"Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата]" - читать интересную книгу автора (Елисеева Ольга Игоревна)

Глава 3

Уезжая из стойбища венов, Харвей забрал с собой оружие убитого ими норлугна. Кости несчастного давно уже растащили собаки, которые в свою очередь пали жертвой недавнего голода. Деми намеревался зарыть меч северянина в священной для местных поклонников Одина дубовой роще вокруг капища этого воинственного божества.

По дороге мимо густо населенных и богатых по здешним меркам норлунгских деревень герцог так и поступил. Ему не хотелось, чтоб душа убитого воина питала к нему злобу и тем более преследовала по ночам. Вышедшие встречать правителя Северной Сальвы жрецы, с ног до головы увешенные золотыми молоточками Тора, уверили Деми, что позаботятся об оружии соплеменника и поблагодарили консорта за то, что он не бросил клинка — последнего прибежища для духа воина — в чужой земле.

Так или иначе, но герцог с каждым днем зарабатывал все большую поддержку местных племен. Вернувшись в Даллин, он не без гордости поспешил написать о своем приключении королеве. Ответ пришел с молниеносной быстротой. Четыре страницы брани. Хельви упрекала Харвея в тщеславии, самонадеянности, тупом мужском эгоизме и поисках нелепых подвигов в ущерб делу. Харвей просто купался в волнах ее негодования, испуга, плохо скрываемого беспокойства за ее жизнь. Глупо улыбаясь, он перечитал письмо три раза и спрятал в карман. Маленькое послание легко было носить с собой, чтобы в нужный момент подбодрить себя картиной истинных чувств королевы, которые она так опрометчиво обнаружила.

Вообще со времени отъезда Деми из столицы его отношения с женой чудесным образом наладились. На расстоянии они выглядели идеальными. Хельви написала мужу первой. Длинное письмо на десяти страницах с подробным изложением всех событий при дворе за время его отсутствия. Она спрашивала мнения консорта по разным вопросам, просила его совета относительно продолжавшихся переговоров с Беотом. Кто сейчас в силе? На чье слово можно положиться? Кого попробовать подкупить?

Деми ответил ей посланием, занявшим у него чуть менее 30 листов. Почерк принца был крупным, рекомендации доходчивыми и подробными. На Дагмара и старую королеву он просил ни при каких условиях не опираться. Называл имена людей, примерные суммы и более мелкие детали: к кому из вельмож, через кого из секретарей легче найти подход. Хельви его характеристики показались блестящими. Она благодарила и снова писала, ставя Деми в известность о ходе всех мало мальки важных или просто занимательных дел.

Переписка между Далином и столицей завязалась довольно оживленная. После первой робости корреспонденты расслабились, шутили, зашифровав прозвищами половину имен и придумав только им одним понятный язык. Обмен писем происходил не реже раза в неделю. Однажды Харвей спросил курьера, почему тот всегда приезжает в четверг.

— А как иначе? — отсалютовал запыленный юноша. — В понедельник утром Совет. После него ее величество пишет Вам, сир. Вечером я забираю пакет, двое с половиной суток в пути, и в четверг отдаю его Вам. Вы пишите. Пятница и суббота идут на обратную дорогу. Утром в воскресенье я вручаю королеве ответ, чтоб она могла изложить вашу точку зрения в понедельник на Совете.

Этого Харвей не ожидал. Оказывается пока он строил и гонял по Северной Сальве в поисках то людей, то подвод, то провианта, королева поддерживала на совете эффект его незримого присутствия. Такое участие на расстоянии в государственных делах могло только укрепить его позиции. Харвей вел переписку еще с д’Орсини, отцом Робером и Ламфа. С последним он еще и встречался, поскольку толстяк-казначей оказался на редкость подвижным и предпочитал следить за своими делами сам.

