"Хроники ветров. Книга желаний" - читать интересную книгу автора (Лесина Екатерина)

Глава 11

Минула неделя, надо сказать, весьма и весьма хлопотная неделя. Пробираться по территории Пятна оказалось сложнее, чем Карл предполагал. Во-первых, искаженное излучение отнимало силы, а несколько раз, на максимуме, вообще приходилось сворачивать с пути. Во-вторых, местные твари отчего-то решили, будто одинокий путешественник замечательно подходит на роль обеда или ужина. От тварей приходилось убегать — Карл не любил тратить силы понапрасну, те два раза, когда пришлось-таки вступить в схватку, были исключением, у него выхода другого не было.

Надо сказать, твари оказались куда более живучими, чем можно было предположить, и съедобными. Последнее обстоятельство радовало и могло бы примирить с остальными неприятностями если бы не одно "но": Карл заблудился.

Это было немыслимо, недопустимо, противоестественно, но… глубокая яма меж корней полуживого дуба — вырытое им убежище — не оставляла места для сомнений. Он и в самом деле заблудился! Дьявол! Да подобного казуса не случалось вот уже… Да никогда не случалось! Это в принципе невозможно! Да-ори используют для ориентации силовые поля, на которые даже Великая Катастрофа не повлияла. Да-ори всегда знают, где находятся. Карл поднял голову вверх: ни черта не понятно — звезды и звезды, как по ним ориентироваться? За тысячи лет легко привыкнуть, что лучший компас — в голове находится.

Но в данный момент самый лучший компас утверждал, будто Карл находится сорока километрами южнее этой поляны.

— Да быть такого не может? — Карл подошел к самому краю ямы, и последние сомнения рассеялись. Именно здесь он провел позапрошлый день и, по-видимому, проведет следующий — до рассвета осталось всего ничего.

Листья в яме не успели слежаться, хотя и попахивали гнильцой. Заменить бы, но лень, да и времени в обрез. Под листьями пряталась влажная, горячая земля, зарываться в которую было неприятно, да и каждый раз Карл испытывал сомнения в надежности убежища, впрочем, ему проще, чем Коннован.

Замок уже должен был рухнуть… с другой стороны, плох тот замок, выйти из которого можно лишь через ворота, да и князь не глуп. С глупым договориться не вышло бы, а значит, шанс на выживание есть. Использует? Или не использует? Чем не разновидность "чертовой рулетки"?

Кстати, о рулетке, солнце-то уже взошло. Лучи ультрафиолета, пробиваясь сквозь перемешанные с землей листья, неприятно покалывали кожу. Сверху что-то протопало, большое, грузное, остановилось совсем рядом, шумно зафыркало, заухало. Карл понадеялся, что у неведомого зверя достанет мозгов не соваться в яму, а, если не достанет, то тонкая проволока, раскатанная поверху, защитит. Проволока — как лезвие, даже лучше. Но копаться в листьях зверь не стал — дальше потопал.

Вот и хорошо, можно вернуться к прерванным размышлениям. До чего хороша была задумка: идеальное государство, где каждый находится на своем месте. С одной стороны обеспечивается плотный контроль над всей человеческой популяцией, с другой — необъятные возможности для развития цивилизации. Потенциал людей, сумевших не только выжить после катастрофы, но и приспособится к совершенно новому миру, нельзя было недооценивать. Взять хотя бы простейший показатель — численность — растет из года в год, невзирая на полное отсутствие медицины, дурацкие междоусобные войны, болезни и мутации. Единственное, что способно остановить этот рост — сами люди. Внутривидовая агрессия, как способ регуляции численности.

Эх, если бы эксперимент начался чуть раньше — лет на сто-двести… к сегодняшнему дню вместо разрозненных княжеств, которые только и делают, что воюют друг с другом, было бы одно большое государство, крепкое и индустриально развитое. Было бы, что противопоставить танграм: единая армия, единое руководство, единый правитель: сильный, бессмертный и хорошо управляемый. Своеобразный буфер между двумя видами.

Нет, определенно, эксперимент следовало начать раньше, но Марек протестовал. Марек считал, что Коннован не готова, Марек… Марек вел свою собственную игру, а Карл подыгрывал. Интересно ему видите ли было. А теперь? Теперь он вынужден лежать в сырой яме и думать об упущенных возможностях. Печально.

