"День Астарты" - читать интересную книгу автора (Розов Александр Александрович)

29

На Рапа Нуи всего около четырех тысяч постоянных жителей. 90 процентов из них обитают в столице острова — городке Ханга-Роа, расположенном в южной половине западного берега. Этот миниатюрный, полностью одноэтажный городок, целиком помещается в углу, образованном берегом океана и ВПП международного аэропорта Матавери. С севера от ВПП параллельно ей проходят две главные улицы Ханга-Роа: Авенида Хоту-Матуа и Авенида Понт. Отель Хоту-Матуа (элитный по рапануйским меркам) построен между этими двумя улицами, всего в 300 метрах от терминала аэропорта. Отель Хоту-Матуа оказался выбран для переговоров по урегулированию проблемы туземного сепаратизма и из-за близости к аэропорту, и из-за достаточно вместительного ресторана, более-менее подходящего на роль конференц-зала.

Днем 18 февраля в отель прибыли континентальные чилийские чиновники: Фелипе Галего, государственный советник по международным отношениям, и генерал Луис Мартинес Дирекции Разведки и Национальной Обороны. Далее, днем 18 февраля, появился международный посредник: Джентано Монтегю, 2-ВСиПП ГС ООН АиНРСиМОГ (2-й высокий советник и полномочный представитель Генерального секретаря Организации Объединенных Наций по Африке и по наименее развитым странам, развивающимся странам, не имеющим выхода к морю, и малым островным развивающимся государствам). Утром эта компания дополнилась иностранными наблюдателями из Новой Зеландии — Аотеароа, из Папуа, из меганезийского округа Социете — Таити и из американского штата Гавайи.

Репортеры иностранной прессы прибывали на остров также начиная с 18 февраля, и Рорате Урерунги, мэр Ханга-Роа, сбился с ног, решая возникающие проблемы. Ведь репортеры вели себя вызывающе, а местные полисмены к этому не привыкли…

Последним в Ханга-Роа появился приглашенный по специальной инициативе ООН «неформальный полинезийский лидер» Лимолуа Хаамеа. В отличие от остальных участников, он не захотел пользоваться аэропортом Матавери. Его летающая лодка приводнилась в маленькой рыбацкой и туристической гавани Ханга-Пико, рядом с местом, где Авенида Понт упирается в океан, и где расположен моаи Те-Ата-Херо — каменное изваяние, вероятно, поставленное одним из древних вождей Рапа-Нуи…

Небольшой, изящный модерновый крылатый катер, окрашенный в жизнерадостно-салатный цвет, подкатил к причалу на глазах у толпы — почти тысячи любопытных местных жителей. Плексовый фонарь кабины открылся, и король Хаамеа, с грацией некрупного гиппопотама, перепрыгнул на причал. Его экипировка соответствовала ожиданиям зрителей. На ногах у короля были простые сандалии из акульей кожи, а одежда состояла из лава-лава с традиционным маорийским узором — красная волна с белым гребнем пены, под черным небом. Роль короны (если следовать европейским представлениям о королях) играла широкая головная повязка с орнаментом: зелено-красные ромбы на синем поле — герб Хаамеа. За плечом на перевязи из акульей кожи висел «hoemere»: весло-копье-меч (или полинезийская алебарда).

Спутниками короля были две девчонки-утафоа, среднего тинэйджерского возраста и парень, утафоа-креольский метис лет 20. Все трое — в униформе локальной морской полиции острова Рапатара: короткие легкие комбинезоны цвета морской волны, с эмблемой: синий круг с зелено-красным ромбом в центре. На правом боку — широкий карман, из которого торчит рукоятка компактного пистолет-пулемета. Это трио очень быстро пришвартовало летающую лодку к свободному столбику, среди рыбацких моторок, и присоединилось к королю. Рорате Урерунги, мэр Ханга-Роа, в это время протискивался к прибывшим сквозь возбужденную толпу на причале.

Лимолуа Хаамеа набрал побольше воздуха в легкие и крикнул.

— Aloha foa! — а потом, после короткой паузы, добавил, — Hola amigos!