К середине осени на Заячьей Губе были вчерне построены два пока деревянных форта, по берегам залива выросли три не слишком больших, но, что называется, крепко сбитых верфи, на которых работа кипела ключом и было заложено пять первых кораблей. Даллин заметно ожил, наводнился пришлым народом, его тихое очарование оказалось заметно подпорчено, но доход жителей, быстро включившихся в круговерть портовых дел, вырос на глазах. Поэтому они склонны были потерпеть толчею и гвалт стройки, толпы чужаков и даже исчезновение прежнего чувства безопасности на улицах города.

Разоренная войной страна в изобилии поставляла воров и бродяг. Деми был вынужден усилить охрану столицы Северной Сальвы, ночью по улицам курсировали вооруженные патрули. Консорт даже сожалел о том, что в результате его бурной деятельности прелестный старый Даллин превратился в такую дыру! Неожиданно для самого себя он поделился этими грустными мыслями с Хельви. Как ни странно королева поняла его. «Желая сделать как лучше, мы разрушаем то, что и без нас хорошо. — писала она. — Попробуй утешить себя тем, что через два поколения тихая дрема Сальвы превратилась бы в сон смерти. Неприятно будить зачарованный город, но надо».

Королева вообще поддерживала его всякий раз, когда Деми с сослагательной форме выражал то или иное желание: а хорошо было бы, если бы… на север доставили прочные канаты из мастерских Гранара, прислали еще хлеба, холстов и теплой одежды. Отказа он ни разу не встречал. Наконец, почувствовав силу своего слова, Деми честно написал Хельви, что не сможет довести порученное дело до конца, если у него в ближайшее время не появятся грамотные мастера-корабелы, чтоб обучать людей. Таких мастеров он знал только в Беоте. Еще ему нужен Линций Петерс, его старый помощник, военный инженер, без которого Харвей не представляет, как взрывами расчищать дно на несудоходном участке реки Сальвы. И пусть уберут шпионов Лоше Вебрана — невозможно все время оглядываться! Да, его требования превышают всякие приличия. Да, вместе с беотийцами обязательно появятся новые лазутчики, хуже, чем слуги лорда-адмирала. Пусть решает сама.

Против обыкновения королева молчала две недели, и Харвей уже проклял себя за несдержанность. Приехавший навестить его папаша Ламфа только выразительно покрутил пальцем у виска.

— Ваше высочество должно было думать, о чем просит. Она и так вам никогда не отказывала. Но мастера из Беота — это уже слишком. Я не говорю дорого, но ведь все как один будут шпионить!

— Да о чем вы! — с досадой махнул рукой Харвей. — Люди всегда ищут заработок. По ту сторону залива или по эту — все равно. Не в их интересах предавать нас, если мы даем работу и кров.

Видимо, Хельви рассудила также. Потому что после мучительного перерыва в переписке, она сообщила мужу, что весной он может ждать «своих разлюбезных беотийцев с Линцием Петерсом во главе».

— Она ангел. — только и сказал лорд. — Злой, веселый и бесконечно умный ангел. Полагаю, что Дерлок и Лоше Вебран ее живьем съели за такое решение.

— Полагаю, она их даже не спросила. — рассмеялся Ламфа. — Жаль, что ты не можешь пригласить корабельщиков с острова Мальдор, там прекрасные мастера. Мальдорцы верно служат Гранару, но никогда не появляются на материке…

— Почему? — удивился Харвей. Он впервые слышал о мальдорских корабелах.

— Боятся. — просто ответил казначей. — На Мальдоре сейчас находятся бывшие рыцари Золотой Розы, оставшиеся в живых после разгрома ордена. Они присягнули гранарской короне и очень помогли нам в прошлую войну. Без них Фаррад обязательно ударил бы южным провинциям прямо в брюхо! Но, — Ламфа помедлил, — жители настроены к ним враждебно, считают нераскаявшимися еретиками, по которым костер плачет смоляными слезами. — казначей почесал в затылке. — Черт его знает, может, это и так.

