Глава 10

Отдохнув и ощущая свежесть от притока новых сил, Стефан двинулся походкой, имитирующей пластику ползущей рептилии, в ту сторону, которую указала ему уползающая змея.

Он не смог бы объяснить, почему именно туда. Путник просто знал это и доверился интуитивному чувству правильного направления.

Чем дальше продвигался Стефан в глубь лесного массива, тем гуще и непроходимее становились заросли.

Земля настолько плотно заполонилась колючим кустарником, что, если бы не гибкость, приобретенная им в последней схватке, то вряд ли он вообще получил бы возможность продвигаться.

Очевидно, признав свое бессилие в попытке задержать неуклонно стремящееся к цели существо, лес, словно сдавшись под натиском человеческой воли, раскрылся солнечной и довольно обширной поляной.

Высокая и густая трава почти всю покрывала ее. И только примерно посередине, словно проплешина, располагалась небольшая площадка, где трава сильно примялась.

Что-то заставило Стефана замереть при выходе из леса и скрыться в тени рядом находящегося дерева. Поперек того места, где трава была смята, лежал давно упавший ствол дуба.

Пытаясь понять, что же его остановило, и не замечая ничего, что могло бы привлечь внимание, Стефан, тем не менее, чувствовал, что здесь и сейчас должно произойти событие, которое станет для него поучительным.

Замерев и полностью скрывшись в тени, он, как хищник, выслеживающий добычу, весь обратился в слух, в то же самое время взглядом как бы сканируя окружающее его пространство.

И его терпеливая настойчивость была вознаграждена. То, что он принимал за ответвление вывороченного из земли корня, неожиданно зашевелилось, и в повернувшейся в его сторону мордочке животного Стефан узнал обезьянку.

Судя по всему, она пыталась что-то достать. Может быть, какое-нибудь насекомое, которое пряталось под деревом.

Очевидно, это было не так просто, и обезьянка вынуждена была несколько раз перепрыгивать с места на место, стараясь дотянуться до лакомой добычи, скрывающейся под корнями.

Стефан даже чувствовал, как она пыхтит от напряжения и злится, не имея возможности схватить лакомство.

Иногда, насторожившись (возможно, предполагая какую-либо опасность) обезьянка прерывала свое занятие и, быстро поворачиваясь в разные стороны, зорко всматривалась в окружающую ее траву.

Конечно, увидеть что-либо в такой гуще не было никакой возможности, но верхушки травы и запах могли бы выдать подкрадывающегося хищника.

Судя по ее реакции, опасности не было, и она снова вернулась к своей охоте.

Временами обезьянка, поймав очередную добычу, с умильным выражением на мордочке смачно жевала, получая от этого огромное наслаждение, и, бросив несколько быстрых взглядов по сторонам, вновь "по уши" углублялась в свое приятное времяпрепровождение.

Как будто не было ничего особенного во всем происходящем, и все же Стефан знал: то, ради чего он здесь, еще не произошло, и надо терпеливо ждать.

В этот раз обезьянка, наверное, нашла настолько крупную и желанную добычу, что стала даже повизгивать от нетерпения.

Своими прыжками, возней и суетой она подняла такой шум, что Стефан даже ощутил вибрацию, идущую от нее.

Между тем, почти дотянувшись до цели, охотница, вся дрожа от возбуждения, стала с силой дергать за корень, и ствол поваленного дерева, невзирая на свой большой вес, начал раскачиваться из стороны в сторону.

Все больше входя в эмоциональный раж, обезьянка совсем потеряла чувство осторожности. Стефан обратил внимание на то, что уже довольно длительное время она ни разу не оглянулась.

Охотничья страсть, собрав всю энергию ее внимания в одно направление, оставила совершенно открытыми другие жизненно важные области. И расплата не заставила себя ждать.

Боковым зрением Стефан увидел, что справа от происходившего действа раздался легкий необычный шорох, и верхушки травы в этом месте стали раскачиваться в отличном от общего фона ритме. Медленно, но верно, что-то скрытое в гуще травы неуклонно приближалось к открытому месту на поляне.

