"Джон Р.Р.Толкиен. Биография" - читать интересную книгу автора (Уайт Майкл)

Глава 14. Легенда жива

Вот что писал о «Властелине колец» в конце шестидесятых журналист Найджел Уолмсли:

Далее он заявил, что к 1968 году звезда Толкиена начала клониться к закату и что появились «…признаки, внешние показатели резкой перемены в культурных установках, которой предстояло положить конец этой кратковременной вспышке популярности. Толкиен утратил современное звучание»[179].

Уолмсли оказался столь же дальновидным, как и те, кто в своё время утверждал, что «Битлз» обречены на провал или что Третий рейх простоит тысячу лет. Случилось нечто прямо противоположное тому, что он предсказывал: «Властелин колец» стал ещё популярнее, и число его поклонников продолжает возрастать до сих пор.

В данном случае ошибка вполне объяснима: журналисту показалось, что «Властелин колец» способен заинтересовать только людей определённого типа. Если бы эта книга и вправду привлекала только разочарованную западную молодёжь, то её по праву можно было бы счесть чем-то вроде модного аксессуара — объектом повального, но кратковременного увлечения. Но в действительности «Властелин колец» обладает притягательностью для широкого круга людей с самыми разнообразными культурными установками.

И всё же Уолмсли был не одинок (и уж, конечно, не оригинален) в своих заблуждениях. Ещё задолго до него, в 1961 году, журналист Филип Тойнби писал с неподдельной радостью, что толкиеновские «…ребяческие книжонки канули в милосердную Лету»[180]. А в дальнейшем книги Толкиена своей невероятной популярностью навлекли на себя целую лавину критических выпадов. «Толкиен — модный писатель» сменился на страницах газет и журналов «Толкиеном-расистом», «Толкиеном-сексистом» и «Толкиеном-фашистом». Критик Уолтер Шепс назвал мир Толкиена «патерналистским», а прочие принялись клеймить его как «реакционный» и даже, как это ни странно, «антиинтеллектуальный»[181]. Одни насмехались над «Властелином колец», именуя его «Винни-Пухом в позе эпоса» и «ответом волшебного царства Конану-варвару», другие отыскивали в нём непростительные недостатки, третьи и вовсе пытались сбросить его со счетов как безделицу[182].

Поток критики такого рода не иссякал с момента первой публикации «Братства Кольца» в 1954 году, но в 1997-м, когда сотрудники книжного магазина «Уотерстоунз» провели опрос с целью установить самую популярную книгу двадцатого столетия, волна агрессивных нападок поднялась с новой силой.

Для многих результаты опроса обернулись потрясением. Из двадцати пяти тысяч англичан, принявших участие в опросе, более пяти тысяч отдали первое место «Властелину колец», оттеснившему таким образом оруэлловский «1984» на второе место. «Властелин колец» возглавил рейтинги в 104 из 105 филиалов «Уотерстоунз». Единственным исключением оказался один из филиалов в Уэльсе, где Толкиен уступил первое место джойсовскому «Улиссу». Литературный истеблишмент отреагировал немедленно — и язвительно до крайности.

Сьюзен Джеффрис из «Санди таймс» восприняла результаты опроса как личное оскорбление: «Чёрт побери! Неужели? — воскликнула она, услышав эту новость. — Ой-ё-ёй. Ой-ё-ёй. Ой-ё-ё-ё-ёй!!!». В ушах так и стоял фарфоровый звон: по всему Хэмпстеду[183] швыряли об пол чайные чашки.

«Я разбудила Боба Инглиса [коллегу-журналиста] посреди ночи, чтобы сказать ему, что читатели ‘Уотерстоунз’ и зрители четвёртого канала назвали ‘Властелина колец’ лучшей книгой столетия, — продолжала она, задыхаясь от ярости. — Точно так же, как Инглис, отреагировали по всей стране — в каждом доме, где собрались хотя бы один-два literati»[184].