Деми решил в ближайшее время разузнать о мальдорцах побольше. Если есть возможность найти мастеров поблизости, он ее не упустит. Но, поскольку королева отдала флот на Срединном море Вебрану, консорт не хотел лишний раз задевать интересы обойденного им лорда-адмирала. Оставалось терпеть до весны.

В начале октября Харвей вызвал в Даллин Феону, сына и своих старых слуг. Молодая вдова прекрасно справлялась с его нехитрым хозяйством. Спокойное течение жизни нарушала только смерть седой кормилицы герцога Наны. Она тихо скончалась в роскошных покоях Даллингского дворца и была похоронена лордом в королевской часовне, в пределе для самых высокопоставленных и верных слуг, где древние владыки Северной Сальвы погребали своих канцлеров и боевых друзей. Старая нянька Харвея была для него когда-то и советником, и другом, и единственной защитой. Поэтому Деми счел справедливым упокоить эту достойнейшую из крестьянок Гуархайской долины среди благородных сеньоров Севера. Сам герцог сдержал слезы, а вот маленький Персиваль плакал навзрыд: у него теперь осталась только добродушная «тетя Феона».

Линций приехал не дожидаясь капели. Он свалился, как снег на голову в самом конце сентября. Давний друг и постоянный спутник Харвея, этот маленький щеголеватый инженер не утерпел в своем поместье под Плаймаром, где пережидал опалу, постигшую всех, кто когда-либо соприкасался с лордом Деми в Беоте. Петерс бросился на другой конец моря по первому зову, и только одному Богу было известно, как он уломал Дагмара. Добиться отправления в Гранар, вероятно, было нелегко.

Увидев хрупкую изящную фигуру инженера, перепрыгивавшего через бревна и канавы на стройке второго бастиона западного форта, Харвей не поверил своим глазам. И только когда Линций замахал в воздухе шляпой с криком: «Деми! Деми! Вытащи меня отсюда! Твои остолопы сейчас завалят меня глиной!» — лорд понял, что перед ним не галлюцинация.

В великолепном беотийском дорожном плаще из серого бархата, перекинутом через плечо, и тонких лайковых перчатках, сжимающих изумительную трость слоновой кости, инженер выглядел довольно комично. Он балансировал на временных мостках, пытаясь не сорваться в осеннюю грязь, и прижимал к носу шелковый платок. Клубы черного дыма из горящих смоляных бочек, где варили деготь, уже оставили страшные следы на снежном кружеве его воротника.

Рядом с ним давно небритый Харвей в расстегнутой, когда-то белой рубашке с закатанными рукавами и тонкой ременной ленточке, удерживавшей волосы надо лбом, казался кем угодно, только не принцем-консортом с 40 поколениями коронованных предков. Больше всего в этот момент он напоминал удачливого пирата, расширяющего размеры своей разбойничьей флотилии.

— Линций! Черт бы тебя побрал! Ты здесь? Так скоро?

Они обнялись.

Некрасивое, бледное лицо беотийца сжалось, готовое залиться слезами, по тонкой рыжеватой коже в мелкую рябину побежали трагические морщинки.

— Харвей, если б ты знал, если б ты знал… — простонал он. — Как там было страшно!

Деми мягко хлопнул друга по плечу.

— Теперь уже все позади. Как тебе удалось выбраться?

— Ты вряд ли поверишь. — инженер замялся, — но все получилось как-то слишком просто и это самое неприятное. Но мне так хотелось уехать…

Лорд понимающе улыбнулся.

— Ты можешь от меня ничего не скрывать. — кивнул он. — Линций, я не дурак и прекрасно знаю, что прежде, чем выпустить тебя сюда, Дагмар потребовал шпионить за мной. Так?

Петерс склонил голову.

— Ты меня вышлешь?

— Зачем тогда было приглашать? — широко улыбнулся Харвей. — Даже королева Гранара не отказалась от своей навязчивой идеи выйти за меня замуж, после откровенных попыток Дагмара сделать из твоего покорного слуги беотийского ставленника на гранарском троне. Черта с два у него что-то вышло! Я здесь, и ни он, ни старая Этгива меня не достанут.

