"Загадка 602-й версты" - читать интересную книгу автора (Мильчаков Владимир Андреевич)

V 602-я не отвечает

Явно обрадованный уходом следователя, Данило Романович уговорил Ивана остаться пообедать. Наблюдая за Когутом, Иван видел, что, после того как увезли тело жены, старый партизан взял себя в руки. Но, отвечая на вопросы Горина и разговаривая с Иваном, он делал это словно механически, все время занятый какой-то мыслью.

Уселись обедать. На столе появилась бутылка, купленная еще Галей для выпивки после бани. Данило Романович по-сибирски разлил водку в большие граненые стаканы.

— Ну, за ваше...— поднял он свой стакан.

— Назло врагам!..— чокнулся с ним Полозов. Выпили и захрустели холодными с ледком пластинами квашеной капусты. Иван думал: «Начать спрашивать сейчас или отложить до приезда Могутченко?.» И решил: «Сейчас».

— Данило Романович, почему вы следователю не все рассказали?— начал Иван разговор, глядя в упор на Когута.

— Как это не все? Рассказал, как было,— ответил Когут, но вдруг смутился, отвел глаза и торопливо начал разливать остаток водки в стаканы.

— Нет, не все,— не спуская с него глаз, повторил Иван.— О том, кто у вас был в пятницу перед моим приходом, вы Горину ничего не сказали. А ведь надо было.

К удивлению Ивана, Данило Романович довольно спокойно отнесся к этому вопросу. Он хитровато, но с некоторой долей удивления взглянул на собеседника.

— Заметил, значит? Догадался.

— Догадался.

— Дым от курева подсказал?

— И дым, и наган в вашем кармане, и то, что вы суетились не в меру, и Галя была необычная, встревоженная.

— Зорок,— определил Когут.— А я, старый дурак, думал, что провел тебя.

— О тех, кто приходил, нужно было сказать следователю,— повторил свою мысль Иван.

— Нельзя,— просто и суховато отрезал Когут.

— Почему?

— Потому что он следователь. Через бумаги узнать правду хочет. Тут не расследовать, тут воевать надо. Бить!

— Да, мне тоже сдается, что бить придется,— согласился Иван, сам не замечая, что заговорил интонациями Могутченко.— Вот если бы в пятницу сказали мне об этом, может быть, обошлось бы без боя.

— Чего ж ты сам-то не спросил тогда?— глухо спросил Когут и нахмурился.

— Видел, что вы встревожены и Гале не по себе,— проговорил Иван и сразу же пожалел. Лицо Когута снова стало чернеть, как в то время, когда он нес тело Гали, но Данило Романович вновь пересилил себя.

— Я тебе все расскажу, Ванюша,— по-прежнему глухо и не глядя на Полозова, заговорил он, впервые назвав Ивана просто по имени.— Теперь мне ничего не страшно. Дай срок, сегодня же расскажу. А ты уж сам все Могутченко объяснишь. Теперь вижу, одному мне не выстоять. Вот обряжу скотину, сделаю обход, провожу четырехчасовой на Москву и тогда поговорим. Долгий разговор у нас будет. Потому не спешу, но и откладывать не желаю.

Не прибирая со стола, Данило Романович встал, оделся и, захватив два ведра с пойлом для коровы, ушел в хлев.

Полозов долго ждал его возвращения. Позвонили из казармы и сообщили, что на станцию едет Могутченко.

— Пришлите дрезину!— приказал Полозов и, быстро одевшись, вышел на крыльцо. Данилы Романовича во дворе не было. Иван направился к коровнику. Неожиданно до его слуха донеслось что-то похожее не то на стон, не то на мычание. Стараясь ступать неслышно, Иван подошел к полуоткрытой двери хлева. Данило Романович стоял, обхватив руками столб, поддерживавший крышу хлева. Зажав в зубах снятый с головы треух, он бился виском о столб и глухо стонал. Иван тихо отошел, вернулся на крыльцо и оттуда окрикнул Когута. Не сразу появился в проеме дверей хлева Данило Романович, а когда появился, то, не выходя на свет, хрипло сказал:

— Я скоро, Ванюша. Кончаю уже.