А обезьянка, уже ничего не чувствуя в своем всепоглощающем желании добыть заветный приз, верещала так, что у Стефана непроизвольно возникла мысль: "Подойди я сейчас к ней сзади, схвати ее за хвост — все равно та не прекратит своего занятия".

К тому времени нечто вплотную подкралось к границе, очерчивающей середину поляны, замерло и, судя по всему, очень внимательно наблюдало за тем, что происходило между корнями лежащего дерева.

Вглядываясь в заросли и пытаясь увидеть того, кто так тщательно скрывался в траве, Стефан, пользуясь своей способностью входить в образ, стал перемещать точку внимания, используя теневые узоры для того, чтобы приблизиться к интересующему его месту. Предчувствие того, что это должен быть хищник, не обмануло его.

В причудливой игре светотеней Стефан с трудом сумел рассмотреть притаившегося и в любое мгновение готового к прыжку леопарда. Немигающий взгляд желто-зеленых глаз намертво захватил желанную цель активностью своего внимания.

Прижатая и вытянутая вперед широколобая голова, а также подобранные под упругое тело лапы красноречиво указывали на способность к выплеску во время атаки огромного энергетического потенциала.

Удивительно, насколько совершенно было искусство хищника скрывать тенью пульсирующую, готовую в любой миг освободиться энергию.

Даже Стефан, находясь в непосредственной близости, иногда терял облик зверя, невзирая на всю концентрацию своего внимания.

И лишь блестящие глаза да нервно подрагивающий кончик хвоста являлись точками, опираясь на которые, Стефан вновь смог увидеть эту мощную пятнистую кошку.

Полностью поглощенная только одной целью, обезьянка, не ощущая никакой опасности и, очевидно, надеясь вот-вот схватить добычу, забыла о всякой осторожности и почти полностью сунула голову под дерево.

Только торчащий и размахивающийся из стороны в сторону хвост говорил о титанических усилиях, предпринимаемых маленькой охотницей.

В какое-то мгновение Стефан вдруг начал видеть сразу не только эти два существа, но и четко осознал неотвратимую связь, образовавшуюся между ними в виде темной мерцающей линии, объединяющей их в одно судьбоносное решение.

Как только она возникла, леопард, будто следуя ее призыву, приподнял тело задними лапами и сделал прыжок, начало которого Стефан почему-то не заметил.

Но, очевидно, не зря эта черная нить была протянута, соединив два существа.

В тот миг, когда хищник уже завис над жертвой, обезьянка без звука, не поворачивая головы и даже не изменив позы, прямо из того положения, в котором она находилась, сделала немыслимый прыжок из-под корней в сторону.

И только затем, еще не приземлившись, она повернула голову, чтобы рассмотреть того, кто же это, напав на нее, сейчас, ломая корешки, падал точно на то место, где за мгновение до этого находилось ее тело.

Было совершенно немыслимым понять, каким образом обезьянка не только сумела мгновенно почувствовать нависшие над ней клыки, но и развить скорость, способную вырвать ее тело практически из-под самых когтей леопарда.

Стефан заметил, что и хищник обескуражен тем, что под ним никого не оказалось.

Осознание реальности для обоих заняло всего лишь миг. А затем, практически синхронно, одна бросилась прочь — второй устремился следом.

Но даже в тот небольшой отрезок времени Стефан понял, что у обезьянки практически нет шансов на спасение.

И точно — не сделав и трех прыжков, леопард догнал жертву и, передней лапой ловко подбив ее сзади, перевернул на спину. Дальнейшее происходило уже без каких-либо сюрпризов.

Прижав тело неудачливой охотницы к земле, леопард вонзил свои клыки в ее горло и, придушив (что было видно по тому, как перестали дергаться конечности и извиваться тельце жертвы), он потащил добычу обратно в гущу травы — в том самом направлении, откуда и пришел.

В первые мгновения Стефана пронзила боль сочувствия к погибшему животному.