— Ia orana Limolua! Maeva! — приветствовал его Рорате, под аккомпанемент громких возгласов, хлопков и одобрительного свиста.

Разумеется, Лимолуа и его спутники не первый раз были на Рапа-Нуи — особенном острове, называемом еще «Mata Kite-raga» (Глаз, смотрящий в небо) или «Te-Pito-te-Fenua» (Пуп Земли). Острова, который, согласно мифу, был первым на пути ariki-roa Мауна-Оро с прародины предков, через всю Гавайику, к западным островам Палау. Соответственно, сегодня, среди встречающих у короля хватало старых знакомых.

— Я рад тебя видеть, Рорате! — Лимолуа крепко пожал руку мэру Ханга-Роа, — У меня сейчас такой план. Hei foa te Rapa-Nui! Haaroo e au! Слушайте меня! Дело не простое, поэтому я иду за советом к moai Te-Ata-Hero! Кто хочет, тот может идти со мной.

— E spani-foa te a ho? — негромко спросил кто-то.

— Что значит «испанцы тоже»? — проворчал король, — Я сказал: кто хочет! Любой, кто хочет! Делить людей по крови, и рассуждать, у кого она грязнее, а у кого чище — это обычай грязных миссионеров. Канаки так не делают. Я правильно сказал или нет?

— Atau! Правильно! — раздалось несколько голосов.

— Идут все, кто хочет. E haere a-nai o-vai a na-aro, — заключил Лимолуа, и двинулся по направлению к изваянию, возвышающемуся в сотне метров от причала.

В трех шагах от каменной фигуры высотой почти в два человеческих роста, король остановился, вынул из-за спины алебарду — hoemere, оперся на нее, как на посох, и негромко начал говорить, иногда делая длинные или короткие паузы. Через минуту сложилось полное впечатление, что каменный исполин отвечает ему…

Репортер CHV из Вальпараисо нерешительно подошел к троим спутникам Лимолуа, стоявшим метров на пять дальше от моаи, и полушепотом обратился к Кианго.

— Companero, ты можешь объяснить, что происходит?

— Ariki советуется с moai Te-Ata-Hero, — спокойно ответил тот.

— Советуется? — переспросил репортер. — Это в каком-то символическом смысле?

— Просто советуется, — пояснил Кианго, — В смысле: разговаривает.

Не найдя, что еще спросить по этому поводу, репортер поймал в видоискатель своей камеры обе эти фигуры: каменную и человеческую — и снимал следующие несколько минут, пока странный разговор не завершился.

Лимолуа кивнул, забросил алебарду обратно за спину, развернулся, сделал несколько шагов назад и спокойным тоном произнес.

— В общем, дело, хотя и не простое, но понятное. Есть всего две задачи, которые надо решить на этих переговорах, а остальное можно сделать несколько позже.

— Независимость от Чили? — попробовал угадать кто-то.

— Выгнать чилийскую военную базу? — предположил другой.

— Убрать католических попов? — спросил третий.

— Нет, нет и нет, — сказал король, — Foa te Rapa-nui зависят от правительства Чили не потому, что здесь чилийские военные и церковники, а потому, что здесь нет своей экономики. Немного туризма, огороды и рыболовство на маленьких лодках — какая независимость при таком положении вещей? Почти все товары тут привозные, из Вальпараисо. Городское хозяйство и социальный сервис — на дотации с континента. Поэтому первая задача — это свой бизнес. Надо создать для него условия. Бизнес начинаются с точки роста, и эту точку надо поставить. Вот вторая задача.

— Мы думали, ты за нашу свободу, а ты все перевел на деньги, как янки! — раздался молодой мужской голос из заднего ряда зрителей-слушателей.

— Кто это сказал, пусть подойдет сюда, ко мне, — спокойно отреагировал Лимолуа.

Под удивленные возгласы, вперед вышел прекрасно сложенный полинезиец лет 20, одетый в ярко-красную футболку и джинсовые шорты.

— Вот я. Что дальше?

— Как тебя зовут и чем ты занимаешься? — поинтересовался король.

— Зовут меня Иверо. Я ловлю рыбу. Иногда катаю на лодке туристов. Что дальше?

