"Швейцарский Робинзон" - читать интересную книгу автора (Висс Йоханн Давид)

Глава вторая

Матушка не заставила себя долго упрашивать и немедленно приступила к рассказу.

— Если говорить начистоту, — начала она, — ты не особенно горел желанием узнать, как мы тут жили без вас, ведь за целый вечер не дал мне словечка вставить. Но зато теперь я возьму свое — выговорюсь полностью. Слушайте же!

Встав рано поутру, прикинув и так и этак, я поняла, что вы явитесь нескоро, и решила действовать на свое усмотрение. Под лежачий камень, известно, вода не течет. Первое, чем следовало, по-моему, заняться, — найти более удобное место для жилья, ведь на берегу с утра до вечера жарко; это не только неприятно, но и вредно для здоровья.

Мальчики, проснувшись, принялись разделывать шакала; разрезали шкуру на полосы и смастерили из них — надо отдать им должное — с большим искусством пояс Жаку и ошейники собакам. Вы видели эти изделия.

Я поделилась с ребятами своим замыслом и нашла с их стороны полную поддержку; мы тотчас стали готовиться в дорогу. Проверили и зарядили ружья, взяли охотничьи ножи, а на спину взвалили мешки с едой. Я захватила топорик-тесак и легкую винтовку Эрнста да еще бутылку с водой. Сборы были недолги. Не получив от вас известий, мы взяли собак и направились к ручью.

Турок тотчас же побежал вперед, будто понял, что нужно идти тем же путем, каким шли вы. Он стал нашим провожатым. Следуя за ним, мы пришли к месту, где вы переходили ручей, и тоже благополучно переправились, хотя и не без некоторых осложнений.

Признаюсь, прежде чем двинуться дальше, я не удержалась и набрала свежей водицы еще в одну бутылку, на всякий случай, в пути ведь всякое может приключиться… Подойдя ближе к тому холму, о котором вы рассказывали, мы остановились, пораженные красотой местности, даже дыхание перехватило от восторга. Я вдруг успокоилась, пропала тревога, появилась надежда.

Держались мы все время левого берега. Напали на ваши следы и шли по ним, пока дорогу не преградил небольшой лесок. Пришлось свернуть направо. Здесь росла высокая трава, идти стало трудновато, еле ноги передвигали.

Но Бог вознаградил нас за наши усилия. Каких только редкостных птиц мы не увидели! Они беззаботно порхали вокруг, приветливо и весело щебеча на все лады. У мальчиков глаза разгорелись, им хотелось, конечно, пострелять; но я отсоветовала, пояснив, что деревья слишком высокие, едва ли удастся попасть в цель.

Кстати, о деревьях. Уверена, ты никогда в жизни не видел подобных исполинов! Я сказала раньше, что мы натолкнулись на лесок, а на самом деле это было всего десять, быть может четырнадцать, гигантских деревьев. Они возникли перед нами точно сказочные великаны, опоясанные мощными, разросшимися во все стороны корнями, которые странным образом обвивали стволы, утолщали их, подпирали и как бы возносили в самое поднебесье.

Я попросила Жака взобраться на одно из деревьев и измерить шпагатом окружность ствола. Она чуть превосходила одиннадцать метров, а вокруг выступавших из земли корней я проделала сорок шагов. Высота от земли до первых веток равнялась приблизительно двадцати двум метрам. Все деревья были очень ветвистые, с плотной листвой и поэтому давали много благодатной тени. По форме листья походили на ореховые, но плодов мы не заметили. Свежая, без колючек травка под этими роскошными деревьями стлалась зеленым ковром, маня к себе, обещая мир и покой.

Мне очень понравилось это место, и я предложила устроить здесь привал и перекусить в тенечке. Мы расположились кто как хотел, достали из мешков еду, принесли свежей воды из протекающего поблизости ручья. Одним словом, по-настоящему хорошо отдохнули. Потом прибежали отставшие собаки. Удивительно, но они не клянчили еду, смирно улеглись у наших ног, как будто очень сытые, и быстро заснули.

Я сидела и любовалась божественной красотой вокруг — куда ни кинь взгляд, всюду благодать. Вот тогда и подумалось, что неплохо бы обосноваться на одном из этих высоченных деревьев. Было бы надежно и безопасно. Интуиция подсказывала, что лучшего места для поселения не найти; не стоит поэтому метаться, искать, нужно возвращаться назад, а по дороге подобрать то, что прибило к берегу с разбитого корабля.

Но подумать и сказать — одно, а вот выполнить задуманное — совсем другое! Всякого добра лежало много. Но как дотащить его? Выбрали то, что поменьше и полегче, и перенесли в сторонку, куда не доходит вода во время прилива. Пока шли работы, собаки тоже не дремали. Они стояли прямо в воде, где мелко и много камней, и вылавливали крабиков. Стало ясно, где и как наши умницы добывали себе пропитание.

Но вот пришло время тронуться в путь. Уже удаляясь от берега, я увидела, как Билли то и дело останавливается, торопливо выгребает лапами что-то из песка и с жадностью проглатывает. Эрнст тотчас же догадался: «Черепашьи яйца».

«Бог ты мой! — воскликнула я. — А ну-ка, ребята, поторопитесь, может, и на нашу долю что достанется!»

Но кто откажется добровольно от лакомства? Никто! Лишь общими усилиями удалось отогнать собак и заполучить две дюжины целеньких яиц. Мы очень осторожно положили их в мешки.

А потом вдруг увидели парусник, весело бегущий по волнам в нашу сторону. Я не знала, что и думать. Эрнст заверял, что это ты и Фриц, а бедняжке Францу почудилось, будто бы плывут дикари, чтобы нас съесть.

Между тем прав, как всегда, оказался Эрнст. Мы поспешили к вам навстречу; переправляясь через ручей, прыгали, словно белки, с камня на камень, боялись опоздать… но, видите, прибежали вовремя.

На этом, мои дорогие, и заканчивается сказ о нашем походе. Одна только просьба — давайте завтра соберемся и все вместе отправимся к тому чудесному месту, выбранному мной для жилья.

— Дорогая матушка, — ответил я оторопело, — а других просьб, попроще, у тебя нет? Дерево высотой в двадцать два метра! На нем мы будем сидеть как куры на насесте. Без воздушного шара туда, пожалуй, не добраться!

— Неуместные шутки! — отпарировала матушка. — По крайней мере, можно будет спать спокойно, не опасаясь нападения шакалов или другого зверья. Кстати, припоминаю, что однажды видела в нашем любимом отечестве, как на липе в сплетении веток устроили прелестную беседку с твердым основанием-полом. Поднимались туда по подвесной лестнице. Почему бы и нам не соорудить на дереве нечто вроде спальни?

— Что ж, я не против, только надо все как следует обдумать!

За разговорами и обсуждениями время прошло незаметно. Стемнело. Мы закончили ужинать, помолились и заползли в палатку; легли в установленном порядке и спали как сурки, пока не наступил новый день.

Я и матушка проснулись рано и решили не откладывать дела в долгий ящик.

— Давай, милая, — обратился я к жене, — обсудим твое вчерашнее предложение. Похоже, с самого начала нам помогает Бог: ведь мы сразу причалили к удобному на берегу месту, удачно проложили путь к разбитому судну с его богатствами, нас надежно укрывают окружающие скалы, опасность грозит только со стороны ручья, но и он не везде проходим. Я вот к чему веду: что, если остаться здесь временно, пока не перевезено все с корабля, как ты на это посмотришь? Твой чудесный лесок будет местом постоянного проживания, а тут, меж скалами, устроим крепость и склад? Позже кое-что подвзорвем у ручья, и ни одна живая душа нас не достанет. Однако сначала необходимо построить мост, чтобы перебраться сюда со всеми пожитками.

— Я не против строительства, — согласилась матушка, — только ведь это займет целую вечность. Почему бы немедленно не упаковать вещи и не перейти вброд? Самое тяжелое положим на осла и корову!

— Это всегда успеем, — возразил я, — нужны берестяные корзины или переметные мешки. Вот о них ты и позаботься, мы же займемся мостом. Дело это непростое. Строить будем пусть не на века, но надолго, а значит, все должно быть прочно и надежно. Переправляться через ручей небезопасно: вдруг нежданный дождь поднимет уровень воды, тогда овцы и козы могут утонуть, да и нам не мешает, между прочим, соблюдать осторожность, прыгая с камня на камень. Счастье ведь переменчиво.