Но затем он восстановил в памяти эпизод до мельчайших деталей, и его охватило раздражение по поводу того, как бездарно обезьянка потеряла свою жизнь, увлекшись охотой за каким-то насекомым. Пусть хотя бы и желанным, но не жизненно необходимым.

Ведь достаточно было быть повнимательнее, чтобы вовремя заметить грозившую ей опасность и таким образом, упредив ее, спастись. На самом деле, до желанного леса от того места, где ее настигли, было уже совсем недалеко. Не хватило именно тех метров, которые леопард покрыл одним роковым прыжком.

Однако вскоре Стефан уже с восхищением вспоминал об удивительной демонстрации силы, которую проявила обезьянка во время своих эмоциональных усилий, когда она, чтобы достать лакомство, раскачивая, смещала ствол лежащего дерева.

Кроме того, перед глазами у него все еще стоял тот эпизод, во время которого обезьянка буквально выскользнула из-под самых когтей падающего на нее хищника. Это было тем более удивительно, что в тот момент она его не видела.

— Значит, — снова вернулся он в своих рассуждениях к проблеме безрассудности, — функционировала в ней какая-то часть сознания, ответственная за это.

Но, вероятно, основная концентрация энергии была направлена совсем на другие цели, и только непосредственная угроза дала возможность пробиться сигналу тревоги. Хотя этого оказалось, увы, все же недостаточно.

Размышляя таким образом, Стефан вышел на полянку и, направляясь к лежащему дубу, вдруг заметил, что совершенно непроизвольно проникает своим вниманием в окружающее пространство.

— Да, — внутренне усмехнулся он, — и этот урок для меня не прошел даром.

Подойдя к корням, он увидел большого красноватого жука, сидевшего на одном из корневых отростков.

— Вот она, судьба. Возможно, это то самое насекомое, из-за которого погибла обезьянка. Он жив, а она — нет.

Хотя почему из-за него? — пришла Стефану новая мысль. — Обезьянка погибла из-за себя, по вине своей неосторожности. А вот жук-то как раз нужную осмотрительность и выдержку продемонстрировал — и остался в живых!

Еще раз, но уже с уважением посмотрев на насекомое, Стефан направился к тому краю леса, куда стремилась, пытаясь спастись, обезьянка.

Едва оказавшись под пологом деревьев, первое, на что он обратил внимание, была тишина. Невидимое напряжение буквально насыщало все вокруг.

— В чем дело? Это что, мертвый лес?

И тут же понял. Не лес мертвый — просто он сам вышел на свет, а лес — спрятался. Все живое мгновенно увидело его и теперь изучало. Ощутив тысячу внимательных глаз, Стефану стало не по себе.

— Оказывается, быть объектом всеобщего внимания не очень-то приятно, особенно когда ты не видишь смотрящих на тебя глаз.

Внезапно раздавшийся голос, молчавший до сих пор, заставил Стефана от неожиданности вздрогнуть.

— Неприятно? Это что, проблема? Угроза в том, что сейчас ты подобен той самой обезьянке, жизненной трагедии которой ты только что был свидетелем.

Опять тебя видят все, а ты — никого! Где энергия твоего внимания? Находится под впечатлением только что пережитого! Но ведь это же прошлое, это уже позади! А ты, шагая вперед, смотришь назад! Разве так можно делать?!

Этот эмоциональный всплеск обычно невозмутимого Советника, словно водой, окатил его разгоряченное сознание.

— Действительно, как глупо. Только что пережить чужую драму, и тут же повторять точно такую же ошибку!..

Стефан даже содрогнулся от мысли, что, возможно, где-то совсем рядом, в кустах, ловко маскируясь, замер перед атакой враг. Этого было достаточно, чтобы вернуться к состоянию готовности. Стефан мгновенно шагнул в тень и замаскировался.

Из своего нового укрытия наблюдая за окружением, он стал замечать, что, оказывается, лес-то не мертвый. Он полон жизни.

Вот прямо перед ним то, что виделось ему листом на ветке, неожиданно развернулось радугой красок и, вспорхнув, полетело бабочкой.

Словно по мановению волшебной палочки, все вокруг ожило, задвигалось. Лес вновь зазвучал привычными звуками жизни.