Если не обращать внимания на претенциозность тона, то останется лишь повторить вслед за профессором Томом Шиппи: «Она, конечно, хотела сказать ‘два-три literati’, если только не предполагала, что literati всегда говорят только сами с собой (а подчас такая мысль действительно приходит в голову); интересен, кстати, сам термин ‘literati’. Понятно, что он употреблён не в значении ‘грамотные люди’, ибо очевидно, что тогда в обозначенную группу входили бы и поклонники ‘Властелина колец’, против которых обращено сие выступление (не умей они читать, не были бы и поклонниками). Очевидно, в устах Джеффрис ‘literati’ — это ‘знатоки литературы’, знающие, само собой, чего именно знатоками они считаются. Эдакая вещь в себе»[185].

Разумеется, Джеффрис не осталась в одиночестве. Несколько дней спустя на смену массовому недоверию в журналистско-писательской среде пришло негодование. Кое-кто вернулся к старым издёвкам; некто Говард Джекобсон, писатель, презрительно фыркнул: «Толкиен — это ведь для детей. Или для взрослых, забывших повзрослеть. Ещё один пример того, какая глупость все эти опросы. Пора закрыть библиотеки и тратить деньги на что-то другое»[186].

(Надо иметь в виду, что высказывания Джеффрис, Джекобсона и прочих были опубликованы в ряду других мнений по этому вопросу, принадлежащих самым разным деятелям искусства и литературы. Авторы этих слов знали заранее, что обращаются к широкой аудитории и что их замечания будут соседствовать на газетной полосе с другими точками зрения.)

До сих пор многие феминистки и другие критики повторяют вслед за Мьюиром, что «Властелин колец» — это «книга для мальчишек». Ничего подобного! В действительности, поклонники «Властелина колец» превосходят в разнообразии читателей большинства других книг, написанных за последние несколько десятилетий. Статистика показывает, что женщины читают его наравне с мужчинами, а девочки — наравне с мальчиками. Писатель Эндрю Николдс так вспоминает о своём первом знакомстве с «Властелином колец», состоявшемся ещё в семидесятые: «Пройдёшься вверх по эскалатору [на Северной линии лондонского метро] — а там с правой стороны вечно стоят девчонки и у каждой в руке раскрытый ‘Властелин колец’»[187].

Всеобщий шок сменился подозрениями. В какой-то радиопередаче критик Марк Лоусон намекнул, что данные опросов были подтасованы, и отчаявшиеся ненавистники Толкиена вцепились в эту соломинку. Оказалось, во всём виноваты интернет и «стада толкиенутых капюшонников»[188].

В попытке отстоять свою правоту «literati» из «Дейли телеграф» решили организовать свой опрос, участникам которого предлагалось назвать любимую книгу и любимого писателя. Любимой книгой у большинства оказался «Властелин колец», а любимым писателем — Толкиен. Эти «новые» результаты подлили масла в огонь, и на устроителей опроса вновь посыпались обвинения в нечестности, но теперь уже не столь громогласные. Два месяца спустя общество «Фолио» провело ещё один опрос исключительно среди своих пятидесяти тысяч членов. В голосовании приняло участие десять тысяч человек. Из них 3270 отдали свой голос «Властелину колец» Толкиена. Второе место заняла Джейн Остин («Гордость и предубеждение», 3212 голосов), а третье — «Дэвид Копперфилд», собравший 3070 голосов.

После этого критики в большинстве своём смущённо умолкли, но закалённая Джермина Грир продолжала бушевать: «С тех пор, как я приехала учиться в Кембридж в 1964 году и наткнулась на целый выводок совершенно взрослых женщин, которые носили платья с рукавами-‘фонариками’, тискали плюшевых мишек и возбуждённо лепетали что-то о приключениях хоббитов, меня стала преследовать кошмарная мысль: что, если Толкиен окажется самым влиятельным писателем двадцатого века? И вот кошмар обернулся явью. Во главе списка, под гордым именем книги столетия, стоит ‘Властелин колец’. Самый ненастоящий в мире роман. В большинстве романов действие разворачивается в каком-нибудь узнаваемом месте и в узнаваемое время; Толкиен выдумывает эпоху, выдумывает место и населяет его целой расой выдуманных существ»[189].

Почему же Толкиен вызывает такую неприязнь у людей, считающих себя знатоками литературы? Быть может, на то имеются какие-то скрытые причины?

