Глава 7

Даже мимо внимания короля (почему даже, а потому что его мысли пока были заняты чем-то иным) не ускользнул один странный факт — его сокамерники худели. Физиономии их удлинялись, и скулы обрисовывались четче, и глаза, горящие праведным желанием отомстить, горели ярче. К чему бы это?

Да, кстати, и желудки у них всех пели практически в унисон. Причем исключительно песни военных лет — бравурные марши.

Вы думаете, все эти десять дней они так и сидели, не пытаясь вернуться домой? Да как бы не так! Уж в чем этих троих, ну ладно, назовем их мужчинами (поскольку как еще назвать гуманоидов мужского пола?), так вот, в чем этих мужчин нельзя было обвинить — так это в покорности и безволии.

В первый же день, не дожидаясь появления государя, представители бизнеса обследовали здание на предмет выхода. Последних обнаружилось целых три — один парадный и два черных. Двери — открывай, не хочу. А выйти нельзя. Как будто между домом и окружающим его пространством была некая перегородка — прозрачная, но непроницаемая для живых существ. С окнами — та же ситуация. Со всеми иными отверстиями вроде дымохода, в который низкорослый гном честно пытался протиснуться, — аналогично.

Попытки убедить фею, что она поступает нехорошо, к положительному результату не привели. Гертруда смеялась, издавая противные режущие слух звуки, и исчезала. Попытки придушить фею или каким иным образом лишить ее жизни также не удались. Не придушивалась, зараза, и не лишалась. И более того, похоже. Даже не подозревала о том что подобные попытки предпринимались. Настолько далеки они были от успеха.

В итоге пленники продолжали играть в карты и мрачно обдумывать планы побега.

И худели при этом.

— Она морит нас голодом, — предположил Роланд, выкладывая на стол три дамы, одна из которых, конечно же, была пиковой.

— Знаю, — согласился Тибальд.

— В смысле? — вмешался Распишах, — а ели-то мы что?

— Это — волшебная пища, — задумчиво разглядывая веер карт у себя в руках, проговорил Тибальд, — она только заставляет чувствовать насыщение. На самом деле с того момента, как мы сюда попали, ты и крошки не съел.

— А вино?

— А вот вино — настоящее.

— Нам надо что-то делать. Причем срочно. — Решительно заявил король и обвел присутствующих мрачным взглядом.

Карты у него на руках были плохие.

— Надо, — вновь согласился Тибальд, поглаживая рубашки карт тонкими длинными пальцами, — но что?

— Да, что? — повторил Распишах.

— Когда она должна появиться?

— Ну, — ответил гном, — сейчас бутылку допьем и появится. Она очень внимательно следит, чтобы мы не трезвели.

— Хм, — сказал король, — а зачем?

Лизандре казалось, что она медленно сходит с ума. И еще — что она ненавидит своего супруга. Настолько, что готова лишить его жизни каким-нибудь особенно жестоким способом. И даже логичное продолжение в виде плахи ее уже не пугает.

Все свое свободное время (а оно теперь все было свободным) король проводил вместе с лучшими друзьями. Догадайтесь — с кем. Нет, Роланд не забыл о том, что он король. Вернее, его забывчивость стала какой-то избирательной. То есть о том, что его все должны слушать и выполнять его указания — он помнил, а то, что он и сам что-то должен делать для государства, да хотя бы должность верховного судьи исполнять, или так указы всякие подписывать, а не то, что прочее — забыл.

Эта таинственная забывчивость того и гляди грозила выйти ему боком. Народ Миссонии был избалован качественными управляющими и четко знал, что должен, а что не должен делать король. Так вот, он должен работать. И не должен заниматься черт знает чем с кем попало. Особенно если эти кто попало — государственные преступники, приказ о поимке которых каких-то пару дней назад был оглашен на площади Трех Храмов.

И потому Лизандра нежно отстранила государя от дел. Вернее, он сам отстранился, а она заняла его место. Всем желающим королева ласково, но, при этом как-то кровожадно улыбаясь, говорила, что Роланд отдыхает, в отъезде, болен, занят и т. п. Тем, кто продолжал упорствовать в поисках, т. п. короля грозило вылиться в отдых в прохладной и несколько мрачноватой, но, зато располагающей к раздумьям, атмосфере замковых подземелий.

Лизандра, проявив неожиданную для нее самой мудрость, не пыталась Роланда как-нибудь дискредитировать. Она просто делала его работу. От его имени. И, вроде как, по его поручению. Но сказать, что ее это очень радовало — значило бы сильно соврать. Хотя… С одной стороны, власть — это приятно. С другой… Принимая на себя бремя власти, берешь ведь и ответственность. И как бы пошло не звучала эта фраза, она правдива. Лизандра привыкла помогать отцу, но видеть себя чем-то большим, чем помощник, советник, серый кардинал, если хотите, она не желала. И потому, да, власть ее тяготила, а странные увлечения супруга нервировали.

Тем временем Шарик напрасно ждал продолжения строительства. Наемным бригадам перестали платить, и они разбежались сами собой. Такое бывает порою. Нет денег — нет людей. Да какое порою! Это общее правило ведения дел. И дракон об этом догадывался. Смущало его то, что он, по саркастичному выражению собственной матери, успел всему миру растрепать о своих успехах и о том, какой, в конце концов, чудный санаторий с его помощью скоро выстроится.

А санаторий не строился. И, что самое странное, партнеры дракона тоже не давали о себе знать. А Шаррауданапалларамм почему-то сам вкладывать средства не собирался. Привык он к роли менеджера-то. И что ему, бедняге, оставалось? Правильно! Спросить инвесторов — долго ли они собираются Ваньку валять.