— Мне придется уйти на часик-полтора.

— Конечно, иди. Приходи сразу после четырехчасового.

— Обязательно. Я вместе с Могутченко приду.

— Что ж, приходи с Могутченко,— после небольшой заминки ответил Данило Романович.

— Может, прислать вам сюда пару ребят, Данило Романович?— подходя поближе к хлеву и понизив голос, спросил Иван.— На всякий случай.

— Да ты что?— даже удивился Когут и вышел на свет. Лицо его было мрачно, глаза горели лихорадочным блеском, но были сухи, без следа слез.— На что мне твои ребята? Сейчас я в обход иду. На путях чужого близко к себе не подпущу, да и в дом ко мне теперь дуриком не заскочат. Знают, что я настороже. Иди спокойно, не сомневайся.

Подошла дрезина и остановилась против казармы.

— Вы уж дверь-то, пожалуйста, держите на запоре,— сказал на прощание Иван.— Да и сами берегитесь.

— Не сомневайся, поберегусь,— ответил Данило Романович.— Пока за Галину не рассчитаюсь, беречься буду,— он зашел в сени, вынес замок и запер дверь. Иван видел, что из-под полы полушубка Когута чуть выше подпояски торчит рукоятка нагана.

Поднявшись на насыпь к дрезине, Иван огляделся. На путях ни души. В лесу, сколько мог рассмотреть глаз — тоже. «Быть может, оставить Коршунова здесь на всякий случай?— подумал Иван, взглянув на бойца, приведшего дрезину.— Обратно один поеду». Но кругом так светло и спокойно, первый снег придавал всему вокруг праздничный нарядный вид. Обычно хмурый сосновый бор, казалось, улыбался, поблескивая миллиардами снежинок-бриллиантов. «Не решатся они среди бела дня наскочить,— решил Иван.— Да и вернусь через час-полтора, еще солнце не сядет». Оглядев окрестности, Полозов помахал рукой Даниле Романовичу, выходившему из коровника с пустыми ведрами, сел рядом с бойцом на скамейку, и дрезина, с ходу набирая скорость под сильными руками Коршунова, помчалась к станции.

В казарме Полозова ожидал Могутченко.

— Что показало вскрытие?— нетерпеливо спросил Иван, забыв даже поприветствовать начальника.

— Дело темное,— понизив голос, чтобы не слышали за перегородкой, ответил Могутченко.— Задушена, но очень странным способом.

— Веревкой?

— В том-то и дело, что руками. Даже одной рукой. Правой. И всего двумя пальцами, большим и указательным.

— Чего же тут странного?— не понял Полозов.

— А то, что сила необыкновенная. Размозжены не только горловые хрящи, но и отростки шейных позвонков.

— Да что ты!?— поразился Иван.— Тисками горло сдавливали, что ли?

— Почище, чем тисками,— подтвердил Могутченко.— Говорят, где-то в Африке есть обезьяны, которые способны такую шутку проделать. Гориллами называются.

— С ума сошли твои эксперты!— рассердился Полозов.— Невесть что брешут. А дактилоскопы что?!

— В том-то и дело, что про обезьян мне сказал Сладков. Начальник НТО. Он говорит, что такие... как-то по-научному называются концы пальцев... вот черт, забыл название. Так вот: такие концы пальцев бывают только у горилл.

Собеседники замолчали.

— Как Когут?— спугнул молчание Могутченко.

— Держится.

— Выкладывай все, что есть, кроме того, что Горину известно.

Прежде всего Полозов доложил начальнику о гибели Старостина, затем о следе деревяшки Когута среди следов спутников.

— Может, это случайность?— не поверил Могутченко.— Может, Когут позднее по этому месту проходил?

