"День Астарты" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

52

Маленькая сиреневая моторка, с нарисованной на борту улыбающейся мидией, была похожая на двухместную люльку карусели в Луна-парке. Она медленно отползла от причала, развернулась на пятачке, а потом мгновенно разогналась, поднимаясь над волнами на коротких подводных крыльях, и рванула на юг, к берегу Ротума…

Руни оказалась смелой девушкой. Утром, прежде, чем исчезнуть в тумане, она даже попила со мной какао и, со здоровым аппетитом, слопала яичницу, сделанную мной по специальному секретному рецепту (с сыром и ломтиками кальмаров). Про туман — это эпическая аллегория. Погода ясная, без осадков, ветер умеренный, давление 760 мм, температура 26 С, самочувствие нормальное, настроение — меланхоличное, местами херовое. Эфаик, тахуна клана Атоаэ ротумских утафоа, которые живут на Хауануи, островке через стометровый пролив к северу от моего Хауаити, говорит, что на меня наговорено tapulipo, особое злостное колдунство, отбивающее друзей и женщин. Если представлять ситуацию в его модели мира, то так оно и есть. Замените колдунство на проф-специфику, и получится объяснение в обыкновенной постмодерновой модели.

Почему это так действует на людей — это вопрос академический, т. е. ни хрена еще не изученный. Когда я в 14 лет выбрал в колледже группу дизайна робото-моторики, нас предупреждали: могут быть социо-коммуникативные проблемы. Это уже тогда было известно. Но я, конечно, не поверил — подумал, что ерунда. На 3-м курсе я уже начал понимать, что это не совсем ерунда, но подвернулось «братство», а через 3 года нас нахватили, и мне вклеили робото-саперную каторгу на Хауаити. Проблема этой самой коммуникативности временно отошла на задний план, а потом было поздно. Если бы, допустим, я даже сменил работу, навыки бы все равно остались. В общем — te Paoro. Судьба. Я сижу на краю крыши, болтаю ногами в воздухе, курю сигарету и смотрю на сиреневую моторку, которая уходит на юг, в сторону виднеющегося в полумиле яхт-харбора городка Оинафа. Кстати — милый городок, и люди симпатичные. Женщины, в частности. Если общаться с человеком меньше часа, он ничего такого не замечает. В следующие четыре часа у него начинает нарастать беспокойство, а через сутки, он понимает, что ему дискомфортно находиться рядом со мной. И он (или она) исчезает.

Теоретически, могло быть гораздо хуже — если бы люди реагировали сразу. А так, я твердо знаю: у меня есть 5 часов на полноценное общение с человеком. За это время можно все успеть, а дальше — te Paoro. Если я общаюсь с кем-то меньше 2 часов, то кумулятивный эффект не проявляется. При новой встрече у человека не всплывает остаточное беспокойство от прошлого раза. Так что, в баре, в дансинге, в харборе и в офисе ротумского филиала партнерства «DiproX», в Мотуса-таун (куда я захожу раз в неделю), у меня репутация слегка эксцентричного, но довольно приятного парня.

На утафоа из клана Атоаэ (вернувшихся на Хауануэ, когда я разминировал островки и длинную песчаную косу Онехаупу, мое «проф-обаяние» почему-то не действует, или вернее, оно действует очень слабо. С этими утафоа как-то сразу сложились соседские отношения. Формально, мы с тахуна Эфаиком — товарищи по одной из трех его vahine. Иногда Плао заглядывает на какао и секс. Реже — задерживается до утра и оставляет какой-нибудь амулет типа ложки, чашки, или бамбуковой подставки для котелка. По мнению Плао, рано или поздно один из амулетов сработает, и нейтрализует tapulipo, которое ко мне, как бы, приклеилось, пока я тут долбался с минными полями. За что я люблю «нативных» утафоа, так это за их особый оптимизм: рано или поздно, так или иначе, в этой жизни или не в этой, любая проблема или будет решена, или исчезнет.

Кстати, вот, семейка Эфиака как раз ставит сети, чтобы тралить вдоль косы Онехаупу. Участвуют: сам тахуна, две его жены, один его товарищ по жене, два старших сына и старшая дочь. Два мелких киндера и одна жена (которая сейчас на 8-м месяце), сидят дома. Рыбы на Онехаупу много, об этом мне сообщил Эфиак при первом знакомстве: «Хорошо, — сказал он, — что тебя посадили. Такое рыбное место пропадало, а теперь ты уберешь мины, и здесь снова можно будет жить и ловить рыбу». Простой парень этот Эфиак, хотя и колдун. Что подумал — то и сказал. А может, и не простой. Может, он проверял, как я отреагирую. Моя реакция показалась ему правильной, и теперь меня считают за своего. Версия… Кстати, не составить ли этим ребятам кампанию в порядке смены рода деятельности (иногда я с ними рыбачу, за справедливую долю в улове). Я уже собираюсь реализовать эту идею, но тут звонит мобайл.

Хаген взял с чайного столика трубку.

— Aloha, это Клейн.

— Iaora, Хаген! Это Люси с Футуна-и-Алофи. Ты там сильно занят?

— Нет, а что?

— Ну, просто, как на счет того, чтобы, съездить еще раз послушать китов?

— Aita pe-a, — сказал он, — прилетайте, съездим.

— А можно сегодня?

— Легко. Правда, у меня есть сегодня работа, но это все равно дома, так что не влияет.

— Договорились, — сказала она.

— Если не найдете меня дома, то я рыбачу с утафоа у косы, напротив восточной бухты.

— Ага, понятно. До встречи.

— До встречи.

Покрутив трубку в руке, Хаген пихнул ее в браслет, браслет застегнул над бицепсом, надел шорты и пластиковые сандалии (полезная вещь для хождения по мелководью, достаточно богатому колючей донной фауной), и спустившись по восточному склону Хауаити, с ходу, нырнул. До косы напрямую было всего полтораста метров, и рыбаки находились сейчас как раз недалеко от места максимального сближения. Разумеется, Хагена заметили почти сразу и приветственно замахали над головой руками, а через 5 минут обнялись, перебросились несколькими фразами, и быстро перераспределились, чтобы новому участнику тоже нашлось место. Веселое дело тралить на низкой воде…

От Футуна до Ротума идти 300 миль на вест-норд-вест. Большой Фиджи остается в полутораста милях слева, а Тувалу — в двухстах милях справа. Короче: вокруг пустой океан, всю дорогу. С Футуна я вылетела на «Медузе» полтора часа назад, скорость примерно 70 узлов. Я старательно не думаю о том, что будет, если я промахнуь мимо маленького острова Ротума, потому что дальше на этом курсе нет ничего, до самой Микронезии (до которой, разумеется, моих аккумуляторов не хватит — они всего на 8 часов полета). Вообще — обалдеть можно… Полет! Всего в метре над волнами, но не касаясь воды. Типа, я — авиатор. Когда Флер и Ежик забросили меня домой вместе с «Медузой», папа сначала чуть не поотрывал нам головы. Потом прокатился сам, и примерно час думал, а потом разрешил мне кататься на этом недалеко от берега. Ну, разумеется, пока он был дома, я так и делала. Кстати, управлять этой штукой так же просто, как обычной надувной моторкой. Ну, почти так же. Я за день научилась.

Дальше — мамы нет (она, типа, все еще на Новой Британии, инспектирует), а у папы случилась конференция ассоциации агроинженеров, и он полетел на 5 дней на Увеа. Считается, что я осталась дома, учиться, ага. Тичеру Лапси я позвонила сразу после папиного отлета — типа, у меня креатив, я на этой неделе позанимаюсь рефератом, а потом, как-чего, догоню. Он согласился: я нормально учусь, а креатив одобряется…

Опять старательно не думаю о том, что будет, если я промахнусь. Это невозможно. Позиционер в мобайле работает, я себя вижу на карте с точностью до метра. Более сложное упражнение — не думать, что будет, если накроется движок. Тогда придется звонить копам, копы доставят меня домой и проведут с папой беседу про… Так! Не думать об этом. Такие вентиляторы-моноблоки не ломаются, если только по ним не врезать молотком, или чем-нибудь таким — например, птица попадет в лопасти. Так. Птицы не наблюдаются. Ничего не наблюдается. Одинаково пустой океан в любую сторону. Пара самолетиков пролетела — высоко, и меня не касается. И дирижабли.