Поскольку ни Роланд, ни Лизандра, судя по всему, почтить своим внимание дракона не собирались, пришлось бедному крылатому самому лететь в замок. А он очень это не любил. Из соображений безопасности. Во-первых, во дворе так просто и не сядешь, а если и приземлишься, то взлететь сложновато. Места мало. А во-вторых, мало ли какой нехороший человек захочет пальнуть в бедную ящерку. Люди — они ведь разные бывают. Некоторые — очень нервные.

Но куда деваться?

И опять громадный черный дракон планировал над замком, заслоняя собой солнце. И снова, вот дежавю, на крыше замка сидела грустная королева. Платком, правда, она не махала, но прилету приятеля явно обрадовалась.

— Шарик, давай еще раз к фее слетаем, — предложила она.

Шаррауданапалларамм, естественно, согласился, поскольку намеревался заодно обсудить возникшие в связи с реализацией проекта проблемы.

Королева по прилету на место клятвенно пообещала, что деньги будут, но от дальнейшего обсуждения отказалась, сославшись на необходимость решения более насущного вопроса.

В воздухе возникло мерцающее розовое облачко. Оно издавало отчетливый аромат жасмина, смешанный с запахом озона и слегка искрило. Интересное, в общем-то, зрелище, когда наблюдаешь его в первый раз. Но Гертруда была очень постоянной дамой, и свои появления она обставляла именно таким образом. Менялся лишь оттенок облака и аромат. А потому, простите, слега поднадоела наблюдателям.

Вот перед бедными узниками возникла и сама прекрасная дама, нежно прижимающая к полной груди объемную бутыль с вином.

— Соскучились? — игриво поинтересовалась она.

Сидящий за столом Роланд живо обернулся.

— Конечно! — радостно воскликнул он.

Тибальд встал и учтиво поклонился.

— Миледи.

Распишах молча забрал у феи бутыль, потом криво улыбнулся и с трудом проговорил:

— Вам же тяжело, наверное, держать такую тяжесть.

Гертруда растерянно захлопала ресницами. Уже несколько дней данные господа делали вид, что ее в природе не существует, а алкоголь на столе появляется сам собой. Игривый тон фея выдавала автоматически.

— Может, присядете с нами! — предложил король, скалясь на все имеющиеся в наличии зубы.

Фея кивнула, щелкнула пальцами, и на столе появились легкие закуски.

Гертруда грациозно опустилось в кресло, которое стало возникать само собой в процессе уменьшения расстояния между полом и ягодицами прекрасной дамы. Этот фокус пленники еще не видели, и потому наблюдали за ним с интересом, тая в душе желание, чтобы кресло материализоваться до конца не успело. Желание не сбылось.

— А Вы не могли бы принести нам нормальную пищу? — поинтересовался Тибальд, грустно разглядывая волшебные персики, — магическая на вкус, безусловно, хороша, но хотелось бы и чего-нибудь более приземленного. Ради разнообразия.

— Что значит нормальная пища?

— Ну такая, — попытался объяснить гном, — которая растет, бегает. Которую готовить надо.

— Вы что! — возмутилась фея, — от нее же толстеют!

Ее и без того огромные глаза, казалось, почти соединились с ушами.

— От нее живут! — возразил Распишах.

Король продолжал, пусть и несколько натянуто, но улыбаться.

— Не знаю, я не нуждаюсь в пище, и понятия не имею, откуда ее берут. Поэтому ешьте это, — капризным тоном заявила фея.

— Конечно-конечно, — вмешался Роланд, Вы выпьете с нами?

На лице феи появилось растерянное выражение.

— Я не уверена в том, что мне стоит, — ответила она и бросила вожделеющий взгляд на бутылку.

— Конечно, стоит! — Возразил король, вновь показывая зубы.

Фея пила. Нет, фея пила!!! Ее сомнения по поводу того, стоит ли ей употреблять алкоголь, стали понятны уже минут через десять, когда она один за другим осушила три бокала, и лицо ее озарилось радостной, хоть и несколько бессмысленной улыбкой.

Господа заговорщики, а их уже можно так называть, работали четко и слаженно. Тибальд отвешивал даме комплименты, гном подливал, а король выпытывал информацию.

— Зачем мы Вам нужны?

Фея пожала плечиками с очаровательной неуклюжестью.

— Не нужны, — ответила она, — вернее, наверное, зачем-то нужны, только зачем — я не помню. Да какая разница! Вы все равно отсюда не выйдете.

— Но почему?

— Барьер. Он пропускает только просителей и меня. Вас не выпустит.

— А кто устанавливал барьер?

— Кажется, я. Но я не помню, зачем. И как его снять, тоже не помню. Еще налейте!

— Но почему мы здесь?! — вскричал Роланд, не надеясь, в то же время, на внятный ответ. Так вскричал, на всякий случай, тщательно дозируя издаваемые им децибелы.

Гертруда высокомерно подняла брови.

— Это элементарно, — ответила он, — Ваша супруга загадала желание. Чтобы Вы полюбили Тибальда Тихого и Распишаха Мудрого. А они Вас.

Король, как существо гораздо более испорченное, чем его жена, побелел, представив себе некоторые особенности этой вот любви.

— Но, — пробормотал он, — я не…

— Вы ошибаетесь, — отрезала фея.

— Но я…

— Нет. Хотя, не переживайте так, она еще придет. Они все приходят.

Фея вздохнула, и к королю пришло осознание того, что этой юной деве очень много лет. Слишком много для того, чтобы чувствовать себя человеком.

Не понимал он лишь одно — кто к нему должен прийти? Жена или любовь? Возможный приход последней его несколько нервировал.

Тибальд и Распишах глядели на монарха с испугом.