"Стихотворения неизвестных годов" - читать интересную книгу автора (Пушкин Александр Сергеевич)

ЛИЦЕЙСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ, ПЕРЕДЕЛАННЫЕ В 1817–1829 ГОДАХ И НАПЕЧАТАННЫЕ ПУШКИНЫМ

ЛИЦИНИЮ.    Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице, Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, Спесиво развалясь, Ветулий молодой В толпу народную летит по мостовой? Смотри, как все пред ним смиренно спину клонят. Смотри, как ликторы народ несчастный гонят! Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд Умильно вслед за ним стремит усердный взгляд; Ждут, ловят с трепетом улыбки, глаз движенья, Как будто дивного богов благословенья: И дети малые и старцы в сединах, Все ниц пред идолом безмолвно пали в прах: Для них и след колес, в грязи напечатленный, Есть некий памятник почетный и священный.    О Ромулов народ, скажи, давно ль ты пал? Кто вас поработил и властью оковал? Квириты гордые под иго преклонились. Кому ж, о небеса, кому поработились? (Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей, Развратный юноша воссел в совет мужей; Любимец деспота сенатом слабым правит, На Рим простер ярем, отечество бесславит; Ветулий римлян царь!… О стыд, о времена! Или вселенная на гибель предана?    Но кто под портиком, с поникшею главою, В изорванном плаще, с дорожною клюкою, Сквозь шумную толпу нахмуренный идет? "Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!" — "Куда: не знаю сам; давно молчу и вижу; На век оставлю Рим: я рабство ненавижу".    Лициний, добрый друг! Не лучше ли и нам, Смиренно поклонясь Фортуне и мечтам, Седого циника примером научиться? С развратным городом не лучше ль нам проститься, Где всё продажное: законы, правота, И консул, и трибун, и честь, и красота? Пускай Глицерия, красавица младая, Равно всем общая, как чаша круговая, Неопытность других в наемну ловит сеть! Нам стыдно слабости с морщинами иметь; Тщеславной юности оставим блеск веселий: Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож, Корнелий Торгуют подлостью и с дерзостным челом От знатных к богачам ползут из дома в дом! Я сердцем римлянин: кипит в груди свобода; Во мне не дремлет дух великого народа. Лициний, поспешим далеко от забот, Безумных мудрецов, обманчивых красот! Завистливой судьбы в душе презрев удары, В деревню пренесем отеческие лары! В прохладе древних рощ, на берегу морском, Найти нетрудно нам укромный, светлый дом, Где, больше не страшась народного волненья. Под старость отдохнем в глуши уединенья, И там, расположась в уютном уголке, При дубе пламенном, возженном в камельке, Воспомнив старину за дедовским фиялом, Свой дух воспламеню жестоким Ювеналом, В сатире праведной порок изображу И нравы сих веков потомству обнажу.    О Рим, о гордый край разврата, злодеянья! Придет ужасный день, день мщенья, наказанья Предвижу грозного величия конец: Падет, падет во прах вселенныя венец. Народы юные, сыны свирепой брани, С мечами на тебя подымут мощны длани, И горы и моря оставят за собой И хлынут на тебя кипящею рекой. Исчезнет Рим: его покроет мрак глубокой; И путник, устремив на груды камней око, Воскликнет, в мрачное раздумье углублен: "Свободой Рим возрос, а рабством погублен". СТАРИК. Уж я не тот любовник страстный, Кому дивился прежде свет: Моя весна и лето красно На век прошли, пропал и след. Амур, бог возраста младого! Я твой служитель верный был; Ах, если б мог родиться снова, Уж так ли б я тебе служил! РОЗА. Где наша роза, Друзья мои? Увяла роза, Дитя зари. Не говори: Так вянет младость! Не говори: Вот жизни радость! Цветку скажи: Прости, жалею! И на лилею Нам укажи. ГРОБ АНАКРЕОНА. Всё в таинственном молчаньи; Холм оделся темнотой; Ходит в облачном сияньи Полумесяц молодой. Вижу: лира над могилой Дремлет в сладкой тишине; Лишь порою звон унылый, Будто лени голос милый, В мертвой слышится струне. Вижу: горлица на лире, В розах кубок и венец… Други, здесь почиет в мире Сладострастия