"Древо скорбных рук" - читать интересную книгу автора (Ренделл Рут)

Книга вторая

11

До самого последнего момента Теренс не верил, что она отправится без него. Все обстоятельства и его собственный богатый жизненный опыт не предвещали такого поворота событий.

Женщина пятидесяти четырех лет, которой посчастливилось заиметь тридцатидвухлетнего мужчину, не сматывается без любовника на неопределенное время на Карибы, когда легко может позволить себе прихватить его с собой.

Она даже не очень хорошо сохранилась для своего возраста, никто на нее и не глянет и не станет за ней увиваться — он мог в этом поклясться. Унизительно было вспоминать об этом сейчас, но в тот день, накануне ее отъезда, он не сомневался, что его ожидает сюрприз в виде билета на самолет.

Они выходили поесть, потом вернулись в дом на Спринг-клоуз, и Фреда начала собирать свою дорожную сумку.

— Мне кажется, я сделаю это лучше тебя, — предложил Теренс.

Он никогда не притрагивался к вещам в доме без ее разрешения и пользовался только своими собственными, но тут его потянуло за язык спросить.

— Можно мне для себя взять один из этих коричневых чемоданов?

Фреда улыбнулась. Она вся прямо-таки лучилась довольством. Что-то сделало ее счастливой, и она не скрывала своего хорошего настроения.

— Барашек, мне понадобятся все чемоданы. Я уезжаю одна, а ты останешься здесь присматривать за домом, чем окажешь мне большую услугу. Я знаю, как ты любишь сюрпризы, и мне нравилось радовать ими тебя в прошлом, но не в этот раз. Прости, барашек

— Не называй меня так

— Еще раз прости, Теренс. Месяц назад я сказала, что собираюсь на Мартинику, а ты останешься охранять дом, и ты согласился. Неужели ты думал, что я шутила?

— С какой стати ты так возрадовалась? Прямо сияешь от счастья.

— Я предвкушаю, как мне будет хорошо на море и на солнце, Теренс. Я мечтаю повстречать старых друзей. Почему бы мне не радоваться?

Перспектива остаться в чужом жилище на собственном обеспечении, превратиться в некотором роде в сторожа чужого дома сразу ввергла его в депрессию.

Когда Фреда снова появилась у него на глазах, он предпринял еще одну попытку переубедить ее.

Она не стала его слушать. Как будто она уже была там, на солнечных Карибах. Ее материальное тело еще пребывало в пределах досягаемости, но сердце и душа уже летели в западном направлении на «Боинге 747».

В ту ночь они спали в разных комнатах — он на диване в полуподвальном помещении.

Дом стал жертвой необузданной фантазии архитектора, с сумбурной, запутанной планировкой, и был выстроен из дикой, нелепой смеси материалов — цемент и гранит, тиковое дерево и итальянская керамика, и тонированное стекло. Кроме занавесок окна прикрывали тяжелые ставни, черные пушистые ковры устилали полы, а мебель — хромирована или обита пурпурного цвета кожей. Обе ванны были утоплены в пол, одна располагалась в мраморном гроте. Женская скульптура из черного мрамора с круглым отверстием в голове возвышалась на колонне у подножия лестницы, а одноногий мужчина, изображающий дискобола, метал свой снаряд куда-то в глубину японского сада из камней, занимающего большую часть пространства обширного холла.

Еще пять домов — творения того же архитектора — обозначали пять углов этого местечка, своеобразного анклава Крайст-черч-хилл, воздвигнутого в центре безнадежно устаревшего Лондона.

На вкус Теренса они были одинаково отвратительны. Единственным, что радовало его взор, а его вкус воспитывался на архитектуре коттеджей восемнадцатого века, был вид, который открывался на роскошные пентхаусы. Большая часть Хэмпстеда, пруды и рощи, аристократическая Долина Покоя были как на ладони.

Теренс не любовался красотой природы или попавших в поле его зрения зданий. Его сжигала зависть к тем, кто мог ими владеть, строить, перестраивать, покупать участки. Тут жили состоятельные люди, которых можно было считать богачами по меркам Британских островов — в Саудовской Аравии, США и Японии были люди и побогаче.

