"Чайка" - читать интересную книгу автора (Бирюков Николай Зотович)



Глава вторая

Начинало светать, а разведчиков все не было. Партизаны настороженно вглядывались в туман, стлавшийся над Волгой.

Что означала стрельба, которую они слышали час назад на том берегу?

Зимин подозвал райкомовца Сашу.

— Надо узнать.

— Есть узнать, товарищ командир!

Саша разделся и, держа в зубах белье, вошел в холодную воду. Плыл осторожно, стараясь не всплескивать волн. Вот и кусты. Лодка, спрятанная в них, тихо покачивалась. На дне ее Саша увидел танечкины туфли и федины сапоги. Он оделся и осторожно шагнул в кусты.

До Головлевской МТС пробирался лесом, вышел на дорогу и в нерешительности остановился: итти прямиком или?.. Он посмотрел на высокий эмтеэсовский забор и, вздрогнув, едва удержал вскрик: у забора с раскинутыми руками лежала Танечка. Саша подбежал к ней, приподнял голову и, заглянув в ее мутные, остекленевшие глаза, опустил руки.

Земля на дороге была исслежена тяжелыми сапогами, а у края канавы взрыта и приплюснута: похоже было на то, что здесь барахтались в схватке несколько человек. Трупа Феди нигде не было.

Со стороны села донеслись гудки автомашины. Саша поднял застывшее тело Танечки и побежал с ним к реке.

Когда Саша вернулся, Катя сидела в землянке перед радиоприемником и записывала сводку Советского информбюро. Выбежав на шум, быстро окинула взглядом поляну. Распростертого на земле трупа Танечки сразу не заметила.

— А где?.. — и пошатнулась, увидев в руках Саши федины сапоги.

— Катюша! Ты что?.. — испугалась Зоя.

Катя попыталась что-то ответить — и не могла: в груди было тесно и душно, а руки и ноги словно обледенели. Да, теперь окончательно прояснилось то, о чем она смутно догадывалась в последние дни: она любила. Сердце отказывалось поверить в гибель любимого. Но сапоги и… труп… труп Танечки!

На нее смотрели, и она нашла в себе силы сдержать крик боли. Молча ушла от товарищей и долго без цели, без мыслей ходила по лесу.

Услышав голоса, остановилась. В просветы деревьев голубовато, как стекло, поблескивала Волга.

По обломкам взорванного моста лазили немцы, трогали серые глыбы бетона, из которых, словно надломленные кости и спутавшиеся обрывки сухожилий, торчали двутавровые балки и арматурные прутья.

На берегу стояли три танка и несколько автомашин. У самой кромки берега, оглядывая реку, разговаривали два немца. На плечах у одного отсвечивали обер-лейтенантские погоны.

«Наверное, это и есть главный гестаповец Карл Зюсмильх, про которого рассказывала Маруся», — догадалась Катя. Второй был одет в прорезиненный плащ и серую широкополую шляпу. На вид ему можно было дать лет сорок. Лицо продолговатое и резко суженное к подбородку. Он что-то крикнул, и немцы стали выбираться на берег.

Сжимая гранату, Катя смотрела на отъезжающие машины и старалась припомнить, зачем она пришла сюда, что-то очень важное нужно было сделать, а что — забыла.

Она вышла из-за деревьев. На том берегу вдали темнела окраина Головлева.

«Да… Головлево», — вспомнила Катя.

Все время, пока она ходила по лесу, у нее было желание самой посмотреть следы, которые остались на дороге от Феди и Танечки. Она застегнула тужурку и пошла к берегу.

В отряд вернулась на рассвете. Позади землянок, склонившись над ручьем, мыл сапоги Зимин. Он был босой, в нижней рубашке с расстегнутым воротом. Казалось, вместе с военным френчем и портупеей он снял с себя и командирскую строгость, и Кате захотелось обнять его и, как родному отцу, рассказать об открывшейся в ней горькой любви. Она подумала, что лучше Зимина никто не поймет, как хочется ей сейчас, чтобы он, ее Федюша, был здесь, рядом с ней, среди своих товарищей.

— Посиди, — увидев ее, предложил Зимин.

Она присела на толстый корень ивы.

Ручеек журчал тихо и шепеляво. От землянок доносились протяжные звуки гармони, и несколько голосов, мужских и женских, тихо напевавших:

На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой…

— Тяжело? — спросил Зимин.

— Тяжело…

— Д-да… Трудная наука…

Катя медленно подняла на него глаза.

— Какая?

— Уметь сердца железными сделать. Трудно, а надо… Надо ведь, дочка, а?

Помолчав и смотря прямо перед собой, она согласилась:

— Надо.

И почему-то вдруг после этого решительно произнесенного слова у нее прошло желание поделиться с кем бы то ни было своим горьким чувством.

— Я дал приказ доверенным в Головлеве и в ближайших селах тщательно проверить: может быть, Федя ранен и подобран колхозниками, — сказал Зимин обуваясь.

Щеки Кати порозовели.

— Знаешь, отец, я тоже так думаю… А может так быть?

— Конечно, может!

— Наверное, так и есть. От того места, где он отбивался, ни в одну сторону его следов нет.

Зимин изумился:

— Ты там была?

— Была.

Он поднялся, и они пошли к землянкам.

— Немцы, видно, собираются мост строить.

— Мост? — Зимин резко остановился.

Катя рассказала ему о том, что видела на Волге под Головлевом, и он нахмурился.

— У тебя встреча с Марусей сегодня?

— Да.

— Скажи ей, чтобы постаралась точнее выяснить насчет моста.

— Хорошо.

— И о Феде… Пусть побывает в Певске.

— Хорошо… — снова помрачнев, отозвалась Катя. Об этом она тоже думала. Отсутствие фединых следов у места схватки можно было объяснить двояко: или подобрали свои, или схвачен немцами. Но попасть к гестаповцам — это куда страшнее, чем смерть.

— Скажу, — добавила она еле слышно.