— Ах, Господи, что ты такое говоришь! — воскликнула матушка. — Я во всем с тобой согласна. Давайте только работать не покладая рук. И еще об одном прошу: оставь, пожалуйста, здесь этот ужасный порох; я места себе не нахожу оттого, что рядом с нами лежит этакое.

— Не волнуйся, разберемся и с порохом, всему свое время, — старался я успокоить матушку. — Большую часть спрячем в скалы на хранение, чтобы случайно не отсырел или не воспламенился. Знаешь, он может быть и опаснейшим врагом, и лучшим другом, смотря как с ним обращаться.

Закончив обсуждение этих жизненно важных вопросов, мы разбудили детей и рассказали о своих намерениях. Они наш план одобрили, но прежде захотели поиграть в том благословенном леске, которому уже и дали название — Земля обетованная.[12]

Матушка, однако, умерила ребячий пыл — начала доить корову, затем коз, показывая пример в труде. Мальчики наблюдали за ее работой и недоверчиво ухмылялись, но, получив по кружке молока, успокоились. Потом наша славная хозяйка занялась приготовлением молочного супа с сухарями, а оставшееся молоко разлила по бутылкам, про запас.

Я тоже не терял зря времени: готовил катамаран к отплытию на разбитый корабль, хотел привезти побольше строительного материала; одному мне было не справиться, потому после завтрака я велел старшим сыновьям — Фрицу и Эрнсту — собираться в путь-дорогу.

Эрнст буквально просиял от счастья, услышав отцовскую команду. Ведь он теперь воочию мог увидеть, как горделиво раздувается на ветру парус и как весело трепещет во все стороны вымпел.

Но радость парня, как это часто бывает в жизни, была преждевременной. Едва мы вышли в море, как неподалеку я разглядел крошечный островок, а на нем — уйму бревен и досок, прибитых течением. Надобность в дальнем плавании сразу отпала. Мы выбрали все, что годилось для предстоящего строительства; с помощью рычага и домкрата собрали и соединили большие бревна и получили неплохой плот, который, загрузив досками, прицепили сзади к нашему утлому суденышку. Трудились на совесть, управились за четыре часа и теперь с гордостью взирали на плоды своей работы.

Возвращение домой заняло несколько минут: мы и оглянуться не успели, как благополучно вошли в бухточку, спустили парус и причалили на обычном месте. На берегу ни души, но на сей раз я не испугался. Мы громко кричали «ого-го-го!» до тех пор, пока не услышали ответный клич. Скоро появилась матушка с младшими ребятами — с той стороны ручья, которая оставалась для нас невидимой. В руках они держали носовые платки, явно чем-то наполненные, а Франц волочил еще маленькую рыболовную сеть, укрепленную на длинной рогатине.

Мы рассказали о причине нашего скорого возвращения, о том, как нам повезло, об островке, о досках. Жак слушал с большим нетерпением, крутился и наконец не выдержал — поднял высоко носовой платок и высыпал его содержимое. Раки… Перед нами лежали великолепные речные раки. Матушка и Франц проделали то же самое — образовалась целая гора. Копошащиеся и барахтающиеся раки, почуяв свободу, начали расползаться кто куда, влево и вправо, а ребятишки принялись догонять беглецов. Бегали, кружили, прыгали, ползали. Смех, да и только.

— Пап, скажи, они настоящие? — спросил Жак. — Знаешь, сколько их там! Тысяча! А может, и больше! Штук двести мы точно унесли с собой. Посмотри, какие огромные! А клешни какие!

— Но кто первым их обнаружил? — поинтересовался я. — Конечно ты?

— Нет, — вздохнул Жак, — к сожалению, Франц. Но кто первым прибежал к маме и рассказал ей, кто сеть принес, кто стоял по колено в воде и выловил целую дюжину раков? Догадываешься? Я! И никто другой! Послушай, папа, расскажу все по порядку: мама занималась шитьем, я посадил на плечо обезьянку Фрица, позвал Франца, и мы пошли к ручью, чтобы разведать, где лучше строить мост.

— Так, так! — прервал его я. — Диву даюсь, как в твоей головушке могла зародиться такая важная мысль! Должно быть, молодой господин строитель желает доложить ученикам и подмастерьям о результатах своей работы?

— Ну, папа, не перебивай и не смейся, — попросил Жак, — я позже покажу тебе это место. А сейчас слушай. Мы шли вдоль ручья, по верхнему краю; Франц собирал цветные камушки, если попадались блестящие, он бежал ко мне и уверял, что нашел золото. В поисках красивых камушков он спустился вниз, к самой воде, и вдруг как закричит: «Жак, Жак, иди сюда! Скорей! Сколько здесь раков, они сидят на шакале Фрица!»

Я, конечно, не медля, побежал на зов и увидел, что шакал на мелководье зацепился за корягу и стал добычей целого полчища раков. Сразу бросился домой, чтобы рассказать о находке маме, а мама дала мне сеть на палке, странную, я никогда такой не видел, и мы начали ловить раков этой сеткой и руками — сколько хотели, может, поймали бы еще больше, если бы не вы со своими криками. Но и так много наловили, хватит на всех, правда, папа?

— Да, хватит, — согласился я, — даже если мелких рачков выпустить на волю: пусть подрастут, этот естественный источник продовольствия должен быть неиссякаем. Видишь, вам тоже сегодня улыбнулось счастье. Благодарение Богу, у нас почти ни в чем нет недостатка!

Но настала пора приниматься за работу. Матушка занялась раками, а я с ребятами — привезенным строительным материалом. Следовало разъединить бревна, снять с них доски и доставить все на берег. Но как? Пришлось призадуматься. На первый взгляд стоило запрячь наших животных, и… Но где взять упряжь? Короче говоря, я поступил, как поступают лапландцы,[13] привязывающие к передку саней оленей: сделал петлю на одном конце длинной веревки и набросил ее на шею ослу, а другой конец пропустил меж задних ног и прикрепил к древесине. Точно так же запряг корову, и по частям весь наш плот был доставлен к тому месту у ручья, которое господин строитель выбрал для сооружения моста и которое после пристального изучения действительно оказалось самым подходящим.

Берега здесь почти сходились, были крутыми и одинаково высокими. К тому же на нашей стороне находился огромный пень от старого дерева, к нему я мог крепить бревна, выбранные для настила, то есть подходящие для фундамента, а на другой стороне неплохим подспорьем обещали быть несколько мощных деревьев. Оставалось продумать, каким путем переправить через ручей тяжелые, восьмиметровые бревна. Этот вопрос обсуждался во время обеда, который начался сегодня на целый час позже обычного.

Матушка давно уже сварила раков и ожидала нас с нетерпением. Правда, сначала она хотела похвастаться результатами своего утреннего труда — сшитыми из парусины двумя переметными мешками для осла. За отсутствием толстой иглы она сначала сверлила гвоздем дырочку, а потом продергивала через нее суровую нить. Воистину говорят, что терпение и труд все перетрут. В похвалу и во славу хозяйке мы дружно прокричали троекратное «ура!».

С едой управились быстрее обычного, а точнее сказать, толком и не поели, все больше говорили — обсуждали способы постройки моста. А претворять теорию в практику начали так: положили одно бревно вдоль берега, плотно приставив его позади пня. На одном конце спереди отмерили около пяти футов и прикрепили бревно к пню не намертво, а с возможностью легкого вращения, чтобы задняя часть составила как бы противовес в случае внезапного скольжения вниз; затем на другом конце укрепили веревку и на должную длину обвязали ее вокруг камня, который перебросили через ручей. Гнать корову или осла на противоположную сторону было бессмысленно, поэтому я, прихватив канат и тали, сам перебрался по камням на тот берег, укрепил блоки на дереве, протянул через них веревку и возвратился назад, держа в руке ее конец. Корову и осла «запрягли» к этому концу веревки и погнали. Бревно неторопливо повернулось вокруг пня и слегка задержалось, хотя его более длинный и тяжелый конец уже витал в воздухе, медленно поднимаясь над ручьем. Скоро оно коснулось другого берега под тяжестью собственного веса. Жак и Фриц тотчас вспрыгнули на него и лихо, без всякой боязни перебежали на ту сторону.

Далее точно так же было переброшено второе бревно и третье; один конец оставался на нашем берегу, а другой направлялся так, чтобы, очутившись на первом бревне, соскользнуть с него и оказаться рядом на должном расстоянии. Завершили сооружение тонкие и толстые доски, аккуратно уложенные поперек основания. С последним управились быстро, и вот уже готовый мост предстал пред нашим взором во всей красе. Ребятишки на радостях затанцевали, и даже я сделал несколько неуклюжих пируэтов. Ширина моста составляла от двух с половиной до трех метров и была вполне пригодной для перевозки грузов; по-настоящему полагалось еще приколотить доски к основанию, но я намеренно не хотел этого делать, чтобы на всякий пожарный случай можно было быстренько убрать их и тем самым переход через ручей сделать недоступным.

