Доктор исторических наук Н. Павленко «…На троне вечный был работник»

Доктор исторических наук Николай Иванович Павленко

С большим удовольствием представляем давнего автора «Науки и жизни» известного ученого, доктора исторических наук Николая Ивановича Павленко. Недавно он отметил свое девяностолетие, отметил блистательно, как и подобает истинному исследователю: из печати только что вышла его очередная книга «Елизавета Петровна. В кругу муз и фаворитов», уже в издательстве — работа о Петре II, а сам автор неустанно трудится в архивах, собирая материалы и исследуя события столь чтимого им времени Петра I, XVII и XVIII столетий.

Если коротко говорить о творческой судьбе Николая Ивановича, то в ней вроде бы и нет ничего необычного. В 1939 году закончил Историко-архивный институт в Москве, и его оставили в аспирантуре, но, призванный через месяц на военную службу, был отправлен в Забайкальский военный округ. Там и настигла Павленко Великая Отечественная. Воевал на Дальнем Востоке и воевал, как требовало время, честно — среди наград есть почитаемый военными орден Красной Звезды и орден Отечественной войны II степени.

Защита кандидатской диссертации прошла в 1949 году в том же Историко-архивном институте, а докторской — уже в Ленинграде (в ЛГУ) в 1962 году. За прошедшее время Н. И. Павленко написал более 250 научных работ, в том числе 17 монографий, вышедших в разных издательствах. Среди них — «Петр Великий», «Птенцы гнезда Петрова», «Полудержавный властелин», «Екатерина I», «Петр II», «Анна Иоанновна», «Елизавета Петровна», «Екатерина Великая», «Михаил Погодин»… Автор удачно сочетает научный анализ использованных источников с их литературной подачей. Неслучайно его книги так популярны.

В этом номере мы предлагаем вниманию читателей статью Н. И. Павленко, подготовленную им по своим вышедшим материалам. В ней автор коротко, но четко, расставляя главные акценты, представляет эпоху реформ своего любимого в истории героя — Петра Великого.

Торжественный портрет, выполненный художником А. Антроповым.

О том, что дали России петровские преобразования, со всей определенностью сказало время. Известный историк и публицист второй половины XVIII века Михаил Михайлович Щербатов считал: путь, пройденный страной при Петре, без него пришлось бы преодолевать два столетия. Николай Михайлович Карамзин в начале XIX века полагал, что на это потребовалось бы шесть столетий. Ни Щербатов, ни Карамзин отнюдь не питали симпатий к царю-преобразователю, но даже они не могли не признать гигантского скачка России в годы петровских реформ.

Особенность преобразований первой четверти XVIII века — их универсальность и всеобъемлющий характер: невозможно назвать ни одной сферы жизни общества или уголка страны, которых бы они не коснулись.

Вся предшествующая история России ставила перед нею первостепенной важности задачу — закрепиться на Балтийском море. Еще отец Петра, царь Алексей Михайлович, пытался возвратить земли в устье Невы, отнятые шведами в годы польско-шведской интервенции начала XVII века. Но цели не достиг: в 1661 году пришлось заключить Кардисский мир, оставлявший за Швецией захваченную территорию.

С середины XVI века русское государство располагало единственным портом, обеспечивавшим морской путь в Европу, — Архангельском. Но он обладал множеством неудобств. Отдаленность от экономического и политического центра страны была вдвое больше, чем от побережья Балтийского моря. А кораблям, следовавшим из Архангельска в Европу Белым, Баренцевым и Северным морями, приходилось преодолевать вдвое большее расстояние, чем идущим через Балтийское море. Да и путь по северным морям считался более опасным — свирепые штормы и айсберги погубили немало кораблей. Наконец, навигационный период здесь не такой продолжительный, как на Балтийском море.

Впрочем, внимание Петра вначале привлекало не Балтийское море, а моря южные — Азовское и Черное. Чтобы овладеть подступами к ним, он совершил два Азовских похода. Последний, 1696 года, закончился блестящим успехом — взятием османской крепости Азов в устье Дона. Чтобы основательно закрепиться на Азовском море, царь основал новый порт — Таганрог. (См. «Наука и жизнь» № 9, 2005 г. — Прим. ред.)

Петр Великий. Правил Россией единолично с 1696 по 1725 год (а вместе с братом Иваном — с 1689 года).