И вот в чём, пожалуй, самая большая загадка: что плохого в том, что писатель творит вымышленный мир — «выдумывает эпоху, выдумывает место и населяет его целой расой выдуманных существ»? Кто сказал, что так поступать нельзя? Почему романист не вправе писать о выдуманных вещах? Ведь одна из задач романиста в том и состоит, чтобы ввести читателя в некую иную реальность, — иначе книга будет уже не художественной, а документальной. Даже в самых, образно выражаясь, прозаических художественных произведениях описывается не наша, а некая альтернативная действительность. Кто поставил предел, дальше которого фантазия писателя простираться не может?

Среди собратьев Толкиена по перу книги его всегда оставались немодными. Его современники, писатели вроде Эдмунда Уилсона (интересно, кто его сейчас читает?), предпочитали иметь дело с так называемыми глубокими человеческими чувствами; они всячески подчёркивали, что пишут о «реальных вещах», исследуют человеческую жизнь и помогают читателям лучше понять её. Таким образом, то, что Джермина Грир или Марк Лоусон согласились бы счесть «настоящей литературой», — это книги, посвящённые тому, что они считают важным: нравственным ценностям, природе человека или, на худой конец, таким проблемам-«однодневкам», как спорные вопросы политики или религии. Конечно же, на эти темы написано множество прекрасных, талантливых и гениальных книг; но с точки зрения современного литературного критика, писать обо всём этом можно лишь в определённой манере, диапазон которой весьма и весьма ограничен. И большинство критиков отказываются признать, что «Властелин колец» и «Сильмариллион» Толкиена посвящены именно этим темам. Ведь они написаны не в той манере, которую критики считают единственно правильной!

Впрочем, в наши дни качественная фэнтези постепенно прокладывает себе путь в мир «большой» литературы, а потускневшие корифеи литературного истеблишмента уходят в небытие. Многие критики не устояли под натиском успеха и общественного признания, которого удостоились в последнее время многие одарённые «сказочники» — Дж.К. Роулинг, Филип Пуллмен, Айен Бэнкс и другие. Писатели этого рода работают на стыке жанров, привнося в детскую сказку элементы литературы для взрослых, как поступал полвека назад и Толкиен. Дж.К. Роулинг недавно рассматривалась как претендент на несколько популярных литературных премий для взрослых, а книги Филипа Пуллмена, вероятно, вскоре войдут в шорт-лист претендентов на Букеровскую премию.

Самыми непримиримыми критиками «Властелина колец» становятся те, в ком эта книга пробуждает комплекс неполноценности. Подчас они пытаются сделать вид, что её не существует вовсе. Составительница «Оксфордского справочника английской литературы» Маргарет Дрэббл уделила Толкиену всего двенадцать строк (а Джойсу — семьдесят шесть). Но все эти попытки заведомо обречены на провал. Толкиен — не просто самый популярный писатель двадцатого века: он уже сделался чрезвычайно влиятельной фигурой в литературном мире.

В наши дни жанр фэнтези — один из самых прибыльных и популярных литературных жанров, и большинство авторов фэнтези обязаны своим успехом именно Толкиену. Кроме того, мир Средиземья лёг в основу многих современных компьютерных игр. Целая индустрия развлечений, сложившаяся вокруг ролевой игры «Подземелья и драконы», также уходит корнями в мир толкиеновской мифологии. Многим молодым людям, прочитавшим, перечитавшим и зачитавшим книги Толкиена до дыр, ролевые и компьютерные игры дают возможность погостить в мире Средиземья подольше.

В литературе влияние Толкиена простирается и за рамки жанра фэнтези. Толкиеновский дух нетрудно ощутить, к примеру, в книгах о Гарри Поттере, несмотря на то, что приключения в замке Хогвартс сюжетно и структурно не имеют ничего общего с историей Кольца. А в сфере кино и телевидения влияние Толкиена заметно даже в таких далёких от него по содержанию лентах, как «Звёздные войны», «Стартрек» или «Вавилон-5».