Почти полчаса меня развлекали эти огромные сардельки, ползущие по небу. От них исходило какое-то ощущение надежности. Потом — еще самолетик, и все. Пустота…

Жутковато одной в пустом океане, посреди маршрута. Вот с обычной флайки всегда видно какие-нибудь кораблики, а с «Медузы» мал обзор. И еще — укачивает. Летишь вплотную над длинными волнами, и «Медуза» повторяет их форму. Вверх — вниз. И горизонт тоже качается перед глазами: вверх — вниз. Так и заснуть можно. На всякий случай, я сильно ущипнула себя за бедро. Кстати — больно. Может, и синяк будет.

Заранее представляю себе ситуацию. Я дошла до Ротума, точнее, до Хауаити. Одна. Сюрприз, сен Хаген. А на бедре у меня вот такой синяк. К моему экстерьеру только синяка не хватает для полного… М-да… Но, по-любому, думать про Хагена гораздо приятнее, чем про всякую херню, которая может… Точнее не может… Случиться по дороге. Типа, я дошла до Хауаити, объехала, вписалась в западную бухту, и говорю: «Aloha, Хаген! Правда, я классный пилот?». А он… Что он скажет?

Упс… Патрульный «Пингвин». Если прихватят — все, жопа. Копы, папа, беседа про… Хотя, за что меня прихватывать? Я иду, никого не трогаю, бедствие не терплю, а под шлемом и штормовкой мой возраст фиг разглядишь. О! Покатили мимо. Флаг в руки. Ловите пиратов и придурков, а у меня — эротическое приключение, которое полиции не касается… А, океан ни разу не пустой, как оказалось. Патрули на страже, такие дела. Сразу как-то спокойнее. Ну, океан … Так что же, все-таки, скажет Хаген?

В мыслях всякая херня. Типа: он звонит Флер или Ежику и… Ой, тогда мне точно отвинтят голову, ведь было сказано: игры с «Медузой» только в виду берега. Типа, другое: Он сажает меня в свою сикораку, через час выгружает на Футуна, и говорит: «Девочка, никогда больше так не делай, это рискованно». И улетает. Или вообще аут: звонит копам и говорит: «Тут у подростка башню снесло, вы бы…». Все. Жопа. Нет, копам Хаген, конечно, звонить не будет, а вот Флер или Ежику — запросто.

Нет! Все! Надо думать о хорошем. Тем более, ходу осталось меньше ста миль. Час с хвостиком. Вот, например, он говорит: «Ух, ни фига себе! Ты пролетела 300 миль на такой хреновине?». А я ему: «Хаген, дело в том, что…». А что? Непонятно. ОК, буду следовать инструкции из маминой книги. Есть легенда. На этом и стоим. Я прилетела послушать песни китов. Ну, каприз. Дурацкий? Да, а что? И, типа, ему нечем крыть. Начало придумано, а правильная завязка разговора — половина успеха. Так сказано в маминых книжках, а их сочинили люди, которые этих разговоров провели столько…

Еще полчаса я прокручиваю разговор дальше, так и сяк… А потом я вижу птиц! Yo! Теперь я врубилась, как радовались древние моряки увидев много птиц в небе. Они понимали, к чему это, и орали во все горло «Пиздец! Земля!». Или что-то типа того.

Из улова Хаген взял только трех крупных груперов и одного морского угря — тоже приличных размеров. Утафоа (особенно — женщины) хихикали, догадываясь, что ему банально лень потрошить рыбу. На самом деле, не то, чтобы лень, просто некоторая брезгливость к изобилию мелких отходов. А так — несколько взмахов ножа — и все. Лишние детали стремительно растаскиваются чайками, а целевой продукт пихается в холодильную камеру. «Как это готовить, пусть решают гости, точнее — девчонки. Они, кажется, хозяйственные, — подумал он, — Может, получится что-нибудь вкусное».

Старательно отмывшись от рыбьей биологии, Хаген выбрался на заросшую зеленью крышу и, листая свежераспечатанный номер «Wild Life», незаметно задремал, точнее заснул, причем так крепко, что не слышал слабое стрекотание пропеллера «Медузы», въехавшей в его маленькую акваторию и причалившей к пирсу.

Люси, тем временем, немного пришла в себя, освободилась от шлема, штормовки и надувного спасжилета, размяла слегка отсиженные ноги, еще раз прокрутила в мозгу легенду и, сложив ладони рупором, крикнула:

— Хаген! Ха-ген! Ты тут или как?

— Я? — пробормотал он, просыпаясь и принимая сидячее положение, — …Как бы, тут.

— Ха-ген!

— Я тут! — крикнул он, и подошел к краю крыши, — Люси, а где ребята?

— Ну, типа, я одна!

— Шутка оценена! Зачет! — Хаген сбежал вниз по внешнему трапу форта и подошел к пирсу, — А серьезно? Где все?

— Приколись, — устало ответила Люси, — Я прилетела одна, на этой штуке.

Несколько секунд он переводил взгляд с нее на «Медузу» и обратно. Потом спросил:

— Что-то стряслось?

— Нет, — она пожала плечами, — Просто прилетела. Ну, киты, все такое…

— 300 миль, вот на этом?

— Ну, да. А что такого? Погода сегодня на маршруте тихая, океан спокойный.

— Ты с кем-нибудь советовалась, прежде, чем устроить такой экстрим?

— Сам же понимаешь, что нет, — ответила она.

Хаген почесал в затылке и покрутил головой из стороны в сторону.

— Дела… Ладно, пошли пить какао и разбираться.

Люси проследовала за ним на кухню и, глядя на его предельно-четкие, экономичные движения, негромко сказала:

— Давай, знаешь, как? Я позвоню Флер, и скажу, что, типа, уболтала тебя прилететь за мной на Футуна, и прокатить к китам. Что здесь такого?

— Она попросит меня к трубке, — заметил он.

— Ну, и что? — спросила она.

— Просто, думаю, — ответил Хаген, — Во-первых, зачем я это сделал. Во-вторых, почему заранее не поговорил с твоей сестрой. В третьих… Как ты планировала возвращаться?

— Ну, я могу так же. Только аккумулятор подзаряжу, на всякий случай.

— Не дури мне голову, ОК? Есть два варианта: или за тобой прилетят ребята, или тебя отвезу я. В любом случае, вопрос: что делать с твоим транспортным средством?

— «Медуза» если сдуть баллоны и сложить раму, поместится в твой багажник.

— Так… Значит, получается, я тебя привез вместе с «Медузой».

— Ну, да. Типа, покататься здесь, — подсказала она.

— Вообще-то я бы не поверил в эти сказки.

— Нормально! — возразила она, вынимая мобайл, — Знаешь, как я умею грузить?…

Пока Хаген стоял спиной к ней, манипулируя пачкой какао, котелком и ложкой, она щелкнула вызов и, в темпе пулеметной очереди, отбарабанила заготовленную речь. К моменту, когда он, освободив руки, повернулся, Люси уже протягивала трубку ему.

— Поговори с Флер, ОК?

— Ладно, — он, со вздохом, взял трубку, — привет Флер… Да… По-моему, она селедку уболтает играть на гитаре… Aita pe-a. Я не сильно занят… А куда? На Футуна или на Олосенга?… ОК, договорились … Aloha, hoa-hoa (Он положил трубку на стол).

— Видишь, все получилось! — воскликнула Люси, пихая свой мобайл в карман.

— Вижу. Ты рыбу готовить умеешь?

— Я все готовить умею. А что?

— В холодильнике, — сказал он, — А я пока поработаю. Потом питаемся и едем к китам.