Выход к побережью Азовского моря еще не открывал морских путей в Западную Европу: для этого надлежало стать хозяином Керченского пролива, утвердиться на Черном море и получить право прохода через Босфорский пролив и Дарданеллы. Всего этого предстояло добиться оружием, и в Москве понимали, что страну ждет длительная и напряженная борьба с Османской империей. Именно поиск союзников в грядущей войне составлял одну из задач Великого посольства, отправившегося в Западную Европу в марте 1697 года. В его составе был и Петр.

Дипломатические переговоры Великого посольства по сколачиванию антиосманской коалиции закончились неудачей, и Петру пришлось круто менять внешнеполитический курс — вместо борьбы за выход к южным морям начать утверждение России на Балтике. Царь готовился к войне и вести ее намеревался не в одиночестве, а вместе с Данией и Саксонией. Так возник Северный союз, весной 1700 года начавший военные действия против Швеции.

Екатерина I царствовала после смерти Петра I до 1727 года.

Вопреки ожиданиям, союзников подстерегали крупные неудачи. Восемнадцатилетний шведский король Карл XII, слывший повесой, проводивший время в беспутных забавах, проявил вдруг незаурядные полководческие дарования. Он молниеносно высадил десант под стенами Копенгагена и под угрозой бомбардировки столицы вынудил датского короля выйти из Северного союза и заключить мир со Швецией.

Вслед за этим Карл XII двинулся на помощь гарнизону Нарвы, осажденной русскими войсками. Битва 19 октября 1700 года завершилась полным поражением русских войск, потерявших около шести тысяч человек и лишившихся всей артиллерии. Офицерский состав от капитана и выше, вопреки условиям капитуляции, был захвачен в плен.

Шведский король, полагая, что Россия после такого потрясения быстро не оправится, направил свои войска против третьего союзника — саксонского курфюрста Августа II, одновременно бывшего и польским королем. Этот шаг стал одним из крупных просчетов шведского полководца. Вместо того чтобы, развивая успех, достигнутый под Нарвой, навязать России выгодный для себя мир, Карл XII пренебрежительно отнесся к ее возможностям и, по образному выражению Петра, «увяз в Польше», годами гоняясь за войсками Августа II.

Время, «отпущенное» Карлом XII, Петр использовал наилучшим образом. Вспоминая поражение под Нарвой, он писал, что Нарва «леность отогнала и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила».

Война вытекала из союзнических обязательств России, но, начавшись, она оказывала огромное влияние на внутреннюю жизнь страны и потянула за собой цепь новшеств. Назову, прежде всего, создание Навигацкой школы, артиллерийского и медицинского училищ, Морской академии, которые готовили для армии и флота офицеров, кораблестроителей, навигаторов, лекарей, артиллеристов. Обеспечить армию и флот однотипным вооружением, снаряжением и экипировкой могло только крупное производство, и правительство в срочном порядке создает казенные мануфактуры: суконные, парусно-полотняные, чулочные. Особым попечением государства пользовалась металлургическая промышленность. К традиционным районам размещения «железоделательных» заводов, существовавших в XVII веке, прибавился еще один — уральский. Край этот быстро становится основным производителем чугуна, железа, пушек и ядер.

Казалось бы, введение нового шрифта, печатание книг, переведенных с иностранных языков, появление первой в России печатной газеты «Ведомости» весьма далеки от военных событий. Однако и книги иностранных авторов (преимущественно посвященные сооружению крепостей и их осаде, тактике и стратегии войны), и газета «Ведомости» информировали читателей о ходе военных действий. Даже упрощение шрифта подчинено все той же цели — достижению победы над неприятелем: книги, инструкции, указы, наставления, напечатанные новым шрифтом, были доступнее для чтения, чем книги с церковно-славянскими литерами.

Да и Сенат царь учредил «на время отлучек наших», связанных в основном с войной.

Было бы ошибочно ожидать сиюминутных результатов от перечисленных новшеств и приписывать именно им успехи, достигнутые вскоре после нарвского поражения. Понадобилось несколько лет, пока ученики Навигацкой школы или сотни волонтеров, отправленных для обучения за границу, овладели минимумом знаний и набрались опыта. Время было необходимо и для того, чтобы пушки и ядра уральских заводов попали на поле брани и внесли свой вклад в победы над неприятелем (неслучайно в 1702 году их стали доставлять не водой, а дорогостоящим «гужом»).

