придется.

- Дождь? - Яков привстал, оглядывая горизонт. - А зорька чистая, дядя Вася.

- Посмотришь. У меня нюх охотничий. А вы чего тут заговорничаете?

- Да так, про разные дела.

- Дела! Смотри, какие люди деловитые! - Он басисто рассмеялся. - Дочка, а ты бы отцу поесть собрала.

- Папанька, там в печке.

- А тебе лень?

Мотя просяще протянула:

- Пап-анька...

- Ну ладно, сиди уж! - Он махнул рукой, ушел в избу.

Ребята продолжали разговаривать вполголоса, нетерпеливо перебивая друг друга. Смеркалось. Меж избами над темной линией леса медленно бледнела заря. В этот вечерний час в деревне было пустынно и тихо, где-то далеко звенела гармошка.

Звякнула калитка. Босоногая Мотя прыгнула с крыльца навстречу вошедшему человеку.

- Товарищ Дымов!

- А-а, Мотя! - Человек улыбнулся, блеснув крепкими зубами.

Он был молод, плечист, в белой рубашке с расстегнутым воротом, в скрипучих сапогах.

Из двери высунулся Потупчик, приветливо забасил:

- Вот хорошо, и квартирант пришел! Как раз к ужину.

Павел выступил вперед, сказал смущенно:

- Товарищ Дымов, мы к вам по одному делу...

- По какому, Федя?

Мотя рассмеялась:

- Это не Федя - Федя маленький. Брат его...

- Ах, какой я забывчивый! - Дымов смешно замахал руками. - Извини меня, пожалуйста! Ну, Паша, я слушаю.

Он сел на порожек, забарабанил по холщовому портфелю пальцами, с интересом посматривая на ребят. Они стояли перед ним, переглядываясь.

- Мы про избу-читальню, - начал Павел. - Она все равно сейчас заколочена. Как учительница на каникулы уехала, так ее и заколотили. Так мы хотели там пионерский клуб устроить.

- Клуб?

Дымов задумался. Два дня назад он приехал в Герасимовку из районного центра проверить, как сельсовет готовится к хлебозаготовкам. Уполномоченный не собирался задерживаться здесь: в райкоме партии считали, что Трофим Морозов хороший председатель и сумеет сам объяснить населению, как важно продать государству хлебные излишки. Но оказалось, что дела в Герасимовке неважные. Обрадовались приезду нового человека, кажется, больше всего ребятишки. Славный народ!

- Так ты, Паша, говоришь - клуб? - Дымов снимает кепку, задумчиво проводит рукой по волосам. - Хорошее дело... Только нужно прежде всего открыть избу-читальню. Сколько у вас пионеров?

- Одиннадцать, - поспешно отвечает Яков. - А вот он, Пашка, у нас, это самое, вожак. У нас учительница Зоя Александровна за вожатую была, она комсомолка. А теперь она только к осени вернется. Она на каникулы отдыхать уехала.

- Ну вот, - улыбается Дымов, - вас только одиннадцать, а в деревне сколько народу! Как же всех оставлять без избы-читальни? Выбирайте на пионерском сборе толкового пионера, и пусть он открывает избу-читальню.

- Вот ее, - Павел кивнул на Мотю.

Девочка радостно краснеет.

- Мотю? Хорошо! Значит, будешь ты, Мотя, временно исполняющей обязанности заведующего избой-читальней. А? - весело прищуривается Дымов.

- Ну, дочка, - гремит с порога бас Потупчика, - теперь ты со мной знаться перестанешь!

Дымов притягивает к себе Павла:

- А вы помогайте ей. Ладно? Дежурить по очереди - раз. Выпишем газеты, журналы, книжки - два. В книжках, ребята, про колхозы написано! Ну, а в той же избе и вам, пионерам, можно собираться...

- Товарищ партейный, - спохватывается охотник, - а ужин-то остывает! Брысь, ребята! Заговорили совсем человека!

- Иду, иду, дядя Василь, - поднимается Дымов. - Так ты, Паша, скажи об этом отцу. Пусть председатель сельсовета поможет вам открыть избу-читальню.

Павел молчит.

- Ну, что ж, скажешь?

- А вы... товарищ Дымов... сами ему скажите...

- Почему так?

Павел снова молчит. Охотник говорит негромко:

- Он с отцом не в ладах.

- Не в ладах?

- Да, ему от отца доставалось... Мне тут по соседству видно... Так, что ли, Пашка? Я помню, он тебя крепко отхлестал, когда ты в пионеры записался.

Дымов быстро оборачивается к Павлу и внимательно смотрит в большие черные глаза смущенного мальчика.

- Так он тебя бил, Паша? - тихо спрашивает Дымов.

