Глава 11

— Почему ты не даешь команды "Фас!" твоим слугам? — поинтересовался Картазаев.

— Хочу увидеть, что ты собираешься предпринять, Вольд, и насладиться моментом твоего поражения в полной мере, — усмехнулся барон. — Мне право немного неловко видеть твою слабость, да еще при людях, которые верили в тебя и продолжают верить даже сейчас.

Мошонкин с криком метнулся к нему, неизвестно как ему удалось незаметно подняться с кресла. Гелл пренебрежительно отмахнулся, и Василий отлетел на несколько метров, оставшись лежать оглушенный реакцией и силой гелла. В полете он миновал один из оптических экранов, сбив на нем настройку, но изображение забитых генетическим материалом камер вернулось на место. Словно в издевку над потугами людей расстроить планы геллов. Они не могли помешать планам геллов даже визуально. Мошонкин скрипел зубами, стуча большими крестьянскими кулаками по полу. Это было невыносимое зрелище, его спутники отводили глаза, сохраняя хоть видимость приличия. И все это на фоне того, что им оставалось жить считанные минуты.

Картазаев повернулся к пульту и быстро нажал несколько клавиш. Попытался нажать. Клавиши стали словно каменные, их было не продавить. Барон усмехнулся. Закатов быстро пополз под креслами.

— Интеллигенция-это гавно! — презрительно изрек барон.

— Это сказал Ленин, — уточнил Картазаев.

— Тоже, наверное, считает себя крутым вроде тебя, Вольд. Скоро это перестанет иметь хоть какое-то значение.

— Есть вещи, которые никогда не теряют своего значения.

— Какие, например? Назови хоть одно, что для тебя полутрупа еще не потеряло значения?

— Борьба! — сказал Картазаев.

Он остановился у пульта не наугад. Он никогда не действовал наугад. Откровенно говоря, у него не было иллюзий, что он сможет реанимировать геллскую технику, но на пульте, у самой стенки, лежал клайд. Предмет повышенной гравитации. Он подхватил его и кинул в барона. Легко сказать кинул. Клайд весил пуда два не меньше, одновременно имел устройство, стабилизирующее его положение в пространстве, вследствие чего с трудом удерживался в руках, создавая дополнительные сложности для толчка. Для человека, толкавшего ядро очень давно (да и вообще толкавшего ли?), толчок удался. Ядро почти долетело до гелла. Когда снаряд, вызвав треск в суставах полковника, оторвался, наконец, от его рук, то понесся по касательной вниз, под ноги барона, но тот с легкостью его подхватил.

— На кого поднял руку, червь? — презрительно скривил гелл тонкие иезуитские губы.

И швырнул клайд обратно с легкостью необыкновенной. Картазаев этого и добивался, не рассчитывая убить гелла клайдом. А вот вывести из себя, вполне было возможно. Полковник распластался на полу, клайд промелькнул над ним и врезался в пульт. Самый центр. Тяжелая штука проделала рваную дыру, в которой весело заискрилось, потом задымилось. В рубке разом погас свет. Оптические экраны задергались, заливая округу призрачными тенями. Картазаев перекатился по полу, завертелся юлой — у него был микроскопический шанс миновать растерявшегося гелла, доселе уверенного в своем превосходстве, и он его использовал на полную катушку. Картазаев вывинтился в дверь и уже оттуда крикнул:

— Мошонкин, задержи его на пару секунд! Я сейчас все здесь взорву!

И побежал. Василий вскочил на ноги, но, конечно же, не смог задержать рассвирепевшего гелла. Он отшвырнул его и выскочил следом. Расчет Картазаева на этом и строился. Он сомневался, способен ли что-нибудь взорвать на "Гелионе", но был уверен, что если он так крикнет, заподозривший неладное гелл бросится за ним, и у остальных появится шанс. Во всяком случае, пока его не прищучат, они будут в относительной безопасности.

