"Древо скорбных рук" - читать интересную книгу автора (Ренделл Рут)

10

Джейсон числился пропавшим уже целую неделю.

Барри должен был как раз в среду вернуться на работу. Если бы Джейсон являлся его ребенком или брак с Кэрол был официально зарегистрирован, Барри имел бы право взять отпуск за свой счет и предоставить Кену мрачную перспективу вкалывать без напарника. Но подводить Кена без достаточных оснований ему не позволяла совесть, а тем более переход в категорию безработных не сулил ничего хорошего. Работа везде отыскивалась с трудом. Кен, разумеется, крепко подумает, но потом, со свойственным ему тактом, намекнет, что есть новая кандидатура напарника, а может, решится работать самостоятельно.

Барри предложил Кэрол оформить их брак. Это предложение исходило от него не впервые, а повторялось уже раз пять-шесть. Они были близки, как два моллюска в одной раковине, но с пропажей Джейсона что-то между ними разладилось. Они уже больше не занимались любовью. Ему не доставляло удовольствия касаться ее тела, хотя в сексуальном плане Кэрол была по-прежнему агрессивна. Она хотела его, а он ее — нет.

У Кэрол был солидный запас снотворного, и она глотала его с радостью, когда у них ничего не получалось.

Часто Барри приподнимался на кровати и смотрел на спящую женщину, любуясь ее разметавшимися кудрями. И боялся разбудить ее, чтобы она не спросила, кто ты такой и почему лежишь со мной рядом в одной постели?

Перейдя Китайский мост и вновь увидев свет в их окошке, он был все еще счастлив. Он застал ее нарядно одетой, накрашенной в меру — ту Кэрол, которую любил уже полгода.

Ничто не мешало им провести отличный вечер. Но почему не дома? Барри даже не решился признаться, что рассчитывал поужинать вдвоем. У них давно лежала в холодильнике копченая индейка, а бутылку турецкого вина он купил по дороге.

— Давай поженимся, Кэрол, — сказал он. — Если мы примем такое решение сейчас, то через три недели официально будем мужем и женой.

Она выдержала паузу.

— Если ты станешь моим мужем, я уже не смогу опираться на другое, более крепкое плечо.

— Я уж как-нибудь позабочусь о тебе.

— Ты и так заботишься. Что изменится в моей жизни?

Она пожелала уязвить его.

— Не твой ребенок пропал. Может, ты специально его убил.

Барри был настолько влюблен в нее, что простил ей страшное обвинение.

— Все наладится, когда мы будем женаты.

Она заткнула ему рот, словно кляпом.

— Ребенок выходит из нутра матери, а мужчина только трахает ее и забывает, что ему достается лишь удовольствие. Тебе ничего не стоит сделать мне своего ребеночка взамен чужого.

Он уговорил ее пойти к доктору на следующий день, и тот прописал ей транквилизаторы.

Под ручку они прошлись по Уинтерсайд-Даун. Впервые за всю неделю она прильнула к нему, и Барри был по-глупому счастлив.

— Ты лгала, когда говорила, что мужчина не имеет отношения к родившемуся ребенку. Ведь Дэйв, погибший в Боснии, до сих пор любим тобой, и свою любовь к нему ты перенесла на ваших детей. Разве я не понимаю? Ты видишь отражение Дэйва в Райане и в Тане.

— Джейсон больше всех походил на него.

Зачем надо было затевать эти сложные разговоры? До знакомства с Кэрол Барри вообще ограничивался дюжиной слов, и это его вполне устраивало. А теперь он осознал, что такое счастье, и захотел его добиться.

Быть счастливым. Не просто сытым, отдохнувшим и слегка навеселе, а именно счастливым. Но за это надо бороться.

Барри почувствовал, как ее рука крепко сжала его руку и подумал, что она обнадеживает его, хотя по-прежнему полна печали.

Он взглянул ей в лицо, но увидел, что оно обращено не к нему. Кэрол смотрела, как издали приближались к ним члены семейства Изадорос — Бьюти с коляской, где подпрыгивала Келли, и Карен с Диланом, сопровождающие ее, как эскорт.

