"Заговор Холокоста: Международная политика геноцида" - читать интересную книгу автора (Перл Уильям Р.)

Глава 8 Моральные авторитеты на защите зла.

Во время Холокоста десятки тысяч христиан миллионы раз нарушили шестую заповедь: «не убивай»[162]. У католиков нарушение этой заповеди считается смертным грехом, а католицизм исповедовала почти половина населения Германии – 41,3%. 22,7% солдат СС также были католиками[163]. Убийство миллионов требовало огромного числа кадров: нужно было не только убивать, но и собирать будущих жертв, охранять их, перевозить, заниматься снабжением, организацией, логистикой и т. д. Существенную часть этой работы выполняли добровольцы из покоренных народов: поляки, украинцы, прибалты, венгры и ряд других. Почти все эти народы также были католиками, особенно Польша, Венгрия, прибалтийские страны, а также государства, созданные немцами: Хорватия и Словакия. Две последние страны отличает самый высокий процент католических верующих среди европейских стран, что не помешало им создать собственные военизированные организации по типу СС: «Гвардия Глинки» в Словакии и «усташи» в Хорватии. Этих организаций боялись даже больше, чем СС, потому что часто они действовали с большей жестокостью. Они постоянно выдавали нацистам все новых и новых жертв, а благодаря знанию местных условий они лучше немцев находили евреев.

За весь период деятельности этих организаций их члены занимались пытками и убийствами и одновременно считали себя добрыми христианами. Они ходили на исповедь и участвовали в церковных службах, даже не подозревая, что все, что они делают – страшный грех.

Словакия сохраняла формальную независимость, но де-факто ее правитель назначался немцами, он же руководил и Гвардией Глинки. В Словакии был священник по имени Йозеф Тисо. Ни он, ни его Гвардия Глинки, ни хорватские усташи, ни венгерская партия «Скрещенные стрелы», ни нацистские лидеры в Германии – никто из них не только не был отлучен от церкви, но даже не получил устного предупреждения. Между тем отлучение от церкви соучастников убийств, особенно главарей, напомнило бы населению об общечеловеческих ценностях и учениях христианства. Да и сам Гитлер вырос в католической семье, прошел крещение, ходил в католическую школу и два года прожил в монастыре в Ламбахе (Австрия). Католиками были и Геббельс, и творец Окончательного решения Эйхман, и многие другие высшие военные преступники Третьего Рейха. Если бы их отлучили от церкви, рядовые нарушители христианских заповедей смогли бы опомниться и пересмотреть свой образ действий, а руководители свободных стран смогли бы лучше осознать, что они делают, помогая нацистам.

Как и сегодня, в то время Католическая церковь строго запрещала своей пастве состоять в масонских ложах, но ничего не имела против, если добрые католики состояли в СС, Гвардии Глинки, армии усташей или «Скрещенных стрелах».

Церковь как институт предоставляет своим членам нравственное руководство. Когда церковь никак не реагирует на ужасные злодеяния, это воспринимается как их одобрение. В годы Холокоста не только массы простых верующих, но и множество священников были лишены того нравственного руководства, на которое они рассчитывали. У церкви никогда не было четкой оценки Холокоста. Если говорить о немецких католиках, у них просто не было повода сомневаться, что церковь одобряет антисемитизм. Причем Католическая церковь не просто пассивно наблюдала расправы над евреями; во многих случаях она активно подстрекала против них, вторя в унисон антисемитской пропаганде немцев.

Приведем несколько характерных примеров, когда церковь подливала масла в огонь ненависти к евреям. Мы увидим, что приходу нацистов к власти в январе 1933 года во многом поспособствовали видные деятели церкви, создавшие для нацистской партии базу моральной поддержки.

В 1932 году вышла книга францисканского монаха Эрхарда Шлунда, в которой он оправдывал антисемитизм. Содержание этой книги полностью совпадало с нацистской программой по борьбе с «деструктивным влиянием евреев в религии, морали, литературе, искусстве и политической и общественной жизни». Вторя нацистам, отец Шлунд призывал бороться с «финансовой гегемонией» евреев[164]. Это было время, когда многие немецкие католики искали у церкви ответа, как относиться к неистовому антисемитизму нацистов, и эта книга стала для них этим ответом. Были и другие подобные книги, например справочник под редакцией Михаэля Бухбергера, епископа Регенсбурга. В ней была статья иезуита Густава Гундлаха, в которой речь шла о «непомерном и вредном влиянии евреев»[165].

В 1923 году викарий Йозеф Рот назвал евреев нравственно ущербной нацией, которую нужно удалить из общественной жизни. Конечно, растущая нацистская партия только вдохновлялась подобными заявлениями. Рот добавляет, что если при этом «пострадают некоторые добрые и безвредные евреи, в которых национально обусловленная безнравственность не проявляется[166], это не будет нарушением христианской любви к ближнему…»[167] А викарий Майнца доктор Майер утверждал, что в своем труде Майн кампф Гитлер «верно описал» вредное влияние евреев на интеллектуальную жизнь Германии[168]. Вот в каких книгах находили руководство искренние католики.

В том же ключе высказывался отец Филипп Хаузер из Аугсбурга. Он соглашался с утверждением нацистов, что немцы проиграли войну из-за евреев. Евреи для него были проклятым народом, отвергнутым Богом, он называл их «крестом Германии»[169].

Конечно, антисемитизм немецкой католической церкви не был столь же неистовым и непреклонным, как у нацистов, у которых уже тогда была песня со словами: «Когда с ножа льется кровь евреев, все идет гораздо лучше». В большинстве случаев антисемитизм католиков был смягчен призывами к христианской любви даже к евреям. Церковные деятели не призывали к конкретным действиям против евреев, но они создавали общую атмосферу, все больше и больше нагнетая антиеврейские настроения. Эти настроения подогревали популярность национал-социалистической партии, и когда к власти пришел Гитлер, католическая церковь в Германии уже была активным проводником антисемитских идей.

Пожалуй, главными сторонниками нацизма были австрийские епископы, в первую очередь венский кардинал Инницер. Население Австрии состояло из католиков на 94,4 процента. По традиции церковь активно участвовала в делах государства, и уже много лет главным политиком Австрии был священнослужитель – монсиньор Игнац Зейпель. Он был одновременно и священником, и канцлером (премьер-министром), причем вторую должность он занимал дважды. Серьезной политической фигурой был и австрийский кардинал Инницер, от которого многие ждали руководства, как относиться к постоянно набирающему популярность национал-социализму.

И кардинал не заставил себя долго ждать. 19 марта 1938 года, после недели арестов, убийств и зверств, на улицах Вены появились большие плакаты, в которых от лица церкви выражалось одобрение действий нацистов. Австрийские епископы призывали всех добропорядочных граждан поддержать нацизм и тем исполнить свой долг перед народом. Под текстом стояла личная подпись кардинала Инницера, а рядом нацистское приветствие – «хайль Гитлер». Помимо прочего, текст содержал раболепные славословия в адрес недавно назначенного губернатора Австрии. Венский кардинал адресовал ему свое «самое глубочайшее уважение». Для пущей убедительности кардинал лично приписал слова «хайль Гитлер» большими буквами.

Из двух следующих примеров предельно ясно видно, как тесно сотрудничали друг с другом новое нацистское правительство и католическая церковь.

Практически сразу после прихода Гитлера к власти архиепископ Фрейбургский Конрад Грёбер, один из ведущих клириков немецкой католической церкви, вступил в ряды СС в качестве «пропагандиста» (foerderndes Mitglied)[170]. Епископ Оснабрюка Вильгельм Бернинг, который незадолго до того председательствовал на конференции немецкой церкви, вошел в состав Государственного совета Пруссии. Как и полагается при диктаторском режиме, этот орган не имел широких полномочий. Все важные решения принимал лично Гитлер и его соратники. Однако с точки зрения церкви это было очень важное назначение, потому что оно символизировало единство церкви и нацистского руководства. Его поддержал лично папа Пий XI[171] .

