Глава 2

Первым делом Султанов выкупил ковер, доставшийся ему от матери. Он был старенький, сколько себя помнил, в семье его всегда берегли. Пылинки сдували. Когда они с Зинкой поженились, крикливые, словно галки свояк со свояченицей ее буквально растерзали. То им надо, то это. Приходили как в магазин. Сами все в золоте, а тащили все, даже рухлядь. Его жена никогда особой хваткой в урывании материальных ценностей не отличалась. Сколько он ее учил, все без толку. Последнее отдаст.

А свояки с огромадным удовольствием этим ее качеством попользовались. Он в "Конструкторе" на сверхурочных за гроши горбатился, приходил поздно, а свояки специально являлись в его отсутствие. Как-то пришел, а ковра, от матери оставшегося, нет. Зинка бесхитростно пояснила, что Галка его забрала. Им, видишь ли, нужнее. И что ты думаешь? Они его на пол постелили. У Султанова сердце кровью обливалось. Поэтому на следующий день после получения денег от "Авроры" он пошел к Донату и сказал, что хочет выкупить ковер.

— А зачем он тебе? — спросил Донат. — Хочешь, я тебе другой продам?

Тут же появилась Галка. Красивая, стерва, но крикливая, подстать имени.

— Раз человек хочет, пусть берет, — ласково, с нотками отеческой заботы, проговорила она, разве что не пропела. — Все-таки память. Только продавать такое старье это ж стыдно. Да и ноги у нас будут мерзнуть. Пусть на замену принесет. Персидский.

Делать нечего. Поплелся Паша на рынок, купил новый ковер за семь тысяч, потом приволок его на своем горбу, взмок весь. В душе угнездилось раздражение и злость на весь мир, но лишь дома, повесив ковер на старое место, он понял, нет, почувствовал, что сделал то, что должен был сделать.

События завертелись подобно крыльям ветряной мельницы, угодившей в центр тайфуна. Казалось бы, о его новом статусе никто и не должен догадываться. Книги еще даже не вышли из типографии, да если бы и вышли. Что они? Безвредное чтиво для подростков, не имеющее с действительностью никаких точек соприкосновения. Сайенс фикшн, как говорят англичане. Фикция, одним словом. Тень от реальности. Ан нет. В физике есть такое понятие — состояние покоя. Если ты капля воды в бурном горном потоке, но двигаешься с равной скоростью, какой бы она не была большой величиной, то чувствуешь себя вполне комфортно. Но стоит тебе или чуть замедлить ход или, не дай Бог, вырваться вперед, короче высунуться, то сразу ощущаешь на себе всю чудовищность давления. Другие капли бьют тебя и в хвост и в гриву и норовят вообще выдавить вон. Нечто подобное Султанов начал испытывать на себе. Не минуло после встречи с Лазарем и недели, как Пашу вызвал к себе завсектором Виктор Ильич Кандидов. Был он лыс и пучеглаз, напоминая братьев Колобков из одноименного мультсериала.

— Присаживайся, братец, посекретничать надо, — сказал он, потирая руки.

Паша внутренне подобрался. Вызов к начальству и так не сулил ничего хорошего, но вдобавок Кандидов вел себя чересчур возбужденно. Потирал руки, зыркал глазами, ерзал, будто предстоящий разговор его тяготил. Вообще то, он был очень совестливым начальником. Когда предстояло сообщить неприятную весть сотруднику, это всегда было видно по его мгновенно краснеющей лысине и избегающим прямого взгляда бегающим глазкам. И одновременно, это был редкостный хам, каких поискать.

— Настало время делить номенклатуру, — заявил Кандидов. — Тебе тяжело, решено тебя немного разгрузить. Да и Степан Кузьмич просит номенклатуру, вот мы ему и передадим твои разработки по 201-му контуру.

"Как же, попросит он номенклатуру", — подумал Султанов. Этот перекормленный боров и пальцем не пошевелит, чтобы что-то сделать по своему основному месту работы. Все время в приемной директора торчит: купи-продай, по магазинам да по кассам мотается для Аскольда, а уж директор его за это премией не обижает.

