"Кровавая Роза" - читать интересную книгу автора (Монсиньи Жаклин)

ГЛАВА XXIV ЗОЛОТАЯ КАСТИЛИЯ

– Земля! Земля!

Услышав этот крик, еще не вполне оправившаяся после болезни, Зефирина поднялась на палубу.

В поле зрения показался зеленый остров Святого Хуана[106].

– Я думаю, что вы – немного колдунья, Зефирина, – перекрестившись, прошептал Кортес.

Педро де Кадикс последовал его примеру. Боцман смотрел на молодую женщину с уважением и опаской одновременно.

Она не отвечала и с нетерпением ожидала, когда можно будет ступить на сушу.

Вместе с Плюш и Пикколо, которые пережили ураган, она расспрашивала местных жителей, не видели ли они другие флотилии, есть ли новости о «Сантьяго»?

Никто из разношерстного населения острова, состоящего из португальских торговцев, испанских солдат, рабов – мавров и негров, освобожденных каторжников, проституток и монахов, ничего не мог сказать по этому поводу. Они жили здесь бок о бок, частенько дрались и переругивались, а окружающий мир их мало интересовал.

– Вы – первая флотилия, которую мы видим за долгое время в этих местах. Последняя возвратилась в Испанию, – говорили они.

– А галера «Консепсион»?

– О ней ничего не было известно.

Зефирина сгорала от нетерпения. Помятые ураганом суда нуждались в серьезном ремонте. Кроме того, команде необходимо было восстановить силы, поесть свежие фрукты, которыми изобиловал остров.

Зефирина принимала ванны в коралловых лагунах. Она мало видела Кортеса, занятого своим галионом. После бури и «предсказания «Святой Девы» их отношения изменились. Кортес не пытался больше завлечь Зефирину в свою постель. Казалось, он был восхищен ее могуществом и вместе с тем напуган.

Зефирина не жалела об этом. Все ее физические и моральные силы были направлены на то, чтобы отыскать следы доньи Гермины и Луиджи.

Ко всем ее заботам добавилась еще одна: трепещущая Зефирина опасалась беременности. Она никогда не думала об этой возможности и отвергала саму мысль о том, что может понести от кого-то другого, кроме Фульвио. Но все естественные признаки были налицо, вернее их не было, и Зефирина не могла оставаться спокойной.

Вновь встали под паруса, и вновь зашли в порт Картахена Индийского.

Зефирина совсем отчаялась. «Мы никогда не доберемся до места!» – думала она, считая дни.

В маленьком порту Картахена Зефирина узнала хорошую новость: предыдущая флотилия останавливалась недалеко от Санта-Марии. «Сантьяго» входил в состав армады. Помятый океаном корабль десять дней назад направился к перешейку Новой Испании!

«Так вот ты какая, знаменитая «Castello de Oro»[107]!», – подумала, ужаснувшись, Зефирина.

Для пассажиров, изнуренных этим трехмесячным путешествием, «Nombre de Dios»[108] являлся не самым привлекательным местом в Вест-Индии.

На длинной песчаной косе узкого перешейка не имелось ни строений, ни причала, ни настоящего убежища для флотилии, мокнущей в бухте. На сером песке стояло сто пятьдесят – двести маленьких хижин из трухлявых досок, в которых жили только пассажиры армады.

Как только Зефирина оказалась в «Nombre de Dios», она поняла, что кроме, унылого пейзажа, это место имеет жаркий и нездоровый климат, не имеет пресной воды и наводнено москитами.

Из хижин воняло, даже песок источал зловоние. Но, как сказала мадемуазель Плюш: «Не нужно жаловаться, сударыня, мы на земле, а могли бы быть под водой!»

Философия почтенной Артемизы придала храбрости Зефирине и Пикколо. Однако молодая женщина грустила из-за исчезновения своей галки. Гро Леон покинул ее.

В течение двух недель команда разгружала трюмы кораблей, выводила мулов и уцелевших лошадей. На берег снесли пушки, порох, аркебузы, доски и колеса повозок.