мудрец. Посмотрите: на порфире Оживил его резец! Здесь он в зеркало глядится, Говоря: "Я сед и стар, Жизнью дайте ж насладиться: Жизнь, увы, не вечный дар!" Здесь, подняв на лиру длани И нахмуря важно бровь, Хочет петь он бога брани, Но поет одну любовь. Здесь готовится природе Долг последний заплатить: Старец пляшет в хороводе, Жажду просит утолить. Вкруг любовника седого Девы скачут и поют; Он у времени скупого Крадет несколько минут. Вот и музы, и хариты В гроб любимца увели; Плющем, розами увиты, Игры вслед за ним пошли. Он исчез, как наслажденье, Как веселый сон любви. Смертный, век твой привиденье: Счастье резвое лови; Наслаждайся, наслаждайся; Чаще кубок наливай; Страстью пылкой утомляйся И за чашей отдыхай! ПЕВЕЦ. Слыхали ль вы за рощей глас ночной Певца любви, певца своей печали? Когда поля в час утренний молчали, Свирели звук унылый и простой    Слыхали ль вы? Встречали ль вы в пустынной тьме лесной Певца любви, певца своей печали? Следы ли слез, улыбку ль замечали, Иль тихий взор, исполненный тоской,    Встречали вы? Вздохнули ль вы, внимая тихой глас Певца любви, певца своей печали? Когда в лесах вы юношу видали: Встречая взор его потухших глаз,    Вздохнули ль вы? К МОРФЕЮ. Морфей, до утра дай отраду Моей мучительной любви. Приди, задуй мою лампаду, Мои мечты благослови! Сокрой от памяти унылой Разлуки страшный приговор! Пускай увижу милый взор. Пускай услышу голос милый. Когда ж умчится ночи мгла, И ты мои покинешь очи, О, если бы душа могла Забыть любовь до новой ночи! ДРУЗЬЯМ. Богами вам еще даны Златые дни, златые ночи, И томных дев устремлены На вас внимательные очи. Играйте, пойте, о друзья! Утратьте вечер скоротечный; И вашей радости беспечной Сквозь слезы улыбнуся я. АМУР И ГИМЕНЕЙ.
Сегодня, добрые мужья. Повеселю вас новой сказкой. Знавали ль вы, мои друзья, Слепого мальчика с повязкой? Слепого?.. Вот? Помилуй, Феб! Амур совсем, друзья, не слеп: Но шалуну пришла ж охота, Чтоб, людям на смех и на зло, Его безумие вело. Безумие ведет Эрота: Но вдруг, не знаю почему, Оно наскучило ему. Взялся за новую затею: Повязку с милых сняв очей, Идет проказник к Гименею… А что такое Гименей? Он сын Вулкана молчаливый, Холодный, дряхлый и ленивый, Ворчит и дремлет целый век, А впрочем добрый человек, Да нрав имеет он ревнивый. От ревности печальный бог Спокойно подремать не мог; Всё трусил маленького брата, За ним подсматривал тайком И караулил сопостата С своим докучным фонарем. Вот мальчик мой к нему подходит И речь коварную заводит: "Развеселися, Гименей! Ну, помиримся, будь умней! Забудь, товарищ мой любезный, Раздор смешной и бесполезный! Да только навсегда, смотри! Возьми ж повязку в память, милый, А мне фонарь свой подари!" И что ж? Поверил бог унылый. Амур от радости прыгнул, И на глаза со всей он силы Обнову брату затянул. Гимена скучные дозоры С тех пор пресеклись по ночам; Его завистливые взоры Теперь не страшны красотам; Спокоен он, но брат коварный, Шутя над честью и над ним, Войну ведет неблагодарный С своим союзником слепым. Лишь сон на смертных налетает, Амур в молчании ночном Фонарь любовнику вручает И сам счастливца провожает К уснувшему супругу в дом; Сам от беспечного Гимена Он охраняет тайну дверь… Пойми меня, мой друг Елена, И мудрой повести поверь! ШИШКОВУ. Шалун, увенчанный Эратой и Венерой, Ты ль узника манишь в владения свои, В поместье мирное меж Пиндом и Цитерой, Где нежился Тибулл, Мелецкий и Парни? Тебе, балованный питомец Аполлона, С их лирой соглашать игривую свирель: Веселье резвое и нимфы Геликона Твою счастливую качали колыбель.    