— Ну, мы, конечно, не можем просто так взять да и забрать у тебя твою работу, — продолжал тем временем Кандидов.

— Да нет что же? Пожалуйста, забирайте, — бесхитростно сказал Султанов.

Виктор Ильич глумливо хихикнул:

— Не в том смысле. "Забирайте", — он опять забулькал. — Ты ведь в таком случае остаешься недогруженным.

— Ну, тогда не забирайте.

— Ну, зачем ты грубишь, мы же для тебя стараемся. Чтоб ты не остался недогруженным, а то от лени думать не о том начнешь, — Кандидов опять ухмыльнулся. — А, следовательно, примешь у Воронцовой 301-й контур, а у Севастьянова и Гоберидзе-302-й и 303-й. Вот это я называю загрузкой.

У Паши даже в глазах потемнело от такой наглости. Дело даже не в том, что свою часть работы по 201-му контуру он практически завершил. Но то, что ему предложил Кандидов, являлось, по сути, работой всего сектора.

— Да вы с ума сошли! — воскликнул он. — Стыковочными работами по этим контурам весь сектор в Главке занят. Там же и срок забит. Не знаю как остальные, но у Гоберидзе там еще и конь не валялся.

— Ты выбирай выражение! — холодно произнес Кандидов, он весь подобрался, словно готовился вцепиться в Пашу. — "С ума сошли!" Ты с кем разговариваешь?

Султанов постарался подавить в себе приступ праведного гнева. Ни к чему хорошему в разговоре с начальством это привести не могло. Виктор Ильич, оправдывая свое имя, переводимого с греческого как победитель, не терпел никакого противления своим решениям. Такие вещи он подавлял на корню, и делал это грубо и даже обидно.

— Дело не в выражениях, а в сроках, — как можно мягче сказал Паша. — До конца месяца десять дней осталось. Ни за что не успеть. Вас же ругать будут.

— Ты тут ошибаешься, братец, — зашелся в смехе Виктор Ильич. — Ругать меня не будут. С чего бы это? А вот тебя, братец, в случае чего уволят.

— Да за что меня уволят? — вскричал Паша. — За то, что на меня всю работу сектора повесили? А остальные что будут делать? Кроссворды разгадывать и премии получать? Да я уже забыл, когда в последний раз хорошую колбасу ел. Понабрали тут блатных!

Про блатных это он зря. Глаза Кандидова хищно сузились.

— Ты чего это несешь, сопляк! — рявкнул он.

На крик просунулась лисья мордочка секретарши, но, распознав разнос, секретарша сочла за лучшее вообще исчезнуть из приемной.

— Развел ту демагогию! Хочу, не хочу! Сказано и будешь делать все, что тебе скажут!

— Вы еще крупу смешайте — гречку с рисом и заставьте перебирать!

— Что-что? Так ты отказываешься работать?

— Я этого не говорил! — в отчаянии воскликнул Паша, но было уже поздно.

— Нет, говорил, — мстительно констатировал Кандидов. — Что ж ты пятками назад пошел? То героя из себя строил, а теперь слова обратно свои берешь, как пятнадцатилетний школяр. Тебе уж почти тридцать. Седина уж в голову, а все пацана из себя корчишь. Шестерку.

Султанов, конечно, был терпеливым человеком. Столько лет тянул лямку, вытягивая самые тяжелые проекты. И управление столько раз иногда только благодаря его бесконечным выходам в выходные дни выполняло план и получало премии. Ему стало так обидно. Если бы у него все было нормально вне работы, он бы это еще вынес. Но в свете последних событий он жил как на вулкане. Если раньше он думал, что когда подступит к реализации своей мечты, он сразу окажется на пике благополучия как материального, так и морального, то теперь он знал, что это далеко не так. После визита в "Прекрасную Аврору" он сделался неуравновешенным неврастеником. По любому поводу готов был закатить истерику. Ему казалось, что все люди вокруг его не понимают. Что они должны действовать как-то по — другому. Ведь он теперь всеобщее достояние. Его фамилия в нескольких типографиях уже штампуется тысячными тиражами. И именно поэтому он и сказал Кандидову то, что никогда бы не сказал бы в другой ситуации.