Епископу Бернингу доверяли настолько, что даже разрешили посетить несколько концлагерей. Пресса сообщала, что он пообщался с заключенными и призвал их исполнить христианский долг верности германскому народу и правительству. Также сообщалось, что в разговоре с охранниками лагеря Ашендорфер-Мор он похвалил их за работу и три раза воскликнул «зиг хайль» в честь фюрера и немецкого отечества. Газета Koelnische Volkszeitung написала, что епископ высоко оценил убранство концлагерей. Иезуитский священник Фридрих Мукерман в своей еженедельной газете, которая издавалась в Голландии и часто критиковала немецкую церковь, подтвердил, что епископ Бернинга действительно посещал концлагеря[172].

Те католики, которые испытывали угрызения совести от убийства евреев, теперь могли делать это со спокойным сердцем: сама церковь официально одобрила «убийственную» ненависть по отношению к евреям. В пастырском послании к архдиоцезу Фрейберг от 30 января 1939 года архиепископ Грёбер написал, что евреи не просто ненавидели Христа, а ненавидели его «убийственно», причем их «убийственная ненависть» продолжалась «веками»[173]. Это заявление было сделано уже после Хрустальной ночи, когда по всей Европы бушевали еврейские погромы. Сложно не увидеть связи между заявлениями архиепископа Грёбера и его работой в СС.

Грёбер был не единственным служителем католической церкви, кто подливал масло в огонь антисемитизма. Многие богословы изобретали различные теории для оправдания ненависти к евреям. Так, богослов Теодор Боглер написал, что евреи не просто убили Иисуса, но до сих пор ненавидят христианство и пытаются уничтожить Церковь[174]. Один из ведущих теоретиков католицизма епископ Алоис Худаль утешил всех тех, кто задавался вопросом: как чинить еврейские погромы в обществе, в котором верховенствует закон и правосудие? Не проблема, пишет уважаемый богослов. Евреи находятся вне правовой системы, она на них не распространяется[175].

Это лишь самые яркие примеры антисемитских заявлений служителей немецкой католической церкви, в которых они морально оправдывают преследование евреев.

Но как насчет тех священнослужителей, которые выступали против национал-социализма? Разве мюнхенский кардинал Фаульхабер не осудил нацизм, так что даже его дворец был сожжен? В действительности кардинал Фаульхабер в первую очередь защищал права католической церкви. Он вступался за Ветхий Завет, но не за евреев. По его словам, нравственная красота Ветхого Завета не имеет ничего общего с духом современных и древних евреев. Оправдывая Ветхий Завет, кардинал одновременно осуждает евреев за ростовщичество, захват земель, притеснение фермеров и т. д. Он пишет: «Народ Израиля, он (Ветхий Завет) вырос не в вашем саду, он посажен не вами. Это осуждение ростовщического захвата земель и притеснения задолжавших фермеров, этот запрет ростовщичества – плод не вашего духа»[176].

Антисемитизм был не единственной темой, в которой немецкое духовенство вторило нацистам. На самом деле церковная иерархия поддерживала Гитлера во всем, вплоть до военной агрессии против соседей Германии. Когда немцы захватили католическую Польшу и убили десятки тысяч набожных польских католиков, во всех церквях страны звенели колокола – но не в память о погибших, а в честь победы. То же происходило, когда пала католическая Франция, подчинившись не только военной мощи нацизма, но и его пропаганде. А когда стало ясно, что Третий Рейх окончательно проиграл войну, церковь продолжала благословлять солдат и призывать отдавать жизнь ради победы той преступной системы, во власти которой оказалась Германия. Церковь настолько вобрала в себя нацистские идеи, что во время церковных служб прихожане, имевшие еврейских предков в пределах четырех поколений, должны были сидеть в отдельном секторе. Как минимум один кардинал и вовсе высказал мысль, что для «еврейских христиан» должны проводиться отдельные службы.

Иногда в качестве доказательства, что немецкие священники выступали против нацизма, приводят имя еще одного человека – епископа Мюнстера Августа фон Галена. Он публично осудил нацистскую программу эвтаназии – убийства умственно отсталых и инвалидов. В результате этой варварской программы было убито около 70 тысяч человек, и остановить ее нацисты решились только тогда, когда по всей стране прошли массовые акции протеста. Этот пример показывает, что общественный протест против массовых убийств мог быть эффективен даже в гитлеровской Германии. К сожалению, в случае с убийством евреев ничего подобного не происходило. Епископ фон Гален никогда публично не осуждал убийство евреев, как он осуждал – и весьма эффективно – программы эвтаназии. Да, он говорил о «фундаментальных правах человека»[177], но при этом никогда не упоминал евреев. С одной стороны, он приобрел себе алиби как правозащитник, с другой стороны, евреям он ничем не помог.

Немецкая пропагандистская машина эксплуатировала полуторатысячелетнее христианское учение о том, что евреи – отродье Сатаны, что они даже не совсем люди. Соответственно, и убийство евреев – не убийство, а истребление, как истребляют паразитов. Ведущие деятели церкви могли бы возвысить свой голос против такой точки зрения, против этого древнего предубеждения, – но они так и не сделали этого. Они ни разу не сказали однозначно, что евреи точно такие же дети Бога, как и прочие народы, и потому имеют не меньшее право на честь и достоинство.

Вот еще один пример двусмысленности позиции духовенства в отношении массовых убийств. Незадолго до конца войны, в 1934 году, в городе Фульда состоялась ежегодная конференция немецких католических иерархов. Было принято решение, что церковь должна помочь невинным жертвам репрессий, о чем в каждой церкви будет прочитано соответствующее письмо. Среди групп, к которым нужно проявить сострадание и христианскую любовь, назывались «невинные заключенные, разоруженные военнопленные… и другие заключенные разных национальностей и происхождения». Упоминались также «иностранные рабочие» – по сути, рабы, которых в больших количествах завозили с завоеванных территорий и заставляли работать на германскую военную машину. Но евреев – главную цель нацистской машины смерти – епископы не упомянули ни разу, тем самым еще раз подтвердив, что они не заслуживают помощи. Понятие «разных национальностей» распространялось в первую очередь на славян, так что епископы вполне могли бы отдельно упомянуть евреев, как они упомянули военнопленных и иностранных рабочих. Если бы евреи были упомянуты прямо, этим епископы показали бы, что евреи тоже заслуживают христианской любви, что они не «убили Христа» и не прокляты Богом. Епископы не сделали эту оговорку, чем дали понять, что поддерживают эти предубеждения. Соответственно, евреи не могли рассчитывать на поддержку церкви, даже формальную.

Но нельзя сказать, что не было вообще ни одного священника, выступавшего против гонений на евреев. Одним из таких ярких исключений из общего правила был Бернхард Лихтенберг, настоятель храма Святой Ядвиги в Берлине. Став очевидцем ужасов Хрустальной ночи, он начал публично молиться за жертв этой трагедии. Более того, он спрятал трех евреев в доме своего друга. Однако власти об этом узнали, вломились в этот дом, на месте убили евреев, а Лихтенберга арестовали. Два года он провел в тюрьме, после чего был отправлен в концлагерь Дахау, но до места назначения так и не доехал: при загадочных обстоятельствах отец Лихтенберг «скончался» в пути. Все это время отношения между Ватиканом и германскими властями оставались ровными и благоприятными.

Надо заметить, что там, куда не достигало влияние немецкой церкви и папского посланника в Берлине, были и отдельные священники, и целые епархии, бросавшие вызов официальной позиции Ватикана. Так, в Голландии в 1943 году церковь запретила полицейским-католикам выслеживать евреев. В итальянском городе Фиано молодой священник по имени Альдо Мей спрятал еврейскую семью в церковном морге. Когда об этом узнали власти, евреев убили, а отца Мея арестовали. В Гестапо его пытали, потому что он отказался назвать местонахождение еще шестерых евреев, которых прятал. Забытый Ватиканом, который не хотел рисковать налаженными отношениями с немцами, он выстоял все пытки и перед смертью записал в своем требнике: «Я умираю с запечатанными устами и в безмятежности Божьего мира». В литовском городе Видукле сельский священник отец Йонас прятал тридцать еврейских детей депортированных родителей. Немцы узнали об этом от информатора, и когда они прибыли на место, отец Йонас забаррикадировал проход и прокричал: «Если вы хотите убить детей, вам придется сначала убить меня». Что немцы и сделали: очередью из автомата был убит священник, и еще несколькими очередями – дети[178].