Он обижался на свою мать, которая первой услышала его крик в задрипанной квартирке на Броунсвуд-Коммон-лейн. Теренс вспомнил о меблированных комнатушках, в которых ютился, потому что государство выделило им такую несуразную жилую площадь в качестве акта великой заботы, вспомнил дощатый вагончик, который делил на четверых в Квинсленде при строительстве железной дороги. Везде на главном месте были деньги, а у него их не было.

В этом доме, который ему поручали охранять, деньги выпирали из всех углов.

— Чего это у тебя так слюни потекли? — спросила его Фреда не так давно.

— Что?

— Ты знаешь, о чем я говорю, барашек. У тебя прямо слюни текут. Как только я завожу речь о деньгах, у тебя в уголке рта появляется капелька слюны, и ты ее слизываешь. Правда. Я давно замечаю это за тобой. И я не шучу.

Почему Фреда отказалась вступить с ним в брак? Из-за его страсти к деньгам? Теренс не мог скрыть эту страсть, как ни старался. Она преследовала его всю жизнь. Что знала Фреда, богатая, ни одного дня не работавшая особа, которой угождал муж и подносил золото на блюдечке?

Утром, когда Фреда отправлялась в Хитроу, он вышел на улицу, чтобы поймать ей такси. Ссориться с ней на этой стадии отношений бессмысленно. Теренс даже поцеловал ее в щечку на прощание, минуя рот, накрашенный помадой под цвет костюма.

Еще прошлой ночью ему снился билет на Мартинику и дальнейшее путешествие в теплые страны, и до последнего момента он ждал, что это состоится.

— Тебе хватит того, что оставлено, барашек.

— Не называй меня так.

— По возвращении я придумаю тебе новое прозвище, — пообещала Фреда.

— Что это за деньги? Двадцать три фунта в неделю?

— А разве это мало? Плюс твое пособие по безработице. Многие в нашей стране живут на меньшие деньги, да еще платят за квартиру.

Он глянул на нее и ощутил себя тараканом, раздавленным кожаной подошвой ее туфельки.

— Я определила жалование, потому что не хочу оставлять тебе свободные деньги. За электричество, газ и телефон уплачено за полгода вперед. Банку дано распоряжение не выдавать тебе деньги со счета. Пользуйся тем, что дают, и радуйся жизни, Теренс.

Он вернулся в дом со свободными от чемоданов руками и пустыми карманами. Теренс ошибался, когда думал, что она выскочит за него замуж только потому, что он на двадцать три года ее моложе. Фреда держала его при себе, как собачку, а собаки стареют и умирают раньше, чем люди.

Он столько вложил энергии, чтобы женить ее на себе, что теперь чувствовал себя полностью опустошенным. А ведь была любовь и даже слезы сочувствия, что пропадает такой мужчина.

Но когда их объятия должны были накрепко соединиться, Фреда спокойно отстранялась и говорила ровным голосом, что он ошибается в своих замыслах.

Сейчас он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег и обреченной медленно тухнуть. Она придумала ему наказание за многие его проступки. За то, что он иногда надсмехался над ней, представлял как свою мамочку, оставлял ее в компании одну, чтобы утащить в постель какую-нибудь дешевую девчонку.

Встречаясь после этого, Фреда лишь удивленно вскидывала брови и ни в чем его не обвиняла, но кровь под ее кожей кипела.

Вернувшись в дом, Теренс решил не тратить зря времени. Какое бы опустошение она ни произвела в доме и вокруг него, деньгами там пахло, и были ценные вещи, которые стоило немедленно продать.

Он начал искать тайники под черными волосяными коврами и шарить по книжным полкам.

Древние урны с неизвестно чьим пеплом поначалу не слишком заинтересовали его.

Одна комната была накрепко заперта сложным замком, а щель под дверью была забита деревянной планкой. В ту комнату нельзя было даже заглянуть.