— Нет,— категорически отверг догадки начальника Иван.— След начался с этого места и вел к насыпи. Обратного следа нет.

— Как же он мог начаться с этого места?— удивился Могутченко.— С неба, что ли, спустился, аки архангел, и обратно вознесся?

— Это и меня удивило,— признался Иван.

— Чем же ты все это объясняешь?

— Ничем,— развел руками Полозов.— Пока ничем. Знаю только, что Данило Романович не мог участвовать в убийстве Гали.

Могутченко с минуту пристально глядел на Полозова, но молодой чекист не отвел глаз в сторону.

— Почему ты не показал этот след Горину?

— Во-первых, по твоему же приказу, я, как Ванька-взводный, не должен разбираться в таких делах,— попробовал отшутиться Иван, но, увидев как посуровели глаза начальника отдела, не кривя душой, сказал правду.

— Покажи я Горину этот след, он сразу же арестовал бы Когута.

— Ну и что же?

— Так не был же Данило Романович заодно с бандитами, говорю я тебе. А Горин этому не поверил бы. Для него главное факт, а не человек. Главное версия,— вспомнил Иван обозлившее его слово.— Арестуй мы сейчас старика, так он, узнав, что мы ему не доверяем, с горя сразу же загнется. А ведь это наш человек! Красный партизан!

Снова установилось долгое и тягостное молчание.

— Ладно!— тряхнул курчавой головой Могутченко.— Я тебе поверю. Но вот поверит ли прокурор, если Когут окажется сообщником и нарежет винта куда-нибудь за Красноярск, в тайгу. Там его и с собаками не сыщешь.

— Не нарежет!— с радостным облегчением выкрикнул Полозов.— А насчет прокуроров, так они меня на каждом деле пугают, что данных мало и факт преступления не доказан, а потом кряхтят и подписывают санкции.

— Если ты в этом деле промахнешься, то в тебя вцепится не обычный прокурор, а военный. Эта братия похуже чертей. Гражданские прокуроры перед ними просто ангелы. И выручать я тебя не буду, не надейся.

— Есть не надеяться на выручку,— весело сверкнул глазами Полозов, поняв, что в этом запутанном деле начальник на его стороне.

— Выкладывай дальше, что у тебя есть.

Прислушиваясь к шуму проходящего через станцию четырехчасового поезда, Иван начал рассказывать, что произошло в пятницу, о том, как держался Данило Романович с Гориным и что сказал на прощание ему, Полозову.

Рассказ Ивана был прерван резким звонком. Встревоженный дежурный по станции доложил, что казарма шестьсот второй версты не отвечает на звонки.

Могутченко это сообщение необычайно взволновало. Сунув в карман недокуренную трубку и надевая полушубок, он на ходу приказал:

— Выводи и свою дрезину! Всех свободных от нарядов бери с собою. Быстро!

Через несколько минут две дрезины затормозили против домика Когута.

Бойцы, пробежав по снежной целине, охватили кольцом полянку. Могутченко и Полозов с двумя бойцами, убедившись, что двери в сени заперты изнутри, подошли к окнам. Задернутые занавески мешали разглядеть что-либо. Взобравшись на плечи бойца, Иван заглянул поверх занавески. Первое, что увидел, была нога Данилы Романовича, лежавшего на топчане. На столе по-прежнему было не прибрано после обеда. Но среди грязной посуды и стаканов Иван увидел еще одну недопитую бутылку водки. Откуда она взялась? Потом он разглядел, что на столе стоят два полных стакана, а третий валялся на краю стола в водочной луже.

Соскочив на землю, Иван доложил Могутченко об увиденном. Оба кинулись к двери в сени. На стук никто не ответил.

Под нажимом плеча начальника отдела дверь жалобно затрещала, подалась и наконец, не выдержав, сорвалась с крючка.