Вне Германии руководства национальных церквей понимали, как следует поступать, но против них играло и влияние Германии, и собственные марионеточные режимы. В июле 1942 года все епископы и кардиналы оккупированной Франции подписали обращение к маршалу Петену, марионеточному правителю Франции. В обращении говорилось:

Формулировка обращения была серьезной, но с адресатом авторы явно ошиблись: Петен просто выполнял указания своих немецких начальников. Правильнее было бы направить протест немцам, но и тогда он вряд ли возымел бы действие, поскольку позиция Ватикана оставалась безучастной. Папа был единственным человеком, способным всерьез повлиять на ситуацию. Его влияние на население оккупированных территорий Восточной Европы: поляков, прибалтов, хорватов, словаков и др. – продолжало оставаться очень большим.

22 августа 1942 года архиепископ Тулузы Жюль Жерар Сальеж обратился к своей пастве и однозначно осудил депортации евреев как акт бесчеловечной жестокости и грех. Более того, архиепископ осудил католическое духовенство в капитуляции перед нацизмом:

Когда префект Тулузы узнал, что это послание будет зачитываться в храмах, он приказал архиепископу отменить это решение. Сальеж ответил словами, достойными Папы:

В итоге послание архиепископа было прочитано в 400 церквях.

Как отнесся к мужественной позиции духовенства Папа? Он повысил архиепископа Сальежа в сан кардинала. Правда, сделал он это только в 1946 году, уже после безоговорочной капитуляции Германии. Архиепископу удалось избежать и ареста, и убийства: он был слишком популярной фигурой.

Архиепископ Сальеж был далеко не единственным французским священником, кто мужественно выступил против зверств нацистов. Архиепископ Монтобана монсеньор Ф. Теа постановил зачитать в подведомственных ему храмах следующее обращение:

Голландское духовенство также осудило первую депортацию евреев в самых жестких терминах[183]. В Бельгии священники при поддержке епископов прятали еврейских детей[184] .

Но никакие слова осуждения отдельных иерархов не заставили немцев отказаться от насилия. Они знали, что пока на их стороне Ватикан, католическое население завоеванных стран будет им помогать. Изменить позицию немцев могла только твердая позиция Святого престола, но этого так и не произошло.

Нельзя сказать, что демарши отдельных священников были абсолютно бесполезны. Во многих случаях им удалось создать в своих приходах и епархиях атмосферу, в которой местное население начинало активно помогать жертвам нацистов. В результате удалось спасти сотни детей убитых родителей. До самого конца войны их прятали не только в частных домах, но и в монастырях. Точное число спасенных детей установить невозможно, потому что во многих случаях у них не было родственников, которые могли бы взять их на попечение, и тогда они вырастали католиками.

Мужественная позиция отдельных клириков стала сигналом для Пия XII о том, что в католической иерархии нет единства в отношении к нацизму. Сам он жил в Германии с 1917 по 1929 годы. В 1917 году он был назначен папским нунцием в Баварии, где хорошо узнал национал-социалистическую рабочую партию Германии, ее лидера и ее программу. В 1930 году он стал Государственным секретарем Ватикана и в этой должности никогда не осуждал программу Гитлера по истреблению евреев. Конклав кардиналов знал об этой позиции Пия, почему и передал ему бразды правления римской церковью в 1939 году. Из всех кандидатов кардиналы предпочли того, кто лучше других знал Гитлера и его национал-социалистическую партию, ставившую цель решить «еврейский вопрос». Кардиналы прекрасно понимали, что возводят на престол Святого Петра человека, который не будет возражать против убийства всех евреев Европы. Большинство кардиналов конклава были готовы спокойно отнестись к нацистской программе массовых убийств. Но остается открытым вопрос: в какой мере этот совет кардиналов делит ответственность с Папой?

Самую мужественную позицию занимало, пожалуй, духовенство Голландии и Бельгии. Когда французское марионеточное правительство маршала Петена ввело особый «закон о евреях», а духовенство Франции его осудило, посол Франции в Ватикане М. Леон Берар проинформировал Петена, что Ватикан не считает эти законы противоречащими христианскому учению. Главное, чтобы они применялись с «состраданием» и «справедливостью»[185].

Молчание Ватикана было заговором морального одобрения Холокоста. Первейшей обязанностью Папы и его помощников всегда было духовно-нравственное руководство 400 миллионной паствой. Когда полным ходом идет резня, а духовные лидеры молчат, они этим показывают, что не возражают против происходящего, и рядовые убийцы католического вероисповедания могут спокойно продолжать свое черное дело. Между тем, если бы Ватикан твердо заявил о нравственной неприемлемости геноцида евреев, заговорщики из числа Союзников и других стран могли бы пересмотреть свою позицию. Но Ватикан никогда не затрагивал моральный аспект проблемы, хотя периодически и участвовал в помощи беженцам. В радиопередаче на английском языке, вышедшей в эфир в сентябре 1940 года, Ватикан заявил о политике «нейтралитета», при этом сделав одну важную оговорку: нейтралитету нет места в вопросах нравственности[186]. Следовательно, поскольку Ватикан все-таки хранил нейтралитет в отношении массовых убийств, он этим показал, что не видит в этом нарушения нравственности.

В своем отношении к Холокосту Ватикан действовал как типичная шайка заговорщиков. Никто из высших руководителей Католической церкви ни разу не дал понять, что не разделяет взгляды понтифика на Холокост. И это при том, что Ватикан лучше многих других организаций знал, что происходит на оккупированных немцами территориях. В Ватикан стекались тысячи отчетов от рядовых священников о ситуации на местах. Но, как сказано в Луки 23:34, Ватикан «не ведал, что творит». В центре католического мира – городе Риме – в ночь с 15 на 16 октября 1942 года немцы ворвались в дома евреев и отправили их в лагеря смерти. Но даже тогда, когда евреев убивали под самыми окнами высоких ватиканских покоев, Папа не пошевелил и пальцем ради их спасения. А ведь в тот момент немцы были уже очень уязвимы: посол Германии в Ватикане Эрнст фон Вейзекер открыто выразил беспокойство, что еврейские погромы в Риме могут заставить Папу осудить всю программу Окончательного решения. Но затем тот же фон Вейзекер доложил своему руководству, что Папа продолжает воздерживаться от реагирования и предпочитает общаться через посредников. В результате 16 октября были депортированы 1007 римских евреев, в основном женщины и дети. Среди них были отчим Энрико Ферми и герой Первой мировой войны адмирал Августо Капон. В один из товарных вагонов затолкали медсестру-католичку, которая ухаживала за больным эпилепсией еврейским мальчиком и отказалась отпускать его одного. Спустя семь дней пути этот поезд без всяких удобств пришел в Освенцим.

23 октября в журнале Освенцима появилась лаконичная запись:

Эти «допущенные в концентрационный лагерь» должны были работать три месяца. В итоге из 1007 человек выжили лишь 16.

Ватикану было очень хорошо известно, что ждало депортированных. Иногда, если для заключенных не находилось работы, в газовые камеры отправляли всех. У Ватикана было множество источников, в том числе немецких. Лейтенант СС Курт Герштейн активно занимался церковными делами. Однажды он понял, что должен во что бы то ни стало сообщить о зверствах нацистов в Ватикан, пусть даже ценой собственной жизни. Он составил отчет, который передал коадъютору кардинала, графу Берлинскому Прейсингу.

Рано утром 18 августа 1942 года лейтенант Герштейн наблюдал прибытие поезда смерти, груженного (иначе и не скажешь) 6700 евреями, из которых 1500 скончались в пути. Когда поезд остановился, двести украинских охранников с кожаными плетьми открыли засовы и вытолкали евреев из вагонов, черня их самыми бранными словами. Как только евреи ступали на твердую почву, их тут же избивали, многих прямо на земле. Затем по громкоговорителю им было приказано раздеться и проследовать на «дезинфекцию». Ошеломленным евреям ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Женщинам срезали с голов волосы несколькими резкими движениями. Затем охранники выстроили всех новоприбывших в шеренгу и повели на «дезинфекцию».