Гелл влетел в коридор спящих шагов и с ходу приклеился. Картазаев полз впереди, совершая немыслимые судорожные телодвижения. Путем приложенных сверхусилий, оказавшихся для гелла полной неожиданностью, ему почти удалось сохранить разделявшую их дистанцию, и он вывалился в коридор с обычной гравитацией первым. Если в коридоре спящих шагов гелл двигался сонной мухой, то едва стоило миновать его, как барон показали себя в полную мощь. Скорость передвижения инопланетянина поражала, однако Картазаева догнать не получилось, полковник как сквозь землю провалился. Гелл беспрепятственно достиг высотной эстакады, но она оставалась пустой на всем видимом протяжении.

Он в боковой коридор улизнул, понял барон, больше некуда, и гелл вернулся.

Картазаев, болтая ногами над пустотой в неведомо сколько этажей, во всяком случае, туда свободно поместился бы десяток небоскребов, висел под эстакадой, ухватившись за небольшую нишу с нижней стороны. Других неровностей, за которые можно было бы ухватиться, не просматривалось. Он и до этого крючка добрался в прыжке, едва не сорвавшись в распростершуюся внизу бездну. Она манила, звала, просила разжать руки и прекратить бесплотные мучения. Так и так погибать, не лучше ли в затяжном прыжке, с мгновенно остановившимся сердцем красиво закончить свой бренный путь.

Стены колодца составляли полупрозрачные саркофаги со слабо просвечивающими в них телами. На бесчисленных ярусах в колодец выходили коридоры. Они были ярко освещены, что подчеркивало их безжизненность. Неожиданно в коридоре, расположенном в метрах тридцати ниже, свет заслонило нечто. Косая тень упала сначала на одну стену, потом на противоположную. Раздалось зловещее пощелкивание, явно издаваемое живым существом. Голова его показалась всего на долю секунды. Потом вдернулась обратно. Опять раздалось недовольное пощелкивание. Картазаев не понял, почувствовал, что, оглядевшись по сторонам, тварь будет теперь смотреть вверх. Он раскачался и выкинул одну руку к краю. С первого раза не достал, тяжелое тело стало перевешивать вниз, и рука едва не соскользнула с опоры. До края оказалось несколько больше, чем казалось. Как он сверху умудрился спуститься и закрепиться, уму непостижимо.

Голова гельминта вновь заслонила свет. Блестящий, будто полированный лоб поднялся, и круглые фасетчатые глаза уткнулись в висящего полковника. Гельминт затрясся от ярости. Картазаев торопливо начал новую раскачку. Глаза боковым зрением уловили возникшее движение. Гельминт поднимался по стене! Тварь имело множества сочленений, каждое из которых венчали суставчатые ноги. Пасть занимала почти всю голову, исключая глаза. Глаза, чтобы видеть, и пасть, чтобы пожирать. Идеальная машина для убийства. Полковник раз за разом повторял попытку влезть на эстакаду, а гельминт поднимался все выше. Развязка наступила, когда Картазаев, как следует, раскачавшись, отпустил и вторую руку и полетел в направлении нависшего края, совсем неуверенный, что ему удастся долететь, а тем более закрепиться. Гельминт, видя, что жертва, которая была уже почти в желудке, готовится улизнуть, тоже прыгнул. Полковник допрыгнул, а гельминт нет. Тварь с визгом полетела вниз. И долго еще визжала, должно быть пролетела пару километров, пока не разбила башку о дно колодца.

Картазаев подтянулся на плохо чувствующих руках и с блаженством вытянулся на эстакаде. Внезапно раздавшийся зловещий стрекот заставил его вскочить на ноги. Уже в другом коридоре возникла тень, а потом длинное тело гельминта вылетело из него словно из пушки, чтобы пролететь 30 метров и исчезнуть в продолжение коридора на противоположной стороне колодца. Картазаев присвистнул. Похоже, их тут пруд пруди. За несколько секунд, что он смотрел, он насчитал восемь особей, хозяйничающих на нижних ярусах.

Очередной шум донесся уже сверху. Наверху колодец был столь же безграничен, что и внизу. Крыша находилась на необозримой высоте, скрытая светящейся дымкой. Во многих отверстиях мелькали хвостатые тени. Здесь становилось неуютно, и Картазаев поспешил покинуть эстакаду и вернуться в рубку.

Он успел как раз вовремя. Его спутников расстреливали. Профессор и Михаил, отвернувшись, прижались к стене. Мошонкин стоял, глядел исподлобья, сжимая кулаки. Три незнакомых гелла уставили в них оружие, похожее на земные автоматы.