С оружием на боевом взводе Могутченко и Полозов вошли в первую комнату. Но стрелять было не в кого. Домик был пуст. На топчане, в спокойной позе, словно прилег отдохнуть, лежал Данило Романович. Но на горле старого партизана наливались сиреневой чернотой точно такие же пятна, какие Иван видел на горле Гали. Данило Романович был мертв и, судя по всему, умер еще до прихода четырехчасового.

Не только Иван, даже Могутченко растерялся. Куда девались преступники?

Запертая изнутри дверь сеней расшифровывалась быстро. Крючок на косяке, поставленный на попа, при крепком ударе дверью падал и попадал в петлю. Но это сразу же натолкнуло обоих чекистов на мысль, что среди преступников были люди, знавшие эту особенность крючка в домике Когутов. Куда же девались преступники, выбежав из домика после убийства? На оледеневшей тропинке не было никаких следов. Но не было следов и уходивших в лес. Значит, преступники все же вышли на железнодорожный путь. На станцию пойти они не могли. Там каждый новый человек как на ладони. Значит, они ушли по линии в глубь леса к переезду, на дорогу, ведущую в деревушку, где жили возчики и большинство лесорубов.

Иван знал, что до этой дороги не более полутора верст. Маловероятно, что преступников удастся догнать, но все же, взяв с собою четырех бойцов, он кинулся в погоню на дрезине.

Через четверть часа они остановились у переезда. В темноте мимо них время от времени проезжали припоздавшие в лесосеке возчики. Продолжать погоню было бесполезно. Преступники, если их и не ждали здесь, безусловно, уехали, подсев поодиночке на сани к любому возвращавшемуся порожняком возчику. Попробуй сейчас разыскать их в десятке деревень и хуторов. Проверить, не ушли ли преступники в лесосеки? Иван даже плюнул от огорчения. Попробуй разыскать, коль лесосеки тянутся отдельными участками не на один десяток километров на окружности.

Иван счел за лучшее прекратить погоню и повернуть обратно.

Могутченко сидел у стола и вертел в руках наган с серебряной пластинкой на рукоятке. Иван сразу же узнал оружие Когута.

— У него из кармана вынул?— спросил он, кивнув на тело Данилы Романовича, после того как доложил Могутченко о бесцельности погони.

— На полу валялся,— ответил начальник отдела и поднес наган стволом к носу Полозова.— Чуешь, чем пахнет?

— Недавно стреляли!— удивился Иван, услышав пороховой запах.

— Да,— кивнул Могутченко.— Успел один раз выстрелить.

— Неужели промахнулся?

— Вот она,— Могутченко стволом нагана показал на стену выше двери. В бревне, почти у самого потолка, чернело маленькое пулевое отверстие.

— Стрелял он, похоже, отсюда,— подошел Могутченко к топчану, на котором лежало тело Когута.— Видимо, сидя стрелял в упор. А тот, в которого стрелял, сидел за столом напротив. Успел подбить руку. Поэтому и стакан с водкой опрокинул. А второго выстрела Когут сделать не успел. Прикончили.

Иван осторожно стал рассматривать бутылку с остатками водки, стаканы, но Могутченко, махнув рукой, остановил молодого чекиста.

— Бесполезное занятие. В перчатках были. Видать, ученая публика. Посмотри, что они там натворили,— кивнул начальник отдела на соседнюю комнату.

Иван шагнул в горницу и остановился в изумлении, Уютная комната была разгромлена. Аккуратно застланная до этого постель стояла костром, белье и одежда, хранившиеся в двух сундуках, выброшены на пол, половина книг тоже валялась на полу, но некоторые полки остались нетронутыми.

«Не успели,— сообразил Иван.— Спугнули их звонки дежурного. Поняли сволочи, что сейчас мы нагрянем, и смылись».

— Хотел бы я знать, что они искали,— сказал Иван, глядя на весь разгром.

