"Чужак в чужой стране" - читать интересную книгу автора (Хайнлайн Роберт Энсон)

Глава 12

Через несколько минут Джилл вошла в кабинет Харшоу. Энн уже была там, облаченная в одежду Беспристрастного Свидетеля; она взглянула на Джилл и ничего не сказала. Джилл отыскала свободный стул и молча села. Харшоу диктовал Доркас, не обращая внимания на остальных: «…из-под распростертого тела, пропитав уголок ковра и собираясь в лужицу у камина. Две праздные мухи насторожились. Вошла мисс Симпсон и схватилась за голову. „Боже! — выдохнула она. — Папин любимый ковер!.. Да и сам папа!“. Конец главы, Доркас, и конец части. Можешь отсылать. Свободна.

Доркас вышла, забрав стенографическую машинку и улыбнувшись Джилл.

— Где Майк? — спросил Джабл.

— Скоро будет, — ответила Джиллиан. — Одевается.

— Одевается, — ворчливо передразнил Харшоу. — Не на званый обед собирается…

— Не может же он ходить голым!

— Он не голый, на нем есть кожа. Веди его сюда.

— Джабл, так нельзя. Он должен научиться ходить в одежде.

— Зачем ты навязываешь ему свою христианско-буржуазную ханжескую мораль?

— При чем тут мораль? Я прививаю ему важнейшие бытовые привычки!

— Привычки, мораль — какая разница? Женщина, ради Бога в небесах и в душе, пойми — перед нами личность, не искалеченная идиотскими табу нашего племени, а ты хочешь сделать из него третьесортного обывателя. Пойдем до конца: купи ему атташе-кейс!

— Ничего подобного! Я стараюсь избавить его от неприятностей. Я ему добра желаю!

Джабл фыркнул.

— Так говорит чистоплотная хозяйка, стерилизуя блудливую кошку.

— Ух! — Джилл сосчитала до десяти. Потом сухо произнесла: — Вы здесь хозяин, доктор Харшоу, и мы перед вами в долгу. Сейчас я приведу Майка. Она поднялась.

— Джилл!

— Да, сэр?

— Сядь и не соревнуйся со мной во вредности: я старше и опытнее. Далее: ты никак не можешь оказаться у меня в долгу, потому что я никогда не делаю того, что мне невыгодно. Кстати, другие тоже не делают, но я, в отличие от многих, еще и осознаю это. Поэтому не изобретай себе долгов, иначе ты начнешь испытывать ко мне чувство благодарности, а это первый предательский шаг к моральной деградации. Ты полюбила мою мысль?

Джилл прикусила губу, потом улыбнулась.

— Я не знаю, как это делается.

— Я тоже, но хочу научиться у Майка. Так вот, я говорю вполне серьезно: благодарность есть эвфемизм для обозначения отвращения. Отвращение большинства людей меня не беспокоит, но мне не хотелось бы стать отвратительным для такой маленькой хорошенькой девочки.

— Что вы, Джабл, я ничего подобного не испытываю!

— Надеюсь… но начнешь испытывать, если взрастишь в своем сознании мысль, что ты передо мной в долгу… У японцев существует пять способов выражения благодарности. Каждая из этих фраз буквально переводится как выражение недобрых чувств. Если бы англосаксы были так же честны! Но они выдумали чувства, которые человеческая нервная система не способна производить.

— Джабл, вы старый циник. Я вам уже благодарна и буду благодарна в дальнейшем.

— А ты сентиментальная девчонка. Мы друг друга отлично дополняем. Давай-ка закатимся в Атлантик-Сити и покутим!

— Как можно, Джабл?

— Где же твоя благодарность?

— Я готова. Когда едем?

— Ехать нужно было сорок лет назад. Это во-первых, а во-вторых, ты права: Майк должен обучиться человеческим привычкам. Он должен разуваться в мечети, сидеть с покрытой головой в синагоге и прикрывать наготу, когда этого требуют нормы морали. Иначе его сожгут за ересь. Только ради Аримана, не подвергай его идеологической обработке.

— Не думаю, что у меня это получится.

— Пора бы уже Майку одеться.