За три недели до депортации евреев из Рима немцы запустили своего рода пробный шар, чтобы выяснить, какой может быть реакция Ватикана на депортацию евреев из Рима. 25 сентября нацисты сообщили римской еврейской общине, что в течение 36 часов они должны передать им 50 килограмм золота, иначе 200 евреев подвергнутся депортации. В отчаянии евреи обратились за помощью к Святому престолу, но Папа не стал выражать публичный протест против столь наглого шантажа. Вместо этого он предложил одолжить недостающую сумму из собственной казны, если евреям не удастся собрать требуемую сумму. Было трогательно наблюдать, как евреи отдавали последние обручальные кольца, чтобы не допустить депортацию. Им удалось добиться отсрочки платежа, и в итоге кредит Ватикана не потребовался. Нацисты получили золото 28 сентября. Так они узнали, что Ватикан не будет публично опротестовывать преступления против римских евреев.

И Папа не просто молча взирал на депортацию римских евреев. Все указывает на то, что он заранее знал о плане депортации и мог хотя бы предупредить евреев – но не сделал и этого. Если бы Папа не потворствовал нацистам, итальянцев удалось бы настроить против нацистской программы геноцида и они спрятали бы бoльшую часть этих 1007 евреев в своих домах. Германский посол в Риме Эйтель Фридрих Мюльхаузен[187] сообщил о намечающейся депортации своему коллеге, послу Германии в Ватикане барону Эрнсту фон Вейзекеру. У Ватикана были и другие источники – масса информаторов на местах, преданные католики, которые сообщали о происходящем. Далее, нацисты затребовали из бюро переписи населения имена и адреса всех евреев. В подготовке к депортации участвовали и итальянские полицейские, а Ватикан регулярно получал отчеты от полицейских-католиков.

Если бы римская депортация не стала для евреев неожиданностью, многих бы удалось спасти. Это видно хотя бы из того, что в других городах Италии местное население активно прятало евреев. Между тем в Риме евреи жили относительно открыто, поскольку считали это место самым безопасным в стране – из-за близости Папы.

Руфино Сальваторе Никкаччи, возглавлявший семинарию имени Святого Дамиана в Ассизи, где располагался орден Святого Франциска, написал книгу «Пока Папа молчал»[188] (Rufino Salvatore Niccacci, While the Pope Kept Silent). В ней он подробно описал, как итальянцы спасали евреев в годы Холокоста. Главными действующими лицами этих инициатив был сам Никкаччи и епископ Джузеппе Плачидо Никколини. Им помогал мэр города Арнольдо Фортини.

В самом Ассизи евреев не было, но в соседней Перудже депортация угрожала примерно тридцати евреям. По совету епископа отец Руфино съездил в женский монастырь Святого Квирико и попросил настоятельницу спрятать этих евреев. Ставка делалась на то, что немцы не станут обыскивать женский монастырь, поскольку мужчинам в нем находиться запрещено. Настоятельницу эта просьба повергла в шок. Она заявила, что ни один мужчина не входил в монастырь семьсот лет. Она дала клятву защищать честь монастыря, и освободить ее от этой клятвы мог только Папа или глава Францисканского ордена. Тогда отец Руфино вернулся с епископом, и тот солгал настоятельнице, сказав, что спрятать евреев в монастыре приказал сам Папа. Тогда настоятельница уступила, и тридцать евреев смогли спастись от Холокоста.

Подобное происходило по всей Италии. В монастырях, домах священников и других местах было спасено в общей сложности 4236 евреев, из которых 477 удалось спрятать в самом Ватикане, о чем Папа не мог не знать. И это совсем немного, учитывая размеры ватиканских зданий.

Как бы то ни было, Ватикан не сделал главного – не осудил убийство миллионов, когда в одном только Освенциме ежедневно убивали до 12 тысяч человек.

Через десять дней после депортации евреев из Рима, когда большинство из них уже погибли, ватиканская газета Osservatore Romano в расплывчатых терминах выразила несогласие с произошедшим. В статье говорилось: «Вечное сострадание Верховного понтифика не знает ни границ, ни национальности, ни религии, ни расы»[189]. Фон Вейзекер сразу же понял, что этим официальная реакция Ватикана и ограничится. Он пишет в МИД, выражая удовлетворение:

Читатель может задать вопрос: почему в этой книге обсуждается только Католическая церковь, но ничего не говорится о реакции протестантских церквей? Дело в том, что среди протестантских церквей не наблюдалось такого единодушия, доходящего до заговора, чтобы оно могло каким-либо образом поспособствовать Холокосту. В отличие от католиков, у протестантов нет четкой централизованной организации. У них нет единого главы, который принимал бы решения от лица всей церкви (церквей).

Впрочем, некоторые церкви довольно активно выступали против политики германских властей. Так поступал, например, архиепископ Кентерберийский, предстоятель Англиканской церкви. В декабре 1942 года он совместно с епископами Йорка и Уэльса издал меморандум, который не просто осуждал действия Германии, но прямо призывал к конкретным действиям правительства Великобритании и других стран. В нем говорилось:

Римская католическая церковь – самостоятельный институт и может лично вмешаться в ситуацию, не ожидая, когда ее об этом попросят. Поскольку она этого не делала, многие начали обращаться к Папе с просьбой возвысить голос против зверств нацистов. Многие надеялись, что рано или поздно так и произойдет.

В октябре 1941 года Гарольд Х. Титман, помощник руководителя американской делегации в Ватикане, от имени США попросил Ватикан осудить резню. Ватикан отказался, мотивировав это тем, что такой шаг поставит под угрозу католиков в оккупированных Германией странах. В отличие от упомянутых священников на местах и многих других католиков, имена которых нам сегодня неизвестны, Святой престол предпочел сохранить «нейтралитет». Видимо, «нейтралитет» между массовыми убийствами и правом на жизнь Папа считал вполне нравственным.

В декабре 1942 года все с той же просьбой к Папе обратился сам глава американской делегации в Ватикане Майрон Тэйлор. Ватикан снова сослался на свой нейтралитет. Надо сказать, что немцы были очень довольны этой позицией Папы, что видно из отчетов германского делегата в Ватикане и ответов МИД.

Но Ватикан не просто молча хранил нейтралитет. Папа активно содействовал немцам, открыто высказываясь в защиту некоторых антисемитских положений. Когда в вишистской Франции происходили еврейские погромы, а Ватикан молчал, это было лишь первой ласточкой. Иезуитский журнал Civita Cattolica написал, что католическая церковь не против антисемитизма, при условии, что он основан исключительно на национальности и не имеет религиозной подоплеки. (Согласно этой логике, еврея Иисуса тоже можно было смело бросать в газовую камеру.)

Другое заявление церкви еще более удивительно: антисемитские меры должны проводиться без ненависти и в духе христианского милосердия. «Мы понимаем и даже приветствуем их[191], – говорилось в журнале, – если эти меры ограничены приемлемыми рамками защиты от еврейских организаций и институтов». При этом оговаривалось, что антисемитизм нужно практиковать «без насилия… в духе христианского милосердия»[192]. Обратим внимание, что здесь не уточняются, какие именно «рамки» являются «приемлемыми»; каждый решает это самостоятельно. Наконец, это же католическое издание объявляет приемлемым бросать евреев в гетто, поскольку христиане должны «защищаться» от угрозы, исходящей от евреев[193].

Майрон Тэйлор напомнил Папе, что речь идет не только о евреях, но также об авторитете Папы и доверии к католической церкви как моральному авторитету. И вот наконец, когда немецкая армия столкнулась с серьезными проблемами на советском фронте, в информированных кругах начали говорить о том, что Папа вот-вот выступит с посланием по поводу гитлеровского Окончательного решения.

Шел 1942 год, и некоторые союзники Германии начали колебаться. В такой ситуации немцам было бы крайне сложно бросить вызов Ватикану. От Папы ожидали резкого осуждения геноцида. Предполагалось, что Папа издаст особую энциклику. Затем стало известно, что такой энциклики не будет, но Папа коснется этой темы в ежегодном рождественском послании.

