Глава 6 "Стремление"

Но чего же стоили мечты Эвана против реальности? Слушая музыку, он мог закрыть глаза, и улететь сколь угодно далеко, но, открывая их, видел все тоже тёмное плато, об которое плескались и плескались с неумолчным пением морские волны…

Прирученные Эльзаром чайки обитали на светлой половине морского мира, и слетались по первому зову старца. Но какой в них толк, если максимум, до куда они могли донести — это мир дикарей?

Дни сменялись днями. Неумолимо текло время. Иногда Эвану казалось, что время ползет невыносимо медленно — ведь ничего существенного не происходило; иногда же время летело с невыносимой скоростью, и хотелось уцепиться за ускользающие секунды — это когда Эвану казалось, что он способен на большее, а пока что просто теряет эти дни.

Однажды он обратился к старцу:

— Но неужели нет совершенно никакого способа, чтобы улететь отсюда?

Эльзар отрицательно покачал головой и ответил:

— Зря ты так терзаешь себя. Ведь и здесь очень много интересного. Одни книги, привезённые моими родителями, чего стоят. Ты способный, талантливый ученик — ты уже выучился читать, вскоре и писать выучишься…

— Но я хочу быть там! — пылко воскликнул Эван.

— В Аркополисе ты не найдёшь ничего, кроме суеты, — сурово ответил Эльзар. — И о красавице той забудь. Наверняка какая-нибудь вертихвостка, и не стоит она твоего внимания. Сколько уже часов у телескопа провёл, и всё смотришь и смотришь на улицы этого смрадного города, будто других, более красивых миров нет… И неужели ещё до сих пор не понял, сколько там расхаживает таких, подобный ей…

— Подобных ей я никогда не видел и не увижу, с большой верой произнёс Эван.

— Ну и смотри, сколько душе угодно, и ищи в этом многомиллионном Аркополисе. Все равно ты никогда не попадёшь туда.

— А вот и попаду…

— Что же ты придумал? Быть можешь, знаешь секрет производства топлива для корабля?

— Этого я не знаю. Но вот думаю — может вырастить побольше чаек? Пусть их будет в три… нет — в пять раз больше, чем сейчас. Тогда они и донесут меня дальше…

— Да хоть в сто раз больше — всё равно они будут лететь примерно с той же скоростью, что и сейчас, и выбьются из сил гораздо быстрее, чем достигнут нужного тебе места.

— И все же им легче будет нести корзину.

— Ничего из этой затеи не получится. Так что читай книги, и изучай карты и известные свойства наблюдаемых миров…

Конечно, Эван хотел возразить — сказать что-нибудь такое пылкое, но не нашёлся, а только развёл руками и вздохнул. Чувствовал он себя очень печальным — мечта ускользала.

По-крайней мере в том, что чтение книг и изучение карт наблюдаемых миров может быть увлекательным и полезным занятием, Эльзар был прав. С прилежанием, с увлечением Эван проводил многие часы за чтением как художественное, так и научной литературы. Особенно его поразило стихосложение. Он и сам пытался сочинять стихи, чтобы выразить в них чувства к незнакомке в широкополой шляпе, но ничего дельного у него не получалось. И свои первые опыты Эван уничтожил — бросил их в море…

Но сколько бы он ни читал, сколько бы ни смотрел в телескоп, сколько бы ни слушал увлекательные рассказы Эльзар или же ни чувствовал слёзы от музыки — Эван знал, что он не останется в этом мире навсегда. Это было выше его сил. Он знал, что изведется, исстрадается, и, быть может, сойдет с ума, если не исполнит своё главное желание.

Эван нашел книгу, в которой давались практические советы, как надо разводить и дрессировать чаек, разными полезными советами помогал ему и Эльзар. Уже много новых чаек появилось на свет, вот только толку от этого почти никакого не было. Не спешили они слушаться Эвана, и, разве что, слетались в определённый срок для кормёжки…

Быстро-быстро летело время, и вот однажды Эльзар умер. И смерть его была такой тихой, такой незаметной, что Эван сначала и не понял произошедшего. Тихий, бледный, холодный лежал Эльзар, и смотрел недвижимыми глазами в небо.

Долго сидел Эван возле усопшего и все ждал, что тот поднимется, или, по крайней мере пошевелиться, скажет что-нибудь. И только когда почувствовал Эван сладковатый, неприятный запах тления, то понял, что теперь он остался в полном одиночестве и отныне сможет разговаривать разве что с чайками.