Линций сощурил глаза.

— Ты так уверен в своей неуязвимости? — в голосе друга прозвучало сомнение.

Деми не считал нужным лгать Линцию.

— Нет, но… по крайней мере здесь я дома. — бросил он.

— И кажется, очень рад этому? — с легкой грустью проговорил инженер. — Ты стал совсем гранарцем.

Харвей некоторое время молчал.

— Наверное, я был им всегда. — наконец, ответил он, покусывая губу. — Попробуй это понять и не осуждай меня сразу. Здесь я могу быть собой и не оглядываться постоянно через плечо, вдруг кто-то заметит, что я говорю, ем, или думаю, как сальв.

Петерс несколько секунд смотрел на него, затем кивнул.

— Я попробую привыкнуть к тебе новому, хотя, — он помедлил, — мне и старый Деми очень нравился. А королева? — вдруг спросил беотиец, — Она хоть понимает, какое счастье ей досталось?

— Пойдем в дом. — Харвей ясно показал другу, что не готов отвечать на его вопрос. — Скоро обед, потом я поведу тебя смотреть укрепления. — А что касается королевы, — Деми снова покусал губу, — поговорим, когда ты ее увидишь. Предупреждаю — зрелище не для слабонервных: она красива, умна, одинока и обладает властью, способной перевернуть мою жизнь. Так что мне с моими недостатками… — Харвей улыбнулся, радушным жестом приглашая Линция к столу.

Они отобедали в нижнем уже готовом этаже деревянных казарм для гарнизона, из окон которого был хорошо виден правый берег залива, с еще не поднявшейся крепостной стеной, загораживавшей яркое многоцветье октябрьского леса. На фоне томной зелени сосен мелькали алые очаги кленов, бурые кроны одиноких дубов и жаркое золото лип. Ветер то и дело бросал на стол сорванные листы, что несказанно раздражало Линция, но очень нравилось консорту. Маленький инженер отдал должное супу из белых грибов, утке, фаршированной капустой и клюквой, молодому норлунгскому пиву и специально доставленному в Даллин из Гранара земляничному безе.

— Конечно, такой бедный стол не для принца крови. — сказал он, довольно вытирая лоснящиеся губы, — но, по крайней мере, ты не умираешь с голоду, мой бедный Деми!

Харвей расхохотался.

— Едем, Линций. Твой прием занял у меня кучу времени. Я ем на ходу.

Верхом они отправились осматривать оба форта и верфи. Посмеявшись над некоторыми инженерными идеями друга, Линций в целом признал и сам проект, и первый этап его исполнения очень дельным.

— Вон там и там должны быть крытые переходы для лучников. Так далеко к воде башню уводить незачем. Грунт может осесть. — то и дело бросал он. — А это что за котлован вы вырыли? Второй залив хотите? Под арсеналом как раз не хватает воды! Чтобы порох не пересыхал!

Как ни странно Петерс очень понравился папаше Ламфа. Маленький инженер купил душу казначея тем, что каждое свое предложение начинал словами:

— Это будет стоить столько-то и столько-то, но если подойти с умом, можно урезать расходы…

— Сразу видно, что парень из купцов. — похвалил беотийца самый богатый трактирщик Гранара. — Не то что ваш брат благородный! Только и знаете — мотать.

Харвей уже давно не обижался на грубоватые манеры казначея.

— Отец Линция был крупным откупщиком, — кивнул он, — а сыну дал образование военного инженера. Ты прав, Ламфа, торговая сметка в нем чувствуется.

— А как же! У меня глаз наметан. — казначей возликовал, что попал в точку. — Этот твой Петрес-Фетерс сгодится в деле.

— Не очень-то фамильярничай. — усмехнулся консорт. — Его папаша хоть и был торгашом, но детям дал воспитание лордов. Да что я тебе рассказываю, посмотри на своих дочерей — настоящие леди.