— Почему это пятками назад? — неестественно спокойно проговорил он. — Я могу уволиться прямо сейчас.

Кандидов опять повел себя странно. Он аж подпрыгнул от возбуждения, словно одержав одному ему понятную победу. В глазах его сквозило непонятное удовлетворение.

— Вот и ладненько, — он, приговаривая, достал из стола заранее заготовленный листок — "Приказ". — Распишись, пожалуйста, вот здесь.

— Пожалуйста, — Пашу уже было не остановить, да и сколько можно издеваться над человеком. — Где, говорите, мне расписаться?

— А вот здесь.

Некоторое время они изображали из себя двух добрых приятелей. Один держал пальчиком нужное место, другой расписывался.

— Приказ вступает в силу с сегодняшнего числа, — сообщил Кандидов, Паша слышал его голос как сквозь ватные пробки.

Виктор Ильич заботливо убрал приказ в стол, запер его, а потом, сложив руки на объемистом чреве, словно Исусик, участливо спросил:

— Куда ж ты теперь пойдешь? У нас в городе очень тяжело с трудоустройством, так и знай. Ты, наверное, уже себе новое место подыскал, поэтому такой смелый?

Паша почувствовал, что если скажет хоть слово, то может разрыдаться как пацан. Поэтому он только глянул в ответ. И увидел в ответ откровенно оценивающий расчетливый взгляд.

Так он стал безработным.

Троллейбус до места не доехал. Султанов был вынужден идти пешком по заброшенной пустоши с остатками почерневших деревьев не менее километра. Деревья ссохлись и потемнели от соседства с оживленной автотрассой. Был час пик, и по шоссе машины двигались в четыре ряда. Оттуда до Султанова доносился грохот и лязг, словно от продвижения танковой колонны. Паша остановился перевести дух и заодно обтереть быстро покрывающееся потом и сажей лицо. С гулко стучащим сердцем глянул на снующие машины. Вскоре он должен был присоединиться к счастливчикам, управляющим ими. Паша шел покупать машину.

Газетный пакет с деньгами был надежно запрятан за пазуху рубашки. Донатовский пиджак наглухо застегнут на последние уцелевшие пуговицы. Паша не хотел идти один. Зина сразу заявила, что это дело мужское, нечего бабам туда и соваться. Но сказала, если он купит плохую машину, то домой может не возвращаться. Паша сунулся, было к Донату.

— Откуда у тебя деньги? А еще бедным прикидывался! — возмутился тот.

— Да я в долг взял. У меня только на подержанную хватит, — оправдывался Паша. — Ты всего лишь подкинешь до места, да потом за машиной приглядишь, пока я буду документы оформлять.

Доната такой расклад не устроил. Откровенно говоря, его не устроил бы любой расклад. Его задевало, что свояк, сравнения с которым всегда приносили ему только положительные эмоции, собрался что-то там покупать.

— Интересное дело, а если мне железкой по лбу дадут? Что ж я должен за тебя рисковать, куркуля? А до места на общественном транспорте доедешь. Себе хочешь новую тачку купить, а мою угробить. Конечно, чужое не жалко.

— Да и бензин нынче дорогой, — добавила присутствовавшая при разговоре Галка. — Так что езжай с Богом.

— Да я заплачу за бензин.

— Не нужны нам твои деньги. Выбирайся как — нибудь сам.