Угловатая ядовито-зеленая клешня в темном шаре стерео-экрана сомкнулась на краях хитро усеченного конуса, развернула его и прижала основанием к плоской стенке..

— Не то, — буркнул Хаген себе под нос, вынул руку из висящей на проводке сенсорной перчатки, и взял из пачки сигарету, — Не то…

Он щелкнул зажигалкой, и стал поворачивать шар последовательно, вокруг всех трех осей, разглядывая, как клешня держит конус. Увиденное его не устроило. Переложив сигарету в левую руку, он опять вставил правую в перчатку. Клешня повернулась и поставила конус в исходное положение. Потом несколько раз, смыкалась на его краях. Каждая очередная попытка едва заметно отличалась от предыдущей.

Снова вынув правую руку из перчатки, Хаген опять переложил в нее сигарету, встал с кресла и прогулочным шагом обошел вокруг стерео-экрана, насвистывая «Nehe-nehe vahine Tahiti, ia ora oe». Слух у него явно не дотягивал до абсолютного, и от мелодии оставался узнаваемым только ритм. С ритмом все было хорошо. Почти идеально.

Хаген налил себе кружку какао, снова сел в кресло и, не торопясь, докурил сигарету, иногда делая пару глотков из кружки. Потом взял со стола пластиковую модель того конуса, что был на экране и минут пять крутил его в руках. Снова надел сенсорную перчатку и несколько раз выполнил серию: взял конус, повернул, сдвинул, отпустил.

Снял перчатку, коснулся группы точек на сенсорной панели наблюдая, как клешня самостоятельно выполняет операции, хватая выезжающие из глубины экрана конусы, поворачивая их и прилепляя к вертикальной поверхности сбоку. Хмыкнул, и показал экрану отставленный средний палец правой руки. Коснулся еще пары точек на панели. Стерео-экран погас. Взял со стола модель конуса и поставил на полку.

Люси почесала себе за ухом, выжидательно посмотрела на него, а затем спросила:

— Эта работа всегда делается примерно так?

— В принципе, да, — подтвердил он, — Хотя, бывает не один обрабатываемый объект, а несколько, и тогда надо еще правильно разбить операцию на примитивы. Бывает, что объект один, но пластичный, или эластичный, или даже полужидкий, типа желе.

— А можно, я попробую? — спросила она.

— Aita pe-a, — сказал Хаген, снова включая экран, — Что тебе поставить для начала?

— Ну, наверное, есть что-нибудь учебное.

— Естественно, — подтвердил он, подвигал пальцем по сенсорной панели и в объемном экране возник кубик и ступенька под низким потолком, — Вот, задачка для 1-го курса.

— А что надо делать?

— Просто подними кубик и поставь на ступеньку. Без лишних движений.

— Всего-то? — удивилась она.

— Не задевая потолок, не чиркая кубиком по ступеньке, — уточнил он.

Скоро Люси увидела, что задача не так проста, как кажется. Ей удалось справиться с кубиком минут за 10, но, как показала диаграмма в углу, доля избыточных движений составила больше половины. Хаген улыбнулся и пояснил:

— Обычно люди, даже выполняя самые простые операции, тратят время и энергию, в основном, на что-то лишние. Для людей это нормально, но для робота-манипулятора такая моторика не годится. Надо обучить его процессор экономичным движениям для требуемого класса операций. Для класса, заметь, потому что очень редко бывает, чтобы детали были разложены так, как удобнее. Гораздо чаще они рассыпаны, как попало.

— Ага, — сказала Люси, — И как бы по-дурацки они не лежали, робот должен брать их и ставить на место быстро и экономично, не крутя их впустую. Так?

— Да. И желательно, чтобы с этим справлялся как можно более простой манипулятор.

— Типа, чтобы было быстро, точно и дешево, верно?

— Верно, — подтвердил Хаген.

Люси откинулась в кресле и внимательно посмотрела на него.

— А знаешь, Хаген, ты ведь тоже при этом обучаешься. И у тебя из-за этого проблемы.

— Знаю, — спокойно ответил он, — Это проф-девиация. А ты догадливая.

— Ага. Еще я наблюдательная и любознательная. Почему ты не говоришь женщинам, с которыми знакомишься для секса, что у тебя эта самая девиация?

— Так… — сказал он, — Интересно, а из чего ты заключила, что я им не говорю?

— Знаю, — передразнила она, — Так, почему?

— Потому, что без толку. Это действует подсознательно. Психологи проверяли. И не-психологи тоже. Если предупреждать заранее, то получается еще хуже.

— А почему это так действует? — спросила она.

Хаген качнул головой, потом развел и свел ладони.

— Пишут, что это вызывает ассоциации с опасными насекомыми. Они, будто бы, тоже делают простейшие движения по кратчайшим траекториям. Поди, проверь, так ли это.

— Все равно, лучше знать заранее, — твердо сказала Люси, — Моя мама говорит, что страх бывает, если не знаешь. А если знаешь, то не страшно. Или не так страшно.

— Это не страх, — возразил он, — Это подсознательное отторжение. Так в психологии.

— Не важно, — Люси махнула рукой, — Насрать на психологию. Если я что-то понимаю, тогда я могу сама решать, отторгнуть это или нет. А вот если не понимаю, то за меня решает какая-нибудь дурацкая психологическая ерунда в подсознании.

— Тоже мама сказала? — поинтересовался Хаген.

— Нет, это в одной маминой книжке. Книжка реальная, по ней мои друзья учились.

— Да, — задумчиво сказал он, — интересная у тебя мама и друзья.

— Очень, — лаконично подтвердила она.

— Очень, — повторил он — Гестаповский спецназ, верно?

— Ты, как Ежик, — обиделась Люси, — Почему не сказать «разведка» или «INDEMI»?

Он улыбнулся, подмигнул, взял со стола пачку сигарет, и подбросил вверх. Пачка перевернулась в полете, и упала обратно на стол, но по дороге из нее выпала одна сигарета. Хаген взял ее из воздуха указательным и средним пальцем, как клешней, щелкнул зажигалкой и прикурил. Снова подмигнул и менторским тоном произнес:

— Ты мне не говорила о том, как надо, и как не надо, называть работу твоей мамы.

— Ты не спрашивал.

— Надо же, — сказал он, — И правда… Люси, а ты знаешь, кто такие готтентоты?

— Племя такое, в Африке. А что?

— Если у готтентота украли корову, — сообщил Хаген, — то это плохо. А если готтентот украл чью-то корову, то это хорошо. А кое-кто так же относится к секретам.

— Ты давно догадался? — спросила она.

— Да. Я тоже наблюдательный и любознательный.

— А почему не сказал?

— Ты не спрашивала.

Люси тоже улыбнулась (только улыбка вышла несколько кривоватая) и кивнула.

— Типа, я поняла.

— Извини, я заигрался, — сказал он, — Я не хотел тебя обидеть.

— Ты и не обидел. Все честно. И, кстати, рыба готова. В смысле, мне кажется, ее уже можно есть. Или уже нельзя. По-любому, жарить ее дальше бесполезно.