Лимолуа медленно растянул свои полные губы в иронической улыбке.

— Представь, Иверо, что Рапа-Нуи получил независимость от Чили. Что дальше?

— Дальше разберемся, — сказал парень.

— А давай сейчас разберемся. Чилийцы ушли. Где ты будешь брать бензин для своей лодки? Кто обеспечит работу электростанции, аэропорта, сотовой связи, госпиталя, водопровода? Кто будет платить зарплату полиции, пожарным и медикам, и пенсии старикам? Кто займется поставкой продуктов и бытовых товаров в лавки и откуда возьмутся у людей деньги, чтобы это покупать?

— Эти вопросы должен решать мэр, — возразил Иверо.

— Aita pe-a, — король улыбнулся еще шире, — Выберем тебя мэром. Решай.

— Почему меня?

— Потому, что ты громче всех требовал свободы. Чей выбор, того и ответственность.

В наступившей тишине было слышно, как Иверо пыхтит, думая, что ответить.

— А я, — нашелся он, — …Позову янки и отдам им аэропорт Матавери за то, чтобы они решили все эти проблемы. А если мало, то отдам им еще бухту Ханга-Пика вместе с мысом Мохиноа для постройки порта. Я знаю, что они давно хотели все это купить!

— Интересное решение, — ответил Лимолуа, глядя на часы, — Итак, свобода под твоим управлением просуществовала 34 секунды.

— Но свобода никуда не делась! Я же отдал янки только аэропорт и бухту!

— И достаточно, — сказал король, — Остальное они и сами возьмут. И они сделают это законно, демократически. Имея тут аэропорт и порт, нетрудно получить на выборах большинство голосов. Раз — и у них свой карманный мэр.

Среди зрителей-слушателей послышались смешки. Лимолуа покачал головой.

— Иверо сказал совсем не глупую вещь. В некоторых маленьких, но довольно удачно расположенных странах, так и решают проблемы. Но отдают места под аэропорты и порты не в одни руки, а в разные. Одно — янки, другое — китайцам… А дальше надо балансировать, как если катишься с волны на доске. Но, чтобы играть в такую игру, приходится становиться диктатором. Если ты катишься с гребня волны, то тебе уже некогда объяснять людям, почему ты рулишь так, а не иначе. Это понятно?

— Понятно, — нехотя согласился парень. — Только получается, что мы так и будем под чилийцами, а это же неправильно!

— Нет, — Лимолуа, продолжая улыбаться, покачал головой, — сообщество с сильной экономикой само выбирает, с кем иметь дело, а с кем не иметь. Никто не может быть абсолютно независимым. Любое сообщество, как и любой человек, зависит от своих партнеров. Реальная свобода — это возможность самому выбирать себе партнеров, и возможность менять их по своему желанию.

— Как в сексе! — хихикнув, прокомментировала какая-то девчонка.

Снова послышались смешки. Лимолуа многозначительно поднял палец к небу.

— E-oe! Страна с эффективной экономикой, как красивая, сильная, уверенная в себе женщина. Ей не нужен хозяин или покровитель! Она приглашает к себе в дом, кого захочет, make-love с тем, кто нравится, а неприятных гостей выставляет за дверь!

— Если у незваного гостя армия, то как ты его выставишь из страны? — спросил один пожилой мужчина.

— Военная сила — это экономика плюс воля, — ответил короли, — Простая формула. За последние четверть века она проверялась много раз, и всегда срабатывала. Когда вы будете иметь сильную экономику, то сами решите, в какой степени вас устраивает чилийское правительство. Захотите — урежете его полномочия, а захотите — вообще укажете ему на дверь. И оно уйдет, потому что сила будет на вашей стороне.

Рорате Урерунги вздохнул и задумчиво проворчал.

— Почему у тебя так легко получается объяснять сложные вещи?

— Потому, что они не такие уж сложные, — сказал король, — Ну, еще потому, что мне приходится часто этим заниматься… Hei foa! Я рассказал вам, какую позицию буду занимать на переговорах. Если кто-то из вас считает, что это неправильно, то пусть говорит сейчас, по нашему общему обычаю Tiki… Никто так не считает? Тогда мы пойдем в Хоту-Матуа. Тут идти полчаса. По дороге мы можем еще поговорить.