Работа изрядно нас изнурила, под вечер никто не мог вымолвить ни слова и, кое-как перекусив, все легли спать.

На следующее утро я велел ребятам собрать животных в одном месте, а на корову и осла водрузить переметные мешки, сшитые прилежной матушкой. И корова, и осел этому не противились, наоборот, кажется, проявили полное понимание. Каждый мешок представлял собой длинный кусок парусины, переброшенный через спину животного, концами соединенный в тугой узел, а по сторонам крепко перетянутый бечевкой.

Мы начали наполнять их тем, что могло понадобиться в ближайшие дни, — едой, инструментами, посудой, веревками и прочими полезными вещами. Не забыли взять винные припасы капитана и остатки масла из бочонка. На мешки я предполагал положить одеяла и матрацы и на том закончить погрузку, но тут подбежала матушка и перепутала все мои планы.

— Куры, — закричала она, — они же разбегутся, если оставить их на ночь одних; потом, Франца следует посадить на осла, он очень быстро устает… и еще, обязательно возьмите мой волшебный мешочек. Кто знает, может, он сразу же понадобится!

— Ага, — воскликнул я, — понимаю, ты хочешь захватить разом все и всех. Не получится! Ведь с большим грузом идти труднее.

Словно предчувствуя ход событий, я не слишком загрузил осла, рассчитывая в пути посадить на него маленького сына; матушкин мешочек прикрепил теперь так, что получилось нечто вроде спинки сиденья. Малыша посадил между двумя мешками и еще для верности привязал веревкой. Теперь за него можно было не бояться.

Пока я устраивал Франца, остальные ребята пытались поймать кур и голубей, правда, без малейшего успеха. Никакие хитрости не помогали, птица разбегалась и разлеталась. Мальчики с огорчением признали свое поражение.

— Ну, что нос повесили? Не унывайте! — утешала сыновей матушка. — Сейчас их поймаем. Только стойте на месте и не двигайтесь, спешить, как известно, — людей смешить. Научитесь, мои дорогие, работать головушкой.

Сказав это, она начала приветливо созывать кур и голубей и рассыпать возле себя горох и овес, которые заранее достала из мешочка.

Птицы подходили к своей хозяйке сначала с опаской, но все ближе и ближе. Потом остатки зерна были брошены внутрь палатки, и пернатые засеменили туда. Матушка незаметно подкралась сбоку и быстрым движением руки захлопнула вход в палатку — домашняя птица оказалась в ловушке!

— Ну что, — торжествующе воскликнула умная женщина, — сдержала я слово?!

Жак осторожно, словно лиса в курятник, пробрался в палатку и начал выгонять пленников; мы ловили их, связывали им ноги и отправляли в подобие клетки, установленной на корове. Сообща быстро справились и с этим делом. Затем натянули над кудахтающими узниками две дуги от одного обода, сверху набросили одеяла, чтобы было темно и они успокоились, и тем самым окончательно закончили погрузочные работы.

Но увезти все имущество, конечно, не удалось. Оставшееся пришлось спрятать в палатку, чтобы дождь или палящее солнце их не испортили. Пустые и полные бочки выставили перед закрытым и закрепленным колышками входом, получился как бы бастион. В остальном же положились на Бога.

В дорогу отправились в добром расположении духа, вооруженные с ног до головы. Фриц и матушка возглавляли шествие; далее следовали корова и осел, на котором восседал всадник Франц; козы, предводимые Жаком, образовывали третье звено строевого отряда, на одной козе восседала обезьянка-кривляка; затем шагал Эрнст с отарой овец, а позади — я собственной персоной. По обеим сторонам бежали вприпрыжку наши фланговые — доги. Продвигалась экспедиция не спеша, сохраняя установленный порядок. Наверное, так Авраам или Яков кочевали из страны в страну с домочадцами и стадами.[14]

Переправа по мосту прошла без особых происшествий. Примкнувшая к нам свинья украсила своим присутствием представительное шествие. Сначала она вела себя строптиво, и мы не решались вести ее вместе с другой живностью; но, поняв, что выбора нет, хавронья сдалась и добровольно, хотя и с недовольным хрюканьем, побежала за остальными.

Трудности начались позднее. Худшее оказалось впереди. Густая и сочная трава на другом берегу ручья тотчас привлекла внимание животных, они с жадностью набросились на свежий корм и разбрелись кто куда. Еще немного, и пришлось бы к любителям полакомиться применить силу, но выручили собаки: прыгая и ужасно завывая, они снова собрали всех и выстроили в прежнем порядке.

Во избежание повторения случившегося я велел повернуть налево, чтобы идти подальше от берега, поскольку знал, что там нет хорошей травы, которая вызвала бы новую дезорганизацию в наших рядах.

Фриц, шедший впереди, держал наготове ружье. Он надеялся настрелять дичи. Мы же неторопливо брели за ним и вскоре благополучно достигли места назначения.

— Ух ты, черт! — воскликнул Эрнст. — Ну и деревья! Здоровенные какие!

— Правильно подметил, вот только чертыхаться не следует, — сделал я внушение сыну. — А тебя, дорогая жена, хвалю, ты высмотрела прелестный уголок для жилья! Если удастся взобраться на дерево и поселиться наверху, безопасность нам гарантирована; даже неплохо лазающий по деревьям медведь вряд ли вскарабкается по этому толстому и прямому стволу.

Мы начали распаковывать вещи, отпустили на волю скотину, только свинье перевязали передние лапы, чтобы не вредничала и далеко не убежала; голубей и кур тоже выпустили на свободу. Затем расселись на траве и стали держать совет.

Меня лично волновал вопрос ночевки. Ровная и открытая со всех сторон местность представляла для нас определенную опасность. Понятно, что надежнее было бы заночевать на дереве, но как попасть на него? Пока мы обсуждали эту проблему, Фриц незаметно куда-то скрылся. Немного погодя раздался выстрел, и сразу же, совсем близко, почти за нашей спиной, — еще один.

— Попал, попал! — подбежав к нам, закричал ликующе юноша. — Смотри, отец, тигровая кошка! Какая красавица!

Мальчик стоял и горделиво размахивал своей добычей.

— Молодец, охотник! — похвалил я. — Это ненасытный хищник. Если бы не ты, не видать бы нам куриного или голубиного жаркого. Но посмотри хорошенько, нет ли поблизости еще одного пирата. Не исключено, что его выводок — неподалеку. Но сначала расскажи подробнее, как тебе улыбнулась такая удача.

— Вот этим пистолетом я уложил зверя на месте, — пояснил Фриц.

— А где зверь был? На дереве? — пытался уточнить я.

— А где же еще, — удивился Фриц. — Я заметил, что на сучке что-то двигается, подкрался ближе и увидел пятнистую кошку, выстрелил из ружья, и зверь упал прямо к моим ногам. Но почти сразу вскочил и, несмотря на рану, попытался снова скрыться в листве! Тут я пристрелил его из пистолета, теперь уже наповал.

— Тебе, дружище, несказанно повезло, — едва сдерживая волнение, произнес я. — Раненые звери очень опасны.

— Учту на будущее, отец, — заверил Фриц. — Сейчас же прошу тебя об одном: не позволяй Жаку даже прикасаться к этой шкуре! Посмотри, какие чудесные черно-коричневые пятна и полосы на золотисто-желтом фоне! Папа, а ты можешь сразу сказать, что это за хищник?

— Ты верно определил, это тигровая кошка, — согласился я с предположением сына, — только не та, что обитает на мысе Доброй Надежды. Вероятнее всего, это маргай,[15] необычайно злобный дикий зверь, нападающий не только на птиц, но на всех, кто попадется ему на пути; водится он в основном в Америке. Не только от имени наших пернатых, но и от имени коз и овец выношу тебе благодарность за уничтожение опасного врага.

— А теперь, дорогой папочка, — попросил Фриц, — разреши, пожалуйста, распоряжаться шкурой как мне заблагорассудится; я хотел бы сделать из нее что-нибудь полезное. Может, подскажешь, что именно?

— Если сумеешь аккуратно снять шкуру, — посоветовал я, — изготовь себе пояс, хотя, конечно, большой надобности в нем нет. Начни с хвоста, его легко обработать; из четырех лап можно сделать четыре кармана, будет куда вкладывать ножи, вилки, ложки, инструменты. Остальную шкуру раздели на четыре куска — пойдут на клапаны для карманов.