Книги представляли определенный интерес. Фреда покупала все популярное литературное дерьмо, что ложилось на прилавки книжных магазинов. От странного опуса «Брачный узел» какой-то Бенет Арчдейл до последних сочинений плодовитого Дика Френсиса. На самом деле в некоторых книгах под броским переплетом было совсем иное содержание. Так, однажды Теренс обнаружил, взяв с полки творение Моррис Уэст, прельстясь картинкой на обложке, что там спрятан франко-английский словарь с дырой, просверленной от «Д» до «М». Фреда, как белка орешки, складывала в это дупло свою наличность.

Случайно ему удалось подсмотреть ее за этим занятием, и он увидел, как в дырке исчезла свернутая пятидесятифунтовая банкнота. Но сейчас, вытаскивая книги и перелистывая страницы, он терпел поражение, не находя ничего.

Теренс содрал с пола ненавистные ему черные ковры, вскрыл паркет, но кроме кирпичной основы межэтажных перекрытий ничего не обнаружил. Ни один кирпич не поддался его усилиям, не отошел в сторону, не откликнулся, выдавая тайник.

Он задрал голову вверх, осмотрел сводчатый, сделанный «под средневековье» потолок и три маленьких оконца в каждой нише под самым потолком. У этой стены располагался письменный стол Фреды, и туда указывали три стрелы, выложенные мозаикой по указке архитектора.

Стол был, конечно, самым ненадежным хранилищем, а ключи от него отсутствовали. Взяла ли она их с собой или сунула куда-то, например, в урну с египетским пеплом? Он пустил в ход все свое воображение.

У нее было что прятать помимо наличных денег. Предшествующий Теренсу сожитель говорил об акциях нефтяных компаний. Фреда прогнала его, потому что он был слишком стар для нее. Она заплатила ему кредитной карточкой с ограничением суммы и сроком пользования. Вдоволь поиздевалась.

Теренс даже не стал вскрывать ящики письменного стола — это было бы слишком примитивно, а Фреда мудрая женщина. Это он познал еще раньше в ее спальне.

Он обыскал весь ее гардероб и туалетный столик у комода с бельем, прежде чем опять спуститься вниз. Наличных он не нашел ни пенни, а все свои драгоценности она явно отдала на хранение в банк. Осмелится ли он спускать потихоньку ее столовое серебро и расчески с черепаховыми ручками? Все знают, что покупал их покойный Джон Говард Фиппс. Но что-то она должна была забыть, не учесть, сунуть в рассеянности в слабо защищенное место, например, в ящик письменного стола.

Вскрыть его оказалось не так просто. Понадобилась дрель, молоток и плоскогубцы.

Терять было нечего. Теренс шел на бой с соперником, равным ему по хитрости.

Взломанная верхняя доска откинулась с треском. В верхних ящиках денег не было. Он на это и не рассчитывал. Он полез шарить в нижних маленьких ящичках, и вдруг его палец нащупал в них дырочки.

Они были маленькими, эти отверстия, но заполненными, как мышиные норки, американскими монетами от цента до четвертака и десятком швейцарских франков. Это был еще один сюрприз от нее, а может, от ее покойного мужа.

В самом нижнем ящике хранился альбом в красивом переплете, где вместо фотокарточек красовались погашенные облигации, каждая по пять фунтов. Их выкупили за год до его встречи с Фредой, когда ее супруг был жив, и сохранили, видимо, для будущего музея в его честь. На последней странице альбома значилось имя хранителя этих ныне бесполезных бумаг, которые когда-то стоили около тысячи четырехсот фунтов. Фамилия была напечатана мелким шрифтом, но его собственная подпись была размашистая. Фреда ее ловко скопировала.

Теренс, по возможности, старался не совершать уголовно наказуемых поступков. У него не хватало нервов даже на то, чтобы красть всякую мелочь из универмагов.

Наблюдая, как Кэрол Стратфорд легко расправилась с такой задачей в «Писко» на Брент-кросс, он восхитился ее храбростью и уверенностью. Она слизнула с полки какую-то вещь и отправила в его тележку. У него было искушение взять дамочку за плечо и сказать: «Простите, мадам, но…», но тут же защемило сердце.