Что меня дернуло колдовать на манер тахуна Рау? Все-таки, горбатые киты — это не дельфины. Они тоже игривые, тоже прыгают под настроение, но размер… Обычно смотришь на них издалека, и не задумываешься, какие они большие, но когда меня потянуло на колдовство… Короче, я уболтала Хагена подойти к ним на «Зодиаке» на веслах на сто метров и начала с ними флэйм. Типа, какие они очаровашки, и как им, наверное, хочется поиграть. Пару раз я пробовала подражать гудящим вздохам и скрипящим трелям. Хаген хихикал — по ходу, вид у меня был дурацкий… Потом мое колдунство вдруг сработало, и один кит (не очень большой по их понятиям: голова примерно как наш 4-метровый «Зодиак-классик», а от носа до хвоста — метров 12) подплыл почти вплотную. До этого момента мне хотелось поиграть с китом, как с дельфином, но теперь… Он оказался СЛИШКОМ БОЛЬШОЙ, и самое главное, я не успела ему объяснить, что он великоват для игры с нами. Его грудной плавник-ласт размером с крыло авиетки, возник над надувным бортом лодки, на нас полились небольшие водопады, а потом Хаген крикнул: «Хвост!!!». Да, это был, конечно, он. Огромная такая нежно-коричневая бабочка на ножке. Хвост помахал нам, а потом шлепнул по воде. Наш «Зодиак» подпрыгнул, а киту, видимо, показалось, что нам нравится, и мы этим прыжком приглашаем его играть еще. Он боднул лодку своей огромной головой в правый борт. Я почувствовала: взлетаю, успела только сказать «блядь!», и плюхнулась в воду, а перевернувшаяся лодка наподдала мне по жопе — хорошо, что надувная, а не жесткая. Мы с Хагеном одновременно вынырнули, а кит решил сменить жанр и прыгнул. Когда очаровашка весом 20 тонн, вылетает из воды полностью, всем телом — это красиво. Только хрен вы это оцените, если плаваете в нескольких метрах рядом. Бабах! Ниагарский водопад отдыхает. Мы отфыркиваемся. Довольный собой кит повернулся на бок и машет нам грудным плавником. Типа: «А, правда же, я классный!». Правда-правда! Только плыл бы ты уже куда-нибудь…

Длинный грудной плавник оглушительно шлепнул по воде и исчез, а на его месте появился гораздо более короткий спинной. Разрезая воду, как рубка субмарины, он покатился в сторону остальной китовой кампании, которая продолжала трубить и скрипеть, жизнерадостно кувыркаясь в ходе какой-то игры вроде пятнашек.

— Больше не приманивай его! — крикнул Хаген.

— Я не буду, — сказала Люси, — Честное слово, я не знала, что так выйдет.

— Не знала… Кто тебя научил этому безобразию?

— Один канак на Элаусестере.

— Понятно… Не зря у меня недоверие к комми. Эти научат.

— Он не комми, он там приезжий, — возразила она.

— Да? Мало им своей дури. Еще приезжают всякие…. Давай переворачивать лодку.

— Давай, — согласилась Люси, — А как?

— На виндсерфе ходила? — спросил Хаген.

— Пробовала.

— А отрывать парус от воды, если завалилась на бок — пробовала?

— Ну, да, как же без этого.

— Ну, сейчас будет аналогичный случай.

Дав это обещание, Хаген нырнул на полминуты, а когда появился на поверхности — в руках у него был средний кусок шнура, оба конца которого уходили под воду.

— Это я вытравил обвязку, которая по борту, — пояснил он, — Ты подплывай к лодке с другого борта и лови. А потом будем тянуть.

— Она слишком тяжелая, — с сомнением сказала Люси.

— Раскачаем, и получится, — ответил он.

Вылезти на мокрый надувной борт перевернутого «Зодиака» и выпрямиться, держа в руках веревку, идущую от другого борта — это не очень сложно (особенно, если число попыток не ограничивается). Синхронно раскачаться, изо всей силы дергая веревку на себя, и при этом не шлепнуться в воду — сложнее. Но и здесь тоже число попыток не ограничено. Очередной рывок увенчался успехом. Дальний борт оторвался от воды и пошел вверх — лодка стала поворачиваться вокруг своей осевой линии. Люси и Хаген упали в воду, не отпуская веревки, и дно лодки шлепнулось на них сверху.

— Блеск! — воскликнула Люси, вынырнув через несколько секунд.

— Нормально, — согласился Хаген, — Лезь первая, я за тобой.

Он, вежливым толчком под задницу, помог ей перевалиться через борт в лодку, затем переполз туда сам и, задумчиво похлопав себя по карманам мокрых шортов, сообщил:

— Кажется, до дома мне не светит покурить.

— Это трагедия? — весело спросила Люси.

— Это катастрофа, — проворчал он, включая движок.

— Хаген, а давай я буду рулить?

— Ну, давай. Посмотрим, какой ты моряк.

Первые четверть часа они молчали. Слышалось только слабое гудение движка и плеск рассекаемой воды. Хаген улегся на дно лодки и смотрел на облака, прикрыв ладонью глаза от солнца, заходящего по правому борту в направлении кормы. Люси увлеченно капитанила, стараясь ни чуточки не отклониться от точного курса на Хауаити. Потом, когда справа стал отчетливо виден северный Берег Ротума, она спросила:

— Хаген, а давай я у тебя зависну до завтра? Тебе же лень сегодня куда-то лететь, ага?

— Звони Флер, — лаконично ответил он.

Ядовито-зеленая клешня на экране деловито подобрала десяток разбросанных в беспорядке усеченных конусов и аккуратно приклеила их к боковой стенке.

— Fertig! — буркнул Хаген, и энергично потянулся — …Vollscheissen!

— Как-чего, я кофе сварила, — крикула Люси с кухни.

— А у меня был кофе? — удивился он.

— Ага. Я порылась в том снарядном ящике, который у тебя вместо буфета. Там много всякой фигни. Сгущенка, кофе, презервативы, средство от насекомых, безмоторные бритвы, таблетки от поноса и от простуды, шоколад, куриная тушенка, батарейки…

— Слушай, — сказал он, глянув на часы, — Уже почти полночь. Ты бы ложилась спать.

— А ты? — спросила она.

— Та-ак… — протянул Хаген, — Надо бы кое-что уточнить.

— Ты приходи пить кофе, — сказала она, — Заодно уточним, если хочешь.

Он выключил комп, поднялся из кресла, покрутил головой и вышел на кухню.

— Кофе — это хорошо, но в то же время…

— Ты сядь за стол и попробуй, — перебила она.

— ОК… — он сел на табуретку и сделал глоток из кружки, — … Подтверждаю. Хорошо. Теперь так… (он сделал еще глоток) … есть понятие: разумная осмотрительность.

— Я не Карлссон, — снова перебила она, — с крыши на твой хер прыгать не буду.

— Лексикон у тебя, однако… — проворчал он, закуривая сигарету.

Люси пожала плечами.

— Гарнизонное детство. Я попала в дурную компанию еще до рождения. Тебя это так сильно напрягает? В смысле, твое эстетическое чувство?

— Не выделывайся, — спокойно посоветовал Хаген, — В этом нет стиля.

— Ты говоришь, как мой папа, — заметила Люси, — И вообще, не сползай с темы.

— Считай, по теме я уже все сказал.

— Все сказал? Ну, я просто не поняла. Я думала, будет длинная нотация…

— Нотация есть в школьном учебнике. Раньше это проходили в пятом классе.

— Сейчас тоже, — проинформировала она, — Так что, ты не беспокойся.

— Я и не беспокоюсь, — он снова отхлебнул из кружки, — Отличный кофе.

— Я рада. А какие у нас планы на завтра?

— На завтра? Я еще не думал. Хочешь, покажу тебе Хафлиуа, расколотый остров. Там вертикальная трещина, а в середине застрял огромный кусок скалы. То ли мост, то ли морские ворота. Под ним можно пройти на лодке. Вообще, тут есть, где побродить.

— Мне уже нравится! — сказала Люси, — Кстати, ты видишь: твоя девиация на меня не действует, потому что, кто знает, тот не боится. А подсознание — это отстой. Ясно?

— Si, commandante! — ответил он, по-армейски приложив ладонь к голове над ухом.

— Не выделывайся, в этом нет стиля, — передразнила она.

Маленький островок Хафлиуа, расположенный в 4 милях к западу от берега Ротума, издали похож на лежащую на боку огромную скульптуру осы, выгнувшейся для атаки. Роль перемычки в ее теле (осиной талии) играет застрявший в падении, на полпути к поверхности воды кубический обломок скалы. Со стороны воображаемого жала, где островок изгибается, образуя открытую бухту, есть причал и маленькое кафе. Хагена, разумеется, тут знали. Едва сикорака пришвартовалась, бармен крикнул из-за стойки:

— Ia orana, Хаг! Это и есть та девчонка, с которой вы вчера наехали на кита?