Кэрол не виделась с Бьюти со дня исчезновения Джейсона. Бьюти, одетая во все отвратительно коричневое с зеленым, вдруг вызвала у Кэрол приступ раздражения.

— Прочь с моей дороги, жирная корова! — воскликнула Кэрол. — Ты только и делаешь, что портишь мне жизнь.

Бьюти распахнула невинные глаза.

— Да. Полиция приходила ко мне сегодня. Я сказала им об отметинах, которые могли быть на теле Джейсона, о которых ты умолчала при описании примет.

Барри был в растерянности. Он вырос в спокойной, дружной семье, и побои, а тем более истязания ребенка, были недоступны его пониманию. Давно прошли диккенсовские времена.

Но тут он столкнулся с настоящей женской дракой. Бьюти и Кэрол, шипя, как две кошки, вцепились друг в друга, и он едва успел их развести. Впрочем, из царапины, нанесенной коготком Кэрол, по щеке Бьюти потекла кровь.

Обе женщины истошно вопили, и Барри пришлось схватить Кэрол в охапку и отнести прочь на десять футов. Собрались соседи, с любопытством ожидая продолжения. В большинстве они были выходцами из других стран, и то, как дерутся англичане, являлось для них экзотическим зрелищем.

Барри потащил Кэрол домой, несмотря на ее протесты. Его сила превозмогла ее упрямство.

Какое счастье, что доктор дал Кэрол транквилизаторы. Она еще успела поговорить с Алкмини в пивной и просмотреть газету, принесенную Морин. Джейсон растворился в информации о тысячах детей, пропавших в Лондоне за последние пять лет. Правда, пока его имя было во главе списка.

Морин не сиделось на месте, и она скоро ушла в свою конуру, где ей было спокойно. У нее вызывали раздражение чужие дома. Заходя с визитом, она никогда не снимала пальто, вернее, плащ на все случаи жизни, который носила постоянно. Плащ дополняли коричневые туфли на размер больше, нелепо выглядящие на ее тонких лодыжках. Прическа у нее была такая, словно она подставила волосы под сильный душ, а потом, не вытирая, перевязав тугой лентой, оставила их сушить, не удосужившись коснуться гребенкой. В поступках Морин была нерешительна, зато передвигалась по комнате с молниеносной быстротой, хватая, теребя и переставляя с места на место попадающиеся под руку вещи, словно проверяя, есть ли под ними пыль.

Она повертела в руках «священное» фото Дэйва, будто впервые видела его.

Голос ее никогда не был ни громким, ни тихим. Все произнесенное ею было как-то однотонно и безжизненно.

— Почему ты не сделала аборт? — обратилась она к Кэрол.

Кэрол едва не убила ее взглядом, и в нем было столько ненависти, что Барри тут же представил, как ему будет плохо, если эта ненависть обратится на него.

— Ты мне сказала, когда Дэйв был еще жив, что не хочешь больше детей. Ты могла сделать аборт.

— Она испугалась, — вступилась за дочь Айрис, причем с таким видом, что только она обладает тайной, неведомой больше никому. — Ей страшно было подпасть под влияние обезболивающих средств. Вдруг колесо вновь бы закрутилось.

Барри по наивности подумал, что речь идет о транквилизаторах, прописанных ей сейчас врачом. Они как раз сейчас действовали на Кэрол, иначе она бы задушила Морин тут же на месте.

Кэрол упала на кровать, легкая и беспомощная, как газетный лист, который она только что прочла.

— Оставьте меня в покое! Завтра я приступлю к работе. Нечего вокруг меня толкаться.

— Правда! — поддержала ее Айрис. — Наша болтовня не вернет Джейсона.

Барри возмутился. Он сам боялся, что Джейсон мертв, и того же опасалась Кэрол, но Айрис уже похоронила его. Она приняла как должное, что ситуация разрешилась, и спокойно закурила сигарету.

— Работа отвлечет меня, — сказала Кэрол.

Барри был шокирован. Как может мать отвлечься работой, ничего не зная о судьбе своего ребенка? Они обязаны искать Джейсона — живого или мертвого, а если, к счастью, найдут живым, Кэрол уже не должна отпускать его от себя.

Он усиленно отгораживался от мысли, что Джейсон исчез навсегда.