— Это-то мы, возможно, узнаем позднее,— обнадежил Ивана Могутченко.— Меня больше интересует — нашли ли они то, что искали.

— Нет, не нашли. Уверен, что не нашли.

— Откуда ты знаешь?

Иван высказал свои соображения насчет книг и третьего небольшого сундука, до которого бандиты не успели добраться.

— Ставлю тебе пять с плюсом,— насмешливо взглянул на Ивана Могутченко.— А если они нашли и потому прекратили поиски?

— Не думаю. Когут знал, чего они добиваются, и, конечно, запрятал это подальше. Бандитов просто спугнули звонки дежурного по станции.

— В общем, нам предстоит, кроме поимки неизвестных убийц, помешать неизвестно кому похитить неизвестно что, запрятанное хрен знает куда,— меланхолично подытожил Могутченко.

Начальник отдела явно был настроен пессимистически. Но Иван никак не мог согласиться с тем, что дело окончательно проиграно.

— В общем-то мы должны найти то, чего не сумели найти налетчики,— уточнил он.

— Желаю успеха,— кивнул Могутченко и, покосившись на Полозова, будничным тоном сказал:— А я ведь хотел забрать тебя отсюда. Вижу, что ты поздоровел, хотя моей руки, пожалуй, еще не разогнешь.

— Не-е-т,— протянул Иван.— О переводе я просить тебя не буду. Да ты и сам меня сейчас отсюда не выпустишь. Ох, и хитрющий вы народ, хохлы!

— Хохлы народ вежливый, начальство уважают, не чета вам, кацапам,— беззлобно огрызнулся Могутченко.— В данном случае ты, похоже, прав. Разыскать то, к чему тянется эта сволота, ей, видимо, еще не удалось. Значит, мы должны взять его... в общем хрен знает что, но должны взять раньше, чем его сцапают эти прохвосты. Похоже то, что они ищут, очень ценная... то ли вещь, то ли бумага, то ли еще что-нибудь. Недаром они на три убийства сразу решились. И ведь знают, что если мы их возьмем, меньше расстрела не будет. А искать все это придется тебе. Так-то вот, товарищ Полозов. Сейчас сюда приедут Горин и Шубин. 0ока время есть, давай свои соображения.

— Мне кажется...— начал Полозов, помолчал и начал снова:— Вообще я уверен, то, что они ищут, находится где-то здесь, в этом доме. Преступники, конечно, придут сюда, чтобы найти и взять то, что их интересует. Тут я и должен их накрыть.

— Как же все это ты думаешь организовать?— с порядочной долей ехидства спросил Могутченко.— Круглосуточную засаду? Так ведь они не дураки, на пустой крючок не клюнут.

— Над этим надо подумать,— после короткой паузы ответил Иван, хотя в общих чертах замысел будущей операции уже сложился в его голове.— Знаешь что? Время у нас еще есть. Похороны, опись имущества, вывоз имущества займут дня два-три. Эти дни я и часть моих бойцов будем находиться здесь на законном основании. Пусть Горин эти дни, не торопясь, ведет следствие, делает опись имущества. Под его прикрытием я обшарю в домике каждую щель, каждую половицу. Может быть, найду тайник. А если нет, то за это время отработаю план дальнейших действий и доложу тебе.

— Ладно,— согласился Могутченко.— Только запомни. Ты командир взвода охраны. Преступники не должны разглядеть в тебе чекиста, а только исправного служаку. Я не хочу, чтобы в тебе еще одну дыру сделали. Могут ведь угодить и ниже плеча. Никакой агентурной работы. Все, что нужно по этому вопросу, сделают другие. А ты следи, думай, решай и действуй быстро и смело, но осторожно.

— Нужно по агентуре проверить, нет ли среди лесорубов таких, которые приехали из Сибири, особенно из-под Красноярска,— предложил Иван.