Фриц и Жак упросили меня помочь разделать зверя. Я прикрепил убитое животное за задние лапы к одному высокому корню и объяснил, как лучше всего снять шкуру целиком, чтобы не было разрывов. Ребята тотчас принялись за работу, следуя моим указаниям. Эрнст пошел собирать большие камни для костра, малыш Франц отправился за сухим хворостом. Матушка занялась подготовкой к обеду.

Скоро появился Эрнст с камнями, чрезвычайно довольный, что на сей раз быстро справился с поручением. Под мудрым руководством нашей хозяйки мы принялись укладывать камни в надлежащем порядке, как положено.

Работали слаженно. Потом подошел Франц с охапкой хвороста. Щеки у него были почему-то раздуты. Он причмокивал и невнятно бормотал:

— Ой, как вкусно, ой, как сладко!

— Не понимаю, что случилось? — спросила матушка испуганно. — Что ты натворил? Ради бога, не ешь все подряд, даже если вкусно! Отравиться ведь можно! Сейчас же покажи, что у тебя во рту! Выплюнь, выплюнь!

Матушка подошла к сынишке и вытащила у него изо рта кусочек маленькой фиги.

— Слава Богу, — воскликнул я, — на свете нет ядовитых фиг! Но скажи, где ты нашел эту ягоду?

— Там, в траве, — признался Франц, — там их тысячи; я думал, раз они вкусные, значит — неядовитые; а потом голуби тоже клевали их, и куры, и даже свинья подбирала. Я решил, что и мне не повредит.

— Понимаешь теперь, матушка, — обрадованно сказал я, — наши великаны с зелеными кронами — фиговые деревья. Лучшего и желать нельзя! Но я все-таки хочу предупредить вас, дети: без разрешения не пробуйте никаких ягод, никаких плодов. Договорились? Не все, что приятно на вкус, полезно для здоровья! Не следуйте примеру Франца. Если случится, меня нет поблизости и нужно самим принимать решение, следуйте золотому правилу: кушайте без опасения те фрукты, которые поедают птицы или, в крайнем случае, обезьяны, они-то скорее всего безопасны и для человека.

— Ну, а как быть с кокосовыми орехами? — возразил Эрнст. — Для нас они вкусные, а птицы их не едят.

— Молодец, правильно подметил! От тебя ничего не скроется! — засмеялся я. — Но если бы кокосовые орехи были поменьше да помягче, птицы, несомненно, лакомились бы ими. Между прочим, я не утверждаю, что не существует плодов, полезных для человека, но вредных для некоторых видов птиц. К примеру, горький миндаль для кур и попугаев смертелен. Нет правил без исключения. Но обычно птицы в силу своей природы распознают, что для них хорошо, а что плохо, поэтому на первых порах к моим рекомендациям стоит прислушаться. Наши куры и голуби, конечно, могут ошибиться, они ведь здесь «иностранцы»; к тому же куры, живя с человеком, притупили многие свои инстинкты. Но зато обезьянка — местная жительница, она должна помочь нам.

Мои слова пришлись по душе мальчикам, они стали выпрашивать у Франца ягоды, умоляли его как следует поискать в карманах, а потом с деловым видом подбегали к маленькой обезьянке, сидевшей на корневище дерева и наблюдавшей скрежеща зубами возню моих старших сыновей со шкурой убитой тигровой кошки.

Мы принесли обезьянке для пробы все фиги. Она быстро их хватала, обнюхивала со всех сторон и уверенно совала себе в рот, корча при этом невероятно смешные рожи. Ребята превратились в зрителей бесплатного представления и с удовольствием аплодировали и громко кричали «браво» артистке-комедиантке.

Матушка уже развела огонь на сооруженном нами очаге, подвесила над огнем котел и начала проворно, как всегда, готовить обед. Я же решил помочь сыновьям. Общими усилиями тигровую кошку мы в конце концов ободрали, а мясо отдали догам, которые с жадной благодарностью накинулись на еду.

До обеда еще оставалось время, и, чтобы как-то скоротать его, ребята стали бросать камни и палки, стараясь достать хотя бы до суков фигового дерева, выбранного для нашего жилья. Оно было самое высокое и красивое. Я тоже принял участие в метании. Однако наши старания оказались тщетными: во-первых, такого рода «работой» мы никогда не занимались, а во-вторых, даже самые нижние ветки располагались столь высоко, что ни разу не удалось попасть в цель. И вот тогда мелькнула мысль о веревочной лестнице. Но где ее найти? Как изготовить?

Разочарованный неудачами, я попытался отвлечься, пошел к Фрицу и помог ему размочить шкуру. Ее положили в протекающий поблизости ручеек и обложили камнями.

Наконец матушка позвала нас обедать. Мы не заставили себя упрашивать, сбежались сразу, поскольку давно проголодались, и простая еда показалась нам прекрасней любых деликатесов.

После обеда я сказал жене:

— По всей видимости, сегодня придется ночевать прямо на земле. Не представляю, как взобраться на дерево? Но займись, пожалуйста, изготовлением тягловых ремней и нагрудников для коровы и осла — нужно притащить с берега побольше древесины.

И все-таки как заползти наверх?

Матушка в сомнении покачала головой, но принялась за кройку и шитье, а я укрепил на всякий случай подвесные матрацы на дугообразных корнях дерева. Они были относительно невысокими, подняться туда не составляло большого труда. Куска парусины, который мы прихватили с собой, хватило бы, чтобы сверху укрыться от ночной росы.

Приняв надлежащие меры, я вместе с Фрицем и Эрнстом пошел на берег, дабы из раскиданных там деревяшек отыскать то, что годилось бы для прочных ступенек-перекладинок веревочной лестницы.

На берегу лежало, конечно, вдоволь всякой древесины, но ее нужно было обрабатывать — я приуныл, не зная, как быть дальше. Помог Эрнст, обративший внимание на бамбук, там и сям торчавший из песка и ила. Я мгновенно ожил, подбежал и начал с помощью сыновей промывать и очищать от прилипших, полусгнивших листьев стебли этих растений, не забывая проверить палочки на крепость и прочность. Да, они вполне подходили для ступенек. Тогда в ход пошел тесак: бамбуковые стволы были разрублены на бруски длиной от одного до полутора метров и равномерно распределены на три кучки, чтобы каждому из нас под силу было нести этот груз. Затем я отыскал более тонкие бамбуковые стебли — будущие стрелы, которые, на мой взгляд, могли помочь нам взобраться на высокое дерево.

Заросли тростника неподалеку тоже представляли для нас интерес. Поэтому для лучшего ознакомления с окрестностями мы, вооружившись огнестрельным оружием, в сопровождении Билли бесстрашно вошли в чащу. Но… не успели сделать и нескольких шагов, как наша «датчанка» словно оглашенная метнулась в сторону. Она вспугнула стаю красивейших фламинго. Широко взмахнув крыльями, птицы тотчас же поднялись в воздух. Однако Фриц был настороже, он сразу прицелился и подстрелил парочку: одну птицу убил наповал, другую — слегка ранил в крыло. Раненая стремглав поднялась и, словно на ходулях, побежала во всю прыть своих длинных ног. Но Билли оказалась проворнее: огромными прыжками она настигла жертву, схватила за крыло мертвой хваткой и держала, пока я не подбежал и не завладел птицей, которая билась не переставая.

Ребятишки, увидев меня возвращающимся с подраненным фламинго на руках, очень обрадовались, надеясь, видно, приручить розовую красавицу.

Пока они любовались фламинго, я занялся поиском отцветшего тростника — из его острых верхушек дикари на Антильских островах делают стрелы. Кроме того, вырвал две самые длинные тростины, желая с их помощью удовлетворить свое любопытство и поточнее измерить высоту нашего дерева. Дети подняли меня на смех, сказав, что даже если десять таких жалких палок связать в одну, то и тогда вряд ли можно будет достать до первой веточки. Я вежливо попросил их набраться терпения, напомнив о конфузе с голубями и курами. Пристыженные насмешники сразу прикусили языки.

Скоро с добычей и трофеями мы тронулись в обратную дорогу и через какое-то время оказались в кругу родного семейства.

Как и следовало ожидать, все были в восторге от фламинго. Только матушка обронила как бы между прочим: дескать, непонятно, как, в конце концов, прокормить эту живность?

