"Будьте здоровы!" - читать интересную книгу автора (Шено Пьер)Акт второйЛюси. Что происходит? Вивиан Люси. В аптеку? Значит, действительно есть надежда? Вивиан. Безусловно! Люси. Это же чудесно! Людовик. Вивиан! Это невозможно! Это нам просто снится! Вивиан. Профессор говорит, что лицо слегка порозовело и зрачок реагирует на свет. Людовик. А что значит, когда зрачок реагирует на свет? Вивиан. По-видимому, что-то значит. Людовик. Я лично в это не верю. Когда человек умер, он мертв. Иначе – до чего мы дойдем! Мы же видели собственными глазами, что он лежал окоченевший, на лице восковая бледность, холодный… Вивиан. Но он же чихнул! Людовик. У нас нет доказательств, что это именно он чихнул! Может быть, кошка! Вивиан. В этом доме никогда не было кошек. Людовик. Раз это не кошка, значит, в стенной шкаф спрятался грабитель, он и чихнул. Вивиан. Что вы говорите, Людовик! Профессор сейчас делает ему укол для поддержания сердечной деятельности. Людовик. Но ведь профессор сам выдал свидетельство о смерти! Похоронное бюро официально объявило о том, что Стефан Буасьер скончался четырнадцатого августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Это мне не приснилось. Я держал в руках документ. Я его читал: скончался и прочее. Я читал его! Что вы на это скажете? Вивиан. Каждый человек может ошибаться! Людовик Люси. Его сердце снова бьется, слабо, но очень четко. Профессор дал мне послушать. Тик… Так… Тик… Так… Людовик. Это тикают его часы! Люси. У него появился пульс! Людовик. Ну и что это доказывает? У мертвеца бьется сердце! Вот и все! Такое уже бывало! Нечего фантазировать! Люси. Я была так несчастна, что мы поссорились перед его смертью. Теперь я смогу попросить у него прощения. Людовик. Ты теряешь голову. Только послушайте! Сердце бьется, зрачок… В конце концов, твой отец не Иисус Христос, чтоб воскреснуть! Люси. Это чудо природы! Людовик. Нет, издевательство природы! А что об этом думает великий профессор Гаррон? Люси. Он еще не высказался окончательно. Людовик. Понятно! Хорошенькие дела, наверное, творятся в его клинике при такой диагностике. Люси. Удивительно, Людовик! Можно подумать, что воскресение папы тебя раздражает. Людовик. Меня? Раздражает? Я просто уничтожен. Люси. Уничтожен? Но почему? Людовик. Потому что если твой отец устроил нам… как бы это сказать… мнимый уход из жизни, мы снова на краю пропасти. Люси. Но почему же? Людовик Люси. Что ты выдумываешь? Людовик. Это жестокая правда! Люси. Но ведь Марешаль обещал дать тебе деньги?! Людовик. Когда он узнает, что Стефан ожил, он не даст мне даже на билет в метро. Люси. Но почему? Людовик. Потому что раз твой отец жив, он сам располагает своим состоянием как ему заблагорассудится. Может спустить все в казино или пожертвовать монастырю, или просто отдать бедным. Марешаль никогда не был игроком. Он согласился одолжить мне эти деньги только потому, что уверен в своей выгоде. Раз твой отец жив, ты не получаешь наследства. Нет наследства, нет и гарантии, значит, не будет и денег в понедельник на столе судьи Бонне. У нас снова все опишут – и квартиру, и твои драгоценности, и все остальное. Люси. Ты действительно думаешь, что Марешаль теперь откажется? Людовик. Никогда он не станет рисковать. Люси. Боже мой! Снова начинается этот кошмар. Людовик. Да, если только… Люси. «Если только»? Людовик…если до понедельника твой отец перестанет оживать. Это наша единственная надежда. Люси. Значит, надо выбирать между отцом и тюрьмой? Людовик. Да! А я так великолепно действовал. Марешаль проглотил приманку вместе с крючком, все шло как по маслу, и вдруг – лопнуло. Все рушится! Я проклят… Я проклят… Люси. Мой дорогой Людовик, наберись мужества! Людовик. Я погиб… Я конченый человек… Оставь меня… Найди другого мужчину, который сможет сделать тебя счастливой… Оставь меня… Люси. Послушай, Людовик, надо быть реалистом, это легкое улучшение не может долго продолжаться, и до понедельника еще достаточно времени, чтобы окончательно умереть. Людовик. Зрачок! Теперь сердце бьется! Пойми, Люси, я не желаю смерти твоему отцу… Люси. Я знаю, Людовик. Людовик…но в этом наше единственное спасение! Профессор Гаррон. Невероятно! Впервые в моей жизни происходит такое. Людовик. Короче, в двух словах, какова ситуация? Профессор Гаррон. Он открыл один глаз. Люси. О