— Это сделаем мы. С агентурой среди лесорубов у нас слабовато. Сезонники. Да и те, кого мы искать будем, тоже не дураки. У них, конечно, превосходные липовые документы. Какие-нибудь вологодские или костромские. В общем, все материалы по сезонникам получит Горин. Он поведет следствие и дальше. Если появится какая-либо ниточка, сообщим.

— А какая ниточка до этого была у Горина?— спросил Иван.

— Очень ненадежная. Анонимка. Даже не одна, а  три. И все разной рукой писаны. Обвиняли Когута в предательстве. Якобы он выдал белой контрразведке группу наших людей.

— Данило Романович?! Не может быть!— горячо заступился за покойного Иван.

— Я тоже так считаю. Но в анонимке указывается один конкретный момент. Действительно погибло много товарищей, а сам Когут уцелел. Люди, которые проверяли это дело по горячему следу, полностью обелили Когута. Но, к сожалению, все они погибли. Ни один до конца гражданской войны не дожил. У чекистов в те годы жизнь короче, чем сейчас, была.

— Не верю я в предательство Данилы Романовича,— повторил Полозов.

— Вот чудак-человек. Да никто этому не поверил. Анонимкам хода не дано. Сам Когут даже и не подозревал о них.

— Интересно бы взглянуть на эти анонимки.

— Не просто интересно, нужно,— поправил Ивана Могутченко и вытащил из своей полевой сумки большой конверт из черной плотной бумаги.— Вот привез тебе увеличенные фотокопии всех трех. Полюбуйся, может, догадаешься, кто их стряпал.

Иван, внимательно посмотрев на фотоснимки, сразу же выделил один из них.

— Вот этот почерк мне знаком,— сказал он, протягивая снимок Могутченко.— Кто так пишет, не помню, но определенно знакомый почерк.

— Да ну!— обрадовался Могутченко.— Постарайся вспомнить. Это, брат, такая зацепка. Вспоминай, душа из тебя вон!

— Вспомню,— пообещал Иван, пряча снимки в свою полевую сумку.— Только я вот чего не понимаю. Если бандиты хотели что-то получить от Данилы Романовича, зачем они писали анонимки. Ведь анонимкам могли поверить, Когута посадить, и он стал бы для них недоступным.

— Сдается мне, они хотели, чтобы Когут понял, что мы ему не верим. Тогда бы он мог покладистее стать и пойти с ними на сговор. Только у покойного был не тот характер. Он вон им чем ответил,— кивнул Могутченко на след пули над дверью.

Чуть не целую неделю отняли у Ивана Полозова возня со следователем, похороны и оформление документов. Вскрытие произвел доктор Шубин. Вывод: Когут погиб от причины, погубившей и его жену. Был задушен рукой, необычной для человека силы и размера.

Выполнить желание Данилы Романовича — похоронить Галину на том месте, которое она очень любила при жизни, не удалось. Никто не знал, где это место. Поэтому Галю, Данилу Романовича и Гришу Старостина похоронили в районном центре в селе Богородском на обычном кладбище. Народу на кладбище собралось очень много, несколько тысяч. Кроме станционных, пришло много лесорубов, лесовозчиков и жители по крайней мере десятка ближайших деревень. День был воскресный, зимой людям в деревне вообще делать нечего, скучно, даже похороны — развлечение. О трагической гибели Когутов и молодого бойца по окрестности ходили самые невероятные слухи. Поэтому большинство присутствующих на похоронах были просто любопытные, тем более что похороны предстояли необычные без попов, но с оркестром, приехавшим с Узловой. На могилах вместо крестов были установлены пирамидки, увенчанные пятиконечными, покрашенными суриком звездами. Пирамидки сварили из листовой стали железнодорожники, и подвыпившие мужики толковали, что из каждой выйдет не меньше чем на десятку добрых лемехов. На пирамидках были укреплены под стеклом фотографии погибших. У Данилы Романовича нашли только фотографию, снятую лет пятнадцать тому назад, где он выглядел совсем молодым.