Пять других кораблей из флотилии Кортеса соединились с армадой. Они понесли меньшие потери, и трюмы почти не пострадали от урагана.

В конечном итоге, после Севильи пропало три корабля, в том числе и «Консепсион».

Пока Кортес занимался подсчетами животных и людей – приблизительно четверть пассажиров погибли либо во время урагана, либо от болезней, – Зефирина воспользовалась этой отсрочкой, чтобы отправиться на поиски «Сантьяго».

Сначала корабль находился в «Nombre de Dios», а затем встал на причал в Porto Bello[109].

В сопровождении Пикколо и Кристобаля Зефирина на мулах, взятых у Кортеса, добралась до Porto Bello. Она не могла не восхититься работой, проделанной конкистадорами. На уже проложенной дороге ей встречались солдаты пехоты в шлемах, с блестящими на солнце доспехами, следившие за передвижением тяжелых тележек, которые тащили индейцы. Это из Коста-Рики[110] перевозили золото. Зефирине было жаль изнуренных рабов.

Без помех добравшись до Porto Bello, она поднялась на борт «Сантьяго», охраняемого всего лишь несколькими моряками, занятыми ремонтом обшивки судна.

Зефирина, представившись кузиной, тщательно расспросила моряков и получила подробные объяснения:

«Знатная дама с ребенком, карликом и лакеем с бычьей шеей, называвшая себя донья Мария де Монталбан, очень почтенная и набожная, каких поискать, сошла с корабля в Nombre de Dios и отправилась на муле к Южному морю…»

– А как ребенок?

– Красивый мальчишка, гордый и сильный… Донье Марии есть чем гордиться.

Благодаря нескольким реалам Зефирину пропустили на корабль. В каюте еще витал отвратительный запах доньи Гермины. Это были те самые омерзительные духи, которые раньше вызывали у Зефирины сильнейшие головные боли.

Она остановилась, побледнев. Башмачок ребенка остался лежать возле кровати. Она, словно воровка, схватила его. Поблагодарив моряков с «Сантьяго», она вернулась в Nombre de Dios, гоня мулов во весь опор. Ее переполняла радость от того, что Луиджи жив, и бешенство, поскольку донья Гермина присвоила ее сына, наследного принца Фарнелло.

– Завтра мы снимаемся с места, Зефирина. Соберите вещи. Не берите слишком много, поход будет достаточно тяжелым.

Сообщая об отъезде, Кортес не мог сдержать продолжительной нервной дрожи.

Зефирина прикоснулась к его шее рукой, просунув ее под кирасу и рубашку.

– Друг мой, у вас стучат зубы, вас лихорадит.

– Да, эта лихорадка от проклятых болот[111]1, окружающих нас. На другой стороне перешейка климат более здоровый, нам нужно как можно быстрее перебраться туда.

Не успев закончить, Кортес зашатался. Зефирине пришлось поддержать его и помочь лечь.

– Вы не можете ехать, посмотрите, в каком вы состоянии.

Лицо Кортеса было фиолетовым.

– Быстро, Кристобаль, горячей воды. Мадемуазель Плюш, принесите мне маленький сундучок.

Засучив рукава, Зефирина сняла с Кортеса кирасу, расстегнула рубашку, протерла виски и грудь винным уксусом, достала из своего несессера, который принесла Плюш, немного пыльцы гвоздики и розмаринового масла, добавила в микстуру сухари из заплесневевшего хлеба и дала выпить Кортесу.

Всю ночь конкистадор дрожал на своем зловонном, мокром матрасе.

Зефирина спокойно бодрствовала рядом с ним, давала ему пить, вытирала пот, струившийся по телу. Перед восходом конкистадор был еще слаб, но ему стало лучше, перестало знобить.

– Ты совсем не отдыхала, Зефирина, ухаживая за мной, – прошептал он, открывая глаза.

– Это нормально, друг мой, каждому свой черед, – улыбнулась молодая женщина.