И Султанов стал выбираться. Он шел по обжигающему жаром и выхлопной вонью пустырю и не уставал удивляться. Насколько же несчастливыми оказались деньги "Прекрасной Авроры". С работы его вышибли. Причем проделали это так лихо, словно за его спиной не было многолетнего стажа. Да что там стажа, от него избавились с такой же легкостью, с кой надоедливую букашку щелчком сшибают с ворота пиджака. Лишний он оказался на этом празднике жизни. Единственная радость была, что Гоберидзе придется, почесывая по-обезьяньи волосатую задницу, удариться в работу. Да и другим тоже. Особенно Степану Кузьмичу повезло. Уходя, он в отместку все свои разработки забрал. Султанов довольно хмыкнул. Ну и что, что пешком приходится идти. Откровенно говоря, он и раньше догадывался, что свояки изрядные свиньи. Одной пакостью больше, одной меньше, какая разница? А вот он всем назло уедет на своем личном автомобиле. И на своем бензине. Заколебали свояки, купят десять литров и стараются на них неделю проездить. Вернее, простоять. На фига им машина?

Фирма по продаже подержанных автомобилей "Алга — Люкс" располагалась на отшибе. Цены здесь были приемлемы, и дальняя дорога не испугала Султанова. На отгороженной колючей проволокой площадке рядами стояли разнокалиберные машины от старых выпусков до самых престижных последних моделей. Перед въездом на площадку возвышались два здания. В одном находилась контора, в другом — шашлычная. Рядом с конторой стояли две машины с заглушенными моторами, в которых, несмотря на жару, находилось несколько молчаливых мужчин. Султанов вошел в контору, где в начале длинного тесного коридора сидели девица секретарского вида и парень в кожаной куртке, и с порога заявил, что пришел покупать машину. Парень переглянулся с девицей и сразу вышел. Девица посерьезнела и глянула на Пашу довольно негостеприимно. Видно, своим появлением он разрушил возникший между ней и парнем легкий флирт. Девица встала, с натягом поправила узкую юбку на широком заду и, велев подождать, затерялась в глубине коридора.

Все-таки Паша был наивным человеком. Он был бы в шоке, узнай, в какое паучье гнездо его угораздило угодить.

В Алге давно никто не ходил за машиной с пачкой денег в кармане. Потому что, кто так делал, давно превратились в отнюдь не прелестные "подснежники". Это которые оттаивали по весне с дырками в черепах и соответственно без денег.

Владельца "Алга-Люкса" звали Абдурахман Юзбашев. Вообще-то, у него было много имен. Ему недавно исполнилось сорок четыре года, из которых шестнадцать лет он провел в тюрьме по милости прокурора, и шесть месяцев на войне по своей дурости. Дурость быстро прошла, и Юзбашеву на награбленные в той же войне и снятые с покойников деньги удалось выкупить тепленькое место вдали от гор Суметии.

Хоть дела фирмы шли неплохо, но Абдурахмана угнетало, что львиная доля дохода изымалась на газават, а личные сбережения росли как-то вяло. Иногда, чтобы ускорить сей процесс, он позволял себе мелкий криминал. Это когда одинокий покупатель исчезал бесследно. Но Юзбашев не наглел, проделывая эту операцию больше для души и чтобы не потерять былую сноровку. Когда Абдурахман вышел и увидел Султанова, то сразу понял, что это его клиент, и сердце его сладко заныло.

— Мне бы старенькую, — забормотал Паша, по своему истолковав взгляд Юзбашева, а потом, решив, что он может усомниться в платежеспособности клиента, торопливо успокоил. — Вы не подумайте, деньги у меня есть.

С этими словами он стал неловко выволакивать пакет из укромного места и, естественно, пакет порвался. Пару пачек он уронил на пол, но, в конце концов, ему удалось всю кучу малу переместить на поверхность стола. Лишь после этого до него вдруг дошло, что он проделывает всю процедуру в полной тишине.

— Мне бы машину глянуть, — просительно повторил Султанов.

Полное ощущение, что не машину пришел покупать на свои бабки, а подаяние просить, шайтан. Абдурахман так возбудился, что поимел эрекцию.

А что? Давненько он этим не занимался, с войны. Нет, шлюхи у него были, но такие чистенькие испуганные пацаны остались все там.

— Сколько здесь, братан? — спросил Абдурахман.