— Пойду, гляну, что он делает…

— Минутку, Джилл. Я объяснил, почему не хочу обвинять кого-либо в похищении Бена. Если Бен, скажем так, незаконно задержан, то мы не можем никого уличить в том, что он стремился избавиться от свидетеля в лице Бена. Если Бен жив, у него есть шанс остаться в живых. Я в первый же день твоего приезда предпринял другой шаг. Ты читаешь Библию?

— Иногда.

— Читай чаще, эта книга заслуживает изучения, так как содержит практические советы на все случаи жизни. «Каждый, кто делает зло, боится света» — это сказал Иоанн, а может быть, Иисус — неважно. Я все время ждал, что у нас начнут отбивать Майка. Не могли же они не заметить, как ты тащила его сюда. Я живу на отшибе и тяжелой артиллерии во дворе не держу.

Единственное оружие, которого они боятся и которое их остановило, — это общественное мнение. Я устроил так, что малейший скандал в моем доме автоматически станет достоянием общественности. И не какой-нибудь, а мировой. Неважно, какие при этом будут действовать рычаги. Главное в том, что если здесь что-нибудь случится, это покажут сразу по трем программам стереовидения. Кроме того, немедленно будут оповещены специальными сообщениями большие люди, которым будет приятно поймать на горячем нашего уважаемого Генерального Секретаря.

Харшоу угрюмо продолжил:

— Но я не могу ждать бесконечно. Когда я все организовывал, то опасался, что скандал произойдет сейчас же. А теперь мне кажется, что — пока внимание предупрежденных мною людей не ослабло — нам следует поторопить события.

— Каким образом, Джабл?

— Я думал об этом последние три дня. Ты своим рассказом о чуде навела меня на мысль.

— Простите, Джабл, что я не рассказала об этом раньше. Я боялась, что мне не поверят, и рада тому, что вы верите.

— Я не говорил, что верю.

— Как?!

— Я верю, что ты говорила правду, Джилл. Но сны и галлюцинации — тоже правда в своем роде. То, что произойдет сейчас, произойдет на глазах Беспристрастного Свидетеля и перед объективами кинокамер, которые уже работают. — Он нажал кнопку. — Я не думаю, что Энн, находясь при исполнении служебных обязанностей (а кинокамеры — и подавно), заснет или поддастся чьему-либо гипнотическому воздействию. Мы разберемся, с какой правдой имеем дело, а потом подумаем, как вынудить к действию власть имущих… и, может быть, придумаем, как помочь Бену. Веди Майка.

Причина отсутствия Майка не была сверхъестественной: он стреножил себя шнурками. Сделав шаг, он упал, затянув при этом узлы. Ему понадобилось значительное время, чтобы проанализировать происшествие, развязать шнурки и завязать их правильно. По марсианской привычке времени он не считал и был огорчен только тем, что неправильно усвоил уроки Джилл. Когда Джилл пришла за ним, Майк исповедовался ей в своей несостоятельности, хотя шнурки уже были завязаны как надо.

Джилл утешила его, пригладила волосы и повела за собой.

— Здорово, сынок. Садись, — приветствовал его Харшоу.

— Здорово, Джабл, — торжественно произнес Валентайн Майкл Смит, сел и погрузился в ожидание.

— Что ты сегодня узнал, мальчик? — спросил Харшоу.

Смит радостно улыбнулся и, как всегда, после небольшой паузы ответил:

— Я научился, прыгая в воду, делать сальто в полтора оборота. Разбегаешься, прыгаешь и входишь в воду…

— Я видел — носки вытянуты, колени прямые, стопы вместе.

— Неправильно? — огорченно спросил Смит.

— Для первого раза очень даже правильно. А теперь вспомни, как это делает Доркас.

Смит подумал.

— Вода охотно принимает Доркас, любит его.

— Не его, а ее. Доркас — она.

— Ее, — поправился Смит. — Разве я говорю неправильно? Я читал в словаре Уэбстера (3-е издание, Спрингфилд, Массачусетс), что мужской род включает женский. Словарь приводит пример из закона о контрактах (5-е издание, Чикаго, Иллинойс, 1978, с.1012). Там сказано…

— Постой, постой, — прервал Харшоу. — Мужской род действительно включает женский, но только в том случае, когда ты говоришь вообще. Если же о конкретной женщине, то следует говорить «она», «ей», «ее».