Но и рождественское послание всех разочаровало. Папа даже не упомянул евреев, как духовенство оккупированных стран: Голландии, Франции и Бельгии. Ничего не было сказано и о программе Окончательного решения, хотя она проводилась уже целый год. Вместо этого Папа пространно, в социологических терминах призывает к более гуманному обращению с людьми. Наконец, ближе к концу речи упоминаются «сотни тысяч людей, которые без всякой личной вины, часто исключительно из-за национальности или происхождения были обречены на смерть или жизнь в постоянно ухудшающихся условиях»[194].

Вот что сказал об этом послании Папы Муссолини:

Схожей была реакция и британского посла в Ватикане:

Когда Ватикану указали на эту недостаточность конкретики, в ответ было сказано, что Папа может критиковать только в общем, частности же вне его компетенции. Однако Ватикан не раз и не два более чем конкретно осуждал различные действия, не связанные с евреями. Так, всего несколькими неделями до рождественского послания Ватикан осудил бомбардировку якобы невоенных объектов в Генуе и Милане[197].

Рождественское послание Папы снова показало немцам, что несмотря на все усилия союзных армий, несмотря на активную работу отдельных представителей духовенства Ватикан всегда будет тихой и надежной гаванью. Массовые убийства евреев можно осуществлять с промышленным размахом, но Папа все равно не произнесет слово «еврей».

После разгрома гитлеровских войск под Сталинградом стало совершенно ясно, что падение Германии неизбежно. Только теперь Пий XII, все еще сомневаясь в необходимости энциклики с осуждением Холокоста, решил предпринять несколько шагов. Несмотря на всю их несвоевременность и недостаточность, эти шаги показали, насколько весомым может быть голос Ватикана и сколько жизней мог бы спасти Папа, если бы по-настоящему захотел этого.

Пий XII присоединился к совместному обращению к венгерской марионетке Гитлера Миклошу Хорти с призывом остановить депортацию венгерских евреев. Это обращение также поддержал король Швеции и представители нескольких других нейтральных стран. Хорти выполнил просьбу. Ближе к концу войны Папа, также совместно с другими просителями, обратился к латиноамериканским странам с просьбой признать «чрезвычайные паспорта», которые удалось получить нескольким тысячам евреев.

Но и в этих случаях осуждения массовых убийств не последовало, и они продолжались вплоть до конца войны. Не был отлучен от церкви ни один человек, миллион раз нарушивший заповедь «не убивай».

13 апреля 1986 года, через сорок один год после поражения Германии в войне, Папа Иоанн Павел II выступил в римской синагоге. Евреев он назвал «нашими дорогими и любимыми братьями, а в некотором смысле даже старшими братьями». Затем он осудил «ненависть, преследования и антисемитизм, направленные против евреев, вне зависимости от эпохи и личностей гонителей». Для усиления эффекта Папа даже подчеркнул: «Повторю, вне зависимости от личностей». Видимо, он имел в виду саму церковь.

Более 400 лет Швейцария считалась центром гуманизма и убежищем для жертв всевозможных религиозных и политических репрессий. Так было в 16-м и 17-м веках, когда Реформация и затем Контрреформация восстановили друг против друга католиков и протестантов. После резни в так называемую Варфоломеевскую ночь в августе 1573 года в Швейцарию перебрались, по официальным данным, 2360 семей французских протестантов гугенотов. Вторая волна протестантских беженцев хлынула в Швейцарию в 1685 году, когда Нантский эдикт отменил свободу вероисповедания. Впрочем, гугеноты переезжали в Швейцарию и до этого: между 1675 и 1700 годами общее число беженцев составило 140 тысяч, причем Швейцария принимала их с радушным гостеприимством. Многие из них впоследствии обосновались в Голландии, Германии и Англии. Швейцарские историки часто подчеркивают, что протестанты внесли огромный вклад в развитие страны. Гугенотами были многие знаменитые швейцарцы.

Ближе к концу 17-го столетия Швейцария снова подтвердила свой статус убежища для религиозных беженцев, приняв вальденсов – религиозную группу, притесняемую католиками. В 1870 году в Швейцарии нашло убежище целое подразделение французской армии, отступающее от немцев. В 1887 году между Францией и Швейцарией чуть не разгорелась война, когда французы потребовали выдачи Наполеона III, скрывавшегося в Швейцарии. Последняя отказалась, заявив, что не выдает политических беженцев.

После того как в середине 19-го века по всей Европе отгремели революции, многие их участники нашли прибежище в Швейцарии. При этом ее не беспокоило, что она сама может пасть жертвой революционных потрясений. Во второй половине 19-го века Швейцария предоставляла убежище анархистам, коммунистам и прочим левым экстремистам. Все, что от них требовалось, это чтобы во время пребывания в Швейцарии они воздерживались от действий, враждебных по отношению к другим странам. В 20-м веке в Швейцарии скрывались почти все известные в то время революционеры, в том числе Ленин и его сподвижники. Во время Первой мировой войны в Швейцарию убегали многочисленные дезертиры с обеих сторон фронта. После войны общее число дезертиров и лиц, отказавшихся от военной службы по убеждениям, составило 25 894[198].

Однако в самом начале нацистского Холокоста Швейцария ввела так называемый «еврейский паспорт», о чем мы упоминали в первой главе. Швейцария предложила немцам помечать паспорта всех евреев буквой «J», вне зависимости от того, собираются они ехать в Швейцарию или нет. Этот паспорт превратился в самый настоящий «волчий билет», его обладателю было практически невозможно выехать из Германии. Для сотен тысяч евреев он стал смертным приговором.

Четырехсотлетняя традиция была предана забвению, и вот уже в переписке швейцарцев с немцами мы встречаем едкие антисемитские обороты. Как могло случиться, что носители великого наследия гуманизма придумали смертельный «еврейский паспорт»?

Тысячи беженцев, включая целые семьи с грудными детьми, чудом избегнув верной смерти от рук нацистов, достигали швейцарской границы, где надеялись найти убежище и приют, но их хватали и отдавали обратно в руки палачей. Многих из тех, кому удалось проникнуть вглубь швейцарской территории, арестовали и отвезли обратно в Германию. Мужей разлучали с женами и детьми и отправляли в концлагеря. Если не было свободных поездов, их держали в тюрьмах. Вот типичный пример, иллюстрирующий действия нацистов при поимке беженцев. 24 августа 1942 года Герман Бошенштейн, глава бернского офиса престижной газеты Basler National Zeitung, написал:

Это лишь один типичный пример из многих тысяч подобных ему. Тысячи людей думали, что на швейцарской границе их ждет избавление, но вместо этого их хватали и предавали в руки убийц. С каждым годом число таких людей становилось все больше и больше. Согласно данным швейцарской полиции, в 1942 году таких случаев было 1056[200]. В 1943 году это число утроилось до 3344[201], а в 1944 г. их было уже 3986[202]. Как могла дойти до такого такая страна как Швейцария с ее славной историей прибежища униженных и преследуемых?

Мы уже называли имена ключевых противников еврейской иммиграции в США и Канаде: это были, соответственно, Брекинридж Лонг и Фредерик Блэр. Был такой человек и в Швейцарии – решительный противник «иудаизации», шеф федеральной полиции, создатель и руководитель особой иммиграционной полиции доктор Генрих Ротмунд. В 1936 году, за два года до начала наплыва иммигрантов в результате аннексии Австрии, он пишет:

«Прошения от лиц еврейской национальности рассматриваются чрезвычайно неохотно, даже если они родились и выросли в Швейцарии[203]… К ассимиляции интеллектуалов, которые по роду своей деятельности могут влиять на свое непосредственное и более отдаленное окружение, должны предъявляться гораздо более строгие требования, чем для рядовых рабочих, которые, как правило, очень быстро адаптируются к своей среде»[204].

Доктор Ротмунд был членом националистической организации «Отечественный фронт», причем одним из наиболее влиятельных.