И когда Стефан мягко, следуя внутреннему ритму, двинулся дальше к своей цели, жизнь не прекратила своей активности, так как мелодия его движений органично влилась в общий ритм.

Ведь Стефан продолжал двигаться, оставаясь в тени, что давало ему определенные преимущества, позволяющие детально изучать окружавшую его хоть и фантастическую по своей насыщенности и необычности, но все же самую что ни на есть настоящую реальность.

*

Через некоторое время он обратил внимание на необычный шум, резкие выкрики, доносящиеся откуда-то сверху, прямо по ходу его движения.

Усилив свою внимательность и осторожность поступи, как бы сгустив укрывающую тень, Стефан стал пробираться к заинтересовавшему его месту.

Эта часть леса в основном состояла из манговых деревьев, и сейчас, вероятно, было время обеда, так как несколько десятков обезьян, ловко прыгая с ветки на ветку, старались выбрать наиболее зрелые плоды и, наслаждаясь сочной мякотью, о чем-то звонко перекликались между собой.

На первый взгляд картина была довольно типичной, но что-то, пока еще непонятное, привлекало его внимание.

Продолжая свои наблюдения, Стефан заметил, что не все обезьяны заняты приемом пищи. Некоторая их часть (очевидно, в целях охраны находясь немного поодаль от основной массы пирующих) молча и внимательно оглядывалась по сторонам, зорко всматриваясь в зелень деревьев.

И лишь изредка обезьяны-охранники короткими щелкающими звуками сосредоточенно и напряженно информировали друг друга о замеченных и тревожащих их симптомах опасности.

Через некоторое время часть обезьян, отделяясь от общей массы, сменяла стоявших на посту сторожей, и те с довольным урчанием спешили присоединиться к основной пирующей братии.

Это было как раз то, чего так не хватало погибшей обезьянке.

— Но все же, — подумалось Стефану, — наверное, невозможно увязать воедино эмоциональный всплеск и чувство осторожности.

Ведь состояние высокой эмоциональной активности настолько энергоемко, что практически полностью расходует на себя весь имеющийся энергетический запас и, естественно, на другие функции его не хватает. Хотя на среднем уровне паритетное распределение энергии, скорее всего, возможно.

И ему вспомнились собственные опыты по разделению сознания на концентрированную, дискретную часть и полевую, континуальную. Но это были, как ему казалось, неэмоциональные проявления.

Научиться же разделять таким образом свое внимание в дальнейшем для него не составило никакого труда. И все-таки здесь было что-то для него непонятное, не осознанное им до конца, и его мысли вновь и вновь возвращали его к этому вопросу.

— Смотри и будь внимателен, — неожиданно дал о себе знать его внутренний Советник. — Опять ты спешишь с выводами, обобщая, возможно, несовместимые вещи. Ведь не всегда то, что похоже, является одинаковым по своей сути.

Стефан вновь погрузился в наблюдение за действиями этой дикой орды. Основная масса продолжала весело и беззаботно кутить, целиком полагаясь на систему охраны.

Он даже видел, как одна из обезьян, пытаясь схватить желанный своей сочностью плод, расположенный достаточно далеко и, скорее всего, остававшийся поэтому до сих пор не съеденным, стала раскачиваться, вцепившись всеми четырьмя конечностями в ветку, и при этом дико визжала.

Вдруг она неожиданно резко прыгнула.

Чувство координации, которым она обладала, делало ее прыжок поистине восхитительным. Его вполне можно было бы назвать полетом, настолько долго и грациозно она летела.

Сорвав налету лакомство, обезьянка, продолжая полет, ухватилась за ветку на противоположной стороне дерева. Это было поразительно!..

А вся остальная часть зверьков, словно рукоплеща проказнице, наполнила воздух восторженными криками, в которых слышались нотки зависти и одобрения.

И вновь Стефан обратил особое внимание на то, что охранники совершенно никак не реагировали на эту головокружительную выходку. Но сейчас, будучи более сосредоточенным, он четко зафиксировал одну (видимо, очень важную) деталь — активность охранников усиливалась или снижалась синхронно, следуя напряжению общего эмоционального фона.