Вопрос я оставил без ответа и занялся птицей: выстрел раздробил ей внешний сустав одного крыла, другой же пострадал от зубов Билли. Пришлось, как заправскому эскулапу,[16] отрезать большими ножницами эти два сустава, а чтобы рана не кровоточила, прижечь ее раскаленными углями и смазать маслом. Затем я привязал фламинго шнурком за одну ногу к колышку возле ручья и оставил на некоторое время в покое. Сам же, не находя себе места, думал и думал о высоте дерева. Наконец после долгих размышлений и вычислений пришел к выводу, что, по всей вероятности, она составляет метров двенадцать. Оставалось выяснить, есть ли в наших запасах прочный канат в двадцать пять метров, пригодный для изготовления веревочной лестницы. Пока Фриц и Эрнст изучали привезенный багаж, я, поудобней расположившись на травке, смастерил из бамбука лук, а из тростника полдюжины стрел. Спереди незаточенные стрелы наполнил для тяжести влажным песком; сзади воткнул в каждую перышко фламинго, для красоты.

Едва работа была закончена, меня окружили радостные ребятишки.

— Лук, лук! Ура! — кричали они. — И стрелы! Для чего они тебе? Дай пострелять! И мне! И мне тоже!

— Терпение, ребятки, терпение! — наставлял я сыновей. — На сей раз пальма первенства за мной. Оружие не для игры, а для дела, для нашего общего блага. Жена, если у тебя есть прочные нитки, выдай мне, пожалуйста!

— Ну что ж, заглянем в мой волшебный мешочек? — вымолвила матушка. — Итак, дорогой мешочек, золотой мешочек, покажи, что ты в себе прячешь! Нужны нити, добротные и прочные… Ой, смотрите, какой клубок катится прямо в руки, как раз то, что ты, отец, хотел!

— Невидаль какая, — засмеялся Эрнст, — достать из мешка то, что заранее в него положили.

— Да, ничего таинственного в этом нет, — отрезала огорченная матушка, — но заранее обо всем подумать и собрать то, что пригодится в трудную минуту, есть особое волшебство. Для ограниченных и опрометчивых людей, которые дальше своего носа не видят, часто бывает почти чудом то, что для людей практичных само собой разумеется. На свете еще есть дикари, которые поутру продают кровать, не подумав, что вечером она им снова понадобится.

Тут подошел Фриц и доложил, к моей великой радости, что обнаружил пятьдесят метров хорошего каната.

Дальше я поступил следующим образом: привязал конец нити к стреле, отмотал от матушкиного клубка, сколько полагалось, натянул лук и стал наудачу стрелять в высоту до тех пор, пока стрела не перелетела через большой сук дерева и не упала с противоположной стороны. Перекинутая нить теперь свисала прямо перед нами. Поскольку она была недостаточно прочной для подъема наверх веревочной лестницы, мы перетащили через сучок сначала канат, а половину освободившейся нити измерили. Мои предварительные подсчеты оказались верными: высота дерева чуть превышала двенадцать метров. Теперь дело оставалось за небольшим — соорудить веревочную лестницу. За работу взялись с энтузиазмом. Сначала канат толщиной с большой палец и длиной приблизительно тридцать метров я разделил на две равные части. Отрезки разложил в длину на земле так, что меж ними оставалось расстояние в полметра. Потом велел Фрицу нарезать бамбуковые тросточки длиной в шестьдесят сантиметров. Эрнст подавал их мне; через каждые тридцать сантиметров, опускаясь все ниже и ниже, я просовывал разрезанную бамбуковую трость, Жак же забивал гвоздь с каждой стороны, и так в короткий срок мы получили сорок ступенек.

Теперь оставалось веревочную лестницу, прикрепленную к свисавшему с самого нижнего сучка концу каната, с помощью другого конца потянуть наверх, так чтобы лестница прилегла на то место, где на дереве имелся просвет. Радостный крик ребят возвестил окончание трудовых работ. Разумеется, мальчишкам сразу захотелось подняться или даже взбежать наверх, но я умерил пыл сыновей и определил Жака, как самого легкого и ловкого, взойти по лестнице первым и тем самым проверить ее надежность. Мальчик быстро и лихо взобрался наверх и точно так же, как кошка, живой и невредимый спустился вниз.

Отныне можно было не сомневаться, что работа выполнена на совесть. Затем на дерево поднялся Фриц и прочно укрепил наверху лестницу, так что и я отважился вступить на нее с целью надзора и контроля. Кроме того, я взял с собой наверх тали и установил их на одном из ближайших верхних сучков, до которого мог дотянуться, — хотел подготовить все к завтрашнему дню, если придется поднимать наверх доски и бревна. На этом работу можно было объявлять законченной.

Уже светила луна, когда мы, премного довольные результатами общего труда, спустились с небес на землю по весьма импозантной веревочной лестнице.

Внизу матушка вручила мне готовые тягловые ремни и нагрудники для коровы и осла и уже завтра, по моим предположениям, мы могли поселиться на дереве.

Тут появились наши животные, слетелась птица; был разбросан корм, чтобы всю живность приучить собираться на этом месте по вечерам. Голуби вскоре взлетели на верхние ветви дерева, за ними потянулись куры; кудахча, преодолевали они ступеньки веревочной лестницы и размещались наверху на ночлег.

Наших четвероногих друзей мы привязали под сводчатыми корнями дерева; они не сопротивлялись, улеглись спокойно, дожевывая остатки пищи.

И конечно, не был забыт и фламинго. Птицу угостили молоком, а потом привязали к стволу дерева; она сразу засунула голову под правое крыло, подняла высоко левую ногу и отдалась во власть сладких грез.

Наконец и нам пришла пора ужинать и укладываться спать. Пока матушка готовила еду, кучками был разложен хворост; когда совсем стемнеет, я намеревался разжечь два костра, а ночью еще несколько — не ахти какие меры безопасности, но все же…

Тут матушка позвала ужинать, все сбежались мгновенно, не ожидая вторичного приглашения, так как сильно проголодались.

На десерт мальчики принесли фиги — они собирали их в течение всего дня. Ужин длился недолго. Ребята страшно устали, не переставая зевали и, наскоро помолившись, отправились на покой. Я же, прежде чем лечь, осмотрел горящие костры и зажег еще несколько — тишина могла быть ложной, даже шелест листьев тревожил меня. Как только один костер начинал гаснуть, я вставал и зажигал новый. Поначалу поднимался легко; но после полуночи ограничился тем, что лежал и всматривался в темноту, прислушивался к каждому звуку. Под утро сон все-таки сморил меня, и я проснулся довольно поздно. Не теряя времени, разбудил всех; быстро позавтракав, мы тотчас приступили к работе.

Матушка выдоила корову и коз, позаботилась о корме для животных, а потом, прихватив осла, отправилась с Эрнстом, Жаком и Францем на берег, чтобы привезти доски и бревна. Я и Фриц поднялись на дерево и занялись устройством удобного жилья. Все здесь было будто создано для наших целей: ветви протянулись от ствола почти в горизонтальном направлении, образуя плотные переплетения. Лишние я отпиливал или рубил топориком. Нижние не трогал, оставлял для пола; щадил и ветки высотою от четырех до шести футов, поскольку они годились для подвесных матрацев, а те же, что находились еще выше и совсем срослись, я определил для будущего потолка Воздушного замка. Пока же его заменял большой кусок парусины.

Работали не спеша, обдуманно. Матушка с детьми совершила уже несколько походов на берег и доставила нужное количество строительного материала. С помощью блоков я начал поднимать доски для пола. Уложил их в один ряд, потом вымостил второй, дабы избежать несчастного случая, ведь любая балка могла сдвинуться с места или соскользнуть вниз. По краям настила поставил заграждения, нечто вроде перил, чтобы, не дай бог, кому не упасть.

Всю первую половину дня трудились, забыв об обеде, перекусывая на ходу чем попало.

Постепенно жилище на дереве приобретало симпатичный и приветливый вид. Парусину и подвесные постели мы свернули рулоном и с помощью блоков подняли от корней дерева наверх. Обливаясь потом от напряжения, раскинули парусину над самыми верхними сучками нашего дома. Поскольку она была слишком длинной и значительно свисала по краям, я приколотил ее гвоздями слева и справа к перилам пола — так вместе с крышей возникли две стенки. Третья, задняя, стена получилась естественным путем — ее образовывал ствол дерева; четвертая стена отсутствовала, но это был вход в жилище и своеобразное окно для обозрения местности. Потом без особого труда мы укрепили в готовой квартире подвесные койки-постели, и к заходу солнца новая чудесная обитель была готова.

С дерева спустились усталые, но весьма и весьма довольные; меня даже хватило на то, чтобы смастерить меж корнями дерева стол и две скамьи — для еды, дневного отдыха и разного рода занятий. Если говорить честно, я немножко схалтурил, ведь силы были на исходе. Но мне показалось, что вышло совсем недурно.