Жар солнечных лучей, проникавших сквозь кучу листвы, слабел. Скоро закат и ночь, и снова движение вперед.

Или не вперед, а по кругу? Эту проблему еще предстояло решить.

Я дала клятвенное обещание самой себе выпороть Вальрика, как только весь этот бедлам закончится. Мало того, что мальчишка ослушался прямого приказа, так он еще и Ильяса геройствовать подбил. С такими темпами до порки княжич просто не доживет. От злости сбивчивый рассказ мальчишки про туман и исходящую от него опасность я пропустила мимо ушей. А секундой позже в голове что-то щелкнуло. Туман? Желтый? Откуда посередине ночи туману взяться, да еще желтому?

Газовая атака? Но в замке кроме Володаровых людей есть и солдаты тангров. Всех положат? А собственно говоря, чему тут удивляться — нормальная тактика. У зеленокожих в языке даже понятия такого нет "жертва", есть другое — "затраты", которые бывают полезными и бесполезными.

Если замок будет захвачен и приказ Матки выполнен, то все затраты автоматом превратятся в полезные.

Черт, черт, черт. Только газов здесь и не хватало для полного счастья. Думать и быстро. Допустим, старый вариант… долгий срок хранения, желтый цвет это… "Сон", "Логдон" или "Ра" — услужливо подсказала память. Это если они ничего нового не изобрели. Будем надеяться, что не изобрели.

— Желтый какой? Темный или светлый?

— Как… Как… Вот. — Вальрик ткнул пальцем в висевший на стене гобелен. Цвет был густым, насыщенным. Значит, не "Ра", что радует — этот газ смертелен и для меня.

— А тяжелый или легкий?

Вальрик задумался.

— Тяжелый. Он ползет… ну, так, как будто к земле тянет. И лохматый, будто перья из подушки повыпускали.

Судя по описанию "Логдон". Штука интересная и для людей смертельная, правда смерть наступает не сразу. Сначала безумие и агрессия, которая позже сменяется радостью, потом дикой болью в глазах. Зато теперь понятно, отчего у огнеметчика на поясе висела маска. Они и в самом деле планировали захватить князя живьем, вот только немного не рассчитали.

Ладно, что я еще знаю? Отравление происходит при попадании газа в легкие. Соприкосновение с кожей не опасно, даже если имеются раны. Значит, нужно каким-то образом сделать так, чтобы газ в легкие не попал. Запретить людям дышать? Вряд ли в замке имеется запас противогазов. Возвращаться за маской? Но она всего одна или две — предполагаю, что огнеметчик не собирался умирать. Значит, как минимум две. И что это дает? Ровным счетом ничего.

Думай, Коннован, думай. И поторопись. Какое у чертова газа слабое место? "Логдон" весьма не устойчив и при соприкосновении с водой распадается на безопасные для организма составляющие.

Вот и замечательно, смоченная тряпка вполне сойдет за полноценный противогаз.

Долго объяснять не пришлось, люди соображали быстро, а действовали еще быстрее. В ткани недостатка не было, а вода нашлась у монахов — запасливые ребята.

У газа оказался приятный яблочный запах…

Туман, как и предполагал Вальрик, оказался вовсе не туманом, а какой-то опасной штукой, которую Коннован назвала "газом". Что такое газ, Вальрик знал, но виденное во дворе мало походило на газ, скорее на плотный клубок гусиного пуха, к которому хотелось прикоснуться, чтобы проверить, вправду ли она такой мягкий, как кажется. Коннован утверждала, будто трогать газ можно, а вот дышать следует лишь через смоченную водой тряпку. И велела следить, чтобы тряпка не высыхала. Еще тварь заявила, будто газ не сможет подняться вверх. То есть в башне можно будет переждать атаку.

В башню, так в башню. Шли быстро, но Вальрик отказался от помощи Ильяса, не хватало еще показать свою беспомощность перед отцом. Было жутковато, особенно, когда туман догнал их, и отряд с головой погрузился в густое, желтое облако. Оно и в самом деле было очень мягким. Глаза моментально заслезились, и Вальрик едва не выпустил мокрую тряпку из рук, потому что хотел протереть глаза. Но вовремя вспомнил предостережение твари. Сама она шла сзади и подгоняла отряд Чтобы не потеряться в желтом облаке, Вальрик ухватился за чей-то рукав, кажется, это снова был Ильяс.