— Я запомню.

— Ты бы лучше вынудил Доркас на деле доказать ее женский род. — Харшоу задумался. — Джилл, парень спит с тобой или с кем-нибудь из вас?

— По-моему, он вообще не спит.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— Отвечаю: он не спит со мной.

— Я спросил не из праздного любопытства, а из научного интереса. Майк, чему ты еще научился?

— Я нашел два способа завязывать шнурки. Один хорош для того, чтобы падать, другой — чтобы ходить. Я выучил спряжения…

— Что еще?

Майк восторженно улыбнулся:

— Вчера я учился ездить на тракторе. Так здорово!

Джабл выразительно глянул на Джилл.

— Когда это произошло?

— Вечером, когда ты спал, Джабл. Все было хорошо, Дюк не дал ему упасть.

— Понятно, что не дал… Майк, ты читал что-нибудь?

— Да, Джабл.

— Что?

— Я прочел, — доложил Майк, — еще три тома энциклопедии: «Marub — Mushe», «Mushr — Ozon» и «P — Planti». Ты не велел мне читать энциклопедию помногу, поэтому на «Planti» я остановился. Потом я прочел трагедию «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира. Потом — «Мемуары» Джакомо Казановы в переводе Френсиса Уэллмена. Потом я осмысливал прочитанное. Потом Джилл позвала меня завтракать.

— Ты что-нибудь понял?

— Не знаю, Джабл, — в голосе Смита была тревога.

— Что тебе неясно?

— Я не смог охватить всей полноты того, что прочитал. Читая у Мастера Уильяма Шекспира о смерти Ромео, я почувствовал, что полон счастья. А после я прочел, что он дематериализовался слишком рано — по крайней мере, мне так показалось. Почему так?

— Потому что он сопливый идиот.

— Прошу прощения?

— Я сам не знаю, Майк.

Смит пробормотал что-то по-марсиански, а по-человечески сказал:

— Я только яйцо.

— Что? Мне кажется, ты меня о чем-то просишь, Майк. Чего ты хочешь?

Смит поколебался, потом выпалил:

— Брат мой Джабл, пожалуйста, спроси Ромео, почему он дематериализовался! Я не могу с ним говорить, я только яйцо. А ты можешь. Спроси и после объяснишь мне.

Майк, по-видимому, считал, что Ромео существовал на самом деле, и сейчас просил его, Джабла, вызвать дух Ромео и потребовать у него отчета о поступках плоти. Как объяснить Майку, что Монтекки и Капулетти не существовали в материальном мире? Джабл не оперировал понятиями, опираясь на которые, можно было бы объяснить Смиту, что такое художественная литература.

Джилл испугалась, что Майк сейчас свернется в клубок и оцепенеет.

Майк действительно был близок к этому, но изо всех сил держался; он дал себе слово не прибегать к подобному средству в присутствии друзей. Он видел, что причиняет этим беспокойство всем, кроме доктора Нельсона. Майк замедлил сердце, успокоил чувства, улыбнулся и сказал:

— Я подожду, пока понимание придет само.

— Хорошо, — согласился Джабл. — А в следующий раз, когда ты соберешься читать, спроси меня или Джилл — кого угодно — художественная ли это литература. Тебе, пожалуй, не стоит ее читать…

— Я буду спрашивать, Джабл.

Майк решил, что обязательно расскажет Старшим Братьям, что такое художественная литература, когда сам это поймет… Тут он с удивлением заметил, что сомневается; — поймут ли они. Предположение о том, что существуют вещи, столь же непонятные для Старших Братьев, как и для него самого, было даже более революционным, чем само понятие художественной литературы. Майк решил подумать об этом в другой раз, в спокойной обстановке.

— …но я позвал тебя не для того, — говорил тем временем брат Джабл, — чтобы рассуждать о литературе. Майк, вспомни, пожалуйста, тот день, когда Джилл забрала тебя из больницы.

— Из больницы? — переспросил Майк.