Он не хотел, чтобы Кэрол вернулась в бар, к тем людям, с которыми он недавно повстречался. Но он не был ее супругом, не имел никаких прав, даже высказывать свое мнение.

Те люди были старше его и могли презирать юнца за проявляемую им ревность.

Он чувствовал, что Кэрол всегда была кошкой, которая ходит сама по себе. Как управлялся с ней Дэйв? Он был всегда грязный, пропахший соляркой, и ей нравилось запускать в его грубую кожу свои коготки. Но наверняка он любил ее за элегантность, за маникюр, за роскошные кудри.

После ухода Морин и Айрис они, сидя рядышком, смотрели телевизор. Барри взял ее за руку, и она позволила ему сделать это. Программа была скучной. И его мысли опять устремились к Джейсону. Заявление Морин о возможном аборте вызвало в нем массу эмоций. Неужели Кэрол так любила Дэйва, что решилась на рождение третьего ребенка?

Они с Кеном обставляли офис на Финчли-Хай-роуд. Им повезло в том, что новый владелец хотел пустить пыль в глаза и заплатил за дорогостоящие деревянные панели.

Через полчаса после начала работы за Барри явилась полиция. На этот раз не Треддик, а детектив Лэтхем и еще один человечек, представившийся сержантом Доусоном. Кен выглядел, будто его огрели обухом по голове, когда напарника увели с работы под предлогом выяснения некоторых дополнительных обстоятельств.

Пока они ехали в машине, никто не произнес ни слова. Барри только заметил, что везут его не в известный ему полицейский участок, а за пределы знакомого ему района.

Он с ужасом подумал, что ему предстоит опознать тело мертвого Джейсона.

Огороженную желтыми полицейскими лентами часть квартала заполняла толпа враждебно настроенных зевак. Машина буквально ползком миновала этот участок.

— Что теперь нам скажешь, Барри? — спросил Доусон, когда они наконец добрались до какой-то комнатки для допросов. — Могу сообщить тебе, что желторотый придурок, по описанию соответствующий твоей внешности и одежде, был замечен тем вечером в среду на Редьярд-гарденс.

Это было в первый раз, когда они назвали его не по фамилии, а по имени. Возможно, Доусон применил такой способ, чтобы сразу ошеломить его.

Барри удивился вопросу. Кто его мог там видеть?

— Я там не был. Вы провезли меня на машине, и я впервые увидел это место.

— Однако ты знаешь про него, — вмешался Лэтхем.

— А как же ему не знать? Живет поблизости, гуляет там с Кэрол. Нашел там игрушку Джейсона, — Доусон бил его фразами, словно боксерскую грушу кулаками.

— Почему бы тебе не сокращать путь домой таким образом, вместо того чтобы шагать через Китайский мост?

Барри знал, почему он не шел этой дорогой. Дома там навевали на него уныние, а с Китайского моста он мог уловить огонек, ждущий его в окошке Кэрол. Но как объяснить это таким людям, как Лэтхем и Доусон? У них обоих были пустые глаза. Как сказать им, что Редьярд-гарденс — не сад, а мертвая улица, где живут мертвецы, а от сада остались только участки осыпавшейся кирпичной стены? Они подумают, что он насмотрелся фильмов ужасов и от этого спятил.

— На меня этот квартал плохо воздействует, — сказал Барри. — Там не на что посмотреть. Я люблю места, где кипит жизнь.

— Кипит жизнь? Вот как?

Из этих слов Барри Лэтхем сделал свои, зловещие выводы.

— Вот, значит, какую жизнь ты предпочитаешь? Более увлекательную? Чтоб все вокруг кипело?

Глаза у него уже не были пустыми. В них зажегся обвинительный огонек, хотя Барри до сих пор не понимал, почему так неловко стал себя чувствовать в обществе этих двух полицейских.

Однако предчувствие, что дела его плохи, овладело им.

Ищейки теперь не оставляли его одного. Они отказывались понять, что он не тот человек, который им нужен. Мать Барри давно определила, какой у нее чувствительный сын, как на него влияет окружающая атмосфера, и что он способен навоображать такого, чего вовсе не было, если сильно на него давить. Им же не верилось, что простой рабочий парень обладает какими-то чувствами. Для них они все были на одно лицо — безмозглые скоты. Наработался, накачался пивом с виски и пошел громить все вокруг, мстить за свою неудавшуюся жизнь.

