"Клеопатра. Последняя из Птолемеев" - читать интересную книгу автора (Майкл Грант)
Майкл Грант. Клеопатра. Последняя Из Птолемеев
Майкл Грант
КЛЕОПАТРА Последняя из Птолемеев
Michael Grant, "Cleopatra", 1972
Аннотация
Жизнь Клеопатры — один из самых захватывающих сюжетов
мировой истории. Майкл Грант излагает свою оригинальную версию жизнеописания
Клеопатры, затрагивая как ее общественную деятельность, так и отношения с
Цезарем и Марком Антонием. В книге воссозданы реалии политики, экономики, быта
и тайных религиозных культов Египта, Греции и Рима…
Оригинальное беллетризованное жизнеописание Клеопатры,
царицы Египта, очаровавшей двух великих полководцев своего времени.
Цезарь и Марк Антоний держали в своих руках судьбы
античного мира, а их судьбы во многом зависели от миниатюрной гречанки,
мечтающей устроить на земле золотой век. Жизнь Клеопатры — один из самых
захватывающих сюжетов мировой истории и до сих пор повод для споров
специалистов. Кем же она была: безрассудно влюбленной женщиной или дальновидным
государственным деятелем? Музой великих поэтов Вергилия, Горация и Шекспира или
живым воплощением богини Исиды?
В книге зримо и ярко повествуется обо всех значительных
событиях времен последних Птолемеев, воссозданы реалии политики, экономики,
быта и тайных религиозных культов Египта, Греции и Рима.
История жизни Клеопатры тесно связана, и в общественном, и в
частном отношении, с историей жизни сначала Юлия Цезаря, а затем — Марка
Антония. Вместе с тем это — один из самых удивительных и захватывающих сюжетов
в истории человечества, поскольку и сама Клеопатра, и эти двое полководцев были
людьми исключительными и держали в руках судьбы античного мира.
Мир этот контролировался римлянами, однако население его
восточной, и самой богатой, половины состояло либо из эллинов, либо из
представителей других восточных народов, для которых греческий язык был уже
родным. Сама Клеопатра, царица египетская, последняя из династии Птолемеев,
вовсе не была египтянкой по крови, но являлась настоящей эллинкой и по
происхождению и по воспитанию.
Она была одержима страстью возродить былое величие и славу
эллинистического царства; но этого невозможно было тогда добиться без помощи
римлян. Египет, правда, был еще самостоятельным царством, но уже зависел от
могущественного Рима. Клеопатра верила, что римляне действительно могут помочь
эллинистическому Египту возродить былое величие, и веру эту она унаследовала от
своего отца, чье влияние на эту царицу часто недооценивалось. Ее поиски союза с
Римом ужасали значительную часть правящего класса в ее собственной стране.
Однако, принимая во внимание растущую мощь Рима, всякая иная политика была бы
тогда самоубийственной.
Как сама Клеопатра при этом относилась к римлянам — вопрос
не такой уж простой. Она посвятила значительную часть собственной жизни борьбе
за дело соплеменников-эллинов, у которых не было оснований любить римлян.
Конечно, Клеопатра не могла не понимать, что имперские амбиции римлян
представляли собой угрозу для независимости ее страны, особенно учитывая, что
ряд других стран уже превратился в римские провинции. В то же время к римлянам
она подходила индивидуально, с симпатией относясь к одним из них и с неприязнью
— к другим. И два человека (помимо ее собственного отца), сыгравшие важнейшую
роль в жизни царицы, были римлянами.
Когда она была еще юной, Рим подпал под абсолютную власть
Юлия Цезаря, самого талантливого и могущественного вождя за всю историю этого
государства. Во время гражданской войны в Римской республике он появился в
столице Египта, Александрии, и Клеопатра стала его возлюбленной. Затем она
последовала за ним в Рим, но в это время заговорщики, сторонники восстановления
республики, убили Цезаря.
Трудно сейчас верно оценить степень влияния Клеопатры на
Цезаря, но, очевидно, влияние это было большим, чем сейчас полагают. Римлянин
до мозга костей, Цезарь в то же время благосклонно относился к греческому
образу жизни и складу мышления. То же самое касается и Марка Антония, который
стал повелителем восточной части Римской империи и которому суждено было, после
Цезаря, также стать любовником Клеопатры.
Их связь способствовала рождению нового представления о
характере греко-римского мира. Цели царицы Клеопатры выходили за рамки
чисто династических амбиций; она мечтала, чтобы огромная территория империи
управлялась не только одними римлянами, как было до сих пор. Она стремилась к
партнерству, при котором эллины и эллинизированное население Востока были бы
связаны/; римлянами не как подданные, а как союзники, имеющие с ними почти
равный статус.
Эти цели Клеопатры породили впоследствии и ряд трудностей
для ее биографов. Римляне (хотя, может быть, и не вполне) понимали эти ее цели,
и они не могли не вызывать у них неприязни. Поэтому, как заметил один из
современных биографов Клеопатры, У. Тарн, «она подверглась такой ненависти, как
мало кто в истории; никакие обвинения против нее не казались чудовищными, и
слухи в последующее время иногда принимались за факты». Поэтому проблема
состоит в том, чтобы различить истину о жизни Клеопатры, отделив ее от
многочисленных вымыслов.
Следствием этой пропаганды стала идущая еще из древности
версия о том, будто определяющей чертой в характере Клеопатры была сексуальность
и она хотела завлечь в свои сети благородных римлян. В этом скандальном аспекте
рассматривались ее взаимоотношения с Цезарем и Антонием, а другие стороны ее
характера оставались в тени. Такого подхода придерживались древние авторы; он
оказал влияние и на множество историков, писателей, художников, поэтов Европы в
Новое время, включая Шекспира, автора «Антония и Клеопатры», и Шоу, автора
«Цезаря и Клеопатры».
Не то чтобы все эти многочисленные авторы были во всем не
правы. Многие представители египетского правящего класса, соплеменники
Клеопатры, смотрели на нее с ненавистью, однако Цезарь и Антоний находили, что
она — не только прекрасная любовница, но и прекрасный друг, и это
обстоятельство имеет историческое значение. Тем не менее переоценка подобных
личностных факторов может привести к недооценке другого, не менее важного
аспекта исторической реальности — того, что Клеопатра была способна к
государственному мышлению.
Ее идеи не смогли воплотиться в жизнь, потому что ее и
Антония совместный военный флот был разгромлен их общим врагом Октавианом,
будущим Августом, у западных берегов Греции. После поражения Антоний и
Клеопатра бежали в Египет, а через год, когда Октавиан овладел Александрией,
они погибли.
Римляне так обрадовались этому обстоятельству, что
преувеличили значение этого последнего сражения при Акции, провозгласив его
одним из величайших сражений в истории. При этом они небезосновательно
интерпретировали эту борьбу сторон в гражданской войне как часть великой
вековой борьбы между Западом и Востоком. Так и было, если под Востоком понимать
эллинистический мир. Греки на этот раз проиграли, но несколькими столетиями
позже, когда греческий, а не римский язык и культура легли в основу новой
Византийской империи, стало ясно, что цели Клеопатры не были так уж нереальны.
Завершись эта кампания победой Антония и Клеопатры, она,
конечно, сыграла бы особую роль в будущем имперском режиме. Римские враги
Клеопатры понимали это. Они сражались, используя военное преимущество, но потом
создали легенду, будто поражение ее и Антония было делом неизбежным,
проявлением воли богов. Легенде этой было легко родиться, поскольку италийцы
всегда были готовы поверить, что люди Запада (то есть они сами) превосходят
людей Востока (представленных в их сознании Клеопатрой).
Современные историки подчас также склонны слишком легко
принимать эту римскую версию древних событий. Во-первых, победа
завораживает людей, а кроме того, мы сами — жители Запада. Для меня, может
быть, оттого, что я около девяти лет прожил на Ближнем Востоке, картина
выглядит несколько иначе. В политике Антония и Клеопатры не было ничего такого,
что бы делало их поражение неизбежным. Были, конечно, факторы, способствовавшие
проигрышу, не в последнюю очередь — поведение самой Клеопатры. Но были и
факторы, которые могли способствовать поражению Октавиана, особенно острая
нехватка денег. На мой взгляд, он выиграл битву при Акции просто потому, что на
его стороне сражался лучший флотоводец того времени — Агриппа. Если бы не это
обстоятельство, то сражение завершилось бы иначе, и мы бы сегодня, вполне
возможно, говорили, что победа Антония и Клеопатры была неизбежной из-за
несостоятельности политики Октавиана.
Древние источники, на которые мы должны опираться в нашем
исследовании, фрагментарны, не всегда поддаются четкой трактовке, и там немало
загадочного. Хотя новая трактовка их — дело трудное, но я полагаю, что мы все
же располагаем достаточными данными для того, чтобы написать о такой женщине,
какой была Клеопатра.
М. Грант
К тому времени, когда родилась Клеопатра (в 70-м или
начале 69 г, до н.э.), Египет был влиятельной державой, которой сначала около
трех тысяч лет правили фараоны, а со времени кончины Александра Македонского, с
323 года до н.э. — эллинистическая династия Птолемеев, к которой царица
принадлежала. Что касается Рима, то эта огромная средиземноморская держава
вступила в указанное время в бурную фазу поздней Республики. Оратору Цицерону,
который в дальнейшем относился к Клеопатре с выраженной антипатией, тогда было
тридцать семь, Цезарю, который не разделял его взглядов, — тридцать, а
Марку Антонию — всего тринадцать лет.
Отцом царицы был Птолемей XII, странный человек со сложным
характером. Мы располагаем также сведениями о дополнительных титулах всех
Птолемеев. Птолемей XII именовался Теос, Филопатор, Филадельф, Неос Дионис,
иначе говоря — Божественный, Возлюбленный отца, Возлюбленный сестры (или
брата), Новый Дионис. Однако жители Александрии, любившие давать своим монархам
пренебрежительные клички, прозвали его также Незаконнорожденным и Дудочником.
У этого царя было шестеро детей. Старшую дочь тоже звали
Клеопатрой, и она недолго (в 58 — 57 гг. до н.э.) являлась царицей Клеопатрой
VI. Следующей дочерью царя была Береника IV, а следующей за ней — Клеопатра,
будущая царица Клеопатра VII, которой и посвящена эта книга. Ее младшей сестрой
была царевна Арсиноя, и последними, в 61-м и 59 годах до н.э. родились
два мальчика. Оба они стали позднее соправителями Клеопатры (Птолемеем ХIII и
Птолемеем XIV), но ни один из них так и не достиг взрослого возраста.
Нам неизвестно точно, кто была мать Клеопатры, что довольно
странно, принимая во внимание славу дочери. Мать Клеопатры VI и Береники
известна — это Клеопатра V Трифена, сестра и жена царя (об этих
кровнородственных браках разговор отдельный). Матерью обоих царевичей была
вторая жена царя, чье имя неизвестно. Первая царица скончалась (или, во всяком
случае, исчезла) в начале 68 года до н.э. Поскольку Клеопатра VII была зачата
не позднее весны 70 года до н.э. то вполне резонно предположить, что именно
Клеопатра V и была ее матерью.
Предположение, что у Птолемея XII могло быть две жены
одновременно, следует отклонить, поскольку у Птолемеев всегда существовало
единобрачие, а если отец Клеопатры и был исключением, то об этом сохранилась бы
какая-то информация. Поэтому, хотя в одной из египетских храмовых
надписей и сказано, что этот царь посетил древнюю столицу Мемфис «со своими
женами», это — либо механически повторенный архаизм, относившийся к фараонам,
либо эти слова на языке жрецов могли означать «с царицей и придворными дамами».
Греческий историк и географ Страбон писал, будто у Птолемея XII «была
единственная законная дочь, а именно его старшая дочь» (автор не правильно
указывает, что у этого царя было три дочери). Однако маловероятно, чтобы все
остальные дочери Птолемея, включая Клеопатру, были незаконными. Клеопатра VII
подвергалась такому количеству враждебных нападок еще в древности, что, если бы
были хоть какие-то реальные сведения о незаконности ее рождения,
враждебные ей римские авторы обязательно сообщили бы об этом. Однако в
действительности таких сведений не сохранилось, если не считать этого
случайного упоминания Страбона. Едва ли Клеопатра могла быть дочерью царя от
его второй жены. Ведь тогда будущая царица все равно считалась бы
незаконнорожденной. И ее римские враги не упустили бы из виду этого
обстоятельства. Таким образом, основательнее всего предположить, что Клеопатра
V Трифена и была матерью нашей героини.
* * *
Исследование расового происхождения знаменитых исторических
лиц не имеет особого смысла. В случае с Клеопатрой VII мы можем лишь
определенно утверждать, что она была смуглой и не была блондинкой. Ее
македонские предки были смешанного этнического происхождения, поскольку в
основе македонского народа лежало несколько разных этнических элементов
(фракийский, иллирийский, эллинский и др.). Известно, правда, что один из
предков Клеопатры, Птолемей II Филадельф (282 — 246 гг. до н.э.), был
блондином; но ее прапрадед, Птолемей V Эпифан (203 — 180 гг. до н.э.), был
женат на царевне из рода Селевкидов, а у этой селевкидской царевны, Клеопатры
I, были предки персы. Бабушка Клеопатры с отцовской стороны была, по всей
вероятности, сирийкой (хотя, возможно, с примесью греческой крови). Конечно,
египтянкой она не была (известен лишь один случай, когда египтянка
действительно была любовницей одного из Птолемеев, притом много раньше; случаи
же, чтобы кто-то из Птолемеев был женат на египтянке, вообще неизвестны).
Поэтому, когда Роберт Грин в 1589 году писал о Клеопатре как о «темнокожей
египтянке», то второе было не правдой, а первое — преувеличением. Смуглой же
Клеопатра, очевидно, действительно была, и поэтому, видимо, один из
шекспировских персонажей в пьесе «Ромео и Джульетта» именует ее «цыганкой».
Сама же Клеопатра считала себя гречанкой. Как и ее предки,
она говорила на одном из наречий греческого языка; эллинскими были ее
образование и культура. Все образованные люди эллинистического мира, как
принято называть эпоху, начавшуюся со времени Александра Македонского,
восхищались классической Элладой. Не меньшее восхищение вызывал у них сам
Александр, с деятельностью которого связывались те великие изменения в античном
мире, которые ознаменовали переход от классической Греции к эллинистической.
Одним из главных признаков новой эпохи была огромная географическая экспансия,
в результате чего эллинизм, прежде ограниченный территорией Греции, теперь
расширился вплоть до Афганистана и Индии. Греческая культура и образ жизни
быстро распространялись как среди варваров, так и в регионах более древних
восточных культур, которые, в свою очередь, обогащали и греческую культуру,
поскольку эллинизм этой новой эпохи оказался очень терпимым и восприимчивым.
Произошло великое смешение элементов греческой культуры с элементами сирийской,
персидской, иудейской, египетской и других культур. Но, как ни парадоксально,
греки очень ясно осознавали свой эллинизм и гордились тем, что отражали
нападения врагов эллинистического мира, таких, как кельты, вторгшиеся в Малую
Азию в III веке до н.э. кельты были побеждены в ряде больших сражений, но в
целом одним из преимуществ эллинистического периода было уменьшение общего
количества войн. В классической Греции каждый из регионов находился в более или
менее постоянных войнах со своими соседями. В III и II веках до н.э. на
огромных пространствах эллинистического мира где-то происходили военные
баталии (как и в современном мире), но на большей части территорий царил мир,
что было значительным прогрессом по сравнению с предыдущим периодом анархии. В
эллинистическом мире работало немало выдающихся ученых, художников и писателей.
Хотя мир классической Эллады был разрушен постоянной борьбой между греческими
полисами, но греки эллинистической эпохи смогли создать на его основе новую
культурную и политическую целостность.
Лишь в последнее время (и то только частично) мы стали
понимать величие эллинистического мира. В этом отчасти виноваты римляне. Они
восхищались культурой классической Эллады, но современную им эллинистическую
культуру они рассматривали как нечто второсортное. К тому же такой взгляд во
многом разделяли и греки того времени. Но Клеопатра VII, знавшая традиции своих
предшественников, не совершила этой ошибки. Правда, ее, как и ее современников
(I в. до н.э.), занимал вопрос: а возможно ли вообще существование какого-то
эллинистического мира в эпоху наступающего римского господства? Из всего, что
нам известно о Клеопатре, можно заключить, что для нее эпоха греческой культуры
вовсе не закончилась и она всеми силами старалась продлить ее влияние.
Причина, по которой эллинистический мир обеспечил себе
гораздо более мирную жизнь, чем в предшествующую эпоху, состояла в том, что
множество малых стран-полисов были заменены несколькими большими
государствами. Вернее, ряд прежних городов-государств формально
продолжали существовать, но военные конфликты между ними стали практически
невозможны благодаря господству и могуществу новых эллинистических держав, тех
государств-преемников, которые разделили между собой наследие Александра
Великого после его кончины. Конечно, у них у всех были определенные
территориальные претензии друг к другу, и конфигурация границ могла меняться,
но в целом Македония оставалась ядром державы Антигонидов, значительная часть
Западной Азии — ядром царства Селевкидов, а Египет — основой державы Птолемеев.
Эти державы известны по наименованиям правящих династий,
потому что формой их правления была монархия. Различные формы олигархии и
демократии, характерные для старых полисов, созданные ими, теперь утратили
всякую силу. Новые державы восприняли не эти формы правления, а созданную
Александром монархическую форму. Она с той поры превратилась в привычную форму
государственного строя и оставалась таковой на протяжении двух тысячелетий
вплоть до нашего века.
* * *
Клеопатра правила в традициях абсолютной монархической
власти, идущей от эпохи Александра Македонского, когда монарх является
генератором законов в своем государстве, а государство рассматривается как
своего рода частная собственность государя (эта концепция восходит к так
называемому «завещанию Александра Македонского», подлинный автор которого
неизвестен). Она считалась царицей вообще, а не просто царицей Египта, как
именовали ее Шекспир и многие другие. И она, конечно, не согласилась бы с тем,
что власть Птолемеев ограничена только территорией Египта, так же, как не согласился
бы с этим ее предок, у которого она училась, Птолемей I, один из полководцев
Александра, основатель династии. Птолемей был сыном малоизвестного человека,
некоего Лага, по имени которого и вся династия именовалась Лагидами. Однако
Птолемей I был единственным из окружения Александра Великого, кто мог
претендовать на родство с ним (мать Птолемея Арсиноя была троюродной сестрой
Филиппа II, отца Александра). Эмблемой Птолемея I Сотера (Спасителя) был орел,
который в дальнейшем превратился в герб дома Птолемеев.
Но Птолемей I вовсе не собирался ограничить свои владения
землей Египта, так же, как не намеревались это делать прежние египетские
владыки — фараоны, издревле совершавшие походы на запад и северо-восток
от границ своей страны. Агрессивных правителей, таких, как Тутмос III или
Рамзес II, изображали сокрушающими орды азиатов и других иностранцев. Птолемей
I правил в русле тех же традиций и мало считался с существовавшими границами.
Он завоевал Киренаику, восточную часть современной Ливии, и Южную Сирию,
которая оставалась спорной территорией в борьбе между Птолемеями и Селевкидами.
Он также захватил Кипр, который около двух с половиной
столетий затем находился под властью династии Птолемеев. Располагали они свои
гарнизоны и в греческих городах. Птолемей распространил свое влияние вплоть до
крымского Боспора.
На таких примерах с юности была воспитана и сама Клеопатра.
Птолемей I в своих экспансионистских устремлениях превзошел фараонов. И даже
его сын Птолемей II Филадедьф, отличавшийся более миролюбивым складом характера
и увлекавшийся науками и женщинами, также совершал военные походы ради захвата
новых земель. И последующие поколения, вплоть до времен Клеопатры,
ассоциировали расширение территории с расцветом державы. Недаром
александрийский поэт Калл им ах прославлял великодержавные устремления Египта,
и ряд художников воспевали морскую державу Птолемеев, обеспечивавшую
благосостояние народа. Это время было периодом расцвета эллинистической
культуры.
Знаменитый Фаросский маяк. Александрийский мусейон и
Александрийская библиотека прославились на весь мир. Мусейон и библиотека
превратились в научный центр Средиземноморья, где ученые жили и работали за
счет государства, получая заказы от царей, которые и сами были людьми
образованными. Как писал исследователь Э. М. Фостер в книге «Александрия», «оды
в честь побед, поминальные „плачи“, свадебные гимны, медицинские предписания,
карты, военные орудия, механические игрушки — все это можно было получить из
мусейона по запросам из дворца». Правда, он проявляет односторонность, забывая,
что эти центры сыграли огромную роль в сохранении и развитии эллинской
культуры, ставшей достоянием современного мира.
Птолемей III Эвергет (Благодетель) (246 — 221 гг. до н.э.)
еще более расширил пределы царства, временно завоевав всю Сирию — собственность
Селевкидов — в ходе большого военного похода, когда его войска дошли почти до
границ Индии, снискав своему царю титул «Покоритель мира». Сын его, Птолемей IV
Филопатор (221 — 205 гг. до н.э.), считался человеком жалким, пьяницей и
развратником, однако он все же сумел отразить неизбежное контрнаступление
Селевкидов, хотя Верхнему Египту, южным провинциям страны, был нанесен большой
ущерб. А следующий царь, Птолемей V Эпифан (Знамение Божье) (205 — 180 гг. до
н.э.), еще в юности потерял большую часть владений династии за пределами
Египта. Началась откатная волна. Самым важным фактором этого времени было
появление на сцене Рима, победившего Карфаген и претендовавшего на роль ведущей
державы Средиземноморья. Еще Птолемей II заключил союз с римлянами, а в 200
году до н.э. (по крайней мере, в это верили сами римляне) они послали в Египет
представителя сенатского сословия, назначенного сенатом в качестве опекуна
малолетнего Птолемея V. Это был один из мифов, однако известно, что вскоре Египет
стал, по сути, одним из марионеточных государств, управляемых Римом. В 168 году
до н.э. римляне совершили прямую интервенцию в Египет, чтобы «защитить»
Птолемея VI от вторгшегося в эту страну селевкидского царя Антиоха Эпифана. С
царствования Птолемея VI началось правление ряда наиболее жестоких и коварных
царей этой династии. Особой жестокостью отличался Птолемей VIII Эвергет по
прозвищу Толстяк (146 — 116 гг. до н.э.). Однако же ему удалось добиться
внутреннего мира в стране, хотя он дважды обращался к римлянам за помощью
против своих мятежных родственников. Египет еще формально оставался независимым
государством, но только в том смысле, в каком таковыми и сегодня считаются
многие страны, на самом деле в своей внешней политике зависимые от тех или иных
великих держав. Мы хорошо можем себе представить визит в Египет в 112 году до
н.э. римского сенатора, например Луция Меммия, по описанию в сохранившемся от
того времени папирусе, когда глава египетского правительства предписывает
провинциальному чиновнику принять гостя с почетом и показать ему священных
крокодилов во время их трапезы.
Однако практика обращения к Риму была небезопасной. Уже с
начала I века до н.э. монархи полунезависимых стран вдоль границ империи
обнаружили, что, если римляне помогают кому-то из «союзников», то они
требуют за это вознаграждения. В борьбе против деда Клеопатры Птолемея IX
Сотера ее двоюродный дед Птолемей X Александр I занял крупную сумму у римских
финансистов, чтобы собрать флот и вернуть трон (в 88 г, до н.э.). Сразу после
этого он завещал (так, по крайней мере, считается, а истина нам неизвестна)
свое царство римскому народу.