Рассмотрим в свете статистики утверждение Ротмунда, что он стремился не допустить «иудаизации» Швейцарии. В 1910 году евреи составляли 4,9% населения; в 1950 году эта цифра снизилась до 4%. Еще до войны многие из швейцарских евреев были иностранцами: среди успешных европейских евреев был распространено переезжать в Швейцарию при выходе на пенсию. Вот более подробные цифры[205]:

Несмотря на то что в Швейцарии иммиграционную службу возглавлял ярый антисемит, проводить свою политику ему было сложнее, чем в США и Канаде. Мы уже говорили, что в этих странах население в целом поддерживало антисемитскую политику, но в Швейцарии дела обстояли иначе. И пресса, и парламент часто критиковали жесткую позицию иммиграционной полиции и Департамента юстиции и полиции. Федеральная республика Швейцария состоит из кантонов, примерно как штаты в США. Некоторые из кантонов были особенно обеспокоены иммиграционной политикой властей. Особенно им не нравилось положение под названием рюкзендунген, по которому пересекших границу беженцев силой выдворяли обратно в Германию.

Между тем Ротмунд был непреклонен. Если для многих депутатов и других протестующих проблемы беженцев были важны, но не первостепенны, Ротмунда и его единомышленников из Отечественного фронта эта сфера заботила в высшей степени. Вместе с федеральным советником Эдвардом фон Штейгером они приводили в свое оправдание следующий довод: «Если мы впустим слишком много беженцев, швейцарцам будет не хватать продуктов питания, поскольку у нас нет выхода к морю и мы окружены воюющими странами, которые сами с трудом обеспечивают себя продовольствием». До войны этот аргумент был неприменим, но после аннексии Германией Австрии в марте 1938 года заговорщики стали пользоваться им довольно активно. Он адресовался тем швейцарцам, которым было больно видеть, как Швейцария попирает свой статус убежища, которым она всегда гордилась. Этим людям заговорщики адресовали довольно хитроумный и в чем-то даже противоречивый аргумент. Швейцария веками предоставляла убежище жертвам политических и религиозных репрессий. Ротмунд и Штейгер выступили с оригинальным заявлением: евреи не представляют собой ни то, ни другое. Их не преследовали по религиозным мотивам, потому что большинство из них, если не все, не придерживались своей религии. Не были они и политическими беженцами, поскольку мало кто из евреев активно участвовал в политике. Их преследовали исключительно по «расовым» соображениям, и на эту сферу швейцарское право убежища не распространяется.

Конечно, утверждение, что евреи не являются политическими беженцами, было абсурдным. Истребление евреев было важнейшей частью политики Третьего Рейха. Но этот аргумент многих привел в замешательство. Часто пограничники нарушали приказ и пропускали беженцев на швейцарскую территорию. Поэтому полицейскому департаменту снова и снова приходилось повторять приказ: не пропускать никого без должным образом оформленных документов.

Опишем, как развивались события в хронологическом порядке.

8 апреля. Департамент юстиции и полиции призвал власти кантонов быть предельно внимательными при приеме беженцев.

18 августа. Федеральный Совет (федеральное правительство Швейцарской Конфедерации) издал указ закрыть все границы. Беженцев без визы следовало отправлять обратно без всяких исключений[206].

7 сентября. Полицейский департамент издает новый приказ для пограничной охраны: «Эмигрантов с паспортом Германии следует отправлять обратно. Пограничная полиция должна выяснить, является ли лицо эмигрантом»[207]. В своем большинстве владельцы германских паспортов были евреями. Более того, пограничники должны были сделать пометку в паспорте о том, что беженец выдворен властями Швейцарии. Если после этого он пытался пересечь границу Голландии или Бельгии, то с такой пометкой это было практически невозможно. Такая жестокая политика: никаких исключений, особенное внимание к евреям, обязательная пометка в паспорте – вызвала большой общественный резонанс, и 7 декабря по этой проблеме состоялись парламентские слушания.

19 сентября. В парламенте политику полиции подвергли жесткой критике. Однако доктор Ротмунд и активисты «Отечественного фронта» все как следует продумали, и в итоге им удалось одержать верх. Решающим стал тезис об угрозе голода из-за наплыва мигрантов. Впрочем, многие швейцарцы продолжали критиковать политику правительства в отношении беженцев, поскольку не могли смириться с отказом от исторической роли Швейцарии как убежища для преследуемых. Полицейский департамент при поддержке «Отечественного фронта» контраргументировал это тем, что беженцы не участвуют в политической деятельности. Если бы они в ней участвовали, тогда на них распространялись бы все соответствующие права и гарантии.

17 октября. Федеральный Совет принял логику Ротмунда и постановил: все иностранцы, за исключением дезертиров и политических беженцев, проникнувшие в Швейцарию незаконным путем, подлежат немедленной высылке в ту страну, из которой они прибыли. Особенный акцент делался на понятии «политический беженец».

Тем временем пограничники все чаще пропускают беженцев, поскольку не находят в себе сил стать соучастниками убийства. Многие беженцы проникают в крупные города, где проще избежать поимки.

18 июня. Федеральный Департамент юстиции и полиции приказывает полицейским подразделениям в кантонах высылать из страны всех гражданских беженцев, за исключением инвалидов, женщин и детей младше 16 лет.

19 июня. Франция пала под натиском немцев, и 45-й корпус французской армии, включавший одну польскую дивизию, перешел швейцарскую границу, чтобы избежать пленения. До конца месяца в Швейцарию вошли свыше 40 тысяч французских солдат и около 7500 гражданских лиц – естественно, без виз. К концу июля большинство из них вернулись во Францию.

4 августа. Страна по-прежнему разделена на два лагеря по поводу отношения к беженцам. Тем временем Федеральный Совет разъяснил, что полностью осознает тот факт, что отказ в принятии беженца эквивалентен для него смертному приговору. Но политика остается неизменной: беженцев нужно отсылать обратно, «даже если они могут подвергнуться самой серьезной опасности (угроза жизни и здоровью)»[208].

13 августа. Немцы начали облавы на евреев Франции, и к швейцарской границе прибыла новая волна беженцев. Снова нашлись пограничники, неспособные отдать их в руки палачей, и доктору Ротмунду приходится повторять приказ: не впускать никого.

28 августа. На конференции полицейских в Лозанне представители всех кантонов одобрили приказы федерального правительства от 4 и 13 августа и подтвердили готовность в точности их придерживаться.

26 сентября. Некоторым беженцам удается убедить пограничников, что они являются политическими беженцами. Федеральный полицейский департамент вынужден дать дополнительное разъяснение: «Согласно текущей практике, беженцы только по признаку национальности не являются политическими беженцами»[209].

3 октября. Фон Штейгер просит у армии помощи в охране границ. Шесть дней спустя военные оснащают проволокой с шипами те контрольно-пропускные пункты, через которые проникает больше всего нелегальных беженцев.

Ноябрь. «Отечественный фронт» публикует воззвание, щедро усыпанное резкими антисемитскими тезисами.

29 декабря. Федеральный полицейский департамент в еще более жесткой форме предписывает пограничникам: «Во всех случаях следует удостоверяться, что подлежащие высылке беженцы не имеют возможности связаться с кем-либо ни напрямую, ни опосредованно (особенно по телефону)»[210].

Война близится к концу. Видя, что Германия отступает по всем фронтам, а Союзники успешно высадились в Нормандии, Швейцария решает создать себе алиби. Одновременно об этом же начинает задумываться и Германия. После ряда переговоров странам в последний момент удается прийти к соглашению, в результате которого тысячи евреев переправляются из Германии в Швейцарию.

9 июля. Правительство Швейцарии отменяет приказ от 29 декабря 1942 года, регулирующий отношение к беженцам. Официально евреев по-прежнему не считают политическими беженцами, однако теперь пограничники могут впускать «беженцев, жизни которых угрожает действительная опасность по политическим или иным причинам[211] и у которых нет другого выбора помимо бегства в Швейцарию, чтобы избежать этой опасности»[212].

21 августа. Глава еврейской общины Швейцарии Сали Мейер провел переговоры с контактером СС Куртом Бехером, благодаря чему в Швейцарию без лишних формальностей удается ввезти 318 венгерских евреев из концлагеря Берген-Бельзен.

25 августа. Доктор Ротмунд окончательно смирился с новым положением вещей: он просит швейцарское посольство в Берлине опротестовать депортации и объявляет, что Швейцария готова принять новых беженцев.