Барри понимал своих дознавателей лучше, чем они себя. Он заранее знал их мнение о себе. Они спрашивали его об улицах, по которым он проходил. Он отвечал им честно, а они не понимали, почему у него создавалось то или иное впечатление.

Их мозги неспособны были воспринимать впечатления, только конкретные факты.

Выбирал ли он заранее уединенное место в квартале? Соответствовало ли оно его замыслу, чтобы был минимум свидетелей? Планировал ли он преступление? Первое ли это у него преступление подобного рода?

Наступило время ланча, но они не отпустили его, только препроводили в другую комнату для допросов, где какой-то угрюмый детектив молча заполнял бумаги. Потом ему принесли поднос со стандартной скверной пищей и жидким кофе в пластиковом стаканчике.

Лэтхем и Доусон присутствовали оба, когда Барри, перейдя на несвойственный ему непререкаемый тон, потребовал присутствия прокурора и адвоката при допросах.

— Мы знали, что ты, парень, не любишь скучать. Тем более живя с такой миссис, как Стратфорд, и кучей детишек вокруг, а особенно с маленьким Джейсоном.

— Он неплохой малыш, — сказал Барри честно. — И не мешал никому. Только они раньше вдоволь над ним поиздевались.

— Давай, Барри, валяй! Уж он прямо был твой любимчик. Я сам растил такого, и готов был его задушить собственными руками.

— Вряд ли бы вы это сделали, — сказал Барри. — Вы это просто так говорите, чтобы спровоцировать меня. Мне нравилось возиться с ним вечерами. Ведь моя Кэрол… Простите, миссис Стратфорд работала допоздна.

— Значит, ей недоплачивали, раз она брала тебя в бесштатные няньки?

Барри покраснел. Он знал за собой свойство краснеть как кирпич, когда его унижали. Лэтхем даже не ожидал такой реакции и грубо коснулся щеки Барри.

— Не взорвись, парень, а то разнесешь наш участок, и у нас останутся вдовы и сироты.

Но реакция Барри ему понравилась. Он уселся за свой стол с удовлетворенным видом.

В дело вступил Доусон.

— Карты на стол, Барри. Мы с тобой не жульничаем. Мы — самая честная полиция в мире.

Только теперь Барри понял, что они всерьез считают его убийцей Джейсона. Он смотрел на них широко раскрытыми в изумлении глазами и удивлялся их тупости.

— Тело Джейсона мы не нашли, — довольно бойко заговорил Доусон. — И, возможно, никогда не найдем. Впрочем, к тому времени, когда найдем, оно превратится в невесть что. Так что ты, Барри, не откладывай в долгий ящик и сообщи нам какие-нибудь особые приметы: царапины, шрамы и прочее?

Бьюти Изадорос! Вот на что она намекала в разговоре с Кэрол.

— Мистер Лэтхем назвал тебя бесплатной нянькой. Ты сам признался, что ухаживал за ребенком. Нелегкое это дело. Нянькам часто надоедают их подопечные. Они ополчаются против них. Такое случается сплошь и рядом. И уж рука сама тянется стукнуть ребенка, как следует.

— Я и пальцем не тронул его. Ни разу, — сказал Барри и вспомнил, как однажды Кэрол с побоями укладывала спать своего сына.

Но Барри был парень порядочный и привык быть точным и искренним, на свою беду.

— Он, правда, такой малыш, что все время на что-то натыкается или залезет куда-нибудь, а потом сваливается и ревет. Летом он чуть не выбил себе глаз и засадил здоровый синяк, наткнувшись на ключ, торчавший из дверного замка.

Барри помнил этот эпизод досконально. Они с Кэрол собрались втроем с малышом поплескаться в бассейне, а до этого он побежал в магазин за молоком и чем-нибудь более существенным для ланча. Вернувшись, он застал ревущего Джеймса с набухающим кровоподтеком под глазом.