Если завещание и существовало, это не первый случай, когда
восточный монарх поступал подобным образом. Однако Египет был самым богатым
«наследством», которое римляне могли получить подобным образом, даже с учетом
того, что их стране было завещано в 133 году до н.э. малоазийское Пергамское
царство, ставшее римской провинцией в Азии. Тот же Птолемей Эвергет уже завещал
Риму Киренаику. Эта затея ничем не кончилась, но его незаконный сын в 96 году
до н.э. повторил эту попытку. Однако римляне снова не приняли этого подарка. И
вот снова, в 88 году до н.э. римский сенат не утвердил аннексии Египта,
несмотря на завещание (по крайней мере, предполагаемое) царя Птолемея X
Александра I. На это у сенаторов были свои причины. Во-первых, в случае
аннексии наместник приобрел бы слишком уж большие богатства и власть, а
провинциальные наместники в Риме в этот период часто были людьми нечестными. Во-вторых,
завещание Птолемея X едва ли имело значение, поскольку его брат Птолемей IX не
допускал его возвращения в Египет. Поэтому римляне предоставили ему возможность
править, собирая с него деньги, которые он, по их мнению, им задолжал.
Однако в 81 году до н.э. после кончины Птолемея IX, Луций
Корнелий Сулла, диктатор Рима, активно вмешался в египетские дела и посадил на
трон нового царя, Птолемея XI Александра II, который был сыном Птолемея X
Александра I. Сулла при этом заставил Птолемея XI жениться на его мачехе,
которая была правительницей. Однако примерно через три недели новый «царь» убил
ее, после чего народ Александрии, исходя из древнего македонского права
участвовать в смене царей, сверг с престола и убил его самого.
Тогда-то и взошел на трон отец Клеопатры, Птолемей XII
Дудочник. Его второе прозвище, Незаконнорожденный, отвечало действительности,
поскольку он был незаконным сыном Птолемея IX. Поспешность, с которой его
(когда он был, скорее всего, не старше двадцати лет) провозгласили царем,
связана была с тем, что жители Александрии опасались, как бы Сулла,
разгневанный убийством своего ставленника, не захватил Египет под предлогом
наступившего там безвластия. Чтобы несколько усилить свое сомнительное
положение (он не обладал законным правом на престол и имел основание опасаться
гнева Суллы), Птолемей XII прибавил к своей титулатуре прозвание Филопатор,
чтобы подчеркнуть преданность отцу.
Однако Сулла отрекся от власти и вскоре умер, а
республиканское правительство, восстановленное в Риме, решило пока предоставить
Египет его собственной судьбе. В 75 году до н.э. в Рим прибыли два египетских
царевича в изгнании, сыновья тетки Птолемея XII, чтобы заявить о своих
притязаниях на трон Птолемеев. Однако римский сенат ничего не предпринял, чтобы
помочь царевичам в их борьбе за престол. Более того, возвращаясь в Сирию, они
были ограблены римским наместником Сицилии.
* * *
Через шесть лет после этих событий родилась Клеопатра. Когда
она была еще ребенком, Египет превратился в передний край римской политики. Для
честолюбивых римских политиков возникло почти непреодолимое искушение покорить
эту страну. Она была не просто очень богатой, она еще была завещана римскому
народу (по крайней мере, по мнению самих римлян). Правда, римский сенат, где
имел большой успех оратор Цицерон, по-прежнему был против аннексии Египта
(известны речи Цицерона на эту тему, такие, как «О царях Александрии» или «Об
аграрном законе»). Однако популярные политики — сенаторы и другие,
оппозиционные руководству сената и опиравшиеся на Народное собрание, очень приветствовали
идею аннексии. Влиятельные лидеры этой группировки, Красс и Помпей (а по
слухам, также и молодой Юлий Цезарь), сами были готовы воплотить в жизнь эти
замыслы, сулившие огромные выгоды и преимущества как государству, так и им
самим.
Для Помпея такая возможность стала реальной после того, как
он, разгромив старого врага римлян Митридата Понтийского в Малой Азии, совершил
поход в Левант и завоевал пришедшее в упадок царство Селевкидов, превратив его
в римскую провинцию Сирия (63 г, до н.э.). Это должно было стать грозным
предупреждением для последнего эллинистического монарха, царя Птолемея XII. Он,
возможно, теперь даже сожалел о том, что Птолемеи подогревали и использовали в
своих целях внутренние противоречия в соседнем царстве.
Помпей же занялся делами Иудейского царства. До 200 года до
н.э. это государство входило в состав царства Птолемеев, а затем перешло к
Селевкидам; однако во II веке до н.э. иудеи, во главе с династией Маккавеев,
добились освобождения. Теперь же Помпей превратил Иудею фактически в римское
владение. Таким образом, Римская держава теперь имела общие границы с Египтом.
Желая задобрить могущественного соседа, Птолемей дал роскошный пир в честь
Помпея и даже послал воинов на службу в пограничную кавалерию Помпея (см.
Плиний Старший. Естественная история). Эти жесты помогли царю сохранить трон,
но отнюдь не прибавили ему популярности среди его подданных, которые помнили,
что соседняя Иудея была когда-то владением Птолемеев. К римлянам
отношение в народе в это время было очень отрицательным, и один из них, убивший
в Александрии кошку, которая считалась священным животным, едва избег самосуда
со стороны толпы (об этом упоминает Диодор Сицилийский). Подобные происшествия
не могли не произвести впечатления на девятилетнюю девочку, какой тогда была
Клеопатра. Во всяком случае, она не могла не почувствовать силы антиримских
настроений в своей стране, вызванных беспрецедентной жестокостью, коварством,
некомпетентностью, продажностью, которые были свойственны римским политикам
последних лет Республики (насколько вообще можно считать политикой эту
беспощадную борьбу преимущественно за личные интересы, замаскированную
лицемерными фразами).
* * *
Когда Клеопатра подросла настолько, чтобы составить себе
представление о международных делах, взаимоотношения между Римом и Египтом
обострились, что привело к новым унижениям для египтян. В 60 году до н.э.
Помпей, Цезарь и Красс составили первый триумвират, который фактически управлял
Римом, а в следующем году Помпей и Цезарь решили поддержать Птолемея XII против
мятежников, чьи силы к этому времени возросли. Однако Птолемей должен был
заплатить за поддержку очень высокую цену. Цезарь, бывший тогда консулом,
согласился провести закон о том, что Птолемей является «другом и союзником римского
народа», но последний должен передать Цезарю и Помпею 6 тысяч талантов, сумму,
приблизительно равную 7 миллионам фунтов, или 17 миллионам долларов. Она
составляла примерный доход птолемеевского Египта за полгода. При этом Цезарь и
Помпей требовали денег немедленно.
Птолемей, однако, опасался сразу собирать такие деньги со
своих подданных, а потому решил занять всю сумму у опытного в таких делах
римского ростовщика, финансиста Гая Рабирия Постума. Сделав это, царь решил
подготовить общественное мнение своей страны к необходимости сбора средств,
чтобы отдать долг и проценты. Для начала он объявил общую амнистию, ожидая, что
это благоприятно подействует на общественное мнение.
В это время над владениями Птолемеев (на этот раз над
Кипром) нависла новая угроза. Этот остров был тогда собственностью династии, но
правил там не Птолемей XII, а его брат и тезка. Молодой римский политик Клодий,
народный трибун, провел закон о бесплатной раздаче хлеба городскому плебсу. Эта
небывалая мера создала огромные проблемы для римской казны, и, чтобы пополнить
ее, Клодий решил захватить Кипр, тем более что его правитель, в отличие от
брата, не пытался откупиться от Рима и представлял собой удобный объект для
нападения. Он был обвинен (возможно, безосновательно) в сговоре со старыми
врагами Рима, средиземноморскими пиратами, а потому его владения должны были
перейти к Риму (при этом Клодий и другие политики опять ссылались на будто бы
существовавшее завещание Птолемея X, который все свои владения (а значит, и
Кипр) передавал Риму. Завоевание острова Клодий решил поручить своему врагу,
консерватору Катону, чтобы убрать его с дороги. Катон совершил экспедицию на
Кипр, царь которого, отвергнув предложенную ему должность главного жреца
Афродиты, предпочел совершить самоубийство.
Таким образом, Клеопатра, которой было всего одиннадцать
лет, уже знала о том, что жестокие и циничные завоеватели — римляне — стали
причиной унижения и гибели ее дяди. Она начала понимать и унижение и деградацию
собственного отца. Летом того же, 58 года до н.э. Птолемею стало ясно, что
престола ему не удержать. Народ был возмущен как необходимостью выплачивать
долг римлянам (что невозможно без новых налогов), так и тем, что их царь никак
не помог своему брату на Кипре. Когда начались беспорядки, Птолемей XII решил
бежать именно в Рим. На Родосе он застал Катона, но римлянин не проявил особого
уважения к царю и отказался посетить Птолемея, заявив, что тот, как слабейший,
сам должен прийти к Катону. Когда Птолемей явился к Катону, тот, не вставая с
места, заявил, что царю не имеет смысла ехать в Италию, ибо если он
действительно хочет помощи от первых людей Рима, то ему не хватит всех богатств
Египта, чтобы расплатиться с ними. Однако Птолемей вовсе не собирался
возвращаться в Египет. А вместо этого отправился в Рим, куда вскоре после этого
Катон доставил сокровища Птолемея Кипрского (см. Плутарх. Катон Младший; Дион
Кассий).
Египтяне же, избавившись от Птолемея, передали трон его
дочери, старшей сестре Клеопатры — Клеопатре VI. Однако единства в стране не
было, как и единого взгляда на законность престолонаследия. Надпись из
Аполлинополя от 5 декабря 57 года до н.э. показывает, что местный жрец считал
Клеопатру VI и ее отца соправителями. Жрецы Верхнего Египта, имевшие много
выгод от Птолемея, не желали считать его низложенным. Кроме того, в Египте была
еще одна совершеннолетняя дочь царя, Береника IV, и в отдельных регионах Египта
именно ее, а не Клеопатру VI, рассматривали как царицу, что видно из письма от
23 октября 57 года до н.э. отправленного одним из чиновников в Теадельфию,
город в Среднем Египте.
Возможно, однако, что Клеопатра VII сопровождала отца в его
поездке за пределы Египта. Об этом можно судить на основании эпитафии,
составленной в Афинах ливийской царевной в честь ее придворных дам, которые
скончались там. Термин «ливийский» греки использовали вольно для обозначения
выходцев из Северной Африки, и, возможно, Птолемей решил не оставлять всех
своих дочерей в Египте. Если это толкование верно, то надпись относится ко
времени краткого пребывания Птолемея и его дочери в Афинах по пути в Рим. Но,
сопровождала ли Клеопатра отца или нет, эти годы принесли ей тяжелый
политический опыт. Едва ли она была похожа на беспечную девочку, которую
изобразил Бернард Шоу в пьесе «Цезарь и Клеопатра».
Птолемея в Италии приняли хорошо. Помпей даже устроил пир в
его честь у себя на вилле. Ростовщик Постум, у которого царь в свое время
занимал деньги для Помпея и Цезаря, недвусмысленно дал понять последним, что
нужно восстановить Птолемея на троне, чтобы он, Постум, мог получить назад свои
деньги. Между тем враги царя отправили из Александрии посольство примерно в 100
человек, чтобы выставить Птолемея перед римлянами виновной стороной. Однако
значительная часть их сразу после прибытия в Италию была убита, явно при
участии Птолемея. Ходили слухи, что в этом деле замешаны и влиятельные римляне,
включая Помпея, но, очевидно, египетский царь был главным зачинщиком убийств.
Оставшиеся в живых посланники теперь вовсе не жаждали давать показания против
него. В конце 57 года до н.э. раздав крупные взятки римским политикам, царь
удалился в Эфес, в святилище Артемиды, и стал ожидать восстановления на троне.
* * *
Наконец, после всякого рода интриг в Риме, за это дело
взялся Габиний, один из людей Помпея и наместник новой провинции Сирия. Однако
от Птолемея снова потребовалось передать этому Габинию и другим, включая тех же
Помпея и Цезаря, Огромную сумму в 10 тысяч талантов (почти вдвое превосходившую
ту, которую царь уже позаимствовал у Постума три года назад). Неизвестно, каким
образом Птолемей рассчитывал собрать столько денег; возможно, он думал, что
этим займется сам Габиний, когда прибудет в Египет с войском. Вместе с тем царь
не очень жалел о таком огромном долге — ведь теперь римские богачи были
заинтересованы в восстановлении его власти. Постум даже отправился в Египет
вместе с Габинием, видимо озабоченный судьбой денег, которые ему предстояло
взыскать. Римские сенаторы не были сторонниками военной экспедиции в Египет, но
Габиний, жаждавший добычи, убедил их организовать ее, под сомнительным
предлогом, будто Египет-де угрожает восточным римским провинциям.
В действительности в Египте в то время воцарился хаос, и эта
страна едва ли могла представлять для кого-то угрозу. Начались распри
между двумя старшими дочерьми Птолемея, Клеопатрой VI и Береникой IV. Вскоре
Клеопатра VI была убита (или бежала), и Береника на время стала
победительницей. Однако царицы из рода Птолемеев не могли править единолично, а
потому необходимо было подобрать ей мужа. Один из двух селевкидских царевичей к
этому времени скончался, а второй был отвергнут Габинием, который тогда еще
скрывал свое намерение низложить Беренику и восстановить власть ее отца. Третий
кандидат, некий Селевк (возможно, незаконнорожденный отпрыск Селевкидов),
оказался самодуром, и Береника сразу же настолько возненавидела его, что через
несколько дней он был задушен по ее приказу. Потом, в 55 году до н.э. на второй
год своего правления, она, без разрешения Габиния, вышла замуж за некоего
Архелая из Понта (возможно, незаконного сына бывшего царя Понта Митридата). Так
как Архелай стал царем без санкции римлян, Габиний организовал вторжение в
Египет. Начальником конницы у него был храбрый римский воин Марк Антоний,
которому тогда было лет двадцать пять. С помощью военного отряда сторонников законного
царя Габинию удалось восстановить власть Птолемея. Архелай пал в сражении, и,
хотя Птолемей был против, Антоний устроил своему побежденному врагу пышное
погребение, так как в свое время пользовался его гостеприимством в Сирии. Это
обстоятельство, как и то, что он защищал египтян-военнопленных от мести
сторонников Птолемея, сделали Антония популярным в Александрии. Однако Береника
IV была казнена по приказу отца. Как восприняла казнь сестры четырнадцатилетняя
Клеопатра VII, неизвестно, однако позднее она давала понять, что неодобрительно
отнеслась к узурпации Береникой отцовской власти. Теперь Клеопатра стала
законной наследницей престола. В это время она могла впервые познакомиться с
Антонием, только что одержавшим военную победу.
После этого Габиний и Постум вытянули из Египта все деньги,
которые только могли. Постум даже стал высоким государственным лицом в
правительстве этой страны — если не главой правительства, то, во всяком случае,
главой финансового ведомства. Он отправил в Италию целый флот, груженный
тканями, одеждой и изделиями из стекла (см. Цицерон. В защиту Рабирия Постума).
Лихоимство этого римлянина вызвало такое недовольство в стране, что ему
пришлось бежать из Александрии. Когда же они с Габинием в 54 году до н.э.
вернулись в Италию, им обоим предъявили обвинения в финансовых махинациях.
Цицерон (который ранее именовал Габиния «коварным, жуликоватым, женоподобным
мальчишкой») на этот раз согласился защищать их обоих. Габиний, несмотря на то
что щедро раздавал взятки, был осужден (со второй попытки) и отправился в
изгнание. Но Постуму удалось выкрутиться. Он утверждал (конечно, это было
ложью), будто стал бедняком, так как не смог получить долг с Птолемея. И тут
Цезарь вдруг согласился взять на себя возмещение части «не полученных» Постумом
денег. В свое время Цезарь получил от Птолемея столько денег, что мог
возместить Постуму часть долга. Хотя не исключено, что Постум сам заплатил
Цезарю, лишь бы тот публично принял на себя такое обязательство. То
обстоятельство, что Цезарь согласился на это, сыграло важную роль в жизни
Клеопатры.
События этого смутного времени имели и другие последствия
для Египта, так как Габиний оставил в Египте войско (так называемых
«габинианцев»), которое рассматривалось не как оккупационная армия, поскольку
страна еще считалась независимой, а как наемная военная сила, служившая
египетской короне. Птолемеи еще с III века до н.э. часто пользовались услугами
иностранных наемников, считая местное население не вполне надежным; однако и
наемные отряды не всегда было легко контролировать, и они могли выйти из
повиновения, а к тому же существовали противоречия между ними и другими частями
царской гвардии. Однако Габиний создал новое, отборное наемное войско в Египте,
так что впоследствии о нем даже упомянул Цезарь в «Записках о гражданской
войне».
«Люди Габиния, — писал Цезарь, — привыкли к
вольной жизни в Александрии. Они позабыли о римских правилах дисциплины и даже
перестали считать себя римлянами. Они женились на местных уроженках, и многие
имели от них детей. Сверх того, в их войско вербовали разбойников и пиратов из
Сирии, Киликии и соседних областей; они принимали многих осужденных на каторгу
и изгнание. Наши беглые рабы находили убежище и получали надежное содержание,
если становились там солдатами. Если хозяева пытались задержать кого-то
из беглых, их товарищи объединялись и противодействовали этому силой, поскольку
сами они находились в сходном положении. Эти люди нередко требовали казни
царских фаворитов, грабили богатых, осаждали дворец, требуя повышения платы, низвергали
с престола одних и возводили на него других, следуя какой-то древней
традиции александрийской армии» (Записки о гражданской войне).
Для Птолемея XII было большим достижением то, что он смог
дисциплинарными мерами и уступками превратить это воинство в свою опору, пусть
и не совсем надежную, так что и после его смерти оно продолжало играть
значительную роль в жизни страны. Цезарь даже заметил, будто габинианцы однажды
«воевали и с самими египтянами». Возможно, он имел в виду раздоры после кончины
Птолемея, а может быть, и напряженную внутреннюю борьбу времен его реставрации.
Беспорядки в то время были не только в Александрии, но также в Гераклсополе,
Фаюме и Оксиринхе. Крестьяне требовали защиты от произвола ростовщика Постума и
угрожали, в противном случае, перестать проводить ирригационные работы;
правительство же требовало от провинциальных начальников усилить меры против
подстрекателей к бунтам.
* * *
И все же после мучительной борьбы Птолемей, до известной
степени, снова стал хозяином в собственном доме. Хотя многие смотрели на него
просто как на римскую марионетку, то обстоятельство, что он превратил
габинианцев в боеспособную силу, говорит об упрощенности такого подхода.
Птолемей также вел экспансионистскую политику на южных границах своего государства,
и недаром он заставил свою дочь, Клеопатру VII, изучить не один африканский
язык. По портретам этого царя на монетах (особенно — 53 г, до н.э.) можно
судить о том, что именно от него Клеопатра унаследовала нос с горбинкой.
Благодаря этим портретам возможно идентифицировать бронзовую статуэтку из
Александрии, изображающую угрюмого, разочарованного человека, как скульптурный
портрет Птолемея XII.
Несмотря на свою жестокость, проявляемую в тех случаях,
когда он считал это необходимым, он был хитрый, искусный политик. При всех его
слабостях и пороках он сумел сохранить наследие Птолемеев.
Одним из его пороков, несмотря на то что у него было
несколько детей, являлись, видимо, гомосексуальные склонности. В одной надписи
с нильского острова Филы упоминается о двух или трех мужчинах, которые будто бы
были пассивными гомосексуальными партнерами царя (см. Бек. Корпус греческих
надписей). Впрочем, следует заметить, что термин «кинайдос», употребляемый
авторами надписи, означал не только такого партнера, но и исполнителя
непристойных танцев, что не раз случалось при дворе Птолемеев. Рассказывают,
что философ-платоник Деметрий сам был принужден исполнять подобный танец
при дворе Птолемея XII. Последний вообще интересовался танцами, но также и
музыкой. Сам он любил аккомпанировать хористам во время празднеств на
инструменте, родственном нынешним кларнету или гобою, отсюда одно из прозвищ
этого царя — Дудочник. В Новое время Вольтер, превознося искусство Фридриха
Великого, игравшего на духовых инструментах, утверждал, что сам Птолемей
Дудочник не решился бы больше играть, если бы мог услышать игру прусского
короля. Однако в древние времена к таким занятиям со стороны государственных
мужей относились с известным неодобрением (особенно этим отличались римляне). И
самого Птолемея в его время иногда именовали «не мужем, но дудочником и
чародеем» (Атеней). Элемент модного тогда мистицизма усматривали даже в
организуемых им концертах, и что-то от этого духа проявилось в одной из
александрийских статуэток того времени, изображающей человека, играющего на
дудке.
* * *
Однако римляне считали, что человек не станет плясать, если
он не пьян.
И надо сказать, что были основания ставить в один ряд оба
эти состояния. Танцы, как и винопитие, составляли не только часть развлечений
при дворе Птолемеев, но и часть их, если так можно выразиться, официальных
религиозных ритуалов, связанных с обожествлением правителей. Эта доктрина
играла важнейшую роль в политике Птолемея, как и его дочери Клеопатры VII.
В эту греко-римскую эпоху люди страстно увлекались
всякого рода мистическими культами, посвящениями, очищениями, верой в воздаяние
в этом и в ином мире. Наряду с этим очень распространено было и обожествление
правителей. Еще с давних пор эллины расценивали высшие способности как нечто
сверхъестественное, а определенных людей считали гениями, сверхчеловеческими
существами. Так, известно, что существовал посмертный культ поэта Софокла.
Когда же на смену греческим полисам на первый план вышли эллинистические
царства, идея обожествления новых правителей — царей, обладавших огромной
властью казнить и миловать, стала очень популярной. В дальнейшем их стали именовать
Эпифанами («Знамениями богов», «Новыми богами»), Сотерами («Спасителями»),
Эвергетами («Благодетелями»). Все эти титулы относились в первую очередь к
Птолемеям, которые показывали пример остальному эллинистическому миру в смысле
форм обожествления царей. В Египте эта традиция была очень древней и шла еще от
эпохи фараонов. Со времен Птолемеев этот институт наполнился новым содержанием
и широко распространился на территориях эллинистических государств.
Началось с обожествления Александра Великого, чьи останки
Птолемей I привез в Египет, где они хранились в древнем Мемфисе (именно там
Александр впервые официально был признан египетским царем); впоследствии же
была сооружена великолепная усыпальница в новой столице Египта, Александрии,
городе, который и был основан Александром Македонским. Следующим этапом было
обожествление самого Птолемея I и его сводной сестры и жены Береники I, которых
провозгласили «богами и спасителями». Птолемей был первым, кого провозгласили
Спасителем. (Начали это родосцы, которым он оказал большую помощь, а их примеру
последовали и другие эллины.) Еще во время Птолемея XII и Клеопатры портрет
Птолемея I продолжали чеканить на египетских монетах. Что касается Птолемея II
и его жены (и сестры) Арсинои, то они сделали заключительный шаг в создании
культа царей, позволив обожествить себя еще при жизни. В дальнейшем такое
прижизненное обожествление Птолемеев стало традицией. Даже дочери и сыновья
Птолемея XII считались богинями и богами еще при его собственной жизни. И
александрийцы именовали царя и его детей «наши Владыки и Великие боги» (надпись
52 г, до н.э.). Таким образом, Клеопатра считалась богиней еще до того, как
стала царицей. Тем, кто придерживается только современных представлений, все
эти ритуалы кажутся пустой лестью. Однако это была осмысленная политика,
создававшая возможность для воспитания и выражения чувств преданности
государству и патриотизма.