боже! Людовик. Может быть, это нервы! Профессор Гаррон. Через пятнадцать часов после смерти – безусловно, нет. Людовик. Если я правильно понял, он чихает, он порозовел, зрачок реагирует на свет, сердце бьется и, наконец, он открыл глаза… Профессор Гаррон. Совершенно верно… Людовик. Но вы же сами выдали свидетельство о смерти! Профессор Гаррон Людовик. В таком случае как вы это объясняете? Профессор Гаррон. Очень просто: свидетельство о смерти – это одно, а смерть – совсем другое. Людовик. Я не предполагал, что этот документ распространяют, как рекламные объявления. Профессор Гаррон. В данном случае только энцефалограмма могла бы нам все объяснить. Людовик. Это не меняет того факта, что его чуть не похоронили заживо. Такого сорта ошибки часто случаются? Профессор Гаррон. Я не имею права говорить, но, увы, да, случаются! Людовик. Так, великолепно! Профессор Гаррон. Специалисты даже предполагают, что только в одном Париже ежегодно преждевременно хоронят шестьдесят – восемьдесят человек. Один из этих специалистов высчитал, что на всю территорию Франции приходится один человек на пятьсот. Людовик. Так мало! Профессор Гаррон. Безусловно, к этим цифрам надо относиться с большой осторожностью. Кроме того, американский врач Карлтон менее пессимистичен и считает, что ошибка происходит один раз на тридцать тысяч. Людовик. Отлично! Я предпочитаю этот вариант. Профессор Гаррон. Тем не менее он высчитал, что за последние два тысячелетия в Европе было преждевременно захоронено четыре миллиона человек. Людовик. Наконец-то я понял, зачем нужна внутренняя обивка гроба – для звукоизоляции! Профессор Гаррон. Во всяком случае, необыкновенно интересно наблюдать подобное явление. Присутствуешь при медленном восстановлении всех функций организма. Людовик. А в данном случае, со Стефаном, это может продолжаться долго? Этот кризис? Профессор Гаррон. Несколько часов!.. Или несколько лет!.. Людовик. Несколько лет!! Профессор Гаррон. Безусловно. Если его состояние будет удовлетворительным, ничто не помешает снабдить его маленьким сердечным стимулятором. Людовик. Безумие этот прогресс науки! Вы не останавливаетесь ни на мгновение! Беспрестанные триумфы в лабораториях! Сплошной фейерверк! Скоро придется кидаться под автобус, чтобы умереть! Профессор Гаррон. Автобус тоже не даст полной гарантии! Медицина скоро будет в состоянии склеивать все части человеческого тела. Людовик. Если я вас правильно понял, у нас будут тысячи столетних стариков! Профессор Гаррон. Миллионы! Каждый человек имеет право жить сто лет. Людовик. Вот будет радость пенсионным кассам! Профессор Гаррон. Безусловно, государство больше не сможет давать каждому пенсию в сорок лет. Людовик. А как вы думаете разрешить эту экономическую проблему? Профессор Гаррон. Включить их в активную жизнь. Людовик. Заставить работать столетних стариков! Профессор Гаррон. Это единственное правильное решение. Наш врачебный долг – бороться с болезнями, со смертью, иначе мы станем невольными пособниками эвтаназии.[2] Людовик. Кстати, об эвтаназии. Вы, конечно, яростный противник? Профессор Гаррон. Безусловно. Почему вы спрашиваете? Людовик. Просто так. Луиза Профессор Гаррон. Непостижимо! Иду! Вивиан. О! Простите! Вы молитесь! Людовик. Да. Я верующий. Вивиан. Что происходит? Людовик Вивиан. Вы говорите это таким тоном! Людовик. О! Прошу вас, не будем лицемерить, я строил планы, а вы разве нет? Вивиан. Я тоже… Конечно… Мы все их строили, но нельзя желать смерти своему ближнему только потому, что это нас устраивает, – это было бы чудовищно! Людовик. Я начинаю понимать чудовищ! Вивиан. Но нельзя считать чудовищной мысль о том, что теперешнее состояние Стефана не может продолжаться долго. Людовик. А если ему вставят в сердце стимулятор… Вивиан. Стимулятор?! Людовик…тогда он будет жить еще несколько лет! Ах, до чего они дошли со своим прогрессом… Когда я думаю, на что они тратят наши деньги… Луиза Людовик. Он хочет есть!!! Луиза. Так он сказал. Людовик. Он уже говорит! Луиза. Нет еще. Людовик. Может быть, он хотел написать: «беда»? Вивиан. Нет, это не ошибка. Луиза. С каждой минутой ему все лучше и лучше… Людовик. Он приходит в себя скорее, чем мы все. Луиза Людовик Луиза. Но если мы хотим спасти его, он должен хорошо питаться. Людовик Вивиан. Нет, зачем вам это знать? Людовик. Простое