Лимолуа махнул рукой и, вместе с тройкой «морских полисменов» и несколькими сотнями местных зрителей, двинулся вверх по Авенида Понт. Когда примерно полпути было пройдено, появился полицейский наряд, и офицер тактично попытался прекратить «незаявленную демонстрацию». Следующие полпути Рити и Поу, взяв его, как бы, в клещи, последовательно доказывали ему, что спонтанное синхронное параллельное движение сколь угодно большой группы людей, это не обязательно демонстрация. Офицер тяжело вздыхал, и периодически говорил в мегафон: «граждане, если это демонстрация, то вы должны ее прекратить, потому что она не была заявлена». Это, разумеется, только привлекало в процессию дополнительные группы людей…

Около входа в отель Хоту-Матуа стоял кордон из военных, вызванных с базы ВВС. Король, с полным спокойствием, повернулся к толпе сопровождающих и сказал:

— Hei foa! Оставайтесь здесь. Я вижу, что тут на улице уже установлен достаточно большой TV-экран. Вы все увидите и услышите… Рити, Поу, Кианго, вы успеете пообедать, пока я общаюсь. По диагонали, через перекресток — кафе Хе-Вари.

— А ты будешь там голодный? — с ноткой осуждения в голосе спросила Рити.

— Заботливая, — с улыбкой сказал он, — Не переживай. Я съем двойной ужин после переговоров. Дипломатия возбуждает у меня аппетит.

С этими словами, Лимолуа махнул ладонью, развернулся, вместе с мэром Ханга-Роа прошел сквозь армейское оцепление. Они скрылись в дверях отеля… Чтобы через четверть часа появиться на экранах — уже за большим круглым столом в центре зала полуоткрытого ресторана, с видом на бассейн и пальмы внутреннего дворика.

Диспозиция была продумана так, как будто организаторы опасались драки между оппонентами. Чилийский госсоветник Фелипе Галего и генерал Луис Мартинес оказывались на максимальном расстоянии от короля Рапатара. Его отделяли от континентальных чилийских чиновников справа — наблюдатели из Новой Зеландии, Папуа, и штата Гавайи, а слева — мэр Урерунги, 2-ВСиПП ГС ООН АиНРСиМОГ Джентано Монтегю и (рядом с Лимолуа) меганезиец с Таити. Янки из Гавайев, оказавшийся по другую руку от короля, из любопытства тронул лезвие алебарды — hoemere (небрежно положенной королем на стол), и до крови порезал палец.

— Oh! Fuck! Я думал, это просто игрушка, вроде как скипетр у королей в кино…

— Примерно так и есть, — ответил Лимолуа, — Это церемониальное оружие.

— Но чертовски острое, не так ли?

— Да. Держать hoemere в нерабочем состоянии считается дурным тоном.

— О! Вот как?

Гавайский янки хотел спросить что-то еще про алебарду, но Джентано Монтегю достаточно громко постучал авторучкой по столу и произнес:

— Сеньоры, я напоминаю, что нас видят в прямом эфире. Кроме того, у нас плотный график работы, поэтому позвольте приступить… — он открыл ранее извлеченную из портфеля толстый том-скоросшиватель с эмблемой ООН на обложке, — …Сегодня наиболее острой проблемой является атомный авианосец «Сантандер», ВВС Чили. Насколько я понимаю, экипаж был эвакуирован 13 февраля из-за утечки радиации, а позже, на корабль проникли сепаратисты «PIRA», и теперь они угрожают опасными манипуляциями с реактором, если их требования не будут выполнены. Чтобы свести объем требований к разумному уровню, мы пригласили для участия в переговорах с сепаратистами авторитетного полинезийского лидера Лимолуа Хаамеа.

— Для чего меня пригласили? — переспросил король Рапатара.

— Мы надеемся, — пояснил Монтегю, — что вы сможете объяснить сепаратистам явную нереальность требования передачи островов Пасхи и Сала-и-Гомес в их руки. Нами разработан более реалистичный проект расширения прав полинезийской этнической общины, включая культурную автономию, квоту в местном самоуправлении и…

— Дайте сюда, — перебил Лимолуа.