* * *
Пожалуй, лучше всего можно понять обожествление правителей
при Птолемее XII исходя из его титула «Новый Дионис». Ой претендовал на то,
чтобы являться воплощением этого божества (римского Вакха), символом власти
которого был жезл, увитый плющом, с сосновой шишкой на верхушке. Идея
отождествления с этим богом не была новостью, однако его культ, соединенный с
культом правителей, приобрел новое значение при Птолемеях, включая Птолемея XII
и его дочь Клеопатру, так что без учета этого культа трудно понять их политику.
В европейской литературе распространен ошибочный взгляд на
Диониса как просто на бога вина и веселья. Однако достаточно внимательно
прочесть «Вакха» Еврипида, чтобы понять, каким вселенским могуществом обладал
этот бог в глазах древних. Он был источником мощного чувства религиозного
экстаза, которое многократно проявлялось в жизни Древней Греции. Дионисийские
ритуалы включали ряд мистических посвящений, вследствие которых человек
становился все ближе к своему божеству, а заканчивались они мистическим
ритуалом воссоединения с богом. Этот культ особенно расцвел в эллинистическую
эпоху, охватив миллионы последователей, стремившихся выйти за пределы обычных
человеческих возможностей и освободиться от пут повседневной жизни. Более же
всего в культе Диониса привлекало людей его обещание вознаграждения и спасения
не только в этой, но и в будущей, загробной жизни. Подобные обещания вечного
блаженства были вообще характерны для эллинских мистерий, но наиболее яркое
выражение эта идея получила именно в культе Диониса, который в ту эпоху почти
затмил остальные старинные олимпийские культы. Дионис считался победителем даже
над смертью, а, потому мог, согласно вере его последователей, даровать такую же
победу и им самим. Но и в этом мире он считался могущественнейшим, победоносным
божеством, которое (в прямом или переносном смысле) могло покорить весь
обитаемый мир. Уже в «Вакхе» — Еврипида Дионис, скорее благодаря волшебной, чем
военной силе, становился повелителем всех земель Азии, и эта идея получила
новое развитие в эпоху Александра Великого, чье отождествление с этим божеством
породило много новых легенд о триумфальном шествии Диониса по землям Востока.
Кроме того, культ Диониса, отождествляемого со многими местными божествами,
преемникам Александра казался хорошим средством установления взаимопонимания с
местным населением. Поэтому многие эллинистические правители стремились связать
себя с культом Диониса. Помимо контроля над дионисийскими мистериями (которые
могли быть потенциально деструктивными) это давало возможность приписать себе
дионисийские добродетели, такие, как благожелательность, щедрость, а также —
покровительство искусствам.
Селевкидские монархи были также последователями культа
Диониса, и опять-таки тон здесь задавали Птолемеи, правившие в
Александрии. Уже Птолемей I Сотер претендовал на происхождение от Диониса.
Начиная со времени Птолемея II этому культу были посвящены грандиозные
празднества, проводившиеся не только в Египте, но и в других частях греческого
мира, которые включали в себя торжественную процессию, возглавляемую поэтом,
игравшим роль жреца Диониса. Культ Диониса со всеми его атрибутами был
доминирующим в официальной религии Птолемеев на протяжении всей истории этой
династии. Птолемей II, помимо указанных празднеств, устраивал еще зимний
праздник в честь Диониса-Вакха. Его жена Арсиноя II также была
последовательницей этого культа. Птолемей IV Филопатор также считал это
божество своим предком и устраивал дионисийские мистерии у себя во дворце,
стремясь превратить культ этого бога в фактор, объединяющий империю, а самого
Диониса хотел бы видеть небесным покровителем дома Птолемеев.
Поэтому, когда философ Деметрий первоначально отказался пить
и плясать при дворе Птолемея XII, это было не просто проявление пренебрежения к
царским развлечениям. Это означало неприятие официальной религии Птолемеев. И
недаром в разных районах страны существовали поддерживаемые Птолемеями
Дионисийские союзы со своими традициями, книгами ритуалов, гильдиями актеров и
музыкантов.
* * *
В те времена люди все больше склонялись к мысли, что
существует только одно, а не много божеств, или, по крайней мере, нет особых
различий между разными олимпийскими божествами. Тот же Дионис в тот период
легко ассоциировался, например, с Паном (лучшим из танцоров) или даже с
верховным Зевсом (как судья в делах войны и мира). Более того, было возможно
его «слияние» не только с греческими божествами, но и богами коренного
негреческого населения в великих эллинистических державах. Самой древней и
почитаемой из этих религий была тогда признана религия Египта. И египетские
божества в то время уже достаточно легко отождествлялись с греческими. Еще в V
веке до н.э. историк Геродот старался найти аналогии греческим богам среди
египетских, а в дальнейшем этот процесс продолжался. До нас дошел календарь
праздников, отмечавшихся в одном из районов Египта (ок. 300 г, до н.э.), где
имена египетских и греческих богов написаны друг против друга, что указывает на
принятие жрецами подобных сопоставлений.
Дионис, соответственно, отождествлялся с египетским богом
Осирисом. Это началось еще со времен Геродота и было подробно развито историком
Диодором Сицилийским, современником Птолемея и Клеопатры, в первой книге
«Исторической библиотеки». Конечно, эта идентификация касалась и культа
правителей, и Птолемей XII, как Новый Дионис, был одновременно и Новым
Осирисом. Осирис же (само слово означало «престол» и «око») ассоциировался в
Египте с фараоном, который считался земным воплощением этого божества. Сам
Осирис, согласно преданию, некогда играл роль земного царя, повелителя и
возделывателя земли, подателя благ культуры. Ему даровано было бессмертие, и
Осирис стал богом вечного обновления природы. Его смерть повторялась ежегодно,
и, ежегодно в честь его воскресения устраивали пышные празднества, приуроченные
к разливам Нила и началу полевых работ. Культ бога Осириса восходил к глубокой
древности, но получил особое значение в период, предшествующий христианству. Из
всех египетских богов только Осирис пользовался всеобщим почитанием людей по
всему Египту, как отмечал еще Геродот. И Птолемеи, конечно, уделяли большое
внимание культу этого божества, тем более что сами они, в глазах народа,
являлись его земным воплощением.
* * *
Если царь ассоциировался с Осирисом, то царица — с его
супругой, богиней Исидой. Клеопатра всегда охотно отождествляла себя с Исидой.
Сверх того, эти небесные прототипы царя и царицы служили теологическим оправданием
самого, казалось бы, странного обычая династии Птолемеев — кровнородственных
браков. Ведь Исида и Осирис были не только супругами, но также братом и
сестрой, детьми бога земли и богини неба. Это предание об Исиде и Осирисе
послужило основанием для того, чтобы многие фараоны, отождествлявшие себя с
этим богом, женились на своих родных или единокровных сестрах, чтобы
предохранить свою божественную кровь от «порчи», а заодно отрезать дорогу
некоторым потенциальным претендентам.
Браки между родными братьями и сестрами, не чуждые некоторым
культурам, были, однако, совершенно не приняты у греков (можно в связи с этим
вспомнить «Андромаху» Еврипида). В этом отношении (и по тем же политическим
причинам) Птолемеи следовали египетским, а не эллинским обычаям. Около 276 года
до н.э. Птолемей II Филадельф («Возлюбленный сестры») женился на своей сестре
Арсиное II Филадельфе («Возлюбленной брата»), после чего их стали именовать
«Божественными братом и сестрой». Однако поэт Сотад выразил присущее грекам
неприятие подобных вещей в такой резкой форме, что он был наказан (возможно,
даже казнен). Зато придворные поэты изобретали теологические объяснения и
оправдания подобным бракам, особенно часто вспоминая при этом брак Зевса и его
сестры Геры.
В дальнейшем в истории Птолемеев было немало таких браков
между братьями и сестрами, и очевидно, что Клеопатра VII, при всем своем уме и
одаренности, была плодом ряда поколений кровнородственных браков.
Возможно, некоторые черты характера Клеопатры, такие, как
полное отсутствие морального чувства и тенденция к братоубийству, явились
следствием постоянных кровосмесительных супружеств в этом роду.
Клеопатра также в дальнейшем дважды заключала браки со
своими неполнородными братьями (воспринимая себя как Исиду, а каждого из них —
как Осириса); однако до того, как она стала царицей, Осирисом был ее отец
Птолемей. Это отождествление с Дионисом-Осирисом не всегда помогало царю
идти верным путем в его земной жизни, но, может быть, благодаря подобным
верованиям египтян в не меньшей степени, чем благодаря помощи римлян, он снова
возвратил свой престол, на котором и пребывал после этого до конца жизни.
* * *
В конце пятидесятых годов до н.э. Птолемею XII было около
пятидесяти лет, однако такая бурная жизнь, очевидно, не могла не отразиться на
его здоровье. В связи с этим, а также исходя из опыта недавнего прошлого, он
решил подумать о дальнейшей судьбе своих детей. Видимо, поэтому в одной из
надписей 52 года до н.э. дети его именуются «Божественными», а также
Филадельфами (то есть «Возлюбленными братьев и сестер»), согласно старой
традиции Птолемеев.
Детей оставалось четверо: Клеопатра, ее единокровная сестра
Арсиноя IV и братья Арсинои, будущие Птолемей XIII и Птолемей XIV. К сожалению,
полученный ими титул — Филадельфы — не оправдал себя, если принять во внимание
их будущие взаимоотношения. Однако со стороны их отца введение этого,
традиционного для Птолемеев, титула было, очевидно, призывом к семейной
солидарности и стремлением заверить подданных, что все идет благополучно.
Птолемей составил и завещание, согласно которому наследниками трона назначались
старшая дочь, восемнадцатилетняя Клеопатра, и старший сын, будущий Птолемей
XIII, которому тогда было десять лет. Хотя Арсиноя была старше брата, она не
упоминалась в завещании, однако едва ли в этом была причина будущих плохих
взаимоотношений между сестрами. Известно, что, по обычаям Птолемеев, царица
могла править лишь вместе с царем, и, конечно, Клеопатра должна была иметь
соправителя, которым и был провозглашен старший из ее единокровных братьев;
учитывая традиции этого рода, в дальнейшем он мог бы стать ее мужем.
По установившейся к тому времени традиции царь Египта
передал один экземпляр завещания на хранение своим союзникам и покровителям в
Рим. Однако в конце пятидесятых годов до н.э. Рим и сам переживал глубокий
кризис. Цезарь, победоносно завершивший войну в Галлии, теперь готовился к
столкновению с фактическим соправителем Помпеем, который тогда господствовал в
столице. Вспоминая о судьбе завещания Птолемея, Цезарь писал впоследствии:
«Один экземпляр его завещания был доставлен его посланцами в Рим для хранения в
казначействе. Однако из-за гражданских смут исполнить волю Птолемея
оказалось невозможным, и завещание оказалось у Помпея. Вторая копия оставалась
на хранении в Александрии». По словам Цезаря, в этом документе Птолемей
заклинал римский народ во имя всех богов и во имя союза двух стран помочь
обеспечить его точное исполнение.
Египтология предоставляет мало надежных данных по
интересующему нас вопросу, однако сохранились некоторые папирусы 51 года до
н.э. где говорится: «Тридцатый год (правления) Птолемея XII и первый год
правления Клеопатры». Это позволяет сделать предположение о том, что Клеопатра,
старшая наследница, получила уже в это время статус соправительницы отца. Такая
практика в Египте вовсе не была новостью, и возвращение к ней объяснялось, скорее
всего, резким ухудшением состояния здоровья Птолемея XII. В любом случае его
правление быстро приближалось к концу.
Хотя 51 год до н.э. и считался годом совместного правления
Птолемея XII и Клеопатры, но продолжалось оно всего несколько месяцев или даже
недель.
Птолемей скончался не позднее мая этого же года. Однако
последние папирусы, где речь идет о его «совместном» с Клеопатрой правлении,
относятся к июлю того же года, и это, возможно, свидетельствует о том, что
Клеопатра (как и некоторые из ее предков) какое-то время скрывала кончину
отца, чтобы укрепить свою власть. Однако вскоре после этого официально началось
совместное правление Клеопатры и ее брата Птолемея XIII, римляне же узнали о
том, что Птолемей XII скончался, только в начале августа (см. Цицерон. Письма к
друзьям).
Система дат Птолемеев не очень удобна для современных
исследователей, поскольку датировка в тот период велась по царствованиям, так
как считалось, что новое царствование означает и новую эпоху. Клеопатра VII и
Птолемей ХIII пришедшие к власти в 51 году до н.э. не только сохраняли титулы
Филадельфов, пожалованные отцом, но и добавили к ним титулы Филопаторов —
«Возлюбленных (или возлюбивших) отца». Такой титул взял себе и Птолемей,
которому, как незаконнорожденному сыну, хотелось подчеркнуть близость к отцу;
встречался он у Птолемеев и прежде.
Клеопатра же, принимая этот титул, хотела выразить уважение
к памяти отца, рядом с которым она была в самые трудные для него времена. Он, со
своей стороны, сделал ее своей старшей наследницей (ведь его старший сын был
еще слишком юным). В то время как старшие сестры Клеопатры предали отца,
захватив власть, пока он был в изгнании, Клеопатра хотела подчеркнуть свою
преданность ему (словно оправдывая собственное имя, означающее дословно «слава
отца»). Несколько лет спустя после ее воцарения в финикийском городе Берите
(Бейруте) была выпущена монета, посвященная не только Клеопатре (это было
обычным делом), но и ее отцу, которого давно уже не было в живых (обычно
подобных вещей не делалось). Конечно, и это был знак особого почтения Клеопатры
к памяти ее отца. Она разделяла также его идеи и никогда не забывала его
печального опыта правления своей страной, как и общения с римлянами.
* * *
Доминирующим этническим элементом в Египте, со времени его
завоевания Александром, постепенно стали эллины и эллинизированное население. В
отличие от своей прародины они не жили в городах-государствах, а селились
в привилегированных кварталах среди коренного населения. Однако четыре
египетских города представляли своеобразное исключение — здесь жили практически
только эллины и эллинизированные. Старейшим из них был Навкратис в западной
части дельты Нила, основанный греческими купцами еще в VII веке до н.э. а самым
новым — Птолемаида в Верхнем Египте, основанная Птолемеем I Сотером.
Основателем двух остальных городов — Парэтония и Александрии — был Александр
Македонский.
Основанная в 332 году до н.э. Александрия стала крупным
торговым центром, и именно к ней перешла роль ведущего центра средиземноморской
торговли после поражения Карфагена в 1-й и 2-й Пунических войнах в
III веке до н.э.
В эту эпоху Александрия стала величайшим городом
Средиземноморья, и только возвышение Рима затмило этот египетский город. Он был
возведен почти на границе западной пустыни, рядом с дельтой Нила, на узкой
полосе земли между морем и лагуной, именовавшейся Мареотидским озером. Климат
здесь был благоприятным, запасы питьевой воды обширными, и Александрия быстро
превратилась в центр культуры и искусств всего греко-римского мира. Поэты
прославляли этот город, а в одном из папирусов того времени утверждалось, что
«Александрия — это весь мир».
Огромный многоязычный город Александрия не имел
представительного совета, как обычные греческие города, а если таковой когда-то
и существовал, то ко времени Клеопатры он уже давно исчез. Но город этот стал
блестящей столицей царства Птолемеев, какой не имели другие эллинистические
монархи. Правда, он, как и другие греческие города и поселки, был скорее продолжением
Эллады, чем частью страны. Египет, по сути, начинался с Саиса, расположенного в
нескольких милях к востоку от Александрии. Судя по сохранившимся папирусам,
люди тогда говорили о поездках из Александрии в Египет, а римские хозяева,
пришедшие на смену Клеопатре, своего наместника именовали «префектом
Александрии и Египта».
Александрия была возведена в единственном месте на
Средиземноморском побережье Египта, где можно было построить город-порт
благодаря менее илистой, чем обычно, почве. Город был защищен от северных
ветров и открытого моря грядой рифов и островом Фарос (длиной три мили). Этот
остров соединялся с материком дамбой, благодаря чему образовались две гавани по
обеим сторонам дамбы. Восточная, Большая гавань, была природной, но дополнительно
ее защищали два огромных искусственных волнореза. Восточная гавань являлась
полностью искусственной. Обе они могли вместить в себя до 1200 кораблей
одновременно. Путь кораблям освещал знаменитый Фаросский маяк, признанный одним
из «семи чудес света». Движение судов по южной лагуне и Нилу, с которым ее
соединяли каналы, было, пожалуй, еще более интенсивным, чем в морском порту.
Динократ, зодчий, строивший Александрию, следуя стилю V века до н.э.
спланировал ее в форме, близкой к прямоугольнику, с прямыми улицами, в отличие
от извилистых улиц Рима.
К северу от главной, Канопской, улицы, соединявшей восточные
и западные ворота, располагался обособленный дворцовый квартал, располагающийся
по берегу восточной гавани.
* * *
Александрийцы были людьми беспокойными, однако это не мешало
им хорошо работать. Умелые мастера и торговцы, они подняли уровень экономики в
этом районе до масштабов, прежде здесь неизвестных. Одним из главных предметов
их экспорта были папирусы, которые использовались для письма и многих других
целей. В этом отношении Египет был монополистом. Вывозили оттуда также ткани,
слоновую кость, многие виды камня, используемого для строительства и ваяния,
изумруды и другие драгоценные камни, а кроме того — знаменитую металлическую
(особенно серебряную) посуду местного производства. Производили в Александрии
на экспорт и стеклянные вазы, и шерстяные ткани, в том числе производившиеся и
в придворных мастерских (которыми одно время управлял римлянин Квинт Овиний
(см. Орозий). Славился Египет и своими коврами. Правительство Птолемеев
продавало также дешевые ткани, стекло и другие недорогие товары своим
африканским соседям, эфиопам и жителям сомалийского побережья. Царица Клеопатра
знала эфиопский язык и язык трогодитов, народности, жившей на побережье Красного
моря к югу от Верхнего Египта.
Очевидно, отец ее строил далеко идущие планы, связанные с
этим регионом, так как назначил своим наместником в Верхнем Египте некоего
Каллимаха, поручив ему «надзор за областью Красного моря и Индийского океана»;
этот сановник должен был следить за растущим Имьяратским царством в Южной
Аравии, которое могло перехватить торговлю с сомалийским побережьем (откуда
вывозили пряности) у египетских правителей. Пытался он завязать морские
торговые связи даже с Индией.
Люди Птолемея III Эвергета проникли даже в Гиндукуш. Однако
только с конца II века до н.э. Красное море и Индийский океан стали играть
важную роль в политике и торговле Египта. Тогда прадед Клеопатры Птолемей VIII
поручил греческому путешественнику разведать морской путь от Адена до Индии.
Выполнить эту задачу полностью удалось лишь много позже, в римский период,
однако уже при Птолемеях была налажена морская торговля за пределами
Аравийского полуострова, и египтяне контролировали пролив, соединявший Красное
море с Индийским океаном. Они колонизировали остров Сокотра, вероятно, еще в
правление отца Клеопатры. Правда, остров этот удержать не удалось, он был
захвачен арабами, и этот торговый путь в дальнейшем не вполне контролировался
Птолемеями, но позиции их здесь оставались более или менее прочными.
Насколько нам известно, Клеопатра не продолжала политики
отца в этом отношении. До самого конца ее внимание поглощал римский Запад.
* * *
Клеопатра возглавляла одно из самых жестко централизованных
правительств в истории. Птолемеи через своих министров и агентов контролировали
практически все доходы страны или на монопольной основе, или на основе долевого
участия. Их целью было накопление максимального богатства с минимальным риском
и переменами. Этой цели способствовала вся административная организация Египта,
включавшего в свой состав три большие провинции — Нижний Египет, Средний Египет
и Верхний Египет. К счастью для египетских чиновников (а также для нас), эта
страна обладала монополией на папирус, который представлял собой писчий
материал для многочисленных тогдашних протоколов, писем и других документов. В
отличие от должностных лиц, например, Римской республики, здесь чиновники всегда
получали жалованье, за исключением ряда высших администраторов, которые имели
такие возможности получать доходы, что сами должны были платить царям за свои
посты.
Многие документы того времени относятся к системе сбора
налогов, которая в Египте имела особое значение и была хорошо продумана. Налоги
натурой собирали государственные чиновники, сбор же денежных налогов, как это
часто бывало в Древнем мире, брали на откуп частные лица (покупая это право на
ежегодных аукционах). Первоначально в птолемеевском Египте бюрократическая
система была несложной, и чиновники рассматривались как придворные и личные
агенты царей. Однако к середине II века до н.э. бюрократия ужасно разрослась. К
примеру, в папирусе, где перечисляются формальности, необходимые, чтобы получить
государственную должность, говорится об огромном количестве переписки и бумаг,
с которыми бегают по инстанциям просители, что было вообще характерно для
птолемеевского Египта. Бюрократические придирки стали почти невыносимыми, и
один эдикт 118 года до н.э. рисует мрачную картину хищений и злоупотреблений, с
которыми следовало бороться. Папирусы того времени показывают, что и
центральное правительство уже понимало, что многочисленные государственные
чиновники недисциплинированны, нечестны, склонны к произволу и насилию.
* * *
У Птолемеев было два основных источника доходов: контроль
над земледелием в плодородной долине Нила и контроль над всеми важными
направлениями торговли. Египет в то время славился обильными урожаями. Этому,
помимо природных условий, способствовала и политика самих Птолемеев, которые
акклиматизировали здесь сирийскую и другие сорта греческой пшеницы, а также
внесли ряд улучшений в агротехнику и систему ирригации. Постепенно Египет
превратился в крупнейшего производителя зерна в Средиземноморье. Когда римляне
захватили эту страну, они стали вывозить оттуда такое количество зерна,
которого хватало на обеспечение всего города в течение четырех месяцев в году
(см. И. Флавий. Иудейская война).
Теоретически Птолемеи были собственниками всех сельскохозяйственных
земель, а на практике они сдавали землю в аренду мелкими участками царским
крестьянам, без права покидать свой участок до тех пор, пока не закончена
уборка урожая. Крестьянам, которые вели индивидуальное хозяйство, выдавали
ссуду семенами из царских житниц, за уплату четверти урожая. Покупка и продажа
зерна регулировались жесткими правилами.
Режим Птолемеев установил также торгово-промышленную
монополию. Почти все изделия повседневного обихода производились или в царских
мастерских, или по царским лицензиям, которые устанавливали принудительные
цены. Эта монополия распространялась на папирус, шерсть, ткани, соль, пряности
и масло, которое употребляли в пищу, а также применяли для умащения тела и для
освещения. В Египте в меньшей мере, чем в других средиземноморских державах,
употребляли оливковое масло. Гораздо большее распространение имели другие виды
растительного масла, производившегося на государственных маслобойнях, где
рабочим также запрещались всякие переезды до окончания производственного
сезона. Право продажи масла передавалось определенным торговцам, для которых
тоже были установлены фиксированные цены. Царская прибыль от продажи разных
видов растительного масла колебалась от 70 до 300 процентов. Только храмам
разрешалось для культовых целей держать собственные маслодельни два месяца в
год (в остальное время они должны были оставаться закрытыми). Храмам также
разрешалось шить одежду для священников при условии выплаты царю натурального
налога — передачи определенного количества тканей.