— Забавно, до чего ранимы маленькие дети. Тронь, и они уже в слезах, и прогулка или купание отменяется, — безо всякой иронии произнес Лэтхем. — То у них царапины, то синяки, то ломаются тонкие косточки. В конце концов, это надоедает здоровому взрослому мужчине. А вот у моих сынишек редко случались травмы. Разве не странно? Такая разница! Подумай, Барри. Тебя это не наводит ни на какие мысли?

Барри не имел ни малейшего понятия, куда гнет Лэтхем. Его все больше раздражала эта словесная игра, и было мерзко от паутины, которой его обволакивали полицейские. Он хотел пойти на работу, встретиться потом с Кэрол и вместе с ней искать Джейсона.

Доусон снова стал спрашивать о том, как Барри провел среду.

Барри повторил опять, что он был в кино, смотрел «Темный кристалл». Он был готов пересказать им содержание фильма, но полицейские не захотели его выслушать. По их мнению, он мог посмотреть его не в среду, а раньше.

— У тебя сохранились билеты в кинотеатр?

— А на кой они мне… или вам? Это важно?

— Конечно.

— Я их выбросил, смял в комок. Нечего всякий мусор таскать в кармане.

— Как мне кажется, — сказал Лэтхем, — тебя не было в кинотеатре. Ты пошел по Редьярд-гарденс и увидел Джейсона, сидящего на ограде. Это было впервые, когда его бросили одного на улице? По всей видимости, ты и посадил Джейсона в прогулочную коляску и повез куда-то. Наверное, домой. А может быть, ты его отвез в Лордшип-парк, туда, где густые заросли. Что ты с ним сделал, Барри? И как повел себя мальчик? Кричал? Звал на помощь? Ты зашел слишком далеко, и, чтобы остановить его, ты зашел еще дальше.

Барри их не боялся ни чуточки, ни на йоту. Чувство собственной невиновности защищало его, как броня. Но он был оскорблен. Умолчание в ответах на некоторые вопросы, вообще не имеющие отношения к делу, ставили ему в вину и тем попирали его человеческое достоинство.

В половине шестого Барри отпустили безо всяких извинений. Он догадался, что просто надоел им, и детективы хотят поспеть к домашнему обеду, пока тот не остыл. Хотя общение с полицейскими вызывало в нем отвращение, он согласился с их настойчивым предложением довезти его до дома. Это был еще один их ловкий ход. Весь квартал видел, как Барри доставили домой на полицейской машине с мигалкой, а потом это станет предметом пересудов в скучные вечерние часы.

Прохожие на улице и соседи из окон пялились на него.

Лайла Курор, давно овдовевшая, но, как положено индианке, постоянно облаченная в белоснежное траурное сари и давшая обет ни с кем не заговаривать и не отвечать ни на какие вопросы, вдруг распахнула свое до блеска отмытое окно и жестом указала путь полицейской машине, хотя того и не требовалось.

В Уинтерсайд-Даун никогда не наступали сумерки. Высокие фонари с желтыми лампами превращали ночь в бесконечно длящийся унылый день.

Все жители района, почерпнув сведения из дневных газет, могли запросто сложить два плюс два и сделать вывод, что Барри и прикончил Джейсона, раз его привозят домой на полицейской машине. На первых страницах всех газет было сообщение о некоем человеке, который целый день подвергался допросу. Никаких деталей не приводилось, имя допрашиваемого не упоминалось, зато репортеры много слов посвятили миссис Кэрол Стратфорд, проводящей в тревоге и ожидании дни и ночи в доме, который она делит со своим сожителем, двадцатилетним Барри Мэхоуном. Далее указывалось, что допрашиваемому полицией было как раз двадцать лет, и он местный житель.

Барри содрогнулся. Он купил газету в киоске на Бевин-сквер и почувствовал, что мистер Махмуд, киоскер, и его хорошенькая дочурка с длинными черными косичками разглядывали его с особым интересом.

Полиция опять сама приехала за ним на следующий день.

Была суббота, и он сидел дома. В участке из него снова словесно попытались сделать отбивную. Вопросы были все те же. Его пытались подловить на несостыковках и противоречиях. Барри отвечал спокойно, а если какие-то подробности не мог вспомнить, то искренне в этом признавался.