— Скорее, скорее, — Коннован торопила. А как тут поспешишь, когда вокруг вообще ничего не видно? О ступеньки Вальрик споткнулся, но тряпку не выпустил.

— Давай. — Чья-то рука подняла его за шиворот, затем последовал тычок в спину. — Поднимайся.

Вальрик поднимался, считая ступеньки про себя. Десять. Восемнадцать. Двадцать три. Двадцать четыре… На сорок пятой он понял, что сейчас упадет и задохнется, или от боли, или от тумана. А сзади требовали двигаться вперед, и он двигался, превозмогая боль. Пятьдесят одна. Пятьдесят две… Три… Когда же они закончатся.

— Немного осталось. — Это Коннован. Сочувствует? Не нужно ему сочувствие. Он дойдет.

Он и в самом деле дошел. Самостоятельно преодолел все сто тридцать четыре ступеньки. Правда на последнем десятке Вальрик думал лишь о том, что, возможно, стоит упасть и полежать, или хотя бы посидеть немного, чтобы отдышаться. Но Коннован шла сзади этаким безмолвным упреком, и Вальрик тоже шел. Зато теперь, на узкой площадке Орлиной Башни, он отдохнет.

— Нельзя, — тварь, больно вцепившись в плечо — кажется, ее когти до самой кости достали — заставила встать. — Тебе пока нельзя садиться, плохо потом будет.

Да какая разница, что будет потом? Вальрику было плохо сейчас, он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, настолько было больно.

— Постой, а еще лучше походи.

Будь у него силы, Вальрик бы рассмеялся. Походить! Да он шевельнуться без посторонней помощи не способен. Хорошо еще, что в этой суматохе на него никто не обращает внимания, не так стыдно.

Коннован открыла небольшую — ладони две шириной — сумку, украшенную красным полумесяцем, и с задумчивым видам принялась рыться в ней.

— Вот! — обрадованно провозгласила она, извлекая крошечный прозрачный цилиндр, отдаленно напоминающий патрон. Цилиндр был заполнен мутной жидкостью неприятного бурого цвета. — Давай руку.

— Зачем? — Вальрик следил за тем, как ловко тварь содрала с цилиндра упаковку. Что она собирается делать?

— Легче станет. Не бойся.

Еще чего, не хватало, чтобы тварь решила, будто он боится. Вальрик поспешно протянул руку, пока остальные не заметили его колебаний. Штука, которую Коннован приложила к коже, была холодной. А потом ко всему еще и уколола, не больно, но от неожиданности Вальрик дернулся.

— Вот и все, — Коннован продемонстрировала пустой цилиндр, — сейчас полегчает.

И точно, боль ушла, вместе с ней исчезла и усталость, Вальрик с наслаждением задышал полной грудью. Да с чего он вообще взял, что сейчас упадет? Да он полон сил! Кровь кипит, требует вниз пойти и драться!

— Вальрик! — грозный оклик отца вернул на землю. Что это с ним творится? Неужто дело в коричневой жидкости, которую тварь ввела ему в кровь? Коннован лишь усмехнулась, дескать, думай, что хочешь.

— Подойди ко мне, сын мой.

Вальрик послушно выступил вперед, хотя колени предательски дрожали: еще никогда отец не говорил с ним таким торжественным тоном. Сейчас произойдет нечто важное.

Володар говорил долго, говорил о чести, о долге, о достоинстве, о великой жертве, которая была принесена во имя человеческой свободы, о том, что невозможно допустить, чтобы существа, явившиеся с другого берега реки, завоевали человечество. А в завершение всего, Володар снял с правой руки тонкий бледно-золотой браслет и торжественно одел его на руку Вальрика. Все это было странно и непривычно.

— Твой долг передо мной, перед братьями, перед предками и людьми, которые верно служили нам, твой долг — донести страшную весть до Святого престола.

— Зачем?

По выражению лица Володара, Вальрик сообразил, что вопрос глуп, и еще больше смутился.