Банки в Египте также были централизованы и находились под
контролем правительства, что было новостью для средиземноморского мира. Имелись
там и частные банки, но лишь второстепенные, Да и они действовал и по лицензиям
правительства. Как и везде в Древнем мире, процентная ставка была высока
(официально 24 процента в год), что обеспечивало дешевизну труда и дороговизну
денег. Первоначально Птолемеи, как и в других греческих государствах, чеканили
свою серебряную монету, но потом ее постепенно стала вытеснять монета из
бронзы. Приток капиталов из других стран контролировался высокими пошлинами, и
экономика страны развивалась изолированно от остального эллинистического мира,
чтобы обеспечить полный контроль царей над хозяйственной жизнью страны.
Птолемей VI (180 — 145 гг. до н.э.) и его преемники
значительно сократили вес и бронзовой монеты, очевидно надеясь таким образом
пополнить опустевшую казну. Однако в это время по всему средиземноморскому миру
прошла волна инфляции, что имело особенно тяжкие последствия для Египта. В
стране начались волнения. Жестокость и бесчестность царских чиновников,
сопровождавшиеся ростом налогов, лишь ухудшали положение.
* * *
Результатом всего этого было дальнейшее разорение бедняков
при сохранении процветания богачей, поскольку экспорт, от которого зависели их
доходы, не очень пострадал. Правда, потеря Египтом некоторой части зарубежных
владений повлекла за собой и ухудшение внешнеторговых возможностей. Инициативу
в торговле отчасти перехватили у Египта его соперники — островные государства
Родос и Делос. Однако переход Родоса под контроль римлян (167 г, до н.э.) и
разрушение Делоса Митридатом Понтийским и затем — пиратами (соответственно 88-м
и 69 гг. до н.э.) было на руку правителям Египта. Птолемеи продолжали
экспортировать зерно, ткани, папирус, стекло в греческие регионы. Сверх того, к
египетским товарам проявили большой интерес италийские купцы, охотно
приобретавшие их для нужд римлян. Как показывают раскопки в Помпее, италийско-египетские
торговые связи с середины II века до н.э. продолжали расширяться. В самой
Александрии существовал процветающий квартал, где жили италийские торговцы.
В 1 веке до н.э. финансовое положение Египта продолжало
оставаться вполне удовлетворительным. Несмотря на все финансовые трудности
Птолемея XII, разные античные историки оценивают его доход в пределах от 6
тысяч до 12 500 талантов. Хотя мы не знаем, каким образом получены эти цифры,
ясно, что богатства, унаследованные Клеопатрой, превосходили богатства любой
страны, которую до этого аннексировали или пытались аннексировать римляне.
Сама Клеопатра также стремилась к извлечению высоких
доходов. Одним из средств для этого была порча ее собственной монеты.
Теоретически считалось, что ее изготовляют из хорошего серебра, однако уже при
Птолемее XII содержание серебра снизилось до 33 процентов, а при самой
Клеопатре — до 25 процентов. Кроме того, значительно уменьшился вес монеты по
сравнению с легковесной бронзовой монетой отца. Чтобы обеспечить устойчивые
прибыли, царица пошла на небывалый для Птолемеев шаг, проведя деноминацию (80 и
40 драхм), что, конечно, не могло не быть исполнено внутри страны, с немалыми
выгодами для самой Клеопатры.
Но это было лишь частичным проявлением финансовых амбиций
Клеопатры. Один греко-египетский автор, ее современник, написал трактат о
мерах и весах, но счел полезным представить дело так, будто автором этого
трактата была сама царица. Но еще более показателен в этом смысле другой
трактат, приписываемый Клеопатре, где рассказывается о ее алхимической
деятельности и даже содержится утверждение, будто она умеет получать золото.
Сама Клеопатра была эллинкой; эллинами же являлись
представители ее правящего класса, которым дозволено было получать часть
царских богатств. Они были людьми греческой культуры, потомками греческих и
македонских переселенцев. Они имели особый статус, ряд привилегий,
освобождались от наиболее унизительных корпоративных наказаний и, в отличие,
скажем, от англосаксов, завоевавших Англию, никогда сами не обрабатывали землю.
Было в Египте немало представителей некоренных народов и помимо греков
(особенно многочисленными были евреи). В Александрии рабами были в основном
египтяне, но на периферии имелось также немало чужеземных рабов.
Однако основу населения составляли египетские крестьяне —
феллахи, которых во времена Клеопатры насчитывалось от 7 до 9 миллионов.
Они жили не хуже, чем во времена фараонов, и некоторые
Птолемеи искренне пытались защитить их интересы, но при всем том значительная
часть этого коренного населения лишь поддерживала собственное существование.
Коренное население, если не считать немногочисленных жрецов, было совершенно
отлучено от власти, в то время как другие группы населения имели различные
привилегии. Во многих случаях поведение представителей инородного правящего
класса подливало масла в огонь. Уже с начала III века до н.э. недовольство
египтян проявлялось в разных формах. Одной из них были подпольные
националистические памфлеты (такие, как так называемое «прорицание гончара»),
предсказывавшие, что наступит день, когда на юге объявится новый монарх,
египтянин, к которому перейдет власть, а столицей снова станет древний Мемфис,
Александрия же придет в запустение. Подобные национальные настроения
проявлялись порой и в египетских религиозных литургиях.
Однако во время кризиса в середине птолемеевской эпохи цари
поняли, что устойчивость эллинистических государств зависит от политики
компромиссов с коренным населением. Нужна была, однако, внешняя угроза, чтобы
провести реальные меры в этом направлении. Чтобы одержать победу над Селевкидами,
в 217 году до н.э. Птолемей IV создал воинские части из коренных египтян (ранее
такой обязанности у них не было). В результате, однако, коренные египтяне
пожелали иметь и долгие права, и начались беспорядки, на два десятилетия
охватившие большую часть Верхнего Египта и даже сделавшие его в это время
неуправляемым.
В середине этого периода (196 г, до н.э.) Птолемей V сделал
дружественный жест по отношению к египтянам, проведя церемонию своей коронации
в Мемфисе, с соблюдением ритуалов, принятых еще при фараонах. На Розеттском
камне есть надписи, посвященные этому событию, не только на греческом, но и на
официальном иероглифическом и популярном демотическом египетском языке. Времена
постепенно менялись. Если прежде египтяне жаловались на дискриминацию со стороны
греков, то со второй половины II века до н.э. и греки также начали выступать с
подобными жалобами. Соперничающие претенденты на трон нуждались в поддержке
египтян, и в 130 году до н.э. египтянин Паос стал наместником Верхнего Египта.
Прапрадед Клеопатры, сам эллин по воспитанию, так благоволил к египтянам, что
это вызвало недовольство александрийских греков. Когда он выслал из города
греческую интеллигенцию, в Афинах в знак протеста отменили празднования в его
честь на родине его предков.
Конечно, греческая и египетская общины не были
взаимонепроницаемыми. Несмотря ни на что, сохранились сведения о дружеских
отношениях между представителями обеих общин. Да и в архитектуре, относящейся к
эпохе Клеопатры, выражается своеобразное смешение эллинских и египетских
традиций. Кроме того, нередко имели место и смешанные браки. Историк Полибий во
II веке до н.э. отмечал, что даже в Александрии, где смешанные браки не были
узаконены, никто из греков (кроме представителей царского дома) не был уже
этнически чистым. Папирусы свидетельствуют, что один из братьев мог носить
греческое, а другой — египетское имя. Однако подобные взаимодействия не меняли
общей картины и не вызывали подлинной близости между двумя общинами. Более
того, чем больше греки формально смешивались с египтянами, тем сильнее они
держались за греческую культуру и греческие учреждения. Египтяне же, как и во
времена Геродота, смотрели на греков как на чужаков. В одном из храмов Верхнего
Египта сохранилась надпись, запрещающая входить в храм не только азиатам и
аравийцам, но также и грекам. При внешнем распространении греческой культуры
она никогда не могла вытеснить стойкого египетского традиционализма.
* * *
Такова была своеобразная государственная структура,
унаследованная Клеопатрой. Сама же она слишком занята была взаимоотношениями с
Римом, как межгосударственными, так и межличностными, чтобы основательно
заниматься внутренними делами. Правда, насколько мы можем судить об этом, связи
царицы с коренными египтянами были хорошими. Когда начались беспорядки в
Александрии, Клеопатра получила поддержку именно в Верхнем Египте, а после ее
заключительного поражения часть египтян готовы были восстать, чтобы оказать ей
помощь. По сообщению Плутарха, вдобавок к африканским наречиям она знала также
и египетский язык, которым не владел до нее никто из Птолемеев (см. Плутарх.
Антоний).
Однако больше всего Птолемеи стремились наладить контакты с
египтянами через религиозную сферу (чему, вероятно, следовала и Клеопатра). Еще
основоположник династии Птолемей I, чтобы связать религии обеих общин, ввел
культ бога Сераписа, которого с тех пор почитали и греки и египтяне. Он был
создан на основе культа священного быка Аписа, который в Египте ассоциировался
с Осирисом. В его честь был сооружен огромный храм неподалеку от Мемфиса, а в
нем установили большую статую Сераписа, с золоченой головой и глазами,
сделанными из драгоценных камней. Серапис превратился в бога-оракула,
слывшего целителем и чудотворцем. И в Александрии в честь Сераписа воздвигли
храм на горе, который считался самым грандиозным сооружением после храма
Юпитера Капитолийского в Риме. Серапис входил в своеобразное трио богов, вместе
с Исидой и Анубисом, сопровождавшим души умерших в потустороннюю вечную жизнь.
Серапис, таинственное божество в египетском стиле, изображался
подобным Зевсу, верховному богу греков, с которым его часто отождествляли. Этот
культ продолжал существовать при всех Птолемеях и в римские времена. Однако он
в основном ограничивался пределами Александрии и Мемфиса, а большинство египтян
уделяло этому культу мало внимания. К тому же его постоянно затмевал культ
Исиды, который мог дать верующим сильные и яркие эмоциональные переживания (о
чем хорошо знала Клеопатра). Почитание Сераписа послужило другой цели —
распространению этого культа среди греческих и эллинизированных подданных и
друзей Птолемеев за пределами Египта. Они воспринимали это божество как
выражение созданной Птолемеями двуединой греко-египетской традиции.
* * *
И все же Птолемеям пришлось признать тот факт, что обе
национальные основы государства оставались разъединенными. Сами они
короновались дважды — как египетские монархи и как греческие государи.
Известно, что уже Птолемей II имел титул египетского фараона, и не приходится
сомневаться, что такой же титул был и у Птолемея I. И египтяне смотрели на
своих новых правителей, пусть и иностранцев, как на продолжателей власти
фараонов. Религия была самой яркой и заметной чертой египетской национальной
культуры. Египтяне гордились своими уникальными традициями. Их религия на
несколько веков пережила времена Клеопатры и постепенно исчезла лишь под
давлением христианства. Персы во время своего владычества в Египте пренебрегали
традиционной религией египтян, но Александр Македонский, покончивший с
господством персов, не стал повторять подобной ошибки. Его провозгласили царем
в древнем Мемфисе, а позднее там некоторое время жил и Птолемей I, который
украсил этот город храмом Сераписа, продемонстрировав тем самым свое почтение к
древней религии египтян, хотя это было связано с большими расходами.
Традиционными лидерами Египта были жрецы. Имелись и видные
армейские командиры из коренных египтян, но таких было очень немного.
Египетская знать уже давно не играла политической роли. Что касается жрецов, то
Птолемеи относились к ним благосклонно, при условии уплаты ими налогов за
храмовые мастерские. В награду за поддержку режима монархи принимали некоторых
ведущих жрецов при дворе и даровали храмам право предоставлять убежище пострадавшим
от произвола чиновников. В обязанности фараонов всегда входило строительство и
содержание храмов, остававшихся центрами национальной культуры и в
эллинистическую эпоху. Жрецы при каждом удобном случае напоминали Птолемеям о
будто бы щедрых подарках, которыми их осыпали фараоны. Птолемеи, со своей
стороны, делали подарки храмам и постоянно заботились о их реставрации. Уже
Птолемей I поддерживал тесные отношения со жречеством. Надпись на Розеттском
камне содержит похвалу жрецов Птолемею V за почитание им египетских божеств.
Ко времени Клеопатры мемфисские жрецы, занимавшие ведущее
положение в Египте, пользовались почти таким же влиянием и почестями, как и во
времена фараонов. В первое десятилетие правления Клеопатры верховным жрецом был
некий Пшеренипат, который хвастался своим гаремом, вопреки существовавшей среди
жрецов Египта традиции единобрачия. Он стал верховным жрецом еще при отце
Клеопатры, и это время являлось благоприятным для религии Египта, так как царь,
при всем своем интересе к римлянам, много занимался строительством и
реставрацией храмов. Хотя часто такие работы носили поверхностный характер,
объем их был достаточно велик. На стенах храмов Птолемей XII показан в виде
фараона, повергающего своих врагов, подобно Рамзесу и другим древним правителям.
Конечно, эти изображения были идеализированными, но они напоминали о древней
славе Египта, в уважении к которой воспитана была и Клеопатра. Отец Клеопатры
много занимался реставрационными работами также в Карнаке, в северо-восточной
части Фив. Этот город был столицей Египта в 1600 — 1200 годах до н.э. и царской
резиденцией, подобной которой до того не было. Гомер называл Фивы «городом ста
ворот». Местный бог Амон в сознании египтян давно соединился с Ра, богом Солнца
в Северном Египте. Этот бог Амон-Ра превратился в могущественное
имперское божество, царя богов. Тогда главным в Египте был вовсе не мемфисский
жрец, а фиванский верховный жрец Амона-Ра. Храм этого бога в Фивах
являлся крупнейшим религиозным центром Древнего мира. Конечно, реставрационные
работы, проведенные там Птолемеем XII, принесли большую популярность ему самому
и его семейству.
Фараоны считались потомками Амона-Ра, и Птолемеи
восприняли эту традицию. Птолемею I Сотеру в Фивах воздавали божеские почести.
Однако при его преемниках Фивы превратились в центр беспорядков и смут. Здесь
эллинизированное население было самым малочисленным, а коренное население с
большой неприязнью относилось к Александрии. Недовольство народа приводило к
восстаниям. При Птолемее IV и Птолемее V эта земля сильно пострадала от
постоянных мятежей, а Верхний Египет фактически превратился в независимое
государство. Уже при деде Клеопатры продолжавшееся в этом регионе сопротивление
центральной власти привело к разрушению части легендарных Фив. С тех пор этот
город навсегда утратил былое значение, хотя и был знаменит благодаря четырем
храмам и некрополю. Эти памятники, привлекающие туристов, и теперь остаются
воплощением древней традиции Египта.
* * *
Еще в начале своего царствования Клеопатра решила сделать
широкий жест, чтобы продемонстрировать свои симпатии к национальной культуре.
В одном из святилищ неподалеку от Фив, которое именовалось
Хермонтис, самым знаменитым божеством был священный бык Бухие (по другой
транскрипции Бакис или Пакис). В это время храмовый бык умер, и понадобилось
новое животное, чтобы его заменить. Церемония его введения в храм состоялась 22
марта 51 года до н.э. Храмовая надпись сообщает в связи с этим, что «царица
обеих земель, богиня, возлюбившая отца, привезла на судне быка в Хермонтис».
Возможно, она была первой среди монархов из династии Птолемеев, кто принимал
участие в подобной церемонии.
В этой надписи не упоминается отец Клеопатры, и, возможно, к
тому времени его уже не было в живых, однако Клеопатра скрывала это
обстоятельство, а его отсутствие могла тогда удовлетворительно объяснить тем,
что он болен. Не упоминается и ее сводный брат, Птолемей XIII, однако, если
отец был тогда жив, сын не мог являться соправителем сестры. Но и в более
поздней надписи, от 28 августа, упоминается одна Клеопатра. Римлянин Марк Целий
Руф в письме к Цицерону уже отмечает, что Птолемей скончался, объявив в
завещании соправителями дочь и сына; однако народ боялся, что Клеопатра
оттеснит своего несовершеннолетнего брата от власти. Указанная надпись свидетельствовала,
что эти опасения не были беспочвенными. Такое нарушение воли отца Клеопатра
могла бы объяснить тем, что в изменившейся политической ситуации не имело
смысла сохранять двоевластие. Правление несовершеннолетнего брата требовало
создания регентского совета, который не только диктовал бы свей условия ее
брату, но стал бы вмешиваться и в ее дела. Царица давала понять, что если по
закону ей и положен соправитель, то это — чистая формальность, которую не
следует принимать всерьез. В отличие от других цариц своей династии она даже
монеты чеканила только со своим изображением и именем. Однако эти
предшественницы вовсе не были мягкосердечными и не склонны были уступать власть
другим. Часто они, как, например, жена и сестра Птолемея II, Арсиноя II, или жена
Птолемея III, Береника II, напротив, отличались властолюбием и жестокостью. Но
Клеопатра, в своей решимости установить единоличную власть, зашла, пожалуй,
дальше предшественниц.
* * *
Однако уже в самом начале у Клеопатры возникли на этом пути
серьезные непредвиденные трудности, вызванные внешними обстоятельствами.
Незадолго до того, в 53 году до н.э. римляне потерпели тяжелое поражение от
своего соседа и соперника — от Парфянского царства. Красс, коллега Помпея и
Цезаря по триумвирату, был наголову разбит парфянами на их территории и погиб.
Римляне опасались теперь, что парфяне вторгнутся в пограничную римскую
провинцию — Сирию. Это действительно произошло в 51 году до н.э. хотя, к
счастью для римлян, силами небольшого парфянского войска. Однако вновь назначенному
наместнику Сирии Марку Кальпрунию Бибулу пришлось решать проблему парфянского
вторжения. Ему недоставало людей, и он возлагал надежды на римский гарнизон в
Египте, оставленный Габинием и доставшийся в наследство Клеопатре. Бибул послал
в Египет двоих сыновей, чтобы вести переговоры об этом, но габинианцам вовсе не
хотелось отправляться в Сирию на войну. Они не только отказались подчиниться
сыновьям Бибула, но и убили их. Клеопатра арестовала убийц и в цепях отослала
их к Бибулу. Это было опасно, так как могло вызвать бунт габинианцев, который
могли поддержать влиятельные противники проримской политики в самой
Александрии. Правда, Бибул отказался наказать убийц, заявив, что это дело
должен рассматривать римский сенат, однако риск для самой Клеопатры от этого
меньшим не стал.
Клеопатре в это время было девятнадцать лет, и она, не
пожелав вводить регентский совет, пользовалась советами своего главы
правительства, некоего Протарха. Но у последнего и без того хватало забот и
тревог. Папирусы того времени говорят о политической напряженности в стране,
связанной с неурожаем (или усугубленной им). Один из папирусов, датированный 27
октября 50 года до н.э. представляет собой царский указ, запрещающий ввоз зерна
из Среднего Египта в Верхний или Нижний Египет; все собранное зерно должно было
отправляться в Александрию. Указ угрожал нарушителям конфискацией имущества или
даже смертной казнью и сообщал о наградах за доносы. Ясно, что неурожай
создавал угрозу голода в Александрии. Но в это время должно было случиться и
что-то еще очень важное, потому что в указе упоминалась не одна
Клеопатра, как обычно, а «царь и царица», то есть Клеопатра и ее брат Птолемей
XIII. Есть и другие папирусы, относящиеся к третьему году правления Клеопатры
(50 — 49 гг. до н.э.), которые подтверждают правильность нашего заключения. Там
появляется формулировка о «третьем годе, который также является первым». Третий
год относится к Клеопатре, но «первый» — к Птолемею XIII. Ясно, что Клеопатра,
чье положение пошатнулось в результате кризиса, связанного с убийством сыновей
Бибула, вынуждена была признать мальчика соправителем согласно завещанию отца.
То, что это сделано только два года спустя, можно было официально объяснить
малолетством соправителя Клеопатры. Но это означало тогда серьезное ослабление
позиций царицы.
* * *
Если еще раз вернуться к указу от 27 октября 50 года до н.э.
то в свете событий, происходивших вокруг трона, можно заключить, что запрет на
вывоз зерна в Нижний и Верхний Египет мог объясняться не только экономическими
причинами. Кажется убедительным предположение, что произошел раскол власти
между сторонниками Клеопатры и ее брата, причем Клеопатра вынуждена была
покинуть Александрию. В таком случае царский указ должен был не только
предотвратить голод, но и обезопасить столицу от возможной осады со стороны
Клеопатры, лишив ее источников снабжения.
* * *
Однако грозные события в самом Риме затмили эти местные
невзгоды. С 50 года до н.э. там начинается гражданская война между оставшимися
триумвирами — Помпеем, который тогда еще господствовал в самом Риме, и Цезарем,
который умножил свои богатства и увеличил свое могущество благодаря завоеванию
Галлии. Война началась в 49 году до н.э. Хотя большая часть высших лиц
государства поддержали Помпея, уже в первые месяцы этой войны Цезарь изгнал
соперника и его сторонников из Италии, и они отправились на Балканы, чтобы
оттуда продолжать борьбу.
Помпею пришлось искать ресурсы для продолжения гражданской
войны в восточных странах, в том числе в Египте, который зарекомендовал себя как
друг и союзник Рима. Помпей же в то время считался еще его законным
представителем. Помпей покинул Италию 17 марта, а через тринадцать дней его
сын, Гней Помпей-младший, был отправлен в Египет за подкреплениями. В
Египте тогда совместными правителями считались Клеопатра и Птолемей XIII, и,
очевидно, при последнем существовал регентский совет. Гостя из Рима приняли
очень хорошо, помня о том, что он был гарантом власти Птолемеев (хотя и не без
выгоды для себя). Гней Помпей получил 60 кораблей и 500 солдат-габинианцев,
которые на этот раз согласились покинуть Египет. Более того, на базу Помпея в
Диррахии (современная Албания) были отправлены запасы зерна. Осенью того же
года римский сенат (или, по крайней мере, большая его часть), собравшись в
Фессалонике, принял резолюцию, в которой выражалась благодарность Египту за
поддержку Помпея. В свою очередь, в благодарность за это Помпей был объявлен
опекуном малолетнего Птолемея XII (подобный прецедент уже был более ста лет
назад). Отсутствие упоминания о Клеопатре в этом постановлении сената еще не
говорит о том, что она не считалась в это время царицей. Просто ей, как
совершеннолетней, опекун был не нужен. Но возможно, отсутствие ее имени в
постановлении сената связано и с тем, что в этот период Клеопатра была низложена.
Сложившаяся ситуация отразилась и в папирусах, где в это время упоминается
только один египетский царь, Птолемей XII, без соправительницы; с июля 49 года
до н.э. исчезает на Бремя и двойная датировка по царствованию Клеопатры и
Птолемея — речь идет только о последнем.
Один византийский писатель, Малалас, предположил в связи с
этим, что Клеопатра тогда нашла убежище в Верхнем Египте (см. Хроника). Эту
возможность нельзя исключить. В царском указе, о котором говорилось выше, этот
регион был упомянут в числе тех регионов, куда запрещался ввоз хлеба. К тому же
с Верхним Египтом Клеопатра была связана более тесно, чем с другими египетскими
территориями.