любопытство. Люси Людовик. Мы скажем правду: что он собрался на похороны. Профессор Гаррон Люси. Что с тобой? Людовик. Мне кажется, что я наконец нашел! Люси. Выход? Людовик. Обещай сначала, что ты не будешь на меня кричать! Люси. Людовик, я надеюсь, что у тебя нет намерения уничтожить папу. Людовик. Нет! До этого я еще не дошел. Сейчас ты поймешь… Луиза. Это из похоронного бюро. Конечно, он не хочет мне верить. Смотрит на меня как на сумасшедшую. Людовик Луиза. Конечно. А разве нельзя было? Людовик. Можно, но надо было его осторожно подготовить. Луиза. Что же теперь делать? Он же нам больше не нужен? Людовик. Не нужен. Но попросите его подождать. Мы его все-таки примем, по крайней мере хоть это мы должны сделать. Луиза. Он не очень-то любезен. Сразу видно, что они не привыкли терять клиентов. Людовик Люси. Конечно, Людовик, все, что ты захочешь. Людовик. Отлично. Не говори ему, что твой отец ожил. Люси. Что?! Людовик. Молчи. Если никто до понедельника не узнает о том, что Стефан еще жив, Марешаль принесет деньги. Люси. Такую тайну невозможно сохранить долго. Людовик. Как только я получу деньги, это больше не будет иметь никакого значения, все будет оформлено по закону, и Марешаль может кусать себе локти. Люси. Но, Людовик! Этот тип из похоронного бюро захочет увидеть тело. Людовик. Не волнуйся, он его увидит! Атропос. Мне кажется, что ваша прислуга чрезвычайно утомлена. Она говорит о господине Буасьере как о живом. В этом нет ничего удивительного: некоторые люди отказываются верить в смерть своих близких и ищут забвения в бегстве от действительности. Люси. Я этого не заметила. Атропос. Вы должны последить за ней. Люси. Я займусь этим. Какие новости? Атропос. Администрация кладбища Пер-Лашез, по своему обыкновению, долго водила нас за нос, но в конце концов согласилась принять господина Буасьера, отдавая дань его популярности. Люси. А приглашения на похороны? Атропос. Разосланы. Мне осталось выяснить некоторые детали: вес, объем и так далее. Люси. Ах!.. Ах!.. Атропос. Да-да… Могу ли я его видеть? Люси. Да, безусловно. Атропос. Высокий и крупный человек. Я предполагал, что он гораздо старше. Оказывается, он был цветущим мужчиной. Люси. Да. Атропос. Теперь я знаю, что нужны совершенно другие размеры. Насколько я помню, вы выбрали красное дерево с серебряными ручками и голубой шелковой обивкой… Очень удачный выбор. Это лучшее, что у нас есть. Как было условлено, возложение тела в гроб состоится в понедельник, около двенадцати часов. Если вам что-либо понадобится, звоните нам не стесняясь. Люси. Я провожу вас. Вивиан. Да. Алло!.. Я не знаю, дома ли он. Не кладите трубку. Вызывают господина Мерикура. Людовик Профессор Гаррон. Мсье Мерикур… Мы не понимаем, что здесь происходит. Этот странный разговор с гробовщиком, и этот телефонный звонок… Что означает вся эта комедия? Стефан Буасьер жив, он жив, вы, кажется, забыли об этом. Людовик. Но для внешнего мира он скончался, не так ли? Профессор Гаррон. Что вы хотите этим сказать? Людовик. А вот что: гораздо труднее вернуться назад, чем вы думаете. Даже если мы сию минуту позвоним в мэрию, нам будет чрезвычайно трудно аннулировать регистрацию смерти. Для официальных лиц Стефан скончался. Вивиан. Но можно же доказать! Людовик. Может быть, но когда люди поймут, что оплакивали человека напрасно, они обвинят его. Люди ненавидят, когда нарушается естественный порядок вещей, это их приводит в отчаяние. Вивиан. Я не понимаю, о чем вы говорите, но считаю, что надо было воспользоваться приходом представителя похоронного бюро и отменить церемонию. Людовик. Отменить… Легко сказать. А вы уверены, что в понедельник Стефан будет еще жив? Профессор Гаррон. Я не знаю, но восстановление функций идет с такой быстротой… Людовик. Вы можете поручиться? Профессор Гаррон. Нет… Людовик. Так я и думал. В настоящий момент похороны организованы. Телеграммы разосланы по всему миру. Священник церкви Сен-Жермен де Пре даже отменил концерт народной песни. Очень мило с его стороны, так как похороны Стефана дадут ему меньше прибыли, чем блюзы о Христе. Администрация кладбища Пер-Лашез дала свое согласие. Когда даже на кладбище Банье нет мест! Профессор Гаррон. Пер-Лашез! При чем здесь это, мы же не можем организовать похоронную церемонию, когда покойник в данный момент ест бульон