— Мне кажется, Джабл, — вмешалась Джилл, — Майк не знает, что он был именно в больнице. Давайте я попробую…

— Вперед!

— Майк, ты помнишь, как жил в комнате один, пока я тебя не одела и не увела?

— Да, Джилл.

— Потом мы поехали в другое место, я тебя раздела и велела принять ванну.

— Да, это было такое счастье! — Смит улыбнулся воспоминанию.

— Потом я тебя вытерла, и тут пришли двое.

Улыбка погасла. Смит задрожал и стал уходить в себя.

— Майк! Остановись! — приказала Джилл. — Не смей уходить!

Майк взял себя в руки.

— Хорошо, Джилл.

— Слушай, Майк. Вспомни, что было, только не волнуйся. Пришли двое мужчин, один потащил тебя в гостиную…

— Туда, где растет трава, — подтвердил Майк.

— Правильно, там на полу растет трава. Я хотела помешать ему, но он меня ударил. Потом он пропал. Помнишь?

— Ты не сердишься на меня за это?

— Что ты! Нет, конечно. Один пропал, второй навел на меня пистолет и тоже пропал. Я испугалась, а не рассердилась.

— И сейчас не сердишься?

— Майк, милый, я никогда на тебя не сердилась. Мы с Джаблом просто хотим понять, что произошло. Те двое пришли, ты что-то сделал, и они пропали. Почему? Что ты сделал, скажи?

— Я скажу. Тот человек — большой — ударил меня, и я испугался. Я… тут он перешел на марсианский. — Я не знаю слов. — Объясни постепенно, — попросил Харшоу.

— Я постараюсь, Джабл. Передо мной есть что-то. Это плохая вещь, ее не должно быть. И я… — он опять запнулся. — Это просто, гораздо проще, чем завязывать шнурки! Но слов нет. Извините, пожалуйста…

Он немного помолчал и продолжил:

— Может быть, слова есть в «Plant — raum» или в «Rayn — sarr», или в «Sars — Sors». Я прочту их сегодня, а завтра за завтраком вам расскажу.

— Может быть, и есть, — сказал Джабл. — Погоди-ка, Майк.

Он отошел в угол комнаты и взял в руки большую бутылку с бренди.

— Ты можешь сделать так, чтобы это пропало?

— Это плохая вещь?

— Предположим, что да.

— Но, Джабл, я должен точно знать, что она плохая. Это бутылка. Я не вижу в ней ничего плохого.

— А если я замахнусь и брошу ее в Джилл?

Смит произнес с мягкой грустью:

— Джабл, ты этого не сделаешь.

— Правда, не сделаю. Джилл, тогда ты брось в меня. Бутылка тяжелая, и если Майк не защитит меня, я получу по крайней мере поверхностное ранение. — Джабл, я не хочу этого делать.

— Бросай! Это в интересах науки и… Бена Кэкстона.

— Но… — Джилл вскочила, схватила бутылку и швырнула ее Джаблу в голову.

Джабл хотел стоять прямо, но сработал рефлекс, и он пригнулся.

— Пролетела, — сказал Джабл с сожалением. — Я не хотел нагибаться, думал посмотреть. Майк, что с тобой?

Человек с Марса дрожал и выглядел совсем несчастным. Джилл обняла его за плечи:

— Ну, ну, все в порядке, милый! Ты все отлично сделал. Она никого не задела. Исчезла и все.

— Похоже, что исчезла, — согласился Джабл, оглядев комнату. Затем прикусил свой большой палец и спросил: — Энн, ты смотрела?

— Да.

— Что ты видела?

— Бутылка не просто исчезла. Процесс имел определенную длительность.

С моего места это выглядело так, будто бутылка сжалась и исчезла вдали. Но за пределы комнаты она не вылетела, я видела ее до момента исчезновения.

— Куда же она делась?

— Я больше ничего не могу добавить.

— М-м-м… Пленки прокрутим потом, но я верю. Майк!

— Да, Джабл?

— Где сейчас находится бутылка?

— Бутылка находится… — Майк снова запнулся. — Опять нет слов. Прости.

— Занятно. Сынок, ты можешь ее вернуть?

— Прошу прощения?

— Ты ее убрал. Теперь сделай так, чтобы она снова появилась.