— Мы не наехали! — возмутилась Люси, выскакивая на причал, — Мы просто играли.

— Вы играли с китом? — недоверчиво спросил бармен.

— Что тебя удивляет, Таркэ? — спросил Хаген, — Люси — tahuna, ей заколдовать кита не сложнее, чем тебе поджарить две яичницы с беконом и сыром. Я понятно намекнул?

Бармен расхохотался, от избытка чувств хлопая себя по бедрам, а потом поставил на стойку стеклянную сковородку и, приступая к стряпне, поинтересовался:

— А если по-честному, что там было с этим китом? Ребята с плафера говорят: лодка взлетела метра на два, вверх тормашками. Думали, вам allez.

— Китовый серфинг, — ответила Люси, устраиваясь за столиком, — Типа, спорт такой.

— Ты гонишь, гло, — с сомнением, произнес Таркэ.

— Темный ты парень, — ответил ему Хаген, — Наверное, и ундину первый раз видишь.

— Чего-чего?

— Тебе незачет по географии, бро, — нагло добавила Люси.

— Ты сиськи еще не отрастила, учить меня географии, — возмутился бармен.

— У этнической ундины, — авторитетно сказал Хаген, — Сиськи всегда маленькие.

— И рост у нас небольшой, как у андаманцев, — поддержала Люси его игру.

— А-а… — сконфуженно протянул бармен, — То-то мне показалось, что тебе лет 13.

— Вообще-то, лет до сорока мы подрастаем, но медленно, — сказала она.

— Вот оно как, — удивился бармен, ставя сковородку в микровэйв, — А я видел в одном фильме, что у ундин растет рыбий хвост вместо ног.

— Сказки Голливуда, — лаконично ответил Хаген, — Миссионеры, дегенераты, видели традиционный танец ундин, а там такая юбочка. Отсюда и поехало.

— Как про папуасов сочиняли, что у них бамбуковый хер полметра, — вставила Люси.

— Миссионеров надо душить, — охотно согласился Таркэ, — но про серфинг вы гоните.

Хаген пожал плечами.

— Нет серфинга без сбоев. Наш кит сначала нормально катил лодку, а потом дернулся.

Люси, чтобы внести полную ясность в вопрос о китовом спорте, пояснила:

— Прикинь, бро, в простом серфинге, с волной иногда бывает такая же фигня.

— Так то с волной, — сказал бармен и восхищенно добавил, — Ну, вы реальные вандалы.

Прикольно устроена жизнь. Для всех Хаген — экзотика, а для меня, как бы, наоборот, самый понятный парень на свете. Можно говорить ему, все что придет в голову, и не будет проблем со всякими обидами. Можно упасть к нему на лежбище, свернуться калачиком у него под боком, и сказать: «я тут просто посплю, ага?». И все понятно, и никаких вопросов, и никакого: «что дальше?». Он один раз сказал мне про разумную осмотрительность — и все. Типа, думай сама. Мне это нравится. Если его о чем-нибудь спрашиваешь, то он или отвечает, или нет. Никаких фишек типа: «а с какой целью ты этим интересуешься?». Спросил человек — значит, ему интересно, вот с какой целью!

Это, как бы, introduction, для объяснения, почему я с ним заговорила про Тлалок, про запутки с мамой, и про войну… Короче, про всю эту непонятную хрень. Ну, а если по порядку, то утром мы проснулись ленивые, и решили позавтракать прямо на Хафлиуа. Типа, за четверть часа пути с голода не умрем, а там — кафе. А бармена мы напарили зачетно! Теперь я — этническая ундина, происходящая из северо-восточной Атлантики. Оказывается, там, в Копенгаген-харборе, есть бронзовая ундина на берегу, похожая на меня, и с ногами у нее все ОК. Хаген показал ее бармену через интернет, чтобы тот не распространял антинаучных историй про рыбий хвост. Между прочим, мама родом из северо-восточной Атлантики, так что легенда с железной базой, не подкопаешься.

Это, как бы, ход моей мысли — почему я заговорила с Хагеном про маму. Не в кафе, разумеется (там лишние уши), а потом, когда мы уже пошли гулять по Хафлиуа. На верхушке островка надежнее: все просматривается, и видно, где люди, а где — нет.

Камешек, брошенный Хагеном, пролетел по длинной дуге и шлепнулся в воду почти точно в центре кругов, только что разошедшихся от камешка, который бросила Люси.

— С детства так развлекался, — пояснил он, — Надо просто увидеть траекторию.

— Хаген, а ты роботами для космоса когда-нибудь занимался? — спросила она.

— А как же. Любой монтаж и ремонт телесистем на орбите — это роботы. Куча задач.

— Значит, рубишь в этом?

— Так, более-менее, в пределах проф-необходимости.

— А можешь посмотреть одну фигню, и сказать, что это?

— Если посмотрю, то одно из двух: или смогу, или нет.

Люси достала мобайл и вытащила на экранчик ряд фото с телескопа в мансарде.

— Вот. Только давай я сначала не скажу, где это. Для чистоты эксперимента.

— Ладно. Попробую сообразить сам.

Он снял и бросил на песок свою майку, положил поверх нее мобайл, лег на живот, и закурил сигарету, рассматривая первое из фото, оказавшихся ему интересными.

— Ну? — спросила Люси.

— Какие-то контейнеры, — ответил Хаген, — Их устанавливают по регулярной схеме.

— Это я и сама вижу.

— … Схема: сетка с шагом километра полтора, — продолжал он, — а размер контейнеров, наверное, метра два. Если это склад, то зачем они так далеко друг от друга, а если это пункты оперативного снабжения, то почему так близко?

— Откуда ты знаешь расстояния? — спросила она.

— Так это же Тлалок, верно? Средний диаметр около 90 километров. Дальше — просто арифметика и пропорции. Я неплохо считаю в уме.

— А как ты догадался про Тлалок?

Хаген, своим любимым жестом, развел и свел ладони.

— Наблюдательность. Ты, Флер и Оскэ несколько раз о нем заговаривали, и всегда с таинственным видом, как будто там, как минимум, сокровища фараонов.

— Если ты такой умный, — обиженно проворчала она, — то скажи, что в этих контейнерах.

— Это уже надо быть экстрасенсом, — заметил он.

Люси наморщила лоб и энергично почесала в затылке.

— Давай, я спрошу по-другому. Для чего бы ты мог так расставить контейнеры?

— Я? Даже не знаю… По такой сетке ставят донные мины, если хотят начисто закрыть какую-то акваторию. Я снимал эти мины, и это первое, что пришло в голову. Но зачем минировать Тлалок, тем более, там и моря нет? Значит это другое. Еще по такой сетке ставят мачты ветряков, но это явно не они, и потом, ветра на Тлалоке тоже нет.

— Хаген! — перебила Люси, — Я спросила: чем это может быть, а ты говоришь, чем это не может быть! Давай по тема, а?

— ОК. Давай попробуем рассуждать по порядку? — предложил он, возвращая ей мобайл.

— Давай, — согласилась она.

— Тогда лучше отвалить подальше от любопытных туристов, вон туда.

Он показал рукой на северо-восток, где в паре миль от них виднелся миниатюрный круглый зеленый островок, похожий на клумбу из-за окружающего его по периметру кольца рифовой отмели.

— Толково, — оценила она, — Людей почти нет. Только причалить негде.

— Потому и нет, что причалить негде. Это Хатана, остров первого ротумского короля Рахо. Там очень красиво. Мы на сикораке перескочим через отмель, припаркуемся к островку, устроим временный Бейкер-стрит 221-b, и поиграем в Холмса и Ватсона.

— Надо купить трубку с табаком, — уточнила Люси, — Сигареты не покатят.

— Вернемся на причал и купим, — сказал он, — Таркэ продает и то и другое в комплекте.