Друзей любить открытою душою, В молчаньи чувствовать, пленяться красотою — Вот жребий мой; ему я следовать готов,    Но, милый, сжалься надо мною,    Не требуй от меня стихов! Не вечно нежиться в приятном ослепленьи: Докучной истины я поздний вижу свет. По доброте души я верил в упоеньи    Мечте шепнувшей: ты поэт, — И, презря мудрые угрозы и советы, С небрежной леностью нанизывал куплеты, Игрушкою себя невинной веселил; Угодник Бахуса, я, трезвый меж друзьями, Бывало, пел вино водяными стихами: Мечтательных Дорид и славил и бранил, Иль дружбе плел венок, и дружество зевало И сонные стихи в просонках величало. Но долго ли меня лелеял Аполлон? Душе наскучили парнасские забавы; Не долго снились мне мечтанья муз и славы; И, строгим опытом невольно пробужден, Уснув меж розами, на тернах я проснулся, Увидел, что еще не гения печать — Охота смертная на рифмах лепетать, Сравнив стихи твои с моими, улыбнулся:    И полно мне писать. ПРОБУЖДЕНИЕ. Мечты, мечты, Где ваша сладость? Где ты, где ты, Ночная радость? Исчезнул он, Веселый сон, И одинокой Во тме глубокой Я пробужден. Кругом постели Немая ночь. Вмиг охладели, Вмиг улетели Толпою прочь Любви мечтанья. Еще полна Душа желанья И ловит сна Воспоминанья. Любовь, любовь, Внемли моленья: Пошли мне вновь Свои виденья, И поутру, Вновь упоенный, Пускай умру Непробужденный. ЛЮБОПЫТНЫЙ. — Что ж нового? "Ей-богу, ничего". — Эй, не хитри: ты верно что-то знаешь, Не стыдно ли, от друга своего, Как от врага, ты вечно всё скрываешь. Иль ты сердит: помилуй, брат, за что? Не будь упрям: скажи ты мне хоть слово "Ох! отвяжись, я знаю только то, Что ты дурак, да это уж не ново". К КАВЕРИНУ.    Забудь, любезный мой Каверин, Минутной резвости нескромные стихи.    Люблю я первый, будь уверен,    Твои счастливые грехи.    Всё чередой идет определенной,    Всему пора, всему свой миг:    Смешон и ветреный старик,    Смешон и юноша степенный.    Пока живется нам, живи,    Гуляй в мое воспоминанье;    Молись и Вакху и любви И черни презирай ревнивое роптанье: Она не ведает, что дружно можно жить С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом,    Что ум высокий можно скрыть Безумной шалости под легким покрывалом. ДЕЛЬВИГУ.    Любовью, дружеством и ленью    Укрытый от забот и бед,    Живи под их надежной сенью: В уединении ты счастлив: ты поэт. Наперснику богов не страшны бури злые: Над ним их промысел высокий и святой; Его баюкают камены молодые И с перстом на устах хранят его покой. О милый друг, и мне богини песнопенья    Еще в младенческую грудь    Влияли искру вдохновенья    И тайный указали путь:    Я лирных звуков наслажденья    Младенцем чувствовать умел,    И лира стала мой удел.    Но где же вы, минуты упоенья,    Неизъяснимый сердца жар, Одушевленный труд и слезы вдохновенья!    Как дым исчез мой легкой дар. Как рано зависти привлек я взор кровавый И злобной клеветы невидимый кинжал!    Нет, нет, ни счастием, ни славой,    Ни гордой жаждою похвал Не буду увлечен! В бездействии счастливом Забуду милых муз, мучительниц моих; Но может быть вздохну в восторге молчаливом,    Внимая звуку струн твоих. В. Л. ПУШКИНУ. Что восхитительней, живей Войны, сражений и пожаров, Кровавых и пустых полей, Бивака, рыцарских ударов? И что завидней кратких дней Не слишком мудрых усачей, Но сердцем истинных гусаров? Они живут в своих шатрах, Вдали забав и нег и граций, Как жил бессмертный трус Гораций В тибурских сумрачных лесах; Не знают света принужденья, Не ведают что скука, страх; Дают обеды и сраженья, Поют и рубятся в боях. Счастлив, кто мил и страшен миру: О ком за песни, за дела Гремит правдивая хвала: Кто славил Марса и Темиру И бранную повесил лиру Меж верной сабли и седла! РАЗЛУКА.    В последний раз, в сени уединенья.    Моим стихам внимает наш пенат.    Лицейской жизни милый брат,    Делю с тобой последние мгновенья.    Прошли лета соединенья;    Разорван он, наш верный круг.    Прости! Хранимый небом,    Не разлучайся, милый друг,    С свободою и Фебом!    Узнай любовь, неведомую мне,    Любовь надежд, восторгов, упоенья:    И дни твои полетом сновиденья    Да пролетят в счастливой тишине! Прости! Где б ни был я: в огне ли смертной битвы, При мирных ли брегах родимого ручья,    Святому братству верен я. И пусть (услышит ли судьба мои молитвы?), Пусть будут счастливы все, все твоя друзья!