Так я провозился до вечера, матушка между тем готовила ужин, мальчики собирали обрубленные ветки, связывали их и складывали у очага с солнечной стороны на просушку. Самые толстые я распилил или разрубил топором, и ребята тоже отнесли их к огню.

Вконец измученный, я опустился на сколоченную собственными руками скамью, вытер пот со лба, вздохнул и сказал:

— Сегодня, матушка, я и вправду работал как ломовая лошадь, но завтра — баста, отдыхаю!

— Ты заслужил отдых, мой дорогой, ты просто обязан отдохнуть, — с заботой и тревогой в голосе произнесла матушка. — По моим подсчетам, завтра воскресенье. Одно мы, к сожалению, уже пропустили.

— Благодарение Богу, что у нас есть ты, бесценный друг! Конечно, завтра отпразднуем этот день! Я тоже заметил, что одно воскресенье мы пропустили, но, думаю, грех этот Господь нам простит. Ведь пришлось трудиться по необходимости. Зато теперь у нас есть жилье, крыша над головой. Выходит, нельзя обойтись одной молитвой. Но воскресный день предназначен для отдыха и радости. И да свершится то, что должно быть!

— Радуюсь уже заранее, буду думать по привычке только о хорошем и добром, — подхватила матушка. — Пусть завтрашний день станет для ребят сюрпризом! А сейчас хочу сказать тебе, мой дорогой, любимый муж, что тронута до глубины души. Ты выстроил на дереве настоящий Воздушный замок. И я не боюсь провести здесь первую ночь. Вижу, как ты все разумно организовал. Здесь мы на самом деле в безопасности. Хороший дом, еще раз спасибо тебе, — закончила матушка свою хвалебную речь. — Зови ребят ужинать.

Наша молодежная команда не заставила себя долго ждать, все явились в один миг. Матушка сняла с костра глиняный горшочек, и мы, умирая от любопытства, сгрудились вокруг. Она открыла крышку, и… там было жаркое из фламинго, того самого, подстреленного на охоте. Матушка не жарила его, а тушила, поскольку Эрнст предупредил ее, что птица немолодая, а значит, мясо наверняка жесткое. Мы посмеялись над всегдашней предусмотрительностью Эрнста, который вмешивался даже в кухонные дела матушки, но все же отдали ему должное — он, как всегда, был прав. Все равно мясо оказалось вкусным, мы обглодали каждую косточку.

После еды был разожжен большой костер на случай опасности и для защиты скотины. Затем началось восхождение на дерево. Трое старших сыновей мгновенно оказались наверху. За ними последовала матушка; взбиралась она медленно и не без опаски, но достигла высотного дома тоже без происшествий. Наконец вступил на лестницу я, развязав ее предварительно в самом низу, где она крепилась для устойчивости. Теперь она повисла в воздухе, раскачивалась и затрудняла восхождение, к тому же на спине у меня восседал малыш Франц. Однако и я благополучно достиг нашего нового жилища и подтянул наверх веревочную лестницу. Ребята не могли сразу заснуть, фантазировали, будто находятся в рыцарском замке, будто поднят подъемный мост и опасность, грозившая было нам, миновала…

Подумалось, что сегодня нет надобности сидеть и наблюдать за кострами, поскольку первая ночь прошла спокойно. В боевую готовность я привел только огнестрельное оружие, ведь все могло случиться. Усталость сомкнула мне веки, и я заснул сладким сном.

На следующий день все встали веселые, в добром расположении духа.

— А что сегодня будем делать? — спрашивали ребята.

— Ничего, — ответил я — палец о палец не ударим, будем бездельничать.

— Папочка, ты шутишь, — не поверили ребята.

— Нет, дети мои, не шучу. Сегодня воскресенье, и мы будем праздновать его как положено.

— Ах, воскресенье, воскресенье! — воскликнул Жак радостно. — Тогда я постреляю из лука и вдоволь нагуляюсь.

— Нет, дорогой сын, так не получится! — возразил я. — Воскресенье — Божий день, и мы должны всей душой, всеми помыслами быть в этот день с нашим Господом.

— Но для этого, — сказал Эрнст, — нужно посещать церковь, слушать проповеди и петь псалмы.

— Да, папа, — поддержал брата Франц, — здесь нет церкви, нет органа, как же праздновать воскресенье?

— А разве папа не может прочитать нам проповедь? — неожиданно раздался голос Жака. — Разве нельзя читать проповедь на свежем воздухе и петь без органа? Вспомни, Франц! Солдаты тоже не ходят в церковь, если стоят лагерем, и органа у них нет, а вот проповеди — бывают.

— Конечно, ребята, — выслушав сыновей, заговорил я, — Бог ведь всюду в этом мире; там, где искренне верят в него. Любое место на земле может стать церковью. К тому же прекрасная природа и чистое синее небо куда более говорят человеческому сердцу, нежели каменный дом.

Сыновья, конечно, меня поняли. Мальчики привели себя в порядок, накормили животных, позавтракали и удобно расселись на траве, готовые выслушать то, что я надумал им сказать.

Я начал говорить:

— Бог не обделил нас своей заботой, мы попали на благословенный остров, где есть все необходимое для жизни.

Ребята внимали, затаив дыхание, моим призывам и в дальнейшем уповать на милость Всевышнего и не испытывать судьбу.

— То, что мы оказались в трудном положении и вынуждены тяжело работать, есть Божье Провидение.

Последние слова подействовали особенно сильно и заставили слушавших призадуматься. Но как только проповедь под открытым небом закончилась, мальчишки разбежались кто куда. Однако я не хотел оставлять их наедине со своими мыслями, ведь тот, кто молод, нуждается в руководстве.

Тогда я снова обратился к ним, но уже совсем не с целью нравоучения, просто выказал готовность выполнить любые разумные желания мальчишек, дабы доказать им, что отдыхать тоже надо с пользой.

Жак тут же попросил дать ему стрелы, он хотел сам сделать наконечники. Фриц намеревался продолжить работу по изготовлению столового прибора и просил совета. Франц умолял вырезать специально для него лук и стрелы, так как не мог стрелять из ружья.

Я прежде всего решил выполнить просьбу младшего сына. Отдал ему на время свои собственные лук и стрелы, а Жаку подсказал, как убрать песок снизу и продеть наконечники в тростины:

— Все хорошо перетяни шпагатом и для большей прочности обмакни в клей.

— Да, — закапризничал Жак, — хорошо говорить «обмакни в клей»; если бы только знать, где здесь мастер по изготовлению клея!

— А я знаю, что делать, — вмешался в разговор Франц, — вспомни мамины мясные кубики! Они же как клей.

— Ах ты, малышок с ноготок, — возмутился Жак. — Не суйся с советами не в свои дела!

— Зачем ты так! — урезонил я его. — Мысль как раз неплохая. Никогда не отказывайся от доброго совета, от кого бы он ни исходил! Многие значительные открытия — результат мыслей, не казавшихся вначале гениальными. Иди и принеси мясные кубики, положи их в кокосовую скорлупу и поставь на огонь. Попытка не пытка.

Жак не перечил мне и принялся за дело. Подошел Фриц и спросил, чем бы заняться ему. Я рекомендовал — шкурой тигровой кошки. Сам же разместился на траве и стал вырезать из оставшихся бамбуковых палочек дуги для лука. «Хорошо бы ребятам, — подумалось мне во время работы, — научиться пользоваться вот таким оружием. Запас пороха — не вечен, рано или поздно он кончится, а если, не дай бог, что случится, мы его и вовсе лишимся. Поэтому не мешает иметь дополнительное средство для защиты и нападения». Вот карибы[17] правильно поступают, обучая детей с малолетства ловить птиц на деревьях, стрелять из лука и попадать в мишень величиной с маленькую монетку на расстоянии тридцати — сорока шагов. И моим ребятишкам не мешало бы выучиться такому искусству.

С нашими занятиями мы справились задолго до обеда. Жак упражнялся теперь в стрельбе. Фриц почти закончил разделывать шкуру тигровой кошки. Мне пришлось потрудиться больше всех, так как Франц попросил сделать ему еще колчан для стрел. Мальчуган был абсолютно уверен, что он необходим ему так же, как стрелку патронташ. Спорить или доказывать обратное было бесполезно, поэтому пришлось снять кору с одной из веток дерева, очистить ее, склеить, сделать основание, приладить шнурок для подвешивания… В результате, кажется, получилась неплохая вещь.