Он закутал тело старца в светлую материю, и захоронил на острове, рядом с могилкой его жены, которая так и не полюбила, так и не поняла Эльзара.

Отныне Эван видел рядом с собой только чаек да рыб. Правда, через телескоп он мог наблюдать огромное число жителей других миров, но их жизни оставались чужими, не касались его. Почти все свое время Эван тратил на разведение и тренировку чаек. Наконец его терпение и упорство дали некоторые результаты, и огромная стая худо-бедно, а всё же слушалась его. Первые полеты Эвана в корзине заканчивались весьма печально, некоторые из привязанных к корзине птиц выпадали из общего ритма, а то и вовсе — пугались, пытались ускользнуть, летели в другую сторону. В результате возникала сумятица, корзина переворачивалась, и Эван падал в море, над которым совершал эти свои первые полёты.

Он то всякий раз выплывал на берег, но вот часть птиц гибла и приходилось всё начинать едва ли ни с самого начала. Однако у Эвана был уже солидный опыт и в разведении и в дрессировке. Так что новые полёты становились всё более частыми и все более далекими.

Наконец, после того как Эван совершил в своей корзине кругосветное путешествие, он решил, что пора отправляться в Аркополис. Впрочем, несмотря на свою пылкость, Эван всё же понимал, что и такая большая стая чаек, которая служила ему теперь, не донесёт его так далеко.

Но ведь можно было воспользоваться и теми мирами, которые попадались по пути. Прежняя стая Эльзара не достигла бы и ближайшего из этих миров, но с новой стаей все же можно было попробовать. И Эван проложил маршрут. Всего Эвану и его чайкам предстояло побывать на двадцати мирах, тринадцатым же был мир Нокт, на котором и стоял город Аркополис.

Эвану казалось, что он неплохо изучил обычаи и повадки обитателей этих миров. На восьми из двенадцати миров была разумная жизнь, на двух — исключительно растительная и животная, один мир представлялся пустыней с единственным одиноким источников, ещё один — постоянно был завешен плотными, серыми тучами, так что и неизвестно было, что происходит на его поверхности. Именно этот скрытый мир больше всего волновал Эвана. Ведь, чтобы облететь его, пришлось бы сделать слишком большой крюк — чайки не выдержали бы такого напряжения.

И вот день отлёта был назначен…

Читатель, конечно, понимает, что дни при всегда ровном сиянии неба были явлением весьма условным, и Эван, равно как и многие и иные обитатели бессчётных миров, полагался на свои внутренние чувства, и, таким образом, делил время на дни, недели, месяцы, годы…

И всё же Эван ошибался. Ему казалось, что он провел на ставшем ненавистном водном мире многие годы, даже десятилетия, что он уже почти старик, что он опоздал.

А на самом деле он провел там три года. Хотя, конечно, три года — это тоже немалый срок. Эвану было двадцать шесть лет, когда покинул водный мир.

Итак, Эван сидел в корзине, а впереди него, привязанные тонкими нитями, летели чайки. Это была действительно большая стая — в десять раз она превышала ту стаю, которая служила когда-то старцу Эльзару.

Оглянулся Эван и увидел медленно отдаляющуюся тёмную сторону водного мира. Надеялся юноша, что больше уже никогда не вернется туда. Посмотрел вперёд, и увидел малахитовый от обилия лесов мир. Несколько небольших речушек синими и голубыми лентами перепоясывали его поверхность. Эван знал, что тамошние жители ставили свои домики на ветвях деревьев. По наблюдениям были они существами мирными, но все же встречаться с ними Эвану не хотелось. Ведь неизвестно, как они примут чужака…

Конечно, он и место для посадки выбрал. Это был один из немногочисленных песчаных пляжей на берегу реки. Чаше всего туда выходили на водопой олени, люди же туда почти не наведывались…

По расчётам Эвана перелёт должен был продолжаться двадцать часов, однако растянулся он на все тридцать, и под конец некоторые чайки совсем выбились из сил…

Но вот, наконец, перелёт закончен. Горячий воздух, который был помещён в специальную ёмкость в корзине, не дал Эвану разбиться. Но все же этот горячий воздух уже остывал, и перед следующим перелётом следовало его разогреть.