С конца 1701 года русская армия начала одерживать одну победу за другой. Тому способствовали по крайней мере два обстоятельства. Самонадеянный Карл XII, ни в грош не ставивший боевую мощь русской армии, выделил против нее полки, укомплектованные рекрутами из Эстляндии и Лифляндии, то есть из своих прибалтийских владений, а сам отправился с отборными войсками в Польшу. Второе обстоятельство: командовавший русскими войсками Борис Петрович Шереметев располагал двойным и даже тройным превосходством над шведами. Территория Эстляндии и Ингрии (одно из названий Ижорской земли) стала своего рода полигоном, на котором русские войска проходили практическую школу обучения военному мастерству.

В ноябре 1702 года русские войска овладели, казалось бы, неприступной крепостью, запиравшей выход из Ладожского озера в Неву, — древнерусским Орешком, переименованным шведами в Нотебург. Петр дал крепости новое название — Шлиссельбург. Весной 1703 года все течение Невы оказалось в руках России. 16 мая на одном из островов в устье Невы заложили крепость, положившую начало будущей столице — Санкт-Петербургу. А в 1704 году русским оказалось под силу принудить к капитуляции гарнизоны двух хорошо укрепленных крепостей — Дерпта и Нарвы.

События последующих лет существенно не повлияли на оптимизм царя и его генералов, хотя в отдельные моменты возникали серьезные опасения за исход войны. В 1706 году Карл XII оккупировал Саксонию и вынудил Августа II заключить мир, разорвать союз с Россией и отказаться от польской короны. Таким образом, с 1706 года Северный союз фактически перестал существовать, и вся тяжесть войны со Швецией пала на плечи России.

Основательно отдохнув и не менее основательно пограбив Саксонию, войска Карла XII направились на восток. Русское командование приняло решение уклоняться от генерального сражения на территории Польши, отступать к своим границам, уничтожая запасы продовольствия, фуража и нанося урон противнику нападениями на него малыми отрядами. Предполагалось также замедлять продвижение неприятеля, устраивая засады, завалы, оборонные переправы.

Карл XII, находясь в Белоруссии, долго размышлял над тем, в каком направлении ему двигаться: внутрь России, на север, к берегам Невы, или на юг, в богатую продовольствием Украину. Наконец, решил идти на Украину, где его поджидал изменивший Петру гетман Мазепа.

Разгром в сентябре 1708 года корпуса генерала Левенгаупта у деревни Лесной был прологом Полтавы. А день 27 июня 1709 года решил исход войны. И если Швеция еще 12 лет тянула с подписанием мира, то объясняется это не ее способностью оказывать сопротивление, а неуязвимостью ее коренных земель — Россия не обладала достаточным флотом, чтобы угрожать Швеции вторжением. Полтавская виктория имела огромное международное значение. Был восстановлен распавшийся Северный союз; ставленник Карла XII на польском троне Станислав Лещинский бежал из Варшавы, польским королем вновь стал Август II. Престиж России и ее полководца поднялся на небывалую высоту: царь, отправившийся после Полтавы за границу, пожинал плоды успеха — перед ним заискивали, его благосклонности добивались коронованные особы Европы.

Петр II и цесаревна Елизавета на псовой охоте. С картины, художника В. Серова.

Кампания 1710 года позволила русским войскам без особого труда утвердиться на южном побережье Балтийского моря, взяв крепости Рига, Ревель, Кексгольм, Динаминд, а также Выборг. (Правда, под Ригой осаждавшая крепость армия понесла значительные потери, но не от неприятеля, а от чумы, унесшей жизни около десяти тысяч человек.)

Ничто уже не могло повернуть ход событий вспять. Даже Прутский поход (а он поставил русскую армию в такое критическое положение, что и поныне нельзя с точностью установить, как ей удалось выбраться из мышеловки) не мог поколебать престижа России в международных делах. Сколь сложно было русской армии на Пруте, свидетельствует готовность Петра во имя заключения мира вернуть все завоеванные территории, за исключением выхода к морю на Неве.

Анна Иоанновна. Дочь сводного брата Петра I сидела на русском престоле с 1730 по 1740 год.

Даже Псков царь готов был отдать шведам, а «буде же того мало, то отдать и иные провинции», — наставлял царь своего уполномоченного на переговорах. Подобных жертв от России, однако, не потребовалось — османы «довольствовались» передачей им Азова и разрушением Таганрога и Каменного Затона.