Но вот матушка позвала нас обедать, и мы с удовольствием откликнулись на ее зов. Тут мне вдруг пришла в голову одна незатейливая мысль, от которой мои мальчишки должны были прийти в восторг.

— Давайте, — начал я, — придумаем наконец имена местности, частично нами уже разведанной. Сам остров называть не будем. Кто знает, может быть, ученые давно уже окрестили его, присвоив ему имя какого-нибудь шкипера[18] или святого, под которым он и значится на географических картах. Но отдельные места, где мы, к примеру, живем или которые кажутся нам особенно примечательными, давайте назовем, чтобы в будущем, во-первых, легче было объясняться, а во-вторых, чтобы создалась иллюзия, будто мы живем в обычной стране и передвигаемся между населенными пунктами.

— Отличная идея, замечательная! — воскликнули все.

Жак сразу же внес предложение.

— Мы должны, — сказал он, — придумать хитроумные и замысловатые названия, вроде тех, что частенько встречаются в атласах. Пусть в будущем люди немного поломают себе голову, изучая географию нашего острова. Помню, мне пришлось хорошенько попотеть со всеми этими Мономотапами, Занзибарами, Короманделями…[19]

— Да уж, — согласился я, смеясь, — но здесь вопрос особый. Неизвестно, разыщет ли кто-нибудь нас и когда это произойдет. Кроме того, мы сами себя накажем, если придумаем имена, на которых можно сломать, если не голову, то язык.

— Как же поступить? — спросил Жак.

— Так же, как поступали до нас, называя только что открытые земли по аналогии или в связи со знаменательными событиями или какими-либо происшествиями, — предложил я.

— Хорошо, — согласился Жак. — С чего начнем?

— Думаю, с бухты, ведь мы впервые причалили к ней. Какие будут предложения?

— Давайте назовем ее бухтой Спасения, в память о нашей благополучной высадке на берег, — сказала матушка.

Название понравилось всем и было единогласно принято.

Потом были даны имена другим памятным местам, связанным с тем или иным событием в нашей новой жизни. Так, место первого ночлега стало именоваться Палаточным домом, поскольку кровом нам тогда служила палатка; островок при входе в бухту Спасения решили назвать Акульим островом, потому что, по утверждению Фрица, он будто бы видел там акулу, а другой остров, также в соответствии с аналогичным утверждением, — Китовым; болотце, где заготавливались стрелы, — Фламинговым болотцем, а Воздушный замок заимел второе поэтическое имя — Соколиное Гнездо.

— Молодцы! — похвалил я сыновей. — Но не будем останавливаться на достигнутом, пойдем дальше.

По моему предложению мыс, на котором мы с Фрицем напрасно высматривали людей с погибшего корабля, получил имя мыса Обманутой Надежды, а холм на нем стал просто Вышкой. Наконец, ручей, со стороны которого к нам проникли шакалы, был окрещен Шакальим.

Так незаметно за обедом проходило время. Закладывали фундамент географического описания нашего нового отечества и решили при первой же оказии отправить данные о нем в Европу.

После еды каждый принялся за прежнее занятие. Фриц заканчивал изготовление столовых приборов; Жак, Эрнст и Франц упражнялись в стрельбе из лука и помогали по очереди старшему брату.

Наступил вечер, стало прохладнее, теперь можно было прогуляться. Но куда? В каком направлении?

— К Палаточному дому! — предложил Жак. — Нам срочно нужен порох и свинец, если хотим пострелять птиц. Вон их сколько на дереве! Мяска вкусного добудем.

— Я тоже голосую за Палаточный дом, — поддержала сына матушка, — масло у нас на исходе. У Фрица много ушло на дубление шкуры, да и другие господа не прочь съесть при случае лакомый кусочек, хотя вроде бы призывают экономить и пробавляться постной пищей.

— А еще, — заметил Эрнст, — хорошо бы перевезти уток и гусей. Им будет славно в ручейке.

— Принимается, — согласился я, — только давайте выберем новую дорогу. Поднимемся вверх по ручью до отвесной скалы, потом под благодатной сенью пойдем вдоль нее до места, где начинается Шакалий ручей. Там переберемся по камням к Палаточному дому и возвратимся с грузом через мост — нашим обычным путем по берегу. Солнце, если оно еще не зайдет, будет светить нам в спину, и, кто знает, быть может, мы встретим что-нибудь интересное и незнакомое.

Мысль всем понравилась, стали собираться в поход. Фриц подпоясался хвостом тигровой кошки; вырезанный им столовый сервиз не настолько был совершенен, чтобы брать его в дорогу. Мы вооружились, Франц взял лук и колчан со стрелами. Матушка несла большую кастрюлю для масла. Обезьянка тоже возжелала идти с нами. Она бесцеремонно вскочила на плечи к Фрицу и полагала, очевидно, совершить путешествие привычным ей способом. Но Фрицу надоела назойливость маленькой проказницы. Тем более, та не сидела спокойно, а крутилась и вертелась, прыгала с одного плеча на другое, с одной руки на другую.

— Послушай-ка, — возмутился Фриц, потеряв терпение, — так не пойдет. Я не дерево, по которому можно ползать или прыгать. Сейчас найдем для тебя подходящую лошадку! Билли, ко мне!

Билли, конечно, не желала, чтобы ее оседлала мартышка-наездница; но Фриц на сей раз проявил терпение и не сдавался. Ему помогла сообразительность обезьянки. Сидеть на спине собаки, если уцепиться всеми четырьмя лапами, было не так уж плохо. «Датчанка» отбивалась как могла: бросалась на землю, терлась о дерево, надеясь вспугнуть непрошеного всадника, но напрасно — обезьянка сидела словно приклеенная, строила рожи и лишь слегка отклонялась то в одну, то в другую сторону. Дети хохотали до упаду, наблюдая за спектаклем.

Фриц наконец обнял ласково собаку, погладил по голове и сказал успокаивающе:

— Иди сюда. Билли, мой дружок, будь умницей, разреши маленькому нахаленку немного поскакать. Ты же чистой породы! Покажи себя с наилучшей стороны! Красавица ты моя! Ну же!

Разговаривая нежно с собакой, он привязывал веревку к ошейнику Билли и несколько раз закрутил вокруг руки, чтобы предотвратить возможные прыжки. Но предосторожность оказалась напрасной — Билли стояла, уныло уставившись в землю, видно, поняла, что судьба ее решена. Без всякой радости она подчинилась и после долгих уговоров побежала наконец рысцой рядом с нами и с бесстыжим наездником на спине.

— Видишь, сын, — не преминул заметить я, — что значит терпение, ласка и выдержка. Билли скоро привыкнет и будет безропотно выполнять свою миссию.

Наш путь вверх по ручью оказался весьма приятным. Долгое время мы шли в тени высоких деревьев по мягкой траве — спешить некуда, можно наслаждаться тишиной, любоваться красотой окружающей природы. Мальчики разбрелись по сторонам и на некоторое время исчезли из виду.

Но вот лесок закончился, дальше следовало идти всем вместе. Я обернулся, дабы созвать ребят, и вдруг увидел, что они несутся мне навстречу словно оглашенные. Впереди, тяжело дыша, бежал рассудительный Эрнст. Запыхавшись, он не мог вымолвить ни слова, только протянул три светло-зеленых шарика.

— Картошка, папа, картошка! — наконец, переводя дух, закричал он.

— Как, что, где? — недоумевал я. — Неужели повезло? Сюда, ребятки, сюда! Дай посмотреть, сынок! Боюсь поверить, но клубни действительно похожи на картошку.

— Да, конечно, отец, это картошка! — выпалил Фриц. — Какая благодать для нас! Эрнст счастливчик!

— Вот невидаль какая! — усмехнулся Жак. — Если бы я пошел той же дорогой, тоже бы нашел! Подумаешь, открытие!

— Не говори глупости, — вмешалась матушка. — Каждая находка для нас важна! Да, ты мог бы пойти той дорогой, где растет картофель, но еще вопрос, заметил бы ты картофельные кустики? А вот Эрнст на все обращает внимание. Но картофель ли это? Боюсь поверить. Желаемое часто принимают за действительное. На свете немало растений, плоды которых напоминают картошку.

Мы поспешили к месту, где Эрнст подобрал клубни, и обрадовались: от леска до отвесной скалы всю землю покрыли картофельные кустики, которые показались нам в тот момент прекраснее всех персидских роз. Одни кусты уже дали семена, другие засохли, а третьи все еще пышно цвели и пускали новые молодые ростки.

Жак не удержался и воскликнул:

— Какое великолепие! Конечно, это картошка! Сейчас мы ее насобираем!