Более того, мир Толкиена стал предметом многочисленных серьёзных исследований, авторы которых разбирают по косточкам всё Средиземье и проникают в тончайшие нюансы толкиеновских произведений. О Средиземье пишут дипломные работы и кандидатские диссертации, в университетах читают циклы лекций, посвящённые «Властелину колец». В ответ на запрос «Толкиен» или «Властелин колец» поисковая машина в интернете выдаёт ссылки примерно на 450 тысяч сайтов. По приблизительным оценкам, во всём мире к настоящему времени распродано в общей сложности 100 миллионов экземпляров «Властелина колец» или 60 миллионов экземпляров «Хоббита», и ежегодно объёмы продаж возрастают на 3 миллиона экземпляров. Обе книги переведены на три десятка языков, в том числе на сербохорватский, исландский, иврит и русский[190]. Слово «хоббит» внесено в «Оксфордский словарь английского языка», а сохранившееся нетронутым издание «Хоббита» из первого тиража недавно было выставлено в интернете на продажу за 85 000 фунтов стерлингов.

Вдобавок, книги Толкиена оказывают на многих косвенное влияние. Профессор Том Шиппи, ныне занимающий место Толкиена в Оксфордском университете, признался: «Толкиен помог мне стать наблюдателем. Толкиен учит людей наблюдать за птицами, замечать деревья, возиться с живыми изгородями»[191].

Сознавая, что энтузиазм нарастает с каждым годом, Кристофер Толкиен трудился изо всех сил, чтобы открыть поклонникам Толкиена как можно больше нового о Средиземье. После смерти отца он взял на себя гигантский труд по каталогизации и изданию всего огромного собрания толкиеновских заметок, фрагментов, неоконченных историй и неопубликованных рукописей, громоздившихся кипами по всему его кабинету, заполнявших шкафы и ящики письменного стола.

Толкиен оставил после себя три версии «Сильмариллиона»: «Набросок», «Квента» (или «Краткая история нолдоли», написанная около 1930 г.) и «Квента Сильмариллион». Последнюю версию, самую проработанную, Толкиен давал почитать Стенли Анвину в конце 1937 года, после публикации «Хоббита». «Квента Сильмариллион» была главной рабочей рукописью, в которую Толкиен впоследствии внёс множество примечаний и исправлений.

Прежде всего Кристоферу Толкиену предстояло выработать на основе всех этих рукописей и заметок внутренне согласованную, непротиворечивую и законченную версию «Сильмариллиона». Самому Толкиену это так и не удалось, и теперь справиться с этой задачей мог только близкий ему человек, обладающий тонким литературным чутьём и понимающий Средиземье почти так же хорошо, как и его создатель, но при этом способный сохранять достаточную отстранённость, которая позволила бы выразить толкиеновскую мифологию в форме, пригодной для публикации.

«Сильмариллион», которого так долго ожидали поклонники Толкиена по всему миру, вышел в свет в 1977 году. Это прекрасная, но в некоторых отношениях очень сложная книга. Для почитателей Толкиена, которых давно уже интриговали и ставили в тупик многие детали повествования, развёрнутого во «Властелине колец», «Сильмариллион» многое расставил по местам и стал ответом на многие вопросы. Опубликовав «Сильмариллион», Кристофер Толкиен взялся редактировать «Неоконченные сказания о Нуменоре и Средиземье», которые прояснили ещё множество деталей, а с 1983 по 1996 гг. выпустил в свет двенадцать томов «Истории Средиземья» — тщательно отредактированных и откомментированных материалов из отцовского архива.

Сейчас, когда я пишу эти строки, легионы поклонников Толкиена по всему миру с нетерпением ожидают выхода на экраны первого фильма по «Властелину колец» — «Братства Кольца», премьера которого должна состояться 19 декабря 2001 года. На нескольких веб-сайтах даже появились часы, отсчитывающие время, оставшееся до премьеры. По некоторым прогнозам, этот фильм окажется самым кассовым за всю историю мирового кинематографа, оставив далеко позади «Звёздные войны» и другие блокбастеры.