Он вновь опустил отяжелевшие веки.

– Странно, Зефирина, ты не любишь меня, и…

– Вы ошибаетесь, Кортес, я бесконечно люблю вас, более того, уважаю.

Услышав это, конкистадор содрогнулся. Он пристально посмотрел на молодую женщину. Взяв ее за руки, вынудил сесть.

– Что ты хочешь этим сказать, моя драгоценная козочка?

– Буду откровенна, Кортес, сначала я видела в вас лишь…

– Кровожадное животное, – с горечью закончил он.

– Скажем, удачливого солдата… Но я открыла для себя великого капитана, гордого человека. Я уважаю вашу смелость, Кортес. Нужно быть абсолютно сумасшедшим, чтобы пересечь море и броситься в эту конкисту… да, сумасшедшим или гениальным!

Зефирина сказала правду. Если она и не была согласна с методами конкистадоров и Кортеса, она не могла не восхищаться этим делом, которым жили мужчины ее времени.

– Видите ли, Кортес, – продолжала Зефирина после паузы, – вы меняете облик мира, и я вас уважаю за это… Но, что я отвергаю, так это развязанную бойню несчастных туземцев и их порабощение.

Кортес выпрямился, ему необходимо было оправдаться.

– Ты ошибаешься, Зефирина, мир принадлежит сильнейшему. Так было во все времена и будет, пока человек остается человеком. Я не очень одобряю убийств и прибегаю к ним, лишь как к вынужденным мерам… Но индейцы тоже виноваты.

– Вы преувеличиваете, эти несчастные виноваты только в том, что погибают…

– Ты ошибаешься, – мрачно проговорил Кортес. – Они виноваты в том, что борются не с нами, а между собой! Вместо того чтобы объединиться и разгромить нас, они ссорятся. Мы этим воспользовались. Мы несем им цивилизацию белого человека, спустившегося с небес, как они говорят… Я не убивал Монтесуму, его убили свои же, а я обращался с ним все время по-королевски[112]… Но я выиграл, Зефирина, а у сильнейшего – все права!

Изнуренный лихорадкой конкистадор заснул на руках у Зефирины. Она долго смотрела на него.

– Фульвио, любовь моя… – прошептала она, целуя темные кудри Кортеса.

В шесть часов утра конкистадор, очень бледный, вскочил на лошадь, и длинная колонна – флотилия, ступившая на «твердую землю», – отправилась в путь, намереваясь пересечь перешеек.

Барабанщики, флейтисты, капралы, мушкетеры, знаменосцы, артиллеристы, авантажи[113], сержанты, капитаны, фуражиры, маркитанты, парикмахеры, хирурги, хранители воды, хранители пищи, капелланы, писари, трубачи, каторжники, рабы, тащившие бронзовые пушки с головой льва на затворе, мулы, лошади растянулись блестящей на солнце змеей больше чем на лье.

За солдатами с алебардами, которые возглавляли отряд, шли индейцы – чимароны, укрощенные завоевателями и согласившиеся служить им. Эти люди с красной и белой татуировкой несли на плечах попугаев, а на головах у них красовались гирлянды из перьев и ракушек, в руках – гигантские камыши. К изумлению Зефирины, эти краснокожие люди держали во рту свернутые коричневые листья, пламенеющие на конце, и выпускали изо рта и носа дым, словно их пожирал внутренний огонь.

Верхом на хорошей лошади Зефирина вместе с мадемуазель Плюш, Пикколо и Кристобалем, который проводил время за рисованием, двигалась в личной свите Кортеса. На время экспедиции Зефирина вновь облачилась в одежду юноши, а мадемуазель Плюш – в костюм аптекаря.

Солнце обжигало. Всадники надели широкие шляпы, чтобы укрыться от его лучей. Зефирина спрашивала себя, как выдерживают испанцы в своих металлических касках и кольчугах, особенно едва оправившийся после болезни Кортес. Это был суровый поход по перешейку, соединяющему два континента.