— Лишь Святой престол способен объединить всех верующих в одну армию, один кулак, который сокрушит врага! — Недовольно пояснил князь. — Пусть же Святейший патриарх, воззвав к народу, начнет новый Крестовый поход! Ты вместе с братьями-инквизиторами и… — Володар обернулся на людей, которых готовила тварь, — и прочими воинами, немедля выступишь в путь, и будешь двигаться настолько быстро, насколько это возможно. Она идет с вами.

— А из замка мы по воздуху выберемся? — Сварливо поинтересовалась "она". — Или святые братья продемонстрируют чудо телепортации?

Про телепортацию Вальрик не понял, о таких чудесах ему слышать не доводилось. Впрочем, Вальрик сомневался, что монахи вообще способны творить чудеса, иначе испепелили бы нападавших взглядом, а не отстреливались, как обычные люди.

— Проучить бы тебя, чтоб не ботала, — буркнул князь. — По подземному ходу выйдете. Аккурат под башней начинается.

— А ты?

— Это мой дом, и не одна сволочь не ступит на его порог до тех пор, пока я жив! Да и не окончено еще тут… поглядим, кто кого…

— Я тоже остаюсь.

Подзатыльник, отвешенный отцом, послужил решающим аргументом в пользу завершения спора. Самое обидное, что это видели все. Вальрик едва не расплакался от злости — ну почему с ним обращаются, как с ребенком? Он ведь взрослый, он имеет право решать.

Дальнейшие события он запомнил плохо. Князь втолковывал, как управлять тварью при помощи желтого браслета, а Вальрик думал лишь о том, что его снова прогоняют.

Обида некоторое время грызла изнутри, а потом выплеснулась в логичную и понятную мысль — отец снова отослал его прочь! Вся эта царственная продуманная речь про подвиги, про долг, про обязательства перед человечеством — ложь от первого до последнего слова. Его снова отсылают прочь. А это не честно! Все сражаются, а он должен бежать. Он — не трус и никогда не был им! И не станет бежать!

Цепкие лапы худого, костлявого монаха с изуродованным шрамами лицом, держали крепко. Вальрик покорно шел, все равно куда… его прогнали… снова прогнали.

И лишь увидев дыру, в которую надлежало спуститься, Вальрик понял, что следует делать. Отец отдал ему власть над Коннован? Что ж, теперь у Вальрика имеется оружие, способное спасти всех. Он-то знает, на что способна вампирша. Коннован — оружие, а Вальрик имеет право распорядится этим оружием по своему усмотрению. А значит из замка он не уйдет: Вальрик это решил твердо. И столь же твердо приказал:

— Мы возвращаемся.

Он был готов к возражениям, спорам, к чему угодно, но только не к тому, что произошло: на голову обрушилась тяжелая и болезненная темнота.

Было страшно. Никогда прежде Фоме не доводилось испытывать такого животного, стыдного страха, когда тело цепенеет, а в голове на месте слов молитвы защитнику всех людей святому Гейтсу образуется гадкая пустота, которая моментально заполняется ужасом. Если бы не брат Морли и брат Рубеус, Фома погиб бы в первые минуты боя. Но, Господи всемилостивейший, как же ему было страшно!

Но больше всего Фому поражало хладнокровие, с которым братья-монахи ввязались в схватку. Они нажимали на спусковой крючок без малейших колебаний, абсолютно не задумываясь над тем, что отнимают чужую жизнь. Мало того, брат Морли, отправляя очередного нападавшего в преисподнюю, весело хохотал, и Фома каждый раз вздрагивал — а ну как к толстяку подкралось то самое, неизвестное колдовство "газ" и вместе с ним безумие.

Когда же князь Володар повелел уходить из замка, Фома, признаться, неимоверно обрадовался и тут же устыдился этой радости, которая являлась несомненным признаком малодушия. Однако умирать было так страшно, что не помогала даже вера в вечную жизнь после смерти. Фома униженно молил Господа об отсрочке, и Великий, Всемогущий Бог внял. Здесь, под землей было тихо и спокойно, никакого хохота, никаких выстрелов, лишь шлепанье ног по полу, тяжелое дыхание соратников и невнятная брань Морли.

— Тысяча чертей, — толстяк, испустив очередное проклятие, тут же покаялся, — прости Господи, но этот мальчишка весит столько, словно отлит из чистого золота.