Его расспрашивали, какой у него характер, вспыльчив ли он, скор ли на физическую расправу, если ребенок нарушает дисциплину, и как он вообще относится к телесным наказаниям. Барри отвечал, как думал, почти механически. Его только волновало, почему лишь его одного взяла в клещи полиция.

В жизни Джейсона был и другой мужчина. Допрашивали они его или нет? Поинтересовались ли они, спросили ли у Кэрол, кто он такой? Барри хотелось крикнуть во весь голос: «Ведь у Джейсона есть отец!»

Он едва не сорвался на крик, но в конце концов сдержался. Уважение к Кэрол, преданность любимой им женщине остановила его. Он вытерпел все вопросы, отвечая «да» или «нет», а иногда отделываясь молчанием. Любопытно, что он потерял всякий интерес к следствию точно так же, как после первого допроса лишился страха перед полицейскими.

На этот раз его уже не везли с шиком, он возвращался домой пешком. Кэрол отсутствовала. Ее заменяла записочка — два крестика означали два поцелуя, чтобы он не подумал, что она его забыла и перестала любить.

Барри попробовал поглядеть по телеку матч «Ипсвич» — «Арсенал», но не смог сосредоточиться на игре. Его мозг был занят лишь одной мыслью, которая раньше никогда не занимала его.

Невольно он взял в руки рамку с фотографией Дэйва. Это был портрет улыбающегося, беззаботного, абсолютно счастливого человека.

Снимок был сделан за месяц до гибели Дэйва. Его тело расплющилось вместе с трейлером где-то в горах Хорватии.

Барри трудно было представить Дэйва и Кэрол с Таней и Райаном как сплоченную, благополучную семью. Он сам не понимал, почему, но ему казалось, что Кэрол никак не вписывается в эту картинку. И все же она настаивала, что было именно так

А потом?

Как она строила свою жизнь после трагедии?

Ее детей взяли под опеку, она оказалась предоставлена самой себе. Но такая красотка не могла долго бродить одна-одинешенька. Кто занял место Дэйва?

Барри пытался размышлять о том, что ощущала Кэрол и как вела себя, оставшись без спутника жизни, пусть даже на короткий период. И какие мысли мелькают сейчас в ее хорошенькой головке, когда у нее есть время заняться любимым делом — например, разглядыванием витрин или выпивкой в пабе вместе с Айрис и Джерри?

Если Барри постоянно вспоминает о Джейсоне, то уж она должна думать о нем непременно. Ведь она женщина, его мать, она его рожала, он рос и менялся на ее глазах, превращаясь из бесформенного трогательного комочка в уже смышленого мальчика, который потом станет мужчиной. Барри твердо знал, что если бы он был женщиной, то, оказавшись на месте Кэрол, ни на секунду не оторвался от дум о Джейсоне. Но это он такой, особенный, и не смеет судить других людей с иными характерами и представлениями о жизни.

Он, занимаясь любовью — и с Кэрол, и с другими женщинами до нее, — никогда не забывал, что этот акт приводит к рождению ребенка. Но какое право он имеет требовать от других такого же образа мыслей?

Движимый вполне понятным импульсом, Барри захотел сделать этот вечер приятным для них обоих и упрятать подальше в глубь души все свои сомнения.

Вино, жареный цыпленок, салат — почему бы ему ради нее не приготовить настоящий домашний ужин?

Выйдя на главную улицу Уинтерсайд-Даун, Барри не встретил ни одного знакомого лица. Все куда-то подевались, сделав необходимые покупки, и юркнули в свои норки. Когда он тоже нагрузил пакеты, как раз зажглись желтые фонари, отгоняя подступившую ночь.

Не очень разумная идея поговорить с Морин подтолкнула его проделать путь обратно к Уинтерсайд-роуд, к каналу и Китайскому мосту. Он прошел мимо дома Морин в нерешительности. Вряд ли она что-либо ему расскажет, да и, поскольку была суббота, Иван уже сидит на диване перед телевизором.

На мосту появилась новая надпись, сделанная кроваво-красной краской: «Цыплят надо душить». Барри усек смысл зловещей надписи. Он был достаточно молод и нелюбим в округе, но у него хватало ума не заниматься подобной глупостью.