Она немного наклонилась вперед и уперлась ладонями в ствол пандануса. Ее стройная спина выгнулась изящной дугой. Он медленно и нежно провел своими ладонями от ее лопаток до круглых ягодиц, затем обратно, вперед, разглаживая ее бока, а затем, его ладони мягко охватили полусферы ее упругих грудей. Она сильнее выгнула спину и нетерпеливо переступила ногами, качнувшись из стороны в сторону. Он переместил левую ладонь ей на спину чуть выше крестца и плавным движением подался вперед, правой рукой придав своему члену нужное направление. Ее тело сразу откликнулось: волна напряжения прошла от кончиков пальцев ног до плеч. Он положил ладони на ее бедра и начал ритмично двигаться, едва заметно ускоряя темп. Она поймала ритм и…

Люси оторвалась от окуляров портативного дальномера, и сообщила:

— Эти ребята точно нам мешать не будут.

— Что, с ходу занялись делом? — спросил Хаген.

— С разбега, — уточнила она, — Типа, они какие-то сексуально-форсированные.

Он кивнул, нажал кнопку на корпусе, и 10-метровая тонкая соломинка-мачта с бинокулярным объективом втянулась в корпус дальномера.

— Круто, — сказал мальчишка лет восьми, проследив за этой процедурой.

Двое ребят того же возраста согласились: «круто!» а одна девчонка спросила:

— Дядя Хаген, почем взял такую оптику?

— В Паго-Паго, на конверсионном сейле, за сто фунтов. Это устаревшая модель.

— Зато цена гуманная, — заметил кто-то из мальчишек.

— А хочешь, про форсированных объясню? — спросил у Люси другой мальчишка.

— Ну? — откликнулась она.

— Тут эротик-аура, — авторитетно объявил он, растопырив пальцы, вероятно с целью иллюстрировать мощность ауры, — от нее знаешь, как кончают? Тра-та-та-та.

— Шутишь?

— Нет, реально. Это все знают. Сама попробуй. Вот, с дядей Хагеном, например.

— Сюда за этим иногда катаются аж с Большого Фиджи, — гордо добавила девчонка.

— Классная идея, но у меня сейчас учеба, — ответила Люси, показав глазами в сторону включенного ноутбука, — Типа, не до того в данный момент жизни.

— Можно вечером, — утешил ее третий мальчишка, — Аура все время есть.

— Это хорошо, что все время, — сказала Люси, укладываясь рядом с ноутбуком.

Дети, сразу же утратив к ней и Хагену интерес, попрыгали в воду и стайкой поплыли через узкий пролив к отмели, где стоял их легкий проа с надувными баллонами. Люси проводила их взглядом и улыбнулась.

— Симпатичные ребятишки. Твои родичи, или как?

— Нет, просто знакомые, — ответил Хаген, — Когда не школьный день, они болтаются по мелким островкам и ловят крабов. Тут прорва крабов. Тоже, наверное, из-за ауры.

— Не иначе, — согласилась она, — Так мы с тобой говорили про логистику, верно?

Хаген кивнул и начал набивать табаком свежеприобретенную глиняную трубку.

— А сейчас у тебя обыкновенные движения, — заметила Люси, наблюдая за ним.

— Я раньше не курил трубку. Еще не освоил трек. Это быстро проходит.

— Ясно… Так что там с логистикой?

— С логистикой вот что. На Тлалоке больше тысячи одинаковых объектов. Где-то их сделали, и доставили на стартовую площадку Дюси-Питкерн в точно нам известный, короткий интервал времени.

— Но их могли доставить раньше, мелкими партиями, — возразила она, — В маминых книжках написано, что перед большими войнами так делали, для секретности.

— Вариант, — согласился он, — Но тогда должен был быть какой-то спецсклад, верно?

Люси отрицательно покачала головой.

— Если эти шутки замаскированы под что-нибудь обычное, то они лежали на обычном складе. Так уже полвека провозят оружие в зоны локальных войн.

— Да, тоже вариант. Но мы же считаем, что это серьезные объекты, а не какие-то там автоматы с патронами, гранаты, толовые шашки и прочая мелочь?

— По ходу, так.

— … И тогда, обычные, казалось бы, объекты, необычайно тщательно охраняли. Так?

— Ага, — подтвердила Люси, — Но это было незаметно, потому что делалась операция прикрытия: войны и теракты со всех сторон, чтобы был режим усиления охраны.

— Подожди… — Хаген зажег табак в трубке и затянулся, — … Ты думаешь, что Сала-и-Гомес, Галапагосы, Перу, Бруней, Ириан, Тимор — это все прикрытие, камуфляж?

— Ага, — повторила она, — Ну, заодно, решили какие-то второстепенные проблемы. Их подогнали по времени, типа, для экономии ресурсов.

Хаген сделал еще одну затяжку и почесал в затылке.

— По ходу, когда весь груз будет доставлен, военное шоу резко закончится. Так?

— Ага, — в третий раз произнесла Люси.

— Ты сама до этого додумалась? — спросил он.

— Нет. Мы втроем. Флер, Ежик и я.

— Умники… А для чего понадобилось прикрытие в виде такой огромной кучи говна?

Люси импульсивно хлопнула себя ладонями по бедрам.

— Вот это и непонятно! Ходят слухи про Немезиду… Хаген, а давай, ты поможешь разобраться? Это же херово, когда что-то такое происходит, а мы, как болваны!

— Легко сказать, — проворчал он, — Все так запутано, что не поймешь, где акулы, а где прилипалы. Нужна наколка… Хвост… Что-то, за что можно потянуть этот клубок.

— Утечка информации, — подсказала Люси.

— Да, типа того. Кто-то кому-то что-то ляпнул, или попросил, что-то такое, или…

— Конференция на Рауль-Кермадек, в Аотеароа! — воскликнула она, — Про зиму!

— Про какую, на фиг, зиму? — удивился Хаген.

— Про искусственную. Вулканическую, астероидную, ядерную. Ну, короче, такую, от которой вымерли трилобиты, динозавры… Ну, всякие археологические звери. Когда поднялась пыль или сажа, стало мало солнца, и они замерзли, как в Антарктиде. Это бывает при падении астероида, извержении супер-вулкана, или взрыве супер-бомбы. Прикинь: мама просила папу послушать там конкретно про астероидную зиму.

Хаген снова зажег погасшую трубку и сосредоточенно кивнул.

— Так… Про астероид и динозавров я где-то читал. И астероид у нас есть: это Тлалок. Интересно, а он не собирается упасть на Землю? Это бы все объясняло. Отвлечь всех игрой в войну, чтобы не было паники, и по-тихому грохнуть этот астероид атомными бомбами, как Брюс Уиллис в «Армагеддоне». Есть такой старый фильм…

— Мы об этом тоже думали, — перебила Люси, — Но Тлалок не подходит к Земле ближе нескольких миллионов километров. У меня про него реферат по механике, прикинь?

— Реферат? Хм… А можно его почитать?

— Ага. Он капельку не доделан, он кусочками, но я тебе объясню, что там где. А ты поможешь мне его доделать, ладно? А то мне 16-го числа надо его сдать тичеру.

— ОК. Ставим этот пункт в план. Но не сбрасываем со счетов тему Брюса Уиллиса.

Люси удивленно фыркнула.

— Я же сказала: он летит мимо. На фиг его взрывать? Это же ужас, сколько денег!

— После взрыва хрен докажешь, что он летел мимо, — ответил Хаген, — так делают для рекламы. Если товар на триллион фунтов, то можно миллиард-другой вбить в PR.

— Можно доказать! — возразила она, — Есть же записи наблюдений!

— Это у нас в Меганезии так можно доказать, — сказал он, — А этот товар — для внешнего рынка, для «Золотого миллиарда». Там верят красивым картинкам, а не цифрам.

— Извини, я затупила. Проверяем про Брюса. Только как?