с вермишелью. Людовик. Предположим, мы все приостановим. Не успеют разослать телеграммы о воскрешении Стефана, как он снова умрет, уже по-настоящему. Как мы будем выглядеть, рассылая новые телеграммы с опровержением? Люди совершенно запутаются, и на похоронах не будет ни одного человека. Вивиан. Я тоже не люблю попадать в ложное положение, но не понимаю, чего вы добиваетесь? Профессор Гаррон. Я тоже. Людовик. Ни один человек, кроме Луизы, не заинтересован в том, чтобы стало известно о воскрешении Стефана из мертвых. Профессор Гаррон. Я вас не понимаю. Вивиан. Я тоже. Людовик. Ладно, признаюсь, я затеял финансовую операцию, которая провалится, если станет известно до понедельника, что Стефан не умер. Это для меня вопрос жизни и смерти. Профессор Гаррон. Браво! Странным способом вы ведете свои дела. Но я не понимаю, с какой стороны это касается меня и почему вы думаете, что мы тоже заинтересованы в молчании. Людовик. Если вы считаете, что выдавать свидетельство о смерти покойника, который сейчас ест бульон с вермишелью, – хорошая реклама для профессора Гаррона… Что ж, это ваше дело! Профессор Гаррон. Но… я же вам говорил, что без энцефалограммы… Людовик. Я-то вам верю, но объявите об этом в печати. В медицинских кругах будет хорошенькая сенсация! Профессор Гаррон. О! Я прекрасно знаю, что некоторые из моих завистливых коллег смогут использовать этот факт против меня, но это еще недостаточное основание, чтобы я утверждал, что Стефан умер. Я весьма огорчен за вас, но со мной этот номер не пройдет! Уже поздно. Меня ждут больные. Вивиан! Если Стефану станет хуже, вызовите меня. Людовик. После такого ляпсуса вы можете распроститься с вашими телевизионными передачами. Профессор не прав, он совершает громадную ошибку. Вивиан. Я считаю, что он прав, и не понимаю, почему мы должны участвовать в ваших комбинациях. Людовик. Вы меня тоже не так поняли. Вивиан. Да… вы имеете в виду наследство! Во всяком случае, через полгода, год… У меня есть время. Людовик. У вас – возможно, но Франческо, по-видимому, торопится… Вивиан Людовик. Он относится к тому типу мужчин, которые способны сразу на все наплевать. Вивиан. Да, я знаю… Вот уже два года, как он хочет меня бросить. Два года, как я борюсь, умоляя его запастись терпением. Вы правы, на этот раз он уйдет от меня, он подумает, что я ему солгала. Ужасно так любить мужчину… Что мне делать? Людовик. Не спешить с распространением этой новости до понедельника. Стефану может стать хуже. Вивиан. Вы правы, никому нельзя говорить! Людовик. Мы продолжим игру в похороны, надо на этом стоять насмерть. А если он умрет, все будет в порядке. Вивиан. Я согласна, согласна, но профессор! Луиза! Никогда она не согласится. Людовик. Вы сейчас пойдете во все лавки и магазины, где Луиза покупает продукты, и расскажете там, что этот удар был для нее слишком страшным, что ее рассудок поколебался и что со вчерашнего дня она считает Стефана живым. Вивиан. Вы дьявольски хитры! Людовик. Не говорите, что она совсем сумасшедшая, а только немного не в себе. Вивиан. Сейчас иду. Людовик. Да, пока она не вышла. Вивиан. А профессор? Людовик Вивиан. Я могу попытаться убедить всех этих лавочников, но я не привыкла лгать. Людовик. Когда вы уезжали к Франческо, вы сказали об этом Стефану? Вивиан Людовик. Держаться, только держаться! Профессор Гаррон Людовик. Значит, вы согласны? Профессор Гаррон. Знайте, только из-за всех этих людей, которые с таким доверием смотрят мои передачи… только из-за них я становлюсь вашим сообщником. Людовик. Мы же не совершаем никакого преступления. Просто человек, официально скончавшийся, оказался живым. Профессор Гаррон. Мы очень рискуем. Людовик. Если все откроется, можно всегда сказать, что он только что вышел из коматозного состояния, и никто не сможет доказать обратное. Профессор Гаррон. Подождите! Я соглашаюсь быть заодно с вами только при одном условии – я продолжаю его лечить! Людовик. Дотяните его до ста лет, если вам так нравится, а когда он снова будет на ногах, он сможет продать или подарить эту квартиру кому захочет… Профессор Гаррон. Вы считаете, что он на это способен? Конечно, он такой сумасброд, что, узнав о моем желании получить эту квартиру, обязательно продаст ее кому-нибудь другому. Боже мой, как это глупо! Что мне делать? Нельзя же все-таки