— Я не могу. Бутылки нет.

Джабл задумался. «Этой способности можно найти неплохое применение.

Есть пара-тройка парней, о которых жалеть никто не будет».

— Майк, а расстояние для тебя имеет значение?

— Прошу прощения?

— Если бы ты был в комнате, а я — на улице, футах в тридцати от дома, ты бы смог убрать бутылку?

— Да, — ответил несколько удивленный Смит.

— Гм… Подойди к окну. Предположим, Джилл и я стояли бы на той стороне бассейна, а ты здесь. Ты бы смог убрать бутылку?

— Да.

— Ну а если бы мы были за воротами, за четверть мили отсюда?

Смит задумался.

— Джабл, дело не в расстоянии, не в видении, а во ВНИКНОВЕНИИ.

— Постой, постой… Расстояние роли не играет. Тебе даже не нужно ничего видеть. Если ты знаешь, что где-то происходит что-то плохое, ты можешь это остановить? Так?

Смит встревожился.

— Почти так. Я недавно из гнезда. Чтобы вникать, я должен видеть. А Старшему Брату для этого глаза не нужны. Он вникает. Чувствует. Действует… Прости.

— Ты ни в чем не виноват, — угрюмо сказал Харшоу. — Видел бы тебя министр по делам мира — тут же объявил бы секретным оружием.

— Прошу прощения?

— Не обращай внимания.

Джабл вернулся к столу и взял в руки тяжелую пепельницу.

— Джилл, не бросай в лицо. Майк, выйди в коридор.

— Джабл, брат мой, пожалуйста, не надо!

— Что случилось? Я хочу провести еще один опыт, но в этот раз буду смотреть, куда она летит.

— Джабл!

— Да, Джилл?

— Я поняла, что тревожит Майка.

— Ну?

— В наших экспериментах я должна вам угрожать. А ведь мы Майку — братья по воде. Он не может понять, как между нами возможно такое. Это, наверное, совсем немарсианское поведение.

Харшоу нахмурился.

— И нас будут разбирать на заседании «Комитета по Немарсианским Деяниям»?

— Джабл, я не шучу!

— Я тоже. Ладно, Джилл, я сам ее брошу, — Харшоу дал пепельницу Майку. — Видишь, какая она тяжелая, сынок, какие острые у нее углы?

Смит внимательно осмотрел пепельницу.

— Я ее подброшу к потолку, — продолжал Харшоу, — и, падая, она ударит меня по голове.

Майк испуганно поднял глаза.

— Брат, ты умрешь?

— Нет, просто мне будет очень больно. Оп-ля! — Харшоу бросил пепельницу вверх.

В верхней точке траектории пепельница остановилась.

Харшоу смотрел на нее, и ему казалось, что перед ним — застывший кинокадр. Он прохрипел:

— Энн, что ты видишь?

Энн ответила бесцветным голосом:

— Пепельница остановилась в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что бы ее удерживало, — и уже нормальным голосом добавила: — Джабл, я думаю, что вижу это… Если фильм покажет что-то другое, я порву диплом.

— Джилл?

— Пепельница висит в воздухе.

Джабл отошел к столу и, не сводя с пепельницы глаз, сел.

— Майк, — спросил он, — почему она не исчезла?

— Ты не просил убрать ее, — сказал Майк извиняющимся тоном, — ты велел ее остановить. Когда я убрал бутылку, ты захотел вернуть ее обратно. Я делаю что-то не так?

— Нет. Я забыл, что ты все понимаешь буквально.

Харшоу вспомнил проклятия и клятвы, модные во времена его молодости, и подумал, что Майку их говорить нельзя. Пошлешь его к чертям — он и пойдет.

— Я рад, — ответил Смит сдержанно. — Простите, что бутылка пропала. И еще простите, что пропала пища. Но иначе было нельзя. Мне так казалось.

— О чем ты? Какая пища?

Джилл поспешно объяснила:

— Он имеет в виду тех типов, Джабл. Берквиста и его подручного.

— Ах, да, — Харшоу отметил, что у него самого немарсианские представления о пище. — Майк, не переживай, из них бы не вышло хорошей пищи. Такие отбросы бы забраковал любой инспектор пищевой службы. А самое главное — это было необходимо. Ты понял все совершенно правильно и поступил верно.