Об этом периоде в жизни царицы упоминает Цезарь. Повествуя о
событиях следующего, 48 года до н.э. он сообщает, что «за несколько месяцев до
того Птолемей изгнал ее из царства». Это сообщение относится к сентябрю
указанного года, а в октябре, по его словам, Клеопатры уже не было в Верхнем
Египте, и она находилась на дальней восточной границе страны (см, также:
Аппиан. Гражданские войны). Если подобная реконструкция событий верна, то можно
было бы заключить, что Клеопатра бежала в Верхний Египет в 50 году до н.э. а в
48 году до н.э. решила вовсе покинуть страну. И прежде царицы Египта попадали в
подобные ситуации. Например, дед Клеопатры изгнал из страны царицу Клеопатру в
113 году до н.э. Он, впрочем, создал и другой прецедент: дал возможность
Птолемеям пользоваться поддержкой богатого и сильного города. Это был
палестинский город Аскалон, который дед Клеопатры в 103 году до н.э. защитил от
иудейских царей. И хотя город этот оставался независимым, там стали чеканить
монеты с изображением этого египетского царя. Теперь, в 49 — 48 годах до н.э.
на аскалонских монетах появляется изображение Клеопатры. Этот город был явно на
стороне Клеопатры, что вполне могло обеспечить ей необходимую базу для
восстановления власти, очевидно наряду с поддержкой соседнего аравийского
Набатейского царства.
Войско Птолемея XIII было в это время сосредоточено на
египетской восточной границе, примерно в тридцати милях от Пелусия. Основу его
составляли габинианцы, оставшиеся в Египте после отсылки части их товарищей в
распоряжение Помпея. Они не простили Клеопатре выдачи убийц сыновей Бибула. Но
у царицы было также много влиятельных врагов среди греко-египетской знати
в Александрии. Для этого было по крайней мере две причины. Во-первых,
Клеопатра, как и ее отец, проводила ненавистную этой знати проримскую политику.
Во-вторых, Клеопатра, в отличие от своего единокровного брата, была
совершеннолетней и имела собственную волю. Птолемей не мог бы помешать знати и
регентскому совету делать все, что они найдут нужным. Клеопатра же вполне могла
вообще обходиться без регентского совета, а воли и решительности ей уже тогда
было не занимать. Поэтому военные и политики сплотились против Клеопатры,
вокруг ее несовершеннолетнего единокровного брата, за которого, по словам
Цезаря, «действовали его родные и друзья».
* * *
В эпоху Птолемеев царский двор был пышным и великолепным.
Многочисленные придворные и сановники отличались друг от друга по цвету одежд и
особым знакам различия. На вершине этой иерархии стояли «родственники» царей,
включая их «почетных родственников», которых цари именовали «братьями» или даже
«отцами». За ними следовали «первые друзья» и далее — просто «друзья». Все эти
категории и подразумевал Цезарь, когда говорил о «родных и друзьях» малолетнего
Птолемея. Почти все «родственники», «первые друзья» и «друзья» были греческого
или македонского происхождения. Египтян, не считая жрецов, при дворе было
немного, и они также обычно одевались в греческом стиле.
Среди «родственников» самыми важными были царские министры.
Глава правительства именовался «управляющим», так как подразумевалось, что вся
страна — как бы огромное царское имение. Он управлял делами этого «имения»
через своих министров, сам же находился под контролем царя.
Начиная со II века до н.э. возникла в Египте традиция
назначать евнухов на министерские должности. С глубокой древности в восточных
монархиях евнухи не только были ответственными за гаремы, но и играли роль
царских дворецких. Их конфиденциальное положение приводило к тому, что они
могли в ряде случаев получать большую власть и влияние. Птолемеи также сочли
возможным во многих случаях полагаться на евнухов. От них не могли родиться
незаконные дети, возможные претенденты на престол, а неприязнь и насмешки,
которым их подвергали окружающие, могли бы воспрепятствовать их попыткам
захватить власть для себя. Поэтому Птолемеи, как и другие эллинистические
государи, бывало, назначали евнухов не только военачальниками (первый такой
случай — некий Аристоник, выдвинутый на такую должность в 186 г, до н.э.), но
даже и первыми министрами. Как правило, они были по происхождению греками, но
иногда на этот пост ставили и эллинизированных азиатов. Обычно (если это не
были особо влиятельные лица) первые министры правили в течение года, подобно
римским консулам, хотя на должность главы правительства могли повторно назначить
то же лицо. К сожалению, нам неизвестны имена всех, кто занимал должность
первого министра в правление Клеопатры. В 52 — 51 годах до н.э. в самом начале
ее правления, главой правительства был некий Гефестион. (Возможно, он же
возглавлял правительство в 54 г, до н.э. во времена господства римского
финансиста Постума.) Следующим первым министром, возглавлявшим правительство в
период кризиса, связанного с убийством сыновей Бибула, был Протарх. В 49 — 48
годах до н.э. когда Клеопатра, вероятно, была низложена, правительство
возглавлял какой-то Птолемей (может быть, вовсе не представитель
династии).
Однако самым видным политиком этого времени был Потин, один
из наиболее последовательных врагов Клеопатры. Он стал следующим первым
министром, а до того уже был председателем регентского совета, что было более
высокой должностью. Председатель этого совета входил в число немногих лиц,
традиционно носивших особенно почетный титул «воспитателя царя», связанный с
культом Диониса, который играл огромную роль в развитии официальной религии
Египта, включая обожествление монархов.
Между тем в Риме стремительно развивались грозные события.
После того как Цезарь подчинил себе Италию, его войска совершили успешное
вторжение в Испанию, затем он двинул свое войско на Балканы, чтобы начать войну
с Помпеем. 9 августа 48 года до н.э. в Фессалии при Фарсале состоялось решающее
сражение. Помпей потерпел сокрушительное поражение и бежал. Он теперь нуждался
в новой базе для продолжения военных действий и решил обратить внимание на Египет,
в то время формально независимый, но бывший союзником Рима, тем более что
Помпей считался официальным опекуном Птолемея XIII. Помпей надеялся, что ему
удастся сделать ядром своего войска габинианцев, поскольку сам Габиний был
одним из сторонников Помпея. Привлекали его, конечно, и богатства Египта.
Поэтому Помпей отправил посла к советникам царя Птолемея,
которые вместе с ним находились в военном лагере, готовясь к военным действиям
против Клеопатры. 28 сентября Помпей привел небольшую флотилию к берегу, где
стояли лагерем египтяне. Навстречу гостю египтяне выслали лодку, в которой
сидели трое: Ахилл, командир габинианцев, и с ним двое римлян, младших
командиров. Помпей с четырьмя спутниками сели в эту лодку. Когда она пристала к
берегу, один из римлян, некий Септимий, заколол Помпея. Египетские военные
корабли, стоявшие наготове, уничтожили несколько судов Помпея, причем был убит
один из его родственников. Еще один его сторонник, явившийся для переговоров на
другой день, нашел такой же конец. Остальные корабли римлян после этого
поспешно удалились.
* * *
Убийство Помпея обеспечило юному Птолемею XIII место в
Дантовом «Аду» рядом с Каином и Иудой. С другой стороны, Цицерон, сам один из
сторонников Помпея, писал, что после поражения при Фарсале подобный финал рано!
или поздно был неизбежен (Письма в Аттику). Правительство Птолемея во главе с
Потином решило поступиться узами союзничества с Помпеем, чтобы Египет не
превратился в плацдарм для ведения большой международной войны за дело, которое
они считали основательно проигранным. Да и внутреннее их положение было
тяжелым. Помимо борьбы против Клеопатры, в том же 48 году до н.э. создалось
катастрофическое положение в сельском хозяйстве. Уровень разлива Нила тем летом
был минимальным за всю историю наблюдений за его циклами (см. Плиний Старший.
Естественная история). Поскольку вследствие этого страна находилась на пороге
голода, государство должно было сосредоточить все силы на решении острых
внутренних проблем. Страшила египтян и перспектива появления в их стране армии
Цезаря, в случае если бы они приняли себя Помпея и его людей. Поэтому и
появилось решение об убийстве Помпея. Поэт Лукан (это, впрочем, могло быть и
вымыслом) писал, что верховный жрец Мемфиса Анхорей советовал принять Помпея
как друга, однако точка зрения других советников возобладала (см. О гражданской
войне). Они хотели, чтобы у Цезаря не было никакого предлога для вторжения в
Египет.
Через четыре дня после убийства Помпея Цезарь прибыл в
Александрийский порт с десятью кораблями и войском, состоявшим из 3200
пехотинцев и 800 всадников. Его встретила депутация во главе с ритором и
философом Теодотом, который занимал очень видное положение при дворе Птолемея
XIII. Он носил титул царского воспитателя. Теодот одобрил решение убить Помпея,
а теперь он принес Цезарю набальзамированную голову его соперника вместе с его
печаткой.
Однако надежды александрийцев на то, что Цезарь после этого
сразу покинет Египет, не сбылись. Он вовсе не собирался это делать, тем более
что прибыл в богатейшую страну как раз тогда, когда ему были нужны деньги.
Цезарь заявил, что египетское правительство должно ему огромную сумму. В свое
время, когда финансист Постум заявил, что отец Клеопатры не смог выплатить ему
долг, Цезарь взял на себя ответственность за взыскание этой суммы. Когда
Птолемея XII не стало, Цезарь согласился на взыскание с новых монархов лишь
половины этого долга. Эта сумма, утверждал Цезарь, понадобится ему в борьбе
против помпеянцев. По словам поэта Лукана, «возжаждав сокровищ Египта, хотел он
предлог отыскать, чтоб взять их себе».
Таким предлогом вполне могло стать тогдашнее поведение
египетских властей. Во-первых, они недавно предоставили старшему сыну
Помпея деньги, корабли и солдат, во-вторых (и об этом Цезарь напомнил
Потину), Птолемей XII в свое время заклинал римский народ быть гарантом
выполнения его завещания. Согласно завещанию, Клеопатра и ее брат должны были
стать соправителями, но воля Птолемея XII теперь была нарушена.
* * *
Десять с лишним лет назад, когда Цезарь уже был консулом, он
сыграл особую роль в восстановлении прав отца Клеопатры, и теперь, снова став
консулом, римский полководец счел своевременным выступить третейским судьей в
конфликте Клеопатры и Птолемея XIII. Поэтому он сошел на берег при своих
консульских регалиях, в сопровождении почетной свиты, положенной главе Римского
государства. Однако это вызвало резкое недовольство населения Александрии и
взрыв антиримских настроений. В городе начались волнения, продолжавшиеся
несколько дней, причем горожане стали убивать солдат Цезаря. Ситуация эта была
опасной, особенно если учесть, что население Александрии тогда составляло, по
разным данным, от полумиллиона до миллиона человек, в то время как военные силы
Цезаря были малочисленными. Кроме того, по мнению всех древних авторов,
многоязычное население города было фанатичным, коварным и склонным к совершению
насилия.
Цезарь начал с политико-дипломатических акций. Он
сразу же вызвал в Александрию Птолемея XIII, и через две недели после появления
Цезаря в столице туда прибыл юный царь. Сопровождавший его Потин стремился
сделать так, чтобы Цезарь не смог собрать в Египте требующиеся ему средства. Он
уклонялся от встреч с Цезарем под предлогом занятости, а кроме того,
распорядился, чтобы римским солдатам поставляли зерно более низкого качества,
поскольку их снабжение не было предусмотрено заранее египетским правительством.
Вскоре в Рим прибыла и Клеопатра из своей резиденции в
Палестине. Неизвестно точно, явилась ли она по собственной инициативе или по
вызову Цезаря, но ясно, что встреча с ним была в ее интересах, поскольку
Клеопатра хотела, чтобы он выступил третейским судьей в ее деле. Она уже написала
ему письмо об этом, но, как заметил историк Дион Кассий, очевидно, решила
попытаться подчинить знаменитого римлянина своему личному обаянию (см. Дион
Кассий). В любом случае путешествие ее было нелегким и небезопасным, потому что
путь по суше был блокирован войском ее единокровного брата, а морской путь
контролировала его эскадра. И все же она смогла на корабле доплыть почти до
Александрии, после чего пересела на лодку и сумела доплыть до берега. По
утверждению одних авторов, она подкупила береговую охрану, по утверждению
других — люди одного сицилийского купца сумели незаметно пронести ее мимо
охраны, завернув в ковер (см. Лукан; Плутарх. Цезарь). Как бы там ни было, они
встретились с Цезарем, и, как известно, эта девушка, которой был двадцать один
год, быстро сумела покорить опытного пятидесятидвухлетнего сердцееда. Вскоре
они стали любовниками. Общались Клеопатра и Цезарь, скорее всего, на греческом
языке, так как нет сведений, чтобы Клеопатра знала латынь, зато известно, что
Цезарь очень хорошо говорил по-гречески. Конечно, умная и красивая
Клеопатра очаровала римского полководца. Однако само ее царственное
происхождение создавало вокруг нее своеобразный ореол, особенно в глазах
человека с таким чувством истории, каким был Цезарь. Ему, очевидно, было
лестно, что его подругой стала женщина, происходившая по прямой линии от
Птолемея I, дальняя родственница Александра Македонского. Кроме того, хорошо
известно, какое большое влияние оказала египетская культура и древние традиции
этой страны на умы римлян того времени. Цезарь также проявлял большой интерес
ко всему, чему можно было научиться в Египте.
Но решение Цезаря стать на сторону Клеопатры в этом
внутреннем конфликте было вызвано прежде всего личным обаянием молодой царицы.
Если бы он принял сторону ее брага, это сразу снискало бы ему поддержку
населения и египетского войска. Однако если даже оставить в стороне личное
отношение Цезаря к царице, то враждебность Потина (как и многие греки,
ненавидевшего римлян) практически не оставляла Цезарю иного выбора, как
поддержать Клеопатру. Взаимная неприязнь между греками и римлянами в то время
проявлялась во многих случаях. Римляне-завоеватели нередко высмеивали
греков за их действительные или мнимые недостатки, и это находило отражение в
таких известных произведениях римских авторов, как комедии Плавта или даже речи
Цицерона. При всем несомненном уважении последнего к классической греческой
культуре он часто неодобрительно отзывался о современных ему греках, особенно —
выходцах из восточных царств, таких, как Египет.
В свою очередь, эллинистические монархи нередко именовали
римлян варварами, а те из них, которые вели или пытались вести борьбу с
римлянами, как, например, Селевкид Антиох III или Митридат Понтийский, легко
находили поддержку среди эллинского населения. Потин следовал указанной
традиции. Его ненависть усиливали финансовые притязания Цезаря, а также то
обстоятельство, что он стал любовником Клеопатры. Потин, будучи евнухом, с
неприязнью относился к любовным связям. Слухи, что он пытался убить Цезаря, могли
быть вполне обоснованными. Конечно, Потину трудно было бы выполнить такое
намерение, так как Цезарь не терял бдительности, да и всякий, кто покусился бы
на жизнь полководца, не ушел бы от возмездия.
Напротив, у Клеопатры было немало причин для того, чтобы
поддержать Цезаря. Она не могла не подчиниться обаянию его незаурядной
личности, тем более что, он и был намного старше. Но кроме этого она хотела
продолжать политику, начатую ее отцом. Прежние эллинистические государства,
например Македония или царство Селевкидов, были все-таки покорены Римом.
Свою относительную независимость сохранял пока только птолемеевский Египет,
именно потому, что его правители не оказывали открытого сопротивления римлянам.
В противном случае их страна была бы вскоре завоевана могущественным соседом.
Клеопатра следовала этой традиции. Но были у нее и другие,
далеко идущие замыслы. Став любовницей Юлия Цезаря, она решила попытаться
восстановить монархию Птолемеев во всем ее былом великолепии. Впоследствии
Плутарх так писал о личных свойствах царицы, поставившей перед собой подобную
цель: «Говорят, она не обладала той необыкновенной красотой, которая сразу
покоряет людей. Но тем не менее ее очарованию трудно было противостоять.
Привлекательность этой женщины коренилась в ее личности, умении говорить, в той
особой силе духа, которая проявлялась и в ее речах, и в ее действиях и
подчиняла ее обаянию тех, кто общался с нею. Говорят, что самый звук ее голоса
завораживал…» (Антоний) Шекспир, ознакомившийся с этим описанием по переводу сэра
Норта, понял природу этого обаяния как некий высокий дар, своего рода природный
аристократизм. Что до внешности Клеопатры, то остается только сожалеть, что не
сохранилось ни одного ее скульптурного изображения (по крайней мере, ни одного,
которое можно было бы точно идентифицировать). Дошли до нас, правда, портреты
ее на монетах того времени, хотя и здесь были споры о том, верно ли она
изображена. По некоторым из них, по-видимому, действительно можно судить
о ее внешности (по таким, например, как александрийские монеты 47 — 46 гг. до
н.э.).
Александрийские портреты выдержаны в греческом стиле. Голову
царицы венчает металлическая диадема, похожая на те, которые, насколько можно
заключить по сохранившимся изображениям, носили и прежде египетские цари и
царицы, — сделанные по образцу диадемы Александра Великого (последняя, в
свою очередь, считалась подобной диадеме Дионисия; об этом писал Диодор. Судя
по этим портретам, у Клеопатры был большой рот и длинный нос (черта,
унаследованная от отца). Голова Клеопатры была искусно завита, согласно
эллинистической моде; волосы собраны были на затылке в пучок. Подобная прическа
также была у прежних цариц Египта, таких, как Арсиноя III. Впрочем, нельзя
исключить, что она носила парик. Ношение париков в то время применялось уже
давно, и сохранился позднейший памфлет, превозносящий соперницу Клеопатры,
Октавию, где подчеркивается, что у последней — настоящие волосы.
Искусство косметики было развито в Египте издревле, и
Клеопатра, конечно, не была чужда этой национальной традиции, хотя сама и не
была египтянкой. Сурьмой и ламповой сажей пользовались для подкрашивания бровей
и ресниц, охрой красили губы, а ногти, подошвы ног и ладони красили хной. Но не
только в Египте, а и во всем эллинистическом мире женщины занимались макияжем.
Краска и пудра применялись, по крайней мере, с IV века до н.э. Знакомство
Клеопатры с этим искусством отчасти подтверждается тем, что ей приписывается
трактат по лечебной косметике. В данном случае не так важна подлинность
авторства, как то, что именно ее считали возможным автором. Сохранился
несколько загадочный отрывок из этого трактата:
«Следующее средство, применяемое вместе с маслом или
помадой, лучше всего действует при выпадении волос или ресниц или при
облысении. Взять одну часть из пепла домашних мышей, одну часть из сожженного
волокна виноградного листа, одну часть из сожженных лошадиных зубов, одну часть
медвежьего сала, одну часть костного мозга оленя, одну часть коры тростника.
Растолочь в сухом виде и смешать с большим количеством меда, до получения
однородной массы; сало и костный мозг добавлять, когда расплавятся. Снадобье
хранить в медном флаконе и растирать облысевшие места, пока не вырастут
волосы».
Если Клеопатра и не нуждалась в подобном лекарстве, то
нуждался ее любовник Цезарь, который пытался прикрыть лысину лавровым венком.
Вместе с Цезарем и Клеопатрой во дворце находился
тринадцатилетний Птолемей XIII. Должно быть, его неприятно поразило возвращение
враждебной ему единокровной сестры, а еще больше то, что она стала любовницей
Цезаря. На следующее утро после прибытия Клеопатры ее брат был приглашен
навестить Цезаря, но, увидев их вдвоем, выбежал из комнаты, пугая своих
сторонников и друзей, собравшихся во дворце, криками, что его предали и для
него все кончено. Выскочив на улицу, он, говорят, сорвал с головы царскую
диадему и бросил ее на землю, взывая к людям о помощи. История придворной жизни
Птолемеев свидетельствует, что подобное действительно могло произойти, хотя,
возможно, поведение юного царя было спровоцировано Потином, который уже
распространил слух, что Цезарь сделает Клеопатру единственной правительницей.
Такое поведение Птолемея, конечно, сразу же вызвало беспорядки в городе, и
разъяренная толпа горожан и царских солдат осадила дворец. Однако легионерам
Цезаря удалось затащить Птолемея во двор, а сам Цезарь вышел к воротам и
уговорил собравшихся разойтись, заявив им, что примет решение, которое их
удовлетворит.
До этого драматического происшествия Цезарь предпочитал
делать вид, что держится в стороне от происходящих событий, осматривая
городские достопримечательности и посещая диспуты ученых. Теперь же он с
удвоенной силой стал разъяснять и проводить в жизнь свою миссию третейского
судьи. Дело тогда завершилось показным примирением между царственными братом и
сестрой, в честь чего был устроен пир. Цезарь решил закрепить перемирие,
объявив, что Кипр, аннексированный римлянами десять лет назад, возвращается
Птолемеям. Однако он передал этот остров во власть двух других наследников —
Арсинои IV, с которой Клеопатра была во вражде, и Птолемею XIV, которому было
всего одиннадцать лет. Таким путем Цезарь хотел снискать расположение
александрийцев. Правда, для Клеопатры это событие было, по понятным причинам,
не так уж приятно. Возможно, римлянин объяснил ей, что это — лучший способ
убрать Арсиною с дороги. Однако оба новых правителя Кипра на время кризиса были
на всякий случай оставлены во дворце под присмотром Цезаря. В любом случае
последний сделал удачный ход. Возвращение территории, находившейся уже под
управлением римлян, пусть это было и формальностью, не могло не смягчить
антиримской критики в Александрии.
* * *
Царский квартал, находившийся в восточной части Александрии,
тянулся на милю вдоль берега моря. Он занимал от одной четверти до одной трети
площади всего города. Здесь находилось множество храмов и садов, украшенных
статуями. Среди цветов и деревьев стояли здания мусейона и библиотеки, казармы
царских гвардейцев, усыпальницы Александра и Птолемеев. Над всем эти
господствовало стоявшее на берегу здание царского дворца, по-видимому
самое великолепное и элегантное в Древнем мире. Определенное представление об
этой резиденции царей может дать дворец эллинистических времен, открытый во
время недавних раскопок в Македонии. Правда, это была отдельно стоящая царская
резиденция, Александрийский же дворец представлял собой, по сути, дворцовый
комплекс, вроде резиденции китайских императоров в Пекине или султанов в
Стамбуле. Во время описываемых событий, согласно официальному ритуалу, Цезарь и
Клеопатра (хотя они много времени проводили вместе), как и Птолемей XIII, имели
резиденции в разных корпусах дворца, и у каждого из них была своя свита. Среди
приближенных юного царя главенствовал по-прежнему Потин. Свита Клеопатры
была тогда наиболее скромной. Потому что мало кто из александрийской знати ее
поддерживал.
После торжественного примирения царя и царицы могла
состояться формальная церемония бракосочетания брата и сестры, если этого не
произошло на более раннем этапе их беспокойного совместного царствования.
Однако уже к концу октября стало ясно, что перемирие себя исчерпало. Цезарю
стало известно, что Потин (возможно, с ведома юного царя) тайно приказал Ахиллу
(тому самому, который убил Помпея и продолжал выполнять функции командующего)
стягивать войска к Александрии. В середине ноября Цезарю сообщили, что этот
Ахилл с 20 тысячами воинов идет на столицу. Это было довольно разношерстное
войско, состоявшее из габинианцев, мятежников, преступников, бывших пиратов и
беглых рабов. Учитывая пятикратное численное превосходство противника, Цезарь
послал за подкреплениями в Сирию и Малую Азию, а также направил к Ахиллу
парламентеров — двух ученых мужей Диоскурида и Серапиона, выполнявших важные
миссии при Птолемее XII. Однако Ахилл приказал убить парламентеров. Один из них
(точно неизвестно, кто именно) действительно был убит, а второй был тяжело
ранен, но друзьям удалось спасти его жизнь.