его убить! Людовик. Профессор! Я никогда не думал об этой возможности, хотя… Поскольку смерть зарегистрирована в мэрии, не вижу никакого риска… Но, не заходя так далеко, я все же нахожу, что все ваши уколы и укрепляющие средства не соответствуют нашей задаче. Профессор Гаррон. Я выполняю свой врачебный долг! Людовик. Ваш долг – излечивать больных, но когда они умирают, никто не требует от вас, чтобы вы их оживляли. В данном случае вы слишком усердствуете. Профессор Гаррон. Вы находите? Людовик. Вы пытаетесь стимулировать его сердечную деятельность, чтобы он дожил до ста лет, но вы же не знаете, согласен ли на это Стефан! А может быть, ему надоели ваши старания. Может, он получил большой аванс от своего издателя и надеялся исчезнуть потихоньку, не сдав рукопись. Профессор Гаррон. Вам не кажется, что вы заходите слишком далеко? Людовик. Докажите, что я не прав. Профессор Гаррон. Вы считаете, что Стефан не хотел больше жить? Людовик. Я только сказал, что нам это неизвестно. Профессор Гаррон Людовик. Предоставим решать этот вопрос ему самому. Отныне никаких уколов, никаких укрепляющих, и мы увидим, сможет ли Стефан Буасьер выкарабкаться без посторонней помощи. Если это ему удастся, что будет безусловным достижением, я склонюсь перед ним: не высоко поднялся, может быть, но абсолютно самостоятельно! Луиза. Мсье Мерикур, посмотрите на меня, посмотрите на меня внимательно. Разве я похожа на сумасшедшую? Людовик. Что? Луиза. Разве вам кажется, что с вами разговаривает сумасшедшая? Людовик. Конечно, нет. Луиза. Ну так вы первый человек, который за последний час считает меня нормальной. Людовик. Расскажите, что с вами произошло. Луиза. Все началось в булочной. Эта толстуха меня спрашивает, правда ли, что похороны господина Стефана назначены на понедельник. Я ей говорю, что нет, и рассказываю все: его воскрешение и так далее. Когда я закончила, она посмотрела на меня очень странно и сказала: «После похорон вам необходимо поехать отдыхать, мадам Луиза!» А выходя, я увидела в зеркале, что она стучит по лбу, указывая на меня продавщице. Прихожу к мяснику Марселю, делаю заказ и рассказываю всю историю воскресения мсье Стефана. За моей спиной он тоже делает знаки и стучит себя по лбу! Людовик. Может быть, у них. тик… какая-то эпидемия в вашем квартале?… Луиза. Вы тоже считаете меня сумасшедшей, я понимаю. И везде, во всех лавках, было одно и то же… «Вы должны отдохнуть» и тому подобное. Возвращаясь домой, я столкнулась с нашим швейцаром, мсье Перезом, мы знакомы с ним уже семь лет. Я его спросила так же, как вас: «Мсье Перез, разве я похожа на сумасшедшую?» Я ждала, что он захохочет. Ничуть не бывало. Он смущенно отвернулся и сказал: «Да нет, вы только немного переутомились». И тогда я почувствовала, что действительно схожу с ума. Людовик. И замечали такую реакцию каждый раз, когда говорили о воскресении мсье Стефана? Луиза. Это происходило каждый раз. Как вы считаете, что мне делать? Людовик. Не говорить об этом больше. Луиза. Вы правы. Отныне, если меня спросят, состоятся ли похороны в понедельник, я отвечу: да! А когда через несколько дней они увидят, как мсье Стефан идет покупать газеты, пусть тогда самих себя считают сумасшедшими. Людовик. Мудрое решение! Луиза. Знаете, это очень неприятно! Ладно. Я уже немного успокоилась, пойду готовить ему тушеную капусту. Людовик. Почему не рубцы по-каннски? Луиза. Нет, рубцы я приготовлю ему позже. А сегодня вечером ему еще нужна легкая пища. Людовик. Пожелайте ему от меня хорошего аппетита. Луиза. А вы что хотели бы съесть? Людовик. Ничего. Я единственный человек в этом доме, который плохо себя чувствует. Луиза. Ну, подумайте еще! Людовик Вивиан. Нет. Но я же знаю, что это ему доставляет удовольствие… Луиза вернулась? Он хочет есть. Людовик. Только что вернулась. Кстати, поздравляю вас – все лавочники посоветовали ей поехать отдохнуть. Вивиан. Это так просто. Стоит только сказать, что человек сошел с ума, как все этому верят. Вы завтракаете с нами? Людовик. Завтракать? Не знаю. Я не двинусь с места. Я послал Люси узнать, что делается у нас дома. Если мы хотим сохранить нашу тайну до послезавтра, нам необходим дирижер. Черт возьми! Кто там еще? Вивиан. Возможно, профессор. Время делать укол. Людовик. Нет. Он решил их больше не делать. Вивиан. Он пробует новые