— Пожалуйста.

Джентано Монтегю передвинул по столу том-скоросшиватель. Лимолуа деловито полистал страницы и лаконично сообщил.

— Это не годится.

— Но над этим работали эксперты, владеющие ситуацией, — возразил Монтегю.

— Ситуацией владею я, — отрезал король, захлопнул том и толкнул по столу обратно к Второму Высокому Советнику и Полномочному Представителю Генсека ООН.

— Если вы владеете ситуацией, — мягко произнес Монтегю, — то ваше мнение и ваши предложения, конечно, должны быть рассмотрены.

— Предложения очень простые, — сказал Лимолуа, — Рапа-Нуи становится свободной экономико-технологической зоной, транспортная монополия отменяется, а остров Тангата-Ману признается полностью экстерриториальным. Точка.

— Я не понял вашей мысли о статусе Тангата-Ману, — вмешался Фелипе Галего.

— Статус независимой территории, — пояснил король, — Следует признать, что этот маленький остров не включался в состав территории Чили, а значит, жители сами управляют этой территорией. В дипломатии это называется «суверенитет».

— Там нет жителей, — заметил чилийский госсоветник.

Лимолуа Хаамеа покачал головой.

— Сейчас их там нет, поскольку 6 февраля их выгнала оттуда полиция, а военные разрушили их постройки. Это зафиксировано на видео-камеры туристов.

— Вы имеете в виду флагшток с вымпелом маори и саперные заграждения?

— Я имею в виду все сооружения, которые там были, — ответил король, — Мы можем спорить об их количестве и назначении, но они были собственностью конкретных жителей. Уничтожать чужую собственность без суда — это произвол.

— Каких жителей?! — возмутился Галего.

— Мэр Ханга-Роа имеет список жителей Тангата-Ману, которым это принадлежало.

Госсоветник Галего повернулся к Рорате Урерунги.

— У вас действительно есть такой список?

— Да, — подтвердил мэр, — У меня есть список. 11 собственников уже заявили в суд о нарушении их прав и уничтожении армией Чили их собственности на сумму семь с половиной миллионов песо.

— Сколько это в долларах? — оживился гаваец.

— Около пятнадцати тысяч, — ответил Рорате, — они требуют возмещения ущерба и признания юридического факта независимости Тангата-Ману от Чили.

— Это же бред! — возмутился Галего, — Какая независимость у голой скалы площадью несколько гектаров!

— Пять гектаров и три четверти, — педантично уточнил мэр, — Согласно историческим данным, там находилась священная деревня. В 1867 году ее уничтожили перуанские каратели. Сейчас потомки законных владельцев хотят восстановить справедливость.

Генерал Луис Мартинес, хлопнул ладонью по столу с такой силой, что зазвенели кофейные чашечки, а из сахарницы выскочила ложечка.

— Мы уже полтора века сталкиваемся с последствиями беззаконий, которые творили перуанцы на территориях с туземным населением! Я считаю, что здесь должно быть применено общее правило о восстановлении владения туземных общин. Правда, дело усложнено спорным статусом этого островка, но я думаю, что формальное признание автономии пяти гектаров скалы в море, не повредит нашим национальным интересам.

— Это важно с точки зрения религии, — пояснил мэр Ханга-Роа.

— Да, — генерал кивнул, — Вы сказали, что деревня была священная. Я считаю, что здесь можно проявить уважение к туземной религии, разумеется, при условии, если жители обязуются не приглашать на Тангата-Ману криминальных субъектов и иностранных военных и соблюдать санитарно-экологические нормы.

— Но как они будут жить на этой голой скале? — удивился госсоветник.

— Полагаю, что они знают, как, — ответил Мартинес, — Ведь они жили там веками, пока деревня не была уничтожена налетом перуанских бандитов. Конечно, я включу этот вопрос в свой доклад Его Превосходительству. И давайте переходить к следующему пункту. Сеньор Хаамеа, что вы говорили о ликвидации транспортной монополии?