Ахилл со своим войском вошел в Александрию. Ни из «Записок о
гражданской войне» Цезаря, ни из более поздней «Истории» Диона Кассия мы не
узнаем подробно о том, что происходило в городе на первом этапе, но известно,
что сам Цезарь вместе с Клеопатрой и Птолемеем XIII оказались в осаде в царском
дворце. Цезарю пришлось взять Птолемея XIII под домашний арест, чтобы лишить
врагов ключевой фигуры и представить их действия как авантюру преступной банды,
а вовсе не как акцию законного государя. Осада дворца внесла существенные
перемены в жизнь всех его обитателей, включая Клеопатру. Ночи она проводила с
Цезарем, а днем становилась свидетельницей сражений, кипевших на суше и на
море. Прямые атаки Ахилла на дворец были отбиты римскими легионерами, искусными
в уличных боях. На море в это время решался вопрос «кто кого?». В Большой
гавани стояло 72 египетских корабля — численно египетский флот более чем в два
раза превосходил флот Цезаря. Ахилл готовился к захвату египетского флота, и,
если бы ему это удалось, Цезарь оказался бы окруженным многократно
превосходящими силами врага и отрезанным от мира. Но Цезарю удалось опередить
Ахилла и захватить флот самому. Это — один из тех случаев, когда жалеешь о
лаконизме его «Гражданских войн», предпочитая узнать подробный рассказ об этом
событии, который, может быть, услышала от Цезаря Клеопатра вечером того же дня.
Нет точных сведений, принимал ли сам полководец участие в этой операции, но
известно, что его военные корабли вышли из дворцовой гавани и напали на
египетские суда, которые были взяты на абордаж. На стороне египтян было
численное превосходство, но они, хотя являлись хорошими моряками, не были
готовы к подобной атаке. Но так как у Цезаря не было достаточного количества
людей, чтобы распоряжаться всем флотом, он приказал, учитывая остроту ситуации,
сжечь захваченные корабли, что и было исполнено. При этом пламя пожара
перекинулось на некоторые портовые сооружения, и сгорели привозные книги,
предназначенные для библиотеки в Александрии (а не она сама, как иногда
ошибочно полагают).
Эта победа Цезаря обеспечила ему и следующую, свидетельницей
которой, конечно, была Клеопатра. У входа в Александрийскую гавань высился
Фаросский маяк, величайший в мире, который имел стратегическое значение. Как
писал сам Цезарь, «из-за узости выхода из гавани корабли не могли войти в
нее без согласия тех, кто держал маяк в своих руках». Поэтому он, пользуясь
тем, что противник был занят наземными операциями, высадил десант и захватил
Фаросский маяк, оставив там гарнизон. В результате он обеспечил себе
возможность снабжения войск зерном и доставки подкреплений (см. Цезарь. Записки
о гражданских войнах).
Боевые действия на суше не приносили ощутимого результата ни
одной из сторон, так как улицы не обеспечивали свободы для маневра. Цезарь тем
временем окружил дворцовый район укреплениями и велел соорудить форт у входа в
гавань. Между тем во дворце также были враги. Арсиноя, единокровная сестра
Клеопатры, терпеть не могла римлян и не хотела примириться с тем, что она все
еще не в своей резиденции на Кипре. Арсиное удалось тайно бежать из дворца к
Ахиллу, к великой радости последнего, как и всех врагов римлян. Она тут же была
провозглашена египетской царицей, после чего начатую ими войну против Цезаря
уже нельзя было больше рассматривать как мятеж против законной власти.
Эти события, должно быть, привели Клеопатру в ярость. Однако
она могла утешиться, узнав о том, что произошло дальше. У Арсинои был советник,
евнух Ганимед, которого она, очевидно, сделала тогда главой импровизированного
правительства. Однако тут же возникли разногласия между Ганимедом и Ахиллом,
причем группы сторонников того и другого старались подарками и посулами
обеспечить поддержку военных. Потин, находившийся во дворце вместе с юным
царем, узнав об этой ссоре, тайно отправил своих людей к Ахиллу, обещая свою
безусловную поддержку, а также желая сообщить о своем намерении бежать из
дворца вместе с юным Птолемеем, чтобы поддержать Ахилла прежде, чем
командование перейдет к Арсиное и Ганимеду. Однако благодаря доносу цирюльника
Потина его посланцы были схвачены людьми Цезаря. Потин был арестован и казнен,
а поскольку он являлся высшим сановником, то Цезарь, вероятно, объявил о его
казни от имени Клеопатры, а возможно, и Птолемея XIII.
Следующей жертвой междоусобицы стал Ахилл. Без поддержки
своего наставника Потина он не смог контролировать недисциплинированное войско,
вскоре потерпел поражение в борьбе с Ганимедом и был убит. Ганимед, возглавивший
борьбу с римлянами, действовал активно — пытался сколотить новый флот,
заблокировал все дороги, ведущие во дворец, и накачал морской воды в колодцы,
которыми пользовались римляне. Но римские солдаты за одну ночь вырыли новые
колодцы, а через два дня из Малой Азии в Александрию прибыла долгожданная
флотилия с подкреплением.
Приблизительно в декабре 48 года до н.э. Клеопатра
почувствовала, что она беременна. Однако война продолжалась, не принося
существенных сдвигов. В феврале следующего года Эвфранор, командующий римским
флотом, пользуясь базой у Фаросского маяка, захватил весь остров Фарос,
разграбив и разрушив дома богатых александрийцев.
Поскольку они были в основном политическими противниками
Клеопатры, это происшествие едва ли могло ее встревожить. Однако события,
происшедшие на другой день, не могли не вызвать беспокойства, потому что
происшествие это едва не стоило Цезарю жизни. Это произошло, когда римляне
пытались полностью установить контроль над дамбой, соединявшей Фарос с
александрийским берегом. Когда римские солдаты, которыми в этом случае
командовал Цезарь, достигли ближайшего к берегу конца дамбы и начали сооружать
баррикаду, им помешал египетский десант. В это время военные корабли римлян,
стоявшие у берега, вдруг начали уходить, что вызвало тревогу среди римских
легионеров. Бросив работу, они стали садиться на любые лодки или суда,
находившиеся поблизости, или нырять с дамбы в море, надеясь доплыть до
кораблей. Дальнейшее описывает неизвестный римский командир, автор
«Александрийской войны» (возможно, Авл Гирций). Цезарь, отчаявшись удержать
своих солдат, вынужден был сам оставить место внезапного нападения, чтобы
достичь своего корабля. Однако вместе с ним туда устремилась толпа беглецов,
создав опасную ситуацию на борту. Поняв, что может произойти, Цезарь прыгнул в
воду и поплыл к одному из ближайших кораблей. Оттуда он отправил лодки, чтобы
помочь своим людям, попавшим в беду, и спас немалое их число. Его же
собственный корабль опрокинулся, а те, кто не успел бежать оттуда, погибли (см.
Александрийская война). «В то время, — сообщает Плутарх, — он держал
в руке несколько документов, и ни одного из них не уронил в воду, хотя его
обстреливали со всех сторон. Держа документы в одной руке, он плыл, пользуясь
для этого лишь свободной рукой», (см. Плутарх. Цезарь.) Теперь полководец снова
должен был заняться дворцовыми делами. Если Арсиноя бежала к врагам, то юный
Птолемей XIII по-прежнему оставался под домашним арестом, а противоречия
между ним и сестрой оставались постоянным источником интриг и беспокойства.
Цезарь решил обезопасить Клеопатру и себя самого от тайного противника в
собственном доме. Он освободил Птолемея и отправил в город «для принятия
командования царской армией». Цезарь тем самым давал понять, что, если война
перестала быть просто мятежом, то нужно использовать авторитет царя, пусть и
несовершеннолетнего, чтобы восстановить порядок в стране. В действительности он
явно хотел вызвать разногласия между советниками Птолемея и Арсинои. Однако и
после этого египтяне продолжали ожесточенно сражаться с римлянами. Правда, юный
Птолемей сразу же стал предпринимать меры, чтобы оттеснить Арсиною. Он
провозгласил себя главнокомандующим и объявил о намерении продолжать военные
действия против Цезаря. Возможно, в это время Клеопатра развелась с Птолемеем
(египетские законы предусматривали такую возможность). Арсиноя вынуждена была
уступить первенство Птолемею. Что же до Ганимеда, то он, как видно из
источников, в дальнейшем не играл сколько-нибудь существенной роли.
* * *
С начала марта 47 года до н.э. в Александрию стали прибывать
с востока вспомогательные войска Цезаря. Из-за парфянской угрозы выводить
римских легионеров из Сирии было небезопасно, а потому присланы были части,
состоявшие из сирийцев и аравийцев под командованием грека Митридата
Пергамского. Из еврейских источников мы узнаем, что в Аскалоне к ним
присоединился иудейский военный контингент (см. И. Флавий. Иудейская война).
Имелись основания ожидать, что иудеи помогут Цезарю, победителю Помпея,
поскольку последний, разрушив царство Селевкидов, не только осквернил
Иерусалимский храм, поставив ногу на «святая святых» (очевидно, имеется в виду
«ковчег завета», хотя, по другим источникам, к этому времени он был утрачен),
но и решил лишить царя-жреца Гиркана его законного титула. От Иудеи
Помпей отторг значительную часть ее территории и фактически разделил эту
провинцию на части, которые скрепляло только то обстоятельство, что некий
Антипатр, происходивший из Южной Иудеи, получил звание министра и советника.
Антипатр получил тогда реальную власть в Иерусалиме, благодаря чему удалось
сохранить урезанное иудейское государство. Правда, Антипатр вынужден был
принять участие в гражданской войне на стороне Помпея. Сейчас, однако, у него
появился шанс исправить положение. Прибытие этого иудейского контингента в
значительной мере обеспечило Цезарю и Клеопатре поддержку еврейского квартала в
Александрии.
Отношение самой Клеопатры к Иудее было сложным и скорее
неблагоприятным. Она никогда не могла забыть, что этот край прежде был
собственностью Птолемеев. Евреи в самой Александрии не любили Клеопатру с тех
пор, как однажды, во время неурожая, она не включила их в число получателей
хлеба, поскольку они не принадлежали к грекам или эллинизированным, которые
только и считались гражданами Александрии. Это было юридически правильно, но не
могло не вызвать недовольства еврейской общины. По этой и другим причинам
взаимоотношения царицы с египетскими иудеями были напряженными. Однако этих
противоречий не следует преувеличивать, поскольку Клеопатра также выделяла
средства на строительство синагоги. Плутарх называет древнееврейский в числе
языков, которые знала Клеопатра (см. Антоний), а значит, Клеопатра или ее отец,
давший ей образование, стремились наладить отношения с этой частью населения
страны.
На пути вспомогательных римских войск в Египте стояла
крепость Пелусий, занятая войсками Птолемея XIII, которую Митридату удалось
вскоре взять. Обойдя дельту Нила, Митридат направился на северо-запад, в
Александрию. Неподалеку от Мареотидского озера его встретил Птолемей со своим
основным войском. На помощь этому войску по Нилу пришел египетский флот, так
что на стороне Птолемея создался значительный численный перевес. Однако Цезарь
со своими людьми, оставив в Македонии небольшой гарнизон, сразу же выступил на
помощь Митридату. Сначала его флотилия повернула на восток, так что у
противника создалось впечатление, что он двинется на помощь своим вдоль
восточного берега озера. Но ночью Цезарь распорядился, чтобы его корабли,
втайне от врага, не зажигая огней, повернули назад, чтобы потом высадить войско
с запада от озера. После этого Цезарь быстро и незаметно для врагов сумел
соединиться с войском Митридата. 27 марта 47 года до н.э. произошло решающее
сражение. Попавшие в окружение солдаты Птолемея бежали в свой лагерь, который
Цезарь взял приступом. Вечером того же дня он с триумфом вернулся в
Александрию. Население вышло навстречу римлянам, неся статуи богов, чтобы
сдаться на милость победителям.
Поголовное истребление военных, сторонников Птолемея,
включая и габинианцев, началось уже во время боя и продолжалось после его
окончания. Однако найти самого юного царя не удалось. Цезарю сообщили, что
Птолемей, пытаясь бежать, сел на судно, перегруженное другими беженцами,
которое затонуло вместе с самим царем. В Египте было поверье, что утонувшим в
Ниле Осирис даровал свое благословение и приравнивал их к богам, а
следовательно, они воскресали. Цезарь, знавший об этих легендах, решил
доказать, что Птолемей закончил свои дни как обыкновенные смертные. Он
распорядился драгировать Нил, чтобы найти труп Птолемея. Тело было
действительно найдено, а золотые доспехи Птолемея выставили на всеобщее
обозрение в Александрии.
Птолемей был единокровным братом, супругом и обожествленным
соправителем Клеопатры. Но для нее, как нетрудно догадаться, его жизнь вовсе не
была святыней. Она сохранила о нем наихудшие воспоминания, и для нее его смерть
была освобождением.
* * *
Теперь у римлян снова возникло искушение захватить Египет.
Однако, как и во времена Птолемея XIII, Цезарь предпочел собрать дань, оставив
на троне нужного ему монарха — в данном случае это была Клеопатра. С помощью ее
правительства он собрал огромную сумму денег, за которыми первоначально и
явился в Египет. Он отказался от аннексии, не в последнюю очередь из-за
его личных взаимоотношений с Клеопатрой. Но была и другая причина, о которой
сообщает его биограф Светоний: Цезарь боялся, что какой-нибудь римский
наместник-авантюрист может превратить такую богатую и централизованную
страну, как Египет, в плацдарм для мятежа (см. Божественный Юлий). Это вполне
вероятно. Ведь даже семнадцать лет спустя, когда римляне захватили Египет, они
обвинили первого наместника в злоупотреблении властью. А ведь это было в
период, когда империя наконец объединилась под прочной властью одного
правителя. Тем более такие опасения должны были существовать в 47 году до н.э.
когда в стране шла опаснейшая гражданская война.
Итак, Клеопатра оставалась царицей. Но по египетским законам
она должна была иметь соправителя — мужчину. Поэтому Цезарь возвел на престол
ее второго единокровного брата — двенадцатилетнего Птолемея XIV.
Как и старший брат, этот новый правитель должен был жениться
на своей сестре. Впрочем, появление нового «супруга» и соправителя оказало мало
влияния на жизнь и правление Клеопатры. Она чеканила монеты только со своим
изображением, а в надписях того времени указаны лишь годы ее царствования. Если
тогда и существовал регентский совет при новом юном царе, то он, конечно,
полностью зависел от Клеопатры.
Поскольку Арсиноя, которой прежде был передан во владение
Кипр, оказалась изменницей, Цезарь объявил теперь этот остров владением
Клеопатры и Птолемея XIV. Самой Арсиное не удалось укрыться от преследователей.
Она была арестована и отправлена в Рим.
Решение передать Кипр царской чете значительно повысило
престиж Цезаря в Риме. Это было тем полезнее для него, что ему предстояло
принять менее популярные меры. Цезарь должен был вознаградить иудеев за помощь
в египетской войне. Он добился, чтобы римский сенат снял запрет на богослужение
в синагогах. Кроме того, он вернул Иудее некоторую часть земель, отнятых у нее
при Помпее, Гиркан получил титул владетельного князя, а полномочия Антипатра
были значительно расширены. Александрийская еврейская община, также помогавшая
Цезарю, получила новые права, хотя о характере их нам в точности неизвестно
(см. И. Флавий. Иудейская война). Конечно, такие меры не могли быть популярны
среди греков и египтян. Это была одна из причин, почему Цезарь оставил в Египте
гарнизон, состоявший из трех легионов. Случаи, когда иностранные гарнизоны
находились в формально независимых странах, бывали и прежде. Как писал автор
«Александрийской войны», целью размещения войск в Египте была «поддержка
монархов, которых никогда не любил их народ, поскольку они были верны Цезарю» (см.
:
Александрийская война). Была у Цезаря и другая цель — «если
правители Египта останутся верными, наше войско их защитит, а если они окажутся
неблагодарными, оно их обуздает». Цезарь не мог быть уверен, что Клеопатра
всегда сохранит нынешнюю верность римской власти; тем более у него не было
подобной уверенности относительно ее возможных преемников.
Нынешнее войско подчинялось уже не правительству Египта, как
прежде, а непосредственно римскому главному командованию. Но и с этим связана
была проблема. Честолюбивый командир мог оказаться не менее опасным, чем
возможный римский наместник. Обычно такими командирами были люди сенаторского
сословия, но сенаторов, людей амбициозных и непредсказуемых, следовало в этом
случае избегать. Невзирая на возможное неодобрение сената, Цезарь назначил
командиром гарнизона некоего вольноотпущенника, Руфиона, члена социальной
группы, представителям которой никогда прежде не доверяли таких постов. Таким
образом, Цезарь создал прецедент; в дальнейшем не раз делались подобные назначения.
* * *
В 47 году до н.э. Цезарь и Клеопатра, взяв с собой большое
войско, отправились на кораблях в путешествие по Нилу. Мы располагаем
незначительным количеством сведений об этом событии, во многом потому, что
впоследствии император Октавиан Август старался, насколько возможно, затушевать
связь своего приемного отца Цезаря с египетской царицей. Между тем этот вояж
имел большое политическое значение как пропагандистская акция с целью
умиротворения египтян и укрепления проримского режима Клеопатры. Правда, бурные
события в разных частях империи требовали внимания Цезаря, а будучи в Египте,
он до декабря не имел возможности контролировать Италию. И все же Цезарь
понимал, что перед отъездом надо уладить египетские дела. Он хорошо знал, что
Александрия — не Египет. Миллионы собственно египтян жили за пределами этого
города, а Верхний Египет, как мы видели, имел особое значение для Клеопатры.
После прошлогоднего недорода имело смысл возобновить эти связи, чему, в
частности, также мог служить этот визит, тем более что сопровождал царицу
великий римлянин, укрепивший ее правление.
Отсюда характер тех немногих данных, которые сохранились в
источниках. Античный историк II века н.э. Аппиан в «Истории Рима» сообщает,
будто в экспедиции участвовало 400 кораблей, а биограф Цезаря Светоний — что на
кораблях везли «целое войско» (см. Аппиан; Светоний. Божественный Юлий).
Трудно сказать, насколько верны эти данные, но понятно, что
экспедиция должна была быть многолюдной, а поскольку у Цезаря и Клеопатры
имелось много врагов, то им требовалась и многочисленная военная охрана. Аппиан
сообщает, что Светоний приводит и более подробное описание этого путешествия,
но эта часть «Истории Рима», к сожалению, утрачена. Светоний отмечает, что
Цезарь и Клеопатра собирались добраться до южной границы Египта, и это вполне
вероятно. Этот биограф римского полководца также утверждает, будто путешествие
было значительно сокращено из-за волнений среди римских солдат,
сопровождавших Цезаря. Возможно, это легенда, навеянная историей похода
Александра Македонского в Индию, но, с другой стороны, подобные беспорядки
случались не так уж редко, в том числе и в жизни Цезаря. Для него эта поездка
имела политическое значение, а для его легионеров она особого смысла не имела.
На преждевременное окончание путешествия могло повлиять и состояние здоровья
беременной Клеопатры, однако точных данных об этом мы не имеем.
Внимание античных авторов привлек и царский корабль
Клеопатры, который, по их описаниям, отличался особой роскошью. Насколько это
верно, судить трудно, но известно, что Птолемеи были привержены к такого рода
«плавучим дворцам». Возможно, о корабле Клеопатры могут дать представление
сохранившиеся сведения о плавучей резиденции одного из ее предков, Птолемея IV.
Рассказывали, что длина корабля составляла 300 футов, а интерьеры и вся мебель
на нем были греческими, и только столовая отделана была в египетском стиле. На
этом судне имелись святилища Афродиты и Диониса, божеств, имевших наибольшее
отношение к обожествлению монархов; были там также грот и зимний сад.
* * *
Вскоре после того, как они вернулись в Александрию, Цезарь
наконец покинул Египет. Клеопатра осталась в столице. Аппиан утверждает, что
египетская война заняла около девяти месяцев; если это верно, то Цезарь должен
был уехать из Александрии в начале июля 47 года до н.э. Правда, известно, что
он попал в Сирию уже в конце июня.
В память о Цезаре в Египте оставался Цезареум, великолепное
здание, построенное Клеопатрой в честь своего возлюбленного, которое сочетало
элементы греческого и египетского архитектурных стилей. В память о Цезаре
остался у Клеопатры также их сын, родившийся вскоре после отъезда римского
полководца из Александрии (если это был его сын). Об этом речь впереди.
Когда у Клеопатры родился сын, александрийцы в шутку нарекли
его Цезарионом, то есть Маленьким Цезарем. Клеопатра же назвала его Птолемей
Цезарь, также указывая на то, что Цезарь был отцом мальчика.
Однако с самого начала возникает связанная с этим проблема.
Согласно одним древним источникам, этот ребенок родился при жизни Цезаря. А по
другим — вскоре после его кончины. Плутарх, противореча себе самому, приводит
обе версии.
Ни один из авторов не приводит по этому вопросу убедительных
аргументов. Но известно, что Антоний, ссылаясь на свидетелей, позднее уведомил
римский сенат, что Цезарь признал мальчика своим сыном. Правду ли при этом
говорил Антоний или нет, и верным ли было утверждение Цезаря или неверным, но
ясно, что Антоний не мог бы сделать такого утверждения, если бы не был
общепризнанным факт рождения ребенка при жизни Цезаря. Согласно большинству
источников, годом рождения Птолемея Цезаря был 47 год до н.э. Одна мемфисская
надпись (в настоящее время — в Лувре) называет датой рождения Птолемея Цезаря 23
июня. Некоторые полагают, что эта надпись относится к какому-то лицу
позднейшего времени (например, была именем какого-то римского
императора). Вполне вероятно также, что имелась в виду действительно дата
рождения Цезариона. При этом данная надпись необязательно была сделана именно в
год его рождения, тем более что в ней мальчик именуется царем, которым он стал
не ранее 44 года до н.э. а царями обычно называли только правивших монархов.
Если же предположить, что эта надпись относится к следующему
году, то тогда она, вероятно, относится к новому календарю, который Цезарь
только начал вводить с 48 года до н.э. Если это так, то 23 июня, дата рождения
Цезариона по новому календарю, согласно летосчислению, принятому в 47 году до
н.э. попадает на первую неделю сентября.
Если последнее допущение верно, Цезарион был зачат, когда
Цезарь и Клеопатра жили вместе в Александрийском дворце. Но в источниках
разногласий по дате его рождения не меньше, чем по вопросу об отцовстве. Как
уже говорилось, если Цезарь даже действительно признал Цезариона своим сыном
официально, он необязательно сказал правду. После кончины Цезаря этот вопрос
приобрел остроту в связи с проблемой наследования. Клеопатра настаивала на том,
что мальчик — сын Цезаря, но ряд сторонников Октавиана, которого Цезарь
усыновил в завещании, яростно отрицали ее правоту. А один из бывших друзей
Цезаря, некий Гай Оппий, сначала признавал, что мальчик — сын Цезаря, а
позднее, в угоду Октавиану, стал отрицать это (см. Светоний. Божественный
Юлий).