средства? Людовик. Да. Сильнодействующие. Луиза. Мсье Марешаль спрашивает мсье Мерикура. Людовик Будем вести себя абсолютно непринужденно. Эти банкиры так недоверчивы, когда дают в долг под наследство. Будем естественными. Вивиан. Примите здесь этого господина. Я буду в своей комнате на случай, если вам понадоблюсь. Людовик Марешаль. Мой бедный друг! Людовик. Так мило с твоей стороны, что ты побеспокоился. Марешаль. Но это абсолютно естественно при данных обстоятельствах. Людовик. Андре Марешаль. Мадам Буасьер, жена моего тестя. Марешаль. Примите, мадам, мои глубочайшие соболезнования. Я восхищался этим писателем. Несмотря на то, что мы не знакомы, у меня такое чувство, будто я потерял друга. Вивиан. Да, у всех такое ощущение. Это так тяжело, так тяжело, но меня утешает сознание, что он не страдал! Простите, у меня еще тысяча дел. Марешаль. Прошу вас извинить меня. Вивиан. Нет, вы правильно поступили. Жизнь продолжается для всех нас. Людовик не должен пренебрегать своими делами. Марешаль. Благодарю вас. Вивиан. До свидания. Людовик. Это мужественная, смелая и умная женщина. Она еще устроит свою жизнь. Марешаль. Я в этом убежден… Скажи-ка, у него великолепная квартира, у этого Стефана Буасьера! Людовик. Да. Он был очень богат. Марешаль. Я знаю. Я навел справки. Это не значит, что я тебе не доверяю, но когда собирается административный совет и в кассе не хватает десяти франков, сразу же несколько человек падают в обморок. Людовик. Итак! Мои дела? Марешаль. Когда я поставил вопрос о займе под наследство, они нахмурились, но так как ты мой друг, я за тебя поручился, и они согласились. Людовик. Деньги деблокированы? Марешаль. В понедельник с утра я лично этим займусь. Людовик. Не забудь! Чек должен быть заверен! Ты же знаешь судебные дела! Марешаль. Он будет заверен. Людовик. А ты пробовал снизить проценты? Марешаль. Конечно, ты же меня знаешь, я спорил с ними битый час. Все безрезультатно, на меньшее они не соглашались. Людовик. Они имеют право брать столько? Марешаль. А почему нет? Если ты найдешь более выгодный вариант, я не обижусь. Хочешь, я аннулирую контракт? Людовик. Нет. Зачем… Я считаю эту сумму несколько завышенной, но когда это так срочно… Марешаль. Итак, договорились! Людовик. Договорились! Марешаль. Ты подпишешь эту бумагу, а остальное в понедельник, когда я вручу тебе чек. Людовик. Выпьешь что-нибудь? Шотландского? Марешаль. Да, шотландского. Между нами говоря, эта кончина, которая, безусловно, большое несчастье, произошла в самый подходящий момент. Людовик. Не очень весело думать об этом, но ты прав. Все-таки плата слишком высока. Марешаль. На вскрытии выяснилась причина смерти? Людовик. На вскрытии?… Марешаль. Что, его не вскрывали? Людовик. Нет. Он умер от сердечной недостаточности. Марешаль. Значит, естественной смертью? Людовик. Совершенно естественной. Марешаль. Не знаю почему, но я вбил себе в голову, что его вскрывали. Правда, обычно вскрывают только когда ведут следствие. Значит, он здесь? Людовик Марешаль. Его фотографии появлялись так редко, что я даже не представляю себе, как он выглядит. Людовик. Да, он ненавидел сниматься. Марешаль. Могу я на него взглянуть? Людовик. Что? Марешаль. Можно ли мне посмотреть на него? Людовик. Посмотреть на него! Но… ты же увидишь его в понедельник на выносе. Марешаль. Но я не смогу зайти днем из-за твоих же дел… Знаешь, как это бывает. Я составил себе представление о нем, и мне хочется проститься с ним. Людовик. Знаешь, внешность у него была довольно обыкновенная. Марешаль. Возможно, но у меня о нем свое представление. Вот почему, раз есть такая возможность, мне хотелось бы… Людовик. Весьма обыкновенная наружность: лоб у него был с залысинами, глаза голубые, нос длинный… да, длинный… Марешаль. Людовик! Дай мне на него взглянуть. Людовик. Откровенно говоря, я предпочел бы, чтобы ты его не видел. Марешаль. Почему? Людовик. Именно потому, что ты уже составил себе о нем представление. Поверь мне, лучше его сохранить. Я знаю, что ты человек чувствительный, и хочу избавить тебя от этого печального зрелища… Он не очень-то хорошо выглядит. На лице гримаса… глаза выкатились… Марешаль. Если ты думаешь, что обанкротившийся человек представляет собой приятное зрелище, то глубоко ошибаешься, а я их вижу каждый день, и на меня это не производит