Лимолуа положил ладони на рукоять алебарды и ответил.

— Еще в прошлом веке сложилась практика, согласно которой авиакомпания «LAN-Airlines» монопольно обслуживает все гражданские рейсы на Рапа-Нуи. Результат: высокие цены и отсутствие развития. Есть всего один регулярный рейс по маршруту: Сантьяго — Рапа-Нуи — Таити, и только два раза в неделю. А регулярного морского сообщения нет вообще. О каком развитии территории можно говорить?

— Вот здесь мне все понятно, — заметил Фелипе Галего, — Если есть предложения от альтернативных перевозчиков, я гарантирую, что они будут внесены на ближайшее рабочее совещание в министерстве транспорта. Это касается и Рапа-Нуи, и, также, островов Сала-и-Гомес, которые тоже должны иметь транспортное сообщение.

— Я привез некоторые предложения по этому поводу, — ответил король, — если вы не возражаете, я передам их вам после переговоров. Эти предложения касаются всего комплекса проблем, в частности — проблемы энергетики. Сейчас Рапа-Нуи не имеет современных электростанций. Только дизель-генераторы. Развитие инфраструктуры требует, во-первых, установки одной мини-АЭС мощностью 100 МВт. Только тогда возможно нормальное обеспечение аэропорта и порта на Рапа-Нуи…

— И базы ВВС, — вставил генерал, — …Которая не может быть модернизирована без нормального уровня обеспечения электроэнергией. Но, как мне, докладывали, для установки АЭС требуется согласование МАГАТЭ и еще чего-то международного.

— Требуется, — подтвердил король, — Но только не в случае свободной экономико-технологической зоны. Смысл такой зоны в том, что в ней исключаются любые ограничения технологического развития, не обоснованные объективно.

Генерал Мартинес побарабанил пальцами по столу.

— Сеньор Хаамеа, вы не могли бы объяснить: какие ограничения в этом случае исключаются, а какие продолжают действовать?

— Приведу пример с АЭС, — ответил Лимолуа, — Понятно, что реактор должен быть достаточно изолирован, чтобы не пропускать наружу ионизирующее излучение и не загрязнять окружающую среду радионуклидами. Это объективное ограничение. Но ограничение на использование АЭС просто по мотивам умозрительной опасности ядерных реакторов — субъективно. Обычно, оно возникает в интересах корпораций, продающих неядерное топливо. Политический ход в коммерческой конкуренции.

— Но как быть с проблемой ядерного терроризма? — спросил госсоветник Галего.

— С терроризмом следует бороться активными методами, — твердо сказал генерал Мартинес, — а не отказываться от прогрессивных технологий в ущерб национальным интересам из-за того, что террористы, мол, что-то могут захватить.

Фелипе Галего покачал головой.

— Но атомный авианосец «Сантандер» захвачен…

— …Из-за тактической ошибки адмирала Сармиенте, — перебил генерал, — Сейчас его допрашивает специальная комиссия по расследованию. Вы можете быть уверены: подобная оплошность не повторится. И никто не намерен из-за этого инцидента отказываться от атомного флота, необходимого для обороноспособности страны. Добавлю: гражданская атомная энергетика это тоже фактор обороноспособности.

— А как АЭС влияют на экологию? — поинтересовался мэр Ханга-Роа.

— При нормальной работе — никак не влияют, — сообщил ему представитель Новой Зеландии, — в нашей стране жесткие законы о защите окружающей среды, так что электростанции исследовались всесторонне на предмет вредных факторов. После публикации результатов ряд химических станций был заменен на атомные именно вследствие большей экологической безопасности последних.

— Вам удалось как-то урегулировать это с ООН и МАГАТЭ? — спросил Галего.

— Скорее да, чем нет, — ответил «киви», — переход на экологически благоприятные энергетические технологии был включен первым пунктом в пакет требований этнокультурного автономии традиционных общин маори. Когда вопрос оказался поставлен под таким углом, международные институты не могли давить на наше правительство. Это было бы против права этносов на самоопределение, а оно, как выражаются аналитики-неформалы, старше мастью, чем право на лоббирование.