— Восемьдесят тысяч. Мне бы что-нибудь на эти деньги.

— Восемьдесят тонн, — задумчиво проговорил Абдурахман, и Паша решил, было, что он прикидывает варианты, но тот вдруг сказал. — Слушай, братан, а у тебя справка есть?

— Какая справка? — не понял Султанов.

— Из сумасшедшего дома, — встряла секретарша, но Абдурахман одарил женщину таким свирепым взглядом, что ее язык присох к небу.

— Нужна справка из налоговой полиции. Сейчас время такое. Нужно удостовериться, что деньги заработаны честным путем, братан.

Перспектива куда-то ехать и что-то там доказывать ввергла Султанова в полную прострацию. Он рассеянно глянул в окно и увидел, как давешний молодой человек в кожаной куртке оживленно беседует с людьми из машины через приспущенное стекло. После чего все они вдруг уставились в окно конторки. Взгляд был такой, что пальцы Султанова судорожно поджались внутри покрытых пылью башмаков. Он понял, что происходит что-то не то. Паша еще не знал, что ему предпринять, но выходить с деньгами из конторки уже опасался.

— А нельзя ли без справки? — заклянчил он. — Я бы сверху доплатил.

— Нельзя, братан. Мы законопослушные граждане, — заявил директор почти сочувственно.

Секретарша собрала и заботливо всучила ему разбросанные деньги, после чего, Абдурахман, радушно обняв за плечи, почти выпихнул его под палящее солнце. Мужчины в машинах сделали вид, что не заметили его появления, но Султанов знал, что это не так. Делать было нечего. Надо было идти. Он судорожно прижал к себе рваный газетный кулек, сквозь который проглядывала банковская упаковка пачек, — и рванул в шашлычную. Лишь оказавшись внутри, он позволил себе перевести дух. В зале находилась пара столов, крытых клеенкой, по которой ползали жирные мухи, да пустующий прилавок.

— Продавщица, можно вас? Девушка! — Султанов постучал по пустому прилавку, он надеялся вызвать продавщицу и спросить про запасной выход, а там попытаться удрать.

Его надеждам не сужден было сбыться. Со словами "Пачему дэвушка?" из подсобки вышел огромный небритый сумит, вытирая руки о несвежий передник. С громким топотом в дверь позади Султанова вошли несколько человек, что стояли снаружи. Они гортанно стали переговариваться с продавцом. Султанов, глядя в пол, постарался прошмыгнуть мимо них. В дверях неловко приложился в косяк плечом.

— Не ушибись, абраг, — сказал продавец, и его дружки рассмеялись, смех был неестественный, так смеялись бы волки над овцой, которую хотели схарчить, если б конечно они умели смеяться.

Эти умели.

— Волки, чисто волки, — прошептал Султанов, со всей быстротой, на которую был способен, улепетывая по обочине.

Далеко уйти ему не дали. Султанов с остановившимся сердцем слышал, как хлопают дверцы, и заводятся моторы.

Оглянувшись, увидел подкатывающие машины. Сумиты в них уже не улыбались.

"Быстрец бы знал, что с вами делать, сволочами!" — подумал Султанов и побежал. Но от машины не убежишь. Он едва не врезался в обогнавшую и преградившую ему дорогу тачку. Кинулся в другую сторону, замахал руками. Но никто и не думал останавливаться. Во-первых, движение в этом месте было оживленное. Во-вторых, когда за кем-то гонятся, в Алге никто никогда не остановится, чтобы помочь. Отучили.

Но Бог все-таки есть. Джип с наглухо тонированными стеклами вдруг резко свернул с шоссе и, презрев все правила и проигнорировав движущиеся во встречном направлении машины, устремился к нему. Рисковый маневр была препровожден истошным скрипом многих тормозов и возмущенными трелями клаксонов. В двух шагах от Султанова джип стал мертво, тяжело качнувшись на рессорах.