никакого впечатления… Дорогая мадам, я как раз просил разрешения проститься с вашим супругом… Но Людовик так неохотно… Вивиан. Но почему же, Людовик. Если господину Марешалю так хочется видеть Стефана, мы не можем ему в этом отказать. Людовик. Вивиан! Вивиан. Вы увидите, какое у него спокойное выражение лица. Марешаль. Благодарю вас, я был большим поклонником его таланта, я прочел все серии «Гильды»! Вивиан. Пойдемте. Людовик Марешаль. Вы правы, какой у него внушительный вид! Вивиан. Правда? Марешаль. Я не понимаю, Людовик, почему ты не хотел мне его показать, он так прекрасен… так прекрасен… Людовик. Раз ты находишь… Вивиан. Да. Он был редкий человек. Марешаль Вивиан. Я тоже. Вы должны еще побывать у нас запросто, как друг. Марешаль. Мы увидимся в понедельник, я должен принести Людовику кое-какие документы на подпись. Людовик. Не стоит беспокоиться, я могу сам зайти в твое бюро. Марешаль. У тебя не будет времени из-за похорон. К тому же ты мой клиент, и я к твоим услугам. Людовик. Да нет же!.. Я тебя уверяю… Марешаль. Успокойся, Людовик, все в порядке. В понедельник днем все будет закончено. Дорогая мадам, до понедельника. Вивиан. Приходите, когда захочется! Марешаль. Может быть, это опасно? Вивиан. Нет, ничего страшного, мы уже привыкли. Людовик. Ах, это вы… Профессор Гаррон. Да, это я… И если бы я только мог себе представить, что от меня потребуют подобную вещь, я лучше сразу бы навсегда отказался от всех телевизионных передач в мире. Людовик. Кто вас вызвал сюда? Профессор Гаррон. Вивиан влетела как бомба, она буквально вытащила меня из квартиры, мне пришлось одеваться на лестнице. Человек моего положения, моего возраста… Вивиан. Профессор, вы были просто великолепны! Профессор Гаррон. Я сделал все, что мог. Вивиан. Она все еще в обмороке? Профессор Гаррон. Да, и это не самое худшее. Мы могли ее убить. Людовик Вивиан. Уж такая я всегда. Если возьмусь за дело, так иду до конца. Луиза. Что со мной? Профессор Гаррон. Дышите глубже… Луиза. Я видела что-то ужасное! Вы лежали, вытянувшись на постели… Людовик. Вы слишком переутомились, вполне естественно. Луиза. Да, мне все это говорят. Вивиан. Почему бы вам не поехать отдохнуть в Ниццу к вашей племяннице? Луиза. До тех пор, пока я нужна мсье Стефану, я никуда не уеду. Боже мой, а он жив? Вивиан. Да, и ему все лучше и лучше. Луиза. Совершенно не понимаю, что здесь происходит. Я думаю, мне лучше пойти полежать. Людовик. Если у вас снова начнутся галлюцинации, немедленно позовите нас! Не стесняйтесь! Профессор Гаррон. Я не могу допустить, чтобы ее выдавали за сумасшедшую. Людовик. Я тоже, но я пытаюсь спасти собственную шкуру любыми средствами. Во время кораблекрушения всегда находится моряк, который первый бросается в спасательную лодку с криком: «Дети и женщины, за мной!» Профессор Гаррон. Мсье Мерикур! Возьмите себя в руки! В каких бы денежных затруднениях человек ни находился, должны существовать границы его алчности и низости. В наших клиниках мы тоже могли бы, если бы захотели, делать большие деньги. Это совсем легко, ах какой капиталец можно было бы нажить на одной дихотомии! Людовик. Дихотомии?! Профессор Гаррон. Да, давать проценты коллеге, который направляет к вам пациента. Людовик. У вас называют это дихотомией? Профессор Гаррон. Да, употребляемый у нас термин! Людовик. Ау нас говорят: «магарыч», «подмазать», «дать на лапу» и так далее. Профессор Гаррон Людовик. Тоже красиво. Профессор Гаррон. Короче говоря, если бы мы занялись этой сомнительной практикой, мы бы тоже могли сколотить неплохой капитал. Можно было бы госпитализировать пациентов раньше срока, выписывать их позже, спекулировать на всем, выписывать дополнительное питание пациентам, находящимся в реанимации или на диете… не говоря уже о хирургическом вмешательстве, когда в нем нет необходимости, бесконечные рентгеновские снимки, ненужные анализы и так далее и так далее. Вот что мы могли бы делать! Но мы отказываемся от подобной практики, нам даже в голову не может прийти из-за наших личных интересов пожертвовать здоровьем пациентов, ибо у нас есть кодекс чести, чувство долга и прежде всего самоуважение. Людовик. Я тоже уважаю себя. Могу даже сказать, что я доволен собой, потому что та комбинация, которую я проделал, не всякому по плечу, поверьте мне! Профессор Гаррон. Нельзя