Эван отвязал чаек, и издал особое, мелодичное пощёлкивание. Эти звуки дали дрессированным птицам понять, что они не должны разлетаться, а должны оставаться поблизости и ждать следующую команду. Но чайки и без этих звуков не собирались никуда улетать — слишком они утомились за этот неожиданно долгий перелёт. И вот белым покрывалом расположились на берегу реки, задремали…

А Эван уже дремал во время перелёта (правда, совсем недолго). Теперь он собрал лежавшие здесь же, на краю пляжа дрова, развел костёр и подвел к нему край трубы — через эту трубу и стал прогреваться воздух в специальной ёмкости. И, если бы Эван предварительно не привязал корзину к росшему там же кусту, то она улетела бы…

Эван, несмотря на то, что он чувствовал усталость, хотел поскорее продолжить путешествие. Эван понимал, что дым от его костра могли заметить, прийти из лесного поселения с копьями и стрелами. Но также он понимал и то, что чайкам необходим отдых. Ведь следующий перелёт должен был стать ещё более длительным, нежели первый.

И вот, прислонившись спиной к подгнившему бревну, Эван обхватил руками колени, и начал оглядывать дремлющую стаю. Глаза Эвана слипались, и иногда он встряхивал головой или даже щипал себя, чтобы отогнать сон. При этом тревога ни на мгновенье не оставляла Эвана. Ему не просто казалось — он чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Может, лесные люди уже запомнили его, наблюдают за ним? Плотная и высокая стена леса поднималась по обеим берегам реки — там, среди развесистых ветвей было много тени, там, при желании, могла укрыться целая армия.

Эван, сколько ни вглядывался, не замечал ничего подозрительного, однако, чувство того, что за ним наблюдают, не покидало его. И при этом все сильнее хотелось спать — слипались глаза. Тогда Эван решил искупаться. Конечно в воде он оказался бы совсем беспомощным, но ведь и без того его уже сто раз могли убить или ранить из лука. И вот он быстро разделся и бросился в воду. Бодрящая прохлада охватила его, и он нырнул, прикоснулся ладонями к песчаному дну, перед его глазами промелькнули юркие, цветные рыбки…

Вынырнув, Эван обнаружил, что чайки проснулись, и теперь беспокойной, белой армией прохаживаются по берегу, выискивают себе пищу…

Эван быстро выбрался обратно, оделся, и, подождав ещё полчаса, издал очередной понятный чайкам звук. Те собрались в определённом порядке, и остановились.

Эван быстрыми, тренированными движениями привязал их, и дал команду взлетать. Птицы шумно замахали крыльями, корзина с Эваном начала подъём. При этом юноша всё ещё ощущал на себе чей-то взгляд. Он думал: "Неужели этот неизвестный наблюдатель так и не покажется? Ну, вот и хорошо…"

Рядом промелькнули ветви, а среди ветвей — бледное девичье лицо с большими глазами.

Девушка была так близко, что Эван, если бы вытянул руку, мог бы дотронуться до неё. Юноша едва сдержал крик.

Потом, глянув вниз, уже никого не увидел — под ним изумрудным морем вздымались древесные кроны. Вспоминая лицо девушки, Эван находил его прекрасным. И ещё — ему показалось, что девушка глядела на него с нежностью, с любовью. А он всё это время ждал стрелы в спину.

Эван пытался забыть это лицо, но оно вновь и вновь вставало перед его взором — нежные, светлые глаза глядели прямо в его глаза…

Путешествие Эвана продолжалось. На каждом из миров, которые он выбрал для своего маршрута, его ждало что-то новое. Были, конечно, и опасности, но попадались и приятные открытия. Все же, ни в какой телескоп невозможно было разглядеть всех красот природы.

Или, вот, например, неожиданность: седьмой мир по наблюдениям представлялся населенным только птицами и зверьми. Людей там действительно не осталось, но когда-то они там всё же жили. То, что прежде Эван принимал за каменистые холмы, оказалось остатками города — полуразрушенные дворцы и храмы так обильно заросли травами и цветами, что со стороны действительно походили на холмы. Пока чайки отдыхали и разогревался воздух в баке, Эван пробрался через мраморный, растрескавшийся вход в одно из этих жилищ. Он оказался в просторной, сильной затенённой зале — узкие лучи света ниспадали сверху. И он увидел массивные фолианты. Открыл тяжелую обложку одного из них, и вот облачком взвилась пыль — Эван закашлялся. Но потом на станицах увидел картины удивительный зверей и птиц; увидел виды миров — прекрасных и грозных. Перелистывая страницы, любовался на прекрасные иллюстрации, пытался разобрался текст, но этого не мог сделать, потому что язык был незнаком ему. Даже через чур много времени провёл он, перелистывая страницы одного фолианта, а ведь в этом зале были ещё тысячи и тысячи книг…

Но вот Эван забрался в корзину, и продолжил полёт…

Постепенно разрастался, заполнял небо мир Нокт, а город Аркополис уже не был абсурдным сияющим пятнышком на границе света и тени. Теперь этот всегда освещённый электричеством и неоном город принял вполне определённые географические формы. И Эвану город напоминал одну из медуз, которых он немало перевидал на водном мире…

Миры — промежуточные пункты его путешествия — выглядели на фоне Нокта совсем крохотными, едва ли ни игрушечными. А Эвану уже казалось, что его путешествие пройдёт без каких-либо злоключений.