Голливудские режиссёры давно пытались подступиться к Толкиену. Ещё в 1957 году продюсеры Форрест Дж. Аккерман, Мортон Грейди Циммерман и Эл Бродакс предложили ему заявку на мультфильм «Властелин колец», но Толкиен, как и следовало ожидать, не оставил от неё и камня на камне. Он написал рецензию в две тысячи слов (сопоставимую по объёму с самой заявкой), в которой подверг резкой критике весь сценарий вплоть до мельчайших деталей. И на то имелись все основания: сценарий действительно представлял собой жалкую пародию на оригинал, до отвращения примитивную и проникнутую покровительственным духом. После недолгой переписки американские продюсеры поняли, что ничего не добьются, и отступились.

Спустя много лет права на постановку фильма по «Властелину колец» приобрела компания «Юнайтед Артистс», по слухам, заплатившая английскому режиссёру Джону Бурмену не меньше миллиона за сценарий — с тем, чтобы действие всех трёх томов уместилось в односерийный полнометражный фильм. Но сценарий «Юнайтед Артистс» не понравился, и Бурмен занялся другими фильмами, в том числе «Экскалибуром» и «Избавлением».

В 1978 году американский режиссёр Ральф Бакши выпустил фильм по «Властелину колец», выполненный в так называемой технике ротоскопии, позволявшей объединить игру актёров с анимацией (компьютерные эффекты для этого стали применяться гораздо позже). Критики откликнулись разгромными рецензиями — не в последнюю очередь потому, что фильма обрывался на середине повествования. Бакши планировал снять вторую часть позже, но неприятие со стороны критиков и толкиеновских фэнов заставило его отказаться от этого проекта.

Фильму по «Властелину колец», съёмки которого сейчас идут в Новой Зеландии, по всей видимости, уготована иная судьба. Его режиссёр и один из авторов сценария, новозеландец Питер Джексон, — давний поклонник Толкиена, и работать над фильмом по «Властелину колец» он начал с 1994 года. Он обратился в компанию «Мирамакс», которой в то время принадлежали права на съёмку такого фильма. Но сотрудники компании плохо понимали, с чем имеют дело, и полагали, что единственный возможный способ поставить фильм по «Властелину колец» — сжать три книги в одну серию. Джексон на это не пошёл: он хотел снять сериал, наподобие «Звёздных войн» или «Индианы Джонса». Тогда сотрудники «Мирамакс» дали Джексону две недели на поиски продюсеров, которые согласились бы спонсировать такой сериал. Джексон обратился в «Нью Лайн Синема» (часть корпорации «АОЛ/Уорнер»), которая и выделила ему средства на съёмку трёх фильмов киноэпопеи.

Все съёмки проводились в Новой Зеландии, ландшафты которой достаточно разнообразны для того, чтобы послужить прототипом кинематографического Средиземья. Сьёмки II и III частей трилогии продолжаются до сих пор; на экраны эти части выйдут в декабре 2002 и 2003 гг. соответственно.

Съёмки I части — «Братство Кольца» — продолжались 274 дня; в них было задействовано более 2000 человек и около 300 декораций. Бюджет фильма по самым скромным оценкам составляет около 200 миллионов долларов США. Наряду с такими ветеранами, как Ян Маккеллен (Гэндальф), Ян Хольм (Бильбо) и Кристофер Ли (Саруман), в фильме участвуют и молодые звёзды экрана — Кейт Бленчетт (Галадриэль), Лив Тайлер (Арвен) и Хьюго Уивер (Элронд). Роли хоббитов достались новичкам — Элайе Вуду (Фродо), Шон Астину (Сэм), Билли Бойду (Пиппин) и Доминику Монагану (Мерри).

Поклонники Толкиена опасаются, что режиссёр слишком далеко отступит от оригинала, и независимо от того, насколько хорош окажется фильм, у него наверняка найдутся противники. По словам Ричарда Крошо из «Толкиеновского общества», «сам Толкиен считал, что по его книге нельзя поставить фильм. Нам тоже кажется, что передать эту книгу во всей глубине и полноте средствами кинематографа невозможно». Однако сам Питер Джексон, работавший над этим фильмом в течение пяти лет по шестнадцать часов в сутки, не разделяет этого предубеждения: «С тех пор как Толкиен написал свою книгу, прошло много лет, и кинопромышленность уже доросла до его фантазии», — парировал он[192]. Продюсер фильма Барри Осборн заверяет: «Мы сделали всё возможное, чтобы передать дух Толкиена. Мы сделали всё возможное, чтобы удовлетворить все пожелания фэнов»[193]. Это подтверждают и многие из тех, кто видел клипы и анонсы. А один писатель, побывавший на съёмках фильма, рассказывал: «Дух Толкиена там действительно есть. Фильм мрачный, грозный»[194]. И тем не менее, фильм неизбежно будет нести на себе отпечаток личности самого Питера Джексона, и понятно, что далеко не все согласятся с его интерпретацией книги. «Я хочу сделать такой фильм, какой мог бы понравиться самому Толкиену, — говорит Питер Джексон. — Но для того, чтобы фильм получился честным, это должен быть мой фильм, фильм Питера Джексона, моя собственная, глубоко личная версия этой потрясающей, классической английской книги»[195].

