"Из жизни ангела" - читать интересную книгу автора (Ясюкевич Роман)ИСТОРИЯ ЧЕТВЁРТАЯ: ЧЁРТОВЫ ИГРЫГЛАВА 1. АПОСТОЛЬСКИЙ ЧАЁКБывший ангел-хранитель Авразил медленно приближался к Небесам. Конечно, можно было обратиться в гараж Совета Реального Пространства, помогли бы с транспортом, но вдруг захотелось пройтись пешком. До полуночи ещё далеко, да и не к чему лишним людям знать о его визите на Небеса. Однако прогулка получилась не из лёгких. И причиной тому вовсе не физическая усталость, хотя, и жарко было не по осеннему, и лямки рюкзака натёрли плечи, и тропинка в облаках могла бы быть не такой крутой. За годы работы заместителем председателя СРП Авразилу частенько приходилось бывать на Небесах, но тогда у него просто не оставалось времени на разные душевные переживания, тут бы с делами успеть разобраться. Поэтому Авразил оказался не готов к тому, что каждый шаг, каждый брошенный по сторонам взгляд будил целый рой воспоминаний. Они, словно растревоженные комары, выпархивали из зарослей былья, мельтешили перед лицом, больно впивались в тело тонкими хоботками. Вдобавок, будто к перемене погоды, заныли лопатки. — Фантомные боли, — отмахнулся однажды врач от Авразила. — Разумом вы прекрасно осознаёте, что давно уже не ангел, да и душа, наверное, успокоилась. А вот тело всё ещё помнит, что у него были крылья. — И что мне делать, доктор? — Это не лечится. Терпите. Врач склонился над бумагами. Повыше лба, едва прикрытые волосами, отчётливо проступали следы от ампутированных рожек. — Что-то ещё? — Авразил и не заметил, задумавшись, что врач прекратил писать. — Нет. Больше ничего. Спасибо. Всего вам доброго. — Лучше бы «всего злого» пожелали, коллега, — невесело усмехнулся врач. — Будет совсем невмоготу, приходите, болеутоляющее выпишу. — Спасибо. — Не за что. На Вратах Небес белела какая-то бумажка. «Мест нет! — припомнил Авразил одну из своих детских проказ. — Ничего не меняется». Но текст объявления был другой. Под нечеткой фотографией седобородого старика с пронзительно-голубыми глазами Авразил, цепенея, прочитал: «Вчера после долгой продолжительной болезни…» — Ну, чего уставился, человече, как этот самый на эти, как их?.. Авразил вздрогнул. Из окошка «Для писем и молитв» на него сурово смотрел страж и сторож Небес апостол Пётр… дядя Петя, швейцар… — Дядя Петя, да как же это?.. — растеряно спросил Авразил, указывая на некролог. — Чего? — Пётр приоткрыл Врата, кряхтя, протиснулся в щель. — Чего там? А-а, это! — апостол поддел бумажку заскорузлым ногтём, сорвал её, скомкал, — Это ты вниманья не обращай. Бесята балуют. Начитались, понимаешь, Ницше, инсургенты!.. Постой, мы что, знакомы? Чой-то ты меня дядей? — Пётр близоруко прищурился. — Авразилка, ты? — Я, дядя Петя, я, — у бывшего ангела-хранителя отчего-то немилосердно защипало в глазах. — Вот оно, значит, как, — уважительно пробасил Пётр. — Пенсионер Вселенского Значения!.. Да ты пей чай, пенсионер — остынет. И варенье накладывай, не стесняйся. Со свежего урожая, варенье-то. Крохотная, но уютная каморка швейцаров под Главной Лестницей Небес, если не победила Время, то, по крайней мере, заключила с ним пакт о ненападении на веки вечные. Всё так же пыхтел на столе самовар, золотилось в хрустальной вазочке варенье из райских яблочек, в углу тихо посапывала чёрная дыра по имени Мурка-3… — Почему только дочка? — спохватился Авразил. — А Мурка где? — Забрали, — неохотно пробурчал Пётр. — Кто?! — Долгая история. Ты чего плохо поел? — сменил апостол тему. — Не понравилась рыба? — Рыба замечательная, как всегда. Аппетита нет. — Ну, это дело поправимое. А то я испугался, что ты в вегатерьянцы подался, как сменщик мой. — Вегетарианцы, — машинально поправил Авразил. — Да один… прости, Господи. Пашка теперь окромя травы ничего не ест. Позеленел уже. Того и гляди, корнями да листьями изойдёт. — Где он, кстати? — Убёг на расширенную вечерю. Он же у нас обчественник. Ничего, завтра с утра свидитесь. — Нет, дядя Петя, мне пора уже. И так засиделся. — Куда торопишься? Тебя ишшо не вызывали, — Пётр хмыкнул. — Сейчас самовар раскочегарим, горяченького попьём… — Нет, спасибо. Дела. — Ну, беги, коли для тебя дела важнее, — обиженно просопел Пётр. Авразил попытался встать, но тут же рухнул обратно на табурет. Ноги не держали. — Чего расселся? Собрался идти — так иди! — поторопил Пётр. — У меня с ногами что-то, — криво улыбнулся Авразил, но, сопоставив в уме свою внезапную слабость и странное позвякивание, сопровождавшее процесс наливания чая, упёрся взором в апостола. — Что случилось, Авразилушка? Тебе нехорошо? — заюлил тот. — Дядя Петя, ты мне в чай ничего не добавлял? — Авразил хотел, чтобы вопрос прозвучал строго, но всё испортила зевота. — Ну а куды торопиться? Вон как зеваешь. Сейчас мы тебя спать уложим, а с утречка ты и побежишь по своим делам. На тебя ж смотреть страшно: худой, чёрный, глаза красные, морда небритая… — Что ты мне в чай добавил? Снотоворное? — Какое снотворное? Я этой гадостью отродясь не баловался. Вот! — Пётр извлёк из-под стола наполовину опорожнённую бутыль. — Амброзия тыщекратной очистки! Ни цвета, ни вкуса, ни запаха — один благотворный градус! — Ох, дядя Петя! — вздохнул Авразил. — Я же говорил, что мне срочно в Хранилище Миров надо. К Липатию. — Нет там никого сегодня. Все на расширенной вечере. Ты вот давай, лучше, на кушетку перебирайся, а то, неровен час, сверзишься с табурета, красоту свою испортишь, — апостол подхватил засыпающего Авразила подмышки и чуть не волоком перетащил на узкий диванчик. Заботливо укрыл одеялом. — Отдыхай. Замерзнешь — второе одеяло в ногах. Ночи у нас нынче холодные… Апостол вдруг замолчал, посмурнел, вернулся к столу, плеснул в чашку амброзии, выпил, не закусывая. Но Авразил ничего этого уже не видел. Он спал. |
|
|