Вода в канале сегодня была чистая, он мог видеть камешки на дне и осколки разбитых бутылок

Парни на мотоциклах перекрыли Китайский мост с обеих сторон. Они не убирали свои рычащие машины с прохода, и никто не заботился навести порядок Вместо того чтобы гонять по предоставленным им площадкам, они стояли на месте и давили на газ, отравляя воздух выхлопами.

Их шины оставляли на недавно посеянном газоне отвратительные следы.

Главарь компашки носил черную кожу, а на голове — гребень. Хупи — так его звали, вспомнил Барри.

Другой носил прозвище Окольцованный. И правда, его нос был проткнут массивным уродливым кольцом. Он что-то хрипло выкрикнул, когда Барри протиснулся между их разгоряченными механизмами. Они не остановили его, но сказали что-то грязное, что-то мерзкое ему вслед. Такое же они кричат и девчонкам, и старухам. Он много раз это слышал.

Грязное слово — не удар по шее и, слава богу, не пуля. Брань на воротах не виснет. Но настроение у него упало.

Как всегда, из смешного суеверия Барри начал считать домики на другой стороне канала, и обрадовался, что в окнах восьмого по порядку горел свет. Хорошая примета. Значит, Кэрол уже дома. Он ускорил шаг.

Мотороллеры и мотоциклы взревели у него за спиной, но не все одновременно, а по очереди. Мотовсадники догнали Барри и стали крутиться вокруг него, отстав только, когда он переступил через порог.

В доме было множество зеркал, даже чересчур много, по мнению Барри. Кэрол стояла перед самым большим из них, расположенным в холле, и возилась с каким-то поблескивающим парикмахерским приспособлением, воткнутым в электрическую розетку.

— Что это? — поинтересовался Барри, обняв ее за талию.

— Щипцы для горячей завивки. Необходимая вещь для создания шикарной прически. Я умыкнула ее на барахолке на Бент-кросс из кучи всякой рухляди.

Ее отражение в зеркале одарило его очаровательной улыбкой. Она возвращалась к нормальной жизни, становилась такой, какой была и должна была быть.

Касаясь ее тела, Барри ощутил и прежнюю податливость, и ту магическую энергию, которая обычно исходила от нее. Он уже знал, что этой ночью они займутся любовью, а может, не вытерпев, не станут ждать наступления ночи. Завивая волосы и призывно улыбаясь, Кэрол чуть откинулась назад, отдавая себя во власть его рук

— Я принес цыпленка, — сказал он. — И две бутылки вина. Разве тебе хочется сегодня куда-то выходить? Не провести ли нам вечер дома?

— Как скажешь, любимый, — произнесла она мечтательно.

Барри отнес сумки с покупками на кухню. Он не мог не улыбнуться, видя, как Кэрол не терпится опробовать новые щипцы, безделушку, главную радость от обладания которой доставляло ей то, что она не заплатила за нее ни пенни.

Это было типично для Кэрол, для той прежней Кэрол — ворваться с лету в дом и сбросить пальто на пол, потому что ей не хватало терпения раздеться и вообще чего-то ждать.

Он подобрал с пола ее пальто, сумочку, перчатки и какие-то мелочи, выпавшие из карманов или полуоткрытой сумочки. Среди них он обнаружил смятую бумажку. Это был чек за покупки в «Бутсе», а на обороте адрес: «Терри, Спринг-клоуз, 5, Хэмпстед». Писала не Кэрол. Почерк был явно мужской. Когда она выходила из дома, то встретила человека, которого знала раньше, а он, вероятно, поменял адрес со времени их последнего свидания. Барри стало ясно, почему она так возбуждена и ласкова с ним. Эта встреча напрочь перевернула весь ее душевный настрой.

Этот мужчина не стал бы записывать на случайной бумажке свой адрес и вручать его Кэрол, а Кэрол — сохранять его, если бы не имела намерения встретиться с ним опять. Барри решил расспросить ее по этому поводу, также как и выяснить, кто отец Джейсона. Такой разговор не сулил ничего хорошего. Вполне возможно, что встреченный ею сегодня мужчина и отец Джейсона — одно и то же лицо.

Барри обязательно задаст ей эти вопросы, но после неспешных ласк в постели. А пока он вернул бумажку с адресом обратно в сумочку и защелкнул замочек