— Скоро он очнется, — безо всякой радости произнес Фома. Ему было стыдно за свой страх и испытываемую в данный момент радость, тем паче, что Вальрик, которому было столько же лет, сколько и Фоме, выказал завидную отвагу. Подумать только, нарушить приказ отца! Приказ брата Рубеуса! Повернуть назад! Фома восхищался и… завидовал. А зависть порождала злость. Хотелось фырчать и плеваться искрами, как факел, который поручили нести Фоме.

— Вряд ли скоро, рука у Рубеуса тяжелая, и удар хороший, так что тащить мне его и тащить. Ну, оно и к лучшему, уж можешь мне поверить, мальчонка — самодур, мало его батька порол, ох мало… — И, поправив ношу, толстяк прибавил шагу. — А ты, давай, вперед лучше, свети, а то темень, как у беса под хвостом, прости Господи. Держи факел, кому сказал, а то не видно ни черта!

Фома подчинился, хотя и обидно, он же не виноват, что факел такой тяжелый, руку вниз тянет. А на шее сумка с книгой и пистолетом, к которому Фома так и не прикоснулся. Не отсырела бы книга. А, если желтый дым страницы повредил? Как бы глянуть? Попросить Морли факел подержать? Он разозлится, значит, придется ждать привала, должен же быть привал! А пока, дабы отвлечься от мрачных мыслей, Фома решил сочинить новую главу. Это будет примерно так: "Подземный ход был на удивление широк и просторен, словно великие титаны древности вознамерились построить в глубине недр земных чудесный град, однако же сгинули, не доведя задуманное до конца. Даже темнота, коею не способны разогнать слабые огни наших факелов…" — на этом месте Фома покосился на влажную стену, по которой медленно ползло рыжее пятно. Какими словами описать ее? Например, так: "даже темнота не в силах сокрыть величие стен из неведомого материала, похожего на камень, и вместе с тем гладкого, точно стекло". Дальше нужно написать про прошлое, про то, что на этом месте могли цвести дивные сады и бродить звери, как написано в Священной книге, это был бы настоящий рай на земле…

Тут Фома споткнулся и, едва не упав в отнюдь не райскую воду, выпустил факел из рук, тот обиженно зашипел, и Фома поспешил поднять его. Господи, только бы не погас, только бы не погас…

— Под ноги смотри! — Рявкнул Морли. — А то и сам шею свернешь, и мы с тобой тут подохнем.

— От чего? — Теперь Фома держал факел обеими руками. К счастью, просмоленное дерево выдержало купание в воде, огонь не погас. А вот раздражение брата Морли росло с каждым шагом.

— От голода, жажда и дурости твоей.

— Стой, дальше нельзя. — Из темноты перед самым носом Фомы вынырнул человек: высокий, крепко сбитый парень из ее команды.

— Почему?

— Она не велела. — Парень, чье имя Фома не помнил, лениво потянулся. — Сказала ждать здесь.

— А сама где? — Морли оттеснил Фому назад, и теперь тому оставалось вслушиваться в разгорающуюся ссору. Толстяк был взбешен, и Фома опасался, что ссора в любой момент перейдет в драку. Что ему тогда делать?

— Впереди что-то есть.

— Да ни черта там нету! Сбежать ваша мамочка решила, а ты дурак, и поверил!

Парень на выпад не отреагировал, чем еще больше разъярил Морли. На всякий случай Фома отошел подальше, уповая на то, что скоро появится брат Рубеус и все решит. Вон, рыжие пятна факелов совсем уже близко.

— С дороги! — Морли всем своим немалым весом надвинулся на парня.

— Нет.

— Ты, ублюдок, променявший род людской на одну кровососку, если ты сейчас…

— Что здесь происходит? — Холодный тон брата Рубеуса подействовал на спорщиков подобно хлысту.

— Да тут… Этот… — Толстяк отпустил такие ругательства, что Фома поежился.

— Дальше идти нельзя, пока Коннован не вернется, — спокойно повторил парень. Фома вдруг вспомнил его имя — Ильнар, нет, Ильяс. Точно, Ильяс… Рубеус думал недолго.

— Привал. — Скомандовал он.

— Проклятье. — Рыкнул Морли. — И ты туда же.