Госсоветник удовлетворенно кивнул.

— Да, разумеется, право народов на самоопределение, это базовая ценность… — он повернулся к генералу Мартинесу, — …Скажите, вашей службе уже удалось начать переговоры с коренным населением Сала-и-Гомес?

— Мы движемся в этом направлении, — ответил генерал, — Сейчас сложно говорить о полном успехе этих контактов, но я уверен, что община Сала-и-Гомес, или, на языке аборигенов «Моту-мо-тере-Хива», присоединится к общим требованиям коренных жителей Рапа-Нуи. Я предлагаю сейчас исходить именно из этого.

Джентано Монтегю, вклинившись в возникшую паузу, эмоционально заявил:

— Извините, сеньоры, я не понимаю, какое отношение это имеет к полинезийским аборигенам, и к требованиям сепаратистской группировки «PIRA». Энергетика и транспорт это другая область. А ключевой вопрос о политической автономии, как указывают наши эксперты… — он раскрыл том-скоросшиватель, быстро полистал страницы, и нашел соответствующую главу, — … Вот, согласно их мнению, первой проблемой, которую необходимо решить, является преодоление недоверия местных жителей к акту аннексии 1888 года, согласие на который было получено у местных вождей не вполне корректным путем, поэтому…

— Мистер Монтегю, — перебил Лимолуа, — Я вам ясно сказал: это сочинение ваших экспертов никуда не годится. Пусть оно просто лежит на столе для солидности.

— Я слышал, что в древней Европе, — заметил представитель Папуа, — на серьезных переговорах клали на стол книгу, хотя читать не умели. Хорошая декорация.

Эмиссар ООН вздохнул, закрыл том и отложил в сторону.

— Сеньоры, я могу объяснить вам более кратко и без цитирования. Дело в том, что вы смешиваете, или путаете, две совершенно разные вещи. Одна — это модернизация экономики островов Пасхи и Сала-и-Гомес. Я не спорю, это тоже важная задача, но другая. А мы говорим о политических гарантиях для коренной общины аборигенов.

— Нет, это вы смешиваете и путаете, сеньор Монтегю, — возразил ему представитель меганезийского Таити, — вы пытаетесь представить аборигенов, как каких-нибудь экзотических птичек, или рыбок, для которых надо сохранить нетронутую среду обитания, и возить туда туристов. Но аборигены это люди, а людям хочется иметь современные условия жизни и работы. Политические гарантии должны начаться с ускоренной модернизации, как предлагает сен Хаамеа, а не с пережевывания всяких исторических трюков. Мне кажется, это совершенно очевидно.

— Но это путь к абсорбции аборигенов! — возмущенно возразил Джентано, — уклад их общины необратимо разрушится под влиянием современной культуры и…

— Нет, не разрушится, — перебил таитянин, — если не навязывать канакам европейскую культуру в качестве нагрузки к современным продукционным технологиям. В нашей стране это знают даже школьники.

Лимолуа Хаамеа звонко хлопнул себя ладонью по колену.

— E oe! Да! Поэтому я сказал: свободная экономико-технологическая зона. Никаких необъективных ограничений. Никакого избыточного регулирования, тормозящего модернизацию. И никакого евро-культуртрегерства в образовании! Foa te Rapa-Nui требуют доступа к современным технологиям без каких-либо условий и нагрузок.

— Это разумно, — согласился Фелипе Галего, — Но при этом не должна происходить дискриминация той весьма значительной части населения, которая придерживается континентальных традиций. Вы, сеньор Хаамеа, в меганезийском стиле назвали эти традиции европейскими, но для многих испанско-язычных чилийцев они родные.

— Это примерно 40 процентов жителей Рапа-Нуи, — добавил мэр Ханга-Роа.

— Да, — согласился король, — Эту проблему надо как-то аккуратно решать.

— Существует проверенный метод, — сообщил генерал Мартинес, — интеркультурный конгресс неформальных лидеров. На Рапа-Нуи все такие лидеры и полинезийские, анимистические и испано-язычные, католические, поименно известны. Думаю, мы сможем объяснить и тем и другим, что никто не должен ни на кого давить.