Но два последних мира оказались самыми опасными. Одиннадцатым по счёту миром был тот, всегда завешенный тучами шар, поверхность которого невозможно было разглядеть даже в самый мощный телескоп. Эван надеялся, что под тучами найдётся покрытая хоть какой-нибудь растительностью поверхность. Но он ошибался. Как только он влетел в тучи, сразу начал кашлять от едкого зловония. Измученные долгим перелётом чайки начали нервничать, дёргаться из стороны в сторону. Тем ни менее, Эван повёл их вниз…

Чем ближе была поверхность, тем сильнее становился ветер — сносил и чаек и корзину в сторону. Кругом нёсся, застилал глаза густой, едкий туман. И Эван не видел поверхность, пока она не появилась прямо под ним. Это были острые, совершенно голые камни, которые словно копья торчали вверх. О том, чтобы высадиться на них, нечего было и думать — это означало бы верную смерть. Только тёплый воздух в ёмкости не давал корзине разбиться, но и то — она ударилась днищем о камни и в нескольких местах оказалась пробитой. Заработал себе несколько царапин и Эван. Чайки же попытались усесться на камнях, но это им не удалось — их сбивал ветер, они не могли удержать на влажной поверхности и ранились об острые выступы. О том, чтобы высадиться не могло быть и речи — Эван уже задыхался, у него кружилась голова.

Юноша дёрнул верёвки и издал понятный чайкам звук. И вот птицы усиленно замахали крыльями, взвились вверх. Не легко было им, уже измученным, вырваться из холодных, цепких ветров и туч…

Прежде чем они покинули это мрачное место, Эван ещё заметил остатки странной и страшной железной, изъеденной ржавчиной конструкции. Для чего эта конструкция предназначалась, юноша, конечно, не знал, но догадывался, что именно из-за неё, или таких же конструкций этот мир стал таким уродливым.

Следующий, последний перед Ноктом мир был пустыней с единственным источником. В этом источнике была надежда на спасение, но до него ещё надо добраться. Уж очень измучились чайки, а путь ещё предстоял неблизкий…

Не все чайки долетели — некоторые умерли от перенапряжения.

Слишком быстро приближалась песчаная поверхность. Ведь на последнем мире не было возможности развести костёр — подогреть воздух в ёмкости. Все же незначительное торможение было, и только потому Эван не разбился насмерть, а только вывалился из корзины и сильно ушибся. Он даже на некоторое время потерял сознание, а потом, когда чувства вернулись к нему, и он открыл глаза — Эван обнаружил, что от удара корзина переломилась надвое, и привязанные чайки оттащили половину корзину к ручейку. Птицы жадно пили воду и все никак не могли напиться. От песка исходил жар, поэтому захотел пить и Эван. На коленях подполз он к воде, склонился над ней и уже собирался глотнуть, когда заметил, что по поверхности протекает тонкая желтоватая слизь. От ручейка исходил острый, неприятный запах. Вот Эван поднялся, и прошёл туда, откуда вытекала вода. И оказалось, что там, припорошённые песком, тоже виднелись части изъеденной ржавчиной железной поверхности. Значит и на этом мире побывали люди и сделали с ним что-то страшное, отравили его.

Мысль об отраве заставила Эвана заскрипеть зубами. Ведь чайки пили отравленную воду! Что, если они умрут? Неужели он погибнет среди этих унылых песков? И он быстро начал сзывать чаек, сам разместился в половине расколовшейся корзины. Во второй половине оставалась и ёмкость с тёплым воздухом, и заранее заготовленные дрова для разведения костра и разогрева этого воздуха. О том, чтобы попытаться закрепить оставшуюся половину, Эван и не думал. Главное — поскорее вырваться из этой страшной пустыни.

И вот он издал громкий крик, и чайки, которые так и не успели толком отдохнуть, но зато напились отравленной воды, замахали крыльями и понесли Эвана дальше.