— Не здесь ли разгадка этого вопроса? Эмоциональность одной части необязательно должна забирать энергию у другой.

Возможна и иная комбинация, когда эмоция какого-то одного направления является лишь пусковым механизмом для усиления общего поля.

В этом случае энергетика получает дополнительный импульс для синхронного насыщения других функций.

Да, это совсем другой уровень, — продолжал размышлять путник. — Однако как же можно заставить такую сложную организацию, как стая обезьян, создавать гармонию целого равновесием ее частей?

Этой согласованностью обязательно должен кто-то управлять, иначе такие взаимоотношения между отдельными представителями сообщества невозможны.

Совершенно неожиданно для себя Стефан вдруг абсолютно отчетливо увидел систему целиком, сразу, всю и во всех деталях.

Его ошибка заключалась в том, что до этого ключевого момента он не воспринимал стаю как единый, цельный живой организм.

Сейчас, когда его внимание привлекла одна крупная и очень сильная обезьяна (по всей видимости, и являющаяся вожаком), Стефану стало ясно, почему так отлажено работает этот механизм.

Все дело в состоянии, которое генерировал этот "дирижер". Именно он, не участвуя ни в пиршестве, ни в охранной деятельности, и только наблюдая за тем и другим, просто держал в равновесии все энергетическое поле.

Поэтому, когда всплеск веселья насыщал пространство, охранники использовали эти волны для восстановления концентрации и придания ей более высокого уровня активности.

Когда же сторожа замечали какие-либо признаки опасности, их эмоции (насыщая то же пространство, но уже волнами иной полярности) мгновенно гасили пыл беззаботно веселящихся членов стаи.

И в том, и в другом случае это было просто общим подъемом, когда, зарождаясь в одном месте, эмоциональный всплеск не поглощает своими проявлениями общую энергетику, а, наоборот, увеличивает потенциал стаи за счет сохранения баланса.

Теперь многое прояснялось. Стефан четко осознал ведущую роль личностной силы вожака, которая, не подавляя энергетику частей, улучшает ее проявления властью гармонии или силой воли, тем самым делая стаю сплоченной и жизнеспособной.

— Да, это был урок.

И тем более замечательный, что тут же Стефану пришлось убедиться в том, как действовал такой организм в условии реальной опасности. Один из крайних часовых неожиданно издал звук, резко отличающийся от общего фона.

Два или три сторожа, находившихся неподалеку, тут же повернулись в сторону, откуда исходила угроза; присоединились к первому охраннику и усилили звук тревоги.

Они даже приподнялись на своих конечностях и, мгновенно оскалив пасти, медленно стали пятиться назад, к центру. При этом все остальные, прекратив есть, замерли на тех местах, где они в тот момент находились.

Состояние повышенного внимания, очевидно, было им необходимо для детального наблюдения за противником, изучения и прогнозирования его действий.

Стефан продолжал убеждаться в том, что все выводы относительно роли вожака, как дирижера, были абсолютно верными. Энергетическое поле стаи буквально вибрировало от напряжения.

Каждая особь без исключения не тянула в себя энергию, а, находясь в ней, продолжала насыщать ее силой своих эмоций.

Видно было, что стая, будто уступая натиску агрессора, отступала к центру, и своими расходящимися в стороны частями образовывала углубление, очень напоминающее, как почему-то подумалось Стефану, ловушку.

— Что же это за опасность, которая так испугала обезьян? — подумал он и посмотрел в ту сторону, куда теперь были направлены взгляды всей стаи.

То, что он увидел, непроизвольно вызвало в нем чувство отвращения и ужаса.

Медленно, тягуче; неуклонно стремясь к одному ему известной цели; своими кольцами обвивая ветки; снизу вверх поднимаясь по стволу дерева; полз огромный золотистый удав.

Его немигающий взгляд безжизненным выражением, казалось, замораживал все живое в зоне своего внимания.