— Мне приятно это слышать, — с облегчением ответил Майк. — Только Старшие Братья никогда не ошибаются. А мне еще многому нужно учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старшим Братьям. Джабл, можно, я опущу пепельницу?

— Ты хочешь ее убрать? Давай!

— Я уже не могу.

— Почему?

— Она сейчас не угрожает твоей голове. Я не нахожу в ней ничего плохого. — Опустить?

— Конечно, опускай.

Харшоу ожидал, что пепельница, висевшая над его головой, упадет на пол, но она спикировала к столу, покачалась над ним и мягко опустилась.

— Спасибо, Джабл, — сказал Смит.

— Тебе спасибо, сынок. — Джабл взял пепельницу. Она была такая же, как раньше. — Тебе спасибо. За самые удивительные впечатления, которые мне довелось испытать с тех пор, как первая нанятая мною девчонка повела меня на чердак. Энн! Ты училась в Рейне?

— Да.

— Ты раньше сталкивалась с левитацией?

Энн подумала.

— Я видела то, что называют телекинезом. Его демонстрировали на игральных костях, а я в математике слаба и не могу точно сказать, телекинез это был или нет.

— Черт возьми! Если так рассуждать, то в пасмурный день нельзя сказать, что солнце встало.

— А как же иначе! Может быть, за тучами кто-то установил искусственный источник света… Один из моих сокурсников мог передвигать взглядом мелкие предметы, но для этого ему нужно было выпить. Но я опять-таки ничего точно сказать не могу, потому что с ним пила и я, а в нетрезвом состоянии…

— И больше ты ничего не видела?

— Нет.

— У меня больше нет к тебе вопросов как к Свидетелю. Снимай свою простыню и садись, если хочешь.

— Спасибо, хочу. Но, памятуя вашу лекцию о мечетях и синагогах, я переоденусь в своей комнате.

— Как хочешь. Разбуди Дюка и скажи ему, чтобы занялся камерами.

— Хорошо, босс. Ничего без меня не делайте.

Энн пошла к двери.

— Обещать не могу. Майк, садись за стол. Ты можешь снова поднять пепельницу?

— Да. — Смит протянул руку и взял пепельницу.

— Не так!

— Не так?!

— Это я виноват. Ты можешь поднять ее, не касаясь руками? — Могу, Джабл.

— Ну? Ты не устал?

— Нет, Джабл.

— Так в чем же дело? Она должна быть плохой?

— Нет, Джабл.

— Джабл, — вмешалась Джилл, — вы не попросили поднять пепельницу, а только спросили, может ли он ее поднять.

— Ах, да! — смутился Джабл. — Майк, пожалуйста, подними пепельницу, не касаясь ее руками. На фут над столом.

— Хорошо, Джабл. — Пепельница поднялась и зависла над столом. — Ты измеришь расстояние, Джабл? Если что не так, я ее передвину.

— Отлично. Держи. Устанешь — скажешь.

— Скажу.

— А можешь поднять что-нибудь еще? К примеру, этот карандаш. Если можешь — подними.

— Хорошо, Джабл.

Карандаш присоединился к пепельнице.

Постепенно их компанию пополнили другие предметы. Вернулась Энн и молча села на стул. Пришел Дюк со стремянкой, взглянул на представление раз, другой и стал устанавливать стремянку. Майк неуверенно произнес:

— Мне кажется, Джабл… — он тщательно подбирал слова, — я запутался в этих предметах.

— Не перенапрягайся.

— Кажется, я смогу поднять еще один. — Зашевелилось пресс-папье, поднялось и… все висевшие в воздухе предметы посыпались на пол.

Майк чуть не плакал.

— Джабл, мне очень жаль.

Харшоу похлопал его по плечу.

— Сынок, ты должен гордиться. То, что ты сделал, — это… — он искал сравнение среди фраз, известных Майку, — труднее, чем завязывать шнурки, и лучше, чем сделать сальто в полтора оборота. Ты это просто здорово сделал! Майк удивился.

— Я не должен стыдиться?