— Пока что, — заметил король, — Давление было только с одной стороны. Я говорю о постоянных попытках католической миссии канонизировать канаков.

— Катехизировать, — поправил Галего.

— Да, наверное. Но вы понимаете, о чем идет речь.

— Эксперты нашего департамента, — сказал генерал, — расскажут лидерам церкви об опасности таких форм миссионерства и я уверен, священнослужители пойдут нам навстречу. Но полинезийские религиозные лидеры должны будут воздержаться от попыток захвата доминирующих религиозных позиций на острове.

— Если Рорате Урерунги поможет, — ответил Лимолуа, — то мы решим этот вопрос.

Мэр Ханга-Роа утвердительно кивнул.

— Конечно, я помогу. Но я хотел бы напомнить про еще одну проблему. Рапа-Нуи это особый остров, здесь нельзя менять ландшафты. Я не знаю, как объяснить с научной точки зрения, но… Просто, я уверен, что этого нельзя делать.

— Тогда я уточню, — сказал король, — Мы говорим не об индустриальной модернизации образца прошлого века, а о постиндустриальной. Для нее не требуется сносить сотни гектаров естественной среды и застраивать площади бетонными коробками. Хорошее постиндустриальное производство вписывается в существующую среду. Не только в природную, но и в социальную. Оно использует то, что есть в обычаях людей, только немножко корректирует эти обычаи в сторону большей гуманитарной прагматики…

— Послушайте, — перебил Монтегю, — Это совершенно недопустимая подмена целей сохранения этнической культуры целями бизнеса. На опасность такого подхода не случайно указывали авторы раздела «защита традиционного уклада туземцев»…

С этими словами, эмиссар ООН протянул руку к тому-скоросшивателю, чтобы найти соответствующую цитату. Но Лимолуа Хаамеа, со скоростью, удивительной для его солидной комплекции, вскочил, схватил со стола свою алебарду — «hoemere» и нанес сильнейший удар сверху вниз. Длинное широкое лезвие легко пробило толстый том-скоросшиватель насквозь и глубоко вонзилось в доску стола.

Король отпустил древко (которое торчало над столом, как немного покосившийся флагшток), фыркнул, уселся на место и произнес.

— Давайте будем вести переговоры конструктивно. Если мы пришли к разумному компромиссу, то давайте запишем все это, и займемся авианосцем «Сантандер».

— Да, — согласился генерал Мартинес, — Не будем терять времени. Я сейчас прикажу офицеру технической службы установить радио-контакт с экстремистами «PIRA», удерживающими «Сантандер», через…

— …Три часа, — договорил Фелипе Галего, — этого вполне хватит, чтобы корректно сформулировать письменный вариант соглашения и утвердить его текст в коллегии государственного департамента в Сантьяго, по факсимильной связи.

Джентано Монтегю пришел в себя после легкого нервного шока, и окинул взглядом присутствующих, надеясь увидеть какую-то реакцию на варварскую выходку короля Рапатара. Мэр Ханга-Роа и таитянин, сидевшие по бокам от Джентано, совершенно спокойно беседовали на языке утафоа. На противоположной стороне стола, «киви» оживленно объяснял что-то папуасу, рисуя некую схему на листе бумаги. Гаваец, успевший сфотографировать торчащую из стола алебарду на камеру своего мобайла, теперь, похоже, рассылал это фото по MMS, всем своим приятелям. Двое репортеров (один — чилийского общенационального «CHV», второй — местного «Iaorana-Vision») спокойно продолжали снимать происходящее за столом переговоров. Эмиссар ООН мысленно вздохнул и подумал: «Ну, и что? В конце концов, моя задача состояла в организации переговоров с участием авторитетного неформального полинезийского лидера. Вот, пожалуйста. Переговоры успешно идут. Полинезийский лидер такой неформальный и авторитетный — просто волосы дыбом. А что он в жесткой форме отказался обсуждать предложения специальной комиссии ООН — так это меня мало касается. Напишу в отчете: «Пакет предложений отклонен из-за того, что авторский коллектив не учел ряд особенностей традиционного полинезийского уклада».