Ноябрь. К этому времени Париж уже освобожден, американцы продвигаются к Германии, а русские входят в Будапешт. Гитлер издает указ, согласно которому отступающие войска должны уничтожить всех евреев. Если оставляется концлагерь, всех евреев в нем также нужно убить.

У Союза ортодоксальных раввинов Нью-Йорка были два опытных швейцарских представителя: Исаак и Реха Штернбух из города Сен-Галлен. Еще в 1939 году они по фиктивным визам и с помощью сочувствующего шефа полиции Поля Грюнингера добились освобождения нескольких сот евреев из Дахау и провезли их в Швейцарию. Они же помогали беженцам получить парагвайские паспорта. Позже они активно сотрудничали с доктором Рубеном Хехтом, представлявшем в Европе движение «Иргун» (еврейская подпольная организация в Палестине). Доктор Хехт был талантливым молодым человеком, который родился в Швейцарии и был ее гражданином, благодаря чему быстро находил со швейцарцами общий язык. Поскольку он вышел из известной швейцарской семьи, перед ним открывались те двери, которые для других в его обстоятельствах были бы плотно закрыты. Группе Штернбух – Хехт удавалось осуществить практически невыполнимые операции. И вот в 1944 году они разработали план, который ужасно не понравился еврейскому истеблишменту.

Жан-Мари Мюзи, бывший президент Федерального Совета, был членом «Отечественного фронта» и сторонником самых решительных мер. Он был на нескольких ежегодных собраниях партии в Нюрнберге, и иногда его называли швейцарским Квислингом. Ходили слухи, что Мюзи водит дружбу с самим Гиммлером, так что лидеры швейцарского еврейства предпочитали его сторониться. Но Доктор Хехт и супруги Штернбух поняли, что Мюзи был как раз тем человеком, через которого можно выйти на немцев, тем более что Мюзи сам хотел поправить свою репутацию. Они с ним связались, и он подтвердил, что знаком с Гиммлером, но не очень близко. Он согласился поехать в Берлин и поговорить с Гиммлером по поводу освобождения двух братьев Рехи Штернбух. На тот момент (октябрь 1944 г.) это было в интересах не только Гиммлера, но и немцев в целом, которым было важно обеспечить себе алиби.

2 ноября. Мюзи отправился в Германию и встретился с Гиммлером в его личном вагоне в Силезии. Разговор длился два часа. Мюзи удалось убедить Гиммлера, что плата грузовиками невыполнима и правильнее заменить ее наличными деньгами. Через два часа Гиммлер согласился выпустить все 600 тысяч евреев (именно столько, по его словам, содержалось в концлагерях на тот момент) взамен на некоторую сумму денег, точный размер которой будет определен позже. Эти деньги должны были перейти немецкому Комитету красного креста для покупки медикаментов для помощи жертвам бомбардировок. Этому плану мог помешать Гитлер, но Гиммлер пообещал уладить все самостоятельно. Он также потребовал, чтобы американские и британские газеты благосклонно отозвались об этой внезапной перемене позиции.

В середине февраля 1945 года состоялась вторая встреча Мюзи с Гиммлером, на этот раз в Черном лесу, и после нее Гиммлер приказал освободить первую партию евреев из 1699 человек. Как только пресса Союзников опубликует одобрительные статьи, последует еще одна группа из 1600 человек. Наконец, после этого евреев начнут выпускать в массовом порядке. Конкретную сумму выкупа должен был утвердить представитель Гиммлера, один из высших чинов СС Вальтер Шелленберг.

6 декабря. В Базель (Швейцария) прибывают 1355 ортодоксальных евреев. Этот успех одновременно приписывают себе и Сали Мейер, и супруги Штернбух. Впрочем, вполне возможно, что на решение немцев повлияли переговоры и Мейера с Бехером, и Мюзи с Гиммлером. Швейцарцы приняли еврейских беженцев без всякой волокиты.

5 февраля. Эйхман приехал из Венгрии в Германию для встречи с Гиммлером. Чуть ранее он приказал эвакуировать евреев из тех лагерей, которым угрожали Союзники. Заключенным пришлось пешком идти в другие лагеря, нередко на сотни километров. Кто падал – а истощенные люди-скелеты падали часто, – того сразу же убивали. И вот теперь Гиммлер велит Эйхману остановить эти марши смерти.

В результате соглашения, достигнутого с Мюзи, из лагеря Терезиенштадт в Швейцарию поездом доставляются 1210 евреев, включая 58 детей. Это путешествие было в таких комфортных условиях, о котором несчастные узники лагерей не могли и мечтать. Это был пассажирский вагон третьего класса, где их кормили и даже давали витамины.

Доктор Хехт встретился в президентом Швейцарской Конфедерации Эдуардом фон Штейгером, который подтвердил: любой еврей, достигший границы Швейцарии, будет впущен в страну. Хехт также встретился с представителями СМИ, чтобы убедиться, что их отклик будет положительным.

9 мая. Германия официально подписывает безоговорочную капитуляцию.

Освобождение евреев в Швейцарию показало, какую уникальную возможность упустили американцы и англичане, когда отказались вести переговоры с немцами об освобождении миллиона евреев.

Интересна статистика принятых в Швейцарию еврейских беженцев. В начале мая 1945 года, незадолго до капитуляции Германии, Швейцария приняла в совокупности 115 тысяч беженцев[213]. В реальности эта цифра может быть больше, потому что власти знали не о всех беженцах: многих прятали родственники. Целый год депортации не проводились[214]. Всего в разное время в ходе войны в Швейцарию пытался попасть 295 381 человек[215]. Сюда входит большое число французов и итальянцев, которые останавливались в Швейцарии на короткий срок. В это число также входят:

Сначала большинство беженцев составляли евреи. Затем евреи стали понимать, что швейцарские власти отдают еврейских беженцев немцам, которые бросают их в концлагеря и газовые камеры. После этого евреи стали составлять незначительную часть общего потока беженцев.

Из 9 909 «эмигрантов» евреями были 6 654. Из 55 018 «гражданских беженцев» евреи составляли 21 858. Итак, мы видим, что хотя никому не угрожала такая опасность, как евреям, евреи составляли незначительное меньшинство от общего числа беженцев[216].

Еще несколько итоговых цифр. В годы Холокоста население Швейцарии составляло около 6 миллионов человек. 115 тысяч официальных беженцев, нашедших убежище в Швейцарии, составляет менее 2% населения, а 28 512 евреев – это меньше половины процента.

Если беженец не был евреем, шансов найти приют в Швейцарии у него было гораздо больше. Но скрыть свое происхождение было практически невозможно: паспорта евреев были помечены большой красной буквой «J», в мужские имена было вставлено «Израиль», а в женские – «Сара».

Мы обсуждаем в этой главе деятельность Международного Комитета Красного Креста (МККК) по той причине, что она во многом повторяла политику Швейцарии, а в руководстве этой организации было много швейцарцев.

МККК основал швейцарец Анри Дюнан. В 1861 году он стал свидетелем битвы при Сольферино и был до глубины души поражен страданиями раненых солдат, особенно когда они оказываются в плену. Дюнан написал книгу Воспоминания о битве при Сольферино, где живо описал участь раненых солдат, которых оставляли умирать на поле боя. Книга получила широкую известно в Европе, после чего многие пришли к выводу о необходимости создания нейтральной организации, которая будет заботиться о жертвах военных действий. В 1864 году в швейцарской Женеве состоялась конференция по этой проблеме, на которой присутствовали делегаты из шестнадцати стран. Ключевую роль в организации этой конференции также сыграли швейцарцы. Вскоре после этого была создана региональная организация Красного креста.

По ряду причин в Международном комитете красного креста доминировали и продолжают доминировать швейцарцы. Они создали эту организацию; ее штаб-квартира находится в Женеве; все члены ее правления являются гражданами Швейцарии. Символичен даже тот факт, что флаг МККК полностью повторяет флаг Швейцарии, только с цветами наоборот: на флаге Швейцарии белый крест на красном фоне, на эмблеме Красного креста – красный крест на белом фоне.

По всем этим причинам нас не должно удивлять, что политика Красного креста в отношении еврейских беженцев в годы Холокоста была полностью скопирована с политики швейцарских властей.