Картазаев вывернул одному руку и из его автомата уложил всех троих геллов. На всякий случай курок давил пальцем его хозяина. Мало ли. Возможно, в оружии какая блокировка предусмотрена.

А друзьям заявил:

— Вот такая штука, ребята. Нет нужды уничтожать "Гелион", потому что "Гелион" уже мертв. Гельминты жрут его изнутри.

Вдвоем с Мошонкиным они подняли Михаила и усадили за уцелевший пульт. Картазаев дал автору диск с "полями Бзилковского".

— Господи, это не что иное, как роутер между двумя реальностями! — воскликнул Михаил.

— Вызывай огонь на себя! Передай координаты на "Кобру" и "жалейку". Пусть бьют из всего, что есть.

Через минуту дело было сделано.

— Как бы отсюда смыться? — подумал вслух Картазаев.

— Можно телепорт открыть, — застенчиво предложил Михаил.

— А ты сможешь? Действуй!

Пальцы великого хакера забегали по значкам, висевшим в воздухе рядом с призрачным монитором. В тесной рубке запахло озоном, задул сильный ветер, и в воздухе разверзся портал, абсолютно черный внутри и всасывающий в себя различные мелкие предметы.

— Город на связи, но энергии мало, долго мне его не удержать! — крикнул Михаил, перекрикивая шум ветра.

Картазаев велел ему уходить, тот шагнул лишь по направлению к порталу, как ветер подхватил его и втянул внутрь, только ботинки мелькнули.

— Где профессор? — спохватился Картазаев.

Они с Мошонкиным, преодолевая сопротивление воздуха, устремились прочь от спасительного портала, и стали обшаривать полутемное помещение. Закатов нашелся под самодельной пирамидой из нескольких кресел. Понадобилось какое-то время, чтобы вытащить его оттуда. Профессор сопротивлялся. Наконец они подтащили его к порту и сунули ногами вперед. Следом Картазаев толкнул Мошонкина, шагнул и сам, откуда-то взялся тупой нос батискафа, в котором мелькнуло перекошенное лицо барона.

Порт не потянул батискаф и выплюнул последних не в реальность, а на белый пирс. Картазаев бежал по единственной улице, а его стремительно нагонял батискаф. Когда они поравнялись, Картазаев упал, пропуская его над собой. Тот прошел над ним в считанных сантиметрах, но не расплющил асфальтовым катом, хотя мог бы.

Подняв голову, Картазаев увидел идиллическую картинку, пастораль: крышка батискафа была откинута, барон сидел в изящной позе.

— Геллов больше нет! — сказал Картазаев.

— Врешь, геллы есть, раз я еще уцелел.

— Это не надолго.

— Наглец! Мне станет скучно, когда я тебя убью. Как впрочем, и все твое гнездо. Гельминтам надо что-то есть.

— Мое дело предупредить, — пожал плечами Картазаев, развернулся и пошел.

— Ты куда, человече? Ты ведь хочешь меня убить!

Не обращая внимания, полковник что-то искал. Барон слишком поздно понял, что именно.

— Стой! — закричал он, но полковник уже нырнул в щель между домами.

Батискаф подплыл вплотную к щели, за которой начинался проулок с продавленным асфальтом и сложенными поленницами черных гнилых коряг, за которыми уже исчезал Картазаев.

— Ты неудачно выбрал место, чтобы скрыться! Здесь с самого окончания войны живет "Тугер-88"-идеальная биомашина смерти! — крикнул Бклоу. — Будь настоящим мужчиной, выйди на честный бой!

— Кто сказал, что я настоящий мужчина? — откликнулся тот издалека сквозь хруст ветвей, через которые продирался. — Да и какой может быть честный бой между человеком и геллом? Так что, чтобы убить меня, тебе придется идти за мной.

Картазаев продирался через частокол сгнивших деревьев, торчавших из земли лишь по недоразуменью, и в голове проносились странные мысли. Сначала он долго вспоминал хоть какую-нибудь молитву, но кроме "Аллах Акбар!" ничего на ум не приходило. Потом припомнились дурацкие стишки Нила, которые любил цитировать профессор Закатов. Что-то про маленького мальчика, играющего на берегу пруда и счастливо размышляющего, что когда он станет старым и помрет, то вернется поиграть на этот залитый теплым солнышком бережок. Он проговаривал дурацкий стих вслух, и отдельные слова вырвались из запыхавшихся легких с хрипом:

— Я. Вернусь. Поиграть. На. Белый. Берег.