После изгнания шведов из Прибалтики события Северной войны протекали довольно вяло. Отчасти это объяснялось возникшими в стане союзников противоречиями, отчасти отсутствием у России линейного флота, о котором царь начал проявлять особое попечение после Полтавы. Померанская операция 1712–1713 годов, в результате которой русские войска совместно с союзниками изгнали шведов из Померании, а также две морские победы русского флота — у мыса Гангут в 1714 и у Гренгама в 1720 году — оживили затянувшиеся на десятилетие военные действия.

Анна Леопольдовна была объявлена правительницей (1740–1741) при малолетнем сыне императоре Иване Антоновиче.

Особую радость Петра, увлеченного и кораблестроением, и военно-морским флотом, вызвала Гангутская операция, которую он любил сравнивать с Полтавской викторией. Впрочем, победа у Полтавы сопровождалась полным разгромом и ликвидацией армии Карла XII, солдаты и офицеры которой либо сложили головы на поле битвы, либо сложили оружие у Переволочны, в то время как у Гангута было захвачено лишь несколько кораблей и пленен контр-адмирал Эреншельд. Однако подлинное значение этого сражения в том, что оно явило собой первую морскую победу русского флота. Морское сражение у Гренгама закрепило успех Гангута и дало военно-морскому флоту России господствующее положение в Балтийском море.

Балтийский флот Петра превратился в грозную силу, оказывавшую давление на Швецию. Дважды, в 1719 и 1720 годах, на шведское побережье высаживался русский десант — именно это вынудило шведов сесть за стол переговоров. 30 августа 1721 года — день подписания Ништадтского мира, по которому к России отошли Эстляндия, Лифляндия, Ингерманландия, города Выборг и Кексгольм.

Сенат в знак признания заслуг Петра в войне поднес ему титул императора. Россия обрела статус морской державы и стала именоваться империей.

Цесаревна Елизавета Петровна, будущая императрица (1741–1761). Неоконченный портрет И. П. Никитина. 1720-е годы.

Цель войны была достигнута: Россия не только овладела выходом к Балтийскому морю, но и обеспечила безопасность Петербурга — «Парадиза», как называл царь основанный им город.

После Прутского похода угроза вторжения неприятеля в Россию отпала — у Швеции для этого не было сил, а Османская империя довольствовалась уходом русских из Причерноморья. У Петра появилась возможность уделить больше внимания внутренней жизни страны и продолжить преобразования. И если раньше новшества вводились главным образом для удовлетворения внезапно возникавших военных надобностей, то преобразования этого периода отличались планомерностью, тщательным изучением опыта государственного строительства Западной Европы.

В 1718–1720 годах возникли коллегии, заменившие старинные приказы. От приказов коллегии отличались строгим разграничением обязанностей, управляли той или иной отраслью государственного хозяйства на территории всей страны благодаря разработанным регламентам, определявшим место каждой коллегии в государственном механизме. Во главе 12 коллегий, заменивших 44 приказа, царь поставил самых опытных администраторов: Г. И. Головкин возглавил Коллегию иностранных дел, А. Д. Ментиков — Военную коллегию, Ф. М. Апраксин — Адмиралтейскую и т. д.

В ряду административных реформ важное место заняло учреждение Синода, заменившего патриарха. Последний патриарх Адриан умер еще в 1700 году, но Петр не спешил с избранием нового, учредив вместо патриарха должность местоблюстителя патриаршего престола, которую вплоть до образования Синода (1721) занимал Стефан Яворский. Учреждение Синода, состоявшего из чиновников в рясах, означало полное подчинение духовной власти светской. Отныне не могло возникнуть ситуации, аналогичной делу Никона при отце Петра, когда патриарх пытался затмить царя и претендовал на первенствующую роль в государстве. (См. «Наука и жизнь» № 6, 2004 г. — Прим. ред.)

Совершенствовались Сенат и губернская администрация. Основными административными единицами стали не восемь губерний, на которые была поделена страна, а провинции — более мелкие по размерам территории. Надзор за деятельностью созданного бюрократического механизма осуществляли генерал-прокурор и обер-прокурор Сената и Синода, прокуроры коллегий и провинций. Российское чиновничество существовало и до Петра, в годы же проведения административных реформ царь вооружил его уставами и регламентами, четко определявшими каждое действие должностного лица и порядок продвижения бумаги от одной инстанции к другой. Строгая регламентация привела в конце концов к тому печальному результату, что мерилом работы чиновника стало не дело, а след, оставленный им на бумаге, — многочисленные пометы и резолюции.