— Ты должен гордиться.

— Да, Джабл, — с довольным видом сказал Майк. — Я горжусь.

— Отлично. Майк, я не могу поднять даже одну пепельницу, не прикасаясь к ней руками.

Смит испугался.

— Ты не можешь?

— Нет. Ты научишь меня?

— Да, Джабл. — Смит замолчал, смутившись. — У меня опять не слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду слова. Потом я научу моего брата.

— Только не очень разгоняйся.

— Прошу прощения?

— Я говорю, не разочаровывайся, если что-то не получится. Нужных слов может не быть в английском языке.

Смит подумал.

— Тогда я научу брата языку моего гнезда.

— Ты можешь опоздать лет на пятьдесят.

— Я сказал что-то не так?

— Вовсе нет. Но лучше начни заниматься с Джилл.

— У меня от этих занятий горло болит, — запротестовала Джилл.

— Будешь пить аспирин. — Харшоу строго взглянул на нее. — Это не причина, сестра. Вы назначаетесь младшим научным сотрудником в области марсианской лингвистики… что включает исполнение и ряда дополнительных обязанностей. Энн, прими ее на работу официально, пусть ей идет заработная плата.

— Она уже давно работает на кухне. Оплатить ей и эту работу?

Харшоу пожал плечами.

— Такую мелочь можешь решить сама.

— Джабл, — запротестовала Джилл, — у меня может не получиться!

— Сначала попробуй!

— Но…

— А где благодарность? Я предлагаю тебе работу!

Джилл прикусила губу.

— Я согласна… босс.

Смит робко коснулся ее руки. — Джилл… я научу.

Джилл погладила его плечо.

— Спасибо, Майк. — Она посмотрела на Харшоу. — Я буду учиться специально, чтобы подразнить вас.

Харшоу улыбнулся.

— О, этот мотив я понимаю! Можно не сомневаться, ты все выучишь. Майк, что ты еще умеешь такого, чего не умеем мы?

— Не знаю, — удивился Смит.

— В самом деле, — поддержала его Джилл, — как он может ответить, если не знает, что мы умеем, а что — нет.

— И то правда. Энн, измени название должности на «сотрудник по исследованию языка, культуры и техники». Джилл, изучая язык, ты встретишься с незнакомыми нам явлениями их жизни. Будешь сообщать мне. Майк, если ты заметишь что-то, чего мы делать не умеем, а ты умеешь — тоже сообщи мне.

— Сообщу, Джабл. А что именно?

— Не знаю. Ну, например, что-то вроде того, что ты показывал сегодня.

Или вроде твоего сидения под водой… Дюк!

— Босс, у меня полные руки пленки.

— Но говорить ты можешь? Мне показалось, что вода в бассейне мутная.

— Я сегодня же вечером добавлю туда осаждающий раствор, а завтра вычищу.

— Какая там степень загрязненности?

— Вода чистая, хоть к столу подавай. Только кажется мутной.

— Ладно. Сегодня ничего делать не надо. Я скажу, когда нужно будет чистить.

— Босс, никто ведь не захочет купаться в луже.

— Не захочет — не будет. Хватит болтать, Дюк. Фильмы готовы?

— Еще пять минут.

— Хорошо. Майк, ты знаешь, что такое пушка?

— Пушка, — заговорил Смит, — это оружие, предназначенное для метания снарядов с помощью взрывчатого вещества — например, пороха — и состоящее из ствола, закрытого с одной стороны, где…

— Хватит, хватит! Ты понимаешь, что это?

— Я не уверен, что понимаю.

— Ты видел что-нибудь похожее?

— Не знаю.

— Конечно, видел, — вмешалась Джилл. — Помнишь, Майк, в комнате, где растет трава — только не волнуйся! — Один человек меня ударил.

— Да.

— А второй направил на меня предмет.

— Это был плохой предмет.

— Это был пистолет. Та же пушка.

— В словаре Уэбстера, 3-е издание, Спрингфилд…

— Отлично, сынок, — перебил Харшоу. — Слушай. Если кто-нибудь направит на Джилл пушку, что ты будешь делать?

Смит думал больше, чем обычно.

— Уничтожу еще кусок пищи, если вы не будете сердиться.