Со временем МККК расширил поле своей деятельности. В 1929 году он созвал конференцию для определения круга обязанностей воюющих стран по отношению к военнопленным. Женевская конвенция от 1929 года до сих пор остается главным документом, регулирующим права военнопленных.

К Первой мировой войне МККК уже считался респектабельной нейтральной силой, которая в чрезвычайных ситуациях приходит на помощь обездоленным. К 1938 году, когда преследования евреев в Германии приняли самые жестокие формы, моральный авторитет Комитета красного креста был общепризнанным. Однако этим авторитетом Комитет так и не воспользовался, что нельзя объяснить простой небрежностью. И различные еврейские организации, и Американский военный комитет помощи беженцам неоднократно обращались в МККК с просьбой о помощи. На все обращения поступал отказ. Причина: немцы могут заподозрить Красный крест в недостаточной «нейтральности». И это при том, что во всем мире Красный крест считался образцом гуманизма, защитником узников, жертв войн, внутренних конфликтов и стихийных бедствий.

В первоначальной версии Женевской конвенции от 1929 года говорилось только о военнослужащих, гражданских лиц планировалось добавить позже. Впрочем, страны неофициально договорились, что МККК будет заниматься оказанием помощи тем гражданским лицам, которые во время войны оказались на вражеской территории. Таких лиц условились называть «гражданскими интернированными». МККК с энтузиазмом принял эту функцию и активно ее исполнял. Часто помощь получали даже те, кто не был интернирован: так, Красный крест организовал доставку продовольствия для жителей Греции и Югославии. Во время Второй мировой войны МККК также был очень активен, помогая практически всем и каждому. Кроме евреев.

Главными функциями Красного креста была инспекция лагерей на предмет условий проживания, пищи, обращения с заключенными. Если сотрудники Красного креста выясняли, что страна нарушает взятые на себя обязательства, они должны были сообщать об этом властям. Однако немцы запретили МККК обслуживать евреев. По мнению немцев, евреи не подпадали под определение гражданских интернированных; это были, с их точки зрения, простые уголовники, не имеющие никаких прав. Следовательно, помогать им не было необходимости.

Красный крест никогда не возражал против такого отношения к евреям. Сотрудники МККК утверждали, что не могут заставить немцев принимать их услуги. Можно было объявить протест. Можно было пригрозить, что Красный крест не будет обслуживать немецких заключенных и гражданских интернированных, если ему не разрешат помогать всем, кто в этом нуждается. Ничего из этого сделано не было. Красный крест просто боялся предъявлять к немцам какие бы то ни было требования, хотя немцы нуждались в Красном кресте не меньше, чем он нуждался в их сотрудничестве.

Даже если принять версию МККК, что он не мог навязать немцам свои услуги, были и другие способы помочь евреям. Из всех международных организаций только Ватикан лучше Красного креста знал положение вещей в немецких концлагерях. Никто не имел такой свободы передвижения по немецким территориям, как сотрудники Красного креста. Моральный авторитет этой организации давал ей право активно протестовать против самого ужасного преступления в истории человечества. Но когда еврейские организации просили Красный крест осудить геноцид евреев, Красный крест отвечал отказом. Осуждение массовых убийств такой авторитетной организацией показало бы немцам, что о евреях кто-то заботится. Многие немцы и их сообщники в союзных странах лишний раз подумали бы, что делают. Заговорщики-антисемиты среди Союзников могли бы задуматься о правильности своей политики.

Нельзя сказать, что в Красном кресте было полное единодушие по этому поводу. Два члена правления, обе женщины, призывали активно опротестовать запрет помогать евреям и вынести эту проблему на первые полосы газет. Но их проигнорировали: правление предпочло хранить заговорщическое молчание.

Самым очевидным примером нарушения Женевской конвенции было то, как обращались с еврейскими военнопленными. Конвенция однозначно запрещала сегрегацию по этническому или религиозному признаку, и ее подписали и Польша, и Германия. Несмотря на это польских евреев, воевавших с немецкими войсками, постигла настоящая катастрофа. В сентябре 1939 года немцы захватили в плен 420 тысяч польских солдат, из которых 61 тысяча, или 15%, были евреями. Евреев сразу же отделили от остальных военнопленных и разместили в особых лагерях, где условия содержания были неизмеримо хуже, чем в лагерях для военнопленных-христиан. В одном из лагерей евреи должны были носить на спине особый знак в виде треугольника. В начале 1940 года их «освободили»: это значит, что у них отняли военную форму и перевели в лагеря для «обычных евреев», откуда могли депортировать на общих основаниях. Немцы самым явным образом нарушили свои обязательства по Женевской конвенции 1929 года, требующей защищать военнопленных.

В начале 1941 года 700 еврейских военнопленных прошли «смертельным маршем» из Люблина через Пяски и Любартов. Многие не выдерживали нагрузок и холода и падали, чтобы погибнуть от пули эсэсовца.

В Люблине находился лагерь для еврейских военнопленных. Всех, кто выжил в нем до ноября 1943 года, нацисты уничтожили. В одних лагерях еврейских офицеров какое-то время держали с другими польскими военнопленными, в других сооружали особые еврейские гетто. В любое время еврейского офицера могли вывести из лагеря и расстрелять.

Точно не известно, знал ли Красный крест о судьбе еврейских военнопленных. Если он об этом не знал, то только потому, что ему это было неинтересно. Через два года после войны МККК выпустил брошюру Inter Arma-Charitas, а годом позже, в 1948 году, вышел трехтомный труд, в подробностях описывающий деятельность Красного креста в те годы. Эта книга обеляет деятельность организации; в частности, в ней утверждается, что Красный крест неоднократно помогал евреям. В основном речь идет о помощи венгерским евреям, когда Красный крест помог убедить Миклоша Хорти остановить депортации. Впрочем, когда его свергли, депортации возобновились.

Рассмотрим несколько дат. Гитлер пришел к власти в 1933 году. Пока военные успехи были на стороне немцев, Красный крест почти ничего не делал для страждущих. Как только немцы начали сдавать позиции, особенно после Сталинграда, все гонители евреев начали пытаться обеспечить для себя алиби. Но даже тогда Красный крест не стал помогать евреям. Возьмем ситуацию с венгерскими евреями. Когда в начале 1944 года еврейские организации узнали, что Эйхман готовит депортацию, они попросили Красный крест послать представителя в Венгрию и вмешаться в ситуацию. Ответом был отказ. К 17 июня 1944 года в Освенцим было депортировано 326 тысяч венгерских евреев – чуть меньше половины из 800 тысяч, проживающих в стране.

Затем Папа Римский написал Миклошу Хорти два письма – 25 и 30 июня. Весьма жесткое послание направил и король Швеции Густав. Наконец, Красный крест тоже решил написать письмо: 6 июля его передал представитель МККК Макс Хубер. В письме венгерского диктатора просили «предотвратить повторение событий, которые привели к таким ужасным слухам» – под «слухами» подразумевались обвинения в массовых убийствах. После этого Красный крест внезапно активизировался: его сотрудники даже прошли маршем с узниками концлагерей из Будапешта в Австрию, оказывая им помощь.

Некоторые сотрудники Красного креста, подобно священникам Католической церкви, являли примеры бескорыстия и героизма. Однако это была их частная инициатива, не поддержанная руководством.

Многие европейские евреи, погибшие в лагерях смерти, были гражданами стран, воевавших с Германией: Польши, Франции, Бельгии, Голландии, Чехословакии и прибалтийских стран. Все они подпадали под статус гражданских лиц вражеского государства, на которых распространялись положения Женевской конвенции. Если бы Красный крест решительно осудил массовые убийства и обратился к властям Германии и стран Союзников, программа Окончательного решения могла бы иметь совсем другой исход. Более того, если бы МККК начал действовать сразу, можно было бы предотвратить и саму Ванзейскую конференцию. Обратившись к Союзникам, Красный крест мог бы разрушить заговор молчания и остановить поддержку массовых убийств. У него был огромный авторитет, которым он ни разу не воспользовался.

Холокост не имел бы таких масштабов, если бы Комитет красного креста делал все то, что должен был делать по собственному уставу.