До премьеры фильма осталось всего несколько месяцев, и возбуждение нарастает с каждым днём. В 2000 году первый пробный анонс скачали из интернета 1,7 миллиона посетителей, а летом 2001 года, когда был открыт официальный веб-сайт фильма, только за первую неделю на нём побывали 62 миллиона человек. В некоторых кинотеатрах запустили 90-секундный рекламный ролик, и, по сообщениям издателей, после каждой демонстрации клипа объём продаж «Властелина колец» резко возрастал. В преддверии премьеры фильма спрос на книги Толкиена в США и Великобритании достиг небывалых высот. Представитель американского издательского дома «Баллантайн», выпускающего «Властелина колец» в мягкой обложке, заявил: «Объёмы продаж взлетели выше крыши»[196]. Появились и первые признаки того, что Толкиена стали открывать для себя легионы поклонников Гарри Поттера — главным образом, дети в возрасте от 7 до 14 лет.

Естественно, всё это предвещает фильму небывалый коммерческий успех. Права на фильм проданы давным-давно, так что сам кинопрокат наследникам Толкиена не принесёт почти ничего, но после выхода фильма на экраны спрос на книги Толкиена станет ещё больше, а контракт с участием в прибылях, заключённый Рейнером Анвином в 1952 году, до сих пор остаётся в силе.

Но несмотря на эту очевидную выгоду, наследники Толкиена наверняка будут выступать против фильма. Сам Толкиен терпеть не мог Голливуд и все постановки по его книгам неизменно его раздражали. Литературный агент Толкиена, Кристофер Толкиен, не поддерживает никаких контактов с производителями фильма и, по некоторым сведениям, все дети Толкиена полностью разделяют точку зрения своего отца и многих его читателей, убеждённых в том, что фильм по «Властелину колец» ставить не следует. Они полагают, что в книге сказано всё, что нужно, и ни в каких новых интерпретациях она не нуждается.

«Властелин колец» — книга уникальная во многих отношениях. По объёму продаж она превзошла все прочие художественные произведения; она вызвала больше споров, чем любая другая книга, написанная в двадцатом веке, а её киноверсия, выходящая на экраны спустя полвека после первой её публикации, привлекла к ней внимание целого нового поколения потенциальных читателей, которым ещё только предстоит открыть для себя мир Средиземья. Но чем же этой самой знаменитой из книг, созданных в жанре фэнтези, удаётся по сей день завоёвывать сердца всё новых и новых поклонников?

«Властелин колец» — это не просто мир фэнтези со всеми положенными батальными сценами, диковинными существами и увлекательными приключениями. Толкиен пишет о глубоких чувствах и исследует природу человека не менее тщательно, чем любой другой современный писатель.

Толкиен затрагивает вечные темы. Он пишет о дружбе и верности. Он размышляет о природе зависимости, символом которой служит само Кольцо. Ни одно существо, будь то человек, хоббит, эльф или даже истари, не защищено от воздействия Кольца, но каждый реагирует на него по-своему, и эти реакции не только служат развитию сюжета, но и помогают глубже понять личность каждого из персонажей.