Сумиты были уже рядом, старательно влазя меду ним и джипом и делая невозможным любое продвижение Паши к машине. Паша припомнил, как точно также обирали в школе старшеклассники. При всех. И одновременно, оставляя жертву в абсолютном одиночестве.

Он еще не знал, что будет делать. Орать или обосытся в штаны, как клацнула дверца, и в проем полезло черное бородатое лицо. Пес. Огромный, устрашающего вида. Он спрыгнул наземь, подняв облачко пыли. Следом слез бодрый тучный мужчина лет под пятьдесят.

— Здорово, джигиты! — уверенным тоном проговорил он.

Сумиты кисло ответили:

— Здорово, абраг.

— Что вы тут за сабантуй устроили?

Ответом ему была тишина, потом один самый смелый сказал:

— Тут наша точка, Слон — джан.

— Знаю, Духан. И ничего не имею против, — тот, которого они назвали Слоном, подошел к Паше, пройдя сквозь строй сумитов, и они не посмели его остановить.

Паша стоял потный, сгорбленный, в обвисшем Донатовском пиджаке. В руке разорванный кулек с деньгами.

Слон пальцем втолкнул одну из почти выпавших пачек обратно в многострадальный кулек.

— За машиной? Местный?

— Да, — односложно ответил Султанов сразу на оба вопроса.

— Поехали.

— Куда? — спросил Духан.

— Машину покупать, — делано удивился Слон. — Если ты против, то мы можем в вашей фирме не брать. В городе полно других фирм.

Тот стушевался.

— Зачем другой фирма? Наша — лучший.

Они возвратились обратно под тем же эскортом, впрочем, преследователи уже не вели себя столь агрессивно, предпочитая держаться в отдалении. Слон снисходительно глянул на Султанова и сказал:

— Ты лоханулся, пацан. В следующий раз, когда будешь покупать тачку, никогда не говори, что пришел с деньгами. Скажи, что пришел прицениться. И обязательно упомяни, что местный. Тут один приезжал с Воронежа, так его в ста метрах от этого места аккурат и грохнули.

В контору Слон вошел один, велев Султанову ждать и оставив под присмотром своего пса по кличке Викинг. Пес оказался злобным и бдительным. На каждое движение скалил влажные клыки. Наконец Пашу позвали внутрь. Он нашел Слона и Абдурахмана мирно беседующими.

— Продай пацану машину. Сделай хорошее дело, — сказал Слон.

— Да я бы с удовольствием, — делано удивился Абдурахман. — Но налоговый замучил. Откуда у него такие деньги? Вопросы могут быть.

— Да я писатель! У меня договор с собой! — неожиданно для себя выпалил Паша.

Абдурахман поизучал гербовую бумагу.

— Прекрасный Аврора? — спросил он. — Это который революция делал?

— Он самый, — подтвердил Слон.

Абдурахман с подчеркнутым и немного фальшивым уважением глянул на Султанова и подъитожил:

— Язган — баши!

— Давай показывай машину. Времени у меня в обрез. Что у тебя есть кусков на восемьдесят? — поторопил Слон.

— Есть, конечно, Слон — джан. Только ты на площадка не ходи, дорогой, ладно. Это мой бизнес.

Вроде сказано мягко, но в словах внутренняя сталь, и Слон подчинился.

— Побыстрее только, — повторил он и уселся в кресло.

Они пошли по коридору, и стоило Слону скрыться за поворотом, как радушие Абдрахмана как ветром сдуло.

— Иди, ищак! — он подтолкнул его к небольшого роста коренастому сумиту. — Казбек, иди, покажи этому!

И степенно удалился. Себя он считал человеком, а Пашу нет. Казбек повел Султанова по площадке, все время подгоняя словно лошадь. В одном месте сердце Паши замерло при виде вазовской 12-й модели, гордой, похожей на модернизированную "Победу", была такая чудесная машина, ее еще англичане купили на корню, набили электроникой и царственно въехали в двадцать первый век.

— Не прадается! — грубо сказал Казбек.