Павел наклоняет голову, невнятно бормочет:

- Ничего не бил... дядь Вася... и чего ты... - Он не может найти слов, кусает губу и внезапно оживляется: - Товарищ Дымов, а вы вчера говорили, что дадите нам лозунги, чтобы мы написали. Помните, про хлебозаготовки и про колхозы?

Уполномоченный серьезно смотрит на Павла, соображает что-то.

- Дам, Паша... Вот поужинаю и напишу. Подожди минутку.

Ребята провожают глазами Дымова и Потупчика, усаживаются на крыльце. Уже совсем стемнело, в избах засветились оконца. Тихо в деревне. В темноте набежал ветер, пошевелил волосы и снова стих.

- А дождь, это самое, и впрямь собирается, - вздыхает Яков и вдруг настороженно прислушивается к чему-то.

С улицы доносится сердитый женский крик:

- Яшка! Яшка!

Яков вскакивает:

- Ой, ребята, пропал! Мать зовет. Иду-у, маманька! - Он перемахивает через забор и исчезает в темноте.

Павел и Мотя сидят молча. Она долго смотрит на его неясный профиль и шепчет:

- Паш...

Он не слышит и сидит по-прежнему недвижно, облокотившись на колено и положив подбородок на ладонь.

- Паш...

- А?

- Ты про что думаешь?

- Да так... - неопределенно повел он плечом.

- А я тоже люблю думать... Про все, про все! Знаешь, когда хорошо думается? Когда спать ложишься... Правда? А тебе сны снятся?

- Снятся.

- Мне раз приснилось, что в Герасимовке дома стеклянные и электричество.

Павел с интересом взглянул на нее, убежденно сказал:

- Электричество на самом деле будет. Помнишь, Зоя Александровна говорила, что в каждой деревне электричество проведут. Вот только колхоз сначала надо.

- Только домов стеклянных не будет - побьются... - Мотя глубоко вздохнула. - Паш, а один раз ты мне приснился...

- Я?!

- Ага. А я тебе никогда не снилась?

- Не... - помолчав, ответил он.

Вдали шумела тайга, все ближе и грозней. Ветер нахлынул на деревню сильный и скользкий, он дышал сыростью далеких болот, запахами лесной плесени и хвои. Острая молния взлетела над крышами и погасла, словно опущенная в воду.

На огороде залаял пес.

- На кого это Кусака? - Мотя вскочила, придерживая на коленях трепещущее платье. Она исчезла за избой, но Павел слышал ее тоненький, уносимый ветром голосок:

- Кусака, Кусака! На, на! Кому говорю! Кусака!

В избе загромыхало. Тяжело дыша, девочка прибежала к крыльцу.

- Кто бы это был, Паш? По огородам пошел, быстро так...

Павел приподнялся.

- Куда?

- Да разве ж разберешь в темноте? Вроде к вашему огороду. Да ты сиди...

- Бежать пора, - он встревоженно вглядывался в темноту, - а то мать заругает.

На крыльцо вышли Потупчик и Дымов.

- Вот я и думаю, товарищ Дымов, - громко говорил охотник, - ежели у нас, как ты рассказываешь, колхоз будет да пни выкорчует, так великое это дело! А то у нас так: выедет мужик пахать, обопрется на соху, глядь - пень! Перенесет соху - снова пень! Покуда пройдет полоску, рубаха к спине прилипнет и лошадь мокрые бока раздувает. Да гнус еще жалит!

- Переменим соху на плуг с трактором, дядя Василь.

- А я трактористкой буду! - сказала Мотя и грустно прибавила: - Только я трактора не видела.

- Увидишь, Мотя! Обязательно... Ого! - воскликнул Дымов, взглядывая на загремевшее небо.

Девочка рассмеялась:

- Старики говорят, в такие ночи коробейники из могилы встают.

- Какие коробейники?

- О, это, товарищ квартирант, дело интересное! - усмехнулся Потупчик.

Он любил поговорить, всегда был рад собеседнику и теперь, довольный, принялся подробно рассказывать историю убийства коробейников.

- Постой, - проговорил Дымов, внимательно выслушав Потупчика, - как звали этого человека?

- Кулуканов... Лучшую землю забрал себе, заешь его гнус! Такой кулачище!

- Хм... - Дымов казался очень заинтересованным. - А ведь в сельсовете этот человек кулаком не числится. Так и записано: середняк Кулуканов Арсений Игнатьевич. Подожди-ка, у меня, кажется, список населения есть. Ну-ка, пойдем к свету, дядя Василь.

Они снова ушли в избу. Мотя взглянула на Павла:

- Ты слышал, Паш?

- Сейчас хлынет, - уклончиво ответил он, глядя в небо. - Я побегу.

Мотя с минуту прислушивалась к шагам убегающего мальчика, потом вышла на середину двора, запрокинула голову. Ее ударила по щеке крупная холодная капля. Она протянула к черному небу руки:

- Дождик, дождик, припусти...