Среди зловонных испарений болот нужно было двигаться вперед по «дороге» через лес или джунгли. Конечно, путь был уже проторен другими колоннами, но пышная растительность сразу же отвоевывала свои территории.

Индейцы чимароны, смирные и, казалось, всецело преданные Кортесу, прорубали дорогу. Нужно было преодолевать несколько раз реку и ее притоки. Удовольствие от прохладной воды здесь сплеталось с чувством опасности. Бурные речные потоки кишели крокодилами. Испугавшись одного из них, лошадь Зефирины встала на дыбы и скинула наездницу на середине реки. Зефирина почувствовала, как ее уносит течением, и забарахталась. Вакеро, вождь чимаронов, нырнул и вынес ее на берег.

Это она должна была испытывать признательность за то, что ей спасли жизнь, но с этой минуты Зефирина сделалась богиней чимаронов. Они гордились тем, что спасли это зеленоглазое создание, и приносили фрукты, чтобы она могла утолить жажду.

– Божественная Зефирина, ты можешь прийти сюда и властвовать, – с улыбкой сказал ей однажды вечером Кортес.

По ночам они строили импровизированные укрытия из веток и листвы. Лежа на ложе из листьев рядом с Кортесом Зефирина не могла уснуть. Она думала об эволюции их отношений, ставших почти братскими. «Как необычна моя жизнь!» – размышляла она, обеспокоенная мыслью о беременности, но не желая говорить об этом Кортесу.

Она прислушивалась к звукам джунглей, к крикам неизвестных животных. Даже луна, которую она видела в щели между листьями, казалась ей не такой, как раньше.

На четвертый день изнурительного путешествия колонна достигла высшей точки перешейка. По просьбе Кортеса вождь чимаронов помог ему, Кристобалю и Зефирине взобраться на дерево, где был устроен наблюдательный пункт.

С этого возвышения онемевшая от восторга Зефирина увидела бесконечные просторы темно-зеленых лесов. Вдали с каждой стороны их обрамляла золотистая полоска. На севере пенилось и волновалось Сумеречное море, или Атлантический океан; на юге же простиралась бескрайняя и очень спокойная гладь голубых вод.

– Какой же тихий, этот огромный океан! – прошептала Зефирина.

– В память о вас, друг мой, мы назовем его так… Тихий океан, – галантно заявил Кортес.

Маленький картограф записывал, не переставая, зачеркивал, описывал кривые, рисовал потоки воды и берега.

Спустившись, Зефирина подумала, что перед глазами сейчас было то, чего не видел ни один француз… два океана! Сможет ли она рассказать это своим согражданам? Она в этом сомневалась. Они все дальше углублялись в девственный тропический лес, грозивший опасностью. Она спрашивала себя, выйдет ли отсюда когда-нибудь?

Ко всем испытаниям добавилось еще одно, болезнь, которая свирепствовала среди солдат[114].

– Ты кушать, как чимарон, чтобы не болеть, как они, – говорил вождь, давая Зефирине и ее людям корни и фрукты.

Больше всего она страдала от невозможности вымыться. Однажды очень ранним утром она отошла подальше от лагеря, спустилась к ручью, собираясь помыться. Место было спокойным. Зефирина сняла одежду и с наслаждением окунулась в реку. Она вышла, вытерла рубашкой тело и подставила его первым лучам солнца. Зефирина расслабилась, сидя на берегу реки на своем плаще. Внезапно она взвизгнула – какая-то отвратительная тварь набросилась на нее, сильно сжала и поволокла к лесу.

Это была огромная змея пятнадцати футов в длину. Чудовищная рептилия обхватила ее своими кольцами. Зефирина отбивалась, кричала, задыхалась. Змея брызгала ей в лицо вонючей слизью, сжимала кольца вокруг ее тела. Зефирина, рыдая, хваталась за кусты. Цепкий хвост обхватывал ее руки, грудь, живот. Удав безжалостно душил ее, чтобы потом проглотить в своем мерзком логове.