Только вроде там вместо "Белый" было другое. Теплый? Песчаный? Лингвистические изыскания прервал короткий яростный вой. Зверь проснулся. Идти стало труднее. Во-первых, шаги стали короче. Во-вторых: ноги совсем не шли.

— Давай, вперед! Люди в войну доты закрывали! — подбадривал себя Картазаев.

Он слышал Бклоу, пробирающегося следом, но барон благоразумно отстал. Предпочитал, чтобы "Тугер" его сожрал. Зверь опять рыкнул. Хрипло. Болеет, наверное, столько не жрал. Картазаев подумал о нем с сочувствием. Следующий рык прозвучал мягче. Совпадение? Или он читает мысли? Бклоу говорил, что это идеальная биомашина смерти. Может, геллы наделили ее телепатией? Появился крохотный шанс обмануть смерть. Картазаев подумал о звере как мог хорошо. Сидит бедный никому не нужный "Тугер" и страдает. Никто не дает бедному "Тугеру" съесть себя. Прозвучавший рык сделался совсем слабым. Воодушевленный, Картазаев продолжал заниматься самоистязанием. Он карабкался по крутому земляному склону и жалел бедное животное. Одинокое. Одинокая тварь!

"Тугер" заревел с новой силой. Никто тебя не любит, исправился Картазаев. Никто тебя не любит! Подумал он вновь. "Тугер" молчал! Он про любовь ждет, понял Картазаев. Полковник мысленно развивал тему неразделенной любви, как биомашина по-своему любит своих жертв, но никто из них не догадался ответить взаимностью.

О любви и взаимности думать становилось тяжело: вокруг стоял смрад. Если поначалу чувствовался лишь легкий запашок от чего-то протухшего, то теперь стало нечем дышать. Ничего мы потерпим, мы не бароны, решил Картазаев, продолжая карабкаться вверх по склону. Стали попадаться останки людей и животных. Полуобглоданные кости с остатками гниющих мышц. Бедное животное должно жить посреди всей этой падали, какая жалось. Неизвестно, сколько продолжалось это сумасшествие, Картазаев уже любил биомашину. И даже готов был жениться. При условии, что у нее есть российский паспорт. Люди за деньги на старухах женятся, а он на звере. И не за деньги, а за жизнь. За саму возможность дышать, пить простую воду без газа — чистую хрустальную воду. Жидкость из крана. Наливать в пропотелый стакан и пить. Картазаев уже не шел, а переползал на отвесном склоне с ветки на ветку как коростель. "Тугер" рычал совсем рядышком. Была возможность прошмыгнуть мимо усыпленного зверя, предоставив барону насладиться встречей всерьез. Была.

На самой верхушке перевала, на самом пике Коммунизма, под рукой предательски треснула сухая ветка и с криком "Б…!" полковник полетел вниз. Пытаясь схватить за деревца, он растопырил руки, но вместо замедления падения получил пнем по лбу, куда-то кувыркнулся, через что-то перелетел, где-то бежал, где-то катился вновь, потом обо что-то так приложился, что из глаз посыпались искры. Потом вроде опять бежал, но это помнил уже смутно. Когда все кончилось, он лежал на самом дне оврага, побитый, в изорванной одежде, а прямо над ним вздымался и опадал огромный бок. Бочище. Короткая густая шерсть торчала иглами.

Картазаев осторожно повернул голову, стараясь не шуметь, и увидел зверя целиком. "Тугер-88" имел длину около ста метров(88, надо было в название вникать, дубина, доблестные геллские ученые просто так названиями не раскидываются).

Шерсть покрывала только спину, рыхлый зад и ноги оставались голыми, напоминая безобразно раздувшийся конский круп. И пахли примерно также. "Тугер" недовольно заурчал. Нет, нет, нормально пахнешь, поправился Картазаев.