Последнее замечание Деми очень польстили Ламфа и полностью примирило его с не слишком вежливым началом фразы.

— Что правда, то правда. — важно кивнул он. — Я на своих дур ничего не жалел, и манеры у них, скажу без стеснения, получше, чем у этих девок, спустившихся вслед за оравой Босуорта с гор, хоть они и считаются благородными. Одна Сорча чего стоила! — казначей осекся, поздновато спохватившись, что задел неприятную для собеседника тему, и постарался вернуться к первоначальному предмету разговора. — А сам этот твой Линций богат! Я имею ввиду папаша его помер или все еще коптит небо?

Лукавый блеск в глазах Ламфа насмешил Харвея. Нехитрый ход мыслей казначея был настолько очевиден, что Деми даже не стал скрывать своего полного понимания.

— Помер, помер и давно. — расхохотался он. — Так что тебе никто не помешает закрутить вокруг бедняги Петерса марьяжные сети. У его семьи самые роскошные поместья в окрестностях Плаймара и самый богатый выезд, я не говорю уже о векселях в банкирских домах Альбици. Только не слишком высокое происхождение помешало Линцию быть представленным к беотийскому двору.

— Ну, я надеюсь, к нашему-то двору ты его представишь! — расплылся в широчайшей улыбке Ламфа. — Если, когда-нибудь Бог наградит ваше высочество пятью дочерьми, как меня, чего, конечно, не приведи Господь! Тогда поймете, как трудно их выдать замуж! — казначей покряхтел, теплее закутываясь в плед на плечах. — Пора мне домой, сир. Холодно тут у вас становится на побережье! Письма и подарки будут?

Харвей вспыхнул. Помимо своей воли он испытывал странное неудобство, когда передавал посылки для королевы. Хотя трудно было себе представить что-либо естественнее этого!

На сей раз простодушный хитрец Ламфа увез в столицу по истине царский дар. Копая на берегу залива яму под башню, работники наткнулись на старое захоронение, принадлежавшее, видимо, еще первым сальвам, изгнанным сюда более 500 лет назад. Могила была парной, в ней под толстым слоем земли покоились мужчина и женщина. На коричневых костяках не сохранилось даже истлевших кусочков одежды. Лишь остатки наборного медного пояса, пересекавшего чресла воина, и позеленевшее от времени колечко на виске его супруги.

Харвея поразило, что головы покойных были развернуты друг к другу. Пустые глазницы черепов и через столетия продолжали взирать в сторону любимого. Кто были эти люди? Как их звали? Почему их жизнь оборвалась одновременно? И зачем родичи изменили ритуал погребения, предав позам умерших столь трогательную деталь?

Стук металлических лопат о кремневые орудия, перемешенные с землей, прекратился. Рабочие стояли над отвалом, вдыхая сырой запах разрытой ямы.

Рядом были обнаружены кости коня, двух собак, остатки колесницы, бронзовое оружие и развалившийся сундук с дорогой утварью, костяными иглами для шитья и украшениями. Очистив от земли одно из них, Харвей обнаружил, что перед ним золотая диадема тончайшей старосальвской работы. Она никак не гармонировала с остальными примитивными предметами погребения и, видимо, хранилась в семье как память о давних временах расцвета и величия Монсальвата. Во всяком случае, родичи не решились надеть ее на голову хозяйке могилы.

Диадема представляла собой широкое золотое кольцо, украшенное 12 древнейшими сальскими рунами, обозначающими месяцы года, и чередовавшимися с 12 крупными, необыкновенно чистыми аметистами — камнем, Хельви, как знал консорт. От висков шли 12 тонких золотых нитей, огибавших лицо и крепившихся с противоположной стороны. Языческий характер венца был Харвею совершенно ясен. Лорд Деми завернул корону в принесенную ему холщовую тряпку, приказал даллинским золотых дел мастерам хорошенько отчистить и отполировать украшение, и теперь намеревался послать королеве. Она с ее любовью ко всему таинственному должна была оценить подарок.