Он опустился на колени и начал разгребать руками землю. Его примеру незамедлительно последовала обезьянка. Она спрыгнула с Билли и тоже набросилась на картофельные кустики; рыла быстрее и проворнее Жака и собрала больше — целую горку. Мы тоже не остались безучастными наблюдателями. Руками, охотничьими ножами, обыкновенными ножами принялись рьяно выкапывать драгоценные клубни и наполнять ими карманы, мешки, охотничьи сумки.

Потом, управившись со сбором картофеля, снова отправились в путь.

Билли не выказала недовольства, когда Фриц снова посадил ей на спину обезьянку. Конечно, всем хотелось побыстрее оказаться в Соколином Гнезде и наесться досыта картошки, вареной или жареной. Но долг обязывает. Несмотря на тяжесть непредусмотренного груза мы, веселые и довольные, направились все же к Палаточному дому;

— Дети, — сказал я, — в нашем бедственном положении картофель подобен бесценному кладу.

— Да, отец, твоя правда, — подтвердил Фриц. — Поблагодарим Бога за оказанную нам милость.

За разговорами мы не заметили, как приблизились к скалам, откуда, журча, падал вниз наш ручеек, образуя пусть небольшой, но очаровательный водопад; скоро подошли к Шакальему ручью. Трава здесь была густая, настоящие заросли; налево — отвесные скалы, а направо в отдалении — берег моря. Два различных пейзажа, каждый по-своему прекрасен.

Особенно живописное зрелище представляли скалы. Они походили на оранжерею, где вместо цветов в горшочках на выступах и в расщелинах росли редчайшие и разнообразнейшие растения, в большинстве своем колючие с сочными плотными листьями: разновидности алоэ, так называемые фиги-д’Индия,[20] выбрасывающие роскошные, выше человеческого роста колючие свечки, шипастый змеиный вьюнок… А между ними, и это восхитило сильнее всего, виднелись короны ананаса, царя фруктов.

Решили остановиться и полакомиться. Однако я счел своим долгом тут же предостеречь сыновей: ананасы следует есть осторожно, поскольку мякоть у них холодная, острая на вкус, да и чешуйки немудрено проглотить — тогда радость обернется неприятностью.

Внимательно изучая окрестную флору, я обнаружил караты,[21] разновидность агавы, вытянувшиеся вверх, подобно молодым деревцам. Одни из них цвели, другие уже отцветали. Приятная неожиданность!

— Ко мне, дети, — обрадованно воскликнул я, — нашлось кое-что получше ананаса! Посмотрите на это растение! Снизу листья почти такие же, как у ананаса; но взгляните наверх, на этот изящный прямой стебель, как у стройного деревца! Полюбуйтесь, какие цветы!

Но ребята жевали ананас и не реагировали на мои призывы. Своим равнодушием они как бы говорили: «Чего тут красивого, если плоды несъедобны! Ананас, другое дело, — вкусно и приятно. Разные там деревца нас не интересуют».

— Погодите, сластены! — засмеялся я. — Нельзя легкомысленно предпочитать мимолетное счастье долговечному! Сейчас я вам что-то покажу. Эрнст, возьми огниво и кремень и высеки огонь!

— Прошу прощения, папочка, — вежливо произнес Эрнст, — но мне нужен трут!

— Правильно, мой юный друг! — согласился я. — Но предположим, ситуация безвыходная, трут отсутствует, что тогда? Как быть с огнем? Без него мы пропадем.

— В таком случае поступим как дикари, — предложил Эрнст, — будем тереть две деревянные палочки, пока они не воспламенятся.

— Ну и хитрец! — покачал головой я. — Однако такая работа потребует много крови и пота. Держу пари, никто из вас этим способом даже за целый день не высечет ни одной искорки.

— Тогда наберемся терпения, — не сдавался Эрнст, — поищем пористое дерево, пригодное для получения огня.

— Вот как раз этого не стоит делать! — заметил я. — Трут можно изготовить из холста, прожженного в закрытом сосуде. Но полотно нужно нам самим, а потом всегда легче, если найдется трут, уже готовый к применению.

С этими словами я взял сухой стебель одной караты, снял кожуру, извлек кусочек сухой пористой сердцевины, положил на кремень и ударил огнивом. Мальчики не поверили собственным глазам — комочек вмиг загорелся!

— Отлично, отлично! Да здравствует трутовый кустик! — прыгали и кричали они.

— Погодите, — остановил я их, — это еще не все. Пусть матушка теперь скажет, чем она собирается латать нашу одежду или шить новую, когда кончатся нитки.

— Что ж, — грустно ответила матушка, — я давно ломаю над этим голову, смотрю, нет ли где конопли, не растет ли где дикий лен.

— Я помогу тебе, — торжествующе произнес я, — ведь листья карат содержат прекрасные волокна, могущие заменить любые нитки. Они, конечно, не длиннее самого стебля, но на один шов хватит.

Чтобы доказать на деле правоту своих слов, я надрезал один лист и вытащил довольно много крепких тонких нитей и передал их на рассмотрение матушке. Постарался обратить на них также внимание ребят.

— Смотрите и запоминайте, — наставлял я сыновей. — Караты, о которых вы изволили так презрительно отзываться, в нашем положении полезнее ананасов.

— Бог мой, ты все знаешь! — воскликнула благодарная матушка. — Сразу видно, что читал много полезного. А мы, простые грешные, по неведению, предпочитаем каратам ананас. Однако целая вечность пройдет, прежде чем мы вытянем нити из каждого листочка.

— Есть выход и здесь, — поспешил я еще раз обрадовать жену. — Нужно разложить листья на солнце или на углях, а затем, когда подсохнут, протащить их по земле с помощью сученой веревки, пока сердцевина не отстанет; тогда получится целая куча нитяных волокон, которые можно без особых усилий очистить. Впрочем, возможен и другой способ: размять и потеребить листья приблизительно так, как коноплю, тогда ненужное само отпадает, а нужное остается.

— Теперь понимаю, — первым из ребят высказался Фриц, — что караты во сто раз важнее и полезнее ананасов.

Но вот мы подошли к Шакальему ручью и осторожно перешли его. До Палаточного дома было рукой подать. В нем все оставалось без изменений. Каждый сразу принялся за дело, ради которого пришел сюда.

Фриц занялся порохом и дробью про запас. Я, матушка и Франц исследовали бочку и наполнили маслом фляги. Эрнст и Жак отправились ловить гусей и уток, которые немного одичали и не подпускали к себе людей. Но мальчики пошли на хитрость. Эрнст нашел в кармане кусочек сыру, размельчил его, крошки привязал к шпагатику и стал опускать в воду. Как только птица подплывала и с жадностью набрасывалась на приманку, мальчики тотчас тащили шпагат к себе; так, смеясь и играючи, они собрали всех пернатых.

— Посмотри, папа, — закричал Жак, держа гуся под мышкой и корчась от смеха, — скажи откровенно, видел ли ты когда-нибудь такую рыбину!

— Перестань, — проявил строгость я, — посмеялись, и хватит! Будь осторожней, когда тащишь шпагат. Можешь поранить птицу!

Пойманных двух уток и двух гусей мы обмотали носовыми платками, оставив на свободе головы и шеи, и привязали к мешкам и охотничьим сумкам, но так, чтобы пленники не мешали нам идти. Еще взяли соль, правда, меньше, чем предполагали, поскольку мешок, предназначенный для соли, заполнили в дороге картофелем, и теперь только переложили картофель солью. Мешок получился изрядно увесистым, поэтому пришлось взвалить его на мускулистую спину выносливого Турка.

Погрузив необходимое, я протяжно свистнул, отдав тем самым команду к возвращению домой. Выглядели мы, конечно, весьма потешно: утки и гуси беспрерывно крутили шеями, крякали и гоготали. Цирк, да и только! Мы смеялись, смеялись и не только потому, что было смешно, но еще чтобы не показать, как нам всем тяжело.

Дома матушка сразу поставила на огонь чугунок с картофелем. Затем подоила коз и корову, молоко ведь к ужину тоже не помешает. Ребята без всяких просьб и понуканий помогали нам — знали, какая вкуснейшая еда будет приготовлена.

Я выпустил птиц на свободу, предварительно выдернув из крыльев самые большие и сильные маховые перья, чтобы гуси и утки далеко не улетели и привыкали к новым краям.

Наконец состоялся долгожданный картофельный пир. Как всегда, не забыли возблагодарить Спасителя. Во время еды обсуждались самые разные вопросы. Затем, почти сонные, мы поднялись на дерево и мгновенно крепко заснули.