— Очень просто. Если штучки на Тлалоке — это бомбы, то их где-то недавно сделали. Никто же не держал столько бомб впрок. А если сделали, то материалы, поставки…

— …Логистика, — договорила она, — Но моим рефератом мы тоже потом займемся, а?

Хаген пыхнул несколько раз трубкой и утвердительно кивнул.

— Обязательно займемся. Что-то с ним не так, с этим Тлалоком.

— Ага, — согласилась она, — Тогда я, наверное, зависну у тебя до завтра, так?

— Звони Флер, — лаконично ответил он.

То ли после полудня аура над Хатана усиливалась, то ли сюда добрались любители, вылетевшие на гидро-авиетках поздним утром с Большого Фиджи, но так или иначе, около двух часов дня, на кольцевой отмели вокруг стояло до дюжины легких флаек. Прибывшие на них парочки распределились по тенистым участкам берега и начали увлеченно и громко эксплуатировать магические свойства островка.

— Прикинь, — сказала Люси, — У той малайки, что в полтораста метрах справа, оргазм длится уже почти полчаса. Везет же людям!

— Она визжит просто по приколу, — ответил Хаген, — Или чтоб парень сильнее завелся.

— Куда сильнее? — возразила она, бросая короткий взгляд на партнера миниатюрной малайки — атлетически сложенного афро, двигавшегося в ритме швейной машинки.

— Ну, а вдруг у него еще есть скрытые ресурсы организма?

— А вдруг, нет? Вот спалит весь фюэл, и кувырнется в голодный обморок… А, кстати, Хаген, ты не хочешь пообедать, или что-нибудь типа того.

— Та-ак. Это намек, что ты проголодалась?

Люси звонко похлопала себя ладошкой по втянутому животу, и уверенно кивнула.

— Будем кормить, — сказал Хаген, — Как тебе нравится название кафе: «E-13»?

— Смотря, чем там кормят.

— В основном — наша местная кухня. Тунец, запеченный в листе банана, филе чипи с ямсовым пюре, кусочки манго с кокосовым кремом…

— Ну, все! Поехали уже! — возмущенно перебила она.

Остров Ротума имеет форму лежащей на боку восьмерки, а в ее перемычке находится Матуса-таун. Север перемычки — открыт в океан и там расположен порт, а юг отрезан двухмильной дугой барьерного рифа. Между рифом и берегом — мелководье, богатое яркими разноцветными коралловыми рыбками и прочей симпатичной фауной, а почти посредине барьера, на песчаной отмели стоят на паре поплавков 15-метровые крылья и кусок хвостовой части днища от японского гидросамолета-разведчика «Aichi E-13». В одном из сражений на Тихоокеанском театре II мировой войны, этот самолет (в числе сотен таких же машин) рухнул в воду, а почти через сто лет, кому-то пришло в голову использовать его уцелевшую часть. Поплавки стали стойками бара, крылья — длинным противосолнечным навесом, а кусок днища — мостиком для прыжков в воду.

Этот мостик Люси сразу опробовала. 5 метров — как раз та высота, с которой можно попрыгать для поднятия тонуса до обеда (который, разумеется, заказывал Хаген). К моменту, когда прыжки ей надоели, на столике уже возник набор блюд, и кувшин с ледяным лаймовым соком, а также котелок с горячим шоколадом по-фиджийски.

— А мне здесь нравится! — объявила она, делая первый глоток сока, — Хаген, ты влип! Теперь я буду нарочно зависать у тебя, чтобы посидеть под этой убитой флайкой!

— Мне полагается взвыть от ужаса? — громким шепотом спросил он.

— Нет, просто принять к сведенью, — ответила Люси, — А что, все-таки, значило твое мычанье и фырканье над теми сводными таблицами?

Хаген вздохнул и повертел между пальцами вилку.

— Знаешь, мне не хотелось бы делать тенденциозных выводов…

— Скажи, как есть, — перебила она.

— ОК. За 4-й квартал прошлого года производство изотопа литий-6 превысило прогноз почти в полтора раза. Производство дейтерия — аналогично.

Люси перебила его:

— Короче, кто-то потребил сырья на несколько тысяч лишних L-bomb, так?

— Не мы первые сделали этот вывод, — заметил Хаген, — Аналитики по ABC и CNN уже месяц болтают про подготовку к третьей мировой войне, кошмарят телезрителей и…

— Херня! — перебила она, — Эти бомбы сейчас, в контейнерах на Тлалоке, верно?

— Я не удивлюсь, если они, и правда, там, — сказал он.

— Они точно там! Но для чего?! — воскликнула она.

— Тише ты, — буркнул Хаген, — Вот придем домой, и посмотрим твой реферат.

— И доделаем его, ладно?

— Конечно, доделаем, как же без этого…

Тлалок — каменная глыба со средним диаметром около 90 километров и массой около пятисот триллионов тонн, обращался по вытянутой орбите с периодом примерно 400 суток со скоростью 18 километров в секунду. Он то удалялся от Солнца дальше, чем Марс, то подходил ближе Меркурия (таким образом ведут себя многие астероиды). Тлалок пересекал орбиты всех четырех планет, но в обозримом будущем не собирался опасно сближаться с Землей. В текущем году Тлалок должен пройти в полумиллионе километров от Венеры. Она, своим гравитационным полем незначительно изменит его орбиту, но и это изменение не сделает Тлалок опасным для Земли….

«Из недавних докладов LAOCAD (Latin-America and Oceania Contra-Asteroid Defense) следует, что Тлалок выбран в качестве объекта для отработки контр-астероидных мероприятий из-за своих размеров. Большинство астероидов в списке потенциально-опасных, имеют размеры порядка километра. Их масса слишком мала, чтобы в случае падения на Землю, вызвать действительно фатальный катаклизм. Иное дело — Тлалок. Падение такого астероида стерло бы с лица Земли все живое (кроме, возможно, каких-нибудь бактерий). Выброс в атмосферу и околоземный космос тысяч триллионов тонн пыли и сажи, экранирующих солнечный свет, вызвал бы индуцированную зиму. Наша планета на столетия стала бы заледеневшей и безжизненной… — Хаген задумался на минуту, и дописал, — …Если бы мы жили на Венере, то наши астрономы включили бы Тлалок в список предельно-опасных астероидов, кандидатов на ликвидацию в целях самозащиты. Но, мы живем на Земле и для нас проект «Тлалок» — это только учения».

— Ну, как? — спросил он, — Финал так, нормально получился?

— Просто классно! — заявила Люси и погладила его по плечу.

Не отводя руку, она провела ладонью вверх до его шеи, а потом вниз, едва касаясь кожи подушечками пальцев… Одним таким жестом женщина может сказать мужчине больше, чем сотней слов.

Когда Ину, vahine Тану, родила мир, ее старшие дети — Мауи и Пеле — не знали, как его держать, и спросили совет у своей сестры — Паоро. Она сделала что-то вроде проекта: Liporoa-te-moana. Разумеется, там записано далеко не все, но если что-то записано, то никуда не денешься. У меня там что-то такое про секс. Сплошные шутки, смешные для всех, кроме меня. Первый опыт на каникулах после седьмого класса. Бойкая девчонка-резервистка, лет 25, на рафтике, намотала на винт водоросли. Конечно, я ей помог, она что-то спросила, я что-то ответил, девчонка взяла инициативу в свои руки… И не только инициативу… И не только в руки… Скоро мы оказались, в миссионерской позе (рафтик надувной, маленький, на нем сложно разместиться вдвоем, но лежать не жестко). И, в самый неподходящий момент, два хрена на катере на подводных крыльях, идут мимо, видят, что у нас ответственное дело, и решают свернуть — чтобы не отвлекать. Но при развороте, их корыто дает такую волну, что рафтик (уже сильно раскачанный нашими упражнениями) переворачивается и у девчонки срабатывает «капканный рефлекс». К счастью, она сразу сообразила что делать, и говорит: «Так, короче: я расслабляюсь, ты вставляешь мне в жопу палец и двигаешь от себя, в смысле, назад». Со второй попытки операция получается, и мы висим в воде уже расцепленные. Тут подкатывают эти два хрена на катере, с дистанции метров десять, один кричит: «У вас что, заклинило?», и, получив утвердительный ответ (без уточнения, что проблема уже решена), еще громче кричит лично мне: «Хэй, бро, быстрее, пихай своей девчонке палец в жопу!!!».