Так как зверь не шевелился, Картазаев, стараясь производить как можно меньше шума, обполз голову чудовища, покрытую длинной спутанной гривой. И остановился пораженный. У зверя было вымя! Самка! Женщина! Лицо "Тугера" тоже частично напоминало человечье и от этого выглядело еще страшнее. Картазаев содрогнулся, и это не укрылось от внимания монстра. Зверь открыл глаза, и полковник едва не шарахнулся назад, столько в них было ослепительной затмившей разум боли.

— Бедная киска! — проговорил Картазаев дрожащим голосом.

Зверь согласно заурчал, но боли в глазах меньше не стало. И еще злобы, что боль не становится слабее. Наверху тихо треснули кусты. Барон!

— Кушать хочешь? Кушать там! — Картазаев указал пальцем наверх.

Зверь не понимал. Он видел только одну еду, прямо перед собой. Черт, он забыл о телепатии. Картазаев усиленно представил Бклоу, лежащего на верху, чистенького, такого грациозного и аппетитного. Зверь медленно повернул голову и посмотрел через плечо.

— Ты подчинил себе кошку! — послышался негодующий крик барона.

Черные заросли прорезала молния, судя по направлению и немыслимой скорости передвижения, полковник должен был умереть раньше, чем сделает следующий вздох. Как "Тугер" среагировал, он так и не понял. Клацнули тяжелые челюсти, и росчерк оборвался в воздухе за метр от Картазаева. Только смертью пахнуло. Тело Бклоу по пояс торчало из пасти звери.

Зверь сжал челюсти, и из барона полезло из всех щелей. Картазаев торопливо отвернулся и полез по склону обратно. Зверь, было, недовольно рыкнул, но он торопливо подумал "Все равно тебя люблю!", и зверь позабыл о нем, вплотную занявшись Бклоу.

Картазаев погнал батискаф по улице прочь от моря.

Полковник рассуждал о том, как за все время никто из жертв не догадался подумать о "Тугере" хорошо, чтобы уцелеть. А он догадался. И вовсе не потому, что оказался такой умный, он всегда думал о врагах хорошо. Какие они умные, какие бесстрашные, а иногда даже жалел, это позволяло предугадывать их будущие поступки, особенно, жалость хорошо подгонялась под действия маньяков. Наверное, оттого, что любой маньяк созревает наиболее плодовито там, где существует и процветает жалость к самому себе. Жалеть себя не надо никогда-дольше проживешь! Этот постулат Картазаев сделает главным постулатом своей книги, если конечно доживет. Это будет глубоко секретная книга, изданная в единственном экземпляре для служебного пользования, и ее будут зачитываться исключительно будущие ликвидаторы. Незавидная судьба. С другой стороны, Кафка вообще никогда своих книг не видел и велел даже рукописи после смерти сжечь, а его не послушали и издали. Видать, назло. И человека обидели и удовольствие получили. И еще одну идею разовьет полковник в книге: какие дурацкие мысли возникают в голове в критический момент, и какую из этого можно извлечь пользу.

Он старался не смотреть на оптический экран, висящий прямо перед лицом с пульсирующей надписью:

— Подлетное время 1 минута!

Но взгляд беспрестанно утыкался в нее.

А мы газку прибавим. Но батискаф и так шел на пределе.

Дома слились в сплошное мельтешение. Впереди показалось, быстро приближаясь, нечто темное.

Не успел Картазаев обрадоваться, как улица оборвалась, и батискаф вновь воспарил над водной гладью.

Не может быть! Пирс оказался закольцован сам на себя! Ему не уйти!

Картазаев, скрипя зубами, заложил крутой вираж.

— ПОДЛЕТНОЕ ВРЕМЯ 8 СЕКУНД!

Батискаф развернулся и понесся обратно к берегу.

— 5 секунд!

Он уже видел ракеты. "Кобра" дала полный залп. И снаряд с "жалейки" тоже видел, хотя это было физически невозможно. Небо с треском разрывалось пополам.

Освобождающее белое пламя встало стеной. "Гелион" уходил в вечное плавание.

До берега оставалось всего несколько метров.

— Я вернусь на летний берег! — кричал Картазаев, чтобы не оглохнуть.

И даже когда в прибрежных водах Алги его выловил и спас Новый Африканец, он в беспамятстве продолжал это повторять.