Персонажей Толкиена нередко описывали как неправдоподобно добрых либо неисправимо злых, но такая точка зрения несправедлива. Во-первых, даже у положительных персонажей есть свои слабости: хоббиты нарушают запреты, эльфы и гномы лишь с трудом преодолевают застарелую неприязнь друг к другу. Более того, положительные персонажи способны на дурные помыслы: к примеру, Галадриэль задумывается о том, чего она могла бы добиться с помощью Кольца. С другой стороны, отрицательные персонажи не могут себе представить, что кто-то способен устоять перед соблазном Кольца, и Саурон живёт в вечном страхе перед тем, что кто-нибудь из великих Владык, Гэндальф, или, к примеру, Арагорн, завладеет Кольцом и бросит Мордору открытый вызов. Саурон, будучи воплощением зла, не может даже помыслить, что на свете найдётся существо, способное отвергнуть соблазн власти и уничтожить Кольцо.

Во-вторых, среди толкиеновских персонажей встречаются и такие, которых назвать всецело положительными или, напротив, отрицательными невозможно. Боромир слаб духом, но по природе добр и успевает искупить свою вину перед смертью. А Голлум, один из самых загадочных и самых жалостных персонажей, когда-либо выходивших из-под пера писателей, не властен над собой: им движет всепоглощающая привязанность к Кольцу.

Итак, Толкиену удалось создать не только мифологию и альтернативную реальность (по необъяснимой причине вызывающую такое недовольство у некоторых критиков), но и правдоподобные, многогранные характеры. Вдобавок, он затронул множество эмоциональных и духовных дилемм, великолепно справившись при этом со сложным сюжетом и поведав своим читателям поистине захватывающую историю.

Кроме того, многие люди находят в толкиеновском мире утешение и уютное пристанище. Средиземье — это мир, хранящий благородные традиции и великое наследие, мир, в котором прошлое не менее важно, чем настоящее, и ценится куда больше, чем любые благие намерения и помыслы о будущем.

В связи с этим возникло ещё одно распространённое обвинение в адрес Толкиена, состоящее в том, что его книги — это, якобы, чистой воды эскапизм. «Властелин колец» невероятно увлекателен, и в качестве развлекательной книги он действительно помогает бежать от действительности тем, кто этого хочет. Но этим его смысл отнюдь не исчерпывается. Книги Толкиена завоевали столько поклонников отчасти и потому, что автор их инстинктивно понимал и воплощал в своих книгах юнговскую концепцию архетипов.

Ещё в начале двадцатого века швейцарский психолог Карл Густав Юнг выдвинул гипотезу о «коллективном бессознательном» и предположил, что в подсознании каждого человека заключена система неких примитивных образов, общих для всех людей, вне зависимости от их возраста и происхождения. Эти образы Юнг назвал архетипами и определил их так: «Изначальные образы — это наиболее древние и наиболее всеобщие формы представления человечества. Они в равной мере представляют собой как чувство, так и мысль»[197]. Юнг считал, что это не просто врождённые идеи, а, скорее «потенциальные формы», которые дремлют в нашем подсознании, но могут пробудиться и стать осознанными.

Все великие художники, в какой бы области они ни творили, способны управлять эмоциями, обращаясь к архетипам. Они умеют вызвать сильный эмоциональный отклик на эти общие для всех нас подсознательные образы. Так поступают Стивен Спилберг и Джордж Лукас; так поступал Пикассо; так поступали «Битлз». Многие из тех, кто лучше прочих умеет пробуждать архетипические образы, действуют инстинктивно, не понимая, что творят, — а если бы поняли, то, быть может, лишились бы своего дара. Толкиен не интересовался психологией и насмехался над психоанализом, но это ничуть не умаляло его прирождённой способности пробуждать к жизни архетипы в подсознании своих читателей.

Благодаря этой способности книги Толкиена и обрели над многими такую удивительную власть. Благодаря ей читатели погружаются в его мир с головой и подчас остаются в этом мире на всю жизнь. Настоящему поклоннику Толкиена прочитанного всегда будет мало — сколько бы он ни прочёл. Он хочет ещё и ещё — ещё подробностей, ещё информации. Толкиен мог бы написать о Средиземье десять миллионов слов или десять миллионов страниц — и этого всё равно было бы недостаточно. Однако и тысячи написанных им страниц хватает для того, чтобы по-прежнему увлекать миллионы читателей и дарить им совершенно правдоподобный и неотразимо притягательный альтернативный мир, не имеющий себе равных во всей истории литературы.