Если кто составляет список казусов при сексуальном дебюте у мальчиков — дарю этот пример. Наверное, такое редко встречается, но знать полезно. А если кто составляет список для взрослых мужчин — то дарю еще пример. Года три назад мне, по дешевке досталось мощное электропневматическое ружье «Sharkill». Длина — всего полметра, а калибр — как у зенитки. В соответствие с названием, оно для охоты на акул. Будь эта штука у того янки из фильма «Челюсти» — пропала бы интрига. Оторвало бы той акуле полголовы первым же выстрелом… Вещь! Только я успел испытать ружье у себя на северной стороне, как нарисовалась Плио со старшим киндером (ему тогда было лет восемь). Мы попили какао, а потом, ему — рыбалка, а нам — секс. Где у меня хранятся спиннинги, парнишка, разумеется, знает… Какой дебил придумал сделать «Sharkill» в таком дизайне и еще лилового цвета? На вид получается игрушка. И вот, когда у нас с Плио общение на лежбище на крыше в самом разгаре, вдруг возникает мелкий с этой пушкой в руках. «Дядя Хаген, а зачем такой прикольный фонарик?…». Ну, интересно ребенку, что тут странного? Ясно, что если он нажмет кнопочку, то мне и Плио — allez. Фарш грубого помола. И я очень-очень тихо говорю: «Ну, ты молодец, что принес эту штуку, мы как раз хотели крикнуть, чтобы ты ее нам принес…». Он протягивает мне пушку, я ее беру, сажусь на лежбище и выпадаю в аут. Плио целует мальчишку в нос, говорит «Ну, иди, гуляй», и спрашивает у меня: «Хаг, а зачем нам для секса фонарик? Типа, еще светло, все видно». Я говорю: «Ну, типа это я затупил», и запираю пушку в железный шкаф в углу, где карабин, патроны и нитрогиколевые шашки… А в сексе пришлось сделать технологический перерыв на час. Потом, правда, нормально…

У меня еще много таких историй, одна лучше другой. Эти две — так, для примера. И никогда заранее не знаешь, какая получится фигня. Вот и сейчас. Если бы девчонке просто взбрело в голову стартовать в смысле секса, то это нормально. Ее организму виднее, когда и с кем это надо делать, и моя роль была бы обычной для взрослого мужчины в такой ситуации: оставить ей много хороших воспоминаний на будущее. Никаких проблем — тем более, при моей проф-специфике, техническая сторона дела выполняется ровно так, как надо. Но только, Люси настроена не на парня-функцию «эксперименто-примо». Она пробует играть взрослую женщину, которая решила…

Она года на четыре моложе того возраста, в котором девушки обычно начинают такие игры, но иногда у нее получается очень убедительно. Бармен Таркэ на Расщепленном Острове — не дурак, и людей повидал много, но он поверил в «этническую ундину» и общался с Люси, как будто ей, лет двадцать, и она держала образ «взрослой ундины» (хотя, по заметной опытному глазу моторике лица и рук было видно: ей это не легко). Игры с Таркэ отняли у нее море нервных ресурсов: час после выхода из бара она вела себя, как обычная девчонка-подросток, а потом… Этот более, чем взрослый разговор относительно Тлалока. Хотя, если в ее семье такие темы обычны… Я в 5 лет знал, как отличить копа от хомбре и сивила от форса, хотя и не представлял себе социальные функции любого из четверых, да и словосочетание «социальные функции» было мне, разумеется, незнакомо. Дети, обычно, играют в то, чем живут окружающие взрослые.

Если отвлечься от некоторой недорослости, Люси — исключительно симпатичная и интересная девчонка (по крайней мере, на мой личный вкус). Будь ей года на три больше… иначе говоря, через три года так и будет, и зачем сейчас делать из этого проблемы? Значит, проблемы не делаю, а наоборот: решаю их по мере появления.

Люси часто задышала, ее тело напряглось так, как будто она намеревалась встать на гимнастический мостик, а потом — длинный выдох, почти вскрик. Полный релакс.

— Уф… Уф-уф… Это было здорово! Даже лучше чем с китом.

— С кем, с кем? — удивленно переспросил Хаген, медленно убирая ладонь из нижнего сектора ее живота.

— Ну, был у меня такой сон… Короче, там кит своим ластом сделал что-то похожее… Отдаленно похожее. С тобой конечно, лучше! И еще, с китом меня Флер разбудила совершенно не вовремя. Мы только-только собрались перейти к… Ну, к тому, что в книжках называется «коитус», и тут она шлепнула меня по заднице. Такой облом.

— Сочувствую, — сказал он, — когда в такой момент обламывают, это обидно.

— Ну, а я о чем? Давай сейчас я не буду просыпаться… ну, ты понимаешь?

— Не надо беспокоиться, — сказал он, мягко поглаживая ладонями ее живот и маленькие груди… — Я не во сне, честное слово. Я настоящий, материально-биологический. Даже если тебя сейчас шлепнуть по попе, я никуда не исчезну.

— У-ау, — пропищала она, лениво и длинно потягиваясь всем телом, — Кто тебя знает? А вдруг ты моя эротическая фантазия, прикинь?

— Очень реалистичная, — уточнил он.

— Классно! — сказала Люси, переворачиваясь на живот, — А тогда погладь мне спинку, реалистичная эротическая фантазия… Выше, там где лопатки… Ага! А потом можно ниже и не останавливайся… Да… Я как раз об этом подумала…

— Если тебе покажется, — начал он, — что что-то не так, то ты сразу…

— Взвизгну, как резанная, — перебила Люси, — Давай, лучше ты сам почувствуешь, ОК?

Закат солнца — как будто огромный оранжевый шар медленно, как шарик мангового мороженного, тает в океане, и с его нижнего края течет мерцающий густой поток…

— Ты тоже подумала про мороженое, — сказал Хаген.

— Ты заметил, как я облизнула губы? — спросила Люси.

— Да. Очень характерное движение.

— Значит, не я тоже, а ты тоже, — поправила она, — Ты подумал про мороженое, когда я облизнула губы, значит — позже меня. Логично?

— Получается, так, — согласился он.

Они лежали рядом на квадратном надувном рафте, вытащенном в море. С него было интереснее наблюдать закат. Солнечная дорожка оказывалась так близко, что до нее можно было дотронуться рукой.

— Смешные существа люди, — сообщила Люси, — За столько тысяч лет не сообразили придумать слова для таких моментов, как сейчас. Мне столько всего хочется сказать, гигабайты бродят в голове, а нет ни одного подходящего слова. Свинство, ага?

— Утафоа в таких случаях поют, — заметил он, — Ну, не совсем поют, а….

— Я знаю, — перебила она, — Только у меня не получится. Буду пищать, как хомяк.

Хаген погладил ей спину и добавил:

— Киты тоже в таких случаях поют.

— Ага, вот так… — Люси изобразила гудяще-скрипящую серенаду горбатого кита.

— Нет, скорее так, — ответил он, и тоже попытался прогудеть, а затем скрипнуть.

— Классно! — решила она, — Это будут те самые слова, я так решила. Теперь осталось только придумать, как их записывать, и можно сочинять стихи!

— Я никогда не пробовал сочинять стихи, — предупредил Хаген.

— Ну, и правильно. Нечего было пробовать, пока мы не придумали эти слова!

— Придумали киты, — уточнил он, — А мы, как бы, заимствовали.

— Не важно… — она хлопнула ладошкой по воде, — Надо еще послушать китов. Может, прокатимся завтра утром, а? Послушаем, и запишем на диск.

— Прокатимся, — согласился он, — Только давай в этот раз без колдовства, ОК?