Екатерина Великая царствовала более тридцати лет (1762–1796).

К заметным внутриполитическим акциям правительства относится указ о единонаследии 1714 года, определивший порядок передачи наследства потомкам. Отныне главное богатство помещика — земля (недвижимая собственность) не подлежала дроблению, она целиком передавалась одному из сыновей. С одной стороны, указ принуждал дворянских отпрысков служить (репрессивные меры к уклонявшимся от службы дворянам не дали должного эффекта). Теперь все сыновья, лишенные земли и крестьян, должны были добывать хлеб насущный службой в армии, на флоте и в канцеляриях. С другой стороны, указ предотвращал дробление имений, то есть и обнищание дворянства. Кроме того, указ 1714 года объявлял все земельные пожалования, в том числе и поместные, вотчинами, чем оформил слияние вотчинного и поместного землевладения.

Бюджет государства на 1725 год увеличился втрое по сравнению с бюджетом 1680 года. Из этого не следует, что налоговый пресс давил на каждого налогоплательщика с утроенной силой. Размер налога, бесспорно, увеличился, но утроенные бюджетные поступления достигались не столько из-за повышения налоговых ставок, сколько в результате увеличения числа налогоплательщиков. Их списки пополнились миллионом душ государственных крестьян, которых обязали платить сорокакопеечный оброк, ту же сумму, что получал помещик с каждой крепостной души мужского пола. Ранее государственные крестьяне оброка не платили. В налогоплательщики, кроме того, были зачислены холопы — челядь, находившаяся в услужении барину либо обрабатывавшая для него пашню.

Уплатой налога обязанности трудового населения перед государством не ограничивались: крестьяне и горожане несли множество других повинностей, из которых самыми обременительными оставались рекрутская, подводная (поставка телег для перевозки казенных грузов), постойная (предоставление жилища для войск, находившихся на марше), а также привлечение людей на строительство городов и крепостей.

Ответом на тяготы, нередко превышавшие хозяйственные возможности населения, стали два крупных народных движения. В 1705–1706 годах выступили астраханские стрельцы, перебившие начальных людей и около восьми месяцев державшие в своих руках город, а затем вспыхнуло восстание на Дону под предводительством Кондратия Булавина. В правительственных кругах оно вызвало смятение, ибо пик его совпал с наступлением на Россию армии шведского короля.

Преобразования связаны с кипучей деятельностью Петра I. Современники нисколько не преувеличивали, когда называли Петра человеком необыкновенным. Прежде всего, поражает разносторонность его дарований: он был незаурядным полководцем и дипломатом, флотоводцем и законодателем, его можно было встретить с топором или пером в руках, вырезающим новый шрифт и сидящим за чертежом нового корабля, изучающим какую-либо диковинную машину и размышляющим над устройством правительственного механизма обширного государства. И тот же Петр мог быть озабоченным постигшей неудачей и ликующим по поводу одержанной победы.

Перед изумленными подданными в России и не менее изумленной Европой предстал царь, ни на кого не походивший. Сознанием людей того времени прочно владела мысль о том, что Бог — царь небесный, а царь — земной Бог. Неземное существо, божественным промыслом облеченное властью, вдруг стало заниматься земными делами: тесать бревна, тянуть лямку бомбардира, выбивать дробь, как заправский барабанщик, появляться в семье рядового гвардейца, чтобы стать крестным отцом новорожденного, рубить головы стрельцам или выковывать полосу железа на металлургическом заводе.

Откуда у Петра все эти качества, как проходило его становление как личности, рискнувшей пойти наперекор старине и внести свежую струю в затхлую атмосферу кремлевского дворца? Возникает и другой вопрос: откуда мог взяться такой царь, умевший находить общий язык и с изощренными в хитросплетениях дипломатами, и с коронованными особами других государств, и с учеными с мировым именем, и с вельможами, кичившимися своими предками, и с худородными выскочками, с плотниками, корабельными мастерами, снисходить до которых считалось зазорным.

Ответить на поставленные вопросы, опираясь на какие-либо источники, практически невозможно — таких источников в природе нет: мы не знаем педагогических воззрений воспитателей Петра и его матери. Думается, что эти беспрецедентные качества приобретались Петром не благодаря системе воспитания, а вопреки ей.