Он был всегда в восторге от талантов Кэрол, а сейчас даже сочувствовал ей из-за исчезновения малыша Джейсона.

Дело кончилось тем, что они выпили по чашке кофе на свежем воздухе, потому что пабы еще не открылись. Теренс написал ей свой адрес на клочке бумаги, хотя не собирался там задерживаться, потому что надеялся сопровождать Фреду в путешествие. Кэрол излучала жизнерадостность. Она сказал, что сначала тосковала по сынишке, но теперь успокоилась, не сомневаясь, что с ним все в порядке и скоро он будет дома.

— От него не избавишься, как от фальшивого пенни, — заявила она.

Именно Кэрол года два-три назад надоумила Теренса заняться кладбищем «Толдерс Грин». Она сама была вдовой с двумя маленькими детьми, хотя ей еще не исполнилось двадцати пяти лет. Ее супруг погиб в автомобильной аварии за несколько недель до того, как Теренс познакомился с ней.

Кэрол совершала много мелких преступлений. Она была везучей магазинной воровкой и никогда не попадалась. Ее головку переполняли идеи, как достать деньги, не работая. Однажды она использовала свою девичью фамилию, чтобы заключить фиктивный брак за приличное вознаграждение, а во второй раз, чтобы поступить на две работы одновременно. Она больше всего любила делать деньги из воздуха, а не зарабатывать их.

Большинство ее планов выглядели слишком фантастическими, чтобы воспринимать их серьезно. Но один из них вполне годился для воплощения в жизнь.

— Я бы сама занялась этим, если б была мужчиной, — призналась Кэрол.

По совету Кэрол он ежедневно дежурил возле крематория и следил, как проходит траурная церемония. Теренс приглядывал подходящую вдову. Она должна была быть не дряхлой развалиной, а вдовушкой, следящей за собой, с приличным состоянием и, желательно, бездетной.

Кэрол рассуждала разумно — мужчины умирают первыми, а вдовы не прочь попытаться наверстать упущенное и пожить в свое удовольствие.

«Ты напал на золотую жилу», — предсказала Кэрол и оказалась права. Теренс поначалу зря проторчал почти на дюжине роскошных похорон, пока удача не улыбнулась ему. И эту удачу принесла ему опять же Кэрол.

Джессика Мэйсон, на которую ему ткнула пальцем Кэрол, присутствовала на похоронах мужа в шубе из соболей. После, когда они уже познакомились, Теренс представился экспертом по сибирскому меху. Он сказал, что его отец и покойный супруг Джессики когда-то были дружны. На церемонии присутствовали только четыре непонятные персоны. Почивший в бозе Рой Мэйсон, очевидно, не был слишком популярной личностью.

Через месяц после погребения Роя Теренс уже жил у Джессики в доме в стиле нео-Тюдор на Криквуд-Голдерс-Грин. Сначала выждал неделю, прежде чем, узнав номер телефона по справочнику, позвонить и выразить свои соболезнования, и изобразил сочувствие одинокой женщине, которая проживает в таком фешенебельном районе и как, наверное, тоскует там без общества после смерти супруга.

Джессика подходила Теренсу по всем параметрам. Ей было всего сорок пять. Детей супруги не завели, зато денег имелось столько, что он не мог посчитать нули. Правда, Джессика была властной и требовательной. Таких дамочек он еще не встречал.

Когда она по каким-то своим тайным каналам выяснила, что Теренс встречается с Кэрол, то пригрозила кухонным ножом отделить ему голову от шеи. Затем она, по ее словам, сделает себе харакири.

Теренс перестал видеться с Кэрол, и был заперт в доме и удовлетворял похоть Джессики, а в краткие часы отдыха тренировался в подделке ее подписи на чеках.

Он достиг совершенства, но не имел мужества использовать обретенный опыт.