Далее, известно, что единственным неоспоримым ребенком
Цезаря была его дочь Юлия, родившаяся тридцать с лишним лет назад. Принимая во
внимание большое количество женщин, которые считались его любовницами, и
неадекватность тогдашних противозачаточных средств (если они вообще
использовались), высказывались даже предположения о его бесплодии. Если
Клеопатра в конце 48 года до н.э. сделала для себя такой же вывод, то она
могла, желая все же иметь сына якобы от Цезаря (из политических соображений),
найти себе какого-то любовника с этой целью. С другой стороны, известно,
что принцессы из дома Птолемеев очень не любили заводить случайные связи,
особенно с людьми, не имевшими отношения к царскому дому. Это был один из
обычаев династии. Связь Клеопатры с Цезарем была нарушением обычая в чисто
техническом смысле, поскольку царица должна была состоять в браке со своими
малолетними единокровными братьями. Но конечно, эту ее связь с Цезарем
случайной никак не назовешь, тем более что в жизни Клеопатры, насколько
известно, было всего двое мужчин — Цезарь и Антоний. Но все эти аргументы все
же не дают точного ответа, был ли Цезарь отцом Цезариона. Клеопатра, очевидно,
решила отметить рождение сына чеканкой монеты на Кипре. Как обычно, на монете
указано только ее имя. Но изображена царица не одна, а с младенцем, конечно
Цезарионом, которого она кормит грудью. Здесь Клеопатра отождествляла себя с
Исидой, которую часто изображали с младенцем — богом Гором. В греческой же
терминологии эти мать и сын были тождественны Афродите и Эроту.
* * *
Простившись с Клеопатрой, Цезарь совершил военный поход в
Малую Азию, чтобы сокрушить войско понтийского царя Фарнака, который, следуя
примеру своего отца Митридата, объявил себя врагом Рима. Юлий Цезарь быстро
разгромил Фарнака (о чем послал известное лаконичное сообщение «пришел, увидел,
победил». 24 сентября Цезарь наконец вернулся в Италию, но вынужден был вскоре
отправиться в римскую провинцию Африку (современный Тунис), где собрали большое
войско его враги, сыновья и друзья Помпея, пользуясь долгим пребыванием Цезаря
в Египте. Он разбил помпеянцев 6 апреля 46 года до н.э. 25 июля Цезарь вернулся
в столицу, а в период с 20 сентября по 1 октября 46 года до н.э. он
отпраздновал четыре триумфа в честь его различных побед. Все они сопровождались
пирами и оргиями, во время которых солдаты Цезаря пели непристойные песни, в
том числе о его собственных любовных похождениях, включая связь с Клеопатрой.
Было также устроено большое комическое представление, пародировавшее
Александрийскую войну Цезаря. Представление это было очень благосклонно принято
публикой. Но кульминацией празднества стало появление пленницы, Арсинои IV. Ее
провели по улицам в цепях, во главе группы пленных египтян. Это был не первый
случай, когда иностранных царевен выставляли на обозрение во время римских
триумфальных процессий. В 61 году до н.э. во время триумфа Помпея подобное
испытание пережили вдова и две дочери Митридата. Но энергичная и мужественная
царевна Арсиноя возбудила сочувствие римлян, которым не очень было по нраву ее
унижение. Однако Цезарь, видимо, и сам не собирался держать в заключении
представительницу царского рода, власть которого он сам укрепил. Поэтому
Арсиное позволено было удалиться в Малую Азию, где она нашла приют в святилище
Артемиды Эфесской. Дальнейшая судьба Ганимеда, который тоже был среди пленных,
неизвестна.
* * *
Потом прибыла в Рим и сама Клеопатра, вместе с
тринадцатилетним братом и с большой свитой. Несомненно, с нею был и ее
маленький сын Цезарион. Едва ли она прибыла в столицу во время триумфа Цезаря.
Об этом сохранились бы сведения в источниках. К тому же ее сыну ко времени
начала торжеств не могло быть больше двух недель. Кроме того, для Клеопатры
было бы политически не правильно участвовать в торжестве по случаю поражения ее
собственной страны, которое принесло к тому же несчастье ее близким. Одной из
целей визита Клеопатры было добиться подтверждения договора о союзе и дружбе,
который был заключен римлянами с ее отцом тринадцать лет назад. Новый договор,
который должен был обезопасить царицу от возможных попыток аннексировать
Египет, действительно был заключен (см. Дион Кассий). Это удалось сделать
быстро и успешно, так как Цезарь был в то время полновластным диктатором. Это
было большим достижением для царицы, поскольку часть влиятельных римлян всегда
выступала за захват ее страны.
* * *
Но конечно, главная цель визита Клеопатры в Рим состояла в
том, чтобы укрепить личную связь с Цезарем, от которого зависела и сама царица,
и ее страна, пусть желанный договор и был заключен. Это тем более имело смысл,
что у Цезаря были и другие любовницы. Одной из них считали в то время царицу
Мавритании Эвною, жену царя Богуда.
Цезарь гостеприимно поселил Клеопатру, Птолемея и Цезариона
в собственном поместье за Тибром. Оба монарха, Клеопатра и Птолемей XIV, были
удостоены особых почестей. В особняке Цезаря Клеопатру окружало немало
интересных людей, как, например, певец и музыкант Марк Гермоген, к которому
царица была очень расположена. Но приходило туда также немало интриганов и
карьеристов, которым хотелось быть поближе к фаворитке Цезаря. С Антонием
Клеопатра тогда была уже знакома, но трудно сказать, часто ли они могли
видеться, потому что он, один из приближенных Цезаря, тогда временно впал в
немилость. Оратор Цицерон относился к Клеопатре неодобрительно, считая ее «надменной».
К сожалению, о периоде пребывания Клеопатры в гостях у
Цезаря мы знаем гораздо меньше, чем об Александрийской войне. (Следует
заметить, что заключительная сцена пьесы Шоу «Цезарь и Клеопатра» даст неверное
представление, будто они никогда не виделись за пределами Египта.) Однако
известно, что Цезарь удостоил египетскую царицу великой чести.
Он торжественно открыл в Риме форум Юлия, в дополнение к
переполненному Римскому форуму. Основным украшением нового форума стал храм
Венеры-Матери, богини, от которой, согласно «Энеиде», происходил род
Юлиев. В храме стояла великолепная статуя Венеры, а рядом Цезарь велел
поставить позолоченную статую Клеопатры. Нельзя сказать, чтобы этот жест имел
юридическое значение. Едва ли Цезарь стремился жениться на Клеопатре. Он уже
был женат, а двоеженство (как и женитьба на иностранках) запрещалось римскими
законами. И все же статуя царицы в римском храме, который уже тогда стал
центром формировавшегося имперского культа, была неслыханной честью. В
птолемеевском Египте давно сложился обычай воздвигать статуи обожествленных
царей в храмах богов. Цезарь же впервые распространил этот обычай на Рим.
Впоследствии с ведома Цезаря его собственная статуя была установлена в храме в
честь Ромула, легендарного основателя Рима. Но первой такой чести удостоилась
именно Клеопатра.
Этот знак особого отличия ставил царицу выше всех монархов
государств, зависимых от Рима. Однако мы не знаем, намеревался ли Цезарь уже
тогда признать Цезариона своим сыном. Жаркие споры по этому поводу еще не
начинались. Возможно, он уже и принял такое решение, но официальными данными об
этом мы не располагаем.
* * *
Следует также рассмотреть вопрос, какое влияние оказывала
Клеопатра на государственную политику Цезаря, будучи в Риме, а также в прежний
период их общения, в Александрии.
Сложившаяся в тридцатых годах точка зрения, будто Цезарь
всегда и во всем оставался римлянином, была реакцией на прежнюю переоценку его
восточной ориентации. Необходимо учесть, что в его душе приверженность римским
обычаям всегда боролась с приятием восточных автократических идей. Известные
симпатии Цезаря к Востоку были связаны с его презрением к косности тогдашней
римской знати. Возможно, эти его настроения подогревала Клеопатра, чем и
объясняется то обстоятельство, что ее визитом в Риме многие были недовольны
(см. Дион Кассий; Аппиан. Римская история). Считалось также, что под ее
влиянием Цезарь ввел в Риме определенные ритуалы дионисийского культа,
связанного с обожествлением правителей.
Известно, что Клеопатра не испытывала симпатий к свободе в
понимании римской знати (то есть к свободе для себя и своего класса). На
примере своей, александрийской аристократии царица убедилась, что постоянно
проявляющуюся враждебность этого сословия можно укротить только силой. Как
показал в дальнейшем и опыт Октавиана Августа, Клеопатра была, пожалуй, не так
уж не права. Правда, Август, учитывая печальный опыт Цезаря, действовал
железной рукой в бархатной перчатке. Если Клеопатра поощряла Цезаря к борьбе со
знатью, кульминацией чего стало его провозглашение пожизненным диктатором в
феврале 44 года до н.э. то она невольно ускорила его гибель.
Можно, однако, выделить конкретные мероприятия, в проведении
которых так или иначе сказалось влияние Клеопатры и александрийских традиций.
Прежде всего речь идет о реформе календаря. Римский календарь в тот период не
соответствовал реальным сезонам, поскольку лунный год насчитывал всего 355
дней. Недостающие дни следовало прибавлять раз в два года, но из-за
политических неурядиц это делалось не всегда, вследствие чего накопилась уже
разница в два месяца. Вот почему Цезарь ввел календарный год в 365 дней. А
оставшуюся четверть суток компенсировал дополнительным днем, добавляемым раз в
четыре года (високосный год). Чтобы упростить переход к новому счислению, 46
год до н.э. был расширен до 445 дней. Руководил реформой александрийский
астроном Сосиген, прибывший в Рим вместе с Клеопатрой. Исследования по
проблемам календаря давно уже велись в Александрийском мусейоне. Различные
формы двенадцатимесячного календаря существовали уже с третьего тысячелетия до
н.э. Солнечный календарь в Египте пытался ввести еще Птолемей III, но тогда его
реформа успеха не имела. Именно астроном Клеопатры Сосиген под руководством
Цезаря ввел солнечный календарь в Римской империи, откуда его унаследовал и
современный мир.
Еще одной идеей Цезаря, связанной с египетским влиянием,
было строительство каналов. Он предложил прорыть канал от реки Тибра до
Террацины, чтобы осушить Понтинские болота и создать новый водный путь. В
Греции Цезарь намеревался прорыть канал через Коринфский перешеек, чтобы
соединить Адриатическое и Ионическое моря с Эгейским морем. Таким образом он
предполагал возродить значение Коринфа как важного торгового центра. (Этот
город был разрушен римлянами в 146 г, до н.э. когда они завоевали Грецию и
превратили ее в провинцию Ахайя.) Сам Коринф он намеревался заселить
колонистами, в основном вольноотпущенниками, заодно избавив Рим от части
избыточного населения.
Но в деле строительства каналов пионерами считались
египтяне. Еще в 2000 году до н.э. там была построена система каналов,
соединяющих Красное и Средиземное моря (одного водного пути, как Суэцкий канал,
в древности не было). Эту систему восстанавливали впоследствии завоеватели —
персидский царь Дарий I и Птолемей II Филадельф. Во времена Цезаря эти каналы
уже давно были заброшены, но они, конечно, послужили моделью для начинаний
римского полководца. Как и в случае с календарем, специалистами по
строительству каналов были египтяне, которые также, скорее всего, прибыли в Рим
вместе с Клеопатрой.
Она приехала туда в 46 году до н.э. и, возможно, в том же
году началось создание коринфской колонии, так как римляне любили назначать
подобные мероприятия на юбилейные годы, а это был год столетия создания
провинции Ахайя.
Третьим примером влияния на Цезаря александрийских традиций
является его план создания в Риме больших публичных библиотек. Этим проектом
руководил ученый Марк Варрон, бывший противник Цезаря, заслуживший прощение.
Варрон был назначен на эту должность в 47 году до н.э. как раз когда Цезарь
вернулся из Александрии, где был не только мусейон, но и самая крупная в то
время библиотека, основанная Птолемеем I. Конечно, она послужила образцом для
создания библиотек в Риме.
Если Цезарь так много позаимствовал из Египта времен
Клеопатры, то закономерно задать вопрос, в какой мере ее влиянию он обязан
своими идеями единовластия.
* * *
Представляется сомнительным, чтобы Клеопатра могла часто
общаться с Юлием Цезарем в период ее пребывания в Риме, поскольку у него было
много срочных дел. Кроме того, во время недавней африканской кампании Цезарь
стал жаловаться на здоровье: с ним случались эпилептические припадки. Но самое
главное — гражданская война тогда еще не закончилась. Разгромленные в Африке,
сыновья Помпея собрали большое войско в Испании, и Цезарю пришлось отправиться
туда для новой военной кампании. Он уехал из Рима в конце 46 года до н.э.
вскоре после своих триумфов. 17 марта 45 года до н.э. ему удалось снова
разгромить своих врагов при Мунде (к востоку от Севильи). К концу лета Цезарь
смог вернуться в Италию.
Клеопатра же, судя по данным источников, не обязательно
могла находиться в Риме в течение всего этого времени. Цицерон уверяет, что она
покинула дом Цезаря раньше. Светоний также сообщает об отъезде царицы из Рима
(см. Цицерон. Письма к Аттику; Светоний. Божественный Юлий). Возможно, пока
Цезарь был в Испании, она успела побывать в Египте. Хотя римские легионы
обеспечивали там порядок, у Клеопатры оставались еще сильные враги, и ее
присутствие могло потребоваться на родине. Однако из писем того же Цицерона
явствует, что Клеопатра возвратилась в Рим еще при жизни Цезаря, чтобы
держаться поближе к владыке Запада.
Между тем Цезарь по возвращении не сразу вернулся в столицу.
В Испании его здоровье снова ухудшилось, и он удалился в одно из своих имений,
в Лавик (к юго-востоку от Рима), чтобы составить завещание. 13 сентября
45 года до н.э. этот документ, согласно обычаю, был представлен в храм Весты.
Он касался лишь частных дел, так как ни консульство, ни диктатура не
наследовались. Содержания его тогда не знал почти никто, хотя оно имело большое
значение. Цезарь объявлял своего девятнадцатилетнего внучатого племянника
Октавия, будущего Октавиана Августа, приемным сыном и наследником трех
четвертей своих обширных имений. О Цезарионе в завещании не упоминалось, что и
понятно: он не был законным сыном Цезаря, а к тому же по закону иностранец не
мог быть наследником римского гражданина. По этой же причине не могло
упоминаться в документе имя Клеопатры.
Когда же Цезарь вернулся в Рим в октябре того же года, присутствие
там царицы Клеопатры породило разнообразные слухи и сплетни. Утверждали, будто
Цезарь собирается перенести столицу в Александрию или даже в Трою (поскольку он
считался потомком троянских царей). А некий Гельвий Цинна, трибун в 44 году до
н.э. согласно Светонию, утверждал, будто Цезарь подготовил законопроект,
позволяющий ему персонально, ради рождения наследника, жениться на ком он
пожелает и даже иметь более одной жены. Вероятно, эти сведения являются
вымыслом, но речь идет о том, как именно часть римлян объясняли для себя
близость Цезаря и Клеопатры.
Между тем Цезарь, невзирая на проблемы со здоровьем,
собирался в новый восточный поход. Он хотел покинуть Рим 17 марта 44 года до
н.э. Это новое военное предприятие могло бы даже затмить прежние победы самого
же полководца. В отместку за поражение Красса в Парфии девять лет назад Цезарь
хотел ни больше ни меньше, как завоевать всю Парфянскую империю. Могущественная
римская армия была приведена в боевую готовность. Чтобы избежать гибельной
ошибки Красса, Цезарь решил атаковать парфян не со стороны Месопотамии, а с
севера. Конечно, такая военная операция потребовала бы огромных ресурсов и
стала бы бременем для всех зависимых от Рима восточных стран, но прежде всего
от Египта. Пять месяцев, остававшихся до намеченного срока, были, очевидно,
посвящены подготовке беспрецедентной экспедиции, в чем Клеопатра, очевидно,
принимала активное участие. Есть основания полагать, что и Клеопатра собиралась
покинуть Рим вместе с Юлием Цезарем, чтобы сыграть роль союзницы римлян в
предполагавшейся войне, в надежде на то, что ее страна будет достойно
вознаграждена в случае победы.
Но ее мечты не сбылись. Такие римляне, как Брут и Кассий,
ненавидели диктатуру Цезаря, но его продолжительное отсутствие во время
восточной войны сочли бы еще более нежелательным, поскольку он намеревался
передать власть своим послушным слугам, таким, как Лепид, а также советникам
Цезаря Бальбу и Оппию. Почти накануне намеченного отъезда диктатора заговорщики-республиканцы
решили действовать. Аристократическая гордыня Цезаря не позволяла ему в Риме
слишком заботиться о собственной безопасности. Он не мог не предполагать
покушений на свою жизнь, но относился к этому со смешанным чувством фатализма и
презрения. Говорят, что накануне убийства он говорил гостям, будто предпочел бы
внезапную смерть. Возможно, Клеопатра, привыкшая к постоянной опасности в своей
столице, предупреждала его о недопустимости подобной беспечности.
Заговорщиков было 60 человек, и неудивительно, что
просочились слухи о готовящемся заговоре. На 15 марта было назначено заседание
сената, и, когда Цезарь находился поблизости от сената, один грек, бывший
учитель Брута, пытался заговорить с властителем и даже вручил ему записку, но
он так и не прочел ее.
Один из заговорщиков, Тиллий Цимбер, стал на колени перед
Цезарем, будто бы для того, чтобы подать петицию, когда же тот попытался пройти
мимо, Цимбер потянул его за край тоги. В это время один из друзей Кассия хотел
нанести Цезарю кинжалом рану в горло, но промахнулся. Цезарь в ответ ранил его
в руку заостренным железным стержнем. Но в этот момент убийцы накинулись на
него со всех сторон. Получив двадцать три раны, Юлий Цезарь упал на землю у
пьедестала статуи Помпея.
Один из самых удивительных правителей Рима был убит.
Клеопатра же потеряла любовника, друга и покровителя, от которого зависело,
сбудутся ли все ее надежды.
Через два дня после убийства Цезаря было оглашено его
завещание. И все узнали, что Клеопатра и Цезарион не упомянуты в нем. Для Клеопатры
это едва ли было сюрпризом, так как римские юристы, с которыми она общалась,
должны были разъяснить, что она и ее сын не могут претендовать на наследство.
Однако для широкой публики, не очень хорошо знакомой с римским
законодательством, это было всего лишь свидетельством, что Клеопатра в
действительности вовсе не достигла того, что ей приписывала молва. Единственным
ее реальным достижением за полтора года было возобновление договора о дружбе
между Римом и Египтом.
Дальнейшая судьба Клеопатры почти полностью известна нам по
фрагментам писем Цицерона к другу Аттику. 15 апреля оратор сообщает о том, что
Клеопатра уехала из Рима и, как он выражается, «нельзя сказать, чтобы это была
плохая новость» (Письма к Аттику). Как один из республиканцев, Цицерон терпеть
не мог и Цезаря, и Клеопатру. Позднее, 11 мая, он высказывает еще некоторые
соображения по этому поводу. Цицерон пишет: «Надеюсь, что правду говорят о
царице и этом Цезаре». «Этот Цезарь» в данном случае может означать сына Цезаря
— Цезариона. Но из контекста письма можно сделать и другое заключение.
Непосредственно перед этим Цицерон сообщает, что у Терции, жены Кассия и сестры
Брута, случился выкидыш. Хотя письма Цицерона подчас весьма лаконичны, его
упоминание о царице можно расценить как намек на то, что и у Клеопатры во время
ее обратного путешествия также случился выкидыш. В таком случае под «этим
Цезарем» здесь автор понимает неродившегося ребенка, который будто бы был зачат
во время пребывания Клеопатры в Риме (тем более, что и поэт Лукан намекал на
других внебрачных детей диктатора). Правда, в письме от 17 мая оратор замечает:
«Слухи о царице теперь почти умолкли». Но в одном из следующих писем, 24 мая,
он снова возвращается к той же теме: «Я хочу верить, что о Менедеме говорят
правду. Я надеюсь, что верны и сведения о царице». (Цицерон. Письма к Аттику).
Менедем был одним из сторонников Цезаря в Фессалии. Цицерон желает всяческих
неудач и ему и Клеопатре.
В письме Аттику от 13 июня Цицерон сообщает о Клеопатре и о
своем к ней отношении гораздо больше обычного:
«Я ненавижу царицу! Аммоний, человек, который берет на себя
выполнение ее поручений, знает, что у меня для этого есть достаточные
основания, хотя подарки, ею обещанные, не унижают мое достоинство, так что я
мог бы даже принять их публично. А этот ее прислужник, Сара, помимо того что
мошенник, кажется мне еще и наглецом. Только однажды видел я его в моем доме,
и, когда я вежливо спросил, что он там делает, он ответил, что ищет Аттика.
Наглость же царицы в то время, когда она жила в имении Цезаря за Тибром, я не
могу вспоминать без негодования. Поэтому лучше не иметь дела с этим сборищем.
Они, кажется, думают, что у меня нет не только присутствия духа, но нет и
никаких чувств» (Цицерон. Письма к Аттику).
Цицерон очень не любил всех современных ему греков, особенно
уроженцев Востока. Было немало политических причин для того, чтобы он нетерпимо
относился ко всякой любовнице Цезаря. Но были еще и особые причины подобного
отношения к Клеопатре.. Хотя Цицерон переписывался с одним римским «синим чулком»,
он никогда хорошо не относился к женщинам. Обе неудачные женитьбы знаменитого
оратора говорят о его проблемах в этой области. Возможно, особенно он не любил
блестящих женщин вроде Клеопатры, которая к тому же была иностранной царицей и
любовницей ненавистного ему диктатора. Известно, что при жизни Цезаря Цицерон
не писал ничего дурного о Клеопатре, но, когда диктатора уже нечего было
бояться, дал волю своему негодованию.
Его раздраженные упоминания о пренебрежительном отношении к
нему со стороны Клеопатры и ее приближенных, скорее всего, свидетельствуют о
том, что он вел себя не в соответствии с этикетом, и обожествленная египетская
царица дала ему это понять. История с неким Аммонием показывает, что Клеопатра
обещала Цицерону какие-то подарки, которые этот Аммоний, вероятно, не
передал адресату. Остальная часть этого письма содержит жалобы на финансовые
трудности, на первый взгляд не имеющие отношения к Клеопатре. Однако, исходя из
контекста письма, можно предположить, что эти трудности были связаны с тем, что
Цицерон не получил обещанных подарков, а упоминание о том, что они не
оскорбляют его достоинства, показывает, что дары царицы бывали и иными по
своему характеру. Очевидно, находясь в Риме, Клеопатра, как некогда ее отец,
снабжала подарками и деньгами влиятельных римлян, в чьей помощи она так или
иначе могла быть заинтересована.
То обстоятельство, что теперь, когда не стало Цезаря,
реальная власть перешла к консулу Марку Антонию, не тревожило Клеопатру. Она
уже знала Антония и, возможно, симпатизировала ему. Другое дело — Октавиан,
теперь — полноправный наследник властителя, присвоивший себе имя Гай Юлий
Цезарь. Он срочно оставил адриатический город Аполлонию, где изучал военное
дело, и отправился в Италию в начале апреля 44 года до н.э. Он, как приемный
сын Цезаря, вполне мог рассчитывать на преданность многих его ветеранов,
возмущенных убийством их полководца. Его приезд не мог не тревожить Клеопатру,
тем более что к ее маленькому сыну, названному в честь Цезаря, Октавиан не мог
питать никаких добрых чувств. Клеопатра поспешила вернуться в Египет вместе со
своим пятнадцатилетним соправителем и «супругом».