После чего подвел к довольно блеклой классической седьмой модели. Когда Султанов уселся, то обнаружил в центре сидения объемистую дыру, словно у седока, эксплуатировавшего кресло, был довольно развитый геморрой. Дверца закрылась лишь со второго раза, двигатель с третьего. Но Султанов и этому был рад.

— Беру, — только и сказал он.

Оформили формальности за пятнадцать минут. Кофеем его за это время, как обещала реклама, не угостили. И вместо приятной беседы, согласно той же рекламе, он был вынужден наслаждаться обществом сумита, явно страдающего газовой болезнью. Во всяком случае, зажечь спичку в тесном помещении Султанов бы не рискнул.

По взгляду, который Слон бросил на машину, было видно, что Паша явно переплатил. А что он — спец? Правам почти десять лет, а за рулем удалось посидеть лишь в учебном классе.

— Скажите, а почему вы мне все-таки помогли? — спросил Паша у Слона при расставании.

— Очень у тебя вид был лоховской, — откровенно ответил тот.

— Еще один вопрос. Откуда вы узнали, что у меня восемьдесят тысяч?

— А на больше ты не тянешь!

Больше Слон не сказал ничего. Сел и уехал. А Султанову сделалось почему-то обидно.

Наступило суматошное время. Издательство давило. В его недрах Веничка с бешеной скоростью шинковал в удобоваримый вид первые рукописи о Быстреце, и ему все время нужны были новые романы. Паша никогда бы не подумал, что писание книжек, которому он предавался как экзотической забаве, на самом деле давно превращено в жесткий конвейер, где все учтено и пронормировано, даже его вдохновение. "А нет никакого вдохновения, все это выдумки писателей про самых себя, но им верить нельзя, Паша, они же не люди в обычном понимании", — бесхитростно пояснил Веничка. Он теперь частенько названивал Султанову. Причем, из довольно странных мест. Его речь частенько прерывалась звоном сдвигаемых стаканов и неясными речами посторонних незнакомых людей, влезающими в самую гущу разговора и пытающихся давать совершенно непотребные советы. Было непонятно, как вообще Веничке удается работать в такой обстановке. Но дед знал свое дело туго, умудрялся еще и наставлять по писательскому делу.

— Проще надо быть, Паша, — учил он. — Главное в нашем деле начало. Клиента надо сразу огреть пустым мешком по голове, а потом можно на двадцати печатных листах вываливать на него любую бодягу. Смотри, как люди пишут. Вениаминов про войну Украины с америкашками уже десятый роман выпустил. Может, тоже про хохлов задвинешь?

Паша совершенно не представлял, что можно задвинуть про хохлов. Откровенно говоря, бесконечный украинский сериал Вениаминова вызывал в нем невольный трепет. Тактико-технические данные ракет средней дальности, танкоопасные направления, пристрелка по реперам. Вениаминов, не мудрствуя лукаво, включал в эпохальное произведение стрелковые справочники целиком. И деньги за это получал!

Может, действительно так надо?

Если и надо, то Паша так не мог. И фамилию он не согласился поменять.

— Ну что за фамилия: Султанов — Брунеев? — возмущался Веничка, словно он был виноват, что у родителей оказалась такая фамилия. — Такой фамилией только людей пугать. Я тебе откровенно скажу. Силен у нас настрой против сумитов. Ох, силен. Тебе в этом никто открыто не признается, но у нас с большим подозрением относятся к тому, что как-то касается сумитов и Суметии. Это касается и читателя, который увидя нерусскую фамилию, может принципиально пройти мимо. И никакая сила не заставит его тебя купить. Зачем нам эти султаны, Паша. Да и имя тоже подкачало. Паша. Пашка, представляешь. Давай ты у нас будешь Львом. Лев Багряный! Звучит?

— Почему Багряный? Что я выпивший? — возмущается Паша.

И имя свое отстоял, но Веничка часто ему пенял потом: "Зря ты от Багряного отказался". А так свойский мужик оказался. Лазарь же не звонил ни разу и не показывался до того самого дня, когда появился Латыш.