— При таких обстоятельствах на тебя никто не будет сердиться… Я хочу знать кое-что еще. Ты можешь выбросить пушку, не выбрасывая человека? Смит подумал.

— Чтобы осталось больше пищи?

— Я не это имел в виду. Ты можешь убрать оружие, не причиняя вреда человеку?

— Я не причиню ему вреда. Я уберу оружие, а человека просто остановлю. Ему не будет больно. Он просто дематериализуется. Пища останется в целости.

Харшоу вздохнул.

— Я так и знал. А ты можешь просто убрать оружие? Не останавливать человека, не убивать его, а убрать только оружие — и все. Человек же пусть живет дальше.

Смит подумал.

— Это, конечно, легко. Но если я оставлю его в живых, он убьет Джилл.

Я так понимаю.

Харшоу снова почувствовал, что этот невинный младенец отнюдь не младенец и далеко не невинный. Он представитель культуры, во многом значительно опередившей человеческую. И эти наивные речи говорит сверхчеловек. Харшоу ответил, осторожно подбирая слова:

— Майк, если наступит момент, когда нужно будет сделать что-то, чтобы помочь Джилл — обязательно помоги ей.

— Да, Джабл, я помогу.

— Не обращай внимания на пищу или на что-нибудь другое. Защищай Джилл.

— Я всегда буду защищать Джилл.

— Хорошо. Допустим, человек навел оружие… даже нет, он просто держит его в руке. А ты не хочешь его убивать. Тебе… нужно только убрать оружие. Ты можешь это сделать?

Майк помолчал.

— Мне кажется, я понял. Оружие — плохая вещь. Но оно может понадобиться человеку, чтобы защитить свою жизнь. — Он еще поразмыслил. — Да, могу.

— Хорошо, Майк, я покажу тебе оружие. Это — плохая вещь.

— Я сделаю так, что оно исчезнет.

— Только не сразу.

— Не сразу?

— Нет. Я подниму оружие и направлю его на тебя. Прежде, чем оно посмотрит тебе в глаза, убери его. Но ничего не делай со мной: не останавливай, не убивай, не убирай в никуда.

— Что ты, брат Джабл! Я не хочу, чтобы ты пропал. Я надеюсь, что, когда ты дематериализуешься, мне позволят съесть твое тело. Я буду ценить и любить каждый твой кусочек, чтобы полностью познать тебя.

Харшоу с трудом подавил рвотный рефлекс:

— Спасибо, Майк.

— Я должен благодарить тебя, брат. А если мне придется дематериализоваться раньше, я надеюсь, что ты найдешь меня достойным познания. И разделишь меня с Джилл. Я надеюсь на это.

Харшоу посмотрел на Джилл. Ее лицо было безмятежно, и Харшоу подумал, что это профессиональное. Он торжественно произнес:

— Я разделю тебя с Джилл, — и добавил: — Однако, мне кажется, никому из нас не стоит в ближайшее время идти на мясо. Сейчас я покажу тебе оружие. Ты должен ждать моего сигнала, а потом будь осторожен, потому что я еще не готов дематериализоваться. Мне еще очень много нужно сделать.

— Я буду осторожен, брат.

— Отлично. — Харшоу открыл ящик стола. — Смотри, Майк. Видишь пистолет? Я беру его в руку. Ничего не делай, пока я не скажу.

Харшоу вынул из ящика пистолет. Такие носили полицейские полвека назад.

— Приготовься, Майк! Давай! — Харшоу прицелился в Смита.

Рука Харшоу оказалась пустой. Джабл почувствовал, что его трясет, и решил прекратить опыты.

— Великолепно! — сказал он. — Я и прицелиться не успел, а у тебя уже готово!

— Я счастлив. — Я тоже. Дюк, это попало на пленку?

— Да.

— Отлично. — Харшоу вздохнул. — Все, ребята, разбежались.

Энн попросила:

— Босс, расскажете мне потом, что засняли камеры?

— А ты сама не хочешь посмотреть?

— Что вы! Я не имею права смотреть фильм о том, чему была Свидетелем. Мне просто интересно, насколько верно я передала происходящее.

— О'кей!