Имя Птолемея XIV еще упоминается вместе с именем Клеопатры в
одном из папирусов от 26 июля 44 года до н.э. следовательно, в это время
мальчик был еще жив. Однако уже к сентябрю того же года он погиб. И иудейский
историк Иосиф Флавий, современник Нерона, и языческий писатель III века н.э.
Порфирий полагают, что Птолемея убила Клеопатра. Это обвинение вполне могло
быть обоснованным. Если Клеопатра потребовала смерти единокровной сестры (это
случилось три года спустя), то могла она устроить и убийство единокровного
брата. В сложившихся тогда обстоятельствах его смерть едва ли была случайной.
После того как не стало Цезаря, единственной надеждой на будущее был для
Клеопатры ее сын, которого она называла сыном Цезаря. Было необходимо возвести
его на трон, но двух соправителей Клеопатра иметь не могла, а потому ее брат и
супруг Птолемей XIV превратился для нее в препятствие. В век Клеопатры, к
сожалению, самосохранение нередко требовало устранения близких родственников.
Такое случалось не только в Египте, но и в соседних странах, например в Парфии
и Риме.
Правда, по-видимому, этот пятнадцатилетний мальчик
прямой опасности для Клеопатры не представлял, но сама она могла расценивать
это иначе. Всего несколько лет назад его малолетний брат стал знаменем для ее
заклятых врагов. Теперь же, после убийства Цезаря, царица имела основания
опасаться оживления враждебных ей сил, и вновь могла повториться та же история,
что и со старшим братом Птолемея XIV.
Как бы там ни было, но уход из жизни Птолемея дал Клеопатре
возможность возвести на престол Цезариона и провозгласить его соправителем,
Птолемеем XV Цезарем (см. Дион Кассий).
Для этого нового правителя царица избрала титул
«Божественный, Возлюбивший отца и мать». Поскольку Цезариону было всего три
года, то ясно, что Клеопатра оставалась единовластной правительницей. Никаких
портретов Цезариона на монетах тоже, конечно, не было. Вот почему некоторые
позднейшие историки, как тот же Порфирий, отмечали, что с этого времени в
Египте наступил период единодержавия. Что касается титула «Возлюбивший отца»,
то таким образом Клеопатра подчеркивала, что ее сын — также и сын Цезаря. Для
нее сын был гораздо более законным наследником Цезаря, чем его внучатый
племянник и приемный сын Октавиан.
* * *
Клеопатра велела перевести надпись о ее совместном правлении
с сыном на египетский язык и сделать ее на стенах египетских храмов. В храме в
Гермонтисе рождение Цезариона было изображено подобно рождению бога Гора.
Клеопатра, мать новорожденного, представлена в окружении богинь, а над ее
головой можно прочесть ее новое имя — «Мать бога Ра (бога Солнца)». Рядом на
ложе была изображена сидящая богиня с двумя коровьими головами, кормящая грудью
двух младенцев — бога Гора и Цезариона. Кроме того, в качестве участников
торжества, посвященного рождению Цезариона, были представлены бог Амон и богиня
Мут. Таким образом, жрецы придали рождению сына Клеопатры характер важного
официального торжества. Этот храм считался Храмом Рождений. Еще фараоны и их
жены посвящали сложные ритуалы рождению своих наследников, а Птолемеи,
следовавшие традиции, строили новые святилища с той же целью, оформленные в
исконном египетском стиле, в качестве пристроек к старым храмам. Что касается
культа Исиды, Осириса и бога-младенца Гора, то эта троица божеств в
птолемеевские и римские времена становилась все более популярной и стала господствующей
в религии Египта. Царей отождествляли с Осирисом, цариц — с Исидой, а их детей-наследников
— с Гором.
Обычно, однако, символические изображения этих божеств в
Храмах Рождений не содержали прямых указаний на рождение конкретного лица. Опыт
в Гермонтисе был своего рода новшеством, поскольку здесь наличествует
изображение не только новорожденного Гора, но и новорожденного Цезариона.
Подобное прямое указание имеет свои корни в мифологических аллегориях. Миссия
Гора состоит, в частности, в том, чтобы отомстить за убийство его отца, Гора.
После убийства Цезаря те, кто чтил его память, также считали своей задачей
отплатить убийцам. Клеопатра провозгласила Цезариона единственным сыном Цезаря,
и его храмовые изображения вместе с богом Гором могли быть своеобразным вызовом
приемному сыну Цезаря Октавиану, который объявил мщение за его убийство только
своим делом. Поэтому основательнее всего было бы предположить, что рельеф в
храме в Гермонтисе был создан не в 47 году до н.э. а три года спустя, в год возведения
Цезариона на престол, вскоре после гибели Цезаря.
Проявляя такое внимание к Храму Рождений в этом районе,
Клеопатра снова подтверждала свой интерес к Верхнему Египту с его влиятельным
жречеством. Рельеф в одном из фиванских храмов, относящийся к 43 — 42 годам до
н.э. посвященный местному наместнику Каллимаху, не содержит изображений или
надписей, славящих царицу и царя, и может быть свидетельством того, что
Клеопатра позволяла значительную автономию Верхнему Египту, где она
пользовалась политической поддержкой.
* * *
Во время ужасного кризиса, разразившегося в Римской империи
после убийства Цезаря, Клеопатра особенно нуждалась в поддержке внутри страны.
Если молодой Октавиан стал полноправным наследником Цезаря,
то Антоний, разочарованный тем, что он был лишь мельком упомянут в завещании
среди второстепенных наследников, должен был сам позаботиться об укреплении
собственного положения. Убийцы же Цезаря, Брут и Кассий, бежали в восточные
провинции, чтобы поднять там войска против сторонников Цезаря, поскольку
столкновение между теми и другими было неизбежным. Но к весне следующего года
ситуация осложнилась, так как возник раскол на западе Римской империи. Против
Антония выступили сообща республиканцы и умеренные цезарианцы, подстрекаемые
Цицероном и поддерживаемые Октавианом. Антоний потерпел военное поражение и
вынужден был отступить в Галлию. Октавиан же, вследствие того что в бою погибли
оба консула, остался в Риме фактически полновластным хозяином.
На востоке Кассий занял Сирию, однако в скором времени туда
явился с войском Долабелла, один из сторонников Цезаря, чтобы захватить эту
провинцию. Оба противника обращались в соседний Египет за поддержкой, и
египетские власти снова оказались перед неприятным для них выбором.
Для Клеопатры было естественно поддержать Долабеллу, как
сторонника Цезаря, тем более что Долабелла убил одного из убийц Цезаря. Поэтому
царица приказала командиру римского гарнизона (состоявшего теперь из четырех
легионов) присоединиться к войску Долабеллы. Однако Кассий одержал верх над
Долабеллой и осадил его в Лаодикее. В июле 43 года до н.э. город был взят, а
Долабелла совершил самоубийство. Вдобавок египетские легионы перешли на сторону
Кассия.
Поражение Долабеллы было тяжелым ударом для Клеопатры.
Кассий вполне мог напасть на Египет, поскольку царица поддержала его
противника, а кроме того, богатства ее страны по-прежнему представляли
соблазн для завоевателей. К тому времени все остальные зависимые от Рима
восточные монархи уже заявили о поддержке Кассия. Хуже того, даже наместник царицы
на Кипре Серапион перешел на сторону Кассия и послал флотилию в помощь ему, не
спросив разрешения Клеопатры (см. Аппиан. Римская история). Между тем ее сестра
и соперница Арсиноя находилась поблизости от Кипра, в Эфесе. Поведение
Серапиона, скорее всего, означало, что он решил поддержать Арсиною, которую в
свое время Цезарь объявил царицей Кипра. Его измена, конечно, была новым ударом
для Клеопатры и означала усиление мощи ее опасного врага, Кассия. Однако Египет
был спасен от вторжения, поскольку Брут срочно вызвал Кассия в Смирну для
совещания относительно неотложных дел.
К концу 43 года до н.э. положение бывших заговорщиков стало
очень серьезным. Бывшие непримиримые враги Октавиан и Антоний помирились, и к
ним присоединился Лепид, занявший вместо Антония пост начальника конницы. Так
родился новый союз, второй триумвират, который означал, что эти трое будут в
течение пяти лет осуществлять диктаторские полномочия. Главная роль
принадлежала, конечно, первым двум триумвирам. Союз Антония и Октавиана был,
согласно римской традиции, скреплен браком Октавиана и Клодии, падчерицы
Антония. Для подготовки к неизбежной войне с цезарианцами Кассию снова
потребовались деньги и люди, и он опять обратился к Клеопатре с требованием о
помощи. Клеопатра не сразу приняла решение. Она не доверяла главному из
триумвиров, Октавиану, который был для нее соперником ее сына Цезариона.
Значение наследия Цезаря еще возросло после того, как 1 января 42 года до н.э.
он был официально провозглашен в Риме богом. Первый случай в римской истории,
если не считать Ромула, мифического основателя города, которого провозгласили
богом Квирином.
Клеопатре это событие было на руку, поскольку обожествление
Цезаря подтверждало для нее божественность ее собственного сына. С другой
стороны, это событие укрепляло позиции Октавиана, который теперь именовался
«сыном божественного Юлия».
И все же египетская царица отвергла требование Кассия, и
сделала это по трем причинам. Во-первых, из-за измены Серапиона,
который явно признавал Арсиною законной царицей. Во-вторых, триумвиры
выразили ей благодарность за поддержку Долабеллы против Кассия и признали
Цезариона ее законным соправителем (см. Дион Кассий). Они знали о ее
подозрительности к Октавиану и тем самым хотели ее успокоить. Октавиан же,
скорее всего, не расценивал Цезариона как серьезного соперника. Кассию
Клеопатра назвала третью причину — второй неурожай и голод за время ее
царствования. Эти события подтверждены и источниками, независимыми от Клеопатры
(см. Плиний Старший. Естественная история; Сенека. Естественные вопросы и др.).
Хотя Клеопатра сослалась на свои внутренние трудности,
отказав Кассию в помощи, он не поверил ей и послал на юг Греции флот из
шестидесяти кораблей, во главе с Луцием Мурком, чтобы не дать возможности
египетскому флоту прислать подкрепления Антонию и Октавиану. До Кассия дошли
слухи, что Клеопатра собирается отправить в открытое море значительное
количество военных кораблей с целью поддержки триумвиров. Эта информация была
верна. Египетский флот отплыл из Александрийской гавани под командованием самой
царицы. (До сих пор командования флотом не принимала ни одна из цариц
эллинистических государств.) Возможно, этот шаг Клеопатры был обусловлен тем,
что она не располагала в Александрии надежным войском, которое могло бы защитить
ее в случае каких-то беспорядков.
Клеопатра хотела присоединиться к Октавиану и Антонию и
прорвать морскую блокаду Мурка, на время забыв о своих подозрениях в отношении
наследника Цезаря. Однако ей не повезло. Неподалеку от африканского побережья
египетский флот был рассеян бурей. Сама же Клеопатра заболела. (Возможно, это
была обычная морская болезнь.) Ей пришлось поневоле возвращаться в Александрию.
Высказывались предположения, что буря, как и болезнь царицы, были только
дипломатическим предлогом, чтобы вовсе не участвовать в гражданской войне.
Однако это маловероятно, поскольку в таком случае Клеопатру ожидали бы
неприятности в отношениях с любой победившей стороной. Естественно, царица
решила выступить со сторонниками Цезаря и против его убийц. Более того,
Клеопатра, после вынужденного возвращения в свою столицу, приказала собрать
новый флот, но опоздала. 24 октября 42 года до н.э. произошло решающее сражение
при Филиппах в Македонии. Оно закончилось полной победой цезарианцев, которыми
командовал Антоний, а Брут и Кассий покончили с собой.
Теперь триумвиры стали практически полновластными хозяевами
империи. Единственным неподвластным им районом оставалась Сицилия, где
господствовал незаконный сын Помпея, Секст Помпей, полуреспубликанец-полупират.
Лепиду триумвиры не доверяли, подозревая его в тайных связях с сицилийцами, а
потому старались лишить господства над его частью империи. Октавиан в то время
правил в западной части Римской империи, а Антоний — в восточной. Эти
богатейшие земли стали теперь его уделом, и с ним предстояло иметь дело
Клеопатре.
Когда Антоний и Октавиан поделили между собой римский мир,
явные преимущества Антония перевешивали формальные, которые давали Октавиану
положение законного наследника Цезаря. Прежде всего, Антоний был зрелым
сорокалетнем мужем, Октавиан же — молодым человеком, на двадцать лет младше
своего коллеги и соперника. Несмотря на все успехи Октавиана, была доля правды
в насмешливых словах Антония, что Октавиан не мальчик, который всем обязан
своему имени.
Кроме того, Окиавиан ничем не отличился во время войны в Македонии,
отчасти из-за слабого здоровья. Хотя с тех пор он прожил еще пятьдесят
семь лет, в то время многие считали его болезнь фатальной, хотя точно не было
известно, чем он болен (см. Плутарх. Антоний).
Те из республиканцев, которые сдались после катастрофического
поражения, предпочитали идти в плен к Антонию и не упускали случая, чтобы
посмеяться над Октавианом. Антоний, ставший одним из консулов на срок до 40
года до н.э. тем самым сильно укрепил свою власть, а победа при Филиппах
подтвердила его преимущества. Теперь у него, очевидно, появилась возможность
выбирать любой регион империи. Одной из причин, почему он выбрал Восток, были
огромные богатства этого региона, которые привлекали и его предшественников.
Войско Антония требовало демобилизации, и с ним надо было рассчитаться. Но была
и другая причина. С точки зрения римлян поражение Красса в войне с парфянами
требовало отмщения, а потому войну с ними следовало возобновить. Цезарю
помешало это сделать то обстоятельство, что его убили заговорщики. Антоний был
фактически военным наследником Цезаря и укрепил свой престиж полководца после
победы над Брутом и Кассием. Кроме того, предыдущий опыт принес ему хорошее
знание того региона, в котором планировалось вести военные действия.
Восточных провинций, перешедших под управление Антония, было
пять: Македония, в которую входили Ахайя; Малая Азия; Вифиния-Понт (к югу
от Черного моря); Сирия, граничившая с Парфией; и соседняя с ней Киликия,
которая через несколько лет была ликвидирована и по большей части включена в
состав Сирии. Помимо этих провинций Антоний пользовался влиянием в нескольких
зависимых от Рима странах, находившихся вдоль границ Римской империи, а потому
стратегически важных для нее. Важнейшим из них был Египет, где правила
Клеопатра. Антоний провел зиму 42/41 года до н.э. в Греции. Там он посещал
диспуты философов и поэтов и религиозные церемонии и праздники. Делалось это во
многом из политических соображений. Антоний вовсе не хотел выглядеть хуже, чем
Брут, который также заигрывал с греческими общинами. Однако Антонию это было
легче делать, чем большинству римлян, — его тяготение к греческому образу
жизни было искренним. Затем, в начале 41 года до н.э. он пересек Эгейское море
и посетил город Эфес. Чтобы засвидетельствовать высшее почтение к новому властителю,
жители Эфеса, как и других районов Азии, поспешили обожествить его, признав
Новым Дионисом, могущественным божеством эллинистической эпохи, благословлявшим
походы на Восток. Хотя в самом Риме живых людей не обожествляли, римские
полководцы на Востоке, включая Помпея, Цезаря и самого Антония, не возражали
против подобного преклонения. Антонию, как новому властелину восточных земель,
такие почести полагались как бы сами собой. Кроме того, Антоний сейчас нуждался
в них, чтобы было что противопоставить Октавиану. Того провозгласили сыном
бога, а Антония — просто богом, Дионисом, дарующим счастье и бессмертие.
«Итак, когда он въезжал в Эфес, — рассказывает
Плутарх, — ему предшествовала процессия, состоявшая из женщин, одетых
вакханками, и мужчин и мальчиков, одетых сатирами. Город был украшен венками из
плюща и жезлами, увитыми плющом. Звучала музыка арф, свирелей и флейт, и
горожане славили его как Диониса Благодетеля, дающего радость» (Антоний).
Антоний расширил права местного храма Артемиды, но не тронул Арсиною, которая
нашла там убежище. Собирая огромную дань с малоазиатских городов, он разъяснял
жителям, что его гибкая система налогов, когда собирали десятину со всего, ими
произведенного, была-де гуманнее, чем фиксированные налоги
эллинистических царей. Потом он отправился дальше, собирая дань с городов.
Вместе с тем он вознаградил тех, кто поддерживал триумвиров и навлек на себя
карательные меры Брута и Кассия.
Нового владыку, готовившего поход в Парфию, не могло не
интересовать положение в сопредельных, зависимых от Рима государствах. Однако в
то время он уделил особое внимание лишь Каппадокии, поскольку тамошняя
правительница Глафира, мать Архелая, претендовавшего на местный престол,
«поразила Антония своей красотой».
Однако Египет занимал среди этих государств особое
положение. Готовя войну, Антоний не мог бы обойтись без материальной и иной
поддержки в этой стране. К тому же ему казалась темной и двусмысленной роль
царицы Клеопатры во время предыдущей войны с убийцами Цезаря (по крайней мере,
так представили дело ее недруги). Поэтому Антоний решил встретиться с
Клеопатрой, отложив дальнейшее путешествие на Восток. Местом встречи он избрал
город Таре в Киликии (один из городов, пострадавших от Брута и Кассия).
Посредником, который должен был доставить царице эту весть, Антоний избрал
некоего Квинта Деллия, пользовавшегося скандальной известностью распутника.
Клеопатра получила письма от Антония, а затем встретилась с его посланцем.
Промедлив положенное время, чтобы показать, что божественная царица не является
ни к кому по первому вызову, Клеопатра отправилась в Тарс.
* * *
Антоний, которого Клеопатра уже хорошо знала, происходил из
знатной, но обедневшей семьи и был внуком известного оратора и сыном
военачальника, который, правда, не отличался блестящими способностями.
Сам Антоний был талантливым полководцем (хотя более
способным тактиком, нежели стратегом). А его солдаты восхищались его стойкостью
и щедростью. К тому же он показал себя способным администратором.
Если на Востоке в нем видели нового Диониса, сам он хотел бы
происходить от бога-героя Геракла. Один из символов Геракла, побежденный
им немейский лев, уже появился на монетах в качестве знака зодиака Антония. И
прежде других римских полководцев сравнивали с Гераклом, но именно он первым сам
провозгласил себя потомком этого героя, что и было засвидетельствовано на
современных ему монетах. Впрочем, в этих притязаниях тогда не было ничего
необычного, поскольку все эллинистические монархи, в том числе Клеопатра, были
готовы выводить свою родословную от тех или иных божественных предков. Геракл
же был, согласно античной теологии, близок к Дионису и участвовал в его пирах.
Античные писатели считали Геракла объединителем мира, символом примирения и
согласия между римлянами и греками, а подобная идея безусловно привлекала
Антония. Впрочем, привлекательность отождествления с Гераклом во многом
объяснялась наивным тщеславием самого Антония, о чем упоминал Плутарх.
Выдающиеся умственные способности этого римского полководца
нередко не приносили ему пользы из-за лени и недостаточного
психологического опыта (он не очень хорошо разбирался в людях). Правда, многие
недостатки ему прощали за личное обаяние и чувство юмора, включавшее редкую для
римлян способность посмеиваться чад собой. Плутарх писал об Антонии:
«Он не имел представления о многом из того, что делалось от
его имени, не только по своему легкомыслию, но и потому, что он был настолько
наивен, что доверял своим подчиненным. Нрав этого человека был простым, и он,
случалось, плохо представлял себе, что происходит в его окружении. Осознав, что
он был не прав, Антоний раскаивался и всегда готов был извиниться перед
человеком, которому нанес обиду. Если он хотел наказать виновного или исправить
несправедливость, то делал это от души; и обычно считалось, что он чаще
переходил границы, раздавая награды, нежели назначая наказания. Что до
грубоватых и наглых шуточек, которые он любил, то на это имелось и противоядие:
каждый мог с лихвой возместить причиненную обиду, поскольку Антоний не меньше,
чем шутки над другими, любил и шутки над собой. Это качество Антония не раз
вредило ему, поскольку он едва ли мог поверить, что находились люди, которые
под вольностями и шуточками скрывали хитрую лесть. Ему и невдомек было, что
иные нарочно притворялись откровенными и даже развязными, чтобы таким образом
прикрыть свои намерения. Они поддерживали застольные беседы в его вкусе, чтобы
казалось, что они общаются с ним из любви к его остроумию, а вовсе не для того,
чтобы добиться от него желаемого» (см. Антоний).
Частная жизнь Антония была довольно беспорядочной. Цицерон в
своих «Филиппиках» не раз эксплуатировал тему пьянства Антония. Кроме того, он
был безмерно женолюбив (подобно своему кумиру Гераклу, не говоря уже о своем
бывшем патроне Цезаре), и это свойство характера создавало ему репутацию,
которая его вполне устраивала. Как утверждали политические враги Антония, в
юности у него якобы была одна гомосексуальная связь (если не больше). Но то — в
далеком прошлом, теперь же он интересовался только женщинами. Как писал тот же
Плутарх:
«Слабость к противоположному полу оттеняла привлекательные
черты его характера и даже завоевала ему симпатии многих людей, поскольку
Антоний часто помогал другим в их любовных делах и с добродушием воспринимал их
шутки по поводу его собственных дел такого рода».
При этом, однако, Антоний был женат уже не в первый раз, и
его жена, красавица Фульвия, играла большую роль в общественных делах мужа. Это
была властная женщина, которая, по отзывам современников, обладала лишь женской
внешностью, но вовсе не женским характером. По словам Плутарха, «эту женщину не
интересовало прядение или иные домашние дела. Она не могла бы также
удовлетвориться властью над мужем, не имеющим притязаний в общественной жизни;
она желала править управляющими и командовать командующими. Поистине, Клеопатра
была в долгу перед Фульвией, научившей Антония повиноваться воле жены. Когда
она встретила его, он уже достаточно научился подчиняться женской власти.
Однако Антоний, с помощью всяких шуточек и мальчишеских выходок, старался,
насколько возможно, сделать свою жизнь с Фульвией немного веселее».
Как и Фульвия, Антоний уже третий раз состоял в браке, но
его прежние жены отнюдь не оказывали такого влияния на политические дела, как
она. Она была первой в истории Рима женой правителя, которая стала играть
реальную роль в политической жизни. Такая ее роль в общественных делах империи
проявилась в том, что Фульвия стала первой женщиной, чьи портреты (прежде
портретов императриц) появились на римских монетах. Эти серебряные монеты были отчеканены
от имени Антония в 43 — 42 годах до н.э. в Лугдуме (Лион); на них Фульвия
изображена как Виктория (богиня Победы). Эту идентификацию ставили под сомнение
на том основании, что Фульвия-Виктория была здесь очень похожа на
символическое изображение богини Победы на монетах, выпущенных за сорок лет до
того. Даже если это и так, важно, что изображение Виктории принимали за портрет
Фульвии, тем более что сохранились и другие портреты. Например, идентичный
портрет имеется на монетах фригийского города Эвмения, причем название города
на монетах — не Эвмения, а Фульвия. Очевидно, Антоний, проезжая в 41 году до
н.э. через Малую Азию, назвал этот городок именем своей жены, отчего ее
изображение и появилось на монетах. В финикийском городе Триполи также чеканили
монету с портретами Антония и Фульвии. Сама Фульвия находилась тогда в Италии и
следила, чтобы Октавиан не нарушил интересов ее мужа, но слава о ней достигла
Востока.
|