использовать смерть для устройства собственных дел! Людовик. О! Знаете, я помню время, когда великие мира сего, не колеблясь, скрывали по три дня смерть деда в ожидании понедельника и открытия биржи, чтобы конвертировать государственные бумаги и освободить их от налогов. Как видите, уже были прецеденты и в самом лучшем обществе. Профессор Гаррон. Это вас не оправдывает. Если вы не боитесь смерти, по крайней мере уважайте ее! Людовик. Я ее уважаю, но не желаю впадать в сентиментальный маразм. Потому что в конце концов… Возьмите самое юное существо: не успело оно начать ходить, как на него набрасываются собственные товарищи. Затем воспитатели внушают ему, что жизнь не веселый пикник, как ему могло показаться. Их-то жизнь далеко не пикник, и они не желают, чтобы кто-то радовался и был счастлив. Позже эстафету принимает военная служба, а иногда и большая война, и ему приходится с парашютом или без оного прыгать в середину минного поля. Если же ему удается выбраться живым, каток обыденной жизни с адским шумом раскатывает его как блин. Короче говоря, всю жизнь с ним так же мало считаются, как с тряпичной куклой. Но стоит только ему умереть, когда он ничего больше не видит, не слышит, не чувствует, – все вокруг начинают ходить на цыпочках, говорить шепотом, склоняться над ним, прикасаться к нему, как будто он стеклянный. И это называют уважением к смерти, а на самом деле это не что иное, как чудовищный страх, который нас охватывает в в эти минуты. Покойник не может быть хрупким существом, хрупкими бывают только живые. Профессор Гаррон. Прекрасно! Идите расскажите об этом людям, только что потерявшим близкого человека. Хотел бы я при этом присутствовать. Вивиан. Похоронное бюро! Профессор Гаррон. Предупреждаю, не рассчитывайте на меня. Я не собираюсь снова изображать покойника. Людовик. Не надо, теперь моя очередь. Вивиан! Умоляю вас, не подпускайте его близко ко мне. Вивиан. Сделаю все, что в моих силах. Профессор Гаррон. Быстрее! Хоть бы все это скорее кончилось, иначе я сам скончаюсь. Вивиан. Ну уж нет. Теперь надо держаться до конца. Атропос. Ах, это вы, господин профессор, вы подписали свидетельство о смерти… Я не ошибаюсь? Профессор Гаррон Вивиан Атропос. Да, только что, прослушав сводку погоды, я понял, что нельзя оставлять мсье Буасьера просто так до понедельника. Вивиан. Сводку погоды?! Атропос. По радио сообщили, что завтра будет тридцать три градуса в тени. Говорят, что для этого времени года – температура рекордная. Так как погребение не может состояться раньше понедельника, в таких случаях мы прибегаем к легкому бальзамированию. Вивиан. Бальзамированию? Как у египтян? Атропос. Это несколько иной метод. Мы впрыскиваем состав, который замедляет процесс. Вивиан. Укол! Атропос. Да, но его производит специалист. Я как раз ожидаю его. Я вызвал его сюда. Вивиан. Ни в коем случае! Не может быть и речи, чтобы кто-нибудь прикоснулся к Стефану! Нет, я не перенесу этого! Атропос. Мадам Буасьер, простите, что я настаиваю, но это необходимо. Вивиан Атропос. Но вы же хотите выставить его для прощания!! Профессор Гаррон. Должно быть, пришел ваш бальзамировщик, отошлите его обратно и дайте мне ампулы, я сам этим займусь. Не обижайтесь на мадам Буасьер, она перенесла такой шок и не хочет, чтобы посторонние прикасались к ее мужу. Атропос. Но в понедельник все равно придется класть его в гроб. Вивиан Профессор Гаррон. Вот до чего нас довела эта ложь! Вивиан. Окажите нам последнюю услугу! Я сумею отблагодарить вас. Ах! Атропос. Я отослал бальзамировщика, мадам. Я вернусь в понедельник. Профессор Гаррон. Я позабочусь о ней. Атропос Профессор Гаррон. Сколько кубиков? Атропос Профессор Гаррон Вивиан Профессор Гаррон. Мсье Мерикур! Мсье Мерикур, представитель похоронного бюро ушел. Вивиан Людовик Профессор Гаррон. Вас собирались бальзамировать, друг мой! Людовик. И это могло на меня как-нибудь подействовать? Профессор Гаррон. Полкубика достаточно, чтобы свалить лошадь. Людовик. Весьма приятно. А кроме этого, все в порядке? Вивиан Людовик. Вставал?! Вивиан. Дверная ручка повернулась. Дверь приоткрылась. Возможно, это был сквозняк. Людовик (в Профессор Гаррон Людовик Вивиан. Сейчас он спит, но мне так показалось. Людовик. Все же можно было бы сделать ему маленький укольчик! Профессор Гаррон и Вивиан |
||
|