Чувствуя эту гипнотическую силу, обезьяны пропускали ее, стараясь не оказаться на пути этого все подавляющего потока.

Особенно поразил Стефана один эпизод, когда одна, совсем еще молодая самочка, проявив нерасторопность, не сумела ускользнуть из зоны активности удава и, очевидно попав в ее фокус, застыла на месте.

А затем, дико крича и страшно вибрируя, медленно стала двигаться навстречу змее, которая к тому времени уже наполовину вползла на ветвь, ведущую к центру стаи.

То, что произошло потом, было удивительным и поучительным. Вожак, продолжая наблюдать и управлять действиями своих подопечных, вдруг резко и гортанно выкрикнул только им одним понятный приказ.

И тут же, словно очнувшись ото сна, находящийся неподалеку от визжащей в страхе самки охранник одним прыжком настиг уже совершенно безвольное существо.

Схватив зубами за холку и придерживая передней лапой, с видимым усилием он оторвал ее от ветки и таким же могучим прыжком выскочил из опасной зоны, даже не посмотрев в сторону питона.

Эта неудача нисколько не обескуражила ползущее чудовище, которое продолжало проникать в гущу стаи. Однако обезьяны вовремя успевали расходиться в стороны, рассеиваясь по веткам находившихся вокруг деревьев.

И когда стая полностью расступилась перед удавом, тому некуда было продвигаться. К тому же мощная ветка под тяжестью огромного тела стала прогибаться, и внимание удава переключилось на необходимость изменить свою позицию.

Между тем обезьяны словно ожидали какого-то сигнала. В их действиях не было заметно паники — они переговаривались и оживленно жестикулировали друг с другом.

Вожак, почувствовав ослабление гипнотических чар и удостоверившись в слабости положения врага, издал длительный свистящий звук…

Мгновенно его команда перестроилась таким образом, что все мелкие особи оказались на внешней стороне, а внутри, на боевой позиции, выстроились сильные и крупные самцы.

И только тут Стефан заметил: все они успели вооружиться обломками сучьев. Питон, словно чувствуя уязвимость своего положения, начал переползать на нижнюю ветку, чтобы иметь возможность вернуться назад, обратно к стволу.

Ощутив его слабость при выполнении этого маневра, вожак издал мощный, агрессивный рык, и вся его боевая дружина, крича на разные лады, стала швырять в удава запасенные для этой цели "снаряды".

Раздражение змеи было доведено до крайности. Но и это не мешало ей ориентироваться в том агрессивном для нее пространстве, в котором она оказалась.

Все же, невзирая на свою неудачу, удав сумел, сохраняя достоинство и еще раз с ненавистью взглянув на своих вечных врагов, вернуться к стволу дерева, и также неторопливо, словно по ступенькам, стал опускаться вниз, используя ветви и шероховатости ствола.

Едва питон исчез в гуще кустарника, которым была покрыта земля, стая внезапно замолкла. Наверное, это было необходимо для того, чтобы за время паузы восстановить энергетику этого виртуального организма.

Затем вожак издал несколько мягких звуков, которые, судя по всему, обозначали сбор, и самки с детенышами, а также молодые обезьянки вновь оказались, подчиняясь приказу, в центре.

Молодые самцы отошли назад, наиболее сильные из них расположились с боков и спереди, после чего вожак, удовлетворившись тем, как были выполнены его приказы, занял место во главе.

Легко, в едином порыве, следуя чувству воли, стая снялась с места стоянки и отправилась в одном ей известном направлении… Стефан еще некоторое время, глядя вслед удаляющимся животным, наблюдал за тем, как они двигались.

Сзади было отчетливо видно, что стая — это не просто группа несущихся куда-то, пусть даже в одном направлении, зверьков, а один мощный зверь, у которого можно было различить голову, лапы, тело и даже несколько вытянутый, колеблющийся из стороны в сторону, хвост.

Ритмичные движения создавали полную иллюзию несущегося вскачь одного живого существа. Обезьяны уже скрылись из виду, а Стефан еще довольно долгое время продолжал зачарованно смотреть им вслед, осмысливая и закрепляя только что полученный урок.