— Господи сусе...— охали старухи, глядя на фотографии.— Какие все молодые да красивые. Им бы жить да жить, а они в одночасие... упокой их, господи, хоть и без попов похоронены.

Иван Полозов стоял у могилы и перебирал взглядом лица в столпившейся около могил и оркестра толпе. Возможно, где-то здесь стоят и те, кто убил Когутов и Старостина. Он пытался угадать их среди множества молодых и старых лиц. Ему казалось, что он сможет узнать их по выражению глаз, по злорадству затаенных улыбок. Но все лица казались одинаковыми. Убийцы умели хорошо маскироваться под честных, сочувствующих чужому горю людей.

Домик на шестьсот второй версте опустел. Вновь принятый на работу обходчик ни за что не соглашался жить там, где только что погиб его предшественник. Он предпочитал в каждый обход делать по нескольку верст лишних, но жить остался на станции.

Это дало возможность Полозову и Горину обшарить домик Когутов от фундамента до князька. Подполье под домом было просто перекопано, выстукан каждый вершок стен, проверена каждая половица и каждая балка в потолке, по листику перелистана каждая книга из библиотеки Данилы Романовича. Так же тщательно были обысканы все надворные постройки, но никакого тайника не было. Наконец Полозов и Горин единодушно пришли к выводу: больше искать негде. Необходимо было решать, как поступить с имуществом, оставшимся после погибших.

Родных и близких у Когутов не было. Младших: брат Данилы Романовича в это время находился за кордоном и вызвать его пока не удалось. Поэтому всю живность из хлева Когутов отправили на Узловую и отдали в распоряжение детского дома. Книги и одежду по указанию Могутченко, перевезли на время в казарму к Полозову и сложили в небольшой внутренней кладовке.

Еще сам не зная почему, прислушиваясь к какому-то невнятному голосу собственной интуиции, Иван перевозил вещи и книги Когутов в свою кладовую в мешках. Ни один предмет из мебели не был вывезен из опустевшего жилища путевого обходчика. Столы, стулья, табуретки, шкафы и сундук, в который Ивак сложил посуду, он приказал перетащить в горницу. Деревянную ногу Когута спрятал за опустевший шкаф в горнице.

Затем Полозов приказал приделать к двери горницы петли и запер ее на висячий замок. Оставшись один в комнате, Иван вырвал из полы своего полушубка несколько шерстинок и осторожно прилепил к отверстию для ключа. Черные шерстинки были совсем незаметны, но сам Иван всегда мог проконтролировать, вскрывался ли замок без него.

Дверь, ведущую с улицы в сени, починили и забили наглухо. Забивал, впрочем, Полозов самолично, предварительно оторвав в задней стене сеней две тесины и оставив их висеть свободно лишь на верхних гвоздях. Для постороннего взгляда жилище Когутов казалось накрепко забитым, но сам Полозов в любое время лог незаметно проникнуть внутрь помещения.

Но вот закончена и эта работа. Перед тем, как покинуть осиротевшее жилище, Иван окинул взглядом дворик, баню, хлев, колодец и длинную поленницу дров, тянувшуюся от бани вдоль окраины дворика почти до насыпи. «Наготовил Данило Романович дров, не на одну зиму. Даже в дровяник не вошли. Любил тепло покойник»,— подумал Иван и вдруг неожиданная мысль обожгла его. Наготовить такую гору дров одному, даже силачу вроде Когута, было не под силу. Дрова все березовые, и по расколу видно, что из толстых стволов. «С кем же Когут пилил их?!»

Иван знал, как лелеял Данило Романович свою Галину, даже пойло скотине обычно носил сам. И, конечно, он не позволил бы Галине целыми днями распиливать твердые, толстые березовые кряжи. «Надо будет узнать, кто нанимался пилить дрова Даниле Романовичу»,— решил Полозов, покидая домик железнодорожного обходчика на шестьсот второй версте.