Однажды после полудня, когда Джессика вознамерилась навестить мамочку своей подруги, попавшую в больницу, Теренс бросил ее. Он просто вышел из дома, заполнив чемоданы, купленные ею же, одеждой. На ступеньках он задержался, колеблясь, не прихватить ли с собой что-либо из ее драгоценностей и других, по-настоящему ценных вещей.

Но мужество отказало ему. Он весь покрылся потом и поспешил ретироваться. Его хватило только на то, чтобы прихватить набитый купюрами бумажник Джессики и раствориться в толпе, спешащей на вокзал Чаринг-Кросс к пригородным электричкам.

К тому времени у Теренса уже был запасной вариант. При посещении кладбища Голдерс-Грин на него обратила свое благосклонное внимание Фреда Фиппс, недавно похоронившая своего супруга.

Любовью они занялись, едва познакомившись.

Проглядывая сейчас свою записную книжку, Теренс признал, что он не такой уж хороший психолог, и опять попал впросак.

Фреда получила все, что имел ее покойный муж, и это было прочно закреплено за нею с помощью грамотно оформленных дорогими адвокатами прав на собственность и благодаря ее собственной житейской мудрости.

С ней не проходили такие штучки, как с Джессикой, когда он благородно возвращал якобы оброненный ею где-то бумажник, туго набитый деньгами, и она верила в его бескорыстность.

Джессика хотя и сетовала, что он исчез из ее жизни, но заявлять в полицию на него не стала.

В случае с Фредой Теренс готов был если не полюбить ее, то проникнуться к ней уважением, но она успела раскусить его и установила ему испытательный срок.

Теперь ему приходилось решать — ждать ли хозяйку подобно покорной собачке, унижая себя, или искать другие шансы.

Просматривая бесполезные для него, но аккуратно скопированные Фредой финансовые бумаги ее покойного мужа, Теренс догадался, что к его смерти она готовилась тщательно и заранее. Умнее женщины он не встречал.

Он продолжил обыск по всему дому, просмотрел стенограммы деловых совещаний совета директоров компании, где председательствовал покойный Говард. Это-то она зачем хранила?

У нее было множество заверенных копий его завещания, свидетельства о рождении и о смерти. Свидетельство о рождении Фреды лежало в этой стопке на самом верху, как и свидетельство на владение какой-то машиной, какого-то коттеджа и страховка на них. И опять бесконечные протоколы совещаний совета директоров.

Единственной пользой, которую Теренс извлек из этих скучных исследований, было то, что он научился досконально копировать подпись мертвеца.

Он заполнил целые листы образцами подписи Джона Говарда Фиппса — и небрежно, и четко, и добился полного сходства. Под бдительным оком банковского или почтового клерка это будет сделать труднее, но тут оставалось надеяться, что нервы его не подведут.

Позже вечером, когда Теренс устроил себе одинокий ужин — сварил сосиску и добавил консервированные бобы в томате — он подсчитал с карандашом в руках, чем располагает. Его состояние составило всего четырнадцать сотен фунтов. Карьеру альфонса нельзя было назвать блестящей.

«Проблема не в том, с кем ты работаешь, а в том, как ты работаешь, — твердила ему Кэрол. — Тебе не хватает нахальства».

Он снова просмотрел бумаги и наткнулся на коричневый конверт с адресом Спринг-клоуз, 5, Хэмпстед. Туда был засунут договор пятилетней давности о покупке в совместное владение Джона Говарда Фиппса и Фреды Фиппс того самого чудовищного дома, в котором он сейчас находился. Других документов, связанных с обладанием недвижимостью, — налоговых деклараций, счетов от газовой, электрической и прочих компаний там не было. Он вспомнил слова Фреды, что за все уплачено надолго вперед.

Наполеоновского величия идея тут же осенила Теренса, хотя его трусливое нутро дрожало от страха при одной мысли о воплощении этого плана.

Этот дом не был упомянут в завещании, а выдать себя за его владельца — живого и благополучного Джона Говарда Фиппса — не составит труда. Все документы на дом в его руках. Подделывать подпись он научился. Сбыть этого архитектурного уродца с рук — и у него уже реальный капитал.